Эпилог
…Директор приехал в три часа.
Сначала в комнату администрации производственного комплекса зашёл его сорокалетний водитель Виталик, полное имя в сочетании с отчеством которого когда-либо было произнесено разве что только в момент начала его брачной церемонии.
Он оглядел присутствующих, потом правой ладонью, приложенной к середине лба непокрытой головы, отдал всем честь по уставу несуществующей армии.
После этого Виталик прошёлся по комнате, поочерёдно, пожимая руки мужчинам и кивая женщинам.
- Приехал что ли? – спросил Виталика Семён Семёныч, начальник производственного комплекса, сидящий у компьютера, на мониторе которого в скайповой расплывчатости двигалась рывками физиономия главного конструктора Бориса Ивановича.
Тот не так давно, обустраивая ворота дачи, неудачно сломал себе ногу, и теперь работал на дому.
- Ага, сейчас в цехам ходит, может, где ещё чуток задержится.
Мы почти час на «третьем» стояли, когда с той территории ехали, пробки – это жуть!
Тимоша, начальник отдела снабжения, спросил:
- Ты когда в отпуск идёшь?
- В пятницу последний день.
- Опять, что ли в Куршевель едешь, не надоело?
- Ты что, я в Валь-Торанс теперь езжу, уже в третий раз, сейчас снега там ещё до фига.
«Тыща восемьсот пятьдесят»* теперь нам не по карману, хотя сейчас конец сезона, можно и в Куршевель в низ и середину спокойно за разумные бабки…
* Высота, на которой располагаются достаточно фешенебельные курорты
- Да, отдых на любой карман…
Это сказал невысокий, седоволосый пожилой мужчина, сидевший за компьютером ближе к двери.
Он, не переставая, щёлкал клавишами, двигал мышью, иногда на несколько минут застывал, глядя в потолок, потом опять принимался за эти занятия.
На нём были надеты джинсы и чёрная рубашка на трёх пуговицах с воротником и манжетами в мелкую чёрно-оранжевую клетку.
- У меня есть один знакомый - продолжил он - такой мужичок с серьёзными капиталовложениями, а у него сын ещё и покруче него, торгует яхтами, катерами и прочей фигнёй такого родосодержания.
Так вот этот знакомый мне и рассказывает, что его сын пришёл как-то раз и говорит: «Папа, я, говорит, такую шикарную коллекцию яхт ввёз, любая номенклатура, кто хочет - может себе что-нибудь выбрать, рассчитано - ну прямо на любой карман!»
Приятель и спрашивает: «Примерно сколько стоит из дешёвых? Да, говорит, папа, можно сделать очень приличную комплектацию за тысяч триста двадцать – триста пятьдесят. Евро».
Мы с приятелем похохотали – «яхта - на любой карман» - это такая психология у нынешних торговцев «лакшери»*
* Предметы роскоши
Да, робяты, жизня в России настала…
Я вот езжу в метро от Алтуфьева, так в вагоне норковых шуб больше, чем, наверное, во всём Стокгольме вместе взятом!
- Это сколько же в рублях, за яхту? – спросила, не поймёшь кто по должности, Неля, работавшая в тимошином отделе.
- Ну миллионов тринадцать – четырнадцать – поглядев в потолок, сказал Тимоша - доступненько для простого народа.
При этих словах Неля только покачала головой, а беременная мальчиком и обременённая мужниной ипотекой инженер по технике безопасности Альбина тяжело вздохнула и в один глоток допила свой чай.
Семён Семёныч не сказал ничего, он единственный догадался, что «знакомым» и «приятелем» седовласого мужчины по имени Георгий Натаниэлевич Мавенкер, или «Натаныч» - но это для простого и близкого по возрасту народа - и был генеральный директор их предприятия, появления которого все ждали, а соответственно торговцем яхтами и катерами - сын директора, Максим.
Семён Семёныч, бывший в наушниках, сказал безмолвно разевающему рот Борису Ивановичу, что бы тот не отходил от своего монитора, так как сейчас придёт руководитель, и к Иванычу могут быть вопросы.
Дверь раскрылась, и в комнату вошёл Генеральный директор ЗАО «ДИМАТЭК» - для интересующихся название расшифровывалось как «диагностика машин топливно-энергетического комплекса» - кандидат технических наук, лауреат премии Совета Министров Российской Федерации, член правления различных малоизвестных инженерных сообществ – Игорь Ильич Равинский.
Игорь Ильич был примерно на половину волос сед, одет в коричневое пальто – бывшая
портниха Неля сразу определила, что это настоящая «викунья»* - тонкий темно-серый костюм с несколько измятыми брюками, блестящие чёрные ботинки пристойной остроносости.
* Шерсть ламы
В руках он держал небольшой кожаный портфель и пластиковую авоську.
- Здравствуйте, товарищи - бодрым с небольшой картавинкой, чуть хрипловатым голосом приветствовал он присутствующих, после чего поздоровался за руку со всеми по очереди, в отличие от Виталика, не пропустив и женщин.
Когда он рукопожимался с Мовенкером, то юмористически-почтительно произнёс:
- Георгию Натаниэлевичу, почёт и уважение, как ваше драгоценное здоровье?
Мовенкер ответил характерным еврейским движением, сочетающим скорбную гримасу с пожиманием плечами, что в переводе на вербальное означает: «А я знаю?»
После ритуала приветствия директор снял пальто и повесил его на вешалку у дверей.
- Так внезапно потеплело, я прямо употел в этом пальтишке, надо переходить на плащ. Тимофей, я тебе привёз что-то из комплектации, Зенин со мной передал.
Ты разберись, пожалуйста.
Виталик, а ты, будь добр, пальтушечку оттащи в машину, я ненадолго.
Тимоша с несколько преувеличенной радостью, воскликнул.
- Ой, спасибо, Игорь Ильич, я ждал, сейчас в цех отдам.
Но тут же состроил озабоченную физиономию.
- Игорь Ильич, извините пожалуйста, вот Виталик сказал, что он в отпуск уходит, а вас тогда кто возить будет? Я это к тому…
- Неделю я буду на Украине, потом придётся твоему Севе поработать, да это ведь только тоже на недельку.
- Игорь Ильич, ну у меня же комплектация, вы знаете!
- Что за вопрос? Ребят-конструкторов попросишь, хоть какой-то работой займутся, кроме рассматривания порнухи - ой, девочки, прошу прощения - а то я никогда их за этим делом не заставал!
У всех машины, «путевые» выпишешь, бензин я компенсирую, что в первый раз что ли, прямо как дети!
Тимоша принял полуобиженный вид, похоже, только для того, чтобы начальству служба мёдом не казалась, и занялся своими делами.
Директор и Семён Семёныч уселись за стоявший в углу стол для заседаний.
Пока они устраивались, в комнату вошёл зам по производству Пал Палыч, невысокий задорного вида крепыш в синем халате.
- Садись Пал Палыч, что у тебя с «соткой»?
- Ну чего с «соткой», комплектацию получили, чертежи есть, токаря приступили, только Зайнутдинов, похоже, запил.
Третий день не выходит, я звоню, мобильный молчит, звоню на домашний, Хамиська его чего-то юлит, ну точно запил.
- Дожились, мусульмане заалкашлись, ну вот что Палыч творится, как дальше жить?
- Пардон, Семён Семёныч, татары - это не чеченцы какие-нибудь.
У меня соседи на Рогожке были Музафаевы, он на «Серпе» работал, так из вытрезвителя, подлец, не вылезал!
Директор прервал увлекательную беседу.
- Ладно, ладно, хватит о грустном, чего у тебя ещё?
Совещание продолжалось.
Мавенкер встал из-за компьютера, вышел из комнаты с кружкой, вернулся назад с чаем, сел на место, достал из стола конфетку, и с тихими словами «У меня перекур», загрузил на не видный от стола совещаний экран сайт «Эха Москвы».
От стола послышался голос директора:
- Георгий Натаниэлевич, вот интересно, как я к вам прихожу, ты всегда чай пьёшь.
Хоть бы разок угостил для приличия.
- Да без труда, Игорь Ильич, сейчас у ребят чашечку раздобуду, вот конфетки есть на фруктозе…
- Да я шучу - ты что не понимаешь - а конфетки твои я как-то раз пробовал, приторные слишком.
- Зря вы так, они гораздо нежнее, чем на сахаре, привыкнуть только надо.
- Нет уж лучше вы к нам в гости, чем мы к вам на Колыму!
Альбин, как у тебя дела?
Сём, ты её не нагружай сильно, а то девушке приходится по этажам бегать, споткнётся ещё, не дай Бог, или там голова закружится.
Ты давай гуляй чаще по двору, сейчас уже тепло, а работа, сама знаешь, она никуда не денется. Как мама?
- Спасибо, Игорь Ильич, ничего, всё в порядке.
Мама вам привет передавала, её скоро из больницы выписывают.
Она сразу хочет на работу выйти, сейчас на покрасочном одна Виктория Васильевна осталась.
- Пусть не спешит, Вика справляется, я сейчас с ней только что разговаривал.
Так, всё всем понятно? Ну ладно, я тогда пошёл, если вопросов ко мне нет.
Георгий Натаниэлевич, выйди, пожалуйста, со мной в коридор.
В коридоре директор внимательно оглядел Мавенкера.
- А чтой-то вы, мужчина, такую дорогостоящую рубашонку носите?
Это надо же «Акваскутум»! Даже я не всегда себе такие вещи позволяю.
Подворовываете, небось, моё добро, или диматековские - по вашему выражению, - «нуеёнахау», конкурентам сливаете? Нехорошо…
Я Сёме велю, чтоб проследил за вами.
Георгий Натаниэлевич, рубашку которому жена купила в «секонд хенде», а про «Акваскутум» он услышал впервые, поднял на директора глаза и голосом Овода перед расстрелом надрывисто произнёс:
- Вы, Игорь Ильич, можете по-всякому издеваться надо мной, лишить куска хлеба, в конце-концов, кастрировать меня, как какого-нибудь шотландского вислоухого кота, но вы не можете запретить мне одного – права носить дорогую одежду!
Я не какой-нибудь Старый, чтоб осквернять свою грудь лакостовскими крокодильчиками.
Он перешёл на свой нормальный голос.
- Это Лялька прислала из Америки.
Наверное на какой-нибудь рождественской распродаже приобрела, не думаю, что вот так взяла и купила.
Прошлый раз, между прочим, норковую шубу мне прислала, я такую на Николае Баскове видал как-то на Калининском.
- Чего же не носишь шубейку? Я почему-то тебя всё в лапсердачке твоём сереньком обозреваю.
- Да Людмила не разрешает, боится - причём обоснованно - что некоторые начальники и высшие на работе приставать начнут. Ревнует девушка…
- Ты ей скажи, что напрасно, я теперь исключительно искусством увлекаюсь.
И вот, кстати, мы со Старичком тут покумекали и постановили вывезти вашу благородию в голландско-бельгийскую местность, ориентировочно, на ноябрьские, так что готовьтесь.
Вот там-то мы вас и будем отучать от однополого влечения путём приобщения к живописи больших и малых фламандцев, а также к культуре легального употребления кана…, как там правильно?
- Каннабиоидов, невежа, ваш организм совершенно отравлен русским алкОголем!
Только учтите, родственнички, что перелёт я сам оплачу, можа что и ещё.
- Оплотишь, оплотишь, голубчик, куда же ты денешься. Ваши доходы у нас теперь как на ладони.
Ну, ладно, Лука, что касается русского алкОголя, так я попёрся на заседание ассоциации авиастроителей.
Там сегодня Чурилину семьдесят исполнилось, постараюсь не нажраться.
Игорь горестно вздохнул, осознавая всю тщетность своего намерения, потом почесал пальцем выпяченную нижнюю губу и воскликнул:
- Вот хорошо, что я вспомнил об «нуеёнахау»!
Ты парень, описание лазерного комплекса сделал? Мне послезавтра понадобится.
- Фим, прекратите свои «а мансы»*, я ещё на прошлой неделе этого твоего «Лазар Моисеича» Оксанке по электронке выслал, и я понимаю, она тебе так и не распечатала, шалава.
* Тут – трепотня (евр.)
- Большая вы сволочь, Георгий Натаниэлевич, но как работнику – цены вам нет!
- Очень даже есть по вашему, Игорь Ильич, прейскуранту, смотрю расчетные и плачу.
- Не гневи Бога, Лука!
- Шутю, что до Бога, то я как Плюшкин, живу убого, а денег много, особенно по моим советским понятиям и нынешним потребностям.
Ну и кроме того, кого люблю, того дарю, пою лучше.
- Это ещё откуда?
Лука махнул рукой.
- Сразу видно любителя голландской культуры, это же «Живой труп»!
- Я таки должен и это знать – вздохнул директор - а вот про девушку Оксану вы, почтенный, зря тут выражались.
Она на больничном, и у меня секретарём сейчас Варя из учебного центра, новенькая, неопытная.
- Ну сделайте от меня Оксане ОлеговнЕ маленький впердон, а эта Варя - да, может не и знать, какая у меня харя.
Ладно, сейчас позвоню, познакомлюсь, может сЕмью создадим, ребятишек народим.
Пора уже мою Люську кому-нибудь сбагрить.
- Она-то как?
- Людмила Юрьевна сейчас у нас в роли Машкиной мамашки, живёт по будням у нее и Пашки, вытирая Зойкины какашки.
Поздний ребёнок, сам понимаешь надо перебдеть.
Уй! Фишунь, это такой пупсик, ходить начала, уже чего-то болтает, моя красавица!
- Вся в дедушку, дешевле убить, чем трепаться запретить. Козлина, от тебя заразился!
Игорь шутливо замахнулся на Луку, потом чуть смущённо улыбнулся и, покашляв, произнёс:
- Жор, а ты чего действительно в субботу к «Ударнику» пойдёшь?
- Старичок, я так понимаю, доложил, а чего, нельзя что ли?
Вот…засранство, у Шурика Лобова «харрасмент» был, а тут «беруфсфербот»*, куды демократу податься?
* Запрет на профессию (нем.)
- Да нет, ну ты чего, парень, чокнулся?
Я в том смысле, что ты там пооосторожнее, в гущу-то не лезь с твоими делами сердечными.
- Не боись, иду я, кстати, не один, а с Людмилой Юрьевной, и, заметьте, не только в свете контроля за моим самочувствием, а исключительно по либеральным убеждениям, развившимся вследствие просиживания до двух ночи в Интернете.
Ну ладно, ладно, зря я так, Люська и вправду, девка горячая, если речь о справедливости пошла, ну в её понимании…
Ты не беспокойся, мы с ней по-стариковски, на уголочке Якиманки и Обводного постоим, помнишь там ещё чебуречная была?
- Во, во, я и говорю, поаккуратнее там, без фанатизма, а то попадёте в околоток, как вас потом вызволять прикажете?
Игорь развёл руками.
- Ахмедыча андрюхиного из полиции-то попёрли, два дела завели.
- Значит не зря ходымо, давай другой раз с нами, провоняешься заодно.
Шимо захватим, он у нас либерал известный, а Старичка и Серёгу определим, допустим, по другую сторону баррикад – к камарилье!
А, Фишуньчик? Вихри враждебные веют над нами…так, так, так, сейчас чего- нибудь придумаю…
Только их мощность поменьше цунами, как?
- Офигеть, ну прямо этот, как его? Пьер Дегейтер!*
* Автор текста «Интернационала»
А ведь, помнишь, совсем недавно говорил, что всё это бестолку, один хрен…как там, сейчас вспомню…а! «Что тухлые, что свежи, а всё одни и те же!»
- Так может так оно и есть, я не отказываюсь, но, понимаешь, Игорь, почему-то чую, что «надо», «надо» и всё!
Игорь вдруг хлопнул приятеля по плечу.
- А батюшку-то мы забыли, его куда, по какую сторону?
Лука со своей стороны хлопнул себя по лбу.
- Вот хрен старый, сам чуть не забыл!
Трибун же со мной вчера по скайпу связался, что-то вроде прощания с коллективом в моём лице.
Он ведь за зиму новую команду собрал, на этот раз, говорит, ребята действительно серьёзные, шестеро человек.
Педагоги бывшие, психолог какой-то с оригинальными методиками, десантник бывший, ещё кто-то, я не запомнил.
Из старых, ну тех, кто в Монастыре тогда к нему прибился, только один, ну этот отец Николай, а я, кстати, вспомнил - откуда я его знаю!
Я же сам когда-то его Трибуну сосватал, он с парой ханыг в Монастырь мимо моей дачи пробирался.
Совсем деградированные ребята были, я даже и не думал, что он так…ну как сказать… возродится. Скажи, Фим, какой молодец мужик оказался?
- А тебе Старый….
- Чего Старый?
- Да нет, ничего…Ну и что они там собираются делать?
- Как тебе сказать? Я так понял будут ездить по окрестностям, молодёжь собирать, пытаться что-то вроде коммуны… будешь смеяться…Макаренко делать.
Ну, в общем, нравы как-то пытаться исправлять.
Может это и идеализм, а если так подумать, то эта так называемая «власть» наша и есть прямой продукт нравов, как считаешь?
Не дождавшись ответа от задумавшегося Игоря, Лука с непривычно простодушным выражением лица тихо произнёс:
- Может, что и получится, чем Бог не шутит…
* * * * *
Не верь, не бойся, не проси.
А он не верит, не боится,
Да! Попросил! Так на Руси
Все просят…может кое что и обломиться….
Год получился «под банкет»,
Ну вот ему и обломилось
И «тем» неплохо, спору нет
Подать к столу молвы монаршью милость.
Как ладно! Тощий Дед Мороз
В змеёнке галстука бордовой
Подарок, походя, занёс
Отысканный в сенях избы своей ледовой
Немного кислоты… другой,
До кучи впряженный пристяжкой
Нести хомут он свой тугой
Обязан до конца своей дороги тяжкой.
Все платят: тощею мошной
Мошной тугой, душой навынос
А результат – в балансе ноль
Но это – фарт, всего скорее – минус…
Ох, нет зарока от сумы,
Суда тупого лицедейства,
Но темень озарит зимы
Улыбка серозубая сидельца.
Москва 2013 год