Мое пребывание в санатории и отпуск закончились 7 января. А 9 –го числа я уже приступил к полетам. К 20-му числу стал летать днем при минимуме, а к 24-му и ночью, тоже при минимуме погоды. Казалось, все будет хорошо, так же, как в истекшем году. Но что будет нового в нем?
На одном из офицерских собраний летного состава обсуждались плановые задачи на новый год. Нового там ничего не было. Я попросил слова у руководителя, командира полка. В выступлении попросил обратить внимание на нашу главную задачу – демонстрационный пилотаж. Предложил подумать о создании новых пилотажных групп, введении новых элементов в фигуры пилотажа.
В частности, на прямолинейных участках горки можно было бы выполнять перестроения крайних ведомых в пятерке. Конечно, времени там маловато, максимум секунд 5 – 7, но, по своей влетанности я чувствовал, что при четких действиях можно успеть. Можно увеличить состав группы до семи, восьми, и даже девяти самолетов, поставив сзади пятерки двух задних ведомых, тройку, и даже целый ромб.
Мантуров внимательно слушал меня, затем, когда я сел, улыбнувшись, хмыкнул, но комментировать мое выступление не стал. Я понял, что быстрого решения этой проблемы не будет. Конечно, это было бы зрелищно, и совершенно новым. Но такие элементы пока еще целенаправленно не отрабатывались. Здесь требовалась ювелирная точность пилотирования, а все ли ею владеют – неизвестно. Чтобы освоить это, и не «наломать дров», требовалась длительная и сложная подготовка. Это же такая головная боль! Если бы начальство приказало – тогда – куда деваться. А выходить с инициативой, в случае чего – двойной спрос.
Полеты продолжались в прежнем темпе. В феврале летал только в сложных условиях, выполняя перехваты и воздушные бои за облаками. Налет, как и в январе – чуть больше восьми часов. В конце месяца мне, наконец, вручили удостоверение военного летчика первого класса, присвоенное Приказом Министра Обороны ..
С 20 февраля по 15 марта полетов не было. Не только из-за погоды. В это время назревали серьезные конфликты в Карибском бассейне (из-за Кубы), и в Юго-Восточной Азии. В истребительном полку началась подготовка и отправка летчиков в эти районы, а в истребительно-бомбардировочном – тормозилось переучивание на новые самолеты из-за ряда летных происшествий. За половину марта я налетал всего 5,5 часов, правда, почти все – ночью. В это же время дважды съездил в Москву, где в ВЗПИ сдал оставшиеся экзамены за второй курс КАИ.
Казалось, все идет намеченным планам, ни каких неожиданностей не предвидится. И все-таки она произошла. Мы готовились в классе к полетам, когда вошедший летчик сказал, что на улице меня ждет какой- то полковник. Я вышел, действительно полковник, мужчина лет пятидесяти, высокого роста. Поздоровались, он предложил пройтись. Стал задавать вопросы: что закончил, где служил, на чем летал. Оживился лишь тогда, когда узнал, что я только что получил первый класс, и учусь заочно в авиационном институте. Наконец, представился – сотрудник Научно- Исследовательского института Военно - Воздушных Сил, который занимается испытаниями военных самолетов. Спросил, не желаю ли я перейти к ним, на должность летчика-испытателя. Сначала я ему не очень поверил – как -то уж слишком буднично, и почему не в штабе дивизии, а на улице? Что-то тут не так. Но согласие, конечно, дал – это же мечта всей моей жизни!
Полковник уехал, ни командир, ни кадровики мне ничего не говорили. Вскоре, об этом разговоре, я и забыл.
Апрель выдался ясный, солнечный, и меня загрузили полетами на спарке. К нам в полк прибыл слушатель Академии ВВС на стажировку, и меня назначили его инструктором. Его программа составляла всего 25 часов, и это на год. За четыре года учебы можно было основательно утратить летные навыки. Я полностью ввел его в строй днем в простых метеоусловиях. В конце месяца немного полетал сам, в основном - ночью.
Однажды меня вызвал командир полка к себе в кабинет. Когда зашел к нему, то сильно удивился. Обычно спокойный и приветливый, сейчас он был сильно раздражен, и с гневом обрушился на меня:
- Ты что, паштак, за моей спиной себе место ищешь! В испытатели напрашиваешься?
- Как, за Вашей спиной? Я думал, Вы знаете.
- Вот, сегодня узнал, когда на тебя к кадровику дивизии запрос пришел.
- И не напрашивался я, мне полковник предложил, я согласился.
Мантуров помолчал, и уже более спокойным тоном продолжил:
- Ты хоть знаешь, где ты там будешь жить?
- Нет.
- А я там был. Эта Владимировка под Астраханью, там одни болота да змеи. Вокруг – ничего!
- Ну что ж, зато работа интересная.
И тут Паисий Филиппович опять взорвался:
- А у нас что, не интересная?! Мы же – единственный полк в Союзе, Нам само Правительство задания дает!
Он продолжал еще, а я понял, что он расценивает мой поступок как предательство. И потому стоял молча, опустив голову. Наконец, он сделал паузу, после чего жестко произнес:
- Так вот, перевод я тебе не разрешаю, а учебу в институте – запрещаю.
- Но…
- И никаких но. Имею право. В характеристике напишу, что учеба мешает тебе выполнять свои должностные обязанности.
Я стоял, как оглушенный, и ожидал, что он меня сейчас просто выгонит. Все рушилось. Да, в Положении об учебе военнослужащих в гражданских ВУЗах, это было указано: имеет право.
Помолчав, и не услышав моих возражений, уже спокойным голосом командир сказал:
- Я понимаю, ты хочешь учиться. Есть такая возможность. К нам в полк пришла разнарядка из Академии, одно место на штурманский факультет. Если хочешь, я могу дать твою кандидатуру.
Ну что делать, выбора у меня не было – учиться очень хотелось. Немного не то, но очень связанное с авиацией. И я согласился