Кошмаром моей бабушки были цыгане. И не случайно. Мама моя в детстве была для бабушки большим разочарованием. О, ужас! Она не была красивым ребенком. Как только она появилась на свет, стало понятно, что черные кудри, голубые бабушкины глаза и стройный стан – все эти богатства она не унаследовала. Мама удалась в дедову породу. Белые тонкие волосики, темные, глубоко посаженные, глазки, крепкие ножки, туловище без талии и короткая шея. Грибок боровичок, а не девочка!
То, что ребенок был смышлен не по годам дело только портило. Высокий лобик будущего доктора наук и пытливый взгляд из под насупленных бровей бабушку не радовали. Ею был пущен в ход целый арсенал нарядов, бантиков и рюшечек. Они должны были, ну просто обязаны, придать маме миловидность, но на самом деле только полнили.
Со мной же все вышло по-другому. Я могла только мечтать о бантиках и кружавчиках. Меня одевали как монашку. Строгие платья и белые воротнички должны были подчеркнуть и мои огромные, как у олененка Бемби, глаза и темно-рыжие волосы, заплетенные в многослойные косы. Я явилась заслуженной компенсацией бабушке, взяв по-немногу от всех своих родственников, но больше всего – от нее. «Внучка у вас красавица! Вся в бабушку», - и бабуля начинала глупо улыбаться.
Так что там с цыганами? За маму бабушка не волновалась. Всем известно, что цыгане воруют детей и заставляют просить милостыню. Для того, чтобы хрошо подавали дети нужны красивые, веселые и разговорчивые. Мама же была букой и еще к тому же толстой букой. Цигане точно на нее бы не позарились, так считала бабушка. А зря!
Когда война только началась, дед увез бабушку и маму, которой было всего пять лет в деревню. Дал хозяйке денег и вернулся в Москву. Вот в этой деревне с романтическим названием Дубки, все и произошло.
Мама стояла одна в огороде и пела. Запрокинув голову, она четко и ясно выводила мелодию песни. Пятилетний ребенок пел о любви.
Толстая Мила очень рана обнаружила, что в ней что-то сидит. Это что-то было больше, чем она сама, сильнее, и просилось наружу. Мила стала ЭТО потихоньку выпускать. Сначала робко, только слегка открывая рот, потом больше. А потом ее услышала ее мама, моя бабушка.
- Мила, не кричи, пожалуйста, у меня голова болит.
- Мила, перестань визжать, как котенок, которого душат.
- Мила … Мила… Мила…
Мила поняла, что мама не любит, когда она поет и стала от нее прятаться. Она забивалась в укромный уголок и выпускала Голос на волю. Он постепенно выправлялся, креп и хорошел… Родные не догадывались каким сокровищем обладает их ребенок. Мила прятала голос, как любимую игрушку. Она почему-то знала с самого начала, что это драгоценность, хоть маме и не нравится.
И так, Мила пела, стоя среди подсолнухов песенку про любовь и ее услышала цыганка. Она-то сразу поняла, что голос тут необыкновенный. Чистый, громкий, он хрусталинками рассыпался в воздухе. Циганка замерла и на минуту забыла о своем ребенке. Маленький циганенок с чумазой мордочкой дергал ее за юбку, торопя. Но цыганка осталась у забора.
- Девочка, а ты еще какие-нибудь песни знаешь?
- Знаю, тетя.
- А вот такую занаешь?
Ай ручеечек ручеек, ай брала воду на чаек
Ромалэ, лэ ли та чавалэ лэй
- Нет, а что там дальше?
- Пойдем со мной, расскажу.
Мама подлезла под загородку и сунула свою влажную ладошку циганке в руку.
- Давай, рассказывай.
- Это песенка тоже о любви, пой со мной…
Ай брала воду на чаек, сама смотрелась в ручеек
Ромалэ, лэ ли та чавалэ лэй
Когда бабушка обнаружила, что мамы нет в саду, она просто помешалась. Выскочила на улицу. К счастью, соседи все видели.
- Твою Милку цыганка увела, беги в табор.
Бабушка только успела подумать, что вот гадкие тетки, своего бы сельского ребенка увести бы не дали и вихрем промчалась через все село.
Под деревьями расположились цыганские кибитки, уже приближался вечер, разожгли костер. У костра собрались цыгане. Они кого-то слушали. У костра стояла Мила. Толстенькая девочка в розовой кофточке, похожая на упитанную свинку, пела цыганскую песню в нужный момент, притоптывая крепкой ножкой для пущего артистизма. Бабушка вихрем влетела в круг цыган, подхватила тяжелую Милу на руки и понесла. Как она ее донесла до села, бабушка не помнит.
С тех пор при виде пестрой юбки у нее случался припадок. Бабушка хватала меня судорожно за руку.
- Там цыгане! Фу, нет показалось!
Мне очень хотелось узнать, какие они – цыгане. Но в Москве их видели редко. Но потом выяснилось, что с одним я давно уже знакома.
Одним из моих любимых мест в Москве была выставка ВДНХ. «Что там интересного?» - спросите вы, и будете очень не правы. Там была куча интересного. Фонтаны, которые поражали мое детское воображение. Один каменный цветок, что стоил. Самолеты и ракеты – вот бы полетать! Но и это не главное, главное – звери. И какие звери! Какие там были овцы! Мохнатые премохнатые – ангорские, говорят, что все глухие. Шерсть уши закрывает. А свиньи? Лежит такая свинья на боку а рядом куча поросяток – хорошенькие! А быки с кудрявыми мордами и кольцами в носу. Глаза красные, кровавые. Страшно! А лошади. Арабские скакуны, как будто отлитые из бронзы. Орловская порода – белый конь из сказки, только принца на нем нет. А тяжеловозы с волосатыми копытами. Ростом под потолок конюшни – настоящие кони для Ильи Муромца и богатырей. И еще: мороженное и цветной паровозик, который объезжает все павильоны. Море удовольствий.
Еще одно удовольствие ждало меня на улице. Под воротами нас встречал очень черный небритый дядька с кучей блестящих мячиков на резинке. Мячики весело прыгали и переливались радугой фольги. Внутри мячики были из обыкновенной газеты, но это если расколупать. Дед всегда покупал мне такой мячик. Это был ритуал. Как тот, что лето начиналось для меня с покупки нового большого мяча. Они заполняли собой огромный, как мне казалось, бассейн в Доме Игрушек. Бока такого мяча чем-то напоминали глобус. Я любила рассматривать эти неизведанные материки, пока бок не становился серым от московской пыли, и материки исчезали. Но стоило помыть мяч, и материки появлялись снова. Так вот, мяч на резинке – это святое. Непременный атрибут счастливого московского детства.
Мячи на резинке продавали цыгане. Так от деда я узнала, что это и есть цыган. Рогов на голове у него не обнаружила и потеряла интерес. В тот день мы после долгой прогулки по выставке, засобирались домой. Было очень жарко. Мороженного хотелось невероятно, но за ним выстроилась длиннейшая очередь на самом солнцепеке. Дед сказал:
- Лиля, ты иди, еще на лошадок посмотри, а я постою. Когда насмотришься, то выходи за ворота. Встретимся у выхода, в том месте, где цыган твои мячики продает.
- Ты мне мячик купишь?
- Конечно, куплю. Только зачем тебе он, ты же уже большая?
- Надо.
- Раз надо, то куплю.
Я пошла смотреть лошадей. Тут и состоялась роковая встреча. Цыганенок посмотрел на меня и тут же пал жертвой моих черных глаз с синими белками, густых бровей и многослойных кос.
Далее была классическая сцена, замечательно описанная Марком Твеном. Знаменитая сцена у забора.
Цыганенок показал мне язык. Я тоже показала ему язык. Цыганенок состроил рожу. Ха! Я тоже рожи строить умею. Далее последовала череда страшных кривляний. После последней уж очень страшной морды, цыганенок видимо счел себя победителем и гордо задрал нос. Ну, тут он ошибся. У меня, что называется, был «туз в рукаве», вернее не в рукаве, а во рту. Тут Марк Твен отдыхает. Том Сойер только и мог, что показать нарыв на пальце. Слабак! Я же растянула рот пошире в звериный оскал и максимально выдвинула вперед верхнюю челюсть во всей красе своего неправильного прикуса и острых клыков. Видели фильм «Чужой»? Не сомневайтесь, тот кто этот ужас придумал, был знаком с подобной девочкой! Цыганенок остолбенел. Чтобы окончательно добить противника, я вытащила изо рта пластинку, сейчас это называется брекеты, и сделала с ними «крокодильчика».
Цыганенок был просто раздавлен. От большеглазого существа с корзиной косичек на голове он такой крокодильей подлости не ожидал. И когда я гордо повернулась, чтобы покинуть поле боя с поднятой головой, то получила страшный пинок ногой в место пониже спины, просто в попу.
Больно мне не было, но от мощного удара я пролетела метра два и затормозила, не упав, мои ладошки застыли в паре сантиметров от пола, а колени так и не коснулись земли. Только пластинка во рту лязгнула. Натренировавшись на фигурном катании, Родниной я не стала, но зато научилась крепко стоять на ногах, свойство очень полезное в драке.
«Ах так!», - подумала я, – «Ты драться!». Тут раздался каркающий голос откуда-то из-за вольера с жеребятами, и на горизонте мелькнула пестрая юбка. Цыганенок оглянулся на голос. Я, как выпущенная ракета метнулась в его сторону и ответила ударом на удар. Копнув его под зад, я немного не рассчитала.
Цыганенок не так хорошо кушал, как я, и фигурным катанием не занимался. Поэтому он пролетел те же два метра, но в другом направлении, и зарылся носом в пол. Из разбитого носа у него тут же хлынула кровь, а «пестрая юбка», появившись на месте драки, одной рукой подхватила плачущего сына, а другой крепко вцепилась мне в косы. Сбросить груз волос, как ящерица сбрасывает хвост, я не могла. Пришлось подчиниться силе и дать себя увести. Из ее эмоциональной речи на цыганском языке я поняла только одно слово. Видимо аналогов ему не существовало. «Поджопник, поджопник», – часто повторяла цыганка уводя меня от лошадиного загона. Я не очень испугалась. Вела она меня точно в ту сторону, где должен был ждать меня дед. В исходе поединка дед-цыганка я не сомневалась. Меня он отберет обратно.
Цыганка привела меня и свое исходящее кровью и слезами чадо к тому самому черному старику, который продавал волшебные мячики. Цыган положил связку мячиков на землю, взял внука за плечи и стал что-то ласково говорить. Цыганенок перестал наконец хлюпать носом, дал вытереть себе лицо не очень чистым платком, который напоминал тряпку, а может ею и был, и слегка улыбнулся. Тут к нам, наконец, подошел мой дед. Он держал в руке пару эскимо. Дед так посмотрел на цыганку, что она тут же выпустила мои волосы, но издала новую серию криков, основной темой которых был опять «поджопник» и «шайтан, а не ребенок».
Дед отдал наше мороженое цыганенку. Тот схватил угощение и стал его есть, откусывая по кусочку от каждого початка и выплевывая фольгу, как зверек. На его мордочке появилось выражение абсолютного счастья. Еще бы – я осталась без мороженного! Дед барским жестом извлек из кошелька десятку и протянул цыгану. Взял из связки один, самый некрасивый на мой вкус мячик, но протестовать я не осмелилась, и сказал – «без сдачи». И еще добавил: - «Простите нас».
Я поправила косы, немного съехавшие набок от цыганской хватки и посмотрела на цыганенка ненавидящим взглядом. Дед взял меня за руку и повел к метро.
- Лиля, - сказал дед, - драться нехорошо. Подумай над своим поведением. Тебя даже цыгане не захотели украсть. Им и даром такая девочка не нужна. Одно хорошо, бабушка теперь может спать спокойно, тебя если и украдут, то тут же вернут обратно, потому что ты «шайтан, а не ребенок»!
- А что он поджопник мне дал, он первый начал!
- Лиля!
Мне стало грустно. Неужели я такая пропащая, что даже цыганам не нужна! Так жалко себя стало, что на глазах у меня выступили слезы.
- Дед, не говори бабушке про цыган.
- Что, стыдно?
- Не говори, пожалуйста, она все равно испугается.
- Ладно, не буду, а ты…
- Я постараюсь не драться.
Вы думаете, что я сдержала обещание? Счаззз! Итогом этого приключения явился хорошо освоенный мною удар полной ступней под зад удаляющегося противника и слово его обозначающее – поджопник. Мама из общения с цыганами вынесла песню про ручеек, а я «поджопник». Что ж, каждому свое…