Глава 17 ЗАЛОЖНИКИ
В девять часов утра за Кридиным и Чаплыгиным в институтский городок подъехала машина, все та же восьмая модель «Жигулей». Друзья по несчастью молча уселись на заднее сиденье и обреченно ждали своей участи. Водитель резко надавил на педаль газа, и машина помчалась, словно готовилась к взлету.
— Мы куда едем? — осмелился спросить Кридин.
— Сейчас заедем в офис, там решать будут, — ответил водитель, не отрывая взгляда от дороги.
Проехав пустынные улицы институтского городка, машина вклинилась в интенсивный поток движения. Брызги летели из-под колес. Обгоняя неуверенных на дороге «чайников», подрезая нагловатые грузовики с запотевшими от похмельного угара стеклами кабин, водитель Стае громко и злобно матерился, но за пятнадцать минут довез Кридина и Чаплыгина до кафе «Раздолье».
Выйдя из машины, друзья разминали ноги и от пережитого легкого стресса глубоко дышали. По пути они несколько раз находились на расстоянии вытянутой руки от громадных колес большегрузных машин. Вчера в страхе от угроз бандитов и осознания своего безвыходного положения они как будто этого не замечали. Но сегодня, как говорится, в «конце тоннеля забрезжил просвет» и желание жить отодвинуло на второй план всю эту суету с долгами и неурядицами.
— Так, приехали?! Это хорошо. Сейчас займемся с вами, — Валек спустился в фойе кафе, оглядел должников, всем своим видом давая понять, что готов в любую минуту принять от них деньги.
— У нас есть возможность погасить задолженность перед заводом, — дрожащим голосом оповестил Кридин.
— Да?! — удивился бандит. — Это хорошо. Это даже очень хорошо. Стойте здесь, я сейчас.
Валек скрылся на втором этаже. Через десять минут он вновь спустился и поманил их пальцем.
— Пойдемте, расскажете о вашем предложении.
Кридин и Чаплыгин покорно пошли за бандитом. Миновав охрану, они поднялись на второй этаж, прошли по длинному коридору и вошли в просторный холл, в котором толпились молодые парни.
— Пойдемте, пойдемте, — придал им уверенности Валек
и открыл массивную дверь кабинета.
Должники проследовали за Вальком.
В кабинете кроме кассира Дмитрия находился маленький щуплый парень лет тридцати — тридцати пяти. Валек назвал его Костей.
— Присаживайтесь.
Валек отодвинул от длинного полированного стола два стула и шутливо спросил:
— Ну, рассказывайте, где деньги нашли?
Кридин с Чаплыгиным испугались прямо заданного вопроса. Александр Григорьевич первым нашелся, что сказать:
— Да у знакомого мы решили одолжить нужную сумму.
— И кто же этот ваш знакомый?
Чаплыгин почувствовал себя пойманным на обмане, но Кридин снова проявил находчивость:
— Мы не можем назвать этого человека даже под расстрелом.
— Даже под расстрелом?! — заинтересовался Валек.
— Да, он согласился нас выручить, только при условии, что мы про него никому ничего не скажем. Мы не можем подвести человека.
— Ну, конечно, — согласился Валек.
В конце концов, ему все равно, где эти два лоха возьмут деньги, самое главное — пусть «обслюнявят» его интерес.
— Ну, и когда же вы собираетесь гасить свой долг? — Валек не мог скрыть свою заинтересованность. — Вы учтите, у нас, как в Сбербанке, каждый день просрочки платежа, штраф в раз¬мере одного процента от суммы.
— Да мы завтра все погасим, — заверил Кридин.
— А почему не сегодня?
— Мы не знаем, сумеет ли сегодня наш знакомый подготовить нужную сумму денег. Затем мы хотели бы документально оформить передачу денег представителям Красноармейского завода, в присутствии Василия Тимофеевича, с приходными ордерами и печатями.
— А трубу от «Авроры» вы не хотели бы? — издевательски спросил Валек.
— Нет, не хотели бы, — заметил Чаплыгин. — Только без доку¬ментов мы деньги отдавать не будем. И в соглашении должно быть написано, что никаких претензий у вас к нам больше нет.
— Ух ты, как заговорил, таракан ученый, — обозлился Валек.
— Ну, положим, мы дадим вам такую бумагу, — вступил
в разговор Дмитрий. — И представителей завода сюда вызовем. С вашими условиями согласимся. Вы нам можете сказать: сегодня после обеда деньги у вас будут на руках?
— Не знаем.
— А кто знает?
— Нам нужно встретиться с человеком.
— Вы можете сейчас ему позвонить и спросить? — торопил события Валек.
— Нет, не можем. По телефону такие вопросы не решаются. Тем более это человек очень влиятельный, к нему так просто не дозвонишься.
— Тогда поставим вопрос по-другому: в течение часа вы нам об этом сможете сказать? — сглаживал грубость и несдержанность приятеля Дмитрий.
— Постараемся.
— Хорошенько постарайтесь, потому что завтра будет другой расклад и другие условия. Понятно?! — не скрывал свою злость Валек.
— Понятно.
— Время, будем считать, девять тридцать, до половины одиннадцатого мы ждем от вас ответа по этому телефону. — Валек написал на клочке бумаги шестизначный номер.
Кридин взял его со стола и положил в карман.
— Ну, все, до встречи.
Александр Григорьевич хотел было пожать бандитам руки, но вовремя одумался. Вместе с Чаплыгиным на полусогнутых от страха ногах они вышли из кафе. Дождь уже закончился. Друзья-товарищи вздохнули полной грудью дурманящий воздух свободы, наполненный влагой и озоном. Молча двинулись в путь. Они прошли один квартал до центрального пешеходного проспекта города. Оба думали о том, что делать дальше. Дрожь от испуга не покидала ни одного, ни второго. Первым пришел в себя Чаплыгин:
— Саша, давай поедем в институт и оттуда позвоним твоему знакомому.
— Вот я и думаю, откуда нам лучше позвонить. Как ты дума¬ешь, за нами следят?
— Не знаю, — признался Владимир Алексеевич.
Такая мысль только сейчас, с подсказки Кридина, пришла ему в голову. Он оглянулся, но в толпе идущих по проспекту горожан подозрительных лиц не отметил.
— Не оглядывайся. Сейчас дождемся троллейбуса, три остановки проедем, а затем пешком до офиса Кондрата дойдем
минут за двадцать. Жаль, время поджимает, но другого выхода у нас нет.
— Согласен, — одобрил план коллеги Чаплыгин.
— Только вот что, — Кридин остановился на перекрестке. — Когда из-за поворота появится троллейбус, пойдем к остановке не спеша, не подавая вида, что хотим им воспользоваться. Когда он начнет трогаться, запрыгнем в последний момент. Сможешь?
— Попробую.
— Попробуй, попробуй, — передразнил Чаплыгина Кридин. — А если не получится, будешь, как вчера, на траве кувыркать¬ся.
Кувыркаться, как вчера, Владимир Алексеевич не хотел, поэтому запрыгнул в троллейбус, словно ковбой на мчащегося по прерии мустанга. Правда, потом, стоя в полупустом салоне, ему пришлось долго и упорно бороться с одышкой, но это уже мелочь по сравнению с удачно выполненным маневром.
Кридин одышкой не страдал, глядя в окно троллейбуса, он с удовольствием отметил, что никакой слежки за ними нет Поэтому, выйдя на остановке, направился к телефонной будке, набрал нужный номер и сообщил Кондрату, что через двадцать минут готов с ним встретиться у него в офисе.
Среди серой безликой массы инженеров Александр Григорьевич, конечно, выделялся организаторскими талантами. Ни¬какие перемены в обществе его не страшили. Более того, в глубине души он их ждал. Какой-никакой опыт подпольного кооператора на селе у него уже был. Ничего принципиально иного в новых видах деятельности для него не было. Договорился с руководителем предприятия о контракте, выполнил объем работ — и распределил премиальные. Вот тебе и вся технология! Но оказалось, что капитализм в азиатской стране далек от сентиментальности. Инженерная мысль, научный прогресс — это эфемерные понятия, которые растворяются в невежестве, грубой силе, безжалостности, хитрости и приспособленчестве. Все, кто не владеет этими качествами, обречены на медленную смерть — сначала моральную, а затем и физическую.
С каким энтузиазмом Кридин вместе со всем народом принял перестройку и ее детище — кооперативное движение. Он захлебывался от восторга: это его стихия! Засучил рукава и кинулся в работу. Но противные коммуняки не давали по-настоящему работать. Давили на корню любую инициативу. Взять хотя бы Ярыгина с его неразлучным компаньоном по автомобильному бизнесу Генкой Усковым, их буквально выживали из гаражного кооператива. И кто только к ним не приходил: и милиция, и ОБХСС, и представитель райкома, и облисполкома. Сколько же у этих ребят было терпения и желания работать, чтобы противостоять этому чиновничьему беспределу? Александр Григорьевич подобными талантами не обладал. Он отработал свою формулу жизни с тремя неизвестными: договор — деньги — станки. Так по жизни и шел уверенной поступью, точно так же пришел в кооперативное движение. Только теперь каждую вторую сделку он оформлял, минуя институт, платил вначале тридцать, а затем и двадцать процентов с договора руководителям конторы, у которых, кроме печати и счета в банке, больше ничего не было. Все остальные деньги распределял между непосредственными участниками ремонтно-восстановительных работ. И никакого тебе балласта, разных экономистов, плановиков, мелких и крупных начальников и целого штата дармоедов: охранников, учетчиков и прочих, прочих. Но после первых же сделок Кридин понял одну очень важную закономерность: если твой денежный доход возрастает в арифметической прогрессии, то ответственность возрастает в геометрической.
Не затем деньги зарабатываются, чтобы прятать их в чулок. Деньги должны работать. Деньги должны приносить удовольствие. Деньги должны доставлять радость. При любых обстоятельствах украдкой осуществить сразу три действа не удастся. Не увидит налоговая инспекция, не увидит милиция, подскажут «доброжелательные» соседи и сотрудники.
Когда Кридина в начале года официальным письмом вызвали в налоговую инспекцию, он с непривычки всю ночь не спал. Когда пришел, одна из заместителей начальника инспекции спросила:
— Вы кто у нас?
— Кридин, — чуть ли не шепотом прошептал Александр Григорьевич.
— Александр Григорьевич? — в ужасе переспросила пожилая добропорядочная женщина.
— Да, — с испугом ответил Кридин.
— Так мы вас уже целый год вызываем. Почему вы не приходите? На вас целая пачка анонимок, что у вас несколько гаражей, несколько машин, дополнительная квартира. И почему вы не несете декларацию о ваших доходах?
Кридин с женой несколько дней сочиняли свой семейный бюджет. Старый бабушкин дом в деревне, который продали за пятьсот рублей, стал стоить пять тысяч. Сюда же добавили бабушкино наследство, которое исчислялось двадцатью тысячами и которого в действительности не было и в помине.
Каким выгодным предприятием обернулась смерть бабушки! Александр Григорьевич, казалось, теперь стал ее еще больше любить. Лишь сомневался в душе: как бы этой «выгодой» не накликать еще одну смерть или беду.
Затем Кридин «посчитал» подарки от родителей. Слишком большую сумму Александр Григорьевич поставить не мог. За ценные подарки стариков самих могли пригласить для отчета в налоговую инспекцию. Кридин не хотел подвергать их такому стрессу, поэтому поставил по две тысячи каждой чете. Еще он приплюсовал подарки от дальних родственников, друзей, продажу старого автомобиля. Так что с миру по нитке для отчета набралось.
Но это только первый год он так переживал при подаче декларации. Ведь человек всегда пугается неизвестного. Затем он приспосабливается к обстоятельствам и начинает решать вопросы в рабочем порядке. Так и Александр Григорьевич последующие декларации готовил заранее, в течение всего года, и по договоренности с председателем кооператива прибыль большую не показывал либо распределял ее между подставными людьми, в качестве которых за небольшую плату числились доверенные люди из числа родственников.
После этой проблемы появилась следующая: непосредственное начальство скоро догадалось, потом ощутило, а впоследствии и убедилось не без доброжелателей, что Кридин часть денег без стыда и совести уводит из института, уводит от своих коллег-товарищей. Разоблачение грозило Кридину увольнением из стен института, а значит, отлучением его от бизнеса. Но этого не случилось. Отсчитав купюры, Кридин нашел общий язык со своим начальством. Сложнее было с простыми инженерами: они стали жаловаться в профком, писать анонимки в первый отдел и начальнику института. В их понимании, Кридин дискредитирует звание советского инженера, лишая их дополни¬тельного денежного довольствия, которым они пользовались сообща, пока все договора Кридин заключал от лица института. Кридину даже пришлось по этому поводу объясняться с Богославским. Александр Григорьевич «честно» врал, что этого не было и не могло быть. Люди выдают желаемое за действительное.
Решение и этой проблемы витало в воздухе. Кридин предложил каждому инженеру за договор по реализации агрегатных станков премиальное отчисление в размере пяти процентов от его объема. Так, в алчные души он вдохнул инициативу, а кроме того, давал шанс каждому попробовать и испытать вкус хлеба, самим определить — легкий он или тяжелый. В результате деятельные инженеры стали получать дополнительную зарплату и перестали жаловаться. А тех, кто ни на что не был способен, слушать уже никто не стал.
Кридин корил себя за то, что никогда не мог работать на опережение, а все время решал проблемы, которые сваливались на его голову, как снег. Разве не мог он предвидеть охранные мероприятия для своего бизнеса. Ведь тревожные звонки поступали задолго до ситуации с Красноармейским заводом. Вначале была неудачная бартерная сделка с Камским автомобильным заводом. И он едва откупился от местных бандитов при погрузке автомобилей в вагоны. Затем машина, посланная за металлом в Волгоград, была ограблена, и экспедитор, чтобы вернуться домой целым и невредимым, выложил все деньги из своего кармана. Когда ему к боку приставили нож, руки его затряслись, он не мог вспомнить, где, в каком кармане лежат деньги. Наконец нашел нужные купюры, всучил их жигану и спросил:
— А если к нам по дороге еще подъедут?
— Не подъедут, а если подъедут, скажешь, что сегодня па¬роль — «Иван».
Но, к счастью, на всем протяжении пути к ним больше уже никто не подъехал...
Конечно, Кридин прекрасно знал, что творится в городе и во всей стране. Бандитские группировки, не страшась правоохранительных органов, демонстративно, в кортеже из трех и более машин, разъезжают по городу, устраивают перестрелки. Отбирая у кооператоров часть дохода, зарабатывают стартовый капитал для своего легального бизнеса. Но это там где-то. На базаре, в кооперативном магазине, в швейной мастерской. Кридин работал в военно-промышленном комплексе, внедрял в производство наукоемкие технологии и надеялся, что бандитов в эту область производства не допустят, да и... мозгов у них не хватит разобраться в его бухгалтерии. Но как он жестоко ошибался! Оказалось, что преступный мир намного сложнее, чем он думал. В этом мире существует иерархическая лестница и жесточайшая дисциплина, которая позволяет криминалу успешно взаимодействовать с силовыми структурами, развиваться, а в некоторые периоды даже процветать. Преступный мир всегда рад вступлению в свои ряды новых членов: добро пожаловать в мир разбойников и воров! В свою очередь государство своими непродуманными действиями всячески этому способствует. Кридин отдавал себе отчет в том, что он ведь по большому счету, не доплачивая в казну налоги, преступает закон, а значит, тоже является преступником. Как он мог идти жаловаться в правоохранительные органы, если у самого рыльце в пушку? Получается, он тоже принадлежит к миру уголовников — убийц, насильников, грабителей, только его еще не поймали и не осудили. Но это может произойти в любую минуту, причем тогда, когда это будет нужно власти предержащей. Кридин совсем не хотел быть преступником. Но пусть ему скажут: как в этом мире выжить? При соблюдении налогового законодательства не то что семью содержать, на хлеб и на воду денег не хватит. Поэтому приходится всей огромной стране жить по бандитским законам, жить по понятиям, по-волчьи, где, как сказал дедушка Крылов: «У сильного всегда бессильный виноват...» Эти законы не имеют ничего общего с цивилизованным миром и человеческим достоинством.
Вот и в случае с Красноармейским заводом, если следовать букве закона, Кридин не считал себя виноватым. Не одно судебное разбирательство в рамках государственных институтов не сможет доказать его вину. Если в этой деревне не нашлось ни одного специалиста, способного разобраться в возможностях агрегатных станков, в чем его вина? Может быть, они покупали станки вместо молотка, для того, чтобы ими гвозди забивать, а затем планы свои изменили? Кто это теперь сможет доказать? Никто... Потому что доказывать ему никто ничего не собирается. Время не то, чтобы доказывать. Вина его уже для всех очевидна и обжалованию не подлежит. Осталось выслушать приговор. Каким он будет? Это зависит только от него. Насколько продуктивно он будет сотрудничать со «следствием».
У Кридина оставалось два пути: либо продать имущество и рассчитаться с заводчанами, либо набраться храбрости и отстаивать свою правоту. Продать имущество и рассчитаться с деревенскими бандитами — самый простой и доступный путь, и, наверное, самый правильный, если исходить из криминальной обстановки в городе. Но разве после этого можно считать себя человеком, мужчиной, отцом семейства, если ты не можешь отстоять свой дом, свое имущество? Пусть даже ценой жизни. Пока Кридин шел на сделку со своей совестью. Шел как бычок на заклание.
Кондрат с нетерпением ждал от него вестей. С нетерпением ждала вестей и вся его команда. Час возмездия должен был наступить и зависел от двух чудаковатых людей, которые, как казалось браткам, оторваны от реалий жизни.
С этим Кридин мог бы, конечно, поспорить. Он, инженер, предприниматель, любимец фортуны, не верил и не хотел верить, что перестройка, ускорение, научно-технический прогресс так и останутся лозунгами момента, что время романтиков от науки закончилось и наступило время циников от пистолета.
В отличие от Кридина Чаплыгин никогда не вписывался в виражи жизни. Во все времена он был изгоем общества. И в ран¬нем детстве, когда в украинской школе учительница, показывая на него пальцем, говорила:
— Вот, дети, москали, смотрите на них, от них все беды.
И в юности, живя в рабочем общежитии, он, молодой инженер, с трудом находил взаимопонимание с грубыми неотесанными людьми. Да и сейчас ему жить не сладко. Откуда сладкому быть? Если все время было горько.
Вот они, два совершенно разных человека, оказались связаны судьбой в одной сложной жизненной ситуации. Увидев их в своем офисе, Кондрат объявил всеобщую мобилизацию. Час икс, которого здесь долго и терпеливо ждали, настал.
— Просили принести деньги сегодня? Очень хорошо, — Кондрат нервно отбивал на столе, словно на пианино, музыкальную дробь, при этом обменивался многозначительными взглядами со своими подчиненными. — А про условия вы им сказали?
— Сказали.
— И что они?
— Обещали выполнить.
— Обещали. Обещанного три года ждут. Что будем делать, если Снайпера там не окажется? — Этот вопрос Кондрат задал скорее Мустафе и Андреичу.
— Ничего не делать. Не отдавать деньги только и всего, — пояснил Андреич.
— Так они их не выпустят из кафе, только и всего. И накрылись наши денежки, — передразнил его Кондрат.
Дальнейшая судьба наводчиков его мало волновала, а вот заработанных на крови денег было действительно жалко.
— Так пусть вначале один войдет в кафе — удостоверится, что все на месте, и подаст сигнал, — высказал идею Мустафа.
— Какой сигнал? — попросил разъяснения Кондрат.
— Ну, например, позвонит по телефону.
— По телефону можно, тогда и деньги незачем будет везти, — обрадовался лидер группировки.
— Как же незачем? — одновременно задали вопрос Кридин и Чаплыгин. — Мы так не договаривались.
— Мы в ваших разборках не хотим участвовать, — добавил Чаплыгин.
— Ну, раз не хотите, решайте свои проблемы сами, — категорично сказал Кондрат.
— Нет, нет, нет, — остудил вспыльчивость начальника Андреич. — Деньги мы вам подготовили, и отдать их придется. Толь¬ко сами понимаете, нам тоже нужен результат.
— Мы понимаем, — ответил Кридин.
В заложники он идти не собирался, и наметившийся срыв судьбоносного мероприятия в его планы не входил. Но Чаплыгин, которому отводилась роль приманки, никоим образом не хотел оказаться под перекрестным огнем.
— Никаких сигналов из кафе я подавать не буду. Отдам деньги и уйду. А там делайте, что хотите, — в отчаянии сказал он.
Владимир Алексеевич понимал, что бандиты меняют правила игры, и даже этого не скрывают. Он еще раз убедился, что в этом мире никому верить нельзя. И уже очень пожалел, что ввязался в эту авантюру. Но он тоже не лыком шит Ни Кридину, ни этим бандитам о своем новом плане с участием Бори Гликмана они решили с Людмилой Ивановной ничего не говорить. Дабы не будить лихо, пока тихо. План их обсуждался скрупулезно, как в лучших советских фильмах про разведчиков, с анализом всех непредвиденных обстоятельств.
— Ладно, не будем терять время. Напротив нашего офиса телефон—автомат, иди, — Кондрат обратился к Кридину, — позвони и сообщи, что деньги вы привезете в два часа дня. Пусть
только не забудут выполнить условия... Мустафа, иди проводи Александра Григорьевича.
Чаплыгин тоже хотел было пойти вслед за своим коллегой. Но Кондрат его остановил:
— Вы посидите пока. Что зазря друг за другом ходить.
— Да, — только и сумел вымолвить Владимир Алексеевич.
От стального холодного обращения Чаплыгина бросило в жар.
Он медленно опустился на стул и понял, что с данной минуты в полной мере может считать себя заложником.
Кридин с Мустафой вернулись через десять минут
— Все в порядке, шеф. В два часа дня их с деньгами будут ждать в кафе, — с улыбкой доложился бандит.
— Время десять, из Красноармейска часа полтора хода, так что все сходится, — уверял себя и окружающих Андреич.
— Сходится, сходится, — без причины стал бесноваться Кондрат.— Отведи этих к Кузьме в кабинет, пусть пока посмотрят телевизор, — он в очередной раз обратился к Мустафе.
— Нам бы до института надо доехать, сегодня рабочий день, — Кридин хитростью попытался вырваться из плена.
— Ничего, перетопчетесь! Завтра пойдете в институт, — и тихо добавил: — Если все пройдет, как запланировали.
Глава 18 АУКЦИОН
Михаил Шохин широко открыл окно своего директорского кабинета, закурил сигарету, погрузившись в думы. Здесь, на седьмом этаже основательного здания из стекла и бетона, он чувствовал себя защищенным. Защищенным от людской молвы, склок и дрязг, от злых языков и завистливых взглядов. Всё это осталось в центральном корпусе — в институтском городке — в отделах партийном, профсоюзном и кадров. В так называемом, новом корпусе, запущенном в строй в последнюю очередь, находились лишь представители этих служб, в основном не освобожденные от основной работы. Чтобы не обижать самолюбие Орлова, до окончательного утверждения в должности Михаил занял пока его просторный кабинет в здании за территорией института. Для него он олицетворял новую жизнь, новые направления, перестройку и ускорение вверенного ему коллектива. Именно отсюда он хотел вести управление институтом, начать трудную, кропотливую работу, здесь собирался формировать свой рабочий штаб...
Глядя в распахнутое окно, вдыхая холодную влажность утра, он не боялся простудиться и даже об этом не думал. Вчера он сделал свой главный поступок в жизни. И теперь переживал: как к нему отнесутся простые сотрудники института? Будет ли он понят общественностью? Ведь со стороны это можно истолковать как захват собственности. И этот захват в грубой форме осуществлял их вновь избранный директор. Неужели что-то он до конца не просчитал? Почему же со стороны это выглядит обманом?
Ваучерный аукцион проходил в Доме политпросвещения в самом центре города и проводился под эгидой Фонда имущества области. В актовом зале на тысячу мест сменяли друг друга заинтересованные представители различных организаций. Процедура проходила тихо и размеренно. На этот день была назначена ваучерная приватизация крупных предприятий города. Она проходила под строгим контролем и никаких непредвиденных эксцессов не допускала. Михаил, вместе с начальником отдела кадров Шевцовой и профсоюзным лидером Петровой приехал сюда к определенному часу. Слушание вопроса о приватизации института было назначено последним, тем не менее сдвинулось на пятнадцать минут, так что пришлось сидеть и прослушивать процедуру вступления в права собственника коллектива сельхозакадемии.
Леонид и Игорь уже сидели в зале. Михаил, пренебрегая должной конспирацией, добродушно с ними раскланялся, чем несколько удивил приехавших с ним женщин.
Анна Васильевна Шевцова, дородная женщина с двумя высшими образованиями, заранее подготовила все необходимые бумаги и по требованию председателя комиссии отдала ему весь пакет документов. Пока комиссия их просматривала, представители заинтересованных организаций, и в первую очередь научно-исследовательского института, со скукой и нетерпением поглядывали на часы. Секретарь комиссии после небольшого совещания с коллегами стал записывать данные в протокол. После его заполнения оставались формальности для оглашения результатов прогнозируемого заранее спектакля по передаче собственности в руки трудящихся масс. Председательствующий лениво спросил:
— Нет больше организаций и частных лиц, готовых внести средства на покупку акций научно-исследовательского института.
После чего он приготовился стукнуть по столу деревянным молоточком. Но Леонид и Игорь — представители московской фирмы - внесли в плавно завершающееся заседание сумятицу и неразбериху. Из открытого чемодана на стол председателя аукциона молодые люди выложили ваучеры в объеме, обеспечивающем московской фирме «Аре» контрольный пакет акций научно-исследовательского института — флагмана авиационного приборостроения. От этого не только представители института, но и председательствующий на заседании заместитель начальника Фонда имущества области, ранее товарищ, а теперь господин В.К. Марков испытали шок. Представители института — от того, что чувствовали себя обманутыми, а председательствующий потому, что понимал: случившееся ни в какие нормы и правила не вписывалось. Он, и не только он, по итогам данных торгов был заранее инструктирован руководителями высоких кабинетов. И понятно, что принятое наверху решение ник¬то менять не будет. С доисторических времен законы на стороне власть имущих. Они так пишутся, чтобы трактовать их можно было по своему усмотрению. Подобно карточной игре с козырными картами, одним законом можно было отменить другой.
Что было в тот момент в голове у председательствующего да и у всех присутствующих законопослушных граждан? Оставалось только догадываться. Что же в данную минуту делать? Как быть? Надо же, наступили времена? Плюрализм мнений... Гласность!!! Ускорение... В пять минут предприятие с двумя тысячами работников переходит в руки неизвестно кого. Да, что там неизвестно кого — известно: проходимцев! И он, как председатель собрания, должен этот факт зафиксировать, поставив свою подпись. Но он этого делать не хотел и, как чиновник с более чем пятнадцатилетним стажем, быстро сориентировался. Стукнув деревянным молотком по столу, он оповестил присутствующих:
— Уважаемые господа! На этом наше заседание объявляется закрытым. Комиссия завтра начнет подсчет голосов, то есть ваучеров. Через три дня даст заключение и подведет итоги торгов. До свидания.
Опережая высказывания с мест и возможные глупые вопросы своих помощников, Виктор Константинович Мapков встал и быстро вышел из аудитории. За ним еще не закрылась дверь, а в покинутом им зале уже слышались недовольные возгласы сторон. Но Виктору Константиновичу было все равно. Никакого решения он не принял, протокол не подписал, а значит, все дальнейшие события будут происходить без его непосредственного участия. Вот так!
Михаил Шохин понимал, что его судьба теперь будет зависеть от решения фонда имущества. Принятия или непринятия итогов аукциона. Хотя все юридические и процессуальные нор¬мы были соблюдены.
Он, как и многие новоиспеченные руководители предприятий и кооперативов, не предполагал, с какими трудностями ему предстоит столкнуться, заняв пост начальника. Конечно, он не был полным романтиком и понимал, что руководитель предприятия — это не только шляпа, галстук и портфель. Более того, Михаил был наслышан о жестокой конкурентной борьбе. Да, по сути, он сам был ее очевидцем. В сводках новостей все чаще сообщалось о скоропостижной смерти известных в городе людей, с которыми Шохин в той или иной степени был знаком. Кто-то был убит шальным выстрелом из ружья на охоте. Кто-то умер от сердечного приступа. Кто-то выпил недоброкачественный коньяк. Кому-то самому захотелось свести счеты с жизнью. Обыватели терялись в догадках: как такое могло случиться?
В случайности никто не верил. А Михаил Шохин, испытавший на своей шкуре тяготы предвыборной борьбы, тем более. Что послужило причиной расправы? Он мог угадать сразу. Это занимаемая должность. Должность, открывающая доступ к земным благам.
Никто не преподнесет их на блюдечке, за них всю жизнь нужно будет бороться, и Михаил Шохин со студенческой скамьи готовил себя к этому. Но, планомерно преодолевая путь к директорскому креслу, он понимал, что этот воз ему не свезти. Для этого он просто не готов. Не готов по многих причинам. Моральным, душевным, физическим, наконец. Он не достиг зрелости и соответствующей ей мудрости для того, чтобы вести за собой людей. Должность начальника института — прежде всего политическая, стратегическая, тактическая. Это постоянные нервные перегрузки. Это должность мужа, но никак не фарцовщика, каким по своей сути Мишка Шохин в общем-то и оставался. С первых шагов он отчетливо ощутил на себе психологический пресс с использованием современных технологий подавления воли и разума. Как подопытный кролик, он трепыхался, придавленный обстоятельствами, перед очередной экзекуцией. Да, он знал, что любая номенклатурная должность в Советском Союзе строго контролировалась специальным отделом КГБ и случайных людей не допускала. Приемы и методы контроля никто не отменял. Теперь им стал пользоваться более широкий круг людей, в разное время допущенный к документам для рабочего пользования штатных и внештатных осведомителей.
Зачем он согласился баллотироваться на пост начальника института? Что им руководило? Куда его понесло? Откуда взялась эта вера в свою исключительность?
Сидел он и сидел за спиной своего руководителя на спокойном, доходном месте, занимался научной деятельностью, носил деньги чемоданами. Был уважаемым человеком. Теперь это уважение сменили ненависть и презрение. Злое шипение сотрудников за спиной и угрозы расправы от конкурентов. К такому повороту событий Михаил был явно не готов. Он привык к восторгу и обожанию, к женской любви, нежности и ласке. Мог допустить по отношению к себе зависть. И с этим легко мирился. (А что еще должен испытывать бесталанный люд?) Но бескомпромиссной жестокой конкурентной борьбы не выдерживал.
Он делал одну ошибку за другой, путался в простых ситуациях, стал обманывать себя и людей, из любимчика фортуны превратился в изгоя. Словно его ангел-хранитель превратился в беса и теперь глумился над каждым его шагом и действием. На сопротивление же у Михаила больше не было сил.
Почему это произошло именно с ним? Что делать? Как исправить положение дел? И как жаль, что нельзя отмотать клубок времени обратно.
«Пошли все на X..! — сказал бы умудренный жизненным опытом директор предприятия. — Я буду делать так, как считаю нужным, и все образуется само собой». Но у Михаила такого опыта не было. Не было и времени на его приобретение. Череда сделанных им ошибок неминуемо влекла его в бездонную пропасть, из которой он не видел выхода.
Одним из первых своих приказов он освободил Богославского от занимаемой должности, назначив на свое, освободившееся, место начальника отдела. Зная характер Богославского, Михаил не захотел вступать с ним в ежедневные полемики по тому или иному вопросу. По-разному они видели будущее института. Коллектив сделал выбор в пользу молодости и развития. Значит, закоснелым догмам не место в руководстве. Шохин сумел отстоять должность заместителя начальника института по научной работе перед московской командой, которую представлял бывший парторг Звездин. Назначил на эту должность молодого кандидата наук, своего друга и, как ему казалось, единомышленника Савелия Цоя. Остальных заместителей освобождать от занимаемых должностей ему настоятельно не рекомендовали. Этим рекомендациям он до поры и следовал. Но пора стала приближаться с неминуемой быстротой. Старая команда заместителей, по-прежнему оставалась командой бывшего начальника института, считала Михаила выскочкой и выказывала ему явное неуважение. Вокруг Михаила и его друга-заместителя сначала стал образовываться информационный вакуум. Затем последовало неисполнение приказов, которое переросло в открытое саботирование намеченной работы.
Между начальником института и непосредственными исполнителями — рабочими и инженерами — встала непреодолимая стена, с каждым днем все более и более отдаляющая его от коллектива. Михаил понял, что старая команда откровенно предлагает ему роль марионетки — зиц-председателя, который будет исполнять навязанную ему волю. Либо... либо надо вступить с ними в борьбу и отстаивать свои интересы. В первые дни своего правления он мог одним росчерком пера освободить любого из заместителей от занимаемой должности. Это было бы самым правильным решением: собрать свою команду руководителей. Но, к большому сожалению, такой команды у Михаила не было. А с Богославским теперешние враги расправились его руками. Да и потом он дал Звездину слово, которого неукоснительно придерживался.
Однако слово словом, а дело делом. Обсуждая стратегию развития института, никто не договаривался быть козлом отпущения или посмешищем. Поэтому у Михаила не было другого выбора, и он принял предложение представителей московской фирмы «Аре» на приобретение контрольного пакета акций.
Правильное ли это решение? Думать об этом было некогда. Михаил находился в цейтноте. Ему хотелось одним правильным ходом вернуть свое выигрышное положение.
Открылась дверь кабинета, и на пороге Шохин увидел Звездина, начальника отдела кадров Шевцову и профсоюзного босса Петрову.
— Мы вас приглашаем на внеочередное собрание коллектива, которое состоится в конференц-зале сегодня в одиннадцать часов, — жестко произнес Звездин и, увидев на лице Михаила недоумение, добавил: — По вопросу вчерашнего аукциона.
Последовала немая сцена, после которой представители общественности покинули кабинет. И тут Михаил понял, что в очередной раз обстоятельства складываются не в его пользу.
Фаталистом Шохин никогда не был, однако в последнее время он все чаще стал задумываться над происходящими событиями. В определенный момент на его счастливом жизненном пути произошел поворот. Поначалу ему показалось, что это простая случайность. Все легко поправимо, нужно лишь приложить немного усилий. Но это самоуспокоение вскоре улетучилось. Кроме того, Михаил стал терять самообладание. Произошел какой-то энергетический сбой души и тела, и он начал терять здоровье. Все чаще его тело сотрясала дрожь, а гнетущая подавленность стала обыденным душевным состоянием.
Он как-то поделился своими мыслями со Светланой, которая любовью и лаской заставила его поверить в искренность теплых и дружеских отношений. Михаил в откровении излил ей свою душу. После чего Светка настоятельно рекомендовала сходить в церковь. Ну что это за совет? Мишка отмахнулся. Мы живем в двадцатом веке, в веке научного прогресса и знаний. Не будет он возвращаться к старым догмам, к бабушкиным приметам, поповским сказкам. Другое дело — пообщаться с экстрасенсом, чтобы он удалил из его жизни отчаяние и безысходность. Михаил мысленно отматывал клубок времени назад и припоминал те события, за которыми последовал этот злосчастный жизненный поворот. Память возвращала его к мелкому, как тогда ему показалось, конфликту с одной предпринимательницей. Это был даже не конфликт, а настоятельная просьба Ольги Алексеевны, произнесенная в шутливой форме и с легкостью Михаилом отклоненная. Речь шла о премиальных за поставку оргтехники.
— Если ты, Михаил, мою просьбу не выполнишь, я тебя прокляну, ты так и знай, — предупредила она Шохина после долгих бесполезных переговоров с поставщиками оргтехники, отправивших Ольгу Алексеевну на три буквы.
— А я здесь при чем? — пытался понять суть просьбы Михаил. — У вас с ними договорные отношения, которые меня не касаются. И чем в данном случае я могу вам помочь?
— Можешь, если захочешь?
— Каким образом?
— Откажись от сделки до тех пор, пока они со мной не расплатятся.
— Послушайте, Ольга Алексеевна, почему я должен отказываться от сделки? Только потому, что вы не захотели с этой фирмой заключить официальный договор?
— Потому что... — с ехидством произнесла предпринимательница.
Отказываться от договора на поставку компьютеров по цене намного ниже рыночной бизнесмен Михаил Шохин не собирался. Его интерес от предстоящей сделки равнялся цене автомобиля ВАЗ последней модели. Это притом, что он пальцем не должен был шевельнуть. На его расчетный счет поступают денежные средства за оргтехнику. Часть этих средств он отправляет непосредственному поставщику компьютеров, вторую часть в виде прибыли оставляет на предприятии и покупает на нее автомобиль. Ольга Алексеевна выступала в качестве посредника и, так как за посреднические услуги институт оплату не производил, решила связать себя договорными обязательствами с фирмой-продавцом в устной форме — дабы не брать на себя и на свою фирму «Веди» ответственность по уплате налогов. После заключения трехсторонних договоров Ольга Алексеевна поняла, что она и ее фирма могут остаться без дивидендов. И оказалась права, ей это объяснили в устной форме. Спасительной соломинкой для Ольги Алексеевны оставался Михаил, который ради дружбы должен был поставить на место обнаглевших кооператоров. Но, как оказалось, у Шохина совсем не было желания вступать в конфликт и отказываться от сделки.
Позже Михаил жалел об этом. Не порадовала его купленная машина, на которой разбился его личный водитель. Налоговая полиция и милиция перетрясли всю бухгалтерию из-за этого инцидента. А Ольга Алексеевна теперь снилась ему в кошмарных снах в образе ведьмы. «Веди», терялся в догадках Шохин — это может быть ведьмы на каком-нибудь иностранном языке? За свой душевный покой и житейское счастье он бы сейчас с удовольствием отказался от той прибыли, но, увы, время не повернуть вспять. Исправлять ситуацию нужно уже в новом формате времени. Только как это сделать, если ты стремительно катишься вниз?
Михаил сел за директорский стол и стал детально обдумывать сложившуюся ситуацию. До начала собрания был еще целый час, а может быть, только час. Не ходить глупо. Собрание коллектива наверняка соберет кворум, и решение будет принято. Он позвонил в гостиничный номер и услышал голос Леонида:
— Вас слушают.
— Леонид, это Михаил.
— Какой?
— Шохин — директор института.
— Да, да, да, — сонно отвечал Леонид.
— По поводу вчерашнего акционирования у нас в институте намечено собрание на одиннадцать часов, — Шохин старался быть кратким и доходчивым. — Решения фонда имущества у нас еще нет. Если народ возьмется за топоры, его вообще не будет.
— Что вы предлагаете?
— Я ничего не предлагаю, или, вернее, предлагаю вам приехать и выступить перед сотрудниками института. Как представителю владельца контрольного пакета акций объяснить им свою концепцию развития.
На другом конце провода стояла гробовая тишина.
— Алло, алло, — нервно переспросил Шохин.
— Да, да, я слышу, — Леонид был в замешательстве. — Вы, пожалуйста, побудьте возле телефона, я проконсультируюсь и вам перезвоню.
— Вы, пожалуйста, быстрее консультируйтесь, а то последствия могут быть необратимы.
— Да, да, я вас понял, — заверил Леонид и повесил трубку.
Михаил тяжело вздохнул. «Родиться тебе в эпоху перемен»,
— гласит древнекитайское проклятие. И Шохин с этим изречением был полностью согласен. Он и впрямь устал подстраиваться под стремительные развороты судьбы. В те далекие, застойные, времена Михаил всегда настраивал себя идти к намеченной цели прямым, изведанным путем. В стране развитого социализма дорога была протоптана не одним поколением: через заслуженный статус и обольщение — к номенклатурной должности и привилегиям. Все просто и просчитано, как в низшей математике. Молодой партиец, опираясь на крепкую дружескую руку товарища — сына начальника института, соблюдая строгую субординацию, осторожно поднимается по служебной лестнице в надежде достичь иерархических высот. Но не успел Мишка сделать первый шаг и подняться на одну ступень, неожиданно пропал сын начальника института. Пропал из его окружения. В связи с непредвиденными обстоятельствами родственники определили ему новое место жительства — Северную столицу, где он должен был пожить некоторое время, скрываясь от назойливой невесты, которая никоим образом по своим моральным и человеческим качествам, по мнению его мамы Маргариты Анатольевны, не вписывалась в разряд ближайших родственников. Мишка надеялся, что ссылка друга будет непродолжительной, несколько раз звонил по телефону, писал письма, но в глубине души чувствовал: эта разыгранная им шахматная партия будет отложена на неопределенный срок. Конечно, он запишет ее себе в актив, но горечь от упущенных возможностей всегда будет напоминать ему о том, что человек полагает, а Всевышний располагает. Нет, Мишка, будучи современным человеком, в Бога не верил. Ему этот термин не нравился, он склонялся к мысли о Высшем разуме, об иных измерениях и силах, способных повлиять на ход распланированных им дел. Они, безусловно, есть и в минуты отчаяния всегда приходили ему на помощь. Вот и после отъезда Аркадия, когда Мишка не знал, как ему жить дальше, судьба улыбнулась и предложила другой вариант карьерного роста — толстуху Наташку. Как только Мишка узнал, что она дочь директора завода, так сразу влюбился. А уже через две недели про лучшего друга Аркашку и не вспоминал. Так закружилась его голова. Но и здесь его ждало разочарование. Речь шла не о тесте, в скором времени ставшем пенсионером союзного значения, а о глобальном переустройстве общества, меняющем свою конституцию не на бумаге,а кроя ножом по живому. Вот тебе и задача с тремя неизвестны¬ми. С кем быть? Что ждать? И можно ли на что-то надеяться?
На заводе тестя начались глобальные изменения, к которым родственник оказался не готов. Да и сам Мишка, считавший себя без пяти минут хозяином предприятия, ситуацию упустил и самый ответственный момент проморгал. Не своевременное, а самое главное, не подготовленное, с точки зрения психологического воздействия на умы заводчан, акционирование привело к печальному исходу. Главный инженер завода Зуев сумел убедить коллектив в искренности своих устремлений и помыслов и овладел контрольным пакетом акций, оставив директора и ближайшее его окружение не у дел.
И тут Мишка задумался. Ситуация, сложившаяся на заводе тестя точь-в-точь повторялась сейчас в институте. Дни старого, законного начальника были сочтены. Для простого обывателя это еще не было очевидным, но Шохин предвидел и знал. Ведь в нашей жизни собственный горький опыт — лучший советчик и прорицатель. Нужно было спешить и как можно быстрее определять приоритеты в своей дальнейшей работе и судьбе. И Мишка, не долго думая, выбрал Богославского. Времени для глубокого анализа не было. Выбор пал на этого человека, словно по наитию по чьей-то потусторонней воле. Почему? Мишка и сам объяснить не мог
Шохин никогда не любил лабораторные исследования и от фундаментальной науки был далек. И если бы полгода назад кто-нибудь из близких ему людей намекнул о предстоящей научной работе для получения ученой степени, Михаил, наверное, просто улыбнулся и покрутил бы пальцем у виска. Но теперь он отчетливо осознал, что другого пути у него просто нет
Ультрозвуковые установки, с которыми Михаил Шохин мучился вместе со своим ведущим инженером Степаном Гаврилови¬чем Примагой и начальником сектора Акимом Кузьмичем Силухиным, безусловно, технология будущего, технология двадцать первого века. Но Михаил уже привык жить реалиями настоящей жизни, реалиями текущего момента. Ведь когда приближается катастрофа, о будущем мало кто задумывается. А для института катастрофа с каждым днем становилась все более очевидной. Переход всех предприятий на самоокупаемость и самофинансирование, привел директоров промышленных гигантов в состояние шоковой терапии. Снижение государственных заказов на военную технику означало обречение высококвалифицированных тружеников на медленное, голодное вымирание. Первыми должны были умереть наукоемкие технологии завтрашнего дня, без которых сегодня худо-бедно можно обойтись. Творческая группа Степана Примаги и Михаила Шохина ощутила смердящий запах формалина еще в первый год перестройки. Государственное финансирование снизилось вначале наполовину, затем еще раз наполовину, а затем прекратилось вовсе. Вместе с государственным финансированием начал таять и финансовый поток от хозяйственных договоров с самоокупаемыми предприятиями. Их финансовое состояние без государственной поддержки было аналогичным. Поэтому Михаил по¬жал Степану Гавриловичу руку, поблагодарил за совместную работу и, мотивируя свой переход желанием защитить ученую степень, перешел в отдел к Богославскому.
Отдел промышленной частоты имел в институте привилегированное положение. Заместитель начальника института сделал все от него зависящее, чтобы даже катаклизмы мирового масштаба не смогли помешать плановой работе его детища. Работники отдела в глубине души были благодарны патрону, ведь их семейный бюджет от перераспределения финансовых потоков только улучшился. Михаил влился в новый коллектив на вакантную должность старшего инженера без каких-либо амбиций на высокий пост. В течение года он кропотливо выполнял работу лаборанта на ответственном макете новой установки, которая кроме механических примесей должна была отделять небольшие фракции воды. Каждый день после окончания трудового дня он нес результаты своей изыскательской работы в кабинет Богославского, где в спорах и дискуссиях проходило обсуждение цифр и полученных графиков.
В ходе научной дискуссии Мишка точно уловил отличительные черты характера научного руководителя — деспота, тира¬на, вершителя человеческих судеб. И безошибочно определил в этом тандеме свою роль — раба, плебея, безвольного существа, которую он исполнил с упоением, как заслуженный артист Советского Союза. Главная задача, которую ставил перед собой Шохин, — попасть в ближний круг к начальству, неважно в каком качестве и с каким содержанием. Большого выбора у него не было, как у пешки в шахматной игре, нацелившейся стать определяющей фигурой. Шаг за шагом, ход за ходом он осторожно, с оглядкой на окружающих шел к заветной цели, приучая сослуживцев к мысли, что именно он избранник фортуны. Вскоре Шохин стал ведущим инженером и курировал приоритетные научные направления, отмеченные Богославским. Надо отдать должное Михаилу, он набрался терпения и приложил все силы, чтобы защитить кандидатскую диссертацию. Но каждый новоиспеченный кандидат прекрасно знает, что успех этого мероприятия в большей степени зависит от научного руководителя. Богославский, готовясь стать членом-корреспондентом Академии наук, выпускал кандидатские диссертации и потенциальных доцентов со скоростью конвейера машиностроительного завода.
У каждого человека есть свой предел прочности, пусть даже равный нулю. Честь, достоинство, порядочность неожиданно растворяются либо приобретают иную окраску под воздействием денег, женского обаяния, лести. Богославский в этом плане был словно не преступная скала, и Шохину, да и всему институту казался олицетворением русской интеллигентности, профессором с большой буквы. На каждом совещании он призывал сотрудников к бескорыстному служению науке и своему Отечеству. Клеймил лодырей и стяжателей, всех тех, кто просил за свой сверхурочный труд заслуженную денежную награду. Сам-то он ничего не просил, потому что все положенное получал. Как подступиться к такому человеку? Как найти уязвимые места, изъяны в его мироощущении, если, кроме чистого листа бумаги и карандаша, этого ученого мужа больше ничего в этой жизни не интересует. Михаил Шохин долго мучился этой загадкой. Занимаясь с доктором наук вопросами чистой науки, он не смел не только заговорить, но даже и подумать предложить своему патрону использовать институтские денежные средства нецелевым способом. Однако любая намеченная цель, любая мысль имеет свое логическое решение, зачастую совсем не такое, как это изначально представлялось человеку. Вот и Мишка чуть было не упал со стула, когда на одном вечернем совещании Богославский предложил ему возглавить кооператив «ТОРС» для решения стратегических хозяйственных задач по спасению институтской собственности. Богославский говорил об этом, как будто о какой-то безделице, но по его интонации Мишка понял, что дались эти слова патрону нелегко. Возможно, прежде чем их произнести, он не один час «тренировался перед зеркалом». Да и принадлежала эта идея явно не ему, а была сформулирована как приказ к исполнению. Михаил это для себя отметил и раболепно исполнил приказ вышестоящего начальства. В отличие от множества созданных кооперативов он на пять процентов увеличил средства на содержание администрации, прекрасно понимая, что за кредит доверия надо платить. А еще понимал, что ему отводилась незавидная роль паровоза, который в случае возврата к старым временам будет тянуть на своих плечах весь груз ответственности.
Кооператив «ТОРС» сразу был включен в программу приобретения новой оргтехники. Первые компьютеры, факсы и копиры по документам приобретались по двойной цене, Михаил это знал, потому что лично отвозил деньги в Москву и следил за отгрузкой продукции. Разница между перечисленной на счет кооператива суммой и закупочной наличной массой составляла прибыль, которую Михаил за вычетом своих процентов и нес в кабинет Богославского для дальнейшего перераспределения. Затем, когда лимит на закупку новой техники был исчерпан, весь объем средств отдела промышленной чистоты стал проходить через счета кооператива. Но и этого оказалось мало, вскоре был установлен негласный лимит перечисления для каждого отдела и сектора в процентном соотношении от выделенных средств госзаказа. Где пропадал и куда смотрел начальник института? Кто говорил — в Москве делает операцию. Кто говорил — выбивает для института денежные средства. Словом, за порядком в институте он не следил. После первой волны накопления Михаил Шохин трезво взглянул на свою жизнь и с прискорбием отметил, что она, с какой стороны ни посмотри, уже гроша ломаного не стоит И коленки его затряслись. Жить хорошо все хотят! И братки из различных криминальных группировок, которые вмиг наводнили город. И представители правоохранительных органов, которые усилием воли делают выбор между честью мундира и соблазнами жизни. Поэтому в поведении Михаила, при его достатке, никакого намека на надменность или высокомерие, свойственные нуворишам, не было. Грусть и сосредоточенность отмечались на его лице и даже сказывались на поведении. Когда Богославский буквально заставил его выставить свою кандидатуру на выборную должность начальника института, Михаил впервые посмел возразить своему патрону. Но Богославский расценил этот поступок по-своему, как уважение к своей персоне.