Ему показалось, что запахло смолой, и руки стали липкими.
Нет, показалось… Кажется…
Он совсем не помнил об этом. Не хотел.
И когда видение затянуло его еще раз, воспоминания растворили координаты целой жизни.
Директор делал заметки в блокноте перед совещанием. Он был пожилым, и самые главные идеи писал на бумаге, не доверяя компьютеру.
В комнате за овальным столом сидели руководители направлений. Мужчины критичны, женщины внимательны. По мнению большинства, директор стал чудить в последнее время.
- Мне не очень нравится ирония маркетологов на смену рекламного ролика. Образ женщины со шприцом на пятой секунде выражает скорее заботу, чем провокацию…
Николай Иванович, так звали директора, говорил, вроде, к месту, но сам чувствовал, как идет он по полю и травинки шуршат под ногами. Солнце греет впереди слева. Тело погружено в топленый воздух с легким ароматом цветов, а остатки прохлады леса все еще прячутся между лопатками...
– Кто еще желает высказаться? – внимание директора неожиданно вынырнуло в зал заседаний, и он чаще задышал…
Народ выходил с планерки, сдерживая свои комментарии до курилки или кабинета. Один главбух в строгом дорогом костюме, в эротично распахнутой блузке продолжала сидеть за другим концом стола, пристально изучая Николая Ивановича, его размеренную озабоченность интеллигента.
- Коля, что с тобой?
- Так, - притомился, наверное.
Теперь Николаю Ивановичу стало видно, что в конце поля стоят дачные участки: точнее, - столбы, бытовки и вразнобой строящиеся заборы. Похоже, землю выделили не так давно.
Жар нарастал, солнце продолжало подниматься. Полевое разнотравье не оставляло мокрых следов на резиновых сапогах. Темнели и утрамбовывались грибы в лукошке.
- Николай Иванович, я знаю тебя много лет. Ты не устал, здесь что-то другое. Ты же только что вернулся с отдыха, - сказала главбух.
- Вер, не знаю я как тебе это все… - видеоряд стен, потолка, стола и кресел зала заседаний снова стал сопровождать слова директора и бухгалтера. Только крайнее окно зала, по левую руку, стало узким и тесным, как лаз в пещеру.
И Николай Иванович присел, пополз вперед, оценивая возможность застрять. Он обнюхал воздух на входе, ощутил намокание брюк на коленках, сделал глаза большими и стал пятиться.
– Ну, давай, смелей, мы уже ныряли туда. Только фонарик не забудь.
- Взял.
- Взял? - сказала женщина-главбух, верный помощник директора. – Иваныч, успокой меня, что я зря волнуюсь.
- Успокоить?
- Да ну тебя! – она вышла из зала и не закрыла дверь.
Николай Иванович проводил ее взглядом до исчезновения и без удивления отметил, как в проеме той же двери пробежала собака. И потом, почти сразу, из коридора под его кресло влетела белка. Или заяц…
Директор посмотрел с оврага вниз. Тропинка подходила к самой воде. В райском уголке тишины и спокойствия стояли рогатки для ловли рыбы. «Тут, небось, неплохо можно наловить», - подумал сладкую тягучую утреннюю мысль Николай Иванович.
- А вы на червей богаты? – раздался голос за спиной.
- Ну, не знаю… Щас посмотрим. Было много, но я, понимаешь, тут уже прилично. А сколько сейчас времени? – спросил Николай Иванович.
- Пап, ты же только что спрашивал! - сказала недовольная дочь.
- Когда же у тебя пройдет этот сраный подростковый бунт?! Правильно мать говорит, - бить тебя надо было чаще. – Николай Иванович отхлебнул пива, сел глубже в кресло и вытянул ноги.
Вода была ласковой, прогретой за целый день. И раз рыба все равно не ловилась, он решил искупаться. Разделся, зашел по колено, плеснул руками несколько раз на грудь и нырнул. Божественное прикосновение. А!
- Мужчина, вы пьяный, или вам плохо? – впереди в трех метрах от него стояла женщина в сером пальто.
Николай Иванович заставил себя открыть глаза, потянулся рукой в ее сторону, хотел что-то сказать…
Он помнил предметы и обстоятельства. А теперь их не было. Оглядывая пустоту с разных сторон, там, где раньше кружили, галдели и садились на него мысли, он пытался обнаружить какие-то привязки. А их не было. Ничего такого… Ощущалась, разве что, некая липкость в руках… Но и рук не было. Был, как будто, запах смолы… И какая-то долгожданная обреченность, что вот прямо сейчас случится что-то такое… Что-то… Будто кто-то тянул за последнюю условность, как веревочку, чтобы она мелко задрожала, ощетинилась в самом тонком месте, запела, подождала немного и бахнула, как перегоревшая энергосберегающая лампочка личной радости во всем этом безбрежном присутствии тихого вечного света.