Сердце друга 6

 
По прибытии в Ведено, Сулиман связался по рации с командиром отряда, в котором воевал его отец, и попросился к ополченцам, среди которых сегодня были родственники и односельчане. Соратники Салмана сразу же приняли Сулимана в свой отряд. О результатах поездки в город,  Сулиман рассказал своему дяде. Теперь он был полностью в распоряжении командира.
Сулиман принимал самое активное участие во всех боевых операциях. Всегда отличался мужеством и храбростью. Он не был особо расчетлив в осторожности, но по возможности старался быть хладнокровным в бою. 
«Знаешь, сколько ребят отдали свои жизни, чтобы наш народ жил в мире и благоденствии?», - почти перед каждым боем вспоминал он эти заветные слова Расула.  Крепко и надолго запали они в его душу. Каждый раз, когда перед боем, он вспоминал своих погибших друзей и родственников, эти воспоминания сопровождались словами Расула.  Это придавало ему силу и уверенность. Как бесстрашный лев, он яростно бился с противником.
Прошло еще четыре месяца войны. За это время Сулиман принял участие более, чем в тридцати боевых атаках. Отряд терял убитыми и ранеными своих бойцов. А их ряды быстро пополнялись новыми, молодыми участниками сопротивления. Численности ополченцев в Чечне не становилась меньше. Безработица, безденежье, убийства и издевательства военных над мирными гражданами способствовали расширению отрядов боевиков. Под ружье становились не только мужчины, но и женщины добровольно брали в руки оружие.
За все это время Сулиман ни разу не получил даже легкого ранения, ничем не болел. Он и сам этому удивлялся. Почти каждый день кто-то погибал в бою, кому везло больше - получал ранения. А он, словно заговоренный, из любой операции выходил целым и невредимым. И это при том, что он никогда не прятался за спины товарищей.  Напротив - он всегда рвался на передовую.   Сулиман твердо уверовал в то, что его бережет сам Ангел-Хранитель!
 Однажды, ополченцы серьезно пострадали в перестрелке с противником. Из всего отряда в живых остались только три бойца - это Сулиман, Ахмед и Муса. У Ахмеда были ранены обе ноги, и Сулиман с Мусой, сменяя друг друга, донесли его до штаба, где  врачи  успели его спасти. Его жизни угрожала  большая потеря крови. После Сулиман и Муса с другими товарищами вернулись за трупами погибших ребят.
В начале августа все полевые командиры получили конверты с приказом. Открыть эти конверты они могли только пятого августа, в девять часов утра. К этому времени все бойцы должны были быть приведены в полную боевую готовность. Никаких боевых действий ополченцы уже не проводили. Приводили в порядок силы и оружие, и все понимали, что после открытия конвертов в Чечне наступит переломный момент.
Сулиман с волнением ждал распечатку конверта. Он надеялся, что с его открытием в его жизни и жизни всего чеченского народа произойдут большие перемены. «Или мы все погибнем, или закончится война», – думал он. В любом случае, он был готов ко всему. Готов был выполнить любой приказ, который содержал в себе этот конверт. Он понимал, что война не может длиться вечно, и закончиться она  могла  либо с их победой, либо их полным уничтожением. И как следствие, исчезновением чеченского народа, как нации. Сулиман, как и все жители Чечни, независимо от статуса, свято верил в то, что первый вариант наиболее реален.
Наконец, настало пятое число августа. Командиры собрали весь личный состав, выстроили всех в ряд для оглашения приказа.
Бойцы уже считали не дни, а минуты. Командир со своими заместителями стоял перед строем и поглядывал на часы.  В руках он держал нераспечатанный конверт.
- Будем открывать? – обратился командир к своим приближенными.
- Да, – с боевой готовностью ответили они.
Командир распечатал конверт и громко зачитал приказ.
- Братья! –  он оторвал свой взгляд от документа, обращаясь  к бойцам. – Настал момент, когда нужно положить конец этой бойне! Сегодня ночью мы, наконец, сломаем хребет этому варвару, который пришел на нашу землю с оружием против нас. Нам предстоит серьезная схватка - последняя, но решающая битва! Сегодня ночью мы освобождаем Грозный, а следом и всю республику. Мы должны очистить нашу землю от  посягательства на жизнь  нашего народа. И прежде, чем выйти на тропу освобождения, я хотел бы вам сказать еще одно. Схватка будет беспощадной!  Многие из нас сегодня сложат свои  головы в Грозном. Но те, кто останется в живых, должны помнить о тех, кто прошел этот путь с вами. Помните о том, что все мы хотели жить и радоваться жизни. Я обращаюсь к тем, кто останется жив! Скоро мы обретем долгожданную свободу. Берегите ее и передавайте детям. Пусть ею дорожат и помнят, кто и какой ценой им ее даровал. Пусть они гордятся тем, что они чеченцы, мусульмане. Мы показали всему миру, какие мы бесстрашные воины. Но мы еще также должны показать и доказать, что чеченцы умеют не только воевать, но и жить в мире!  Умеют созидать и покорять вершины спорта и культуры. Да поможет нам Аллах в бою и в жизни.
- Амин! – хором ответили бойцы.
 - А теперь в дорогу! Приказ подлежит немедленному исполнению, - сказал командир и первым направился по направлению Грозного.
Сулиман был рад этой новости. Он очень боялся, что и эти предстоящие осень и зиму ему придется провести в лесу. Теперь он знал точно, что предстоящую зиму он проведет дома, а в худшем случае, в могиле.  Но никак не в лесу, в холодных, сырых и грязных блиндажах.
Тучи сгущались над Грозным. Сюда прибывали бойцы со всей республики. Некоторые, переправив оружие, приезжали под видом мирных граждан. Отряд Сулимана некоторое время двигался пешком. У первого населенного пункта их ждали бортовые машины и трактора с прицепами. По пути к ним присоединились еще два небольших отряда. Вместе они окольными путями подъехали на максимально позволяемое расстояние к Грозному, дальше опять предстояло идти пешком.
В самом Грозном также находились мелкие отряды ополченцев, которые потом примыкали к своим товарищам по оружию. Приказ о штурме Грозного был разослан всем полевым командирам по всей республике.
Проводник из местных жителей, пятнадцатилетний юноша, заблудился и повел отряд, в котором состоял Сулиман, совсем в другом направлении. Было потеряно очень много драгоценного времени, пока отряд, наконец, добрался до Грозного. В городе отряд должен был быть еще в два часа ночи…
Шел пятый час утра, начало светать. На улицах Грозного уже шли крупные, ожесточенные бои.
 Сулиман с однополчанами получили задание -  незамедлительно вступить в бой. Времени на отдых с трудной дороги уже не было. Почти сутки бойцы добирались до пункта назначения и сразу же вступили в бой с противником.
 
*  *  *
Словно обложной дождь при порывистом ветре, летели пули с обеих сторон. Сулиман впервые принимал участие в таком крупномасштабном бою. Он боялся, что не хватит сил выстоять до конца. Тонны свинца летели по всему городу. «Знаешь, сколько ребят отдали свои жизни, чтобы наш народ жил в мире и благоденствии?» - вспоминал сын Салмана заветные слова Расула, и сильнее вдавливал курок, словно это придавало скорость и убойную силу пулям.
Уже несколько часов беспрерывно продолжались бои по всему городу. Противник явно не ожидал такой  яростной атаки. К обеду основное сопротивление было подавлено. Но бои по городу еще продолжались. Многие блокпосты были нейтрализованы. Там еще оставались военные, но сопротивления не оказывали. Все заняли выжидательную позицию. Пока не нападали и ополченцы. Просто держали военных под прицелом.
Командования военных и народных ополченцев вступили в переговоры. Объявили перемирие.
- Как бы это перемирие нам боком не вышло, – сказал Хизир. – Надо бы их добить, пока в себя не пришли.
 Хизир и Сулиман вместе с командиром отряда  находились в  квартире полуразрушенного дома. Блокпост, окруженный отрядом ополченцев, стоял в ста метрах перед ними.
- В любом случае, преимущество уже на нашей стороне, – сказал командир. – Мы уже свои позиции не сдадим. Просто, наши руководители, наверное, хотят спасти как можно больше бойцов и мирных граждан. А этих, меньше не станет. Если мы сегодня убьем миллион, то федералов завтра еще два миллиона сюда могут закинуть. Против нас воюет также мощная армия добровольных контрактников. А за деньги найти подкрепление на ложных призывах,  для Москвы – не проблема.
- Тоже верно, – согласился Хизир.
Ополченцы изредка производили одиночные выстрелы в сторону мест сосредоточения федеральных сил, давая  понять противоположной стороне - «кто в доме хозяин»;  лишний раз напоминали, что противник под прицелом и бдительным наблюдением.
Сулиман выглядывал в окно, пытаясь сориентироваться, в каком районе города они сейчас находятся. Ему хотелось узнать, где находится блокпост, на котором его задержали.
- А где тут находится автостанция? – спросил он товарищей.
- Вон за тем бугром, – ответил Хизир, указывая на руины дома.
- А зачем тебе автостанция? – подшутил над Сулиманом один из бойцов. – Ты  собрался куда-то  ехать?
- Ну, да.  Домой. Чаю попить,  – поддержал шутку Сулиман. – Просто меня задержали на одном из блокпостов, когда я в город по делам приезжал. Стойте, – вдруг осенило его. – Это же блокпост, на котором дежурили военные с нашей милицией совместно.
- Да какая это «наша милиция»? - сказал боец. – Предатели.
- Ты их знал? – сурово взглянул на бойца командир. – С чего ты взял, что они предатели? Никогда не называй людей, которых ты не знаешь, предателями. Это серьезное обвинение. Тем более, когда речь идет о твоих братьях!
- Прости, командир, – извинился боец. – Но кто они тогда? Если с врагами заодно.
- Нурди, можно я отвечу? – попросил разрешения у командира Сулиман.
Тот согласно кивнул головой.
- Эти ребята спасли мне жизнь, и не только мне, – ответил бойцу Сулиман. – Со мной было еще четверо парней. Это то, что известно мне. Неизвестно, скольким они еще помогли. Эти ребята - настоящие патриоты. Лично я в этом убедился. Они готовы были вступить с ними в перестрелку. Жизнь за нас отдать.
- Извините, – боец опустил голову. – Я сказал, не подумав. Беру обратно свои слова. Я пожалел о том, что сказал.
- Правильно. И думай в следующий раз, прежде, чем голословно кого-то обвинять. Сулиман в этом плане молодец. Уважаю. Настоящий чеченец. Все сотрудники были оповещены о сегодняшнем штурме, – обратился к Сулиману командир. – Надеюсь, сегодня на работу не вышел никто.
- Я тоже очень надеюсь, – сказал Сулиман. – Нурди, на том блокпосту меня задержали. Разреши взять с собой пару бойцов и сходить на разведку.
- Ха-ха-ха! – громко рассмеялся командир. – Ты не был бы сыном Салмана, да благословит Всевышний его Газават, если бы не сказал это. Жажда мести гнетет?
- Да нет, – засмущался Сулиман. – Просто…
- Воздух! – крикнул кто-то из бойцов.
- Вот, черти, – воскликнул Хизир. – Я чувствовал, что они используют переговоры, чтобы выиграть время для подкрепления с воздуха.
В небе над Грозным послышался гул истребителей. Словно ястребы, они кружили над городом, поднимались высоко в небо и пикировали, сбрасывая на город ракеты и бомбы.
Прямо на блокпост, который располагался прямо перед позицией отряда ополченцев, попали две ракеты.
- А-а. Так это, оказывается, наши истребители прилетели, – пошутил один из бойцов.
- Нурди, может, людей в укрытие поведем, – предложил Хизир. – Пока самолеты не улетят? Мы ведь сейчас для авиации просто пушечное мясо.
- Нет, – прислушиваясь, сказал командир. – Они продвигают бронь. Гранатометы  и огнеметы к бою, – дал он команду.
Схватив гранатомет, Сулиман выбежал из дома и побежал навстречу бронетехнике. За ним побежал еще один боец, молодой парень, автоматчик, с тремя снарядами к гранатомету.
Со «вторым номером» Сулиман занял удобную позицию в соседнем доме в ожидании вражеской бронетехники. Самолеты все еще продолжали кружить в небе, сбрасывая на город свой смертоносный груз. Но на них Сулиман не обращал внимания.
Пять единиц бронетехники на большой скорости ехали к центру города. Сулиман решил подпустить их поближе, чтобы не промахнуться.
Когда техника приблизилась на расстояние - чуть более ста метров, Сулиман выпустил снаряд по первому танку. Танк загорелся, как спичечный коробок, взорвался и взлетел в воздух. Второй танк сбавил скорость и направил дуло в сторону Сулимана.
Напарник подал снаряд Сулиману и начал стрелять по танкам из автомата.
- У тебя что? Патроны лишние? – прикрикнул на него Сулиман. – Или покуражиться  решил? Береги патроны.
Перезарядив гранатомет, Сулиман высунулся в окно, чтобы прицелиться. Он заметил, что танк стоит, направив дуло прямо на них.
- Ложись! – крикнул Сулиман своему напарнику и, одновременно, с танковым залпом, выпустил снаряд.
В доме раздался оглушительный взрыв  и Сулиман потерял сознание.
 
*  *  *
 
Когда Сулиман очнулся и пришел в себя, он не сразу  понял, где находится и что с ним произошло. Над собой он видел чистое голубое небо, а вокруг осколки, да руины.  Рот и нос были забиты пылью. Он попытался откашляться, чтобы очистить дыхательные органы от пыли и грязи. Потом сделал над собой усилие, чтобы подняться, но тело его не слушалось. Он его просто не чувствовал.  Словно голова оторвана взрывом и лежит отдельно от тела. Ему вдруг стало страшно: «Неужели и меня похоронят, как отца?» – подумал он. –  «Соберут  в пакет и зароют в общей могиле. Пусть хоть так, я и на это согласен, лишь бы не быть похороненым здесь, в  этих развалинах».
Так он пролежал несколько минут. Сулиман попытался было  пошевелить плечами,  но ощутил резкую боль в правой руке. Затем повел языком по зубам - зубы были на месте.  «Так, голова вроде цела, правая рука сообщается с головой, – чуть успокоился он. – А что же со мной дальше?» Правая рука была придавлена кирпичами. Еле освободив ее,  Сулиман попытался прощупать левую руку. Левая рука тоже была на своем месте, это придало ему силы и уверенности. Он попытался подняться, тело с трудом, но поддалось. Сбросив с себя куски штукатурки и обломки кирпичей,  Сулиман подался вперед и увидел свои ноги, которые тоже были завалены. Левую ногу он вытащил довольно быстро, заныло бедро, оно было в крови, перемешанной с пылью. А вот правая нога была зажата плитой настолько плотно, что высвободить ее из плена было не так просто! Он попробовал пошевелить пальцами обеих ног… «Пальцы шевелятся, – подумал он. – Значит, кости целы».
Первым делом, он решил остановить кровь, текущую из раны на левой ноге, которую уже освободил. Под рукой не было ничего, что можно было для этого использовать. Осмотревшись вокруг, Сулиман поймал взглядом электрический провод, который он и решил использовать вместо жгута. Но дотянуться до него не позволяла зажатая под плитой нога. Обхватив непослушными руками голову, Сулиман пытался восстановить предысторию происшедшего. Самолеты, ракеты, танки… Танк! Он вспомнил дуло танка, направленное прямо на него. Тут он вспомнил и своего напарника.  Затем он, озираясь по сторонам, стал  глазами искать молоденького ополченца. Вдруг, Сулиман заметил торчащую из-под плиты руку. «Это ты?», - вскрикнул он и испугался, услышав собственный крик, словно он принадлежал другому человеку. Свой голос Сулиман ощущал внутри себя. Он не мог понять, в чем дело. Но сейчас его основное внимание было приковано к торчащей руке. Дотянуться до нее он не мог, так как она находилась в метрах пяти от него. Сулиман  нащупал рукой кусочек кирпича и бросил на руку. Попал только с третьего раза, но рука не подавала признаков жизни. Сулиман понял, что его напарник  мертв.
Теперь ему ничего не оставалось, кроме как - сдасться бетонному плену и ждать помощи. Постепенно к нему начал возвращаться слух. Вокруг были слышны автоматные и пулеметные очереди. Сулиман был абсолютно беспомощен, поэтому он решил просто удобнее прилечь и не шевелиться, чтобы преуменьшить кровопотерю, и ждать своей участи. И надеяться на лучшее.
Прошли не менее двух часов  с момента взрыва, когда к парню пришла помощь. Сулиман потерял много крови за это время и очень ослаб. Наконец, его и погибшего напарника вытащили из завалов и отнесли в подвал дома,  где Сулиману  оказали  первую медицинскую помощь.
С прискорбием Сулиман узнал о том, что в бою погибло немало его товарищей по оружию, в том числе, и командир отряда. Теперь временно обязанности командира исполнял Хизир.
 
*  *  *
 
Ожесточенные бои за Грозный продолжались всю неделю. Наконец, стороны сели за стол переговоров.
Сулиман все еще находился в подвале с другими ранеными. Он уже понемногу начал приходить в себя.
Между воюющими сторонами была достигнута договоренность о прекращении войны. По условиям переговоров, федеральные войска должны были покинуть территорию Чечни. Ополченцы праздновали победу.
Сулимана и остальных раненых перевезли в военный госпиталь, который находился в центре Грозного. Здесь находились на лечении, как ополченцы, так и солдаты федеральных войск. В основном, это были офицеры и солдаты срочной службы. И врачи, и пациенты здесь были из разных регионов, разных национальностей. Наемников ополченцы расстреливали на месте, без суда и следствия.
О зверствах, чудовищных издевательствах над мирными гражданами наемниками, как над живыми людьми, так и над трупами, рассказывали страшные истории, от которых появлялись мурашки на коже.
Госпиталь был переполнен ранеными до отказа. Сулимана положили в палату, где лежали еще трое больных. Один российский офицер, сотрудник милиции и ополченец. В госпитале существовал негласный закон – никаких дискуссий на политические и национальные темы! И врачи,  и пациенты,  строго соблюдали правила военного времени в лечебном учреждении.  Врач – пациент! И никаких национальных, религиозных и политических разногласий.
Но это было только поначалу. Постепенно дисциплину начали нарушать. Госпиталь начали посещать все, кому ни лень. Родственники раненых, люди с оружием.
Некоторые врачи не выдерживали такого беспорядка, и покидали не только госпиталь, но и вообще - республику. Но это были, в основном, приезжие специалисты. А местные просто вынуждены были  терпеть эти нарушения дисциплины и работать в непривычно сложных условиях.
Однажды, в палату, где лежал Сулиман, вошли трое вооруженных, бородатых мужчин. Они ни с кем не поздоровались, только посмотрели на офицера и ушли. Затем один из них вернулся, взял стул и сел рядом с койкой офицера. Ни с кем не общался, просто сидел у койки, словно сторожил раненого офицера федеральных сил.
Ближе к вечеру, его сменил второй вооруженный парень лет семнадцати.
Ночью Сулиман поднялся с койки, потянулся к костылям, хотел выйти.
- Молодой человек, вы не подадите воды? – попросил Сулимана офицер.
Сулиман до сих пор не обращавший особого внимания на соседа по палате, услышав до боли знакомый голос, внимательно взглянул на офицера. У офицера была ампутирована правая нога ниже колена, и еще он был ранен в левое плечо.
Офицера насторожил взгляд Сулимана, он тоже внимательно посмотрел на него.
- Что-то не так? – спросил офицер.
- Где я мог тебя видеть? – подавая воду, спросил Сулиман. – Очень мне знакомо твое лицо. И голос твой,  я где – то уже слышал.
Офицер растерялся, глаза его стали бегать по сторонам.
- Не знаю, – тихим голосом ответил тот.
- Не разговаривай с кяфиром, – обратился к Сулиману на чеченском языке вооруженный паренек, который сменил у койки офицера караул.
- С кем?
- С кяфиром. С врагом Аллаха, – уточнил парень.
- А ты кто такой? Ты его ухаживающий? – подшутил над ним Сулиман.
- Я моджахед, воин Аллаха. А его я охраняю.
- Моджахеды ведь в Афганистане. Ну, ладно. А охраняешь от кого? От нас?
- Чтобы он не сбежал.
Это еще больше рассмешило Сулимана.
- Куда он с одной ногой может убежать?
- Охраняю, чтобы не забрали другие.
- Что за бред ты несешь? Какие другие?
- Это наш пленный.
- Не понял. Чей,  это - «наш»?
- Джамаата. Он нам нужен, чтобы продать его.
- Что? Продать человека? Для чего? Кому?
- Чтобы получить деньги на Джихад.
Сулиман взглянул на парня, как на умалишенного. Взгляд парня был каким-то неживым. Злым, жестоким и страшным.
- В твоем лексиконе есть еще интересные слова? – спросил его Сулиман. – Моджахед-то ладно. Это я слышал. А «кяфир», «джамаат»,  «джихад»? Ты где этим словам научился?
- Наш эмир научил.
Это рассмешило теперь не только Сулимана, но и двух чеченцев, которые здесь лежали и молча слушали их разговор.
- Еще легче, – рассмеялся Сулиман. – А «эмир» кто такой?
- Не надо здесь  надо мной смеяться, – вскочил с места парень. – Над моджахедом смеяться нельзя!
- Все, все, – подняв руки, сказал Сулиман. – Ой, давно я так не смеялся. А что у тебя с голосом? Может, ты в туалет по малой нужде хочешь? Иди, а его я пока поохраняю.
Теперь смех в палате перешел в хохот.
Парень постоял на месте, не зная, куда себя деть. Покрутился и сел на место.
- С братьями-мусульманами нужно говорить тихо, мягко, – сказал он.
- Это чтобы звонким и грубым голосом не напугать братьев мусульман?
Офицер в недоумении молча наблюдал за всем происходящим в палате.
Новоявленный моджахед некоторое время сидел неподвижно, устремив свой взгляд в одну точку, а потом его, вдруг, словно прорвало… 
- Вы все такие же кяфиры, как он, – указал на офицера парень.
Эти слова прогнали веселое настроение с палаты.
- Что ты сказал? – спросил его Сулиман. – Ты это сейчас, кому сказал?
- Вам. Вы делитесь хлебом с кяфиром. Вы такие же враги Аллаха.
- Ты как со старшими разговариваешь? – вмешался в разговор Турко, сосед Сулимана, взрослый мужчина. – Ты! Незаконнорожденный ублюдок!
Сулиман насторожился, боясь, что после этих слов парень выстрелит. Даже приготовился броситься на парня. Но переживал зря. Парень и не собирался этого делать, он вел себя неадекватно.
- Я с каждым разговариваю так, как тот заслуживает, – спокойно ответил парень.
- Не понял, – Сулиман был в шоке. – Что ты за черт такой? Твою мать назвали развратницей, и ты так спокойно воспринял эти слова?
- У меня только один родитель - это мой Бог, – так же спокойно ответил парень.
- Послушай, ты, – скрежетал зубами в ярости Сулиман. – Моджахед чертов! Немедленно исчезни с глаз моих, пока я голову тебе не оторвал.
- Мой эмир мне приказал…
- Исчезни, тварь, – не дав ему договорить, Сулиман со всей яростью бросил в него костыль.
Спотыкаясь, парень пулей выбежал из помещения.
 
*  *  *
 
В палате наступила тишина.
Сулиман еще долго не мог прийти в себя от злости. Он еще не совсем окреп, и ему тяжело было дышать.
- Успокойся, брат, – поддержал его Турко. - Это моральные уроды, без царя в голове.
Турко, мужчина лет сорока пяти, тоже был из ополченцев.
- Что за чертенок это был? – спросил его Сулиман. – Откуда он взялся?
- Он, похоже, из отряда арабских наемников.
- И что? Он же говорил на чеченском языке. Его что, родители не воспитывали? Как он со старшими обращается?
Для строго воспитанного в рамках национального менталитета Сулимана, было неприемлемым такое обращение к старшим.
- Наверное, сын какого-нибудь алкаша или матери проститутки, – сказал Турко. - Не чеченская, не мусульманская кровь течет в их жилах. По крайней мере, он не чистокровный чеченец, я думаю.
Сулиман  был наслышан о том, что в Чечню прибыли отряды арабских и украинских наемников. Но встречаться с ними ему не доводилось. С первого дня он не был рад этому обстоятельству и полностью разделял на этот счет точку зрения  школьного учителя, теперь уже  командира отряда, Хизира. «Неважно, на чьей стороне воюют иноземцы, – сказал как то Хизир. – Любой человек, который пришел на нашу землю с оружием, это наш недруг. Если он воюет против нас, это наш враг. Если он в наших рядах, то для хоть чуточку уважающего себя чеченца это должно быть оскорбительно. Почему он встал рядом с нами с оружием в руках? Он что, за мужчин нас не считает? Думает, что мы не можем постоять за себя? И потом… Им нечем дома заняться? У них нет своих проблем? Да гнать нужно всех, кто пришел на нашу землю с ружьем! Если ты друг, то приходи с миром и добрыми намерениями. Но никак не с оружием!».
- Неужели они всем так будоражат умы? – спросил соседа Сулиман. – Они ведь тогда опаснее этих, – указал он на офицера. – Эти-то нас физически истребляли. А те, как чума. Нация изнутри будет гнить. Ох, и правильные слова говорил наш командир. Мудрый человек.  Вот что значит - образование. Не будут тобой, как овцой управлять, хоть умрешь умным. По крайней мере, свет, добро и тепло исходят от образованного человека. А не зло, чернь и холод, как от этого ублюдка. Эмир ему приказал, видишь ли...
В палату вошла медсестра, выполнила процедуры и вышла.
- А можно вас попросить? – обратился к Сулиману офицер, когда закрылась дверь за медсестрой.
Сулиман ответил не сразу. Он сидел на койке, смотрел в сторону, был еще очень зол.
- А я ведь тебя, между прочим, узнал, – оборачиваясь к офицеру, сказал он. – А ты, узнаешь меня?
Офицер лишь молча помотал головой.
- Помнишь зачистку в Ведено? – спросил, Сулиман.
Тот снова помотал головой и посмотрел на Сулимана широко раскрытыми глазами.
- А я помню. И всю жизнь буду помнить. Не бойся, я лежачих не бью и кулаками после драки не машу. Помнишь, вы пришли во двор ветерана афганской войны, оскорбили его жену, избили сына?
В глазах офицера появилась искра надежды, но страх еще не покинул его. Он не мог понять, радоваться или бояться ему этой встрече.
- Да, – продолжил Сулиман. – Я тот парень. Вот что значит «мир тесен» и «земля круглая». Кто бы мог подумать тогда, что мы вот так встретимся? Когда ты беспомощный, да и я, правда, не твердо стою на ногах, но, по крайней мере, тверже тебя, и преимущество на моей стороне.
- Я…  я надеюсь, вы не забыли, что я заступился за вас?
- Нет, конечно. Человек, который не помнит добра, это раб. Так говорят у нас в народе. А мы никогда не были рабами. Мы рождаемся и умираем свободными. Если я с тобой говорю таким тоном, это не значит, что я враждебно настроен против тебя, но и друга я в тебе не вижу. Хотя, я навсегда  запомнил, как ты заступился за меня, защитил честь моей семьи. Я это не забуду! А где тот, что оскорбил мою мать и ударил меня?
- Он погиб.
Сулиман вспомнил слова матери, которые она сказала в тот день: «Отдай этого обидчика на суд Всевышнего, и поверь, придет день, когда ты почувствуешь облегчение за это».
Сулиман действительно почувствовал облегчение. Он никогда не смог бы простить оскорбление матери, и если бы тот офицер был жив, он не успокоился бы, пока не нашел и не наказал его.
- Слишком много чести для него в этом слове. Нет, друг. Он не погиб, он сдох. Жил собачьей жизнью, и подох, надеюсь, как собака. С жалким визгом, писком.
- А можно вас попросить? – снова спросил офицер.
Сулиман протянул ему руку.
- Не «вас», а «тебя». Сулиман.
- Очень приятно, – пожал его руку офицер. – Сергей.
Сулиман почувствовал, как рука Сергея дрожит.
- Успокойся, и спрашивай, – сказал Сулиман. – Пока я жив и в состоянии буду как-то защитить тебя, тебе бояться нечего. Еще раз повторяю, я не раб. Я помню то добро, что ты сделал для моей семьи.
- Не отдавайте меня, пожалуйста, в руки ваххабитов.
- О, черт побери…! Что сегодня за день такой? Столько новых слов для себя услышал…  Джамаат,  кяфир,  теперь вот еще и ваххабит. Похоже, я там, в лесу, совсем одичал, отстал от времени. Ну - ка, просвети меня, дикаря. Кто это? Или что это?
- Ну, этот, которого ты прогнал. Это один из них.
- Что? Ты боишься этих чертей? Это безмоглые овцы под влиянием каких-то чабанов, которые называют себя эмирами, как я понял. Не хочу ничего говорить плохого о своем земляке, тем более, постороннему человеку. Но в этом чудике ничего чеченского я не увидел. Никакого уважения к старшим, в обращении к немощным. Просто где-то научился, похоже, чеченскому языку. Чистокровный чеченец никогда себя не будет так вести.
- Они ни к какой нации никакого отношения не имеют. Сегодня он убежал, хоть и преимущество было на его стороне, он был при оружии. Но он был один и слабее тебя. Духом слабее. Был бы ты слабее, он бы глотку тебе перерезал. Это очень страшные и жестокие люди.
- Согласен. Ну, а ты-то что их боишься? Они ведь тебя не убить, а продать, как бы планируют.
- А кто за меня заплатит?
- Тоже верно. Семья, наверное, не богатая, а Борьке вашему лишь бы на грудь принять. Ты, похоже, патриот. Ну, а кому он нужен? Патриотизм-то твой? Патриотизм, который основан на беспрекословном выполнении варварских приказов – это лживый патриотизм, и никому он такой не нужен! Ладно, давай отдыхать. Устал я сегодня, и настроение паршивое. Завтра поговорим.
 
*  *  *
 
Утром следующего дня, Сулиман проснулся от шума посетителей. Они пришли навестить его соседа по палате, Турко. Двое вооруженных молодых ребят. Это были его родственники. Они приветствовали пациентов, принесли много фруктов. Справились о здоровье пациентов.



(Продолжение следует)