...Человек возвращался с работы. Как всегда, среди ночи. Освещенные проспекты пугали его: в такое время по ним болтаются разные хулиганствующие элементы, которые сначала бьют, а потом просят прикурить. После чего забирают портмоне с калькулятором и уходят. (Человек всю жизнь терялся в догадках: как можно прикурить от калькулятора?) Расставаться же со своим портмоне он не спешил, поэтому свернул в проходные дворы и ускорил шаг.
Преклонный возраст должен бы давно заставить сидеть человека дома на заслуженном отдыхе и диване и вспоминать о работе лишь в кошмарных снах при полной луне, но беда в том, что все свое состояние, заработанное долгими годами нелегкого труда, он по неосторожности потратил на вино и женщин, а остатки в порыве сентиментальности и альтруизма перечислил какому-то детскому дому, адрес которого сразу забыл. Вот и приходилось теперь мокрыми туманными ночами зарабатывать себе на кусок хлеба с ветчиной.
Человек, впрочем, ни о чем не жалел. Он был профессионалом в своем деле, работой гордился, а то, что портрет его не пришпилен к Доске почета, нисколько его не огорчало. Ибо человек этот был скромен и ко всенародной славе не стремился.
Итак, человек возвращался домой темными дворами, весело насвистывая траурный марш Мендельсона и мысленно жаря розовый ростбиф, когда от заброшенного пивного ларька отделились две сумрачные тени.
«Эй, мужик, который час?» — хрипло осведомилась одна из теней и вежливо выматерилась.
«Началось!» — тоскливо подумал человек и с сожалением вспомнил об инструменте, оставшемся на рабочем месте. (Следуя многолетней привычке и трудовой дисциплине, человек всегда перед уходом приводил рабочее место в порядок и оставлял инструмент на виду, чтобы тот, кто будет его искать, не утруждал себя понапрасну).
«Двадцать три минуты четвертого», — спокойно ответил человек, лихорадочно планируя варианты бегства.
«Сы-май», — тихо приказала вторая тень, дохнув тяжелым перегаром. Человек не без сожаления протянул часы.
«Теперь — пиджак», — рыкнула первая тень, довольно неинтеллигентно ухватившись за лацкан.
Человек, сжав зубы, начал расстегиваться. На полоске ножа в руках одной из теней блеснула синяя вспышка: во двор вплыла патрульная машина, стригущая темноту проблесковыми маячками. Тени вместе с часами растворились где-то за мусорными баками.
Человек, всовываясь в рукав пиджака, на негнущихся ногах подбежал к машине: «Там... Двое, — сбивчиво начал он, — мои часы...»
«Нет состава, — буркнул сержант, — и нет мотива».
«А также — орудия, — подхватил ефрейтор, — и самих правонарушителей».
«Садись в машину, дядя, — сжалился сержант, — до дому подбросим. И чего не спится среди ночи?»
Человек хотел было рассказать о работе, но постеснялся.
Машина вывернула из подворотни и медленно поползла по тротуару.
«Это твои подопечные», — процедил сержант.
«Еще будет время», — отозвался ефрейтор и вздрогнул. Рация захрипела, засвистела и проверещала: «Шестой! Шестой! Блок 17/24, квадрат 8! Обнаружен труп с огнестрельной раной. Как поняли, как...»
Человек вздохнул.
«Понял, понял, — рявкнул сержант и обернулся назад: — Элитный район. Опять какого-то бугра завалили. Извини, дед. Нам — обратно. Далеко тебе еще?»
«Да ничего. Дойду. Тут рядом», — печально ответил человек, нехотя открывая дверцу.
Машина, взвизгнув, рванула с места, залихватски опрокинув урну.
Человек вошел в свою квартиру. Сварил кофе. Ужинать уже не хотелось. Вспомнив о часах, человек покачал головой. Завтра же нужно купить новые. На такой работе без часов нельзя. Он трудился в должности вольного киллера и уже двадцать лет находился в международном розыске.