Всем защитникам Отечества посвящается...
Над Ленинградом нависла черная туча. Ванька качнулся от порыва ветра, но инструменты не отложил. Еще немного, он успеет.
В окнах замелькали силуэты мам и бабушек, пытавшихся загнать детей домой.
- Ванюш, голубчик, сорванцов моих не видел? – скрипучий женский голос эхом прокатился по пустынному двору.
Ванька лишь головой мотнул. С мальчишками он общался редко, да и любым играм предпочитал мастерить. Все началось с детских поделок, потом стал помогать отцу в столярной мастерской. А вскоре пошли заказы от соседей – кому портретную рамку сделать, кому табурет, кому книжную полку. Ходил он и по квартирам, где мужских рук не хватало: то картину повесить, то дверцу в шкафу подкрутить. В Ванькиной большой семье ценилась каждая копейка.
Сейчас Ванька старательно выпиливал самолетик для Мишутки, трехлетнего сына соседки. Просто так, от чистого сердца. На старом деревянном столе не было пустого места – молоточек к отверточке, рубанок к стамеске. Разложил Ванька и заготовки. Нет-нет, да и найдется минутка, чтоб начатое завершить.
Мастерить на воздухе было его любимым делом, особенно летом. Так и работа шла быстрее, и был шанс увидеть Варьку – девочку из дома напротив. Ей пятнадцать, он на год старше. Месяц назад, в день ее рождения, Ванька выстругал красивую шкатулку. Передал тайно, через соседей, вместе с отломанной веткой сирени. Сам он подойти к Варьке стеснялся. Она сразу смекнула, чей подарок, но при каждой мимолетной встрече лишь смущенно опускала глаза и, улыбаясь, пробегала мимо.
Ей нравился Ванька, но сердцем она понимала – не одобрит ее интеллигентная семья малограмотного жениха, пусть и с золотыми руками. Ванька переехал из деревни, окончив семилетку, но продолжать учебу в Ленинграде не стал, взяв на себя обязанности запасного кормильца.
На стол упало несколько тяжелых капель. Ванька нехотя встал, поднимая с земли пустую корзину. Мимо вихрем пролетели соседские мальчишки, не забыв отвесить Ваньке пару оплеух. Но тот был слишком погружен в свои мысли, чтобы ответить. Побросав в корзину инструменты, мальчик метнул взгляд в окно Варькиной квартиры. На секунду показалось, что за стеклом дернулась занавеска, но, сколько он ни приглядывался, Варьки так и не увидел. Стало быть, действительно почудилось.
Небо рассекла молния, и Ванька опрометью бросился домой.
***
Спустя месяц поступил крупный заказ – на прикроватную тумбочку, и Ванька почти все время пропадал в мастерской отца. В один из дней забежал он домой на обед. В запасе было минут двадцать, чтоб супа похлебать и вернуться.
Жил он в коммуналке, поэтому и кухня была общей на двадцать человек. Отец, мать, Ванька, сестра и двое младших братьев ютились в крошечной комнатушке. В тесноте, но дружно, да и соседи были неплохие.
Не нравилась ему только Дунька. С бледным личиком, большими синими глазами и светлыми кудряшками, она напоминала глупую фарфоровую куклу. Да и липла эта кукла к Ваньке, как пиявка. Едва ей стукнуло тринадцать, как возомнила она себя Ванькиной невестой. И вот сейчас эта назойливая Дунька вихрем ворвалась на кухню. Ванька напрягся и отложил в сторону ложку. Обреченно уставился на девочку, ожидая привычных баллад о любви и нелепых накручиваний локонов на палец. Но та лишь с усмешкой облокотилась о дверной косяк:
- Ванюш, ты чего тут расселся? Там твоя Варька уезжает.
Бесспорно, весь двор знал о Ванькиной любви. Но сейчас было не до стыда. Ванька побелел. Напрочь забыв о супе, бросился по коридору, спотыкаясь в темноте о разбросанные соседские вещи.
- Да не так быстро, а то поймет, что я ее выдала! – крикнула Дуня, но Вани уже и след простыл. Один за другим он преодолевал лестничные пролеты, думая лишь о том, чтоб успеть повидать Варьку в последний раз.
Забыв пиджак на стуле, Ванька бежал к соседнему дому в майке. Ни ливень, ни ураганный ветер, бушевавшие на улице, не были ему помехой. У парадного тарахтела грузовая машина. Около нее, прячась под клеенкой, стоял Варькин отец. Бесцеремонно заглянув в салон с кузовом и не обнаружив Варьки, Ваня бросился к Виталию Степановичу. С трудом выровняв дыхание, спросил:
- А где… Варя?
Тот оглядел Ваню с головы до ног, будто раздумывая, говорить или нет, но все же произнес:
- Здравствуй, Иван. С Олесей наверху. С квартирой прощаются.
Пробормотав что-то в ответ, Ванька понесся в парадное и с разбега в кого-то влетел.
- Ой, – пискнул удивленный голос, и Ваня тут же рассыпался в извинениях. Сквозь темноту парадного проглядывались очертания двух девушек, одна из которых сидела на полу. Рассердившись на свою неловкость, Ваня подал руку.
И тут их глаза встретились.
Олеся, старшая сестра Вари, хмыкнула и вышла во двор.
Они стояли в полумраке холодного парадного, не в силах оторвать друг от друга взгляда. Варя отпустила его руку и поднялась на несколько ступеней. На ее лицо ласково опустился луч света, и Ванька, любуясь, замер. Он пытался запомнить милые сердцу черты, понимая, что еще минута – и ее позовет отец.
Ваня подошел ближе, и Варька вздрогнула. Невольно покачнулась. Юноша подхватил ее за талию, но тут же убрал руки, сбито извинившись. Он молчал, прокручивая в голове сотни мыслей, но так и не нашелся, что сказать. Он просто смотрел, а она с замиранием сердца ждала. И Ваня решился. Он робко прильнул к ее губам, и Варькины щеки вспыхнули. Она резко его обняла, после чего взяла его руки в свои:
- Я напишу тебе. Обязательно напишу, как приеду! – шепнула она. И, не оглядываясь, бросилась прочь.
Варя уже забиралась в кузов, когда Ванька, опомнившись, выбежал следом. Машина тронулась.
- Варя! – закричал Ванька и кинулся за грузовиком. - Я выучусь, обещаю! Выучусь и приеду к тебе! Варя! Дождись меня, Варечка!
Варя смотрела на него до тех пор, пока он не пропал из вида. Всю дорогу до Тулы она ревела, не подозревая, что Ваня переживал не меньше. Отвернувшись от всех, он свернулся калачом на кровати и беззвучно плакал.
Они переписывались два года. Их письма были настолько трогательными и нежными, что Варька не могла дождаться встречи. Но однажды всё закончилось. С объявлением Молотова по радио:
«Сегодня, 22 июня в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну…»
Ваня ушел на фронт. Об этом Варя узнала из письма его матери. Меж страниц лежал мятый обрывок бумаги с наспех нацарапанными словами: «Я вернусь». Варя прижала его к груди и горько-горько зарыдала.
В то время Варя училась в пединституте. Сдав сессию, перешла на второй курс, но дальнейшее обучение стояло под большим вопросом. Весть о вторжении Германии взбудоражила всех, и город стал стремительно пустеть. В первый день войны многие студенты, преподаватели и другие сотрудники института ушли на фронт по призыву и добровольцами. Среди них был отец Вари Виталий Степанович – учитель истории.
Невзирая на трудности и потерю большей части преподавательского состава, институт не только продолжал занятия, но еще и создал народное ополчение, в которое вошли все, кто остался. Были организованы курсы медсестер и военной подготовки, куда Варя незамедлительно записалась.
Олеся, сестра Вари, год назад вернулась в Ленинград, поступив в театральный, и теперь Варя с матерью остались одни. Девушке пришлось совмещать учебу в институте, работу в библиотеке, куда ее смогла устроить мать, а также активную деятельность по оказанию помощи фронту – сбору средств в фонд обороны и формированию посылок. Студентов часто отправляли на строительство оборонительных сооружений и рытье окопов, и каждый раз Варя убеждалась, что нужна там – на фронте.
Холодным октябрьским утром Варя по обычаю собиралась в институт. Подошла к столу взять стопку агиток, над которыми трудилась всю ночь. Но на месте их не оказалось. Девушка в панике осмотрела квартиру, проверила сумку – листовки будто сквозь землю провалились.
Варя опустошенно рухнула на диван, как услышала стук в дверь. Не к добру встрепенулось сердце, подумала Варя и на ватных ногах добралась до двери. Неспешно щелкнула замком. На лестничной площадке стояла почтальон, сжимая в руках два письма.
Едва взяв похоронку, отправленную на имя матери, Варя схватилась за косяк и медленно осела на пол. Почтальон что-то говорила, но девушка не слышала ни слова. Она должна сообщить маме… Варя сделала попытку подняться, но, закружившись, вновь опустилась на пол. Прислонившись спиной к косяку, девушка зарыдала. Она больше не увидит своего дорогого, любимого папочку.
Сжав в руках похоронку, заметила на полу второе письмо. Дрожащими пальцами развернула записку. Перед глазами поплыло…
«Варенька, милая, Вани больше нет…»
Варю, лежавшую без сознания, обнаружила соседка – девушка так и не закрыла дверь после ухода почтальона. Тетя Таня принесла воды и даже мизерный кусочек шоколадной плитки. Она понимала Варю без слов: минуло несколько месяцев с начала войны, а пришли уже три похоронки… На отца, мужа и сына. Скольких сил ей стоило не достать из сундука веревку… Но она справилась. Ее родные гибли не за то, чтобы она ушла за ними… Она поняла, что надо жить. Ради памяти… И теперь она крепко прижимала Варю к груди, ласково поглаживая по волосам.
Когда тетя Таня удалилась, Варя все еще окаменело глядела в одну точку. Огромными усилиями заставила себя подняться и пойти к матери на работу. Елена Семеновна восприняла новость сдержанно, по крайней мере старалась не показывать эмоций при дочери. Но стоило Варе покинуть библиотеку, как мать разрыдалась, сминая похоронку в кулаке.
Уверенным шагом Варя направилась в райком комсомола. Она приняла решение. Она должна защитить Родину от натиска фашистской твари. Она должна отомстить за смерть отца и Ванечки.
Написав заявление о добровольном зачислении в действующую Красную Армию и получив положительный ответ, Варя вскоре оказалась в деканате института.
- Прошу отчислить меня из института по причине добровольного вхождения в ряды Красной Армии.
Каких-то десять минут – и в институте ее уже ничто не держало. Варя ни за что бы не решилась на такой шаг, если б знала, как сильно в ее поддержке сейчас нуждалась мать. Но Елена Семеновна приняла новость так же бесстрастно, как и известие о смерти мужа.
Варя села в товарный вагон, мчавший на запад. Она даже подумать не могла, что мать сляжет с сердцем сразу после ее отъезда, что через две недели Тула будет осаждена, что институт закроют в связи с эвакуацией и что она уже никогда не увидит большинство своих товарищей-однокурсников.
Она добиралась до места назначения почти три недели, вздрагивая от воя выпущенных по их составу снарядов. Много тогда полегло людей, но ее вагон уцелел. Впервые она столкнулась с кровью, смертью и криками раненых. Совладать со слезами не могла, но рука не дрогнула – Варя уверенно извлекала пули и перевязывала раны.
Несколько раз эвакогоспиталь менял место дислокации. Приходилось вновь и вновь разворачивать операционные, санузлы и пищеблоки, пряча их за густыми лесными кронами. Своими силами строили землянки и рыли окопы.
Раненых поступало все больше, а лекарств и заботливых рук не хватало. Грязные и искалеченные, они нуждались не только в лечении, но и в полной отдаче – перемещать на носилках, мыть, одевать, кормить. Санитарки и медсестры стойко выполняли свой долг, не жалуясь на голод, недосып и усталость. Силы придавали лишь надежда и вера. Это ли не счастье сохранить жизнь, вернуть бойцов в строй здоровыми и крепкими и приблизить день Победы?
Однажды привезли тяжелораненого лейтенанта. Тут же засверкали скальпели, затрещали бинты – шансы выжить были ничтожно малы. В срочном порядке провели несколько операций и строго-настрого наказали медсестрам следить за его состоянием.
За два года, проведенных на фронте, Варя повидала многое, но, подойдя к койке солдата, она онемела. Часть лица была обожжена, левый глаз прикрыт повязкой, перебинтованы и ноги, и руки, и тело… Казалось, что он попал в мясорубку и лишь чудом остался жив. Тем же чудом врачам удалось сохранить конечности – стоял вопрос об ампутации.
- Сестричка, – пробормотал он, – водички… пожалуйста…
Варя спохватилась, понимая, что стоит без дела. Зачерпнула из ведра воды и слегка приподняла голову солдата.
- Вот так, хорошо, потерпите чуток.
Поднесла к иссохшим губам кружку. Каждый глоток давался с трудом – боец пил медленно, делая небольшие паузы. Придерживать его становилось все сложнее, но Варя не торопила. Даже когда затекла рука. Лейтенант, почувствовав на затылке дрожь ее пальцев, пить прекратил, и девушка аккуратно опустила его голову на койку.
Еле слышно выдавив «спасибо», мужчина встретился с медсестрой глазами. Взгляд торопливо пробежал по ее бледному лицу, после чего скользнул в сторону.
Лейтенант отвернулся и больше не произнес ни слова.
Спустя пару часов девушка вернулась для перевязки, но боец, не поворачиваясь, ответил отказом. Варя растерялась – где это видано, чтоб раненый лечиться не хотел.
- Не упрямьтесь, товарищ лейтенант. На войне вон сколько вытерпели. А бинты поменять – как воды испить.
Она коснулась его плеча, но тот лишь недовольно буркнул:
- Уходите. Ничего мне от вас не нужно.
Чувствуя, что ситуация накаляется, к Варе подбежала медсестра Лида – бойкая и невозмутимая. Шепнула:
- Иди, Варюш, Михалыча лучше перевяжи. А с этим я сама управлюсь. И не таких лечили.
Варя подчинилась, но выбросить упрямого лейтенанта из головы не могла. Она делала еще пару попыток – приободрить, покормить, слово доброе сказать.
- А давайте я вам что-нибудь веселое расскажу! – звонко щебетала она. Чтобы улыбнуться, собирала всю волю в кулак.
Лейтенант же упорно поворачивался спиной, отказываясь идти на контакт.
Варя только головой качала. Бинтов стыдится, не иначе. В такие моменты ей нестерпимо хотелось одного – крепко-крепко обнять человека и сказать: «Ты жив! И это самое главное!» Но навязываться больше не стала.
Она провела очередной обход, сделав раненым перевязки, и устало побрела в палатку персонала. Прилегла на свободную койку, но сон не шел. Перед глазами все еще стоял образ искалеченного лейтенанта. Волосы уже отливали сединой, а голос чистый, как у ребенка, как у… Варя сразу вспомнила Ваньку, которого помнила совсем мальчишкой. Наверное, лейтенанту тоже лет двадцать. Сколько же ему довелось пережить… Не щадит никого война проклятая.
Варя повернулась на другой бок и задремала. Ей снилось, что она в блиндаже, перевязывает раненого бойца. Дверь отворилась. На пороге стоял взволнованный солдат:
- Варвара Витальевна, срочно… Там… бойцы… Минометный обстрел…
Варя в спешке завязала узел и, схватив санитарную сумку, выбежала наружу. Воздух был пропитан колючей, едкой пылью. Варя зажмурилась, пробираясь на ощупь по узкому окопу. Солдаты что-то кричали, тянули ее за руки, но она упорно шла к цели – туда, где слышны стоны, где с визгом разрываются снаряды.
- Ложись! – от внезапного окрика Варя пригнулась, накрыв голову руками. Взрыв – и блиндаж заволокло черным дымом. Варя поспешно выбралась из окопа, стараясь не смотреть назад – на место, которое чуть не стало ее могилой.
Девушка упорно ползла среди бездыханных тел, пытаясь уловить хоть один стон, хоть одно биение сердца. Заметив движение, ускорилась – лишь бы не опоздать. Там, в грязи, беспомощно барахтался солдат, потерявший в бою руки и ноги. Не кричал, не стонал, лишь тщетно пытался перевернуться.
- Я сейчас… – пробормотала Варя, подползая ближе. – Сейчас, родной, держись…
Она переложила его на спину, схватила за гимнастерку и принялась оттаскивать с поля боя.
- Брось меня… - застонал солдат. – Брось!
- Не брошу! – строго ответила Варя, прикрывая его от минометного огня.
- Не жизнь это… Брось меня… И себя не губи… - солдат решительно отвернулся, стараясь не встречаться с Варей взглядом.
Она остановилась. Взглянув на бойца, вздрогнула. Это был Ванька. Ее любимый Ванька.
- Варя! Варя, проснись!
Девушка подскочила на койке. Кто ее звал? Кто кричал?.. Тишина. Только сердце безудержно стучит. Дрожащими пальцами схватив керосиновую лампу, Варя бросилась в соседнюю палатку. Аккуратно, стараясь не разбудить бойцов, добралась до самого дальнего угла. Осветив тусклым огоньком лицо лейтенанта, едва сдержала стон радости.
- Ванька, миленький, Ванечка, родной мой! – прошептала, поглаживая его по волосам. – Ванечка!
Ваня же спал так крепко, что ни свет, ни голос не могли его разбудить. Варя аккуратно потормошила парня, дождаться утра не было сил. Но ни один мускул на его лице не дрогнул.
Девушка замерла. Горло будто клещами сдавило. Она схватила Ваню за руку, но пальцы скользнули по липкому запястью. Поднеся лампу, она застонала – на земле валялся испачканный в крови нож.
- Ой, мамочки! Ванька… родной… Зачем?! Дурак… какой же ты дурак…
В истерике бросилась к врачу. Узнав, что требуется экстренное переливание крови, немедля предложила свою. В Бога не верила, но неожиданно для себя начала молиться…
Ваня выжил. Первое время он был настолько слаб, что Варя старалась подходить к нему как можно чаще, насколько позволял ее самоотверженный труд в госпитале. Сколько ни гоняли ее врачи и девчушки-медсестры, засыпала там же, на голой земле. Лишь спустя неделю она сделала первую попытку заговорить, но лейтенант по обычаю отвернулся, не проронив ни слова.
Обойдя койку, Варя опустилась на колени.
- Это же ты, я знаю! – шептала, целуя его руки. – Ванечка, взгляни на меня. Пожалуйста…
Он же упрямо молчал, стараясь не встречаться с ее пытливым взглядом. С ее необыкновенно прекрасными, с весенней зеленцой глазами, которые так упорно пытался забыть.
- Ванечка, - пальцы нежно скользнули по огрубевшей щеке. Варя не замечала ни шрамов, ни бинтовой повязки на глазу. Она видела только своего любимого шестнадцатилетнего мальчишку, с которым прощалась дождливым ленинградским днем.
Его подбородок дрожал. Эмоции хлынули наружу, и он расплакался. С хрипом, стонами, нескрываемым отчаянием… Варя приложила его голову к груди, целуя так рано поседевшие волосы. Каждая минута вместе казалась вечностью.
Уход за Ваней она полностью взвалила на свои плечи, не требуя возражений. Он по-прежнему стыдился, однако иной раз нет-нет и улыбнется уголками губ.
- Вань, а помнишь, как тетя Зоя во дворе вывесила тюль сушиться, а Митька его сорвал и к хвосту кошки привязал? – щебетала Варя, обмывая руки Вани чистой водой. – Та как испугается, как прыгнет на пожарную лестницу, лапами зацепилась и ползет со страху вверх, на крышу. А тюль на хвосте развевается, что платье у невесты. А потом… ты помнишь? – Варя подавила смешок. – А потом как вскочит к бабе Нюре на карниз, а та сослепу как запричитает на весь двор: «Ох ты ж Господи, призраки!» Помнишь, Вань? Вот умора-то была!
Ваня помнил. Он ловил каждое Варино слово, мечтая, чтобы она не прекращала говорить. Она повзрослела, вытянулась, стала более женственной и серьезной. Вот только голосок не поменялся. Такой же звонкий, как ручей в лесу.
Постепенно он стал возвращаться к жизни и уже с нетерпением ждал появления Вари. То и дело они смеялись над забавными случаями из детства и смотрели друг на друга как в первый раз – не отрываясь.
Но однажды ночью все были подняты по тревоге. Приказ – срочно эвакуировать больных и раненых и доставить в безопасное место. Услышав гул самолетов, Варя бросилась к Ване, но койка была пуста. В палатках творился хаос. Куда унесли Ваню, никто не видел. Да и самостоятельно уйти он пока не мог.
- Ваня! Ванька! – Варя бегала от машины к машине, но слышала совсем чужие голоса.
- Сестра Дмитриева! – строго сказала врач-хирург, подбежав к девушке. – Что за игры, нам нужна ваша помощь! Оставьте свои сердечные дела на потом! Это приказ!
Варе оставалось лишь повиноваться. В спешке разбирая койки, она услышала звук двигателя – машины одна за другой покидали эвакогоспиталь.
- Ванечка, я нашла тебя и снова потеряла… – прошептала, чувствуя, как сердце сковывает холод.
Раздался оглушительный вой бомб, и девушку отбросило в сторону взрывной волной.
***
Варя отделалась несколькими легкими ранениями и потерей мизинца. Ерунда по сравнению с тем, что могло случиться, упав она чуть-чуть левее. В госпитале она трудилась до конца войны. Под ливнем пуль, под минометными обстрелами, под гул фашистских самолетов, под жуткий звук наступающих вражеских танков… Тот день, день Победы, навсегда останется в ее памяти, как день непередаваемой радости, безграничного счастья и облегчения.
После войны в звании сержанта Варя вернулась в Тулу. Мать открыла дверь, но узнала дочь не сразу. Осознав, что перед ней ее Варя, Варечка, она хрипло вскрикнула и схватилась за дверной косяк, оседая. Варя подхватила мать и осторожно довела ее до кровати. Сама же присела рядом.
С болью в сердце она смотрела на постаревшую мамочку. Волосы Елены Семеновны утратили былой цвет и искрились сединой. Некогда прекрасные голубые глаза помутнели, стали пустыми и безразличными. Сама же она была настолько худа, что просвечивалась каждая косточка.
Мебели в квартире почти не осталось, книг тоже… Около окна стояла железная печь-буржуйка с выведенными на улицу трубами. Мать долго плакала, обнимая Варечку, не в состоянии что-то рассказывать и расспрашивать. Но потом достала из-под подушки несколько бумажек и протянула дочери. Четыре похоронки. Три похоронки на отца и одна на нее, Варю.
В тот день, когда она вновь потеряла Ванечку, ее долго не могли найти. Она лежала в воронке из-под бомбы, присыпанная землей. Ее обнаружили живую, без сознания, среди нескольких десятков мертвых тел…
Сколько же горя пережила мать, получая эти похоронки!
Елена Семеновна произнесла: «Леся…» И осеклась, закрыв бледное лицо руками.
Олеся погибла во время блокады Ленинграда. Она так и не смогла осуществить свою заветную мечту – стать актрисой. Варя шумно втянула воздух, вцепившись руками в край кровати.
Они снова остались одни.
«За что мне это? За что?.. Ваня, папа, Леська…» – девушка прижалась к матери и разрыдалась на ее груди. Как в детстве.
- Поплачь, поплачь, доченька. Станет легче. Плачем, значит, чувствуем. А когда мы чувствуем, значит, мы еще живы. Давай-ка я тебе чайку заварю.
Елена Семеновна попыталась подняться, схватив стоявшую у кровати кривую палку. Варя же решительно усадила мать обратно. Заботливо подложила под спину подушку и двинулась в сторону кухни.
- Варя… – тихо позвала мать. – Варечка! – произнесла чуть громче, будто что-то вспомнив. – Дочка, тебя позавчера солдат искал!
- Какой… какой солдат… – на ватных ногах Варя вернулась к матери.
- Красивый, статный, в военной форме, с орденами, – ответила мама. – Правда не пощадил его боженька – все лицо в шрамах да повязка на одном глазу.
- Ванечка…
Что-то защемило, закололо в груди. Резко бросило в жар. Он жив! Он вернулся!
– Где он? Мамочка, родненькая моя, что ты ему сказала?..
Елена Семеновна отвернулась, пряча вновь выступившие слезы, и Варя все поняла. И никаких слов не нужно. Теперь он тоже думает, что потерял ее навсегда.
- Не признала я его. Представился другом из детства, спрашивал о тебе. Даже имени своего не назвал. Мальчишек-то во дворе много носилось, всех не упомнишь… Рассказал, что был дома, в Ленинграде. Да никого из семьи не нашел. Снял комнату здесь, в Туле. И сказал, что будет меня навещать, раз… - мать стыдливо осеклась, - раз у нас с ним больше никого не осталось. Вчера вот консервов баночку принес, хлебушка… Ох, дочка, ты же с дороги, что ж я сижу!
Но Варя лишь рухнула на колени возле матери, обхватив ее худые лодыжки. Взмолилась:
- Мамочка, мама, он оставил адрес?
- Оставил, Варенька. На всякий случай. Вот он, дочка, – Елена Семеновна выудила из кармана мятый обрывок газеты.
- Я вернусь! – схватив бумажку, Варя быстро поцеловала маму и выбежала из квартиры.
Дверь коммуналки отворил жилистый, седой как лунь старичок. Он махнул в конец коридора, прошамкав: «Дверь справа». И деликатно отошел в сторону.
Девушка бросилась по коридору, спотыкаясь в темноте о чьи-то мешки и тапки, и вскоре остановилась возле белой двери. От запаха свежей краски засвербело в носу, и Варя резко зажала ноздри пальцами, чтоб не чихнуть. Шуметь не хотелось. Стучать по выкрашенной двери тоже. Поэтому Варя схватилась за ручку и легонько толкнула дверь.
Он стоял у окна, пряча руки в карманах, спиной к Варе. Одетый в военную форму, статный, красивый, точь-в-точь такой, как описывала мать. Темные с проседью волосы, туго натянутый бинт.
Погруженный в свои мысли, он даже не слышал скрипа открываемой двери.
От волнения Варю начало колотить. Он здесь, он рядом, совсем близко… Он жив! Она хотела броситься к нему, окликнуть, но… не могла. С трудом сделала шаг, затем другой и вскоре оказалась возле Вани.
- Ванечка… Родной мой… - с надрывом прошептала Варя. Нежно обняла его сзади, прижавшись лицом к спине.
Он застыл, боясь даже вздохнуть. Стало страшно. Неужто виденье?.. Дрожащие руки тут же нащупали Варины пальцы. Обессиленно выдохнул.
- Ванечка, обернись, – Варя аккуратно высвободила руки.
Она стояла рядом, даже не думая убегать. Такая красивая, такая родная. Ваня сжал ее так крепко, будто снова боялся потерять. Зарылся лицом в растрепанные русые волосы, покрыл поцелуями каждую клеточку милого сердцу лица.
- Я никогда тебя не отпущу, – прошептал, прижимая к груди ее теплые руки.
Варя улыбалась и плакала одновременно. Так и стояли они друг напротив друга, не отрывая любящего взгляда. Как в первый раз.
***
Виталий Степанович, отец Вари, вернулся домой спустя два месяца со дня Победы. Сильно искалеченный, но все же живой. Преподавать в институте он смог лишь через год.
Нашелся и младший брат Вани – Илья. Дом он покинул сразу, едва на Ваню пришла похоронка. На теплушках добрался до Белоруссии, прибился к партизанам и совершил не одну разведывательную вылазку.
Ваня и Варя расписались на следующий день после встречи. Варя вернулась в институт и, отучившись, стала работать в школе. А Ваня открыл столярную мастерскую. В крепком счастливом браке у них родилось пятеро детей, дождались и внуков.
Они прожили вместе шестьдесят пять лет. Сначала ушел Иван Никифорович. На здоровье он никогда не жаловался и умер спокойно, во сне.
Варвара Витальевна пережила мужа на несколько лет. Каждое Девятое мая она подходила к шкафу, доставала его пиджак, увешанный орденами и медалями, и заботливо вешала на стул. Раньше вся их большая семья – дети, внуки – ежегодно собиралась в их уютной квартире, чтобы поздравить бабушку Варю и дедушку Ваню с праздником. Поблагодарить за жизнь, мир и счастливые улыбки.
Традиция встречать День Победы вместе осталась неизменной. Но теперь уже праздник начинался с воспоминаний об Иване Никифоровиче, о его боевых заслугах и о том, каким чудесным он был человеком.
Уже поздно вечером, провожая гостей с полными пакетами еды, Варвара Витальевна светилась от счастья. Тепло попрощавшись с детьми, обняв любимых внуков, она долго стояла на балконе и махала им вслед.
Майский вечер был прекрасен. Вовсю цвела сирень, которую не могли заменить никакие цветы на свете. Варвара Витальевна блаженно закрыла глаза, наслаждаясь любимым ароматом. Сейчас она снова была той застенчивой девочкой Варей, получившей в подарок резную шкатулку и отломанную ветку сирени. Теперь же сирень цветет прямо под окном – уже целых тридцать лет. Ванин подарок.
Варвара Витальевна вернулась в зал и достала из-под кровати патефон. Смахнула пыль, открыла крышку и выбрала из стопки бумажных конвертов нужный.
Послышалось негромкое потрескивание старой пластинки, и комнату наполнил проникновенный голос Клавдии Шульженко:
Синенький скромный платочек
Падал с опущенных плеч.
Ты говорила, что не забудешь
Ласковых, радостных встреч.
Варвара Витальевна ловко подхватила со стула пиджак мужа и прижала его к себе. Она кружилась, кружилась, пока не закончилась песня. Уставшая, легла на кровать, не выпуская пиджак из рук.
«Я иду к тебе, Ванечка…» – прошептала она, и на ее лице застыла улыбка, полная счастья и любви.
20.06.2014