Городская история.
- Вытирай ноги! Я полы помыла.
- А я ноги мою на ночь.
- Остряк.
- Зануда.
- Что ты сказал, повтори?
- Что слышала, ничего нового, я и раньше это говорил.
- Опять неприятности на работе?
- И дома тоже. Нигде нет продыху.
- Это ты тащишь проблемы с работы в дом.
- Это ты все время заводишь…
- Что завожу?
- Эти ссоры.
- Я? Это ты с порога начал хамить!
- Ну-ка напомни. Сама встретила в не настроении, теперь на меня валишь.
- Не ори, соседям уже надоело твое вечное ворчание.
- Да я сейчас пойду, проведу среди соседей социологический опрос, чей голос противнее и чаще звучит.
- Иди и можешь не возвращаться!
- Да, пошла ты сама….
- Что ты сказал? Сволочь ты! Все, мое терпение кончилось! Я уезжаю к маме! Живи, как хочешь, найди еще такую дур - ру, которая выдержит твой дур - рной характер!!!
Входная дверь хлопнула, ставя точку. Конец семейной жизни. На радость соседям. Тишина, покой.
- Как мне все это надоело!
Пошел на кухню. Картошка, котлеты. Налил рюмку. Выпил, закусил. Тепло разлилось по телу, но душу не согрело.
- Ну отчего все так тошно? Что мы все дергаемся?
Мысли, как стая одуревших ворон в морозную погоду. Противное, многократное: «Ка-аа-рр!!!»
- Напиться, удавиться? Лучше найти бабу, ту, что понимает, которую ничто не раздражает.
Включил телевизор. Тупо смотрел сквозь экран, не видя картинок. Лишь трио-эхо голосов Волошиной - Сабировой - Гузеевой приглашало: «Давай, поженимся!»
Выключил телевизор, швырнул пульт на диван, вышел в прихожую. Машинально, загруженный мыслями, натянул на себя ветровку изнаночной стороной. Вывалился из подъезда в промозглую темень осеннего вечера.
Брел по набережной Москвы реки, с колющей тоской скользя взором по парочке целующихся влюбленных.
У декоративного столба освещения, видимым потоком белых струй света окольцевавшего гранитную набережную с водной рябью реки, он заметил стройную фигуру женщины. Облокотившись на парапет, она задумчиво смотрела куда-то в сумрак, тоскливою, бесконечною толпой бредущий по волнам.
«Вот одинокая, родственная душа. Она меня поймет, а Бог даст и обогреет» - подумал он.
- Девушка, - который час?- глупо начал он.
Она нервно обернулась, взглянула на придурка, осмелившегося прервать ее горестные раздумья.
- Вы, что, с «Кащенко» сбежали?
- Почему вы так не дружелюбно? Мне тоже чертовски грустно, решил познакомиться с вами.
- А, что, сейчас модно носить ветровку наизнанку? И, вообще я не знакомлюсь с типами, не имеющими даже часов.
Она говорила раздражено, а глаза ее смеялись.
«Какие красивые глаза!», - восхитился он, выворачивая скинутую ветровку.
- Знаете, я, пока был счастлив, часов не наблюдал, и на своей руке тоже.
- И что, вдруг, вспомнили о часах? Счастье ушло?
- Убежало, бросило!
- Во как? А я чем вам могу помочь? Вы думаете, я счастлива с избытком, поделюсь?
- Душа замерзла, думаю, может, согреете?- рискнул он бросить пробный шар.
- Душа замерзла, а просите тепла для тела, я вас правильно поняла?
«Черт, - изнутри в лоб ударила мысль,- она видит меня насквозь».
- Ну, ….
- Да, ладно, - на миг задумалась она, - а, может это шанс, может боль притупится.
- Я обещаю, буду ласков, без принуждения.
Она долгим, грустным, с искрою боли взглядом смотрела прямо ему в глаза.
- Ну, ведите меня на плаху.
- Ты ошибаешься,- не заметно для себя перешел он на «ты»,- я не палач. Скорее лекарь.
- Больной лекарь, иногда хуже палача.
Сброшенное на пол одеяло. Взъерошенные простыни. Капли влаги оттаявших душ на обнаженных телах влюбленных. Крик счастья, взметнувшийся к потолку. И шепот губы в губы:
-Я люблю тебя….
- А я больше жизни….
- Не убегай больше, я не хочу тебя терять, я без тебя схожу сума.
- Я это поняла, когда увидела на тебе ветровку наизнанку, поэтому вернулась.