Друг Сальери

               
                "Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя"
               
                / Евангелие от Иоанна, Гл.15.

    Нашла в Интернете запись спектакля "Моцарт и Сальери"  с Николаем Константиновичем Симоновым 1971 года, и смотрела и смотрела, и не могла оторваться от его Сальери. Моцарта здесь играет Иннокентий Михайлович Смоктуновский - на мой вкус, "никак". Как и вообще пушкинские вещи никогда не давались этому артисту (у него и Сальери "никакой" - в Швейцеровском фильме). Какой взгляд у Симонова, как он слушает музыку! И как он играет Пушкинский Текст - и за себя, и за партнёра... Великий, мощный Артист. Маленькой я любила его Петра, а теперь прилепилась душой к его Сальери. Полюбить его нельзя, но поразиться ему и пожалеть о нём - можно.
    И вот игра великого артиста подвигла меня к написанию того, что давно во мне бродило и никак не ложилось на бумагу. Моё понимание Моцарта - Пушкинского Моцарта. На мой взгляд, у Пушкина  это - один из образов, выражающих суть Христианства. И если воспринять его Моцарта адекватно - то отпадёт всякая подоплёка для споров о том, каким христианином был Пушкин и был ли он им вообще... Отчего-то так не воспринимает его Моцарта даже такой почитатель и знаток Пушкина, как Валентин Семёнович Непомнящий. Вот что этот критик пишет о нём: "Моцарт у Пушкина во всех человеческих проявлениях обыкновенен. Он и ошибается, как обыкновенный человек: считает Сальери другом, братом по гармонии..." "Чуткость Моцарта не "претворена в жизнь": он погибает оттого, что верит в идеал: "гений и злодейство - Две вещи несовместные", - верит в правду этого идеала и в то, что такая вера - общая для "Двух сыновей гармонии" ("Не правда ль?")
   Извините, Валентин Семёнович, но здесь Вы глубоко заблуждаетесь и снижаете своей оценкой уровень как Моцарта, так и Пушкина. Как можно читать - и не чувствовать этого: Моцарт всё видит и всё знает, а не попадает как овца в объятия волка, прикинувшегося овцой. Как можно не понять: ни для Пушкина, ни для его Моцарта (а вероятно, и для реального Моцарта) жизнь не была высшей ценностью. Что навстречу Смерти можно идти не только с безрассудной бравадой Вальсингама, но и со смирением праведника и творца, - как и пошёл в конце концов сам Пушкин. (Это Непомнящий как раз понимает хорошо.) Моцарту заказали Requiem, - Чёрный человек... Он написал его. Неужели он не понял Знака Судьбы? Понял. И ждёт - когда придёт "за ним" - обратите внимание - он говорит "за мною", а не "ко мне"! - его Чёрный человек... Он в принципе готов к смерти, только не понимает - что же она медлит, и где Тот, кто должен его увести. Беспокойство его ("Мне день и ночь покоя не даёт Мой чёрный человек..."), - оттого, что он не понимает, почему откладывается казнь - и сколько ещё она будет откладываться? И вот - Сальери,  -"друг", -  который не смеётся игре слепого "скрыпача", который "не в духе"... Всё это Моцарт замечает, но не делается зависим от этого, не поступается своей лёгкостью и свободой, возможностью игры, - до конца. Что он должен был сделать - заметить, что друг готов его отравить и вылить вино из бокала или - по крайней мере - не пить его? Но тогда он перестал бы быть Моцартом и уподобился бы Сальери, - потому что подчинился бы его логике - логике убийцы, поняв и предупредив его. Тем не менее, он его понимает. Он - может и не видит, - но знает, что в его бокал брошен яд. Он его предупреждает, - рассказывая о своём "чёрном человеке", - может, это - ты? Я даже знаю, что это - ты... "И, полно, что за страх ребячий?" - говорит Сальери, выдавая свой страх оттого, что Моцарт его "раскрыл". Моцарт как раз не боится; для него, может быть, как раз всё встало на свои места: вот он, Чёрный человек, и вот он - час казни. Он успокоился и играет с ним, как ... Да, как мышка - с кошкой, - что, может, и неправдоподобно, но вот такая это Мышка: попалась, находится во власти Кота, а всё играет! Моцарт отпускает Сальери последнюю похвалу - о его "Тараре", и вдруг:"Ах, правда ли, Сальери, Что Бомарше кого-то отравил?" Мышка снова до дрожи пугает Кота, смеётся над Котом, - уже попавшись. И - может быть, предупреждает - как друга: "остановись, пока не поздно!" Потому что сам он готов к смерти - Моцарт, но он ещё не готов к тому, что Сальери станет его убийцей. Он не хочет этого греха для своего друга. Моцарт спешит сказать ему: "Он же гений, Как ты да я. А гений и злодейство Две вещи несовместые. Не правда ль?" "Не правда ль?" - обращено к Сальери, - ещё с надеждой и уже с горькой иронией.  И его последний тост - "за Здоровье" Сальери, - который остаётся жить; "за искренний союз, связующий Моцарта и Сальери, Двух сыновей гармонии",  - их союз уже нерасторжим, как союз палача и жертвы, - и всё это - ради "гармонии". А в общем - без кавычек. Потому что на самом деле не Сальери, не только Сальери, а какой-то Высшей Гармонии потребовалось, чтобы Моцарт окончил свою земную миссию. Сальери же выступил как Чёрный человек. Моцарт ведь всеми своими словами пытается остановить его - но - по-своему, обращаясь к его разуму и чувству, - никак не педалируя это обращение. Сальери не замечает, идя вперёд как одержимый... Это его запоздалое - ровно на ту секунду, за которую он не остановил Моцарта, - "Постой, Постой, постой!.. Ты выпил!, - и это жалкое "без меня?" - уже явно тошно Моцарту, - так что тот бросает на стол салфетку. "Довольно, сыт я", - говорит он, имея ввиду:"сыт твоим притворством". И, обращаясь к "собрату по искусству" уже напрямую  - как к пришедшему "за ним" Чёрному человеку - говорит:"Слушай же, Сальери, мой Requiem." И вот вдруг Сальери плачет. От его музыки? Тогда - может быть - ещё есть надежда? Не для него, - он знает, что с ним всё кончено, - и это хорошо и так, как надо; для друга Сальери. Может быть, для него ещё есть надежда - он плачет. Раскаивается?.. Но - нет. Сальери не раскаивается! Он плачет слезами крокодила; это просто выделения оттого, что "целебный нож отсек Страдавший член!" И с изуверством палача Сальери просит умирающего Моцарта ещё поспешить наполнить звуками его душу. И Моцарт увидел, насколько это бессмысленно и вместо того, чтобы продолжить играть, разражается высокопарным монологом в стиле Сальери: "Когда бы все так чувствовали силу Гармонии! Но нет: тогда б не мог И мир существовать; никто б не стал Заботиться о нуждах низкой жизни; Все предались бы вольному искусству. Нас мало избранных, счастливцев праздных, Пренебрегающих презренной пользой, Единого прекрасного жрецов. Не правда ль?" Ах, как издевательски звучит это :"Не правда ль?" Потому что как раз не видя в Моцарте пользы, Сальери его и убил! "Что пользы, если Моцарт будет жив И новой высоты ещё достигнет?" - вот главный аргумент Сальери "в пользу" убийста Моцарта. "Что пользы..?" - "Пренебрегающих презренной пользой..." Моцарт пренебрёг последней "презренной пользой" - возможностью отменить казнь и ускользнуть от палача, - оттого он и Моцарт!
"Мне что-то тяжело", - говорит он. Не телу его тяжело, в котором действует яд, а душе - лёгкой и праздничной - тяжело рядом с Сальери, который отягчил себя грехом братоубийства, и душу которого не пробудила и не очистила даже божественная гармония Реквиема. "Прощай же!" - восклицает Моцарт. - "Навсегда прощай!" Союз распался. Сальери навсегда выпал из Гармонии. Но Моцарт сделал всё, что мог, для спасения души друга. И он уходит с лёгким сердцем. А Сальери остаётся жить и мучиться над вопросом, им заданным - совместимы ли гений и злодейство? А если нет - то он - не гений? И этот, которого он убил, снова смеётся над ним?

    Вот как я вижу этих пушкинских героев. И увидела так сразу - прочитав пьесу в первый раз, - в двенадцать, тринадцать лет - не помню точно... Моцарт всегда был для меня альтер эго Пушкина, - и поэтому я никогда не отказывала ему ни в проницательности, ни в мужестве, ни в покорности Божьему веленью. А в этом "Ты плачешь?" всегда мне слышится надежда - на то, что душа друга ожила и может спастись, - несмотря на всё злодейство. И если б это было так, Моцарту не было бы напоследок "тяжело", ему было бы легко, и он обнимал и целовал бы убившего его друга, потому что, раскаявшись и уверовав в Его правду, он бы воссоединил гармонию и был бы с Ним в царствии небесном. А так - Сальери там нету. Там - только Моцарт. Моцарт, оставшийся верным себе и своему "легкомыслию" до конца.