Праздник

Алексей Кнутов
Стоял конец октября. Вечерело. Пенсионер Илья Худышкин взял сумку и пошел в магазин за продуктами. Магазин находился в середине деревни.  Илья ходил в магазин в одно и то же время: в конце дня. По дороге и в магазине он встречал кого-нибудь из деревенских, беседовал, узнавал новости. На этот раз он заметил у магазина  Стешу. Стеша у магазина судачила с какой –то бабой. Илья подошел поближе, поздоровался. Стеша тоже поприветствовала его. Илья купил хлеб, банку селедки и, дождавшись, когда в магазине никого не осталось, попросил у продавщицы:
   – Маш, налей сто грамм.
   – Дядя Илья, у тебя совесть есть? – возмутилась Маша, – Ты знаешь, сколько уже мне задолжал?
   – Да ладно, Маш, отдам, запиши там еще, вот пенсию принесут и отдам.
   – В последний раз, дядя Илья, – предупредила продавщица и налила ему из початой бутылки полстакана водки. 
   – Все отдам, отдам, – поклялся еще раз Худышкин, закусывая конфеткой водку.
Он вышел из магазина и опять наткнулся на Стешу. Она ждала его у магазина.
   – Ну что, Илюшк, выпил? – насмешливо спросила она.
   – Да так, каплю, – сознался Илья.
   – Она тебе, Дарья-то, даст «каплю», – снова поддела его Стеша.
   – Ну испугался, - захорохорился Илья.
   – Ладно, Илья, дело у меня к тебе. Поросенка бы надо зарезать.
Илья почесал затылок:
   – Давай в четверг, моя в больницу в город поедет.
   – В четверг, Илюх, мне не с руки, мне бы в пятницу, а в субботу я бы на базар.
   – Ну давай в пятницу, – согласился Илья.
   – А не боишься?
   – Кого? – будто не понимая, спросил Илья.
   – Ее, – снова напомнила Стеша.
   – А чего мне бояться, я чай не раб у неё.
   – Ну-ну, жду, Илья, приходи поговорим, –  на прощание сказала Стеша, – нам, чай, есть о чем поговорить.
В четверг утром, собираясь в город,  Дарья, жена Ильи, строго наказала:
   – Смотри тут у меня!
   – А чево мне тут смотреть?! – огрызнулся Илья.
   – Сам знаешь чего, – железным тоном повторила Дарья.
   – Да ну тебя, – отмахнулся  Илья.
   – Домашешься у меня, – погрозилась она.

   Вечером  Дарья домой не вернулась, заночевала в городе у сына. На следующий день Илья, переделав домашние дела, пошел на другой конец деревни. Поросенка он разделал до обеда. Стеша нажарила картошки с печенкой, достала бутылку. Илья выпил. Стеша тоже пригубила  чуть-чуть. Пока он закусывал она, подперев рукой подбородок, смотрела, как тот пережевывает жареную печенку. Она налила ему вторую рюмку, третью и четвертую Илья наливал сам. Илья раскраснелся и расслабился.
   – Ешь, ешь, Илья, зашпыняла она тебя, зашпыняла.
   – Ну что это? – пытался возразить Илья.
   – И что ты тогда на ней женился? На добро ихнее позарился?
Илья на миг перестал жевать, задумался и грустно согласился:
   – Позарился, Стеша, твоя правда.
   – Бросил меня тогда. Знаешь, как я тогда плакала, когда ты женился. Я до сих пор тебя жалею.
   – А я, Стеш, всегда иду к тебе как на праздник. И увижу тебя – в душе всегда праздник.
Стеша налила ему еще одну стопку.
   – Да, Илья, как бы мы с тобой жили, ведь ты с ней не живешь, а существуешь.
   – Твоя правда, Стеша, – согласился Илья, – существую.
   – А ведь ты ее, Илья, тогда ни разу даже не провожал: всё со мной и со мной. Я все помню, все, Илья, все. Как ты из армии пришел. А я тогда из малолетки  в девку выросла. За мной многие тогда ухлестывали. Помнишь, как ты с Валентином из-за меня подрался?
   – Я помню, Стеш. Красивая ты была. Я ему тогда напорол, чтобы не подходил к тебе.
   – Помнишь, а сам на этой женился. Ты и глядеть-то на меня тогда перестал.
   – Да глядел я, Стеша, да не своя воля.
   Стеша достала вторую бутылку  и налила себе и Илье.
   – Знаешь, Илья, давай выпьем за нас. Мы с тобой за нас никогда не пили, не за неё, а за нас.
   – Давай, – согласился Илья. – За нас, Стеша.
   – Илья, а ты давай  переходи ко мне жить, брось ее. Ты же ей всю жизнь отдал. Ты ведь раб у нее.
   – Эх, Стеша, – вздохнул Илья, закусывая, – ведь мне уже за семьдесят. Ну, куда я, у меня вон внуки какие. Скоро туда уж, на тот свет, а ты говоришь. Жить осталось годок другой.
   
   – Ну и что, Илья, годок проживем и тот будет наш. Годок у тебя будет как праздник. А у тебя ведь сегодня праздник? А тут год будет праздник.
   – Праздник, Стеш. Давай споем.
   – Пой, Илья, и я с тобой.
Они просидели до вечера. И когда совсем стемнело, Илья вышел на свежий воздух и пошел домой. Душа его пела. Ему редко бывало так хорошо. У самого дома он потерял бдительность. И во все горло запел песню: «Парней так много холостых!» С песней он вошел в дом, позабыв про все на свете и даже про свою жену Дарью. Но она его не забыла. Как только Илья открыл дверь – увидел её.  Она стояла в боевой позе посреди избы, со  сковородником в руке  и первое, что он услышал от нее, было:
   – Я тебе что наказывала, проклятый! Пес негодный! К этой проститутке ходил!
   – Тебя не спросил, куда мне ходить. Расфуфырилась тут. Да не боюсь я тебя. Да, ходил, поросенка резал, – произнес Илья прежде, чем получить первый удар сковородником по голове. Второй удар пришелся по руке. Третий удар он предотвратил, вырвав у ней сковородник. От такой дерзости Дарья сначала оторопела, а затем, разозлившись еще больше, побежала за ухватом и, совсем взбесившись, начала крушить все в избе, стараясь  ударить Илью. Илья, получив еще два удара, отнял у нее и ухват.
   – Дура бешеная! Дура! Все, ухожу  я от тебя, развожусь с тобой! Ухожу к Стеше! Дура, всю жизнь мне испортила! Всё, кончилось моё терпение! – кричал он.
   – Да ори, ори, вот приедет Колька он тебе покажет Стешу!
   Илья не стал ее больше слушать, развернулся, громко хлопнув дверью, вышел на улицу. И, не оглядываясь, пошел обратно к Стеше.
   У Стеши было хорошее настроение но грустное и она, конечно, Илью не ждала. А когда он постучал, подумала: «Вернулся еще выпить». Но Илья вошел и решительно заявил:
   – Все, Стеша, ушел я от нее. Вот смотри, – он показал на голове шишку, – сковородником сейчас огрела.
   – За что она тебя?
   – За тебя, Стеша, за то, что у тебя был. Вот. Стеш, в чем пришел,  все на мне.  Пятьдесят лет с ней жил, больше не могу. Видеть ее больше не могу.
   – А я, Илья, пятьдесят лет ждала.
   – Вот только вся одёжа там осталась,– опять повторил Илья,  показав на замызганную фуфайку.
   – Я тебя, Илья, одену с ног до головы. Все тебе куплю: и штаны и рубаху. Все у тебя будет, Илья. Одену с ног до головы.
   Илья еще выпил. Стеша постелила ему чистую постель и он сразу уснул.
Проснулся он, как обычно, рано. И поначалу не понял, где он находится. Но потом вспомнил весь вчерашний день. Он встал  и присел на кровати. Стеша уже хлопотала по хозяйству.
   – Лежи, лежи, Илья, у тебя теперь другая жизнь. Сейчас тебе пирогов напеку. На рынок сегодня не поеду. Успею, съезжу.
   Илья полежал еще немного, но уснуть больше не мог. Он встал, оделся, осмыслил свое непривычное положение. Привыкший с утра заниматься делами спросил:
   – Чего делать-то, Стеш?
   – Ничего не делай, Илюх. Сейчас сготовлю завтрак, а там баню истоплю. Ты теперь мой, чай назад не побежишь.
   Скоро завтрак был готов. За завтраком Илья выпил и, поставив рюмку, спросил:
   – Стеш, а если бы я тогда на тебе женился, у меня был бы праздник?
   – У меня, Илья, был бы, а ты сам себя спроси.
   – Был бы, Стеша, был бы всю жизнь, – ответил на свой вопрос Илья. – Эх, Стеша, не свою я жизнь прожил,– печально произнес он.
   После завтрака Илья вышел во двор и пытался найти себе  какое-нибудь дело. Но Стеша тут же пресекла его намерения и тогда он сел смотреть телевизор. А Стеша готовила обед. Обед у них был царский. И день у Ильи  был тоже царский. Никогда за ним так не ухаживали и не обращались с ним так. Ему было очень уютно, но в тоже время он чувствовал неловкость и неуверенность в, пока еще чужом ему, доме. Они без конца говорили со Стешей, вспоминая ту далекую и такую близкую им жизнь, и те счастливые моменты, когда они были совсем молодыми и были вместе. Казалось, это было вчера. Они смеялись и поминали добрым словом поросенка, который вот так сблизил их. Все было хорошо, но в душе у Ильи все-таки было неспокойно и это беспокойство усиливалось, и даже выпитое вино не заглушало его. Но это и понятно. Он прожил с Дарьей пятьдесят лет, а со Стешей всего один день, который уже подходил к концу. Вечером Стеша сходила в магазин, а Илья – в баню. И они сели ужинать.
   – Ох, Илья, и все - таки мне не верится, что ты со мной. Вот ты сидишь рядом, а мне кажется, что это сон. Скажи, Илья, ты не уйдешь от меня? Я все думаю, что ты сейчас соберешься и уйдешь. Я и ночью не спала, все об этом думала.
   – Да что ты, Стеша, я и представить себе не могу,  как я к ней вернусь. Меня теперь к ней только под конвоем вести.
   Только он это сказал  и даже  поднял рюмку, как на улице раздался какой-то шум и крики. Они оба замолкли и переглянулись. Стеша подошла к окну и все поняла. К дому подходили двое. Скоро они затопали по ступеням. Дверь отворилась, и  в избу ввалились Дарья и сын Ильи  Колька, приехавший, похоже, по этому случаю из города. Первой разразилась бранью Дарья:
   – Проститутка! Паразитка! Чужого мужика пригрела. Бесстыжая! – Закричала она. Стеша тоже в долгу не осталась:
   – Это ты, бесстыжая, отбила у меня его тогда! Он мой, мой! Не пущу!
Илья сидел ни жив, ни мертв и молчал. Настала очередь Кольки:
   – А ну, собирайся! – скомандовал он. – Расселся тут.
   – Ты чего, Кольк, ты чего, – пытался урезонить его Илья. – Я чай отец твой. Чего на меня так? Ты, чай, уже тоже отец, понять меня должен.
   Колька, не внимая его словам, решительно подошел к Илье схватил за воротник  и поволок к двери:
   – Марш домой, козел паршивый, за рюмкой сюда прибежал! Мать одну оставил! Дома дел полно, а он здесь прохлаждается! Рюмошник!
Стеша пытаясь защитить Илью, стала у двери, преградила дорогу и
закричала пронзительно:
– Не трожь его!
   Колька легко оттолкнул её, выволок  Илью по ступеням на улицу и швырнул на землю. Илья упал лицом в грязь, попытался встать, но не смог. Колька  снова схватил его за воротник, поднял и скомандовал:
   – Домой! Позорник!
   Уже совсем стемнело. Илья шел по пустой деревенской улице, сгорбившись, вытирая грязь с лица. А сзади, как два конвоира, шли Дарья и сын Колька, подталкивая его в спину, ругая всяческими бранными словами. А вслед им из окна смотрела, подперев рукой подбородок, Стеша. По щекам ее текли слезы.      Праздник кончился.

2004 г