Сейчас?

Елена Сафронова
Я распахиваю первую попавшуюся дверь и сразу же ее захлопываю, нащупывая в темноте защелку. Шарю рукой по холодной стене, чик – и ледяной свет режет мне глаза. Комната – типичная подсобка, выкрашенная в смертельно бледный голубой цвет, полная всяких ящиков и шкафчиков. Пока есть силы, просматриваю каждый угол – на случай завалявшейся пачки патронов или обычной бутылки воды. Выдвигаю ящик за ящиком,  на глаза попадаются какие-то документы, которые теперь не имеют значения, всякие канцелярские безделушки, я мажу руки в плесени и молю хотя бы об элементарном ноже.

“И вытащив из ножен меч,                Я в ужасе уставлюсь в пустоту…”

               
Зря я забыла про правила предосторожности – за мной мог быть хвост или того хуже – эти твари могли прийти на запах живого существа. Оборачиваюсь и долго вглядываюсь в дверь, но никаких признаков жизни не улавливаю. Все по новой – ящики да полки и… ничего нового.

“На землю ту, на кой стою несмело,                Я навзничь упаду. Прощай, моя победа!                Я был рожден здесь, здесь же и умру.”

Глаза затуманиваются от накативших слез, но я уперто разгуливаю по комнате, я обвожу взглядом всю коморку – от пола до протекшего потолка, пока случайно взгляд не останавливается на зеркале. Отражение – мой враг в эти недели. Лживый автопортрет. Либо точное доказательство, что я еще человек. С противоположенной стороны на меня умоляюще смотрит когда-то беспечная девушка с яркими рыжими волосами, такими короткими, что даже в хвостик не заберешь. Они контрастируют с бледным лицом, которое теперь уже прозрачное. Мама говорит, что глаза не врут, особенно мои – они всегда смотрят прямо и выдают любое изменение внутреннего состояния, теперь они меня режут тоской. Губы, мягкие и узкие, вечно в прошлом в улыбке, всегда теперь почти такие же прозрачные, как дым, как и все тело. Я закусываю их до крови, чтобы подавить стон, и сползаю по стенке на кафельный пол. У меня нет сил.

“Отныне участь мне – мои воспоминания                Тех теплых дней… Я с грустью прошепчу                Все имена, так дорогие сердцу и                Взлечу!                К любви, надежде и признанью!”

Перезаряжаю свой магнум – единственный оставшийся способ защиты, кроме рукопашной, но в случае этой битвы, худший вариант. Такие твари вряд ли упустят шанс поживиться моей плотью, да и больше их раз в сто. И пары моих последних патронов не хватит наверняка. В злости от этой мысли откидываю своего защитника и он с яростным скрежетом отъезжает в другой угол, а я реву, что есть силы.
Первое, что я помню – мой верный пес отстал от меня по дороге сюда. Я росла с ним. Я играла с ним. Я драла ему уши. Он вытащил меня из реки, когда я захлебнулась и шла ко дну. Он укусил мальчика из школы, который возомнил себя героем и по-героиски вмазал мне в солнечное сплетение. Он так вилял хвостом, когда я приходила после занятий… А теперь он на растерзании у этих созданий. По моей вине.
Родители. Последнее, что я сказала маме: “Я не собираюсь учиться так, как хочешь от меня ты!” и хлопнула дверью своей комнаты. Отец, как самый настоящий в мире мужчина, остался на ее стороне и успокаивал весь тот вечер. Тот последний вечер. Где они? Как я ушла без них? Почему я их бросила? Я в сотый раз набираю ее родной номер – а там автоответчик. Я ненавижу ее автоответчик. Я рыдаю в трубку, я ругаюсь с этим противным электронным голосом и молю подойти к трубке мой, самый дорогой во всем мире голос, но тщетно. Я выкрикиваю в никуда довольно неразборчивое “Прости!” и телефон пулей летит за магнумом.
Из кармана достаю смятую фотографию – снимок с последней вечеринки. Что такое друг для вас? Это искренняя улыбка и легкий пинок, когда ты загоняешься. Это глупый смех над глупыми шутками и в глупых обстоятельствах. Это ночные разговоры, когда кому-то из вас так тошно, что нет желания сомкнуть глаз. Это доверие. Это радость. Это поддержка. Ведь так? А теперь раз – и у меня в руках лишь искомканная фотография месячной давности… И опять круглый ноль информации.
За дверью – тяжелые, медленные шаги и зловонное дыхание. Я слышу их, а они чуют меня. И с каждой минутой количество этих мягких, мертвых шагов все больше, а я дышу все чаще.
Выдыхаю и опускаю взгляд. В тусклом свете лампочки поблескивает мое кольцо. Помолвка. Я тихо скулю и притягиваю руку ближе к лицу. Ты верил в меня…Ты верил в то, что я делаю…Ты верил в то, что чувствую я, и чувствуешь ты… Перед сном я решилась извиниться и написала тебе пару строк, ты бы понял, эти разногласия – такие мелочи, по сравнению с тем, насколько огромное чувство. Но ты спал крепким сном. Я хочу знать лишь то, что ты понял это и понимаешь до сих пор. Я хочу просто знать, что все в порядке, особенно ты.
В коморке мигает свет. Стук. Еще один. Еще одна сотня. Рев и ускоряющееся мигание. Я вижу, как защелка с каждым разом все слабее, как и я.

“Все решено? Отнюдь! Я не сдаюсь!                Пусть осознание это озарит дорогу,                Воспоминания утешат хоть чуть-чуть,                И я вернусь, с желанной жизнью в ногу!”
 
Голова пульсирует так, что в глазах появляются искры. Я хватаю магнум и отползаю в угол, еле переводя дыхание. Защелка перестает стараться и передо мной… Я закрываю глаза от ужаса, но не отвожу пистолет. Мой запах ускоряет их темп и повышает громкость бессвязной речи. Я решаюсь открыть глаза и понимаю, что последнее решение за мной – медленно я разворачиваю пистолет на себя. Еще секунда, а может, и того меньше, и…
- Дорогая, что с тобой??
Солнце печет голову и освещает ужас на лице мамы. Она вытирает слезы с моих щек и тыльной стороной прохладной ладошки меряет температуру. В ногах спит мой верный пес, не замечая, что все одеяло промокло, а мое сердце стучит так, что я почти не слышу вздохов мамы.
- Солнышко мое, мне вызвать врача?
9.30 утра. Весенний ветер колышет штору и наполняет комнату запахами цветов и свежести. Я смотрю на маму в упор и вдруг, ни с того, ни с сего, обнимаю ее. Она пугается еще сильнее и подает знак папе, который уже деловито напяливает свои очки-полумесяцы и набирает номер домашнего доктора. Я отстраняюсь от нее, сползаю с кровати и семеню к отцу, который с еще большим рвением пытается дозвониться в клинику. Я говорю, что это от нервов, и сыплю извинениями и обещаниями. В итоге они успокаиваются и решают приготовить мне что-нибудь эдакое.
Я плюхаюсь на кровать и улыбаюсь шире Чешира. Взгляд шарит по столу. На нем – ваза с букетом любимых лилий в честь моей помолвки. На компьютере – миллион сообщений от друзей, и пара от него – с прощением и признанием.
Я безумно счастлива.
Я обещаю себе – больше никогда! уже в какой раз.
Но иногда такой мелкий случай заставляет подумать – а может, именно сейчас?