00:01, десятый день эпидемии.
Занавес открывается. Небольшое помещение, напоминающее монашескую келью. Письменный стол, пара стульев и топчан в углу. В комнате Аглая Лилич – женщина лет 35, худенькая, маленькая, ничем не примечательной внешности. Светоч веры, чрезвычайно умная и проницательная особа, Инквизитор.
В узкое окно видны крыши домов и поле с тремя бронесоставами, за ним. Город, по всей видимости, спит, пушки, по всей видимости, молчат.
«Дон-дон-дон» – отчетливо отстучал первый час ночи старый механизм за окном, и Аглая зевнув и потянувшись, откинулась на спинку стула. «Завершаются дела праведные…» - мелькнула в уме заученная с малых лет скороговорка псалма, а губы, наперекор разуму, тихо прошептали привычное «и все остальные, впрочем…». Это тоже из детства. Святейшая позволила себе на миг прикрыть глаза – на память сразу пришла та ночь, когда Магистр Звука скоропостижно скончался, как оказалось, перепутав в темноте чашку с чаем, с аналогичной, однако содержащей в себе ирин – яд, такой же быстродействующий как никотин, но в отличие от него, кладущий лошадей не поштучно, а исключительно табунами. При условии, разумеется, что лошади окажутся настолько глупы, чтобы пить из чашек.
Впрочем, хотя с той далекой поры прошло не мало лет – точнее два десятка, Аглая до сих пор не слишком любила церковное пение, и поперечный шрам через всю спину (личный автограф приснопамятного магистра) до сих пор, гудел в такт клавишным, при каждом «Нового дня приветствии», особенно, если дело было к дождю.
Аккуратно собрав в стопку бумаги, и педантично заложив закладки в рабочие тетради, Инквизитор привела в порядок рабочее место. Поднявшись, она вновь зевнула, и, сбрасывая оцепенение сна, тряхнула головой.
- Исполнитель!
В темном проеме двери тотчас, беззвучно возникла фигура помощника, выряженного в нелепый и наводящий ужас, балахон, закрывающий не только фигуру, но также лицо и голову.
- Принеси мне того же, что было вчера, а затем запереть собор и вешать любого, кто подойдет ближе пятнадцати шагов – прием вчерашнего дня уже окончен, а новый день, ещё не родился.
Фигура в дверях исчезла, низко склонившись к земле, так поспешно, что дрогнуло пламя свечей, и женщина – инквизитор, в жизни маленькая и хрупкая, вдруг, будто разделилась надвое – одна, физическое тело, осталась стоять недвижимо, а вторая - стократно увеличившись и черной тенью прыгнула на стены собора. Она росла и извивалась, пока не заполнила собой все пространство - от потолка до пола, распахнув огромные черные крылья, распустив во все стороны лоскуты непроницаемой черноты.
Исполнитель явился второй раз. Его руки поставили на край стола поднос с большим кувшином и тарелкой наполненной лепешками, лоб почти коснулся пола в поклоне, после чего дверь скрипнула, и инквизитор осталась в совершеннейшей тишине.
Тени давно улеглись и ночь плотной завесой накрыла мир. Даже не верилось, что за толстыми стенами собора, в городе, вот уже девять дней и ночей свирепствует эпидемия. Что из пятнадцати тысяч населения, даже самый настырный статист, сейчас едва ли смог насчитать более четырех тысяч. Что завтра не наступит ещё для тысячи. Что послезавтра, может и не наступить вовсе.
Аглая нацедила себе полную чашку, и залпом опрокинула её. «Противно делать только первый глоток», как говорят местные. Огнедышащая жидкость, потекла по пищеводу согревая внутренности, растворяя оковы души…. Всё ещё держа в руках чашу, Инквизитор подошла к окну, и, прислонившись щекой к холодному шершавому камню, устремила взгляд на восток, где даже в темноте, отчетливо вырисовывались на фоне серого ночного неба, абсолютно черные стволы гигантских осадных орудий, направленных прямиком на город.
Инквизитор невзлюбила город с первого дня. Неосознанно, чувствуя его взаимную нелюбовь кожей. Но судьба подчас жестока, и так вышло, что она и город, сейчас были повязаны. Аглая приговорена к смертной казни, но и Город тоже приговорен. Предотвратить эпидемию – задача Аглаи, задача непосильная, невыполнимая, но… выживет один – выживет и другой, но только в таком порядке. Потому что погибни город, её все равно ждет смерть. Это будет её росписью в собственном бессилии, что само по себе, как поймут даже непосвященные - роскошь для инквизитора.
Прошествовав к столу, она снова наполнила свою чашку, и также быстро осушила её. Время позднее, а завтра предстоит трудный день. Расстегнув пряжки кожаного плаща – длинного, от горла до самых щиколоток, Аглая бросила его на спинку стула, а затем, мешком упала на топчан, стоящий в углу, напротив окна. Секса или даже его элементов не было, - не надо думать плохо о госпоже Инквизиторе – под плащом Аглаи было платье, своим кроем, длинной и плотностью, напоминающее все тот же плащ. Бутыль и чаша плавно перекочевали к изголовью.
00:21
Там же. В начале сцены, в приоткрытую дверь проскальзывает фигура Артемия Бураха, менху. Артемий напоминает гончую – он быстр, подтянут, силен и судя по блеску в глазах, способен на весьма неосторожные поступки.
- Кто здесь?! Именем Света!
Аглая, уже начинавшая задремывать, откидывает в сторону чашу вместе с остатками содержимого и отбрасывает с постели одеяло. В её руке, в свете свечей хорошо различим револьвер, в её голосе прекрасно различимы нотки властности и превосходства. На самом деле, это говорит не женщина, а машина, а машинам, как известно опасно попадаться на глаза, у них своя правда.
Тишина продолжается минуту.
- Артемий?
Голос Инквизитора непривычно дрожит, она говорит почти шепотом.
- Артемий Бурах.
Её голосу возвращается привычная твердость, в нем сквозят нотки стали. Она уже не спрашивает, но призывает к ответу.
Менху появляется из тени, на его непроницаемом лице нет никаких эмоций, однако в глазах явный интерес. Он садится напротив, поднимает чашу с пола, и без разрешения, наполняет её до краев.
- Артемий…
Голос инквизитора звучит также, как звучал на городской площади два дня назад, когда казнили мародеров.
- …ты здесь.
Она внезапно всхлипывает, и отворачивает лицо, так, чтоб зритель не видел слезы. Слезы Светоча веры. Её собеседник молчит. В темноте слышно лишь их дыхание, затем, менху протягивает руку и она, прижимает его ладонь к сердцу. Тело инквизитора сотрясают рыдания. Рука менху касается её глаз.
- Почему ты молчишь?
Инквизитор ушла, сейчас есть только Артемий и Аглая.
- Мне страшно, мне ужасно страшно. Завтрашний день – ох, как бы он не наступал подольше. Нас либо казнят, либо будут молиться каждому нашему вздоху.
- Скорее, ни то не другое. Мы закончим дело и сбежим. Но нее как трусливые псы, а как лиса, отведавшая добычи. Вакцина создана, хотя это не то, что ждут жители Города, прежде почитавшие меня как спасителя, а теперь, боящиеся как гонителя. Но, если жизнь Уклада будет продолжена, а твоя – спасена, это уже не имеет значения.
- Не оставляй меня…
Она не говорит, а шепчет, тихо-тихо, еле слышно. Артемий наклоняется к ней…
Достопочтенный зритель, если тебе нет 18 лет, или ты настроен слишком романтично, на этом самом месте, я прошу тебя отвернуться, или сходить попить чаю, потому что, он уже здесь, вступает в свои законные права. Секс.
01:49
Те же, там же. Размышляет Аглая.
Вакцина создана. Не мной, а мехну – слава теперь его. Награда же мне – жизнь, ведь условия договора выполнены и город стоит. Я могла бы уйти сейчас, но я не могу, я люблю. Или, привыкшая искусно притворятся овцой, волчица просто запуталась в своих личинах – очень трудно различить. Но нужна ли я ему? Мы волки – хищные, одинокие и не терпящие привязанностей – это нас объединяет. Разъединяет положение – Инквизитор и Убийца. Лишь здесь мы стоим на одной доске, а в столице – все будет иначе.
Волки сходятся лишь на сезон – сможем ли мы разойтись подобно им, и нужно ли нам это, ведь мы не волки, по сути своей?
01:49
Те же, там же. Размышляет Артемий.
Ей уже ничего не угрожает, но что теперь будет со мной? Здесь, жизни для меня не станет, но там, куда я уйду за ней (не она за мной, или со мной, а я – за ней), нужна ли будет ей моя жизнь? Подобно хищным птицам, мы объединились вместе лишь для того, чтобы разорвать жертву – достаточно сильную, чтобы совладать с нами по одиночке, но, не вцепимся ли мы в горло друг другу когтями, когда с опасностью покончено?
Как бы то ни было, завтра мы уйдем вместе. Я буду псом у ног её – она скажет – убей и я убью, она скажет – умри, и я умру. Я мог бы уйти сейчас, но я не могу, я люблю.
01:56
Те же, там же.
- Подумай Артемий, уйдя сейчас, ты вряд ли сможешь вернуться, менху умрет для Уклада, с твоим уходом.
- И ты подумай, Аглая – вернувшись сейчас, ты не сможешь уйти потом, Инквизитор не может просто так уйти.
- Я брошу тень на тебя – сейчас, ты, менху – ты герой, победивший чуму. Показавшись в моему обществе, ты привлечешь лишь тех, кто желает тебе зла, и оттолкнешь тех, кто нес тебе добро.
- Ты ступаешь по лезвию бритвы, и впредь, лезвие станет лишь тоньше и острее. И если ты вдруг оступишься, я буду той рукой, на которую можно опереться.
- Это не аргумент в мою пользу, это аргумент в свою защиту.
- Разве не нужно защищать тебя, если ты принадлежишь мне?
Светоч веры хотела было возразить, однако, не нашла нужных слов, напротив, её сознание наполнило безмятежное спокойствие.
***
Конечно же, этот фрагмент, просто моя фантазия на один из последних диалогов игры "Мор. Утопия" ("Патология"), который в игре никогда не фигурировал, но, в моем видении мира, родился, из обрывков фраз, запахов духов и порывов ветра с Горхона. Для тех кто дочитает это до конца (о, я знаю, таких будет немного!) вопрос на засыпку - есть ли будущее у Убийцы и Инквизитора?