***
Лучезарный Орфей, – нейтронная звезда в созвездии Орла, волею капризной эволюции превратившаяся в магнетар с сильнейшими во Вселенной магнитными полями, – величественно выплывал из-за линии горизонта, зажигая пьяные краски восхода. Рассвет на карликовой планете Фемида рождался сумбурно, эмоционально и каждый раз по-новому. Создавалось впечатление, что Фемида и Орфей по утрам выясняют отношения после буйно проведённой ночи. Он изрыгал рентгеновские проклятия, яростно сотрясая космическую бездну нешуточной игрой мускулов на магнитных полюсах. Она защищалась хмельными ругательствами морозной свежести, окутывая живительный очаг, жадно цепляющийся за жизнь, рыболовной сеткой из протонно-электронной плазмы. Диск светила в зените занимал почти треть небосвода, так близко планета Фемида находилась от звезды. Фиолетовые, сиреневые и розовые лепестки перламутровых стратосферных облаков стремительно рисовали на небесном полотне узоры судьбы новорожденного дня, пробуждая обитель слез и призрачных надежд ото сна.
Обладатель рыжей гладкой спинки встретил первые лучи Орфея на задних лапках. Купаясь в утренней свежести насыщенного озоном воздуха, он жадно слизнул крупинки инея с камня и вновь занырнул под крыльцо теплушки.
Молибденовый рудник, – святилище тщеславия и амбиций для стяжателей и долготерпения и печали для каторжников, – с дорогой, уходящей широким серпантином вниз, к подножию каньона Гранд, слыл у местных практически синонимом ада. Исчадие Фемиды – открытый карьер, – слегка не дотянул до природного ядерного реактора. Сильный жар, проникающий из недр планеты, довершал внушенья разума чувствам, что если снести еще один слой грунта, то обнажатся костры преисподней.
Водителей карьерных самосвалов всегда бросал в дрожь настырный писк радиационных дозиметров, увеличивающий частоту пульсаций по мере спуска в замогильную жуть. Хуже всех приходилось машинистам драглайнов, управляющих этими самоходными выемочно-погрузочными экскаваторами на шагающем ходу. Каждый раз, зачерпывая ковшом взрывную породу, они опасались фонтанирующих гейзеров, время от времени бьющих горячей соляной кислотой и опрокидывающих машины навзничь. К концу смены праздные химеры воображения доводили рабочих до состояния шизофренического бреда. Люди воочию видели полупрозрачные галлюцинации, корчащие рожи и пляшущие в языках испарений на руднике, и собственными ушами слышали духов тьмы и их ликующие звуки торжества.
Радиация, космическая и планетарная; жара из недр, да кислотные гейзеры составляли вместе далеко не полный комплект гостеприимства этого мира. Мало кто оставался в живых после двух-трех лет, так называемых исправительных работ на карьере. Оно и понятно, вроде бы, даже любому несмышленому мальцу или малограмотному подметайло, что соседство молибдена и вольфрама с ураном как бы не очень полезно для оздоровительных процедур даже при непродолжительных тренировках с рудой, которую вывозили карьерные БелАЗы наверх. Там, на пустыре, ее вываливали в огромные кучи, а «добровольцы поневоле» мехлопатами перегружали всё в моторные думпкары. Заполненные железнодорожные тяговые агрегаты круглосуточно отправлялись на фабрику, откуда, после обогащения руды, опломбированные контейнеры загружались в посадочные модули. Раз в месяц челноки стартовали на орбиту, где их ожидала космическая баржа.
Каторжане, доведенные до полубезумия таким «весельем», ежедневно горстями принимали радиопротекторы: биогенные амины, сероазотосодержащие средства, адаптогены, антиоксиданты, витамины и неолекарства в стадии испытаний. И каждую неделю лекарства были все новее и новее, но всегда это заканчивалось одинаково. Как только в клетках белые мыши, заботливо привезенные с собой в лагерь и получающие те же средства, седели, лысели и теряли хвосты, у хозяев начинала прогрессировать «уранка» или лучевая болезнь.
Однако был и парадокс. В вагончиках, хаотично кучкующихся за колючей проволокой, где проживали каторжане, вполне нормально обосновались и прижились, и даже размножались обыкновенные рыжие тараканы. Правда, ходили слухи, что благодаря радиации попадались особи необыкновенно крупные – размером с воробья. Но Герасим в эти байки не верил:
– Брешут вертухаи, небось. Отродясь, таких не видел.
У Герасима, медикобиолога по образованию, попавшего на каторгу из-за массовой драки на политическом митинге оппозиционеров, – куда его занесла нелегкая после встречи с одноклассниками, – всё ещё была жива мышь, не седая, не лысеющая и с очень длинным хвостом. Крепкий мужчина деревенской наружности, Герасим, имел простецкое лицо с невысоким покатым лбом, спрятанным под густыми черными волосами и треугольным подбородком, чуть тронутым щетиной. Глубоко посаженные карие глаза смотрели на людей доверчиво и добродушно. С первого взгляда общий его вид не предполагал в нем никаких высокоинтеллектуальных способностей. Внешность обманчива. При всем том он был весьма склонен к полезному для общества изобретательству. Особливо это его природное свойство, по Кулибински мыслить надежно и добротно, проявлялось в ситуациях крайне опасных и граничащих с риском для жизни.
Вечерком как-то после ужина он смастерил маленькую клетку-ловушку, надеясь изловить крупного прусака и посадить его туда в качестве измерителя радиации. С детства слышал от взрослых, что тараканы глазами видят рентгеновские лучи и умеют ее избегать. Дело оставалось за малым – поймать хорошую особь.
Что любят тараканы? Никто никогда не угадает. Многочисленные поиски приманки оказались не напрасными. В условиях сильнейшей радиации бытовое насекомое предпочло сахару, сухарям и вареным желткам обычные фломастеры. Заготовленная Герасимом ловушка сработала чётко, – усатый красавец самец, трех сантиметров длиной, с толстым брюшком и крепкими ногами обнимал кусок зеленого фломастера, жадно высасывая из него красящее вещество.
– Я нареку тебя, Мумий троллем, – обрадовался Герасим. – Сейчас мы с тобой поиграем в кошки-мышки.
В качестве проверки экстрасенсорных способностей насекомого он положил рядом с ловушкой махонький кусочек молибденово-урановой руды. Таракан забеспокоился, забился в темный угол и спрятался за свинцовой пластинкой.
– Ах, подлец! Соображаешь, Мумий тролль, язви тебя в душу! Дозиметрист ты меткий. Ладно, поставлю на дотацию из моего пайка. Будем корячить четырьмя зенками любую радиацию.
В глубокомысленных раздумьях Герасим почесал затылок, надел треух из собачьей шкуры, фуфайку. Выглянул в оконце, светает. Сегодня четверг, скоро прилетит транспортник с новой партией заключенных. Такое событие в лагере – почти греческий театр для каторжан. Он сел на низенькую табуреточку, тщательно намотал на ноги виды видавшие портянки и обул валенки. Сунув в карман ловушку с Мумий троллем, вышел из теплушки.
– Всего-то минус пятьдесят два, если спирт не врет, – сказал Герасим, проходя мимо метрового градусника с красным столбиком. – К полудню согреется до нуля, пожалуй, эвон какие перламутры на небе!
Мужчина заторопился на космодром, следом потянулись другие лагерники, обслуживающий персонал и сотрудники охраны.
Вход в атмосферу Фемиды всегда был сложен из-за необычайно плотных облачных слоев. Но на этот раз транспортник угодил в кольцо мусоросборника, где раздробленные астероиды вовлеклись в общий вихрь движения, норовя протаранить тормозные двигатели. Корабль стремительно снижался. Облака рассеялись, но легкая дымка змеилась над посадочной полосой. Встречающие, сидя в бункере, наблюдали страшную картину. Огненное веретено в кудрявой шубе из черного дыма громко чиркнуло по бетонке и, пропахав глубокую колею в непаханом поле, наконец-то остановилось. Двигатели еще работали, когда из верхнего отверстия в корпусе забил пенный фонтан и загасил огонь. Створки раскрылись, экипаж покинул борт, направился к бункеру.
– Сидай, народ тихохонько, – строго сказала начальница лагеря, Барбара, – старая карга с железными зубами, бородавкой на носу и оптическим прицелом вместо правого глаза.
Левая нога неповоротливой коровы была чуть короче правой, но это ничуть не мешало ей бегать рысью за неугодным каторжником, чтобы наградить его тумаками. Она приподняла костыль и погрозила им не в меру болтливым шептунам. Мужики замолкли, одарив ведьму парой косых взглядов. Вскоре по трапу съехала вниз пара бронированных вездеходов с зарешеченными окнами.
– Значится, рабсилы прибыло человек шестьдесят, – объявила Барбара. – Баста, мужики, штаны протирать! Теянтер окончен. Распорядок на сёдни – обычный: к докторице, анализы в банку, хавать и на работу. А ну шибчей двигай свиными окороками, вам бы только на лавки зады пристраивать, бездельники!
Герасим украдкой посмотрел на Мумий тролля, но таракан не дергался, трескал фломастер, шевелил усами.
– Что ж, пока радиация не очень высокая, – сделал вывод исследователь. – Пошли что ли часом на медосмотр!
Дарившие мечту на выздоровление новые методы излечения, узнаваемые сразу по нарисованной рюмке со змеёй, охранники выгрузили из вездехода сами. С большими предосторожностями они занесли зачехлённое оборудование в амбулаторию и спустили на минус двадцать пятый этаж. Отряд каторжников, выстроенный для похода на лучевой рубеж к руде, наивным щенячьим взглядом проводил эликсир молодости до дверей медицинского корпуса. Затаенным вздохом они выразили общую невысказанную надежду: «А вдруг на этот раз повезет»!?
– После ужина сбор у восточных ворот, – прошептал на ухо Герасиму старый хрыч Осип, обитавший на поселении лет шесть и считавшийся у медиков старожилом. Недавно на общаке выбрали его предводителем. Похоже, по старости лет его действительно никакой рентген не брал.
– Замётано, понял, – ответил Герасим.
Он пошел вдоль думпкаров, чтобы проверить крепость запоров. Находясь около каждого из них украдкой поглядывал на Мумий тролля. Таракан, не высовываясь, сидел в закутке между свинцовыми пластинами. Рядом же с думпкаром номер семь, Мумий тролль вылез из укрытия и принялся за еду.
– Вона как!? – воскликнул Герасим, ухватился за борта вагончика и заглянул внутрь.
Эта часть руды большей частью имела бурый оттенок, перемежающийся беловатыми прожилками с характерным стеклянным блеском – верным признаком барита. Из чего он умозаключил: содержание урана в этой партии гораздо меньше или почти отсутствует по сравнению с рудой черно-голубого цвета.
– А ты, Мумий тролль, не зря свой хлеб ешь. Воистину природа – кладезь мудрости. Неужто, мою скромную каморку, именуемую мозгом, божественная лампа озарила?
– Ты с кем там гуторишь? – снизу спросил Осип.
– Сейчас расскажу, что я нашел.
Герасим вытащил на свет ловушку с тараканом, мирно жующим после обеда кусок фломастера, показал деду:
– Вот мой индикатор радиации. Его зовут Мумий тролль. Тараканы видят радиацию и прячутся в случае большой опасности. Видишь, он спокоен. Пошли к другому думпкару. Смотри, таракан быстро юркнул в свинцовое убежище.
– Это как понимать?
– А так, в думпкаре номер семь руда содержит меньше урана.
– Ну, ты мозг! – только и нашелся что сказать, старик. – Это нам на руку.
Ужин прошел штатно. В восемь вечера пять каторжников подкрались к космодрому и тихо сняли охрану. В служебной гостинице они перерыли всё и вся, но экипажа корабля не обнаружили. Не солоно хлебавши, беглецы вернулись в лагерь. Старик Осип на ходу менял тактику. Герасима, как вызывающего доверие у людей, он отправил на разведку по вагончикам. Еще двоих в амбулаторию. Все приметы сошлись на том, что экипаж, выведя корабль на стационарную орбиту вокруг Фемиды, именно сегодня получил смертельную дозу радиации от лучезарного Орфея. Замороженным пассажирам, биксы с которыми плавали в гидроотсеке, повезло больше. Пилоты же лежали в барокамерах на минус двадцать пятом этаже под лечебными лучами рубидиевых лазеров, и когда они очнутся, никто не знал.
– Братки, рухнуло царство грёз! Мы не сможем захватить экипаж, – обратился Осип к людям. – Последняя надежда – это Мумий тролль. Герасим, покажи его всем! О живом индикаторе радиации вы уже наслышаны. О руде без урана – тоже. Предлагаю информацию о безопасной руде обменять на полную свободу. Мы уйдем из лагеря за периметр городка. Да, там обитают дикие и кровожадные звери, которых мы видели сквозь трещины в пятиметровом заборе. Да, там бушует плотоядная растительность, которая питается теплокровными животными. Да, там охотятся первобытные приматы. Но там – свобода! Кто «за»?
– Свобода! Мы все «за», – единодушно повторили люди, измученные радиацией и непосильным трудом.
Начальница лагеря Барбара еще не спала, когда к ней в квартирку ввалилась делегация во главе с Осипом. Старая рухлядь мигом выхватила из-под подушки револьвер, такой же архаичный, как и она сама.
– Ни с места, козел, стрелять буду.
– Мы с поклоном, к тебе, матушка, – бухнулся на колени Осип, а вместе с ним и делегация.
Стоя на коленях, они предложили Барбаре выгодный обмен. К информации о безурановой руде, все каторжане приложили сертификаты с заработками за полгода. А Герасим поставил на тумбочку ловушку с Мумий троллем, смахнув с лица крупную мужскую слезу. Таракан поднялся на задние лапки и прощально шевелил усами.
– По рукам, Осип! До утра отсыпайтесь и идите себе с миром!
***
Как обычно случается, если план продуман наспех, то возможны варианты. На рассвете всех заговорщиков вытолкали за периметр. Охранники цепью вышли следом и дали по земле очередь из автоматов. Люди инстинктивно побежали к лесу. Воля к победе, страстное желание жить и как можно скорее покинуть этот лагерный ад толкали их животную сущность только вперед. Там за густыми зарослями их ждала, ждала взлелеянная в мечтах свобода.
Затем пули просвистели прямо над головами. Хрупкие ветки колючих деревьев обломились и попадали вниз. Герасим с сотоварищами слышали, как огненные шмели жалили стволы деревьев, впивались в кору и обжигали мякоть древесины. Он приподнял голову. Зеленая стена неумолимо приближалась. Верховой ветер, усиливающийся на рассвете, раскачал макушки гибких мангровых кущей. У Герасима возникло ощущение, что лес подгоняет беглецов, раскрывая им ласковые и спасительные объятия. Шум от выстрелов быстро прокатился и смолк. Строй людей смешался: они россыпью бежали к лесу. Кто-то от ужаса и страха упал на землю, но все равно упрямо полз к лесу, кто-то понадеялся на быстроту ног. Следующая автоматная очередь была в духе гуманности и высокой морали…
«Эх-ма! Сволочи! Барбара, старая ведьма»! — выругался шепотом Герасим. За полминуты до рокового стечения обстоятельств Герасим успел-таки рухнуть в нежно-зеленый куст суккулентов с толстыми мясистыми листьями, скрывшись из видимости оптического прицела Барбары. Он видел, как таинственный лес жадно принял в свои объятия новых обитателей, конечно же, тех, кто успел добежать или доползти.