Владимир Голдин
"ЗИНКА" С ПЕРВОГО ЭТАЖА
(рассказ отдыхающей)
Отдыхающие реабилитационного центра «Мирный», ограждённые от остального мира проржавевшим старым забором, не спеша, прохаживались по асфальтовому терренкуру. Пространство реабилитационного центра ограждалось не только покосившимся ржавым забором, но и сосновым лесом ещё мокрым от не просохшего ушедшего в некуда прошлогоднего снега.
Стволы прошлогодней крапивы, кусты шиповника с уже нахохлившимися иголками, серая пыльная прошлогодняя листва и такого же цвета трава отпугивала отдыхающих от леса. Да ещё молодая стройная директриса напугала прибывших с разных районов области доверчивых людей ожившими в лесу клещами и даже бродячими медведями.
В придачу ко всему сказанному лес от жителей «Мирного» отгородила разлившаяся по весне мелкая речушка «Билимбаиха». Бесснежная морозная зима так прохватила русло речушки своими холодными ласками, что та промёрзла до самого русла. Таявший снег не находя знакомого пути радостными упругими весенними потоками залил всю низину дома отдыха. Бетонные мосты причудливо стояли среди разыгравшейся стихии, удивляя отдыхающих своей не востребовательностью, и тоже отдыхали от шаркающей обуви своих временных постояльцев и наслаждались звуками расшумевшейся водной стихии.
Одним словом весенняя радость заключила людей в жесткие объятия ограниченного пространства.
Отдыхающие, в основном женщины, быстро перезнакомились между собой и ходили по сухому асфальтовому терренкуру парами или тройками, пересказывая свои старые пережитые жизненные истории новым товаркам. Количественный состав гуляющих чаще всего определяло количество мест заселённых ими комнат.
Там и тут среди степенно гуляющей публики вдруг возникало веселье, и дружный хохот врывался в тишину соснового бора, вступал в соревнование с радостно мчавшимся мутным потоком речки Белимбаихи и возбуждал интерес остальной публики.
Отношения между женщинами сложились доверительные без лишней чопорности и служебного зазнайства. При приближении одной компании к другой можно было без наводящих вопросов узнать причину возникшего веселья.
- Послушай, Марья Сергеевна, обратилась к идущим навстречу товаркам женщина старше бальзаковского возраста в розовой кофточке, с улыбкой не успевшей растаять от уходящего смеха на бледноватом ещё с зимы лице. Послушай, что нам рассказала Людмила Ивановна, о том, как она решала продовольственную проблему.
Людмила Ивановна простоватая по внешнему виду одежды и употребляемому словесному набору с серьезным видом ожидала очередного приглашения рассказать произошедшую с ней историю.
- Расскажи, - просила женщина старше бальзаковского возраста Людмилу Ивановну.
- Дек, чо, - смутилась Людмила Ивановна, прикрывая шершавой натруженной рукой подбородок, сжала щеки и устремила взгляд на публику, ожидая от нее поддержки.
- Расскажи, - дружно поддержали две сгрудившие кампании.
- Дек, чо, сами знаете, - начала Людмила Ивановна, - было время, когда жрать-то было нечего. Ну, и надоумила меня соседка купить поросёнка. Куда деваться, - есть-то, хочется. Я думала-дамала, и начала собираться. Нашла мешок, такой холщёвый. Ну, такой, в каких картошку носят. Внизу сделала дырку, чтоб дышать поросёнку-то.
Поехали. Купили двухнедельного, такого розовенького упругого поросёночка. Он кричит, бьется в руках. Я его в мешок затолкала, а он ещё пуще визжит. Сели в машину, поехали обратно домой. Я держу мешок с поросёнком на коленях, он всё бьётся, визжит, ногами сучит, высунет пятачок в дырку, дыхнет воздуха, и опять возится. Больно так колотит копытцами, а терплю. Возился, возился поросёнок, а потом вдруг затих, да как дриснёт. Прямо соседке на юбку. Когда он успел развернуться? – ума не приложу. Сидели на заднем сидении лёгковушки. Теснота. Соседка заорала благим матом. Шофер заматерился. В салоне дышать нечем. Я вдобавок кричу шоферу: Дай хоть какую тряпку смахнуть эту желтую жижу с юбки. Ну, совсем растерялась и поросёнка вместе с мешком из рук выпустила.
Ладно. Приехала домой. Жили на первом этаже хрущевской пятиэтажки. Выпустила поросёночка на пол, а он в мешке-то весь вывалялся в собственных отходах да в мешочной пыли. Страх, какой вонючий, да грязный. Кошка вскочила, спину выгнула, хвост распустила. Шипит, боком на поросёнка надвигается. А тот, чего с него, малец, на кошку наступает – хрюкает. Кошка бежать, он за ней. Пол крашенный, ноги поросёнка разъезжаются, не держат. Поросюшка падает – орёт.
Чо, делать? – не знаю. Надо же ему место определять. А какое место поросёнку в городской квартире. Нашла какую-то коробку из-под обуви, затолкала туда поросёнка. Но разве его там удержишь. Он опять побежал по квартире, кошка от него на стол, а от него по всей квартире лужи, да пятна. Вонище. Загнала животное на кухню. Стала думать, как назвать свинку? Думала-думала, и назвала соседским именем – Зинка. Опять затолкала Зинку в коробку, а сверху, чтобы не выскочила, наставила всякого груза: кастрюлю, чайник, чего-то ещё. Но разве удержишь свинью таким грузом. Замаялась, пока муж пришел с работы.
- Чего у тебя тут за стайка на кухне? – заорал он благим матом.
- Да вот, свинью Зинку купила, есть-то чего-то надо. В магазине нет ничего.
- Какую Зинку ты купила? – это же кобель. Не видишь что ли – яйца.
Я и тут опростоволосилась. Хряка женским именем назвала. Муж ругается, да хохочет.
Легли спать. Зинке не спится, ходит по квартире тихонечко хрюкает, да копытами стучит по крашеному полу.
Утром муж заявил: Убирай Зинку куда хошь. Ушел на работу.
Я маялась с Зинкой полдня. Пошла во двор, всем предлагала забрать Зинку бесплатно. Все смеются и руками машут. Нашла я хозяйку в частном доме, которая держала по три поросёнка. Отдала. Лишь бы освободиться.
Вот такая история.
А осенью эта женщина мне пять килограммов мяса дала, неделю жили без заботы.
Пока Людмила Ивановна рассказывала свою притчу, слушатели от души хохотали, а сама рассказчица была серьёзной, как артист на эстраде.
Разминулись кампании, пошли каждая в свою сторону асфальтового терренкура. Шутливое настроение и улыбки на лицах отдыхающих поддерживал шелест высоких сосен, да радостный весенний гул разгулявшегося весеннего половодья.