МИХАИЛ МАРКОВИЧ АРШ,
д.т.н., профессор, лауреат Государственной премии
Когда я учился в КХТИ им С.М.Кирова, на военной кафедре нас обучали преподаватели-полковники с золотыми погонами. И среди них оказался один подполковник с серебряными погонами инженерно-технической службы артиллерии. Звали его Михаил Маркович Арш. Он читал нам курс по артиллерийским боеприпасам, а заодно посвящал в тайны теории горения и взрыва. Среди прочего, он упоминал о гипотезе Арша-Левковича и с улыбкой пояснял:
- Был у нас в академии такой молодой человек, - Левкович. Он очень любил собирать всякие истории о загадочных природных явлениях.
На пятом курсе, когда мы уже приняли присягу и получили звание младших лейтенантов, он вдруг появился у нас в аудитории уже в штатском костюме и стал читать ту же теорию горения и взрыва, только уже гораздо подробнее. Говорили, что он вышел в отставку и назначен доцентом на пиротехническую кафедру. О нем передавали разные загадочные слухи, например, что раньше он работал в московской академии, а потом его за что-то репрессировали и выслали из Москвы. Наши девушки буквально сходили с ума по этому красивому доценту, еще совсем не старому, но с романтической преждевременной сединой на висках.
Михаил Маркович родился в начале XX-го века и прожил 84 года, почти до его конца. Судьба разделила его долгую жизнь на две почти равные половины. В первой половине жизни он был успешным советским офицером, закончил ВИА им. Дзержинского, преподавал в этой академии, стал подполковником, исследовал горение порохов и ВВ, защитил кандидатскую диссертацию, получил звание доцента. Все складывалось прекрасно.
А потом его жизнь вдруг перевернулась с ног на голову, и в 1950 году он оказался в Казани, скромным преподавателем военной кафедры КХТИ. Здесь, в КХТИ, он прожил вторую, большую половину жизни, здесь и умер.
Я не раз слышал, что Арш оказался жертвой сталинского антисемитизма, его как еврея, якобы, уволили из ВИА им. Дзержинского, выселили из Москвы в провинциальную Казань и запретили заниматься оборонной наукой. Не раз я слышал и читал о том, что в последние годы жизни Сталина евреи в СССР подвергались страшным гонениям, что им запрещали работать в секретных оборонных организациях, их детей не принимали в ВУЗы на секретные кафедры. В общем, кошмар сталинской тирании, сплошной антисемитизм.
Я все это слышал, об этом читал и даже поначалу немного верил таким жутким россказням. Но видел я вокруг совсем другое, и постепенно перестал верить в эти кошмарные измышления.
В той же ВИА им. Дзержинского после ухода Арша остался спокойно работать его ближайший коллега еврей Левкович. В советской спецхимии непререкаемым авторитетом по теории горения и взрыва по сей день считается академик АН СССР, трижды Герой соцтрудв еврей Яков Бориисович Зельдович. Наиболее популярную, и, на мой взгляд, лучшую монографию «Горение гетерогенных конденсированных систем» написал младший научный сотрудник ИХФ АН СССР еврей Н.Н.Бахман, правда, в соавторстве с академиком Беляевым. Но Беляева он взял себе на помощь для подстраховки в издании книги. Таких примеров в одной только спецхимии можно найти великое множество. А в спецфизике после смерти академика Курчатова до конца XX-го века у нас главным корифеем и «отцом» термоядерной бомбы считался академик АН СССР, трижды Герой соцтруда еврей А.А.Сахаров. Но о корифеях хватит, перейдем на более скромный уровень.
На моей полувековой памяти в спецхимических организациях СССР никак не меньше половины сотрудников составляли откровенные евреи. И даже когда я в 1953 году,году смерти вождя и учителя всех народов товарища Сталина, поступал в Саратовский госуниверситет, там самым престижным считался секретный 2-й физический факультет, и туда, якобы, не принимали евреев. Я сам намеревался поступать на этот секретный факультут, для чего два последних школьных года штудировал научно-популярную книгу "Атомное ядро". Но когда я приехал в Саратов, то меня доброжелатели предупредили, чтобы я не совался на 2-й физический,ибо туда берут только по большому блату и в основном евреев.
Я потом своими глазами видел, что основная масса студентов 2-го физического факультета СГУ отличалась гордыми орлиными профилями и черными курчавыми шевелюрами.
Так что я не знаю, что и думать, когда слышу о преследовании евреев в тоталитарном СССР, особенно при Сталине. Может, все-таки, Арш стал жертвой не сталинского антисемитизма, а элементарного грязного доноса своих завистливых коллег или соседей, возможно, тех же евреев? Но не будем об этом. Я все-таки пишу не о евреях, а о профессоре Арше, которого искренне и глубоко уважаю за исключительно высокие профессиональные и человеческие качества.
В КХТИ Арш недолго занимал должность доцента. Вскоре он занял пост заведующего кафедрой пиротехники КХТИ, которая носила официальное название кафедры химии и технологии гетерогенных систем (ХТГС). Он оставался на этой кафедре четверть века, почти до самой своей смерти. В 1966 году ему за заслуги в преподавании и науке присвоили звание профессора, а через три года он защитил докторскую диссертацию.
Он быстро стал широко известным ученым в спецхимии, большим авторитетом в области горения и взрыва. Практически все спецхимические НИИ заключали научные договоры с его кафедрой. Я тоже несколько лет заключал с ним такой договор, - когда мы дружно работали над резким повышением скорости горении смесевых твердых топлив. Арш предлагал, как один из вариантов, повышать скорость горения введением в топливо коллоидных металлов.
Научные работы, которые вела его кафедра по договорам с отраслевыми НИИ, охватывали очень широкий диапазон вопросов, касающихся разработки пиротехнических составов, порохов и твердых ракетных топлив, их воспламенения и горения. Я не буду их здесь перечислять, чтобы не утомлять Читателя, но на одной работе хочу остановиться.
Опять придется заходить издалека. Одним из главных видов вооружения сейчас являются подводные лодки. Основное оружие подводных лодок – торпеды. Со времени своего появления торпеды имели всего один, но очень большой недостаток: они не могли развивать высокую скорость движения из-за огромного сопротивления воды. Они настигали и поражали подводные лодки противника лишь на встречных курсах. Догнать уходящую «чужую» подводную лодку и поразить ее ни одна торпеда не могла.
Не буду загружать Читателя ненужными техническими подробностями, скажу коротко, что советские спецхимики сумели разогнать торпеды до автомобильных скоростей. Теперь ни одна лодка противника не могла уйти от наших новых торпед. В этой интереснейшей, но очень сложной работе принимала участие и кафедра М.М.Арша. За успешное решение этой труднейшей проблемы ее основные участники получили Государственную премию. Лауреатом премии стал и Арш.
Могу сказать, что наши заокеанские «коллеги»-спецхимики не могли даже поверить в то, что русские сумели решить эту неразрешимую проблему. Только в постыдное ельцинское время путем шпионажа и предательства «ноу-хау» чудо-торпеды стало известно нашим потенциальным противникам.
Научная карьера М.М.Арша складывалась вполне успешно. А вот в его личной жизни не все обстояло благополучно, как это часто бывает у талантливых людей. С первой женой ему пришлось развестись. Потом, в период развитого социализма, когда в СССР пышным цветом расцвел подпольный бизнес «цеховиков», его сын оказался замешанным в какое-то незаконное подпольное торгово-промышленное предприятие. Это преступное предприятие бдительные органы раскрыли, виновные понесли суровое наказание, сын Арша тоже попал в тюрьму.
Я видел Арша в этот период, он сильно переживал, заметно постарел. Его семейным несчастьем тут же воспользовались некоторые энергичные коллеги, которые начали со всех сторон подкапываться под удачливого и талантливого зав. кафедрой. Мол, высокую должность заведующего кафедрой в советском ВУЗе такому человеку доверять нельзя, он не имеет права воспитывать советскую молодежь. И тем более он не имеет права заниматься секретными оборонными научными работами.
И вот после ровно четверти века работы заведующим кафедрой пиротехники КХТИ, Аршу пришлось освободить место для более энергичного и настырного молодого преемника. Несчастье с сыном и чувствительные уколы ретивых и бесцеремонных коллег сделали свое дело, и Арш надолго слег с тяжелым инфарктом.
После выздоровления он остался на бывшей своей кафедре простым профессором. В этой скромной должности он проработал еще около шести лет. До своего восьмидесятилетнего юбилея Арш не дожил всего год.
Я довольно часто встречался с М.М.Аршем. Он заметно отличался от большинства своих ученых коллег-спецхимиков высокой деликатностью и какой-то тонкой воспитанностью. Я ни разу не слышал от него ни одного грубого слова, а ведь многие спецхимики самых различных рангов, - от зам.министра до рядовых инженеров, - буквально бравировали блатным жаргоном и ненормативной лексикой. Я ни разу не видел, чтобы Арш вспылил, разгневался, распекал своих сотрудников. Даже в самых напряженных ситуациях он оставался вежливым и деликатным.
Через его кафедру прошли многие сотни студентов спецхимиков, и все они сохранили самые теплые воспоминания о профессоре Арше.