Знакомьтесь мой друг Молокосос

Знакомьтесь: мой друг Молокосос
Повесть для детей и подростков с элементами фантастики

Оглавление

 Глава 1. Она же вводная. Как манная каша может повлиять на голос ……………………………………………………………………. 3

Глава  2. Как все это началось. Откуда приехал отец и что обычно привозят 
                после пяти месяцев отсутствия ……………………………………..…………………………….. 4

Глава 3. Мама, папа, вместе и раздельно. Может ли дружить тридцатилетний с 
               семилетним  …………………………………………….…………………..  23

Глава 4. Как утренняя процедура может влиять на тему разговора. 
              Сверхважная  новость отца
…………………………………………………………………….. 27

Глава 5. Кто такой театр и почему отключается    
               электричество.……………………………………………………...………….. 34

Глава 6. Явление чуда в перьях. Почему он прилетел без предупреждения …………………………………………………………………….…….. 35

Глава 7. Секреты нашей семьи. Почему мама хотела стать одним человеком, а 
               стала совершенно другим ………………………………….……………………………….. 54

Глава 8. Знакомство с доктором. Почему Смугляков не любит улыбчивых
               пациентов ……………………………………………………………….. 57

Глава 9. О папиной проблеме и немного о моей. Перед тем  как услышать 
               рассказ гостя.………………………………………………………….. 62

Глава 10.  История Молокососа.  Что хотела от него скворчиха и вопросы 
                святых на городской свалке
……………………………………………………….. 64

Глава 11. О моем отношении к животным и почему тараканы лучше мух и
                комаров
………………………………….………………….. 76

Глава 12. Чудесное исцеление. Чем обычно лечат Молокососы. Зачем пришел
                Лука ……………………………………………………………. 77

Глава 13. Мой дом. Жильцы. Как проехать на восемнадцатый этаж
………………………………………………………………….. 85

Глава 14. Еще пара важных слов о себе. Что для меня знания и почему я хочу 
                быть птицей
…………………………………………………
95
Глава 15.  О строительстве гнезда из книг и родителях – настоящих  и
                вынужденных …………………………………………………. 97

Глава 16. Псевдопохищение. Почему у мальчика такое странное имя Борщ …………………………………………………………… 99

Глава 17.  Молокосос во дворе. Почему пернатый знает больше ……………………………………………………….… 108

Глава 18. Первые проблемы и победы.  Сколько молока может выпить
                среднестатистический Молокосос за один присест
……………………………………………………… 115

Глава 19. Рассказ Молокососа о том, как знакомятся два семейства –   
                пернатых и кошачьих.……………………………………………… 117

Глава 20. Облава. Есть ли совесть у бессовестных кошек ………………………………………………………………. 129

Глава 21. Праздник удался. От чего люди могут стать злыми буквально за
                минуты ………………………………………………………… 144

Глава 22. Мама-следователь. Что нужно включить помимо дедукции, чтобы
                найти иголку в стоге сена
……………………………………………………………………... 164

Глава 23. Прогулка-расследование.  Почему у доктора из саквояжа торчит
                пакет молока
……………………………………………………………..…… 170

Глава 24. Братья. Что бывает с детьми, если родители не слышат и не говорят ………………………………………………………………...
183
Глава 25. Разбор полетов. От чего плачет Смугляков и что его заставляет врать ………………………………………………………
194
Глава 26. Спасение Молокососа.  Сколько нужно молока, чтобы вернуть к
                жизни пернатого
……………………………………………………………
206
Глава 27. Побег. Что нужно сделать, чтобы вернуться домой (рассказ
                Молокососа о его заточении всем жителям двора)
……………………………………………………………………..……
212
Глава 28. Она же эпилог Про любовь и одну очень важную новость
……………………………………………………
223



Знакомьтесь: мой друг Молокосос
Повесть для детей и подростков с элементами фантастики


                Глава 1 Она же вводная. Как манная каша может влиять на голос

Знаете, а я люблю манную кашу. Да, да. Эту вязкую, порой с комочками - не то жидкость, не то твердый продукт. Да и не просто люблю, но и продолжаю ежедневно каждое утро докучать близких, в частности маму о приготовлении этой детской кашицы.
«Да и не забудь положить свежие ягоды. Свежие, све-жи-е. Не варение. Ну, пожалуйста» - обычно говорю я, но не всегда бываю услышан.
 Да, у меня не сильный голос. Манная каша никак не влияет на развитие голоса. Это самое первое. Теперь самое второе. 
Меня зовут Филимон. Это не шутка. И у меня перед глазами детство. Не только перед глазами. И за спиной, под ногами и над головой у меня детство. Как же это понять? Наверное, просто. Но для этого я расскажу о себе, точнее уже начал рассказывать. С манной каши.
Каждое утро я сижу перед тарелкой с двойной порцией каши и уминаю ее, с приятнейшим чувством. Представьте снежная гора, к ней подходит великан с большой лопатой и ест ее. Великан – я, а лопата – ложка, которая и служит мне верой и правдой не только каждое утро, но и в обед, погружаясь уже не в рыхлую гору, а в горячее озеро с подводными жителями, и на ужин, окунаясь в желтую гору мятой картошки. 
Я люблю картошку тоже, но начало дня так напоминает кашу - приятное, мягкое и вскусное., поэтому утром исключительно каша. Как-то раз приготовили яичницу, и очень пожалели об этом. Что за пища – жаренные яйца? Из них же могли вылупиться цыплята, а их на сковородку…несправедливо. Я вообще не люблю когда жарят то, что может ходить, бегать. У меня слезы наворачиваются.
-Не плачь, - говорит мне мама. – Почему ты плачешь?
-Я не знаю, наверное, я такой добрый, - говорю я.
Родители смеются и лохматят мне волосы. Я отбегаю, но отец настигает меня и начинает щекотить. Он любит смешить. Себя он называет комиком. Я его называю папа. А как еще? Не могу же я его называть комиком или даже папакомиком. Наверное, он будет недоволен. Не люблю, когда папа с непрожаренной котлетой на лице. Говорят «кислой миной», но я люблю говорить на другом языке. Филимоновском. Я Филимон и должен говорить на своем языке, а не на Ванинском, Танинском, Варваринском. Поэтому придумываю разные фразы.
-Так не говорят, - отрицает мою новую фразу мама.
-А я говорю, - кричу я. – Я что этим словом могу кого-то убить? Нет. Это мое слово. Оно родилось после манной каши. Каша – муза.
Родители чаще со мной соглашаются, чем нет, поэтому я собрал огромную коллекцию слов в большую зеленую тетрадь. Например «зуболобый» - человек, не тот, у которого зубы из лба выступают, а злой, агрессивный человек. Или же собавек – человечная собака, я таких неоднократно из окна высматривал. Они смотрят на тебя так жалобно, так говорливо. Два глаза – две полости и когда моргают, словно произносят слова, что-то в духе: «возьмите меня к себе, накормите, я вам буду служить, пол мыть и мусор выносить». Я бы с удовольствием, но мама будет против.
Эта история произошла со мною в один прекрасный день. Ничего, что шел дождь. Это для меня прекрасно. Когда солнце – ясно, снег – опасно. Можно поскользнуться и  упасть до крови. Итак прекрасный день, дождь…начинаю…
Да, я  забыл упомянуть одну деталь. Мне тридцать лет. Это тоже не шутка. Я инопланетянин. Так мне говорит моя мама. А папа называет меня толстячком. Но я на него не обижаюсь. Я действительно упитанный. 


Глава 2 Как все это началось.
Откуда приехал отец,  и что обычно привозят после пяти месяцев отсутствия

Суббота для меня началась с лязгающих звуков ключа в замочной скважине. Это первое. Ага, мама идет на работу, я догадался. Но зачем же так громко? У меня, в отличие от нее, выходной день. Правда, у меня и вчера был выходной день. И позавчера. Признаюсь, что для меня, что ни день, то выходной. Правда, когда мама идет на работу, я испытываю чувство того, что если я ее сын, то тоже являюсь сотрудником ее фирмы. Пусть я не появляюсь у нее на рабочем месте, но помогаю точно даже тогда, когда мама уже садится в седло (еще одна моя фраза, но она не означает, что моя мама ездит верхом), а я еще крепко сплю.  Еще не время открывать глаза…а я настаиваю…не время! Ах, только не этот чавкающий звук! Только не он. Он мне напоминает клацкающих бульдогов, догоняющих маленького котенка.  Пушистик мяукает, но ничего не может сделать – псы настигают, у одного длина слюны достигает десять, у другого пятнадцать сантиметров…помогите…Клац, клац, клац… Ну, конечно, второе, что я услышал, это было шуршание пакета и «здравствуйте» без ответного приветствия. Вместо ответа залаяла собака, и зацокали мамины туфли на высоком каблуке параллельно с открывающимися дверями в лифте и грузным перевалочным шагом. Я стал просыпаться, постепенно отходить от сна и для меня с каждым мгновением стали вылупляться звуки. Мгновение – мурлыкание кошки, которая находилась где-то очень близко. Следующее – тикание часов, которые могут и позвонить, а могут и пощадить. Наконец – дождь. Он лил всю ночь, я к нему начинал привыкать, и в полной тишине казалось, что он совершенно бесшумный, что он часть этой тишины.
Дома никого, поэтому желание влезть в тапочки и банный халат было особенным. Я встал, обернул себя простыней, халата поблизости не оказалось, и, надев тапочки, пошел на кухню. На столе стояла большая тарелка с манной кашей, накрытая прозрачной посудиной  и записка «Милый. У меня всего две головы. Будь умницей. Тарелку можешь не облизывать». На плите стояла сковорода с тостами.
Я фыркнул. Но не от последней фразы про тарелку – к такого рода шуткам я привык, и не от того, что она величает своих клиентов «головами» как коров – к этому я тоже стал привыкать, но к чему я не мог привыкнуть так это то, что мама до сих пор  зовет меня «милый». Я инопланетянин. Разве они могут быть милыми. Милый так похоже на мыло. Неужели я могу быть космическим пришельцем в пене? Не может этого быть! Надо будет с мамой серьезно поговорить об этом.
Моя мама – парикмахер, отец – экспедитор. Мама стрижет людей, папа их раскапывает. То есть  он раскапывает не только людей, а также все то, в чем они жили и чем пользовались – дома, утварь, в котором они варили плов и делали кофе, хотя, наверное, вряд ли в каменном веке было кофе.
Я посмотрел на себя в зеркало, которое стояло рядом с плитой – мама любит делать два дела одновременно, варить и красить (глаза маленькой кисточкой), и увидел далеко не милое лицо, а небритую физиономию уголовника с криминального сериала.
-Ну и рожица у вас, Филимон, - начал я утреннюю беседу с самим собой, чтобы понять насколько я сегодня адекватен и готов вступить в бой с новыми жизненными ситуациями, если таковые будут. – Вы прилетели на планету Х, чтобы вступить в контакт с неопознанными объектами. Например, эта чашка. Из чего она состоит? Или же стена. Она прослушивается. Пол теплый.  Что его греет?
Я налил воды в чайник и поставил его на плиту, а сам достал с поверхности двухметрового холодильника недоделанного слоненка на манеже – пазл, который я уже собираю около двух недель по субботам и воскресениям (в остальные дни я не могу, так мы со слоненком договорились – то, что представления в цирке только по выходным дням, следовательно я соблюдаю их режим). У этого недоделанного животного уже было две ноги, часть лица, а именно глаз и два уха. Завершив хобот, мне пришлось оторваться от этого увлекательнейшего занятия, так как засвистел чайник. Одновременно с чайником позвонили в дверь.
-Кто там? –  спросил я.
-Хотите получить бесплатный буклет с турами по всему миру? – затараторил звонкий голос то ли девушки, то ли парня.
-Вернулся, - ответил я и хотел было идти на свист чайника, но человек неопределенного пола продолжил:
-Вы зря отказываетесь. У нас действуют скидки для тех, кому за тридцать пять…
Вот успокоил. Щас бы как вмазал ему (так говорит папа, когда кушает блины – вмазать масла)… Думаю, есть за что. Если в другом понимании, то я не любитель махать кулаками. Мне не нравится, когда один калечит другого. Ведь это плохо. Я знаю. Разве они не понимают таких очевидных вещей? Я просто так говорю. А делать я этого не буду, потому что думаю, что это очень плохо. Дело в том, что мне тридцать, но ощущаю себя на пять – десять лет, в этом промежутке. Поэтому когда слышу то, что тебе больше всего не хочется…вспоминаю папу и блины. Но драться я все равно не буду. Я же не боксер, не спецназ. Да разве они знают те, кто за дверью,  но и я не виноват, что так думаю…думаю и все.  Но все равно я не буду его колупасить (хорошее слово, правда – колоть и пасти в одном).
-А если мне тридцать? – спросил я.
-Вы тоже попадаете в этот разряд, - уверенно сказал голос.
У него был ответ на любой вопрос, и приходил он не в первый раз. Я ему никогда не открываю. Он меня раздражает. Он слишком много говорит. Даже если он и не знает ответа, то всегда говорит, что…вы понимаете…а что если его по физиономии…в мыслях, конечно. Только чем? Если воображаемым, то чем угодно. Например  жирным блином…ой, как неприятно. Еще хочется? Нет? Тогда, проси пощады. Не хочешь, тогда получи еще один горелый. Ага, запричитал? Не будешь больше? Ладно. Да что я волнуюсь? Сегодня у меня есть два преимущества – закрытая дверь и свистящий чайник.
-Извините, у меня чайник разрывается, - говорю я и представляю, как этот носатый не дождавшись моего прихода взрывается с громким треском.
-Так это у вас чайник? – спросил парень за дверью. - Скажу вам честно, слабовато. Слабоватый свисток и очень раздражительный. Хотите испробовать новый?
Его голос звенел, правда, сильно, с фальцетом, но так же раздражительно. Он  меня заговорил. Не успел ничего произнести, как заговорил. Заговорщик. Приторный заговорщик.
-Нет, - вот что я ответил, и собрал всю свою решительность, чтобы произнести скороговоркой - неприходитебольшеунасвсеестьповторить?
Знаю, что на короткий вопрос обычно дают короткий ответ. Но что бывает при коротком ответе, не всегда ожидаемо. А у меня был короткий ответ? Сколько слов в коротком ответе? Два или три? Если слово «неприходитебольшеунасвсеестьповторить» взять как одно, то….
Я просто ухожу на кухню, оставляя молодого человека говорить в дверь заученный текст. Пусть это не так вежливо, но и они тоже не очень учтивы.  Очень смешно, когда он говорит, а его никто не слушает. А что если дверь научить разговаривать? Она будет отвечать и учить уму-разуму этих бездельников. Только учить ее нужно по моей зеленой тетрадке. Там всегда найдется пара-тройка нужных фраз. Например «иди в город бород, где живет всякий сброд». Не факт, что он уйдет, но для этого есть запасная дежурная фраза. Я ее оставляю на самый крайний случай. Она мне не нравится, но эффективно действует на заговорщиков. «Досвидосдурбарбос!» и все, его нет. Что в этой фразе такого страшного. «Дур» или «барбос»?
 Вернувшись на кухню, я выключил чайник и заварил в своей именной кружке яблочный чай. Вдыхая ароматы яблочного нектара, я любил сидеть на кухне на угловом диванчике и думать о предстоящем дне. Без яблочного чая вряд ли бы это получилось. Да и с обычным тоже не думаю, что мысли мои были бы хорошими. Поэтому эти две составляющие были необходимы. После чая будет каша, но сперва чай.
  К окошку подлетела сорока и присела на выступ за окном. Никогда я не видел, чтобы такие крупные птицы садились на приоконные жердочки. В основном  это привилегия воробья, синицы, на крайний случай голубя, а тем, кто побольше, остается или взлетать на провода, играя городские романсы на струнах (это фраза не из тетради, так говорит моя мама), натянутых между многоэтажками, либо крутиться около скамеек, выпрашивая хлеб у беззаботных старушек.
Сорока провела на этом перешейке не более мгновения – она использовала эту жердочку как привал для отдыха или скорее как возможность оттолкнуться, трамплин для достижения большей высоты. Через мгновение она взметнулась, заработала крыльями и скользя по мокрой жердочки старалась взлететь, но пошла вниз, совершив пике, неожиданное для самой себя.   
Тогда помнится я глубоко вздохнул и сделал это так громко, как будто мое горло  -это мусоропровод и в высвободившемся воздухе были бутылки, консервные банки, которые летят в темную неизвестность с грохотом и треском…Я вздохнул еще раз…
Зачем я себя обманываю? Я прекрасно знаю, в чем дело. Только эти  воспоминания гложут меня, оставляя в районе груди осадок по ощущениям напоминающий проглоченный каменный орех. Тринадцать дней назад приходила моя сестра с детьми. Чтобы поздравить меня.
У меня есть сестра. Вероника. Звучит как будто уменьшительное от Вероны. Я ее так и зову, но ей не очень нравится. А мне кажется, что это звучит, как комплимент, все равно, что называть человечка человеком. Ей 32, но у нее уже есть семья, двое детей и она представляет полную мою противоположность. Дело в том, что она говорит так, как видит. А как может видеть взрослый человек? Он видит скамейку, он говорит «это скамейка». Он видит человека со шляпой, он говорит «это человек со шляпой». Она не понимает, что скамейка точь-в-точь походит на крокодила, а человек со шляпой на шпиона, который прячет глаза, он скрывается.  На просьбу посчитать мои волосы, чтобы записать данные о себе в анкету, она прямо заявила с привкусом какой-то незнакомой речи «а волосы-то адью». Не приятно. Факт. Да, волосы у меня не такие густые, но зачем об этом, можно и промолчать. И при этом она спокойно говорит о Жоржике, своем старшем, сыне, препротивным малом, который занял первое место в брейн-ринге на школьной олимпиаде. «Такой умненький мальчик. Он в меня пошел».  А почему? Я знаю, почему. Известное дело - вопросы у соперника были минимум как на поколение легче. А Виолета, ее дочь, не спит которую ночь (прямо стихи), ей снится мальчик, «как быстро растут дети, еще вчера», лидер движения «экологичные тролли» (не совсем понимаю, как тролли могут быть экологичными). Какая мерзость. Мне кажется все это гнусным, но также смешным по своей нелепости и ненужности. Мне начинает казаться, что люди специально создают семью, чтобы окружать себя бессмысленными заботами. Я смеюсь, а сестра всегда это чувствует и раздражается.
Все было хорошо. Был шикарный стол, очередные вареники и не только. Были все самые близкие, кроме отца и моих друзей. Отец был в самой, наверное, дальней в своей жизни командировке и наверное самой долгой. Место, куда он поехал, располагалось в районе Африки, в самой его нижней части, если смотреть по карте. Его уже не было пять месяцев. Мама говорила, что он ищет рудимент, который уже отчаялись найти не только наши, но и западные ученые и, что именно он напал на след этого рудимента. Я не совсем  понимал, что такое рудимент и все тонкости его деятельности, но все равно гордился им.
- Филимон, а ты знаешь где находится остров Узедом? – сказал Жоржик, когда основная часть гостей уже произнесла поздравительные речи.      
-Нет, не знаю, - ответил я. – Наверное, дом, где живут узики. Есть узники в темницах,  а есть узики в домах.
-Дуралей, - воскликнул Жоржик и показал свои кривые зубы. – Узики. Ты что? Канал «Дискавери» не смотришь?
Я действительно не смотрел канал, состоящий из двух слов «диско» и «вери», и сперва мне показалось, что ему просто не нравится мое общество. Среди гостей не было его сверстников, да и съев салат и вареники, он сидел и зевая очищал банан.
-  Остров в Балтийском море, напротив устья реки Одер. Площадь 405 км;. Население 31 500 человек, в Германии и 45 000 в Польше, - зевая сказал он. – Чайник.
Я понимал, что этот вопрос был из игры и, поэтому он его хорошо знал. Почему он меня назвал чайником. Я что очень похож на него?
-Чайник. Хм, - прыснула Виолета, которая крутилась около мамы и время от времени поправляла свои туго-затянутые косички
-Молчать, козявка, - резко сказал он сестре.
-Я не козявка, - с обидой в голосе пыталась возразить сестренка, но понимала, что ее сопротивление ведет к еще большему возмущению со стороны братца.
-Козявка, что доказательств хочешь? –Жоржик  растопырил руки, показывая свое превосходство.
-Не надо.
Виолета отошла, даже не всхлипнув. Она привыкла к такому нерадивому отношению и ждала, когда вырастит, чтобы ему отомстить.  Жоржик продолжил:
-  А ты знаешь, что если .каждый день сидеть дома, то….
- И что? – с улыбкой  вступила в спор моя мама. - А? Несчастный случай, цунами? Я, например, и сейчас могу неделями дома сидеть. Да и отец тоже. Как приежает из командировки, его никуда за уши не вытащишь.
Я вообразил, как мы с мамой тянем отца за уши, например в кино. Он сопротивляется, хватается за стол, стулья, вешалку,  ручку двери, а мы, как в сказке про репку, тянем и приговариваем «эх раз, еще раз!». Уши у него покраснели, увеличились и стали напоминать слоновьи. А мы продолжаем: «эх раз, еще раз!».
-Это другое дело, - продолжал Жоржик. – Он неделями на голой земле спал. Конечно.
Жоржик часто подтрунивал надо мной. Для этого не обязательно было ждать моего юбилея. Для этого подходил любой календарный праздник или выходной. Хотя это подтрунивание можно было назвать издевкой, глумлением, насмешкой, измыванием. Может, я конечно  преувеличиваю. Он все же ребенок. Да я тоже... пусть и… большая детина (так меня называет сестра, но я не обижаюсь). Но ведь это не повод, в мой то праздник. Тут я задумался. А что если действительно так? Он хоть и ест  меня (еще одно слово, которое означает нехорошее отношение к кому-либо – есть, пить и откусывать), но далеко не дурак. Если это правда, тогда что? И тогда, подтверждая слова Жоржика, я вспомнил некоторые факты:
-Мам, вспомни, как мы целую неделю сидели дома. И только папа бегал по магазинам.
-Да, сынок, - согласилась мама. Мама в тот день была такой красавицей. Ее голубое платье и прическа фантастическая, словно она принцесса. И она меня всегда успокаивала и не давала в обиду. А у меня тоже было что сказать:
- А когда мы ездили в деревню…помнишь? Тоже никуда не выходили, остались там совершенно одни  в доме.
Жоржик не унимался. Ему явно понравилось то, что он был в центре внимания и то, что его информация стала для всех конфликтной. 
-Хорошо, у меня есть еще вопрос, - деловито сказал он и обратился к моей маме. - И не надо меня перебивать. Это ограничивает права ребенка. Не стоит так. Спасибо. Итак, вопрос.
Он стоял как рыцарь в доспехах. Самоуверенный болван – весь проджинсованный и лакированный (голова у него блестела, как и нос). Жоржик пригладил свои итак тщательно уложенные волосы – прядь к пряди, волос к волосу, почесал нос и спросил:
- Почему ты носишь такой дебильный костюм? Он что из секонд хэнда?
Мой костюм – рыжий халат, одетый на синюю пижаму с якорьками плюс зеленые тапочки с червячками мне очень нравился. Да, тапочки были куплены на распродаже…а что за секонд хэнд? Не переводится, даже моим мировосприятием.
-Да, и что, - машинально отвечал я, укрепляя стену между мной и десятилетним отпрыском.
-Так одеваются герои из Маппет-шоу, – смеялся он. Казалось, что комната ходит ходуном от его раскатов. - Смешно, но нелепо. Это даже хорошо, что у меня есть такой родственник. Где еще так посмеешься. Я, например, считаю, что люди делятся на смешных и мрачных. Ты из первого числа
Банан уже был съеден и брошен в большую трехэтажную вазу на самый верх, покрывая груши, и Жоржик взял яблоко.
-Как интересно, - ответил я, наблюдая за его действиями. – Наверное, я должен тебя поблагодарить за такую лестную речь.
Жоржик взял яблоко не для того, чтобы съесть. До этого был довольно таки обильный обед с варениками с прекрасным домашним томатным соусом и все остальное, что лежало на столе, в основном фрукты  воспринималось как элемент декора.  Он перекатывал яблоко из одной ладони в другую, как  китайские шарики и видимо, поэтому был очень спокоен, не смотря на дисгармонию окружающих, созданной им.
-Но мрачных никто не трогает, а смешных все же задевают. Они же одеты, как… их костюм призывает «толкни меня, прохожий, обрати на меня внимание». У меня теория, что ты, поэтому и сидишь дома, что боишься всех.
-Хватит! – обрубила Верона. Виолетта захныкала,
-Ты почему кричишь на моего сына? – вступила сестра. – Разве он виноват в том, что твой сын сидит дома и не интересуется ничем.   
Жоржик, как ни в чем не бывало, как будто проигрыватель по которому ударили, оттого, что тот барахлил, мгновенно перевел тему: 
-А почему бабушка, только вареники готовит? Она что больше ничего не умеет?
После этого был танцы, задувание свечек и непрерывные смешки Жоржика - его кроличьи зубы и недобрый взгляд. Вечер был испорчен, и теперь и я не хочу видеть сестру как можно дольше. Как только она приезжает в гости, я залезаю под кровать и сижу там, пока она не уйдет.
Чай немного остыл и я делая первые глотки, делил предстоящий день на отрезки – до двенадцати, после двенадцати до пяти и после пяти до самого сна. За окном зарядил дождь, и он тоже вносил коррективы в мои радужные планы.
В дождливый день обычно я люблю ходить в гости. Мне кажется, что в непогоду большинство людей сидит дома, готовит разные вкусные блюда и смотрит старые советские фильмы. Они не чувствуют угрызения совести, как обычно бывает в солнечный день. Они просто жуют жареные сосиски с протертой морковью и смеются над злоключениями жандарма, который попал в передрягу из-за своего характера. Интересно, он и в жизни такой этот Луи?
  Моя мама работала сверхурочно. Заменяла подругу. Она часто это
делала. Я даже начал подозревать, что моя мама вовсе не работает, а
выполняет секретное задание. А может быть, она закончила институт на криминалиста и в тайне от меня и отца, занимается расследованием разных скабрезных дел? Она одевает коричневую юбку и такого же цвета блузку, и мне уже кажется, что она одевается в специальную форму, в которой ее не могут узнать те самые нехорошие люди, которых она и пытается найти. А я знал, что таких очень много.
Сковорода осталась нетронутой. Я взял тосты, положил их в мешочек и направился на первый этаж к питомцам.
На первом этаже жили подкидыши. Назовем их так, потому что они действительно подкидывались в наш подъезд. Котята, кролики, мыши, змеи - они образовывали красный уголок. В округе все знали, что 14-й дом – это место, где найдется приют любому питомцу. Попавший в беду, найденный на улице, вытащенный из-под колес автомобиля, вырванный из рук живодеров -  всем находилось место. Но так было только поначалу. Потом возникли проблемы. Животных стало слишком много, их стало даже больше, чем жильцов. Этот уголок, где они помещались, уже нельзя было назвать уголком. Он скорее походил на загон для скота. Нужно было искать дополнительное место для детей природы. Кто пытался пристроить хомячка на работе, кому удавалось отправить своим дальним родственникам, создав хорошую рекламу ящерке или бесхвостому коту.
Жители дома, заинтересованные в этом, даже создали блог в Интернете со страничкой «отдадим даром». Люди обращаются. Редко, но пять рыжих котят, еще слепых были отданы за два дня.
Питомцы встретили меня очень радушно – дружным мяуканьем, поскуливанием и шипением. Животных стало значительно меньше и кроме рыжего щенка, полосатого котенка и маленького ужика никого не было. Всех разобрали. Блог хорошо рекламировался.
Я накормил щенка – он ел горбушку, твердые слои, котенку достался  мякиш, а ужику я конечно накрошил, но не был уверен, что он будет доволен моим гостинцем.
Сделав доброе дело, я высунул нос на улицу, чтобы узреть воочию удел с непогодой. Дождь лил,  и не собирался останавливаться. Он явно зарядил на целый день. По огромным лужам вздымались пузыри и не унимающиеся кавалеры с цветами стояли под детским грибком на детской площадке из металлолома, карауля Лару с пятого этажа. Я поднялся по лестнице, подошел по привычке к почтовому ящику, чтобы проверить корреспонденцию.  Что я увидел?! Ящик был разукрашен. Кто посмел? Хулиганье. 
Я был зол. Наш ящик, в который приходили письма от отца, за которым я старался следить (но не могу же я караулить его постоянно), был иллюстрирован – бородатая физиономия, вроде как взрослого человека, но с соской во рту. Недоглядел. Только выместить было некуда. Я покрутил головой. На двух ящиках также красовались мотоциклы и всадник на драконе. Значит, не только мы пострадали. Это немного успокоило меня.
Ладно, что в ящике? Я попытался стереть бородача рукой, используя слюну, как чистящее средство,  но удалось удалить только соску, вместе с ней и рот, уши и часть бороды, остальные куски не стирались…надо буде прийти с мылом. Что в металлической коробке?
Итак…телеграмма. Почему она в почтовом ящике? Ее же должны приносить прямо домой. Что за бардак в почтовом королевстве? Так, ладно. Кому она адресована? Посмотрим. Она была адресована маме. Ну и что, что маме. Это же телеграмма. Сверхсрочное письмо. Я знал, что нельзя читать чужие телеграммы, но любопытство взяло вверх.
«Здравствуйте зпт мои дорогие тчк буду 18 тчк встречайте тчк ваш капитан»
Папка! Какое сегодня число?
Папа всегда называл себя Капитаном. Сегодня какое? Ну конечно. Восемнадцатое.
Я забежал в квартиру. Я не помню, как я бежал по лестнице, только очнулся на пятом этаже и нажал на потускневшую кнопку вызова лифта. Когда лифт приехал, я уже был на десятом, бросив взгляд на междуэтажное такси, помчался дальше, не останавливаясь до самого порога. Дверь была открыта. На диване сидел мужчина. Он сидел в больших грязных сапогах, и вокруг него образовалось несколько лужиц.
-Папа, - воскликнул я.
-Сынок, - крикнул он не менее громко. - Дорогой мой!
Он так крепко меня обнял, да и я тоже не меньше соскучился, поэтому объятие и было крепким. Оно было как один глубокий вздох, замерший на какое-то мгновение, чтобы этот миг запечатлелся, и в дальнейшем отец мог вспоминать все эти кадры из проведенного дома кинофильма в экспедициях.
- Как хорошо, - сказал он, и мне так сильно передалось его состояние, что я с трудом выдохнул скопившийся от пережитого воздух. Пхфууу…вот так примерно.
Он сперва, осторожно, только первый шаг, потом более решительно прошелся то вправо, то влево, повернулся к окну – он заполнял собою пространство, в котором так долго не был.  Мне нравилось, когда папа это делал. Он совершал это в сотый раз и в сотенный раз я восхищался, как он вышагивал по комнате в грязных сапогах. Ошметки грязи, такие трафареты в виде восьмерки образовывались после каждого шага. Мне было нельзя повторять этот трюк… Папе было можно. Сегодня он герой дня. Мой и мамин.
Пусть папа сто пятьдесят дней в году проводит в экспедиции, а мама восемь часов в день в своем салоне, это ничего. Ничего, что папа приезжает из своего тура с насквозь прокопченной одеждой и его внешний вид разительно отличается от первоначального, ушедшего. Первые секунды мы немеем, потом не заставляем себя долго ждать. Да и он, ничуть не смущаясь своих наработанных фолиантов на лице и в одежде, бросается к нам. Что говорить? Соскучишься тут за месяцы, пока его нет.
Экспедиции бывают разные – от недели до полугода. Как повезет. Меня интересовало, как для папы лучше – шесть месяцев сразу и потом отдыхать долго или же наоборот – по чуть-чуть, но много. Я ничего не хочу сказать, дом папа любил, но работа для него была нечто вроде приключением из детства, и он часто в это детство возвращался.
Чем же он занимался? Раскапывал древние города, знакомился с племенами, которые отставали по развитию? Вроде так. Папа никогда не рассказывал о своих приключениях, да и я не спрашивал. Мне всегда казалось, что вопросы в семье, например, сидя за столом, надо задавать по старшинству. Сперва мама расспрашивает его, пока мы наблюдаем, как он жадно ест и нахваливает домашнюю пищу, потом уже я. Но я не  спрашиваю, я смотрю на него, так приятнее, чем всякие там вопросы.
-Где мама? – спросил он.
В его голосе сквозила хозяйская расторопность – он должен был проверить все ли осталось так, как было перед отъездом.
-На работе, - с досадой в голосе сказал я. - У нее сегодня две головы.
-Ага. Всего две. И сколько это по командирским?
Он о чем-то задумался. Я понимал, что папа может о чем-то думать, но я его не видел уже пять месяцев, неужели он не мог надуматься там в африканской саване пока искал рудимент.
-Она не указала какая голова, мужская или женская, - сказал я.
Я смотрел на отца на его интересные глаза, в которых скрывалось таинство пребывания в джунглях, в климате, напоминающем горячую батарею и пытался найти то особенное, что отличает людей, работающих на заводе и людей, бороздящих земли, как мой папа. 
-А если примерно? – он понемногу выходил из своего укутанного состояния, приобретенного за время отсутствия.
-Примерно? – переспросил я, давая понять, что услышал вопрос. - Каждая голова занимает примерно сорок пять минут.
-Округляем час, - он говорил так, словно заводил часы или занимался таким делом, которое может его довести.
-Да часа через полтора она уже точно будет, - успокаивал я его, видя, что отец не останавливается, и продолжает крутить винтик на механизме будильника. Крамс, крамс одну голову, чик-чак другую и все она дома говорит «какая проволока у одной» и «какая солома у другой».
-Приехали, - твердо сказал отец и прошелся по комнате, создавая вибрацию в серванте, на люстре и на моих зубах. - Так мы сейчас приводим себя в порядок. Забираем, нет, не так, крадем маму с работы и устраиваем домашнюю пирушку. Ты не против, сына?
-Нет, - радостно ответил я.
Отец был похож на вождя краснокожих, которому предстояло повести за собой большое племя в моем лице к водопою в мамином лице. 
-Я говорил тебе, что я встретил племя? У них есть общие черты. С тобой.
Отец говорил машинально, пока я переодевался из одежды домашней – банный халат и тапочки в одежду парадную – джинсы и водолазка с малиновыми штиблетами. Странно, что он заговорил о поездке. Не спросил меня, как поживает дядя Коля. Другие соседи, как наша кошка Патриция ( я что не упоминал ее, вот это упущение). Его приезд сопровождался хмыканием, как будто он так разговаривал на этом хмыкающем языке, и приехав он не сразу мог перестроиться на этот, домашний. И сейчас заговорил о моих чертах. Черточки у меня немного есть. На лбу и около губ. Он про эти черты- черточки?
-Папа, ты о чем? – не совсем понимая спросил я.
-Мы должны поехать, - ответил отец, и почесал нос, словно это был зашифрованный знак для предстоящего дела.
Вот так папа. А может быть это не мой отец. Он говорит не то, что обычно. А что вполне нормально. Я же тоже прибыл с другой планеты и пусть папа – землянин, он может попасть под влияние тех, кто живет на других шариках, прямоугольниках (планеты бывают разной формы). А что сели он – это президент той планеты, откуда прилетел я, просто он принял обличие моего папы (так легче войти в доверие) и пытается похитить меня?
-Это что шутка? – воскликнул я. 
Когда отец шутил он не предупреждал, что логично и выходило так, что я не совсем понимал, где та граница, где кончается серьезное и начинаются моменты, приводящие к улыбкам, а то и большим проявлениям смеха.
-Действительно, шутка, - сказал отец, прищелкивая пальцами, показывая частотой совершаемых щелчков, что нужно спешить. -  Даже там, где я был, а это вон где, посмотри, там нет таких редких как ты, сына. Хотя зачем далеко ходить. Я у тебя ничуть не хуже.
-Да? – задумчиво спросил я, и успокоился. Я вспомнил, как отец мне рассказывал о том, что у каждого человека в обязательном порядке есть двойник. И не обязательно этот самый двойник будет жить с тобой в одном доме и даже в одном городе. Вероятно, что он живет на другой стороне Земли.
-Поехали, - продолжая отстукивать свой беспокойный ритм, сказал отец. 
-Куда поехать? – удивленно спросил я, и посмотрел на отца, глаза которого моргали в такт музыки пальцев. Я все еще был под сомнением и на всякий случай решил не выходить. – Ты только что приехал.
-Ты разве забыл? – улыбнулся отец. - За мамой? Мы едем красть маму с работы. Случился  непорядок. Папа приехал, а мама на работе лязгает ножницами и знать не знает, что папка-то уже на пороге. И не то, чтобы уже на пороге, уже пересек черту и хочет праздника. Но какой же праздник без мамочки. Вперед.
Папа был таким как всегда, когда приезжал с экспедиции - копченый, с сальной головой и двухмесячной бородой. Его вид можно было охарактеризовать – «он вышел из тайги». Теперь я не сомневался. Он не был президентом. Возможно, в другой раз.
-А привести себя в порядок? – напомнил я.
-А я в порядке,- пропел он. - Ты бы знал, сына, что я в таком порядке, в каком давно не был. Ты меня понимаешь?
-Понимаю, - ответил я, но сказал неправду. 
Я не совсем понимал отца. Было бы конечно лучше, если бы он сходил в душ, сбрил свою растительность и одел что-нибудь городское. Его защитная одежда, первоначально цвета хаки, приобрела болотный оттенок и висела на нем мешком. В экспедиции он заметно худел. За время, проведенное дома, набирал вес. 
-Где моя 56-я шляпа? – воскликнул отец.
Он носил шляпу, не снимая. Шляпа была для него его визитной карточкой. Будь то званый ужин или поход в кино, на выставку, в торговый центр, на нем всегда была шляпа – с пером или без. Работа лишала его этой возможности – в экспедициях в шляпе особо не походишь, она за один день придет в негодность. Но дома другое дело. Хочу упомянуть, что коллекция насчитывала девяносто три шляпы. Где-то в альбоме есть фотографии отца со шляпой. Ровно девяносто три фотографии –  этакая шляпная фотосессия.
В 56-й шляпе отец женился и считал, что она приносит удачу. Он носил ее только по особым случаям. Когда ждал маму из роддома и во все дни своего приезда.
Мы вышли во двор. Дождь зарядил из всех облачных орудий и мы огибая лужи, пробирались к гаражу. Проходили как эстафету. Из окна выглянул дядя Коля. Наш сосед. Тот самый, про которого папа всегда спрашивал. Тот очень интересно жил и про него всегда было что рассказать. Например, вчера он чинил велосипед соседскому мальчику и привлек к этому весь двор. В итоге собрали – мотоцикл. Мальчик был очень доволен. Сосед сейчас стоял в проеме и хитро улыбался. Приехал лучший в мире слушатель, как тут не улыбаться. Накопилось столько информации!  Нам не было видно дяди Коли. Но его красный спортивный костюм с белыми лампасами нельзя было ни с чем перепутать.
-Здравия желаю, Капитан, - проговорил он. Он говорил спокойно, не надрывая связки, словно между нами было не более одного метра.
-Комбат хоккейного дела, гип-гип! – бравадно ответил отец.
Дело в том, что дядя Коля был тренером детской хоккейной команды. У него была верная жена и росли трое еще несформированных под тренировки  близнецов.
-Хорошо выглядишь, - поставленным голосом сказал сосед. -  И ты, Фил. Я зайду. Попозже. Мне мясо надо крутить. Кашу сварить. Как накручу, сварю, так к тебе. Жди, я зайду.
-Мы сегодня семьей, а завтра, - пропел папа, но дядя Коля не слышал или не хотел слышать.
Папу можно было понять. Если отец приезжал внезапно из своих научных приключений, то дядя Коля почти всегда заходил к нам неожиданно. Он мог прийти рано утром поговорить о прошедшем дне  олимпиады, а мог и поздно вечером зайти за солью. Отец уважал строптивого соседа, но мы то с мамой для него были намного важнее. Ведь он не видел нас довольно долго и очень соскучился.
 Как-то раз я спросил отца:
-А ты скучаешь по нам? По мне? По маме.
На что он ответил:
-Нет, не скучаю.
Мне так стало обидно. Как же так? Не скучает!? На что отец сознавая, что я не сразу пойму это, ответил:
- Когда скучаешь – это не совсем хорошо. У тебя пропадает аппетит, ты становишься скучным, с тобой никто не желает разговаривать. Конечно, делают попытки, но ты грустишь и это состояние очень сильное. Оно как болезнь. Как только позволил вирусу проникнуть в себя, то все пиши пропало. Один день скуки равняется одной потерянной недели. Разве хочется терять целую неделю, за которую можно сделать столько полезного. Ответь, сына?
-Не хочется, - я был согласен с отцом. Конечно, он говорил очень убедительно, только я все равно до конца этого не понимал. -  Но как же? Есть же связь между людьми на расстоянии? Разве ты не чувствуешь, как мы здесь без тебя? А?
-Чувствую. Но для этого не обязательно грустить. Об этом достаточно думать, смотря на ваши фотографии, которые всегда со мной. 
-Ну, я зайду – ответил дядя Коля, и исчез в окошке. Вместо него появилась его жена, Надежда, с которой у отца были отношения ученик-учительница. Она считала, что мой отец плохо влияет на ее мужа. Он с такой цыганской жизнью и ее Коля с четкой жизнью по графику и постоянной диетой. Тем более, когда появились наследники и все мальчики.
-Здравствуйте, Надежда Викторовна.
-Здравствуй, космонавт.
 -Как поживаете?
- Поживали.
Это она подразумевает, что до приезда было намного спокойнее. Ничего, это она только первые три дня после приезда дуется, потом она становится шелковой.
Мы подошли к гаражу, чавкая плоскостью подошв по лужам. Отец приложился ключом к замку. Клацк, клацк. Тот не поддавался. Замок немного отсырел. Ну не зря мы с собой взяли бутылку масла.
-Ну-ка сына немного маслица, воротам, - отдал приказ отец и вытянул руку – жест, который делают хирурги во время операции, запрашивая у ассистента нужный инструмент.
-Есть, Капитан, - отчеканил я.
Все, что бы мы не совершали с отцом – прогулка, поход в магазин и наконец такая целенаправленная – в гараж, все сопровождалось игрой. Мне казалось, что папа не растет, что он как-то в юности приостановился и, только морщинками и сединой доказывает, что меняется под сенью лет.
Я вылил изрядное количество масла, замызгал свою любимую водолазку океанического цвета, но как оказалось не зря – замок поддался и осевший после двух холодных сезонов зимы и весны скрипнул недовольно, вызывая к себе жалость и сострадание. Отворив ворота, мы увидели, что наш автомобиль «Победа» находится в прежнем состоянии и первое, что бросалось в глаза - это пыль, стоявшая как говорят коромыслом и сидевшие на полках глиняные коты, улыбавшиеся в полный рот.
Мама была очень обескуражена, когда накручивая очередной вихор своей  клиентке, она увидел перед глазами образец антисанитарии в образе бородатого, но долгожданного мужа.
Не долго думая, не дожидаясь пока она бросится на шею к своему Одиссею (путешественник, решивший побродить и бродил по морям… 20 лет!), пропадавшему без малого пять месяцев, отец,  не сказав ни единого слова, подошел к маме и  поднял ее на руки.
-Отпусти, - пыталась она сопротивляться и даже начинала стучать кулачками сперва по груди, потом по спине, ну и завершив свое недовольство попыткой спрыгнуть с поднятой высоты.
-Не отпущу, - твердо отвечал он.
Потом она обмякла, перестав суетиться. Она смотрела на отца, которого не видела так долго и все не решалась приблизиться к нему, что было так очевидно – то ли боялась уколоться об его суровую растительность или до конца не верила в то, что это действительно правда.
-Нашел рудимент? – шепотом спросила мама.
Точно, рудимент. Именно он нас раскидал в разные стороны на эти бесконечные месяцы. Я его даже возненавидел. Как странно ненавидеть то, о чем даже представления не имеешь.
-Да, - ответил папа. – Не поверишь, что я нашел его перед самым отъездом.
Мама обняла его. Интересно, а если бы не нашел рудимент, тогда бы что? Мы бы тоже его не видели лет…двадцать?
-У меня клиент, - сказала мама с какой-то грустью. -Ты разве не видишь?
Клиентом была женщина лет тридцати пяти, которая понимала, что это нашествие может угрожать пусть не ей самой, но ее прическе, поэтому она насторожилась и пристально вглядывалась то в зеркало, то на мастера.
-Сегодня ты выходная. Извините, но ей нужно идти, - папа был похож на кубинского президента  Фиделя Кастро, не только бородой, но и позицией лидера, его голос выражал уверенность, и с ним невозможно было не согласиться. Клиентка сдалась. Какая понятливая женщина. У нее в общем-то и прическа уже была, мама заканчивала стричь, то есть мы подошли вовремя. 
Мы ехали домой. Я сидел на заднем сидении, и около меня покатывались то в одну, то в другую сторону две дыни и два арбуза, а также три пакета со всякой всячиной (колбаса, сыр, газировка, шпроты, помидоры и даже гранаты). Отец одной рукой держал руль ехавшего автомобиля, а второй рукой держал маму за руку. Мне было хорошо от этой застывшей на время пути от парикмахерской до дома картины.
После обеда, или ужина (по времени уже был вечерний завтрак) – когда все встали из-за стола, было где-то около десяти, папа, приведший себя в более совершенный вид – побрился, умылся и оделся, показал пальцем на стоявшие валом рюкзаки и посмотрел на маму.
-Можно, - с легкой усмешкой удовлетворенной женщины, что все в ее руках сказала мама. - Теперь, можно.
Папа вскочил резво, как ребенок и начал процедуру потрошения. Он стал распаковывать свой рюкзак. В этот момент он напоминал мне малыша , к которому пришел дед Мороз (папа чем-то напоминал новогоднего старика) и тот просит его самому достать подарок из мешка. Восторженный «малыш» расположил вокруг себя топор, какие-то мешочки, узелки, коробки и каждый раз засовывал в рюкзак руку, а та утопала в нем как в бездонном озере, пытаясь вычерпать с самого дна что-то очень ценное. Наконец, по видимому он это «ценное» нашел, так как его глаза оживились и в следующий момент он достал с самого дна «озера» глиняную свистульку по форме напоминающую птицу и поднял ее над головой как идол какого-то бога.
У отца была коллекция глиняной посуды, которую он собственноручно сделал из глины, привезенной из экспедиции. Он частенько привозил глину. Та хранилась в ванной комнате, в ведре. Приезжая с экспедиции, он заглядывал в ванную и говорил:
«Глинка-то уже не глинка. Нужны запасы побогаче».
И в следующий раз обязательно наравне с бутылками святой воды из озера мертвых и кокосами с нарисованными гербами племен, он привозил глину.
Иногда он привозил уже готовые фигурки (да, да кошечки в гараже тоже – папины проделки).
«Я когда вспоминаю дом, всегда делаю что-нибудь. Вчера вспоминал тебя, сынок и сделал свистульку».
Неужели я ассоциируюсь со свистулькой?
Помимо свистулек, в арсенал привезенных глиняных изделий входило – сердце, кружки, вазы, фигурки антилоп, мышей (сделанные с натуры, по его словам) и других вполне обычных животных и даже чайник.
Мама знала, что папа первые дни несколько не похож на себя. Например, он не может первые дни спать на кровати, есть обычную еду. Он даже просыпаясь, сразу же выходит на балкон и завтракает там, слушая пение птиц в полнейшей тишине. Первая неделя, что сказать – адаптационная. Мы к этому привыкли.      
  -Что наш папа снова приехал с племенем в голове? – подмигивая, спросила мама, переводя взгляд то на отца, то на меня, стараясь узреть сходство. Если бы я проводил такое количество времени вне дома, засыпая под лай гиен и просыпаясь от шипения ядовитый рептилий, то я бы, наверное, больше походил на отца. А сейчас я был обычным домашним реб…ну или взрослым ребенком. - Сынок, нам придется долго выкорчевывать из него одно за другим. Ты готов?
-Наверно.
Мне в отличие от мамы, нравилось, что отец поглощен так сильно этим занятием и,  пусть на первый взгляд, оно не кажется таким серьезным, но это только на первый взгляд. На самом деле, чтобы заниматься этим, нужно быть…нужно быть. Нужно быть моим отцом, а это никому не под силу.
-С помощью этого свистка, я буду вас на ужин созывать, - воскликнула мама, умиляясь сувениру. - И не надо голос сажать.
-Тихо, - прижал указательный палец к губам отец. - Это не просто свисток. Это священная птица.
-Да, конечно. Весь гараж этими святыми забит.
Мама подошла к отцу и обняла его. Я понимаю, что за время отсутствия отца она тосковала по этой возможности прижаться до боли. Даже в среднем если человеку примерно нужно в день одно объятие, то мама недополучила около полутораста объятий и поэтому старается компенсировать. 
-Да если ты хочешь знать, этому богу мудрости три тысячи лет, - отстранился отец. По мне он тоже недополучил такое же количество объятий – странно, что он ведет себя по-другому. Хотя у мужчин все происходит неколько иначе, нежели у женщин (я так предполагаю, не уверен конечно).
-И что? – продолжала мама липнуть к отцу. - Мы должны ему поклоняться?
-Не совсем, - уже не совладая с маминой прытью, сбавляя тон, ответил отец. - Просто, ты понимаешь. Как бы тебе это сказать.  Он знает ответы на все вопросы.
Мама посмотрела на глиняную птичку и взяла ее в руки. Это была миниатюрная фигурка птицы отряда дятлообразных с определенными нюансами, которые бросались в глаза. Большой выпуклый живот, как у индийского Будды и лямки на теле, напоминающие комбинезон.   
-Что прямо таки на все? – она поднесла его так близко, что если бы птица была настоящая, то она непременно могла клюнуть маму в самый нос или просто задеть, что в принципе одно и то же. - Хорошо. Тогда я хочу знать, сколько у меня будет клиентов на следующей неделе? Ну, что же он молчит? Я тебя спрашиваю.
Мама поднесла фигурку к губам и что-то начала нашептывать в то самое место, где по ее мнению должно было быть птичье ухо.
-Подожди, - прервал ее переговоры отец. - Он не может тебе ответить.
-Почему же? - игриво спросила мама, и тут же сменила объект внимания на отца.
- Так как сейчас еще день, - папа неожиданно снова сбавил тон. Папа опасался мамы. Немного. И продолжил более уверенно, когда увидел мои удивленные глаза. -А он раскрывает свои возможности только после полуночи. А до этого, днем – это простая глиняная свистулька.
Интересно то как. Если даже и половина того, что он сказал, да что там пусть десять процентов будет правдой, тогда…как интересно!
-Пап, то есть после полуночи, - пытался я разузнать все об этом глиняном друге. Для меня он уже был другом, который будет слушать мои вопросы и отвечать, отвечать. Вопросов у меня было много.
-Ну, да, - перебил меня отец, понимая мой интерес. - Мне его подарил туземец из племени Харида. Он так мне и сказал «Блап капров воста. Семинутка камин нерта».
Мы с мамой застыли. Мама посмотрела на меня, ожидая, что я тоже посмотрю на нее в доказательство происходящего безумия, но я не стал этого делать, потому что уже был заворожен происходящим.
-И что это было? – вынуждена была спросить мама.
-Это значит, что в нем заключен смысл всего, - полушепотом сказал отец.
Мама всплеснула руками, и хлопнула ладонями с таким звоном, что дрогнул не только я, но и отец наравне с посудой в серванте.
-Так давайте спать, - сказала она.
И откуда не возьмись, накатилась волна усталости. Мы с папой как по команде зевнули и он, обняв меня за плечи, сказал:
-Хорошо, сегодня надо действительно выспаться. А фигурку я отдам тебе на хранение, сына. Хорошо?
Папа кинул на меня такой серьезный взгляд, что я не задумываясь ответил.
-Хорошо. То есть, есть, Капитан.
-Спокойной ночи, капрал.
Я улыбнулся маме и папе, и почему-то улыбнулся глиняному богу, словно он не был бездушным свистящим предметом, а таил в себе действительно какую-то тайну. Во всяком случае, папа говорил убедительно. Хотя он всегда говорит убедительно. Ладно, спать, как сказала мама.
Родители ушли спать, а я долго не мог уснуть. Сперва я вспомнил папины слова по поводу человека, похожего на меня. Неужто, он действительно искал? Или так искал, между делом. Потом я попытался его представить. Того самого человека. И человек ли он? Неужели он тоже прилетел с другой планеты? И почему живет в Африке? Да, там круглый год лето. А меня сюда занесло. В снега, в водопады воды и листьев. Наверное, у него другое имя и он не сидит дома. И есть ли у него дом? Если есть, то какой. Из пальмовых листьев? Да и говорит он на другом языке, мне не понятном. На хмыкающем? Но в тоже время он точно такой же, как я. То есть ему три десятка, он любит манную кашу и он также живет со своими родителями?
Я смотрел на глобус, на ту самую точку, в которой побывал отец, и с трудом верил, что папа осмотрел полностью этот кусок земли, и поговорил со всеми. А вдруг другой, более похожий, спрятался в укрытие? И не на том острове, а на другом? Не то чтобы я очень хотел, чтобы у меня были такие знакомые, просто проще жилось бы. Я бы знал, что такой не один и мне этого было бы вполне достаточно.
У меня на стене висел календарь,  в котором я рисовал крестики на прошедших днях. Дни заканчивались в двенадцать ночи, и как только кукушка в прихожей запевала свою однообразную песню, я вскакивал с пружинистого матраса, брал висящую на проволоке ручку с силиконовым основанием и рисовал две пересекающиеся прямые, которые завершали, подытоживали день. Но были даты, которые я помечал зеленым цветом. Папин самый любимый цвет. Этот день, а иногда и дни, когда должен был приехать папа. Зеленый пунктир – когда папа звонил.
Глиняную фигурку я поставил около постоянного горящего ночника с плавающими гарпиями и долго смотрел в глаза глиняному богу, который чем-то напоминал отца, в момент приезда из экспедиции. На ночнике висел список лекарств, которые я был должен принять. Утром одну желтую пуговичку, днем – желтую пуговичку и зеленую торпеду, вечером – только торпеду. Без них у меня бессонница и кошмары. Нет, они не снятся. Просто кошмары. А это еще страшнее. Если во сне страшно, то проснувшись страх проходит, так как нет чудовища, он остался во сне. А здесь он живой и сколько бы ты себя не щипал, только вскрикиваешь, а проснуться не можешь, потому что ты не спишь. Но я выпил торпеды, и собираюсь спокойно уснуть. 
До полуночи еще оставалось полчаса и не дожидаясь неторопливой кукушки, я уснул, погружаясь в мир киносновидений.

Глава 3 Мама, папа, вместе и раздельно.
Может ли дружить тридцатилетний с семилетним

Что для меня семья? Это главное. Как самое главное в лесу – это что? То, что деревьев много. Они корнями держатся друг за друга. Так и семья. Правда, руками что ли?
Так мне разъяснял Лука. Его имя произносилось Лу-ка, с ударением на первый слог.  Он был моим другом. Сам он был родом их Хорватии. Семья переехала, когда в Хорватии был переворот. Президента выгнали – я смеялся, когда Лука мне рассказывал об этом, что его прогнали, как ребенка. Разве такое бывает? Президента нельзя метлой. Это все равно, что папа. Только детей у него больше. Все кто его слушается ему как дети. Пусть он не знает всех поименно, но он старается сделать их жизнь лучше. Хотя бы на этой планете. И его выгоняют за то, что…Лука сам не знает. Придумал, что он развалил бюджет. Юморист, разве можно за это выгнать? Хотя, что такое бюджет (напоминает будку с джемом)? Президент случайно упал на коробку с джемом. Бывает. Я частенько умудряюсь падать прямо на йогурт или сметану. Ему семь (Луке). Настоящих семь лет, помноженных на триста шестьдесят пять дней. Что-то около двух с половиной тысяч дней получается.
             Лука относится ко мне как к учителю, хотя порой и сам ведет себя как заправский преподаватель из университета. Он говорит о каком-нибудь научном факте, и при этом так размахивает руками, что со стороны кажется, что он отгоняет пчел. Он говорит громко, четко и всегда смотрит прямо в глаза.
                Что значит дружить тридцатилетнего с семилетним мальчиком? Представьте, площадка около дома, идет мужчина, на поводке собака. Нормально, собака попросилась, хозяин взял поводок, пристегнул карабин и по лестнице вниз. Собака несется, а хозяин едва удерживая ее, похож на перетягивающего канат или спринтера, у которого развязался шнурок и он на него наступил. Нормально? И, как правило, со стороны не совсем понятно, кто кого выгуливает.
               Это наш случай. Лука меня водил. А я как верный пес слушал ее. Да как было не слушать. Он был достойным собеседником в свои семь, а я слушателем в свои три  десятка. Неужели кому-то достаточно семи лет, чтобы освоить эту сложную науку общения, а кому-то почти полжизни, чтобы только научиться слушать?
              Для Луки в его семь были открыты все горизонты. Он пересек уже два железнодорожных полотна, у него было несколько проделанных километражей. Один километр, пять, в следующие выходные – семь, по количеству лет.
              У него были свои законы. Я же в свои 30 лет ничего не видел. Я всего несколько раз выходил из дома один. С родителями всегда пожалуйста. Так мы ездили к маме, ежемесячно к доктору в городскую больницу. Там меня осматривает женщина, похожая на тыквенный пирог. Она смотрит мне в глаза и всегда задает один и тот же вопрос «Ну как у нас дела на этот раз?». И я молчу. Я люблю притворяться глухо-немым, когда я попадаю в кабинет с кислым запахом. Все ругаются и родители тоже. Но я думаю так, что врачи подосланы. У ну их есть цель – выведать у меня секретную информацию. Я делился
этими соображениями с отцом. Ему тоже не нравится эта женщина-тыква. И мама говорит, что врачам верить нельзя. Они все недовольны жизнью. У них маленькая зарплата и они носят старые стоптанные туфли по многу лет. Да, у тыквы туфли протертые. Мне нравится быть на улице, но запрет действует двадцать четыре часа в сутки. Даже с Лукой можно было выходить во двор не на долго. И мне часто казалось, что там за домами, еще за домами и еще есть то место, где меня ждут и надеются, что я выйду из дома и постучусь к ним в дверь. Только между этими двумя действиями пролегает расстояние, которое может быть о-очень большим.
     -Наш дом вырос за одну ночь. Его полила мохнатая туча, похожая
на шлем у викинга. Когда-то дом был похож на конуру или деревенский сарай.
               Так мне рассказывал Лука. Он всегда мне открывал глаза на то, что
вроде бы очевидно, на то, что я должен знать, но не знал. Я знал, что ему только семь лет и семь лет назад дом не мог быть похожим на конуру, но его слова действовали на меня так убедительно, что я подумать не мог, что друг мог лукавить. 
Помимо Луки у меня был еще один наставник, дядя Коля. Тот, что хоккеист. Очень умный человек.
- Наш дом похож на Ингапирку, - говорил он. Вижу твое недоумение и правильно. Об этом мало кто знает, но я тебе скажу. Ингапирка - это древнейшее поселение индейцев.
            Я разрывался между двумя определениями – то ли конура, то ли поселение индейцев. Так что? Дело в том, что дядя Коля говорил еще более убедительно, чем Лука. Оказывается, это неправильно, что люди думают, что если ты дровосек, то ни о чем, кроме как дереве, лесе и топорах не можешь говорить.
            –Есть такой остров Эквадор, - начинал он, и я с открытым ртом внимал ему. Мне казалось, что он кормит меня пересоленной кашей и поэтому заговаривает меня. Но я знал, что кормит пересоленной кашей недобрая няня, а он если бы и был няней, то обязательно самой доброй и самой умной.
Мне казалось, что причина того, что все меня учат, кроется в телевизоре, подключенного к кабельному и у всех, кроме меня была возможность смотреть то редкое, что мне только снилось. А именно – клуб почемучек и куча других программ, от которых становишься умнее. Это только потом я узнал, что не в этих программах вся суть. Все дело в жизненных приоритетах, вот как. Это уже меня дядя Коля науськивал. Каждый понемногу. В отличие от родителей. Они же меня ничему не учили. Они были против всякого рода программ и считали, что те мусорят наш мыследворик, по словам мамы. Правда, с ними поэтому было так легко. Складывалось такое ощущение, что они сами ничего не знали. Мама никогда не рассказывала о каких-то серьезных фактах, а папа не вдавался в теоретические сведения о своих раскопках.
-Телевизор вредит нашему сыну, - подслушал как-то я разговор своих родителей. Они думали, что я не слышу. Это говорила мама.
-Ничего, по мультфильму в день можно, - говорил отец.
- Нет, - отрицала мама. -Ты же знаешь, что это может плохо повлиять.
- Да, знаю, - соглашался папа. - Его гиперчувствительность.
-Вот именно, - одобряла мама. - Он необычный ребенок. Он все принимает близко к сердцу. Поэтому он не смотрит телевизор и не ходит в зоопарк, потому что он вечный ребенок, у которого все оголено…
Как они смешно разговаривали. Оголено. Я же одетый. Я хотел выйти и посмеяться вместе с папокомиком, но отец сказал:
-Тогда я буду телевизором, а ты для него Интернетом. И он будет тянуться за тобой и не отставать от меня.
Мне это понравилось. 
Мама немногим выше папы. На сантиметров пять в домашней обстановке, на пятнадцать – распушив волосы и надев туфли на платформе.
Странно, но когда родители познакомились, они были примерно одного роста. И чтобы компенсировать этот недочет, папа носил маму и поднимал ее довольно высоко - мама была действительно легкой как пушинка. Вероятно, папа под тяжестью мамы уменьшался, а мама находясь на высокой позиции росла. Так думал я. Правда потом выяснилось, что мама выросла после знакомства на семь сантиметров. Она отдыхала в Гаграх со своими родителями и о, этот горный воздух и здоровое питание – обогатили ее молодое тело такими витаминами, которые вытянули ее. Поле такого отдыха папа носил исключительно туфли на каблуках и стал носить шляпу.
Семья для меня была очень важной составляющей. Если представить себя живущим на необитаемом острове, то я бы наверное не сошел с ума, но долго не протянул. Утро без каши, день без своего треугольного (почему бы и нет?) мира, теплых разговоров с мамой за чашкой каркаде, безумного разговора с папой по телефону или вечерней сказки. Невыносимо. У меня бы точно выросли крылья. Почему? Потому что я бы очень сильно хотел вернуться к родным. Отец говорит, что когда чего-то сильно хочешь, оно сбудется, пусть не сразу, нужно иметь терпение Я бы потерпел. Дня два. Может три. Не больше.
Интересно как я жил, там, на другой планете? Я ничего не помню, но точно знаю, что мне было холодно лететь на землю. Длинная прогулка получилась, нечего сказать. 




Глава 4 Как утренняя процедура может влиять на тему разговора.
Сверхважная  новость отца
 
Папа привык вставать спозаранку. Проснувшись, на цыпочках пройдя на кухню, сварить себе кофе…
Ведь папа пьет только кофе. Есть люди, которые безумно любят молоко и ничего, кроме молока не пьют. Они одержимы или у них постоянный молочный голод. Нехватка каких-то молочных клеток в организме. Вот они пьют и тем самым дополняют. Чтобы жить. Иначе вялость в теле, отсутствие аппетита и прочие неприятные симптомы. У папы так происходит с кофейным напитком. Обязательно кофе, очень важно, чтобы оно было сварено, непременно в полуторолитровой чашке. Непременно с овсяным печеньем. Я тоже люблю кофе, не до фанатизма (больше трех чашек), но могу чашки две зараз. Не такие как у папы, кофейные маленькие. Зато с печеньем могу зараз справиться. Возьму одну, задумаюсь, беру уже последнюю. А когда я взял вторую и предпоследние, не помню.
Так вот папаня любит сварить себе кофе, выпить его и…заняться коврами.
Папа всегда выбивал ковер. Как себя помню. Еженедельная повинность (естественно, когда глава семейства был в лоне семьи, а не частил в субтропики) осуществлялась вместе со мною, но я иногда любил поспать или посимулировать сон. Правда, пять месяцев ковер просто пылесосился, что для отца крайне недопустимо. Он считал, что без взбивания ковра, дом наполняется разными маленькими дьяволятами и чем реже ковер выносится на улицу, тем больше проблем и конфликтов. В этом он видел прямую взаимосвязь.
Сегодня ночью я действительно поздно лег, воображая наш последний с отцом разговор. Возможно с приездом отца, эти дьяволята почувствовав свою скорейшую погибель, сконцентрировали все свои злодейства и напряженные мысли в моей комнате. Вот я и не мог уснуть.
Я оставил записку на столе. У нас дома было принято так, если есть что сказать, но не можешь – спишь, ешь, отсутствуешь, то пиши на бумаге и крепи на видное место. Я так и сделал. Оставил. «Не беспокой, папочка, я поздно л». Я специально писал только «л» в последнем слове, чтобы было понятно, что я так хотел спать, что сил дописать слово, увы, не было.
Поэтому, как только солнце выкатилось из-за горизонта, папа, со скрученными коврами и, насвистывая бардовскую мелодию про лесное солнышко,  вышел во двор. 
Я открыл глаза, и мне показалось, что я рыба, которую заставляют жить на суше. Так вот реальность – это была жизнь рыбы на суше, а сон – жизнь в воде. Мне помешал уличный разговор. Окно было открыто. Мне кажется, я его закрывал на ночь. Точно, закрывал. Честное филимоновское! Так, конечно, сломанный шпингалет, некому было починить, папа только приехал. Да, эта рама когда-нибудь сослужит мне добрую службу. Я бы, наверное, еще спал, но этот дуэт громкоголосых в воскресное утро перебил приятное состояние валяния в постели. Я слышал два голоса, среди которых выделялся один – по силе мог тягаться с толпой из десяти человек и другой – не более одного. Итак, я слышал, о чем говорит папа и дядя Коля. Это были они. Мужчины говорили о молоке. Нашли тему. Не мужскую. Я понимаю, о вулканах, о строящихся домах, есть ли жизнь на других планетах (на эту тему со мной хорошо разговаривать). Или автомобилях, наконец о том, что детская площадка вымирает. Качели скрипят, смазать некому. Да и краска вся уже отлетела. А они о молоке. Как женщины. Тетушки, бабушки, на крайний случай девочки. Ну не как не мужчины. А мужики должны говорить о спорте, о боевиках, где красиво бьют, о железяках. Ну не как о молочных продуктах. Им мое мнение не мешало, и они продолжали под взбивание ковра говорить на эту странную тему. Тем более окно было открыто, и папин голос был слышен очень четко. Да и дядя Коля был не лыком шит. У него был тоже не маленький диапазон для звучания. Целая ледовая коробка, где надо уметь перекричать другого.
-Почему сгущенное дороже? - начинал сосед-хоккеист. Не знаешь? Я тоже. Если надо, я могу и сам его сгущать. Если жена одобрит. А она обязательно одобрит. Для нее же стараюсь. Взял миксер и пара часов и готов продукт номер один.
Нужно было вставать, но утренняя лень-проказница не выпускала за пределы теплого одеяла и предупреждала о новом и неожиданном за  границами кровати, за которые по ее мнению, не нужно выходить. Тебя поглотит день, и ты не успеешь очухаться, как снова плюхнешься в кровать и…. Вообще тогда зачем куда-то вылезать? Спи, все равно потом снова ложиться. Мысли, которые посещают девяносто процентов населения мира и сто процентов детей. Они, конечно, рассеиваются с помощью будильников и громкого ора «вставай» или мужского, я уже не знаю какого разговора о молоке. У меня не был на сегодня поставлен будильник, никто мне не будет кричать «подымайся», но разговор постепенно приподнимал мои веки и стирал грань между сном и реальностью. Я решил одеть желтые спортивные папины штаны и майку. Папе нравилось, когда я одеваю что-нибудь из его одежды. Это все равно что одеть шкуру или даже кожу другого человека. Говорят «влезть в шкуру другого» - это стать как он. А я хочу быть как отец. И мне нравится его «шкура». Я думаю, ему будет приятно. Я влез в тапочки и поплелся к окну, где происходил к тому времени затихший диспут. Место, где обычно выбивал отец ковер, было занято неизвестным двухметровым мужчиной, который повесил на металлическую трубу не менее длинную ковровую дорожку и маленькой щеткой счищал с нее грязь, смачивая ворсовую часть щетки в маленьком красном ведерке. Отца во дворе уже не было. Дядя Коля тоже не просматривался.
Я вышел на кухню. Мама в этот момент что-то жарила на сковороде. Она стола лицом к плите, я слышал, как пузырилось масло и заметил, что справа от нее на столе образовалась горка светло-коричневых оладьев. У меня сразу потекли слюнки. От них шел пар и дурманящий аромат. Я не сдержался и на цыпочках прошел к столу. Раньше у меня всегда получалось. В этом было что-то шпионское и таинственное, тем более это было запретно, а, как известно запретный плод так сладок, он напоминает вкус жареных оладьев. Правда у мамы за столько лет тоже удачно получалось ловить меня на этом. И вот, только я, схватив один оладушек, положив его в рот, а второй удерживая в руке, стал ретироваться в сторону, тут она как повернется и как помотрит на меня таким огненным взглядом, что я ни с того ни с сего начал говорить какую-то околесицу.
- А что, папа уже справился? Справился с ковром. С ковром и двумя ковриками. С двумя ковриками я хотел помочь. Видишь, я даже папины штаны одел, чтобы он понимал, что мы одна команда.
Мама остудила свой взгляд, умерила в себе количество огня, принятого не только от моего шалопайства, но и от горячей плиты и уже спокойно, с долей иронии произнесла:
- Соль нормально?
-Нормально, - ответил я и проглотил блинчик, не успев его разжевать скорее от неожиданности, чем от испуга.
- А сахар? – продолжила мама, не останавливаясь точно как на допросе с пристрастием.
- Как всегда тютелька в тютельку, - я отступал назад, но мама продолжала буравить меня своим то загорающимся, то тухнущим взглядом.
- Тютелька сахара и тютелька соли соответствует норме?
Этот вопрос был с явным подвохом. Она хотела спросить «и это нормально, что вы, молодой человек, еще не приняв ванну, бросаетесь к столу, за который никто еще не садился».
Я не знал чем крыть. Многие дети превосходят своих родителей в умении переговариваться, но я, к сожалению, не был из их числа.
-Тебя же не убедишь. Здесь нужен папа.
-И я как в сказке уже тут! – возник на пороге папа, и мне стало так хорошо, что я тут же поцеловал маму, она зажмурилась и ослабила хватку, а я же нырнул в образовавшийся проем.
-Папаня! – воскликнул я и бросился в сторону прихожей и предстал перед отцом в воскресном прикиде, надеясь на его достойные оценки.
-Что ты делаешь со мной? Будь добр, сними это! – закричал отец. Он вытянул руку  и медленно начал направлять ее на меня. Ковер в его руке напоминал оружие, а он сам был похож на пришельца, у которого было уязвимое место, связанное с желтым цветом. - Глаза режет.
Он театрально вскинул руки, из рук выпал ковер и пакет, откуда выглядывал белый уголок бумажной упаковки.
Перед тем как собраться на кухне, для того, чтобы позавтракать – отведать запретный плод в виде блинчиков, папа решил сделать объявление. Он так и сказал:
-Я не сойду с этого места, пока не сделаю объявление!
Я стоял в прихожей и прикрывал желтые штаны, которые так нехорошо подействовали на отца. Я понимал, что это всего лишь игра, но он все делал так натурально, что я в очередной раз верил и попадался.
Даже мама вышла из кухни с лопаткой для жарки и с интересом замерла в проеме.
Отец топнул ногой, откашлялся и сказал, прямо в прихожей, поставив одну ногу на принесенный ковер, а с другой скидывая уличные туфли.
-Дорогие мои…, - начал он.
-Может за столом скажешь? - пыталась вставить мама.
-Цыц, женщина, - резко сказал отец. Он поменял ногу и теперь был похож на танцора, который застыл для снимка в местную газету. – В общем так. Институт в Беркли, штате Калифорния, дает мне место в своем вузе, а также хороший дом в пригороде, еще не все, машину и знаете, я почти согласился на это.
Он открыл рот и с таким задором смотрел на нас, нервно то ли дергая, то ли кивая головой, ожидая от нас реакции. Мы же с мамой стояли и кардинально отличались от папиного безумного состояния, похожего на дрожь тела после душа в сырой комнате. 
- Почти согласился, - добавил папа, -  потому что еще осталось ваше согласие.  Итак? Мы переезжаем? А? Ура! Ну? 
Возникла пауза. В нашей семье такого рода паузы возникали редко, а если и возникали, то за ними следовал громкий смех или «я дольше, я дольше», играя в игру-молчанку.
-А что это нельзя было за столом озвучить? – прошептала мама, выделяя каждую букву. - Обязательно из этого делать концерт с монологом Гамлета, где ответ на главный вопрос  быть или не быть решать нужно нам.
-Дорогие, это же хороший шанс нам всем быть вместе, - говорил папа, разделяя с нами свое взбудораженное состояние. - Я больше не буду пропадать по полгода в экспедициях. Да если честно я сам устал от этого. Хочется семейного уюта, каждое утро нормальный  завтрак, сон без боли в пояснице. Видеть как вы живете, решать проблемы, которые есть у каждого. Я, наверное, многое пропустил.
Он сложил ладони в кулаки и стал ими учащенно двигать, словно забивал невидимым молоточком гвозди-невидимки.
-Папа, - вдруг осенило меня, - но они же там говорят на другом языке. Мы их и они нас вряд ли поймут.
Папа присел на ковер, и его дрожь прошла. Казалось, что другой человек сидит на ковре-рулете, а тот, который стоял, исчез.
- Об этом не беспокойтесь. Во-первых, там наших, то есть из самой России не так мало. Вот сколько человек в нашем доме? Примерно около пятидесяти. И там не меньше. Вот. И тем более мы не будем жить в таком доме с подъездами, лифтами, километровыми лестницами. У нас будет отдельный дом, со своим двориком. Заведем себе пса, наверное, сенбернара.
-А это кто? – с интересом спросил я.
Папа кивнул головой в знак того, что сейчас он расскажет, обязательно - он же отец, он может, и поманил рукой. Я присел на ковер.
-Такой пес. Волосатый донельзя. Его можно чесать и из его шерсти делать всякие штуки, да и варежки вязать.
-Варежки из собаки – это весело, - представил я.
-Это не только весело, но и тепло, - подбадривал меня отец.
-Пап, я хочу составить список вещей, которые я хочу с собой взять, - приступил я к следующему вопросу, который меня беспокоил относительно переезда.
Отец крепко прижал меня к себе и через мгновение ослабил хватку. Здесь главное было показать, что он рад, что я согласился с этим предложением.
-Валяй, сына.
-Так, мы еще ничего не решили, - сердито сказала мама.
Она села рядом с отцом, забыв, что у нее в руках пищевая лопатка – она ею водила в воздухе, словно пыталась нарисовать ответ, который у нее есть, но словами нельзя было выразить.
-Так я пошел, - шепотом произнес я, обращаясь к отцу. Я понимал, что сейчас отцу надо остаться с мамой наедине, чтобы поговорить.
-Иди, - так же тихо произнес он. Я все беру на себя.
Последние слова были адресованы мне, поэтому он сказал их беззвучно, чтобы не услышала мама. Нас уже двое, очередь за ней. Надеюсь, она поймет, что это будет правильно, если мы уедем отсюда. Как мне надоели назидательные взгляды и постоянные разговоры соседей о моем возрасте и…
-Какой мужчина, а ведет себя как мальчишка. Ему уже за тридцать, а он все с пацаньем ходит. В его возрасте детей заводят, да не одного, все имеют, с родителями не живут, а помогают им. А этот, такой большой, переросток просто бегает по двору и в гости заходит, чтобы поговорить. У него явно не все дома. Он разговаривает с животными. Видела, как подошел на улице к котенку и начал с ним беседовать. Мимо люди ходят, а он и внимания то не обращает. Вы помните, какой он был маленький – приветливый. Потом отправился в этот лагерь и все. Вернулся другим. Нельзя детей в лагерь отправлять. Там ничего хорошего не бывает. Все дети как дети – работают, а он не может. То ли симулянт, то ли кто? Слава богу они от нас не близко живут. А то это заразно наверное. 
Стоп! Хватит. Все! Надо уехать, стереть из своей памяти эту черную полоску. Там будет лучше, я знаю. Там будет новый мир. Мир, в котором есть место и пониманию (хорошее слово – маленькая лошадка пони и мания),  и человеческому счастью ( с частью чего?) и всему тому, о чем я пока не знаю.
О чем они говорят? Какой лагерь? Это правда, был лагерь. И там были дети. Как сейчас помню. Мальчики и девочки. Да еще третья категория, которая с виду – то ли мужского, то ли женского пола. Я их называю – мальдевочки. Эта фраза тоже вписана в мою тетрадь и подчеркнута желтым цветом. В этом мире на меня смотрели и показывали пальцем, называли переростком. Конечно, я смеюсь над прозвищами и если кто-то смеется глядя на меня, то я даже радуюсь, что доставляю ему несколько приятных минут. Пусть смеются. Смех – это прекрасно. Почему же сейчас я вижу не смех, а оскал. Да, я об этом знаю. Лука рассказывал о том, что есть смех и есть оскал. Первые делают добряки, второе – нехорошие люди и собаки.
Ладно. Я не такой как все. Это ясно. У меня свой мир. Это правда. Мне говорят, что я придумал то, что прилетел с другой планеты, враки! Все мне завидуют. И я не хочу слышать о том, что я родился в роддоме. Нет, я вырос в космической капсуле. Питался там астероидами и вырос. Потом меня подхватил корабль из Звездных воин и джедаи меня доставили на землю и отдали на попечение отцу. Вот эта правда. Меня убеждают в обратном. Тсс, я все понимаю, но это только между нами – не все знают. Если бы все об этом знали, то набежали бы телевизионщики и мучили бы меня глупыми вопросами.
«-Сколько вам лет?
-Пятьсот».
А в лагере, когда мне было десять, меня пронзило молнией. Так говорят все. А я знаю, что примерно двадцать лет назад прилетел сюда из далекой галактики.
 Я поднял упавший пакет и увидел в нем помимо двух пакетов молока свои любимые кукурузные хлопья с медом.
-Пап, можно? – шепотом произнес я. Хлопья – это была вторая страсть после манной каши.
Папа просто кивнул головой, так как мама уткнулась к нему в плечо и то ли спала, то ли ей это было так нужно для того, чтобы решить нашу общую проблему переезда.       
-Как я люблю это, да все вместе, - прошептал я, прижимая пакет с хлопьями и молоком, а отец знаками показал, чтобы я шел в комнату, сейчас ему надо побыть с мамой наедине и я буду только мешать своим присутствием.
          -Подожди, сейчас завтракать будем, - прошептала мама, но папа попытался вернуть ее в исходное состояние – мол, не время сейчас говорить о таких несущественных вещах. – И о пуговичках не забудь.
Мама резко встала – отец не смог ее удержать, вытерла глаза – она плакала (с вопросом):
-У меня оладьи горят. Разве никто не слышит?
-А они когда горят, кричат – мы горим, мы горим? – прошептал отец, немного раздосадованный тем, что была нарушена такая идиллия. 
Однако с кухни пахло горелым. Мама умчалась на кухню, успев на ходу спросить меня:
-Ты кровать убрал?
Этим она хотела показать, что пока еще ничего не решила, и ее волнуют скорее проблемы местного порядка, чем калифорнийские.
- Нет, я еще не убрал, - ответил я, и продолжал медленно направляться в сторону своей комнаты. – Но собираюсь это сделать в течение пятнадцати минут.
Теперь ее мысли занимали сгоревшие оладьи и незаправленная кровать. Я убежал в комнату, чтобы заправить постель, похрустеть хлопьями с молоком, но самое главное – написать список. И как это отец мог терпеть вчера целый световой день и даже ночь, чтобы сказать нам об этом. Его что утреннее выбивание ковра простимулировало или сосед Коля?   
Я несколько раз бегал из своей комнаты на кухню – за тарелкой, за ложкой и, наконец, оказался перед тарелкой молока, в которую я должен был насыпать хлопьев. Все делали наоборот – сначала хлопья, потом молоко. Я любил иначе.
Мне удалось подслушать разговор родителей. Я предпочитаю получать информацию из первых уст, не дожидаясь пока информация домчится до меня телеграфом. 
- Там таких специалистов как ты, днем с огнем не отыщешь. Да тебя с руками оторвут, - говорил папа. Он даже не уговаривал, а просто делился новостями.
-Не надо меня калечить, - парировала мама, но она это делала скорее от того осадка, который образовался в результате последней новости. Осадок постепенно рассеивался.
-Не буду, и они не будут. Они просто будут платить доллары и оплата по их меркам раза в четыре больше…и это только поначалу.
Ладно, папа умеет уговаривать маму. Не надо ему главное мешать. Я вернулся в комнату, взял бумажный пакет, разорвал основание по верху и начал сыпать в тарелку. Образовался небольшой холмик из темно-желтых пшеничных хлопьев, я налил молока из треугольного пакета, грустно посмотрел на пуговички и торпеды, взял ложку, немного размешал и стал делать первые шаги к насыщению.
-Как вкусно, - услышал я.

Глава 5 Кто такой театр и почему отключается электричество.

Я люблю театр с позиции ребенка. А что такое театр с позиции ребенка? Это, во-первых, удивление. Удивление всему происходящему. Во-вторых, возможность уйти от реальности. 
Когда я впервые услышал это слово «театр», оно мне показалось непонятным. Тогда я спросил отца, а что такое этот «театр». Папа встал посреди комнаты, надел на голову майку, которая была нем, опустил голову и другим голосом забурчал «Король орел, орел король». После этого начал ходить как динозавр. Он шел на меня и издавал какие-то звуки вперемешку со скороговоркой. У него получалось так «Карул я-я-ял, а-а-ал ка-а-ал». У отца получилось так реалистично и я поверил так, что спрятал голову под подушку и попросил отца остановиться. Мама же игриво пошлепала отца и отправила провинившегося в угол. Тот, опустив голову, и в позе удрученного динозавра отправился за дверь, где располагался один из четырех углов комнаты. Простояв там секунд десять-пятнадцать, он бесшумно вышел, на цыпочках, подошел ко мне, положил голову на колени и замяукал, видимо для того, чтобы я его простил. В тот момент я очень верил и не мог не простить. Еще в тот день отключили электричество во всем доме.
Итак, что у нас получается. Сначала папины метаморфозы, потом мамино воспитание и, наконец,  выключенный свет. Вот ты оказывается какой театр думал я, будучи ребенком до десяти лет.  И полюбил именно такой театр, папин. Возможно, мамин. Но чаще, отцовский.      

Глава 6 Явление чуда в перьях. Почему он прилетел без предупреждения

-Да, это точно, - вкушая первую ложку, как обычно, самую вкусную, повторил я.
- Точно, - вторил голос.
Что это? Откуда это «точно»? Я поперхнулся молоком, бросив ложку в сторону, словно это она была источником того голоса.
- Кто это?– громко сказал я, внушая силой голоса страх невидимому противнику. - Кто это сказал? Выходи.
Я вытянул перед собой кулаки, ожидая нападения. У меня было такое разъяренное лицо и то, что по губам стекали капли молока и рот был забит хлопьями только придавали ему большее злодейство. Но штурма не последовало.  Я оглянулся по сторонам, увидел открытое окно…
-Ах, - облегченно вздохнул я. - Опять эти звуки с улицы. Окнозвучие, которое принес ветродур (он же ветродуй, он же лохматый ящур). Надо просто закрыть окно. Тогда все постороннее исчезнет. Оп-ля.
Я подошел к окну и закрыл его, тяжело вздохнув о сломанном шпингалете и как только сел на свою все еще незаправленную постель, как тут же вскочил, как подорванный от визга и непонятного скрипа. Постороннее не исчезло. Оно (существо или же домашний грызун) было на кровати под покрывалом и беспокойно двигалось.
-Вот  тебя сейчас…, - вскрикнул я, сгреб красное с ромбиками покрывало, не оставив проема для побега. Послышалось знакомое звучание, напоминающее…мяукание.
-Патриция, ты как здесь? - засмеялся я, освободив пушистое создание, любимца нашего дома. Кошка испугалась и хотела бежать – «зашла чтобы поздороваться, а тебя чуть не задушили, милое дело». Но я ее удержал и точечными движениями – шея, спина и ни в коем случае не хвост погладил. Она успокоилась и устроилась у меня на коленях.  – Наверное, молоко учуяла. Вот ты меня напугала. Я уже заикаиться начал.
Хвостатая смотрела на меня и думала «когда же он меня напоит молочком, как ему еще намекнуть на это?».
-Видали недотепу! – догадался,  приласкал кошку, от чего она изогнулась прямо, как пантера – красиво и грациозно, и взял пакет. Только я хотел откусить кончик упаковки (так я обычно открываю – быстро и удобно), чтобы налить молока в другую тарелку (там были чипсы недельной давности, но их я выкинул в окно – настал момент),  как внезапно послышался знакомый звук, отнюдь не мяуканье.
-Па-па-три-три-ция – это ты? - заволновался я. Надеюсь, это не навсегда (заикание, имел ввиду).
Это была не она, это точно. Кошка зашипела и вырвалась из моих рук, спрыгнула на пол, лапой открыла дверь (она умела открывать все, даже холодильник, что не очень хорошо) и  выбежала. Я остался один на один со звуком, который нарастал и становился противным, как дребезжание сверла за стеной ночью.
 Я осторожно посмотрел на кровать, где…ой, не могу…это о-очень стра-стра-шно. Одеяло резко дернулась, и чтобы вы думали стало подниматься (просто невероятно) к самому потолку. Я что сплю? Я потер кулачками глаза, похлопал себя не только по щекам, но и по коленям и по животу и даже ущипнул себя вращательным болевым щипом (щипком или можно сказать ручным укусом) и надеялся, что эти незатейливые упражнения мне помогут избавиться от фантомных звуков и видений.  Но то, что я увидел натолкнуло меня на мысль, что я наверное схожу с ума. Если не сплю, тогда точно помешательство. Другого не дано. Одеяло светилось! Это нормально? Что-то было внутри одеяла. Оно летало или возможно горело? Правда, паленым не пахло, но сердце мое билось так сильно, что я подрагивал от его усиленной работы. Я открыл рот и попытался произнести свои мысли вслух,  но меня словно отключили от микрофона.  Я  бессмысленно двигал губами, ноги не двигались. Единственное, что мне оставалось сделать, это наблюдать за световым шоу, которое происходило над моей кроватью. Наконец, собрав волю в кулак, я смог произнести что-то членораздельное:
-Что это? – что есть мочи закричал я. Мне казалось, что мой мозг взорвется от скопившегося напряжения.  - Кто это все вытворяет?
Действительно кто это может быть? Крохотное существо? Странный человечек? Пришелец с другой планеты? Я его знаю? За мной? Или просто? Вопросы конвейерной лентой приходили в голову и не дожидаясь ответа, предлагали следующий вопрос. Мне стало страшно. Я зажмурил глаза и, наверное, вобрал в это зажмуривание всю силу, которая была во мне.
-Не может этого быть! – дрожащим голосом вымолвил я, когда открыл глаза. Я не мог молчать, но мои связки (связывающие рот-инструмент с грудной подушкой – для усиления звука)  образовали в горле толстую стенку, деформирующая мой голос в совершенно незнакомый. 
Одеяло увеличилось до размера холодильника и свет, который проникал сквозь бельевую ткань, придавал ему форму желтка или солнца. А   что если пока было открыто окно, в комнату влетел огненный шар и теперь жди взрыва – он может взорваться в любую минуту? Но на небе ни облачка - после вчерашней непогоды небо очистилось и отдыхало от бурых красок.
На всякий случай я залез под кровать, где мне, казалось, можно было укрыться на какое-то время. За это время и голос появится. Во всяком случае, я надеюсь. Ничего, отсюда докричусь до папы или мамы. Не докричусь, так достучусь. А если родители тоже на мушке у этих шаров? Надо спуститься через окно к соседям на балкон. Ближайший - дяди Колин. Неудобно, а  что делать? А что если наш дом весь захвачен, что тогда? Дядя Коля сейчас сам прячется под кроватью, над его кроватью тоже огненный валун и он, сидя под кроватью с Надеждой Викторовной, думают просить помощи у нас. Я же не знаю, как все дело-то обстоит. Мне никто не докладывает.
-Папа, - еле слышно произнес я. –Мама! Связки образовали в горле большой тромб, который мешал прорваться моему не такому уж и тихому тембру. 
Под одеялом что-то треснуло и то, что там находилось, стало переходить то в одну, то в другую сторону. Я почувствовал себя зрителем на очень реалистичном спектакле. Горка стоявших плашмя книг стала значительно меньше и, запутавшись в проводке от лампы, окутанное в одеяло существо дернулось вверх, ударилось об потолок, что привело к более хаотичным перемещениям.  Натыкаясь на большой скорости на все, что ни попадя – торшер, дверца шкафа, люстра обтянутое одеялом, как я уже понял летающее создание, издавало  странный звук, похожий на крик. Оно явно не хотело, чтобы его трясло. Наконец, оно решило вылететь на улицу, но его остановило стекло, которое было прочнее его прыти. Суетливый персонаж  ударился о прозрачное образование, и упал на пол, продолжая подергиваться после резких движений по комнате.
К этому моменту я уже вылез из-под кровати. Мне было страшно, но в  руке у меня была бита, которую я обнаружил в том самом месте, в котором провел последние пять минут . С дрожащими руками, я подошел к тому, что еще мгновение назад пыталось перевернуть мою комнату, задел это ногой и, заикаясь, спросил:
-А-а-а т-ты кт-то?
-И что? По-твоему это красиво? – раздался голос из-под одеяла. Это был голос ни детский и не взрослый. Такой средний голос, не совсем характеризующий обладателя.
-Чего? – спросил я и ждал, когда моему взору предстанет венец волнений.
Из под края одеяла показалась мохнатая рука, затем вторая и наконец я увидел существо, которое напоминало мне персонажа из комиксов (современных сказок) и в то же время наших питомцев на этаже, где попадались редкие экземпляры. Оно имело большую голову, длинный клюв и  отдаленно напоминало птицу, только крылья оставались руками и лишь густые ворсинки на них придавали им форму крыльев. У существа был такой большой живот, что мне показалось, что живот был едва ли не в два раза  больше головы. У него было две ноги с пятью пальцами, как у человека. И самое странное, что оно было в синем комбинезоне, которые обычно бывают у сборщиков мусора.
-Эй, эй, – возмутилось существо. – Полегче, не третий сорт грузим.
Какой странный сленг. Сперва я подумал, что он набрался у морских «волков». (Мне всегда было интересно есть ли морские зайцы, например или тигры? Почему только волки? Если бы это неузнавайка слушал морских зайцев или лосей, то наверное говорил повежливее)
- Ага, - машинально ответил я и отошел сразу на три шага к двери, чтобы если что, открыть дверь и крикнуть родителям. В голове у меня рождались длинные предложения    (которые не могли произнестись – они были созданы для внутреннего диалога), но мой язык выдавал очень скудные фразы, согласно своему со мной не согласованному тарифу.
-Дурак, что ли? – оценил произнесенное мной слово визитер в перьях. Он приподнялся и сел на одну из книг, раскиданных по комнате. Этой книгой оказалось «Кентервильское привидение».
-Да, - снова подвел меня язык, рождая не совсем то, что я хочу. - То есть, нет.
-Так да или нет? - с интересом спросило странное существо. – Если да, то мне следует тебя опасаться. Скорее да, ты же меня ногой…
В дверь забарабанили. Она что была закрытой? Я и забыл о том, что сам это сделал, чтобы избавиться от докучаний родителей по поводу уборки кровати и завтрака на кухне. Патриция? Как же она вышла, если было заперто? «У нее свои ключи» звучит нелепо. Наверное, дверь захлопнулась. Как я этого не услышал. Да разве до этого было?
-Сына, ты чего там? – услышал я обеспокоенный голос отца. - Почему закрылся? Все нормально?
У меня было желание распахнуть дверь и рассказать все отцу, маме, друзьям, двору, всему миру - о том, что произошло, что я испытал и возложить ответственность за этого пришельца на них тоже, не одному же мне с ним бороться.  Вроде просто – до двери всего один шаг и сейчас я его сделаю. Сейчас, сейчас. Пока я решался на это, пернатое существо меня опередило и совершенно неожиданно поднялось над кроватью, уже без одеяла и спокойно как в замедленной съемке опустилось перед дверью. И теперь, чтобы открыть дверь, мне нужно было отодвинуть это создание размером с кабанчика, не меньше.
Я махнул рукой, призывая стоящую плотину прорваться. Плотина в лице пернатого индивидуума вытянуло шею так, чтобы я смог посмотреть ему прямо в глаза.
Я и не заметил с первого взгляда его больших глаз. Такие жалостливые,  такие грустные. Где-то я уже такие видел. Только не помню где.
- Да нет, папа. Все в порядке, - диктовала моя добрая душа.
- Если все в порядке, что это был за грохот? – не унимался отец. -   Устраиваешь индейские бои? И это без меня? Мама отправила меня на разведку. Говорит, вдруг ты там взрывчатку изобретаешь. Но знаешь ли ты формулу? Наверное, нет. А я знаю. Предлагаю вместо взрывчатки изобрести фейерверк.   
Папа тараторил за дверью, а я думал. Пришелец – это точно. И я тоже. Как же ему раскрыть все карты? Или не нужно этого делать? Хорошо, что он говорит. На птичьем языке я еще пока не научился. Знаю, что все инопланетяне обладают способностями к нескольким языкам. Я пока знаю два. Человечий, кошачий. А что если я его не буду понимать, а…нет, конечно же буду. Это все благодаря внутреннему устройству – оно преобразует голос птичий в голос человеческий. Наверняка! Но что я должен сделать? Сперва защитить его. Ведь он тоже как и я прилетел сюда. У меня есть папа,  мама, потом появились Лука – дядя Коля – соседи и комната, а у него никого, ни единой души. И тут я вспомнил этот назойливый взгляд. Взгляд, с которым мне часто приходится встречаться. Утром, вечером, после душа. Это был мой взгляд. Пусть не один к одному, но также моргали ресницы и становились мокрыми уже через мгновение из-за того, что глаза замирали и забывали моргнуть, такой же профиль глаз, напоминающий яблочное семечко.
-Нет, папа, это видимо с улицы, - воскликнул я. – Мусоровозка  приезжала.
-Да? – разочарованно спросил отец. – Ну, ладно. Жду тебя на кухне за поеданием дынного десерта. Торопись, иначе не достанется. Скажу по секрету, разговор с мамой прошел на редкость удачно. Теперь она меня торопит. Спрашивает, когда наш самолет? Ух, сына.
  Папа ушел на кухню, напевая новогоднюю песню. Он не думал о том, что нынче актуально, а что нет. Он просто пел, что западет в душу. В душу запала хоровая, и он один за весь хор, тянул строчку в коридоре, разделяющим мою комнату и кухню.
-Уф, слава богу, - выдохнул я и сев на кровать, отпил содержимое тарелки. В комнате стоял страшный беспорядок, на полу валялись хлопья, а также груда бумаг, взвившиеся под потолок после фокусов нежданного гостя.
 -Я молоко люблю, - услышал я.
Пернатый отошел от двери, давая понять, что препона снята. Он встал около окна и вновь посмотрел на меня. Он сменил свою жалостливый взгляд на новый, обозначающий то ли удивление, то ли боль.
 -Чего, простите? – еле слышно произнес я.
- Молоко я люблю, чего не слышишь, тетеря, - прохрипел он.
Он вновь стал агрессивным. Это немного пугало. Не было понятно, то ли это был случайный или же закономерный случай.
- Кого? – спросил я скорее потому, что имел ввиду «кто ему нужен, кого он пришел навестить, мы его не ждали, я точно». Мой язык снова не совсем совладал с длинными предложениями.
- Чего кого? – спросило существо, присело на ковер и стало очищать свои перья клювом так, как это делает обычная птица, которая села на ветку дерева и чистит перья после долгого перелета.   
- А ты вообще кто? – не удержавшись, спросил я.
Пернатый не был похож на простую птицу из ныне существующих – это понятно, но и с человеком у него было тоже мало сходства, разве что речь и конечности. Но этого мало. Вроде все на месте, но для птицы - много лишнего, а для человека – недостает. Пусть даже и тот  факт, что я догадывался, кто он есть. Но сразу выдавать это я не решался, боясь ошибиться.
- Я то? – с гордостью сказал мой неожиданный посетитель. Он надул грудь так, что стала походить на живот – они даже стали сливаться и образовали один большой шар. -  Вообще это очень длинная история.
- То есть для того, чтобы сказать, кто ты, нужно долго рассказывать не понимаю, - сказал я с удивлением приподняв брови.
-Чего ты снова не понимаешь? – нервно сказал он и щелкнул пальцами. Интересно как это у него получилось. Разве возможно это сделать крыльями? Хотя да, это же только видимость крыльев, а на самом деле у него наравне с перьями пальцы. - И вообще, когда я произнес, что молоко люблю, ты чего как тютя сидел?
-А что? – произнес я, не ожидая такой прыти. Он разговаривал со мной как старый знакомый или приятель, заглянувший на огонек.
- Вот непонятливый! - в очередной раз щелкнул пальцами гость с таким звуком, словно в этом процессе участвовала вся костная система. - Надо было предложить мне. Я и молоко понятия совместимые. Понятно, тютя? Много я видел тють, но таких…
- Так ты кто? – сделал я вторую попытку.
Пернатый тяжело вздохнул, посмотрел на меня, состряпал на лице свою маску жалости и сострадания и промолвил:
- Я же говорю длинная история.
- Ничего, никто никуда не летит, - нашелся я.
- Вот тут ты ошибаешься, тютя. Я постоянно куда-нибудь лечу,  куда-нибудь  еду.
Он сделал несколько взмахов «крыльями», словно хотел показать, что в отличие от меня постоянно куда-то летает, и разве я не вижу – только что совершил посадку после длительного перелета. В этом я не сомневался, меня интересовали более тонкие детали. 
- Куда едешь? – спросил я.
- Сегодня сюда, завтра может быть на другой континент, - лениво ответил пернатый. В этом он походил на моего отца, для которого сделать оборот вокруг земли было заурядным делом.
-Так кто же ты? – продолжал я выпытывать у него его сомнительную  личность.
Он вновь надул грудь и щелкнул одновременно пальцами двух «рук». Казалось, что он танцует свой ритуальный танец.   
- Ты, правда, хочешь это знать, тютя?
-Да не зови ты меня тютей, - пузырился я, не заметив как вокруг губ образуется  стекающая слюна. - У меня имя есть.
Есть чему возмутиться. Непонятно вообще кто врывается ко мне в комнату  угрожающе называет меня дворовой птицей. Мордоплюйство какое-то.
-Да? – вполголоса сказал гость. - А я думал ты тютя.
Тут я не выдержал. Да, я уже был на взводе, и по мне просто нужно было проучить эту «птицу» как надлежит.
- Ты что издеваешься? – атаковал я, брызгая слюной.
Видимо мое фонтанирование подействовало на пернатого, он отошел к окну, протер крылом свой нос и произнес уязвимым голосом:
-Да и нет.
-Так, все! – громко сказал я (хорошо что заикание отлипло от меня, а то бы это мне помешало). -  Теперь я буду командовать парадом.
-Да и нет, - повторил он. Он как-будто играл со мной. Игры я люблю, но сейчас…
-Так вот зовут меня Филимон, запомни, и никакая я не тютя! - сказал я как никогда уверено.
-Хорошо, Филимон, - добродушно сказал атакованный. Когда он успел сменить гнев на милость? Наверное, мой голос на него так подействовал. - Будем знакомы. Меня зовут  Молокосос.
- Почему Моло…
Не успел я до конца произнести фразу, как клюв у существа вытянулся где-то на полметра и, погрузив оный в тарелку с молоком, опустошил как коктейль из соломки.
-Ах, вот почему, - с улыбкой сказал я, и вся моя запальчивость прошла, глядя на это беззащитное голодное существо, очень напоминающее ребенка.
-Да, Фил, - отреагировал он. -  От тебя ничего не скроешь?
В этот момент резко открылось окно. Вверх взметнулись занавески и вслед за ними мои рисунки, на которых были изображены ковбои в автомобилях и метеоритные дожди.  Видимо я не плотно закрыл окно  плюс  очередные выкрутасы со сломанным шпингалетом. Я быстро дернулся в сторону окна и захлопнул его, провернув все щеколды. С одной щеколды даже штукатурка посыпалась.
Повернувшись, я не увидел моего гостя. На кровати и в пространстве комнаты я его не наблюдал. Я посмотрел в шкафу среди висевших пижам и рубашек и не нашел ничего, разве что много пыли от которой я едва не чихнул. Молокососа нигде не было видно. Он мог выйти и попасться на глаза родителям – вот чего я больше всего боялся.
- Мы что играем во что-то? – закричал я не своим голосом от очередной порции дегтя в бочку меда.
Какая оплошность! Последствия могут самыми необратимыми. Нечего говорить, они испугаются, что очевидно, но вряд ли будут топтаться на месте как я. Они зазвонят во все колокола и тогда придет спасение на веки вечные, например в магазине рядом с курочками, висящими без перьев.
- Молокосос?! Откликнись! – безостановочно повторял я, не совсем понимая что мною руководит. 
Его заберут в научно-исследовательский центр, и будут проводить бесчисленные опыты, в результате которых он вряд ли выживет. Ведь ученым наплевать на то, что он живое существо. Для них важен сам эксперимент. Я избежал этого. Но если его могут, то могут же и меня. Запросто.
- Ты где, Молокососик? – пронзительно вырвалось из моих уст. - Ну, пожалуйста, тебе лучше оставаться здесь.
Неожиданно под кроватью послышалось чавкание. Скорее даже это был не звук обычного тривиального чавкания, а скрежет лязгающих челюстей, которые могут издавать разве что тигры или другие крупные животные. Я опасливо наклонился и увидел, что Молокосос мирно ест кукурузные хлопья, разве что очень небрежно. 
-Я так заикою останусь, - произнес я.  Ты это что?
- А что? –вопрошал пернатый, продолжая уничтожать молочные к тому времени размягченные хлопья. -  Я сколько раз тебе говорил, что есть хочу. А ты, тютя, извини, Фил, как будто меня не слышишь. Вот я и решил проявить инициативу.
Он вылез из-под кровати и присел на полу, не отрываясь от полупустой тарелки.
- Молодец, - похвалил я его тем самым показывая, что был действительно не прав.
- Знаю, - уверенным голосом сказал Молокосос и снова округлился в районе груди.
Но на правах старшего или головы комнаты, который имеет право не только хвалить, но и ругать, я произнес:
- Я тебе говорю, что чуть заикой от твоих фокусов не сделался, а тебе нормально. Хлопья трескает. Вери гуд.
-  Bon appetit! – отчетливо произнес визитер и почтенно кивнул головой.
- Что? – не ожидал я.
- То, что ты, наверное, хотел мне пожелать приятного аппетита. – разъяснил Молокосос. - Так вот. Bon appetit!
- Приятного, - послушно повторил я. Он знает заморские языки, следовательно он действительно – пришелец. Приметы сходятся.
Он вытянулся в струнку придав уверенность своему вешнему виду, я же стоял, опустив плечи, сутулясь, создав противоположный ему образ мнительного человека. 
- Спасибо, - процедил сквозь забитый клюв пернатый. - Да и второе, не волнуйся про заикание. У нас это воспринимается как преимущество.
-У вас? – резко спросил я. - Так откуда же ты?
Молокосос продолжал уплетать содержимое тарелки. Она быстро опустела, он взял бумажный пакет и насыпал вторую порцию. Я ждал ответа. Он налил в тарелку, покрытую двойным слоем хлопьев, молока и расположившись подле нее, посмотрел на меня:
-Так слишком много вопросов.
Разве много? Всего один.
-Если ты мне сейчас не откроешь глаза…
-Ты хочешь, чтобы я тебе открыл глаза? – перебил Молокосос. -  Они же итак у тебя открыты.   
- Мне что пойти за папой или за мамой. – не выдержал я. Конечно я блефовал. Я не пошел бы за родителями, просто он был неуправляем, а этот факт наверняка подействует на него. Я был прав.
Молокосос оторвался от тарелки. Если до этого он отвечал на мои вопросы вприкуску с пищей, не напрягаясь, то сейчас он подошел вплотную ко мне, откашлялся, сложил крылья домиком и очень дипломатично начал говорить:
- Слушай, Фил. Мы же с тобой взрослые и нам не нужны ничьи советы. Ну что ты ждешь от своих родителей? Понимания? Ты еще очень мал, как я погляжу?
Откуда у него такие сведения. По внешности я явно не походил на подростка. Может быть он знает тех, кто…Не смотря на ход моих мыслей, молокосос продолжал:
-…И отдав меня на суд твоих родителей, ты совершишь большой грех. Ой, большую глупость совершишь. Другое дело если я сам к ним выйду. А так, ничего не получится.  Ведь, как только они войдут, я снова стану глиняной фигуркой. Ой…проболтал.
Вот оно что! И действительно, на том месте, где стоял глиняный бог, был только небольшой след и не более того. Самой фигурки не было.
-Так ты значит тот самый глиняный боженька, который может ответить на все вопросы? – спросил я, приседая на колени.
-Ну, на все не на все, - заикаясь ответил Молокосос, - но в принципе, если что-то нужно узнать, то далеко ходить не надо, я же здесь…
Как это здорово. Значит то, о чем отец говорил не бред сивой кобылы (про сивую кобылу я услышал от тети Нади, когда она ругала дядю Колю за то, что тот говорил ей про хоккей, как о лучшем изобретении человечества) . Правда, он сказал все возможности фигурка проявляет ночью. Ночь вроде прошла спокойно. Я, во всяком случае, никаких посторонних звуков не слышал. 
-Да, но как ты…вдруг, - недоуменно сказал я. - Раз и все. Не понимаю.
Молокосос ткнул пальцем в мою грудь, которая теперь располагалась на одном уровне с ним.
-Так ты же меня вызвал.
-Я? Да нет вроде. Я не вызывал.
Я опешил. Что он имеет в виду? 
-Да нет же, - настаивал он, продолжая тыкать в мою грудь, и иногда попадая в живот своими большими пальцами в перьях. -  Именно ты меня и вызывал.
Какой он настойчивый. Твердокаменный даже.
-Я бы, наверное, помнил об этом, - повышая голос, говорил я.
- А кто молоко приволок в комнату и стал на моих глазах хлопьями засыпать? – парировал Молокосос, загибая пальцы по количеству моих промахов.
- А что разве это как-то повлияло на развитие событий? –удивился я.
-Еще как, Фил! Да разве так можно со мной поступать? Отвечаю нельзя! У меня от этого перелета, пока летел с твоим отцом в самолете, от голода так урчало, что пару раз отец обращался к стюардам, чтобы они передали пилотам о неисправностях в двигателе. А он все пьет виноградный сок и пьет. Ему же вождь племени Харида четко сказал «Блап капров воста. Семинутка камин нерта»
-Чего? – не понял я, но этот язык мне показался знакомым.
Пернатый вскочил и еще мгновение, как мне показалось, он снова будет кружиться по комнате, как при первом знакомстве и крушить то, что еще не было сокрушенным. 
-Да то, что поить меня надо молоком дважды в день, иначе пропадет моя сила, - прошептал он, словно это была тайна, которую он доверяет только мне. - Не хочется с голодухи пропеть лебединую песнь.
-Какую песнь? – в очередной раз не понял я.
  -Лебединую, то есть свою птичью молокососную, - разъяснил он, высматривая последнюю оставшуюся каплю в пустой тарелке, наклонив ее на 90 градусов, выжидая пока та скатится прямо в открытый клюв.
-А папа про другое говорил, - вспомнил я, пытаясь прояснить ситуацию.
-Правильно, - кивал головой пернатый, заставляя меня уворачиваться от его острого клюва, который вроде бы не был так опасен, но все равно внушал страх, как копье, кинжал или рапира. - Твой папа тот еще ученый. В племени Харида свой язык. Твой отец не знает этого языка, но знаком с диалектом племени Ванадо, расположенный на юго-западе острова, который очень похож на язык племени Харида. Вот только одна беда, эта похожесть скорее нарочитая.
-Какая? – рефлективно спросил я, приближаясь к разгадке.
-Она была изобретена нарочно, - икнув дважды произнес Молокосос. - Для того, чтобы отпугнуть неприятеля. Чтобы запутать следы шпиона. Много приходят людей с внешнего мира и пытаются помешать мирному течению жизни племени. Они думают, что, научив их разжигать огонь спичками, они окажут добрую услугу, а на самом деле вносят неразбериху и много ненужной суеты.
Я начал понимать происходящее. Я смотрел на существо, которое назвало себя Молокососом, теперь с большим интересом. Наверное, так, как смотрит ребенок на котенка в первый день появления в доме. Только это было больше чем котенок.   
-То есть ты хочешь сказать, что папа, думая, что понимает этот язык, на самом деле не понимал и думал о другом, когда разговаривал с вождем, - догадался я.
-Ты оказывается не такой дурачок, как мне сперва показалось, - удовлетворенно сказал пернатый и захлопал в свои пернатые ладоши.
- Да, но для чего ты здесь? – любопытствовал я. У меня было очень много вопросов. Точнее один вытекал из другого. - Для чего вождь отдал тебя моему отцу? Почему именно мой отец и, наконец, я?
-Ты задаешь очень много вопросов для своих лет, - охладил он, безмятежный и уравновешенный меня разгоряченного и заведенного не на шутку. - И вообще молоко уже кончилось, а вопросы все труднее и труднее. Принес бы ты парочку пакетиков.
Нормально. Что он себе позволяет? Сейчас я выгоню его взашей, будет знать. Пусть скворечники околачивает. Молока ему мало. Что еще? Может быть, кровать  освободить, чтобы он поспал после долгого перелета. Или комнату? Так, спокойно. Это все эмоции. Мне нужно узнать от него всю информацию. А если я буду кипятиться, тогда ничего не разведаю. 
-Как относишься к сгущенке? – извлек я из себя голос доброго дяди, продающего воздушные шарики детям.
- Сгущенка? – обрадовался Молокосос, но решил пококетничать - А, это тоже молоко, только густое и сладкое. Ну что ж. Если есть сгущенное, не стесняйся, неси.
-Только веди себя хорошо, - поставил я условие перед тем как отправиться на кухню. - А то папа начал что-то подозревать.
-Не волнуйтесь, на борту отличная погода, - ликовал пернатый. - Ветер умеренный, осадков не ожидается.
Молокосос переместился с пола на подоконник, захватив с собой две книги, подложив под себя одну толстую, а другую взяв в руки.
- От-цы и де-ти? – прочитал он. А где же мамы?  И что? Ты это читаешь?
-Да, а что? - резко сказал я, и выхватил у него книгу. Мне никогда не нравилось, когда трогают мои вещи, в том числе и книги, которые я читаю. 
-И после этого люди удивляются, почему дети такие образованные, -  учительским тоном произнес пернатый, водя по воздуху клювом как указкой.  - Как рваные башмаки. Читают всякую ерунду.
-А что, по-твоему, надо читать? – поинтересовался я.
-Комиксы, - резво сказал он и стал водить клювом по стеклу, вырисовывая какие-то знаки. -  И только цветные. От черно-белых развивается дальтонизм.
-Чего? – не понял я.
-Дальтонизм, - сказал Молокосос, к тому времени закончив свое полотно на оконной раме. - Начинаешь все видеть в черно-белом цвете.   
На стекле был изображен ряд кресел, в которых сидели люди. Полный мужчина читал газету, бабушка вязала шарф, ребенок пил из большой бутылки газированную воду. Я догадался. Это же тот самый салон самолета, в котором он летел.
-Не светись в окне, - резко сказал я так, что Молокосос съехал подоконника и с грохотом плюхнулся на пол.   
-Ты что делаешь? – недовольно пробурчал он.
-Заметят тебя, потом долго объяснять кто ты и что ты, - разъяснил я.
-Ладно, ладно, суетливый, - со вздохом произнес Молокосос.
Я вышел из комнаты и не спеша пошел на кухню, получив перед этим ворох информации:
- Только молоко не забудь. И сгущенку. Чтобы унести какую-нибудь корзину возьми, больше уместится.
Родители сидели на кухне с большим куском обойной полоски и одержимо рисовали свою заграничную жизнь. В основном рисовал отец - у него был опыт чертежника, а мама подсказывала ему каждый шаг для воплощения:
- Вот это наш дом. Он будет не такой большой, как у короля поп-музыки Майкла Джексона, но и не маленький. Извивающиеся лестницы, ведущие от комнаты в комнату. Обязательно выход на крышу, на которой будет смотровая площадка с телескопом. Можно будет наблюдать за соседями. И желательно хороший объектив. Тут не главное звезды, главное – фокус. Все объекты должны быть в фокусе. А двор. Там обязательно должно   поместиться хотя бы одно чудо света. А что если нам сделать миниатюрные экспозиции? Можно будет фотографироваться около каждого и говорить о том, что мы там побывали. Хотя мы итак там побываем. Главное, другое. Кто будет охранять наше жилище? Конечно, пес. Я предлагаю взять щенка из клуба собаководства Дель Мар. Это же один из самых известных клубов.
Папа в основном хмыкал и старательно вырисовывал заборчик, конуру для собаки и фонтанчик, в центре которого он хотел поместить жар-птицу.
-Ты что, дорогой? – заливалась мама. - Какая жар-птица? К нам же гости будут ходить. Тут надо херувимчика или херувимчиков. А ты, жар-птицу.
-Так что-то же надо свое, русское, исконное, - отстаивал свое предложение отец. - Вот я и подумал. Не зайца же с балалайкой.
-Эх, ты со своими экспедициями совсем отстал, - смеялась до слез мама. –Не зайца, это точно.  Ничего, у тебя есть я, самая умная и красивая в мире женщина.
Никогда не видел маму такой. Глаза у нее светились, как отшлифованные алмазы и количество жестов руками было неимоверно. Я зашуршал тапочками, чтобы не смущать их, но они не смущались, правда заметив мое появление, повернулись в мою сторону.
-Сына, а ты бы, что хотел в центр фонтана? – спросил меня отец. Видимо он хотел, чтобы я его поддержал, но голова моя занимала другие мысли.
-Молокососа, - внезапно сказал я.
-Кого? – хором произнесли родители.
-Так никого, - замявшись ответил я. - Это я так. Молока захотелось Можно я еще возьму?
-Конечно, - хором произнесли родители, а мама добавила,- Десерт не забудь.
Захватив с собой помимо двух пакетов молока, банку сгущенки и открывалку, я торопливо пошел в комнату.
-Сына, - остановил меня голос отца.
Мне показалось, что отец что-то начал подозревать. У меня в очередной за сегодняшний день пробежал холодок по спине (и сделал кувырок и тройное сальто-мортале), на лбу выступили капли пота.
-Да, папа.
Он подошел ко мне вплотную, обнял за плечи и прошептал вполголоса:
-Мне нужен твой совет по поводу Патриции. Есть два варианта – оставляем ее здесь либо везем. Но боюсь, что возникнут сложности при переезде. Решает голосованием. Мама – за то, чтобы оставить, я  - взять. Твой голос все решит.
Отец как-то очень ехидно посмотрел на маму, потом хлопнул меня по плечу и рассмеялся так громко, надеясь, что я его поддержу. Обычно я его поддерживал. Сейчас у меня крутилась только одна мысль в голове: как пронести все молочное содержимое в руках в свою комнату. Поэтому я слегка улыбнулся и произнес: 
-Нет проблем, папа. С меня голос.
Я пошел по касательной и двигаясь вплотную к самой стенке в коридоре, оставил обескураженного отца, который явно намеревался посмеяться в два голоса, но к с своему разочарованию довольствовался сольным смехом.
- Оре ву ар, сына.
-Ты комнату убрал? – вступила со своей партией мама. - Сейчас мы с отцом придем и проверим.
Она была недовольна, что я не был на ее стороне.
По спине забегали мурашки. Да и холодок не отставал, продолжал беспокоить мою спину. Моя комната. После выкрутасов молокососа комнату убирать и чистить не менее полудня. Как же я смогу объяснить, что у меня там произошло. Ни в коем случае нельзя допускать туда родителей. Во всяком случае, сейчас.
-Нет, еще, - сконфуженно проговорил я. - Я только собирался. Я решил ее капитально перевернуть, вдруг, что найду такое, что давно потерял, а это мне страсть как надо.
-Весь в тебя, - с тяжелым вздохом прошептала мама отцу.
-А что? – поднимаясь из-за стола сказал папа. – Я горжусь своим сыном и своей семьей. А ну-ка иди сюда. Ну иди, иди.
-У меня же…
Я имел ввиду, что у меня имеется груз, который, наверное, как-то помешает отцу и решил посоветоваться, но не успел. Отец уже смотрел игривыми глазами на маму и потирал руки.  Тут он одной рукой поднял ее, второй попытался поднять меня. Сперва у него это получилось, он даже смог простоять без дрожащих коленок около пяти секунд, потом внезапно ослабил хватку и мягко опустился на пол вместе с грузом.
-А, - простонал он.
-У тебя же радикулит, - простонала в унисон отцу мама.
-У тебя же спина, - я не отставал от своей семьи.
-Знаю, черт возьми, - продолжал стонать папа и его попытка доказать нам свою любовь все равно удалась. Потому что я считаю, что если есть попытка доказать, что ты кого-то любишь, то, значит, есть и та самая любовь. Это бесспорно.
Мы лежали на полу втроем, как в картине «Охотники на привале». Эту картину я видел у дяди Коли в прихожей. Он шутил, что это фотография его хоккейной команды. Я еще удивился и спросил, что неужели команда может состоять из трех человек. На это он мне ответил, что в команде в основном то и играют трое – один оценивает ситуацию, стратегию так называемую и высматривает удобную траекторию для подступа к воротам, второй – ведет по этой уже заранее намеченной траектории, а третий – бьет наотмашь.
Папа стонал, мама массировала отцу больное место (спину), а я сидел рядом с грудой молочных продуктов. Меня ждал в комнате глиняный друг, и я обещал ему принести еду. Прошло не менее пятнадцати минут. Как бы он кровать не прожег. От него можно все ожидать.
-Придется в больницу везти, - с досадой в голосе проговорила мама.
-Какая больница? – удивленно воскликнул отец.  Ты что, мамочка? Я в полном порядке.
Он попытался встать – в доказательство, что все в полном порядке и даже приподнялся на корточки, но тут выражение его лицо искривилось и стало похоже на мима из номера про большой топор. Только если там мим, получив по шее удар топором, еще долго ходил с ним на шее, то папа ходить не мог – он тут же лег на исходную позицию. Мама к тому времени набирала номер скорой. Папа лежал пластом, так как я знал, что в таких ситуациях лучше человека не трогать. Нужно дождаться врача и тогда тот сделает все возможное.
Вызвав скорую, мама села рядом с лежащим папой и нежно едва касаясь, стала гладить уязвимое место. 
- Ты то что сидишь? – раздраженно сказала мама.
-А что? – откликнулся я. - Мне лучше встать?
- Да, тебе лучше встать и принести одеяло из своей комнаты, - шепотом, но резко произнесла мама, кусая нижнюю губу.
-Не забудь взять подушку и калейдоскоп, - успел сказать папа мне вдогонку, когда я уже шел к себе в комнату.
Когда я вошел, то увидел комнату в фиолетовых цветах. То есть вместо привычных мне обоев с кораблями и морскими снастями – штурвалами, мостиками, на стенах красовались фиолетовые цветы, Потолок был зеленого цвета, а кровать напоминала облако, которое плывет по фиолетовому небу в зеленых лучах солнца. Молокосос лежал на кровати и гладил свой круглый животик. Как только я вошел, он вскочил, и комната обрела свой прежний вид. И что главное, в ней был порядок – кровать аккуратно застелена, на столе царил порядок, а картинки с рыцарями висели на положенном месте над столом.   
-Ну что? – взволнованно спросил меня Молокосос, клацая клювом.
-Это что сейчас было на потолке? – шепотом, но требовательно спросил я. -  А на стене? Откуда такой цвет? – машинально ответил я и сдернул покрывало, от чего маленький друг подпрыгнул и зафырчал как разъяренный котенок.
-Но-но, - встал в позу пернатый. - Ты что делаешь? Я тут порядок навел, а ты его нарушаешь. Ты что так не любишь заправленную постель? Ну, если так, то пожалуйста. Ну, скучно, стало, пока ты за молоком ходил. Вот и порядок навел. А что? Не надо было?
Увидев, что в моих руках нет ничего похожего на молоко, Молокосос захныкал:
-И вообще кто-то молока обещал. Про сгущенку я уже и не говорю. Хотя бы простое молоко из магазина.
-Извини, мне сейчас не до этого, - произнес я, стягивая одеяло из-под стоящего на нем пернатого.
-Тебе то конечно, - продолжал капризничать Молокосос, показывая крыльями на открытый клюв. - Но мне то до этого.
-Сейчас я занят, - не сдержался я. - Подожди.
Наконец, я вытащил теплое одеяло, взял подушку и пытался найти калейдоскоп, но не нашел, взял ручной экспандер и пошел к отцу.
К этому моменту папа уже лежал на кровати в родительской комнате. Интересно, как это маме удалось его перенести. Я хотел было пожурить (словами жур-жур) маму за то, что она поднимает тяжелые вещи, точнее тяжелую ношу, а еще более точнее отца, который весит под восемьдесят – ведь могло появиться два пластомлежащих. Но мама была более удачливой и, поэтому спокойно сидела рядом с отцом и продолжала делать то же самое, чем занималась в прихожей.
Я стоял с этой постельной атрибутикой и не знал, куда все это деть.
-О, сына, - сквозь расслабленную дрему прошептал отец. -Пришел помочь. О, экспандер, а ну давай.
Я бросил одеяло с подушкой на пол и протянул отцу экспандер. Мама остановила меня рукой.
-Что ж ты гири не принес? Надо были гири.
-Он их не принес, потому что…- начал папа.
-Потому что их у меня нет, - честно ответил я.
- Не паясничай, - по-своему шепотом, но очень хлестко процедила мама. - Ему не надо сейчас никаких нагрузок. Так и врач сказал…Неужто, забыл?
Слово «врач» подействовало на отца, он сразу присмирел, грустно посмотрел на меня, словно говоря – ты иди, сына, без меня пока, а я тут со всеми разделаюсь и к тебе присоединюсь.
-Да, но он же ручной, а не поясной, - вступал я в защиту отца.
-Все равно, не надо лишних напряжений, - говорила мама, не желая меня слушать.
-Ой, не надо лишних напряжений, сына, - с примесью иронии пропел отец. - Врач, врач, врач, у-у – со страхом в голосе прошептал отец и залез под одеяло.
Наверное, я должен был уйти. Вернуться в комнату, спрятать молокососа, накормить – нет, сперва накормить, а потом спрятать, в общем сделать так, чтобы родители ничего не заподозрили. Сейчас им лучше ничего не знать, у них своих хлопот хватает. Надо отца ремонтировать, потом собираться на другой конец глобуса. Да, надо будет со всеми попрощаться. Специально по всем этажам походить, в каждую квартиру, почти в каждую зайти и дать адрес, пусть пишут. Я никогда еще ни с кем не переписывался.
Отец лежал под одеялом, и только нос выступал из-под него – видимо ему не хватало воздуха. Обычно я так делаю под утро – когда самый сладкий сон и утренняя свежесть мешает сконцентрироваться на самой интересной кульминационной части сна. Мама сидела рядом и держала отца за руку. На таком уровне они общались – то он крепко сжимал ее фаланги пальцев, то она. Я же стоял как истукан, дополняя в эту идиллическую картину свое присутствие, ничего не делая, но чувствуя свою значимость. Поэтому я стоял около своих одеяла и подушки и наблюдал за своими родителями, которые разговаривали с помощью рук.
За этой мирной беседой я не заметил, как скрипнула дверь и в родительскую спальню вошел знакомый нам персонаж. Он держал в своих крыльях молоко из прихожей и пытался открыть клювом сгущенку. У него ничего не выходило.
-Как хорошо запрятали, - услышал я голос. - Не сковырнуть
Мама тут же взлетела на кровать и оказалась с отцом под одеялом.
-Что ты? – возмутился отец. Мы же так не договаривались.
- Там это, - дрожащим голосом произнесла мама.
- Что? – равнодушно прокряхтел отец.
Отец не смотрел в сторону появившегося гостя. Да ему и нелегко было это сделать. Перевернуться на другой бок стоило неимоверных усилий.
- Там это, - тряслась как в лихорадке мама. - Такая птица не птица.
-Так птица или все же не птица? – кряхтел отец. Ему не хотелось поворачиваться, но когда мама робела, дрожала, боялась, трусила, он не мог оставаться безучастным.
-Я не знаю, - чуть не плача проговорила мама.
-Здравствуйте, - весьма учтиво начал пернатый, - Разрешите представиться. Молокосос, он же глиняный бог из племени Харида. Он же источник шума полчаса назад.
В центре комнаты стояла мохнатая птица, с которой я уже был знаком, а неподготовленным родителям предстояло познакомиться, чего я так не хотел.
Мама пыталась дотянуться до телефона, а папа повернуться на правый бок. Они это сделали одновременно - вот что значит долгий семейный союз. Мама набрала номер, а папа издал крик:
-Что это?
И тут же так дернулся, что вырвал шнур от телефонного аппарата и смел чашку с горячим чаем на кровать.
-А, - закричал он. Меня кто-то укусил. Ах, что это?
-Тише, это только твой травяной чай, - успокоила его мама.
-Правда? – не останавливался отец, задавая безостановочно один вопрос за другим. - Это все мой травяной чай? Это от него у меня такие галлюцинации?
- Не думаю – ответила мама и вновь нырнула под одеяло.
Возникла пауза, которая помогла каждому в той или иной степени. Маме поплотнее укрепить свои рубежи – зарыться под двойное одеяло, мне посмотреть на пернатого, задав массу невербальных вопросов, все начинающие с «почему», а пернатому осмотреть комнату. Папа все это застывшее время осматривал нас двоих внимательно и очень пристрастно.   
- Вот это спектакль, - еще не слишком уверенно произнес отец. Вот это действительно шоу. Он зааплодировал. - Вот сына, удивил.
-Это твоих рук дело? – сердито сказала мама. Кто это в костюме? Лука, это ты? Когда ты пришел? Как я могла не заметить?
Мама подошла к Молокососу и начала дергать того за клюв и тянуть за голову, пытаясь снять, по ее мнению, костюм.
-Так, тютя, - сопротивлялся пернатый. - Не надо меня трогать. Я, конечно уважаю женщин, но если они ведут себя как мужчины, то я за себя не отвечаю.
- Ладно, Лука, хватит, я узнала тебя.
Мама хоть и перестала стягивать с него «костюм», но стояла рядом в ожидании того, что тот сделает это сам.
-А разве Лука не выше ростом? – тщательно всматриваясь, проговорил отец. Где-то на полметра.
- Мы ждем, когда наш, точнее твой, Филимон, друг снимет этот маскарадный костюм. -   Может быть кто-нибудь поможет  мне.
-Сына, помоги маме, - попросил отец. - Я бы с радостью, но не могу.
-Дело в том, - начал я.
-Давай потом, сынок, - торопила мама. - Сначала расчехлим, а потом поговорим. Хорошо?
Так, сейчас все это и произойдет. Бум и все! Что ж, значит так надо. Рано или поздно. В данной ситуации рановато, конечно. Но…упссс уже произошел.  Итак, дорогие родители…
-Дело в том, что он не в костюме.
-Так, интересно, - хором попели родители.
Наконец, мама оторвалась от Молокососа и с интересом взглянула на меня. Я в свою очередь смотрел на «глиняного бога» пытаясь выказать то недовольство, которое бушевало во мне. Но тот видимо ничего не понял. Его сейчас интересовали мамины выходки.
-Это что сейчас было, тютя? – шел на маму пернатый, приподнимая свои крылья и мотая клюв как оружие без ножен.
-Как ты ко мне обращаешься? – защищалась мама, схватив с туалетного столика керамическую вазу и замахиваясь на нападающего.
-Я говорю, тютя, - не унимался Молокосос. Его не напугал устрашающий взгляд женщины и эта ваза, которая могла опуститься ровно на его темени.  Это что это со мной вы сейчас делали?
-Я не могу больше, – ревела мама, опуская вазу. 
-Браво! Браво! – восклицал отец. У него получилось повернуться так, чтобы обозревать все, и он не мешал «актерам» в этом интереснейшем выступлении.
Молокососа понесло. Он хоть и был внешне спокоен, но внутри у него бушевал вулкан, который не замедлил извергнуться. 
- Если у вас принято дергать за нос и отрывать головы незнакомцам, тогда я приму меры, я буду кричать. Да, вы еще не слышали мой крик. Он не просто оглушительный, как труба. Как тысячи труб.
-Еще не хватало, чтобы весь дом собрался, - подумал я. - Ладно, Лука. Пошли.
-Какой такой Лука? – пренебрежительно фыркнул пернатый. - Я Молокосос.
Отец уже не мог спокойно лежать на кровати. Он поворачивался с одного бока на другой и казалось, что он забыл про свою боль.
-Гениально. Давно я так не веселился.
Раздался звонок. Отец даже немного забыл о своем недомогании во минуту назад, но сейчас, когда прозвенел звонок, он примерно лег на кровати, поправил подушку.
-Это врач. Откройте.
И как только мама отправилась открывать дверь, он вытянул большой палец правой руки и произнес.
-А вы молодцы.
Я был на ни жив ни мертв от страха. Но папа – молодец. Хороший мне достался отец. Попался какой-нибудь жадный банкир или ботаник-педагог, тогда что? Скука, а  не жизнь. А у меня папа – фантазер. Мне иногда кажется, что папа тоже – инопланетянин. Но он в этом не признается. Ну и ладно. Может быть когда-нибудь он мне в этом признается.   

Глава 7 Секреты нашей семьи. Почему мама хотела стать одним человеком, а стала совершенно другим

Мы так бываем рады, когда приезжает папа. И мама, и я. Однажды папа приехал под новый год. За пятнадцать минут. Едва успели сесть за стол, зажечь свечи. Нас за столом было девять человек. Дядя Коля, его жена, с маминой работы три женщины с удивительными праздничными прическами, мужчина с двенадцатого и женщина с тринадцатого этажей и мы с мамой, конечно. И вот только мы садимся за празднично  накрытый стол и начинаем раскладывать салаты оливье по тарелкам, как раздается стук, только мы не сразу поняли откуда он – то ли в стену, то ли на улице от бесконечных петард или в дверь. Стук тут же повторяется, и источник стука не дожидается, пока на него среагируют и раскрывается сам. В квартиру входит папа, прокопченный, бородатый  на указательный палец.
-Дед Мороз? – спрашивает мужчина с двенадцатого.
-Папа! – с восторгом кричу я.
Часы торопятся объявить начало нового дня и года, поэтому в считанные секунды шампанское было разлито на компанию в количестве десяти человек.
-Я думал, не успею, - говорит папа хриплым голосом. -  Так гнал сейчас такси.
-Так вы разве не на оленях? – удивлено спрашивает женщина с тринадцатого.
-Олени подустали, - иронично отвечает глава семейства. -  Я их отпустил. А таксиста нет. Но я ему такой подарок вручил. Рог племени Вентура. Звучит так, что хоть всех святых выноси.
-Кого выноси? - спрашиваю я.
-Святых, - отвечает папа. - Громко звучит. Но у меня и для вас подарок есть.
У папы всегда есть подарки для нас и дело не в том, что мы ждем его подарков, хотя это, конечно, тоже, дело в его непосредственном присутствии. Пусть его прокопченный свитер и обветренная кожа обращают на себя внимание, зато он был с нами.  Не за тысячи миль, а за десять сантиметров. И все его качества, которые я так люблю, тоже громоздились в одном человеке, забравшись на плечи, голову, в карманы рубашки и брюк.
Добрый, интересный, неординарный, спокойный, компромиссный. 
Отец не любит ругаться. Но если все же что-то дает повод, он просто уходит на кухню, делает себе кофе в турке, наливает сваренное в банку, затем насыпает следующую порцию и так до тех пор, пока не успокаивается. А эти запасы кофе, он ставит в холодильник, а в течение недели их уничтожает. Иногда я ему помогаю. По мне лучше холодное кофе, чем горячее.
Родители редко выясняют отношения. Но однажды…
Мама не всегда мечтала быть парикмахером. Я заметил за ней одно постоянство – чтение дедективов. На полке – томики Чейза, Кристи, Конан-дойля, фильмы Хичкока и Финчера. Я открыл великую тайну. Моя мама хотела быть криминалистом. Человеком, который расследует криминальные дела. Решив сразу задать вопрос маме, в тот момент стряпающей порцию вареников, я еще подумал:
-И вот эта женщина в спортивном трико хотела быть опытным криминалистом? Расследования, интриги, преследования, загадочные убийства, а порой и цепочка убийств, за расследование которых берется инспектор-криминалист…
-Что ты хотел, сына? – спросила мама, когда я вошел на кухню.
-Мам?! – робко начал я.
-Да? – пропела мама, слушая очередной хит, под который поют все отдыхающие на горячих пляжах планеты Земля.
-Можно тебе серьезный вопрос? - осторожно притронулся я к объекту своего исследования.
-Валяй, - пропела мама, кивая головой, давая понять, что под такую музыку она готова говорить на любую тему.
-Мам, - медлил я.
-Ну, не тяни, - говорила мама, срываясь, то на говор, то на вокальное исполнение. - Говори.
- Ты могла быть Пуаро в юбке? – спросил я.
Об этом они как-то говорили с отцом. Это было на повышенных тонах, поэтому это был скорее не совсем разговор, а изрядное потягивание связок.
-Ты бросила институт. Когда я с тобой познакомился, ты мечтала о отъявленных негодяях, как ты будешь им уши откручивать и сажать голым местом на красный перец.
-Из-за кого это произошло? Позволь напомнить. Ты примчался как метеор. Два билета на поезд. Карпаты. Вопрос: ты со мной и все.
-Но ты согласилась.
-А что я должна была делать? Ты же был таким…
Я смотрел на маму и мне казалось, что она счастлива. Да, пускай не криминалист. Парикмахер, зато у меня самый шикарный причесон во дворе. Да и выгодно знаете ли.   
-Это было давно, - ответила она мне, забыв о горячей песне.
-А ты бы могла все бросить и только этим заняться? – добрался я  наконец до главного вопроса.
Наверное, я решил проверить маму на прочность. Если она когда-то взяла и уехала к черту на кулички, не сделает ли она повторного шага. Мама ничего не ответила, она только поднесла к моему рту горячий с пылу-жару вареник и дала попробовать.
-Вкусно? – спросила она.
-Вку-у-сно! – сказал я, обжигаясь, но жевал вкусное и сочное тесто с начинкой.
             Мама мне не ответила на вопрос, но ответ итак был ясен. Чертовски хотела. Но что я мог сделать? Мне это неподвластно.

Глава 8 Знакомство с доктором. Почему Смугляков не любит улыбчивых пациентов

Доктор Смугляков всегда звонил очень настойчиво. Он нажимал кнопку звонка и не убирал с него пальца, пока не слышал шаркающих шагов в прихожей и слов «сейчас, сейчас» или «иду, иду». Странно, но так он привык и считал это единственно правильным. Видимо никто не говорил ему, что от непрерывного звонка гудит голова (это я так считаю), да и это в конце концов не этично (так считает мама, а папа согласен со мной и с мамой одновременно). Но он был доктором, а доктора сами решают, что этично, а от чего голова болит.
Доктор Смугляков вошел в комнату. Помимо, его странной привычки со звонком, он также относился к такой категории людей, которые никогда не смотрят в глаза, когда входят в помещение. То есть вошел, и сколько бы людей не находилось в комнате, бросил взгляд куда вздумается – на люстру, пятно на стене, блики на экране выключенного телевизора, только не в сторону человека.  И его брошенный (я бы отметил непослушный, недисциплинированный взгляд) был  направлен вниз, вверх, вправо-влево (и все мимо живого существа, даже кошка избегала с ним встретиться) как будто у него глаза располагались не как у всех, и ему нужно так смотреть, иначе он ничего не увидит,  и только тогда, когда он помыв руки, оказывался возле пациента, одевал очки, висевшие на веревочке, сделанной из бинта, поднимал голову и спрашивал:
-Как мы себя чувствуем?
На этот раз, когда он вошел, то снял шляпу, стряхнул с нее капли дождя, вытер руки носовым платком с интересной футуристической вышивкой и почему-то посмотрел на меня. Я стоял как раз возле кровати, где ожидаючи расположился отец. Молокосос в это время прятался за моей спиной, точнее я пытался укрыть его под одеялом и под подушкой, что я принес для отца, но тот постоянно вылезал, не желая оставаться без кислорода.
- Хорошо, пусть остается с кислородом, - решил я, да и шума больше, когда он находился под одеялом – мог чихнуть, ворчать и елозить в самый неожиданный момент. 
-На что жалуемся? – начал осмотр доктор. - Ну-ка откройте ротик. Так все нормально. Ротик чудненький. А что у нас с дыханием, давайте послушаем вас.
Я не ожидал, что доктор будет так прыток, но при чем тут я? Хорошо, я открыл рот, показал ему свои чудненькие гланды, но обнажать живот, чтобы он меня послушал, ну, нет. 
-Я ни на что не жалуюсь, - отошел я от него и тем самым не желая того, открыл Молокососа, который в этот момент все также совершал попытки пробурить консерву своим клювом. Он не обратил внимания на то, что сейчас все смотрят на то, что он делает. Доктор Смугляков нагнулся и, исходя из того, что его рост был не намного выше моего, но значительно выше роста Молокососа, стал похож на ученого обнаружившего новый микроб, который  нагнулся, чтобы взять с него пробу.
-А кто же жалуется? Он?
Хоть и казалось, что Смугляков находится на пределе своих возможностей и малейший изгиб приведет к плачевным последствиям (например сломается, а вдруг?), он продолжал приближаться к уже испуганному существу, который, наконец, обратил внимание, что к нему приближается странное существо в очках с неизвестной целью.
-Кто? – попытался я вновь закрыть собой объект интереса.
-Вот этот? – доктор приблизился настолько к Молокососу, что его разделяло расстояние величиной в обгрызанный карандаш. - А кто это?
Тут его лицо вытянулось, доктор вернулся в исходное вертикальное состояние, снял очки, вынул из правого кармана своей белой рубашки темно-желтый платок, протер очки, снова одел и вновь нагнулся до расстояния обгрызанного карандаша.
-Вот он, - уверенно проговорил доктор, словно застал собачку за поеданием его любимой колбасы, которую пес вытащил без спросу.
Молокосос понимал, что встреча с человеком в белом халате не сулит ничего хорошего – находясь в племени (об этом немного позже), их многому учили и предупреждали, где примерно можно ожидать опасность. Поэтому, как мы выяснили Молокососы вовсе не из дураков. И наш не исключение. За то время пока доктор протирал очки, наш друг спрятался за штору. И одна очень важная деталь – доктор был очень близорук. Поэтому когда он взглянул на Молокососа, то есть в ту сторону, где он должен был быть второй раз и его не обнаружил, то тогда Смугляков застыл в этой г-образной позе и продержался в ней что-то около десяти секунд. Мне показалось, что это ему нужна помощь и то, что сейчас у папы – больная поясница, это ничтожный пустяк, по сравнению с тем, что сейчас у Смуглякова.  Наконец, доктор, замотал головой, посмотрел на меня, потом окинул взглядом комнату:
-А где же?
-У нас папа жалуется, - взяла его за руку мама и провела к стулу, который предусмотрительно поставила около кровати.
-А кто у нас папа? – еще не пришедший в себя после увиденного, мямлил Смугляков. - Вы разве не папа? - показал он на меня, сперва посмотрев на маму, согласовывая с ней сказанное и не согласуя, посмотрел на папу. -А, ну да. Помню. Мы же так редко видимся, - начал он оправдываться. - И тем лучше. Да я не о том, я о другом. Я же вот о чем. Чем реже мы видимся, тем оно лучше. Значит вы не болеете и мое присутствие исключено.
Он повернулся к кровати, где лежал папа. Папа к тому времени улыбался. И даже не просто улыбался, он смеялся, правда, успев прокрутить самое большое колесо смеха,  пока не видел доктор. Его рассмешила вся эта ситуация, которую устроили мальчики. Папа, как и мама думали, что это все подстроили мальчики, и уже продумывали как «наградить» детей за этот фееричный спектакль. 
Но знал бы наш папа, как доктор из больницы номер 4 не любит улыбчивых пациентов. По его мнению, если человек болеет, то он должен лежать и не проявлять должных эмоций. Ведь больному грустно от того, что там и там болит, иначе бы он считался симулянтом или того хуже транжирщиком времени у врачей. Хотя и первый  и второй случаи встречаются вместе. Но последний он самый жуткий, по мнению нашего неулыбчивого доктора. 
-А почему мы улыбаемся? – очень строго спросил доктор Смугляков. -  Мы что себя уже хорошо чувствуем?
Если бы доктор подошел на минут десять раньше, то он бы понял отца. Может быть хорошо, что папа начал улыбаться, это немного отвлекло Смуглякова и я смог провести Молокососа в свою комнату. Я тащил за собой любопытствующего Молокососа, который кажется и не собирался покидать родительскую комнату. Наконец он сдался и поплелся за мной, не забыв захватить с собой два пакета молока и две банки сгущенки. 
Доктор приступил к своим должностным обязанностям и уже не возвращался к теме улыбок – папа видимо вел себя послушно и лишний раз  не двигал челюстями, да и мы не производили никакого шума в моей комнате.
Пока доктор осматривал отца, я дал возможность Молокососу подкрепиться. Тот набросился сперва на пакет молока, разодрал его клювом и вылакал его в считанные секунды. Потом взяв второй, он сперва взглянул на меня, протянул его мне, спросил «хочешь?» и, не дождавшись пока я отвечу, распорол клювом как канцелярским ножом пакет с молоком и так же с еще большей жадностью набросился на него. 
 Перед ними лежали оставшиеся из съедобного две банки сгущенки. Он взял их в руки и понимая, что без сподручных средств ничего не выйдет, жалко посмотрел на меня. На его перьях по всему телу были капли молока, которые он время от времени склевывал как какие-нибудь крошки. 
-Что? – хитро спросил я. Хочешь, чтоб я открыл это?
-Ты на редкость догадливый, Фил, - скромно произнес пернатый и протянул мне то одну банку, то другую. - Прости. Очень хочу. Снова прости. Все не могу научиться быть вежливым. Это, наверное, самое сложное здесь. Быть вежливым тогда, когда этого совсем не хочется.
-А есть то хочется? – ехидно спросил я. Мне было его немного жалко, но мне хотелось его немного проучить за сегодняшние проделки, включая показ моим родителям, едва не кончившийся провалом и историю с доктором.
-Ты издеваешься? – еще более жалостливее прохрипел он.
-И да и нет, - прошептал я, держа указательный палец перпендикулярно губам, прислонив к ним вплотную.
-Это нечестно, - захныкал Молокосос. - Нельзя тем же оружием…Ладно, извини. Будь добр, Фил, подсоби голодной птице из далека, иначе она протянет лапы.
Я понимал, что нехорошо манипулировать сознанием других живых существ (хорошо звучит – от дяди Коли, который манипулирует своими игрунами), но в данной ситуации я просто не видел другого выхода.
-Ладно, я открою, - одобрительно изрек я и взял у него обе банки.
-Ура, - скандировал пернатый и пытался обнять меня. - Фил, ты настоящий ого-го.
-Тихо, тихо, -  отстранился я от его опасного клюва, подошел к двери,  открыл ее, посмотрел все ли спокойно и закрыл снова. - У меня есть определенные условия.
-Какие условия? – прошептал Молокосос, наблюдая за моими действиями.
- Их несколько, - я задернул шторы.
-Да хоть несколько десятков, - таинственно прошептал он в унисон моим конспирированным действиям.
-Так вот, - сказал я затаенно и сделал паузу, которая сделала мои «условия» более загадочными. -  Слушай.
-Слушаю и повинуюсь, - терпеливо ожидал моих крепких условий для совершения мировой пернатый в костюме мусорщика.
-Сперва слушай, - вполголоса произнес я, - Потом будешь повиноваться. Первое, что я хочу, то есть нет, я требую, чтобы ты рассказал о себе. Кто ты, что ты здесь делаешь и вообще, зачем ты у нас появился? Этот вопрос меня так волнует, как ничто никогда не волновало. Даже куда пропадает мусор. Ты понял?
Молокосос присмирел. Он внимательно смотрел на меня и в первый раз за сегодняшний день был похож на разумное понимающее существо.
 - Второе, - показал я пальцами правой руки знак «виктории». - Никаких контактов с родителями, докторами, кошками.
- Кошками? – повторил он за мной «победный» знак и почесал голову обеими крылами. - Не помню, чтобы я с ними контактировал.
- Да, у нас есть кошка, - обрадовал я его. - Ее пока ты не видел, она у нас уличное создание. Пару дней ее может не быть. Она только что была и думаю ушла по причине твоего появления. Надеюсь, тебе не придется сталкиваться с нею. Она не очень жалует птиц, и за всю свою жизнь не одному голубю шкурку потрепала.
Мой друг сжался и, казалось, что стал таким же маленьким как глиняная фигурка.
-И третье, - резюмировал я. - Тебе надо где-то жить. Но я думаю, это мы решим после того, как ты мне расскажешь всю свою подноготную (странное слово, послушанное на приеме у врачихи-тыквы – под ногтем, там же грязь или нет).
-Может потом? - ожил мой слушатель. А то родители, да и доктор что-то подозревают. А?
-Ничего, - вытянул я руку, давая понять, что можно не беспокоиться. -  По крикам, которые издает отец, можно понять, что все озабочены его позвоночником, а не твоим появлением. Тем более родичи думают, что ты Лука в костюме.
-Ага, - недовольно произнес он. -  Твои родичи малость того.
-Но-но, - парировал я. - Не трогай их. Это нормально, что ты вызываешь некий шок. Пришел к нам и даже не предупредил.
-Так, вождь же сказал, - оправдывался пернатый.
-Твой вождь дал информацию без перевода, - перебил я. -  Где мой отец должен был искать перевод? Боюсь, словаря племени Харида не существует.
-Существует, - сказочно сказал Молокосос, вкладывая в эти слова все грудное дыхание, от чего его грудь снова стала напоминать шар. - Только он существует в голове. В моей голове.
-Как здорово, - улыбнулся я. -  То есть для того, чтобы узнать то, что сказал вождь из племени Харида, нужно отправиться в это племя, выкрасть глиняную фигурку птицы и поставить рядом с ней молоко. Элементарно, голубь.
-Я не голубь, - недовольно пробурчал пернатый и посмотрел на себя –сперва вниз, затем по контуру тела наверх, словно вспоминая, что же у него может быть общего с голубем.
-Так кто же ты, свиристель? - продолжал дерзить я.
-Перестань!- еще с большим недовольством бурчал он и даже пытался закрыть уши.
-Пока ты не расскажешь всю свою историю, боюсь, я не успокоюсь, - я вел себя как докучающий маму ребенок, которому взбрела в голову новая блажь. -  Я знаю еще не одну  птицу. Начнем на «а». Аист, амурский кобчик. На «б». Беркут, балобан, большой козодой.
Спасибо Луке, который мне открывает новые слова, жаль что пока только слова. Запомнить-то я их запомнил, а вот как они выглядят не знаю.
- А! Хватит! – заголосил Молокосос. - Достаточно про них. Я к ним не принадлежу, да и они ко мне не имеют никакого отношения. Лучше послушай.
Молокосос сидел на кровати, перед ним лежали две банки сгущенки, одна из которых была со следами взлома – как свидетельство своего откровения и, держа свои крылья домиком готовился начать свой рассказ, разминая клюв.
-Я слушаю, - приготовился я и сел на подоконник. 
В этот миг за дверью раздался крик. Кричал папа. Мама что-то говорила едва слышным голосом, а доктор монотонно нравоучительно что-то бормотал. Я открыл окно, чтобы звуки с улицы могли заглушить посторонние звуки из родительской.
-Я начинаю, - собравшись с духом проговорил Молокосос.

Глава 9 О папиной проблеме и немного о моей. Перед тем  как услышать рассказ гостя.

Вас наверное интересует, почему такой здоровяк, как папа страдает такой странной болезнью, как ревматизм? Представьте, что вы спите на земле, даже если в спальном мешке, с самого детства. А земля только летом, да и то днем нагревается и очень сильно только в пустыне (а папа же не в пустыне рудименты и прочие ископаемые искал). Вот и заработал себя болячку – холодные микробы (холодрыги или мерзлуны) из самой земли пробрались на папу и устроили чехарду. Папа и получил от них это…ох-ух-эх (такие звуки папа издавал, когда неосторожно упал). Вот и привязалась к нему эта «чехарда». Мама связала для него шарф, свитер и пояс – теплый, что я даже стал завидовать папе и мне захотелось, чтобы у меня тоже заболела спина и мне что-нибудь связали. Я даже спал на полу несколько раз, но холодрыги не хотели меня знать, а мерзлуны не желали играть на моем теле в чехарду. Папа любит, чтобы я ходил по его спине. Да, такой массаж. Я представляю себя великаном, который наступая на спину, давит всех мерзких существ, которые хорошо устроились на спине у папы – построили дома, развели овец, пасут, пьют  чай с леденцами и горя не знают. А папа мучается. Вот я их и давлю. Папа вскрикивает, но мне кажется, что это кричит не он, а эти маленькие Охи, Ахи и Эхи. И я радуюсь: «Ура! Повержен еще один. Так берегись! Все покинуть свои жилища. Показывайте ваши документы! Что нет документов? Вы не имеете права жить без бумажек с кругляшками и треугольниками. Поэтому на выход! С вещами!» Вот паника у них начинается, наверное. Холодрыги суетятся, мерзлуны судорожно пакуют чемоданы, они бегают, сталкиваются лбами, ругаются, но я же хожу и наступаю то на один дом, то на второй… Папа доволен, но почему-то через некоторое время он снова ходит и не может согнуться и разогнуться. У меня есть теория на этот счет. Как только я ухожу – все «неприятели» возвращаются и вполне вероятно они не уходят – представьте себе, что у них дома оборудованы против моих наступов (шагов) и других соприкосновений. Тут нужна горячая вода и грубая щетка. Авось поможет.
Папа тоже принимает пуговички (только они у него фиолетового цвета) – от боли. Но он это делает не каждый день. Мне же приходится не забывать о положенных на стол пилюлях и обязательно перед едой за час съедать. То есть их есть не надо -как-то я решил разжевать пуговичку и распотрошить торпеду, ничего хорошего из этого не вышло. Горько и противно. Как будто я съел гнилое яблоко. Похожие ощущения. Или яблоко с червячком. Как-то раз я решил не послушаться маму и не пить лекарства. Мне не хотелось. От них у меня вялость и тянет в сон. Не хочется чтобы после ночи тебя снова тянуло к подушке. Вот и я решил сделать так – не пить, но сохранить все пуговички и торпеды чтобы потом если что, если мама будет ругать, сразу все выпить и тем самым успокоить маму. Мне это понравилось и действительно мама заметила во мне перемены. Дело в том, что когда я их не принимаю, то звучит музыка. Музыка – это очень хорошо. Музыку я люблю. Только когда она самая разная. Не просто Пугачева поет «Арлекино», а к ней примешивается «Антошка» и «Взвейтесь кострами». И вот такой компот получается. Они все поют, перебивая друг друга, а я ничего кроме этого не могу услышать и только звуки: мамины – что-то спрашивающие меня, папины – объясняющие мне жестами. И чтобы не расстраивать маму и папу, я все выпил. Не знаю, что произошло. Я просто уснул тогда и очнулся в кровати, рядом сгрудились несколько человек и что то там делали у меня в животике. Потом я снова уснул и проснулся уже на диване дома. Рядом сидела мама, около окна ходил папа, точно помню – открывал и закрывал занавеску (он был неспокоен). У мамы были красные глаза. Я знаю, что красные глаза бывают или от смеха или же от слез. Но мама не может плакать. Она такая веселая, как и папа. Поэтому мне стало интересно.
-Ты смеялась? – спросил я.
-Да, - согласилась мама.
-А что тебя рассмешило? – спросил я.
-Маму рассмешил твой животик. Вот эта бороздка будет напоминать тебе о том, чтобы ты слушался маму.
-Эту бороздку поставила мама, чтобы я ее слушался? – спросил я и стал разглядывать след на животе и не мог понять каким инструментом мама это сделала. Мама не ответила и погладила меня по головке. Тогда я дал слово, что буду слушаться маму и никогда ее не расстраивать.

 Глава 10 История Молокососа.
Что хотела от него скворчиха и вопросы святых на городской свалке

-Я не глиняный бог и никогда им не был, - начал свое повествование Молокосос.    - Точнее я стал им, конечно, но это другое. Первоначально я был простой дикой птицей и летал, как и полагается всем птицам с одного дерева на другое, добывая себе еду и не особо забочась о завтрашнем дне. Ведь как живут все пернатые: появляются из яйца, да, вылупляются, а потом, если все нормально,  если есть мама, то можно сложить крылья и ни о чем не беспокоиться - она всем жизненным премудростям учит. Если же нет, то приходиться самому, как-то методом проб и ошибок карабкаться. Шишки себе набиваешь, ссадины. И это только цветочки.
-Что после того как набьешь шишку, у тебя цветочки появляются? - удивился я. – У тебя такая особенность?
- Да нет, - сказал пернатый. Когда он говорил, это я только сейчас заметил, он открывал десятисантиметровый клюв и внутри двигался красный язычок, который наверное и отвечал за звуки – он подрагивал, вертелся и я слышал голос и слова. -  Это так говорится, что цветочки. А потом будут ягодки, то есть потруднее. Цветы – хорошо, ягодки – посложнее.
-Не понимаю, - удивился я. – Самое вкусное – ягоды. Это они – хорошо, а цветы – никто их не ест.
И правда зачем говорить, когда это похоже на неправду?
 - У меня же другая ситуация, - продолжила птичка. - У меня как бы есть и как бы нет родителей. Конечно, они были. Естественно, я появился из яйца, которое выносила птица. Только это яйцо не долго радовало маму-птицу. Тогда начались бесконечные проливные дожди. Помнится, с утра моросил мелкий едва заметный дождь, к обеду он укрупнялся, и к вечеру лил сильным потоком. Ночью дождь был самым опасным. Когда мама засыпала, кто-нибудь из нас мог выскользнуть, выпасть и оказаться на свободе раньше времени. И как мама не пыталась удержать нас, укрепив гнездо по возможности (ветками, веревочками), но из шести моих братьев и сестер я оказался самым «удачливым». Над нашим гнездом был большой навес из попавшего случайно рекламного стенда, который после урагана запутался в ветках. На нем долгое время скапливалась вода и  она не переливалась, так как щит крепко удерживался на ветках. Но ветки дерева после такого изобилия небесной влаги так размякли, что не выдержали, прогнулись и произошло то, что должно было произойти – щит накренился и вся вода, скопившаяся там, водопадным потом ринулась вниз, прямо туда, где было наше гнездо. Мама, по возможности крепко удерживала наш дом – ей удалось его спасти, гнездо смогло удержаться на дереве, все были спасены, и только я (удачливый, говорю же) попал в воду и помчался по дождевой реке в неизвестном направлении.
-В неизвестном? – воскликнул я. - То есть ты не знал, куда тебя вынесет? Какие страсти! А вода была очень холодная? И сколько же ты провел в воде?
Молокосос передохнул, вытер клюв крылом и продолжил:
- Так я проплавал около недели – меня вынесло в реку и там я бултыхался, пока не подобрал случайно охотник, который выловил меня не с целью приготовления яичницы или омлета, а для своей родной дочери, которая болела. Около ее кровати я провело примерно две недели. Правда, в виде яйца.
Может быть, я неправильное яйцо – меня совершенно не мучил голод, да и воздуха там было предостаточно – мне казалось, что я дышу сквозь скорлупу и в то же время она, эта белая оболочка, меня оберегала. Девочка по имени Нелли часто брала меня на руки, и мне казалось, что я чем-то ей помогаю. Не знаю, чем она болела, знаю одно, что когда она приближала  меня к себе, она прижималась крепко губами и время от времени, наверное даже очень часто отворачивалась и громко кашляла. К сожалению, девочку отправили лечиться на какой-то западный курорт, а я остался лежать на столе рядом со всякими склянками и упаковками лекарств. Я думал, что меня забыли.
В один из вечеров хозяин пришел со своими друзьями. Они очень веселились, говорили о многом, даже пели песни. И один из друзей, увидев меня лежащего на столе, спросил: а что это? На что хозяин сказал, что с помощью этого талисмана его дочка поправляется. Как только я это услышал, мне стало так хорошо. Хоть я и не знал, что из себя представляю, но у меня уже было свое мнение и это не важно, что я не мог проявить свою радость, я мог ее почувствовать.
Все бы, наверное, хорошо, если бы этот дом не накрыло волной, и я снова не оказался в море. Рыбацкий домик очень близко находился к морю, и при непогоде всегда была пусть маленькая, но угроза большой волны. Волна объявилась. Хорошо, что никого из живых существ не было. Кроме меня. То есть девочка была в лечебнице, отец отправился добывать дикий картофель в лес, и только я находился в этом доме.
Меня снова отнесло в морскую стихию. На этот раз стихия была крупнее дождевой реки. Море. Я проплавал около десяти дней, пока не оказался в рыболовной сети вместе со склизкой и противной селедкой. Меня отправили на кухню и если бы не сорока, которая часто залетала на кухню и воровала то, что плохо лежит, я бы наверное стал частью  готовящегося ужина. Она уцепила меня своими лапками и унесла к себе в гнездо.
-Ты снова оказался в гнезде? – засмеялся я. – Вот здорово! Это хорошо, что тебя не съел какой-нибудь любитель сырых яиц или же коллекционер, который обязательно бы поставил тебя на полку, чтобы показывать друзьям. А еще хуже быть под стеклом в музее. Свет, люди, вспышки фотоаппаратов…
- Гнездо было удивительным, - продолжал Молокосос. - Оно располагалось в запретной для людей зоне. Там так и было кругом написано «не входить, убьет, если не убьет, то покалечит». В общем сорока выбрала для себя место видимо из соображения безопасности. Ведь за воровство скажем брошки из коллекции Медичи из тебя не только перья, но и три шкуры сдерут. А тут спокойно. Высокое напряжение, несколько вышек, пара-тройка генераторов высокой частоты и тысячи метров проволоки. Проволока, провода были повсюду. Сорока соорудила себе гнездо из старых ошметков радиопередатчика, которым пользовались лет десять назад электромонтеры. И главное, спокойно. Ни одной птицы, собаки, крысы. И главное, человека, от которого все зло. Так думала сорока. Пусть я и не был согласен с ней, но она меня спасла и зачем-то продолжала спасать.
-А как звали сороку? – спросил я. – Да, я не спросил как звали твою маму, и братьев сестер.
-Да не знаю, - ответил Молокосос. – Просто Сорока и просто Молокосос первый, второй, третий и так далее.
-А ты  был первым, - гордо сказал я. – Конечно, первым.
-Я был просто Молокососом, - грустно сказал пернатый. Первый, второй – для тех, кто остался в семье, а я уже не там. Я сам по себе.
-Что же дальше, - нетерпеливо сказал я. – Когда  же ты выбрался из белого домика?
-Как это ни странно, но именно она смогла меня высидеть, - сказала птичка. – Сорока. Она терпеливо, на протяжении двух недель почти не отлучалась от гнезда, лишь иногда увидев что-то очень уж яркое и понимая, что если не она, так другая сорока перехватит, улетала. Я пытался с ней разговаривать, но она меня не слышала, и лишь иногда под вечер пыталась опередить события, сама клевала яйцо, проверяя прочность и надеясь, что я одумаюсь и вылезу раньше срока.
Но я не думал вылезать раньше. Я очень долгое время провел в яйце и оно для меня стало домом. Не таким комфортным, но домом. Мне не на кого было надеяться, разве что на эту сороку-спасительницу.
А это, о чем ты спрашиваешь, произошло ночью. Почему у меня все самые важные события происходят именно ночью? Разлучение с матерью, обретение нового дома. Я почувствовал, что скорлупа перестала быть такой прочной, да и что-то очень жарко и тесно стало мне в ней, и я бесцеремонно вылез и заявил о себе громким похлопыванием крыльев и чириканием. Тогда я еще не умел говорить по-людски, и не был таких размеров. Об этом я еще расскажу. Потерпи.
Сорока, увидев какой я маленький и крикливый, решила меня успокоить, но не тут-то было. То ли от долгого пребывания в заточении, то ли от того, что мне все это время приходилось только слушать речь, звуки, но никак не воспроизводить их, я все не унимался. Наконец, я упокоился и понял, что хочу есть.
Теперь то я понял, для чего был нужен. Ей нужен был ученик, который сможет продолжить ее воровскую практику. Она уже была немолода, и ей хотелось передать свой богатый опыт последующему поколению. Наверное, я понимал, что воровать – это не совсем хорошо, но в тот момент, у меня было единственное существо, которое давало мне кров и еду, и я не мог гордо улететь на верную погибель. Я думал так – научусь, а воровать не буду. Главное, чтобы сороку не обижать. Ведь ей же главное передать опыт. Так я его приму и пусть думает, что отдала в верные руки-крылья. А я пересижу здесь, окрепну, полечу туда, где нет деревьев из железа и проволоки, а есть нормальные леса, где так много птиц, что глаза разбегаются. Я так думал. Мне больше ничего не оставалось делать. Каждый вечер я засыпал в проволочном домике под звуки неисправных высоковольтных проводов и мечтал о другом мире, где есть место для меня. Мне так хотелось найти ту девочку, которой я смог помочь, а иногда вернуться в свой домик из скорлупы, где было хоть и одиноко, зато тепло и уютно. 
Прошла неделя, как я вылупился из яйца. Сорока все эти дни носила мне всякие съедобные штуки. Я заметил, что предпочитаю не то, что обычно едят птицы. Например, я не могу питаться мошками, червяками и другими разными насекомыми. Я любил молоко. Понимаешь уже тогда, до того случая. Но об этом несколько позже. В общем, молоко я любил. И сорока меня баловала. Как она меня баловала! Сперва, в клюве, правда не всегда доносила, потом в пакетах. Когда я его пил, у меня словно сверхэнергия появлялась.
А потом я полетел на дело. Это был для меня своего рода экзамен. Если сдам, сорока успокоится и по всей вероятности, отпустит меня. Я должен был выкрасть серебряную ложечку с кухоного стола одной очень интеллигентной семьи. Все бы хорошо. Только то, что я делал ради практики – на лету выхватывал мороженое или блестящую игрушку -  это мне казалось шалостью. Да и дети это воспринимали за игру – они, конечно, очень удивлялись этим выходкам, но никогда не вели себя как взрослые. Взрослые  в таких случаях, ругаются и пытаются поймать за хвост или кидают чем-нибудь тяжелым. Лучше у детей. И то в шутку.
-Ты что воровал мороженое у детей? – удивился я.
-Да нет, - спокойно сказал Молокосос. – Они и сами угощать были рады. Я…помогал родителям. Чтобы…у детей горлышко не болело.
-И ты сдавал экзамен? – спросил я.
-А что мне оставалось делать?! – ответил пернатый и продолжил, - За столом никого уже не было. Был поздний вечер. На улице не было видно ни зги, и только уличные фонари и редкий свет в окнах домов освещал путь для меня. Я летел, и этот попутный ветер мне нашептывал, что сейчас это сделаешь и все, забудешь навсегда. Такой ветер-говорун. Я бы ему поверил, если бы не неудачи, которые меня преследовали на каждом шагу. То есть все хорошо, ложечку я выкрал и вроде бы полетел назад, но не повезло – запутался в проводах. В тот день моросил мелкий дождик. При соприкосновении ложечки, которая у меня была зажата в лапах, с проводом на телеграфном столбе, произошло короткое замыкание. Во всем квартале погас свет. А так как это происходило поздним вечером, я летел домой наугад, натыкаясь на препятствия по пути – столбы, деревья, дома и уже подлетая к своему гнезду, запутался в проводе, про который я всегда думал «наверное, кто в него попадет, вряд ли когда-нибудь выберется». Я в него попал. Я же «счастливый». И получил второй разряд. Наверное, раз в десять мощнее первого. Я упал в грязь, которая была смешана с радиационными отходами, сливающими местным заводом. Я потерял сознание. Я думал, что это все.
Не знаю, сколько я пролежал в грязи. Помню только, что приехали экскаваторы, грузовики и стали расчищать территорию. Огромные ковши черпали мусор и грязь и сбрасывали в кузов, а потом отвозили куда-то за город.
Так я оказался на городской свалке. Там я немного пришел в себя, правда в голове творилась что-то непонятное. Странно то, что я вообще выжил. Получить два электрических разряда и при этом остаться в живых – во истину, мистика какая-то. Но, сославшись на подарок судьбы, которая меня с первых дней не очень то и жаловала, я подумал о том, что надо выбираться отсюда.
-Но главное ты выбрался из яйца и ушел от сороки, - задорно сказал я. –А свалка…там спокойно. Так ведь?
   -Если бы, - сказал Молокосос. –Увы, но городская свалка не пустошь. Здесь всегда очень много жителей. Начиная с крыс, огромных крыс до собак. Собаки здесь собираются стаями и порой становятся опаснее волков. А люди, которые тоже здесь живут, даже похожи на собак. Наверное, все кто живет на свалке, становятся похожими друг на друга.
Я, наверное, мог остаться здесь, но мне был противен этот запах гнили и гари, который здесь был постоянно. Да и жители этого «мегаполиса» не отличались хорошим воспитанием, и не думаю, что я у них был в первых рядах. Здесь надо родиться, чтобы чувствовать себя естественно. Человека, родившегося в другом месте будет всегда тянуть туда, где он родился. Для кого-то свалка – райское место и другого мира ему не надо. Так началась его жизнь. Как началась моя жизнь?
В гнезде. Вот только в каком гнезде?
-Бедненький, - прошептал я. – Но ничего если начать искать это гнездо уже сегодня, то может быть лет через сто найдется.
-Успокоил, Фил, - сказал Молокосос. -Я слишком далеко перемещался, чтобы его отыскать. Да и узнает ли меня мать после такой потасканной жизни? Я вряд ли сейчас похож на птенчика, который провел в хорошем гнезде с мамой около недели, чтобы вылупиться, потом еще неделю, чтобы окрепли крылья, а потом…да что потом, разве я знал, что бывает потом?
-Ты в порядке? - спросил я, понимая, что Молокососу трудно. В таких случаях нужно передохнуть или что? Я не знал, но ведь нужно было что-то говорить. –Сделай остановку.
-Понимаешь, человек, - устало сказал пернатый. У меня возникали вопросы, почему я слишком долго провел в скорлупе, отчего я выжил после такой дозы электричества?
-Да, понимаю, - сказал я и мне стало как-то странно. Я никогда никого не успокаивал. Разве что себя.
- Ведь этого не может быть, - говорил Молокосос, немного успокаиваясь. - Я ходил по свалке и думал.   Мне повстречались несколько существ. Это была дворняга с примесью овчарки, которая, увидев меня, почему-то опустила голову и прошла мимо, маститая гончая, которая тоже странным образом жила здесь, еще одна дворняга, с примесью лайки. Все они пробежали мимо, словно я был пустым местом, словно меня не было. Может быть, это и хорошо, думал я, никто меня не трогает, значит у меня такой жалкий вид, что даже и для такого места как свалка, я выгляжу чересчур.       
Пока я петлял по этим лабиринтам, я повстречал несколько крыс, которые в отличие от собак, увидев меня, остановились и замерли на короткое мгновение, потом как по старому сценарию, рванули куда-то в сторону, под мокрые картонные коробки.
-Но почему? – удивился я. – Что их так поразило? Ты был грязный? Или наоборот очень чистый?
-Да, видимо, я выглядел как король, только наоборот, - ответил Молокосос. - Интересно, тут есть какой-нибудь водоем, думал я. Я не мог летать. Было бы проще – взлететь и осмотреться. Но я пытался взмахнуть своими крыльями, оттолкнувшись лапками – ничего из этого не выходило. Да и крылья мои были какими-то мне незнакомыми – они выглядели такими крупными, не естественными. Да и я сам ощущал себя несколько странно. Что со мною? Это наверняка последствия короткого замыкания. 
Да и с животными здесь явно не полный порядок. Мелкие какие-то. А крысы-то. Не такие уж и крупные. Хотя зубки у них вызывают ужас. Я брел по тропинке, петляющей то в одну то в другую сторону, отпугивал собак и крыс, думал о своей доле. Что меня ждет на этой кошмарной свалке. Остатки еды и борьба за более крупный кусок. Да я уважать себя перестану, превращусь в стервятника. Но я же не в прерии и я не птица, которая поедает падаль. Я существо. А кто я? Я даже не знаю, что я за птица? Выпавшая из гнезда, воспитанная сорокой, дважды заряженная током. Это все что у меня было к тому моменту.
- У меня вопрос, - воскликнул я. - Я ничего не знаю про стервятников. Похоже на нехорошее слово. Слышал, как соседи ругались. Он назвал ее так. А крыс я тоже не видел. Только знаю сказку про Щелкунчика. Там они большие и злые…Ладно, продолжай.
- Шел я, шел и наткнулся на какое-то строение, - продолжил Молокосос. - Зайду, думал я. Может, что найду там. Как хотелось молока. Я отворил старую скрипучую дверь и вошел в помещение, напоминающее сарай. В центре стоял стол, сделанный из коробок от бананов, а по бокам стояли кровати – конечно, так называемые, которые были также покрыты двойным слоем картона. На столе сидели мои старые знакомые – крысы. Увидев меня, они в точности повторили те же манипуляции – замерли, пару секунд без движения и на третьей рванули в закрытую дверь, заставив ее скрипнуть еще раз противным звуком.   
  Я увидел на столе горбушку хлеба и огурец. Молока нигде не было видно. И так как я питался исключительно молочным и преимущественно жидким молочным, то в этой халупе для меня ничего не было. Поэтому я решил выйти. Но как только я направился к двери, я замер, повторив крысиный номер. Я замер. Передо мной стоял человек, высокий как шкаф. Он был одет в темно-серый плащ, не исключено что тот был когда-то белым. На лице была жуткая растительность – это была не просто борода, это была растительность, которая выступала отовсюду – из ушей, из носа, не говоря уже о щеках и подбородке. На ногах у него были желтые рваные штиблеты, из-под которых торчали яркие зеленые носки. Он вытащил из-за пазухи нож и направился на меня. Я понимаю. Выживает сильнейший. Надо драться. И тут я закричал:
-Остановитесь! Вы же не будете убивать беззащитное животное, которое зашло к вам в дом, чтобы выпить чашку молока.
Не знаю, как у меня это получилось. То есть я говорил. Говорил на языке, который понимают люди. Интересно, давно это я умею, - подумал тогда я.
У мужчины выпал нож из рук. Он упал на колени и стал молиться. Наверное, он меня принял за какое-то божество. Он говорил:
- Наконец-то. Ты меня услышал. Прости, что я встретил не радушно твоего архангела. Я не должен был нападать на него с ножом.
Мне показалось это смешным, но если честно меня мало интересовало то, что делает этот мужчина. Меня, конечно, удивило, что я способен говорить на языке людей, но все могло быть – проведенный в морской стихии, потом подзаряженный электротоком, я уже ничему не удивляюсь. Я просто решил воспользоваться моим завидным положением.
-Архангел хочет выпить молока, - проговорил я немного высокопарно.
-Конечно, конечно. Сейчас, сейчас, - засуетился мужчина, поднимаясь с колен.
-И не менее литра, - отметил я. А что? Если даже мне сейчас достанется по первое число, то я хотя бы буду сыт и доволен.
 Он выбежал и помчался по тропинке с тяжелым дыханием. Дверь в очередной раз запела занудливую, скрипучую песенку.
Через пять минут у моих ног была весь народ со свалки. Я не думал, что их будет такое большое количество. Меня подняли на какой-то подиум, наспех сколоченный из старых досок, подложили два листа картона и ждали моих речей.
Я не знал, что им сказать. Все взирали на меня, как на святого и ждали, что я их накормлю и расселю в удобные дома. Животные наряду с людьми смотрели на меня с неподдельным уважением – хоть кто-то их нашего мира, думали они, достиг той выси, о которой они даже и не мечтали.
-Счастливый…- мечтательно сказал я.
- Что я тогда им сказал, - продолжал пернатый. - Что я прилетел с другой планеты, что я обязательно помогу им. Я знаю как им тяжело. В общем, я говорил то, что они хотели услышать, а я получал то, что хотел получить. Да, молока у меня было в избытке.   
Так я стал божеством для этой городской свалки. Назвался Молокососом. Не потому, что юный птенец, желторотик, а просто из любви к молоку и особенности его поглощения. Меня кормили пять раз в день. А я же просто сидел на деревянном возвышении, который мне усовершенствовали и теперь мой пьедестал был аж на нескольких уровнях – на самом верхнем я сидел большую часть времени, ничего не делая, лишь иногда говорил речи – утром спозаранку и перед сном после захода солнца, на втором разговаривал с подданными – когда отдавал мелкие приказы, например – сгустить простое молоко, правда ни у кого нормально это сделать не выходило и на третьем – принимал то самое молоко. Я думал, они корову для меня заведут, но нет, обходились магазинным. Как мне не  нравится это магазинное молоко. Оно ведь обязательно его разбавят водой. Пятьдесят на пятьдесят. Ну, разве это молоко. Молочный напиток. А мой организм не принимает такие эксперименты. Но я терпел и мечтал о настоящем коровьем молоке с хорошей жирностью. Так бы я наверное и жил – так бы и состарился на этой свалке и из моего тела после моей смерти сделали бы чучело и продолжали молиться, как святому, но уже чучелу, но у меня нашлись завистники, которые меня выкрали.
-Тебя выкрали? – удивился я, вспомнив, что со мной произошло почти то же самое. Иногда мне казалось, что многие факты из его биографии совпадают с моими. 
-Да, - согласился Молокосос. -Это был профессор Светляков, известный, я бы даже сказал скандальный ученый в своих кругах.  Он давно занимался изучением животных, попавших под излучение, радиацию и электричество и при этом не просто выживших, а приобретших новые способности. Его давно признали психически ненормальным в связи с тем, что он пытался обесточить весь город во время сильной грозы. Он хотел направить энергетический заряд в сторону городского зоопарка. У него было почти все готово, и все клеммы подведены к клеткам с животными, но он не учел одного, животных в них не было. Все животные были распроданы за день до этого, и эти клетки стояли пустыми. Когда весь город против него ополчился, у него родился грандиозный план. Он создал свою новую лабораторию. Когда-то у него была маленький кабинет в рамках института, и дома он делал разные опыты, пока его из него не выселили. И Светляков не хотел сдаваться. Он создал новую лабораторию. Эта лаборатория была засекречена. Под знаком цирка и зоопарка они путешествовали по миру лишь для того, чтобы привлечь еще себе подобных существ.
-Он злодей из кошмаров? – предположил я.
Да, это точно, - согласился Молокосос. – И узнав, что я могу говорить, именно поэтому (а еще почему?) меня выкрали, правильно, Фил, ночью. Меня стали показывать то в одном цирке, то в другом. Так поняв, что я не собираюсь веселить публику, меня просто посадили в клетку и стали гастролировать со мной по свету.
Так я попал на самый край Африки. У меня уже давно созревал план побега.
-Ты был в Африке? – чуть не подпрыгнул я. – Там же так здорово! Жарко и попугаи говорят, говорят. Тебе наверное было интересно с ними пообщаться.
- Было не до разговоров, - сказал Молокосос. –Нужно было линять…
-Это как? – спросил я. – Как наша Патриция? Она линяет каждую весну. По дому ходит Живой Пух.
- Слинять, удрапывать, уканыкивать, убегать или намыливать пятки – одно и то же, - объяснил Молокосос. - Сбежал я как ты догадался ночью. Но готовился к этому ровно три дня. Клетка, в которой я сидел, была очень прочной. Поэтому, чтобы из нее выбраться нужно было ее как следует прогрызть. Заключенных в зверинце было семь, не считая меня. Это была и парочка зайцев, которая попала в радиационную лужу и сросшаяся ушами, после чего их уши стали принимать внеземные контакты, и зебра, которая после того, как съела траву на территории химического завода, стала понимать мысли людей, кот, попавший под разряд молнии, ходивший на задних лапах, искусно виляя хвостом, как женская особь. Здесь еще были щенки, которых не надо было кормить – они могли питаться музыкой. Это произошло после того, как их мама перед их рождением попала в цех по производству барабанов. А забрела она туда по причине того, что этот барабанный звук вызвал в ней охотничий инстинкт. И еще была пони, которая не хотела ни с кем общаться по причине того, что как только она двигалась, она уже производила ток, который не доставлял ей большого удовольствия, а только множественное покалывание в области копыт.
Чтобы справиться с этой клеткой, я решил сделать таким образом: Мне нужно было собрать электрическую цепь из всех, кто способен проводить ток. На это были способны пара зайцев, зебра и пони. Во-первых, никто не хотел участвовать в этой авантюре. На уговоры мне и понадобились эти три дня. Зайцы согласились через полдня, после того, как я им рассказал о возможной жизни за пределами клетки. Зайцы слушали и у них не просто выступали слезы, но и уши приняли форму сырной косички. Пони вообще отказывалась – ее можно было понять. Я ей рассказал о возможности заземления. Сперва пони меня не слушала, но через два дня, она согласилась на этот опыт. Зебра сразу поняла мои мысли, как я только к ней обратился. Она просто закрутила головой и не захотела со мной общаться. Пони  понимала, что хочет сделать профессор Светляков, и ей давно хотелось его проучить, но она страшно всего боялась, и это кручение головой в стороны было связано скорее не с тем, что она этого не хочет, а скорее со страхом. Я ей сказал, что возьми от меня храбрости и уверенности в себе – я не знаю откуда я нахватался этих слов, было такое ощущение, что я с этим словарным запасом родился. И знаешь, Фил, на нее подействовало.   
- Как ты сказал, - переспросил я, - возьми от меня храбрости и уверенности? Красиво. Храбро, уверенно и красиво.
-И вот той поздней ночью, - продолжил пернатый, - когда кончился очередной рабочий день, нас оставили спать в клетке, высыпав немного пожухлой травы и налив воды. От этой пищи меня всегда воротило, спасибо местным жителям, которые знали, что мне надо и несли молоко из дома, и сегодня я решил тем более не есть, чтобы не мешать чистоте эксперимента.
Мы собрались одним кольцом. Кот смотрел со стороны и утирал слезы. Глупый кот думал, что сейчас мы исчезнем. А щенки тяфкали и не совсем понимали наших мотивов.
Я посмотрел на всех последний раз. За это время проведенное вместе, мы стали одной командой. Нас объединяло то, что мы не были, как все и вот когда мы держались вместе, мы понимали, что это правильно и нам не надо расставаться. Мы соединились, чтобы расстаться.
Зебра цокнула копытами, зайцы задвигали ушами, пони завибрировала, как желе.
Внезапно рвануло. Стало очень жарко, меня подхватило взрывной волной и понесло в сторону. Я летел словно находился в аэробусе с обычным перелетом в один конец. Было немного страшно, и я закрыл глаза.   
Я не помню, как летел последние метры, но точно знаю, что шлепнулся в самый разгар какого-то веселья. Я стоял на каких-то светящихся поленьях, и тут до меня стало доходить, что посадка моя пришлась в самый костер, вокруг которого кружилось незнакомое мне племя. Шлепнувшись в горящий огонь, я потушил его своим большим мохнатым телом, не подпалив ни дюйма птичьих перьев.
-А эти темные пятна, - сказал я, - на кончиках перьев, не от того самого случая? Если бы не потушил, ты был бы черным, как ворона. Интересно, говорят белая ворона – она что под молочную струю попала?
Молокосос посмотрел на меня, улыбнулся так интересно (никогда раньше не видел, как улыбаются птицы, это стоит посмотреть) и продолжил:
- Члены этого племени кого-то мне напоминали. Эти странные костюмы, перья на голове и на теле. Да, они же очень похожи на птиц. Так как я птица, то… В общем я сделал то, что подсказывала моя интуиция. Я заговорил. Я говорил о том, что появился здесь для того, чтобы защитить их и прочую ерунду, предвкушая достойный обед за мое красноречие. И не прогадал. Я получил свой обед и место под солнцем в небольшом племени Харида на самом краю Африки.
-Ха-ри-дааа, - мечтательно сказал я. – Африка-а.
-Край Африки, - сказал пернатый, – это мир, наверное, о котором каждый мечтает. Здесь царит такая идиллия – туча моих единомышленников – птицы сотен видов и оказалось, что в этой части света птица – священное животное и она, то есть любой вид, занесен в Красную книгу и за какое-то негативное воздействие на нее сулит огромным штрафом, а то и заключением. Да и заключение здесь особенное. Человека, поймавшего, обидевшего птицу, связанного по рукам и ногам сажают в клетку и вешают эту клетку высоко на дерево…
-Не знаю, - сказал я. Мне было неприятно слушать про то, как наказывают человека.  Я знаю, что такое наказание. За разбитую чашку, за испорченный ковер от пластилина. Но за это…я даже не хочу думать. – Продолжай…
-Ну что? – спросил Молокосос и тут же ответил. - Здесь меня тоже признали богом и кормили, пусть не тем молоком, что я любил – к сожалению, коровы тут не водились, а кокосовым, которое было тоже на редкость вкусным и питательным.
Оказывается до моего появления, они молились на глиняного бога, и тот не оправдал их надежд. В это лето были редкие дожди и сколько бы они не молились, дождя не было. К моему счастью, на следующий день, после моего появления начался ливень и не прекращался ровно двадцать два часа сорок минут. Этого было достаточно, чтобы закрепить за собой статус святого в племени Харида.      
Помимо того, что я мог говорить на любом языке, я еще понимал любой язык. Именно от вождя я узнал, что по всему острову бродит неприятный человек и что-то ищет. К сожалению, это непосредственно касалось меня.  И разговаривая с вождем племени, я открыл частично свою тайну, но так и остался святым для этого племени. Оставаться здесь было опасно – повсюду рыскал профессор Светляков, поэтому я сказал, что мне надо срочно скрыться в неизвестном направлении и желательно  далеко.
В то самое время приехал твой отец исследовать данный остров.
-Ну конечно! – обрадовался я. – Папа приехал и спас…но почему он ничего о тебе не знает. Может быть, он притворяется? Да, точно. Отец притворяется, чтобы не шокировать маму. Да?
- Слушай дальше, - сказал пернатый. -Не знаю, что именно там он исследовал, знаю одно, меня это никак не касалось. В тот момент я был так задерган, то есть все ученые, исследователи мне мерещились только с одной целью – с целью схватить меня и отдать в лапы к профессору, а тот в свою очередь распотрошит меня, чтобы узнать не состоят ли мои органы из нержавеющей стали. Но твой папа выглядел безобидно. Он пытался говорить с вождем, и я понимал, что эта путаница с языком мне сейчас на руку и поэтому пока вождь говорил с ним и передавал глиняную статуэтку, я оказался у него среди вещей.
Что касается глиняной статуэтки, то вождь мне ее отдал, потому, что пока я там находился, я сделал из глины около трех тысяч подобных статуэток. Работа святого конечно знатная, вот только скучная, поэтому приходилось себя чем-то занимать. Там были не только птицы, но и другие животные – в основном те, с которыми я провел долгое время в зоопарке.
Так я пробрался к нему в рюкзак и пролетел на самолете тысячи миль и оказавшись здесь еще некоторое время сидел в вещевом мешке. Я просто сидел в рюкзаке и вылез в тот момент, когда все ночью спали. Так получилось, что я оказался у тебя под кроватью.
А глиняная фигурка была для отвода глаз. Всего-то.    
Мне нравится прикидываться пришельцем с другой планеты. Мне кажется все балдеют, когда понимают, что перед ними пришелец. Да и я чувствую себя богом. Наверное, я привык быть святым. Так что этот шлейф божественности за мной тянется. Если я и бываю властным, то только потому, что по-другому и не умею.
Я вроде обычная птица, но только наоборот. Все хорошо, все на месте. Когда я впервые взглянул на себя после разряда, то не узнал себя – во-первых я увеличился в два с половиной раза, клюв мой стал намного грубее, да и вся пропорция стала какая-то комичная, не свойственная обычным пернатым. Я скорее стал похож на персонажа из  телевизионного шоу в дешевом костюме. Мне казалось, что я сижу в шкуре еще одной птицы и мне нужно всего напросто вылезти, освободиться от этого тела и тогда я стану прежним. Но это были моими фантазии, рожденные нездоровыми ощущениями от электрического разряда.   
Все хорошо. Я могу летать. И я птица. И только мой несуразный вид выдает во мне особенность. И говорю я, что тоже редкость. И понимаю…Все, Фил, я больше не могу…


Глава 11 О моем отношении к животным и почему тараканы лучше мух и комаров

Я очень люблю животных. И часто разговариваю с Патрицией. Но кошка не единственное существо с кем я общался. Все началось с тараканчиков. Их боялись все – и мама, и даже папа их прогонял газетой. А я их любил и мне казалось, что они мне отвечают взаимностью. Потом они ушли. Я до сих пор не могу понять почему. Появились мухи и летом комары, но те оказались менее интересные. Мухи – суетливые, комары- громкие и назойливые. Они постоянно проговаривают одно слово жжжжжжжжизззззнь, жжжжжжиззззззнь…и так постоянно. Потом были кузнечики…я нашел в поле, он прыгал так высоко – я тоже пробовал так прыгать, но у меня ничего не получилось. Он также исчез из банки, куда я его поместил. Ну и правильно. Если бы кто меня посадил в банку, то я бы точно разбил ее и прыгнул так, что мне мог позавидовать кенгуру.  Мне хотелось щенка. У моих соседей всегда был щенок и я так завидовал…  Но вместо щенка появилась кошка. Сперва я ее боялся. Непросто переходить от кузнечиков к  кошкам. Но я справился. Конечно, она поцарапала в моей комнате обои и содрала занавеску, но этого ничего – за это я ее простил. Я выдернул у нее пару волосиков и назвал «чудовищем». Я думаю, что мы были квиты. Я снова услышал разговор родителей обо мне и мне стало не по себе.
-Не надо заводить животное в доме? – сказала мама. Она всегда первые затевала такие разговоры. – У нее когти, зубы. Оно опасно для нас.
-Это всего лишь кошка, - сказал папа. – И у меня есть зубы, а иногда ногти превращаются в когти ( после долгих экспедиций), но я же не опасен.
-Все равно, - не унималась мама. – Кошка может нарушить спокойствие мальчика.
Ну разве не смешно? Кошка может нарушить спокойствие? Этот пушистый комок еще что-то может, кроме как есть и спать. Ленивый пушок. Снежная варежка.
А птиц я…не знаю, как к ним отношусь. У меня их никогда не было. И тем более говорящих. 

Глава 12 Чудесное исцеление. Чем обычно лечат Молокососы. Зачем пришел Лука

Молокосос сидел на кровати и крылья, сложенные домиком размякли и превратились в два пернатых комочка. Его история меня впечатлила и то, что я раньше думал о нем, совершенно не совпадало с его повествованием. Мне казалось, что он пришелец из потустороннего мира, дьявол из преисподней, иначе как можно было объяснить его присутствие и его массу способностей.  И даже вроде бы такая сложная постановка вопроса, но к этому я бы намного проще отнесся, чем простая птица, подвергнувшая массе испытаний. 
Я открыл ему консервированное молоко открывалкой и пододвинул как можно ближе. Молокосос не сразу стал есть – видимо рассказывая, он снова пережил все свои пройденные муки. Правый глаз его дергался и тем самым приводил в движении правое  крыло, от чего его поведение напоминало поведение существа, получившего порцию электрического разряда. Это надо быть настолько впечатлительным, чтобы пропустить через себя всю свою историю.
Я чувствовал себя виноватым. Ведь это я заставил его всколыхнуть прошлое и вернуться на некоторое время назад. Надо загладить свою вину. Но чем может ему помочь ребенок, который и сам бы не прочь принять чью-либо помощь. Чем помочь? Разве что консервированным молоком, ради которого он и терпел эти минуты. Я стал кормить его из ложки и успокаивать:
- Ты давай ешь. Ничего, мы тебя в обиду не дадим. Профессор то сюда точно не доберется. Небось, сейчас шарит по джунглям и избавляется от колючек в одном месте. Этот  взрыв его, наверное, заикой сделал.   
-Ага, - согласился Молокосос. - А все мои друзья из зоопарка тоже должны были разбрестись. Надеюсь, они догадались не попадаться ему на глаза.
-А что этот профессор сам не обладает какими-нибудь сверхъестественными способностями? – с интересом продолжил я. – Может, летает в полнолуние или яйца несет?
Я представил профессор Светляков производит светлячков.
-Мне самому это было интересно, - задумчиво произнес пернатый. - Но он постоянно ходил в каком-то костюме, который не пропускает электричество и это значит, что он уязвим. То есть если бы не костюм…я бы ему бока подмял. Да и не только я. У нас лапы и копыта чесались у всех. Зуд стоял на весь зоопарк.
-Значит костюм? –задумался я. Никогда мне не приходилось укрывать живое существо, за которым гонится настоящий злодей из книжек и комиксов, и я думал наперед, что я бы сделал, если он сейчас ворвался в дверь. Мне нужно избавиться от его костюма.
Неожиданно раздался стук в дверь. Молокосос вздрогнул, и испуганно посмотрел на меня. Я покрутил головой и махнул правой рукой, чтобы дать понять моему пернатому другу не угрожает опасность. И заручившись моими обещаниями, Молокосос осмелел.
-Да, да, - одновременно сказал как я, так и он.
Открылась дверь и на пороге стояла мама. Я насторожился, но не особенно. Молокосос был по ее мнению Лукой в костюме.
-Ах, вы еще здесь, - с явным удивлением произнесла мама. До сих пор в костюме? 
-Да, мы еще здесь, - произнес я. Доктор ушел?
-Доктор-то ушел, - как-то очень игриво произнесла это мама.
-Как себя папа чувствует? – продолжал я вести линию защиты.
-Не важно, - говорила нападающая сторона. -Говорит, срочно нужна госпитализация. И чем скорее тем лучше.
-Как жалко, - наиграно изрек я. - Да, Лука?
-Хмм, - кивнул головой мой друг на кровати. Он мне подыгрывал, и я ему был очень благодарен за это.
Мама стояла в проеме и немного нервничала. Она теребила манжеты на блузке, и у нее дергались коленки.
-Филимон, может потрудишься объяснить что тут происходит? - мама шла в контрнаступление.
-А что происходит? - я ее не совсем понимал. Мы с Лукой тут обсуждали наше представление. По-моему получилось. И ведь папе понравилось. Главное для больного человека эмоции. С эмоциями мы конечно слегка переборщили. А тебе мама как?
-Да, нет, - нервно произнесла мама. - Все было в норме.
-И все? Эти слова оставили меня раздосадованным.
-Это было действительно не так, как всегда. – кивая низко головой проронила мама.
-Для нас это звучит как комплимент, - ответил я, пытаясь понять ход ее мыслей.
-А что Лука? – зачерпнула она поглубже. 
-А что Лука? – безучастно произнес я. 
-Он с нами обедать не собирается, - мамина ложка оказалась на поверхности. -  Разве сгущенное молоко – это нормальная еда? У меня сегодня тефтели под сметанным соусом.
-Нет, он торопится, - заволновался я. - У него еще физика не сделана.
-Он же еще во втором классе, - последовала следующая ложка на самое дно,  глубже первого зачерпывания. - Физику не проходят.
-А у них продвинутый класс, - нашелся я. - Для гениев. Они уже проходят.
-Значит, домой… - задумчиво говорила мама, и было в этом взгляде, собранных губах что-то скептическое (поэтому для меня человек в кепке сомнителен).
-Ага, - среагировал я. – Он уже домой собирался.   
-Это я то домой собирался? – в дверь вошел Лука. Точнее он демонстративно вошел и сложив руки в замок, с интересом посмотрел на меня.
 Я онемел. Какого черта здесь делает? Лука? Вот блин, все испортил. Да мама вскрывала неподдающийся замок:
-Если это Лука, тогда…
-Что тогда… Я сделал вид, что не понимаю ее вопроса.
-Тогда это кто? – мама указала на пернатого, который к тому времени все же успел поглотить около половины банки, и только еле видный след сгущенного молока на клюве выдавал его.
-Мама, папа, я сейчас все вам объясню, - решился я. А что делать? На это раз видно все. Чистосердечное признание.
-Потрудись, сынок, - не отставала мама..
- Это Молокосос, - выдавил я.
-Ага? – согласилась мама. – Он к тебе спустился с неба на подоконник. Ты принимал лекарство?
-Да, конечно, - крикнул я. – Торпеды и пуговички во мне.
Я понимал, что пересказывать историю родителям не имеет смысла. Они все равно не поверят. Тут нужен другой подход.
  Лука стоял посреди комнаты в легком шоке от увиденного. Я был немного зол на него – ну чего он пришел в такой неподходящий момент? Да ведь он не виноват – откуда ему было знать, что я здесь не один, а со мной Молокосос, притворяющийся им, Лукой в костюме. Я не знал, что предпринять, но друзья, как говорится познаются в беде или нет, лучше так – сам кашу заварил, сам и расхлебывай. В данной ситуации кашеваром был Лука, ему и ответ держать.
-Это Борщ, мой одноклассник, - неожиданно сказал Лука.
-Что? – сказала мама.
-Да, Борщ, - бодро продолжил друг. - В смысле Боря. Борис.
-Какой Борис? – удивленно вопросила мама так, как будто впервые слышала это имя.
-Вот разыграли, Фил, - живо продолжал заливать Лука. - Правда? Да, вместо Борща, я должен был сегодня устроить эту шоу-минутку, обычно же я. Да вот незаладилось, с утра отцу приспичило ковер выбивать…
-Так это не только твоему отцу, - с сомнением в голосе говорила мама, веря в свою версию.
-Ну, так двор то один, - радостно вторил Лука. - Вот и традиции у нас соответственно общие. - Если бы только одним ковром все обошлось.
-А что? – спросила мама, улыбаясь семилетнему отпрыску, который, по ее мнению, вешал лапшу. 
-Так папка связки потянул, - тоном хорошего рассказчика изрек Лука и потянул мочку левого уха.
-Боже мой? – всплеснула руками мама. - Наверное, доктор приходил и диагноз поставил – срочная госпитализация. Так?
-Нет, просто мазь выписал, - удивленно сказал Лука. Я эту мазь по всем аптекам искал. Знали бы вы, где я ее нашел. Что с вами? Вы в порядке?
-Уже не знаю, - растеряно сказала мама. - Отца кладут в больницу. Я чувствую, что сама скоро попаду, только в другое отделение.
-Не надо так, - успокаивал Лука. Он и это мог.
-Ладно, я пойду, - устало сказала мама. - Обедом накормлю, если пожелаете. Хотя зачем? У вас же  сгущенка есть.
Мама ушла, а Лука проводив ее взглядом до самого поворота на кухню, закрыл дверь и уставился на Молокососа.
-Я тебе сейчас все объясню, - парировал я.
-Объясни, будь добр, - восхищенно говорил он и осторожно прикоснулся к объекту внимания. Вот это да. Про это я только в книжках читал. О птицах острова Бигус.
-Не знаю даже с чего начать, - размышлял я.
-Да ладно, - успокоил меня Лука. - Большинство я уже знаю. Твой друг часто сидел на окне – так что его я заметил почти с самого начала. Да и это светопредставление тоже, будь здоров. Как только никто этого не заметил.
-Друг? – оторопел я.
-Ну а кто? – спрашивал отрок, зная ответ.
В комнате родителей послышался громкий крик папы и мамино «я больше так не могу». Нужна была помощь.
-Я могу попробовать, - робко сказал Молокосос.
-Что попробовать? – не сразу догадался я.
-Помочь отцу, - растолковал пернатый. - У него же спина болит. Жизнь в племени Харида научила меня многому. Так что пустите меня к отцу, и вы об этом не пожалеете.
-Ни в коем случае, - в бешенстве проговорил я. - Чтоб снова подвергаться внимательному анализу, как в больнице? Не пойдет.
Было слышно, как отец стонал. Он издавал звуки как маленький волчонок, у которого нога застряла в капкане.
-Я Борис, он же Борщ, - добродушно произнес Молокосос с интересным оскалом. Я снова видел, как птица улыбается. - И никто ничего не заметит.
Эти слова Молокосос сказал с таким чувством, что он супергерой и только ему суждено спасти моего отца.
-Хорошо, - я был побежден. Я тоже, как и мама, нервничал, и мне хотелось вырвать капкан – источник боли.  – Только быстро.
-Для этого не нужно много времени, - спокойно проговорил Молокосос, досасывая вторую банку сгущенки.
-Их что двое? – немного заторможено спросил отец, когда мы втроем зашли в родительскую -Мне что, настолько плохо, мамочка? 
-Это Лука, - представила мама новых персонажей папе. - А это Борщ, точнее Борис, одноклассник Луки.
-А что Борис всегда носит этот костюм? - слабо вторил отец, - Он не боится, что навсегда останется в нем? Я Борис, то есть я когда-то был им, а сейчас я птица Борис. Почему никто не смеется. Мне кажется, весьма удачная шутка.
Мы с Лукой сделали вид, что действительно было смешно, а Молокосос так серьезно смотрел на папу, что тот отвел взгляд от него и постарался повернуться. Мы услышали отчетливый щелчок.
-Позвонок сдвинулся, - задумчиво прошептал Молокосос.
- А доктор сказал, что нужно делать снимок и обследование и что только через неделю будет ясно, - комментировала мама и всхлипнула вместе с отцом, у которого брызнули слезы из глаз то ли от боли, то ли от паники, возникшей после слов «Борща».
-Доктора, - как-то очень по-взрослому произнес молокосос.
  -Как будто ты больше Смуглого знаешь? – по детски, с капризом в голосе проговорил отец.
-Есть один проверенный способ, - прошептал мне Молокосос. - Меня вождь ему научил.
-Кто научил? – услышал отец.
-Отец, то есть не отец, а дедушка его научил, - попытался я спасти положение.
-Что-то не очень-то доверяю народной медицине, - скептически проговорил отец.
-Я вас понимаю, но это проверенный на не одной тысяче человек способ, - убеждал его пернатый.
-То есть тысяча человек уже погибло, - упрямился отец. - И я буду тысяча первой жертвой? Так что ли?
 -Вам просто станет легче, - убеждал его «Борщ». - Доверьтесь мне. Я точно не сделаю хуже.
Молокосос подошел к отцу.
-Я не доверяю незнакомому мальчику семи лет в костюме птицы, - недовольно мялся пациент. - Пусть он хотя бы маску снимет.
-Боюсь без нее, у него ничего не получится, - резко вставил я. - Он стесняется.
- Ну если это нужно для чистоты эксперимента, то ладно, - согласилась мама и папа махнул рукой в знак того, что «делайте со мной что хотите».
-Вы меня правильно поняли, -строго сказал Молокосос и подошел к отцу вплотную.
Отец к тому времени уже лежал на животе, в боевой готовности, и крепко держался за боковые спинки кровати.
-Вам надо расслабиться, - мягко сказал «доктор».
-Легко сказать, - с дрожью в голосе ответил пациент.
--Если вы не хотите всю жизнь провести в кровати и наблюдать как ваша жена уходит вечерами на свидание, то…- начал оказывать медицинскую помощь сперва в теории. 
На отца это подействовало. Он расслабился, а именно вытянул руки по швам и так глубоко вздохнул, что «мол, смотри, дорогая, все делаю ради тебя – чтобы ты не ходила на вечерние свидания без меня».
  Молокосос поднял крылья и опустил их на спину. Настало время для практики. Нащупав болевое место, он опустил клюв и как отверткой стал прокручивать это место, словно закручивал расхлябанный винтик в механизме. Сам «механизм» лежал спокойно и лишь иногда смотрел на своих родных, мыслями прощаясь – а вдруг не выдержит такого серьезного испытания тонкий мужской организм.
Прошло не более десяти  минут, Молокосос отошел от кровати, пятясь спиной. Папа лежал и не двигался.
-Что с ним? - забеспокоилась мама. 
-А теперь встань и иди работать, мужчина, - в приказном порядке сказал Молокосос.
-Чего? – сонным голосом, не отошедшим еще от прошедшей операции, сказал отец.
-Иди и делай семейные дела, - командовал «доктор». - Тебя уже жена заждалась. Да и стыдно лежать, повернувшись к нам задом. Я бы смутился точно.
-Но я же не могу, - защищался «пациент».
-Можешь, - повторял «доктор», разминая свой «инструмент». - Что за люди. Надо сперва что сделать? Попробовать, а потом уже кричать на всех переулках, что Мо…Борщ плохой знахарь.
-Но Смуглый сказал…, – вступила в защиту отца мама.
-Этот доктор закончил только один институт, а мой вождь, то есть мой дедушка лечил с самого рождения, - приводил доводы Молокосос.
Наконец, и маме надоел этот спор, да и  то, что проделал этот мальчик в костюме пусть и походило на дешевый трюк, но ей хотелось понять для чего он это делает. Во всяком случае, отец больше не стонал, а это ее больше всего волновало.
-Дорогой, поднимайся, - нежно произнесла мама и поцеловала отца в ушко. - Я хочу предложить тебе еще один вариант дома за границей.
-Ты еще думаешь о том, то мы сможем…- беспомощно говорил отец, смотря на маму.
В следующие три минуты говорили мы все разом – говорили, а отец нас слушал. Все, что было сказано, было следствием накипевшего состояния злости, негодования, наконец, желанием помочь.
-Дядя Леня, вы должны довериться. Доверие – это то, что спасло в свое время мир от потопа. Дорогой, милый мой, ты что хочешь, чтобы я тебе носила в больницу суп в баночке и минеральную воду в двухлитровых бутылях. Ты что хочешь, чтобы я надорвалась? Папань, Бор..Борщ – надежный парень. Слушай его, и завтра мы с тобой будем такие фигуры рисовать на баскетбольной площадке. Вставай, я сказал. Если этого не произойдет через три секунды, я спою серенаду тоски и в этой комнате появится на одного солиста из хора воющих больше.
На папу подействовал наш словесный коллаж и он повернулся, замерев, ожидая, что что-то должно произойти с его телом. Ничего существенного не произошло, и отец приподнялся, садясь на кровать.
-У меня ничего не болит, - возбужденно сказал отец и стал проверять на динамику свои остальные органы – не потеряли ли они чувствительность, пока позвоночник превратил его в волчонка.
-Ну ладно, - спокойно сказа Молокосос и направился в мою комнату.
-Большой тефтель моему спасителю, - сказала мама, еще не веря тому, что произошло.
-Лучше молоком, - повернулся Молокосос.
-Хорошо кружку горячего молока с медом, - пыталась мама угодить своему спасителю.
-Мне лучше просто молока, - конкретно говорил Молокосос. -Просто молока с печеньем, - привередничал пернатый.
Отец хотел угодить молокососу. Мама тоже. У них это почти получалось.      
-А что это сегодня весь дом спокоен? – спросил отец.
-Так сегодня же выходной день, - сказала мама.
- А что в выходной день все соседи спят? – сказал Молокосос. – Вот в Африке…
-Ты был в Африке? – удивилась мама.
-А, нет, - исправился пернатый, - просто я смотрел по телевизору передачу об одном племени…они спят днем, а ночью веселятся.
-Наши соседи, - сказала мама, - разные. Они и это могут.

Глава 13 Мой дом. Жильцы. Как проехать на восемнадцатый этаж

Мой дом состоит из восемнадцати этажей. Такой панельный, из собранных блоков, как из кубиков. Я такие дома называю кубики-рубики. Дома, которые таят в себе магические головоломки.
Что в нем магического? Как сказать. Наверное то, что он способен выносить таких аборигенов и не смотря на это еще не взлетел на воздух. Таких… Аборигенами я называю всех обитателей этой башни. Башня… Да что говорить, лучший способ понять, это пройтись по этажам этой восемнадцатиэтажной «башни», именно пройтись, без использования лифта и некоторое время постоять у каждой интересующей нас двери, послушать то, что там происходит.
Этот дом построил сумасшедший архитектор. Где это было видано, чтобы на этаже было по одной, максимум – две квартиры. Такой худенький дом – длинный, как жираф. Смешной на весь район. Туристы фотографируют, а детки спрашивают, почему у нас такой дом? Его что клоун делал? Действительно, клоуны-строители.
Итак, первый этаж. Еще есть подвал, котельная, но это все не очень интересно. Понятно, что только полезно. Правда, когда отключают горячую воду, вспоминаешь о них, а они забывают. В общем, точное название – цокольный этаж, нулевой. 
На первом этаже живет вредная старушка. Злая Лексеевна.  Что ж она вредная то такая? Да она гоняла, и по сей день продолжает гонять поколение младше 12 совком для мусора. Хотя, уже пожилая, восьмой десяток разменяла, имеет пять внуков, и души в тех не чает. А соседских гоняет, как только услышит, что те затевают чехарду возле ее окон. Только забрезжит детский фальцет (слово, выделенное красным фломастером – мне непонятно, но оно мне нравится, как все слова с первой «ф» вначале), как она внезапно появляется – сперва в окне со злорадной улыбкой, затем уже на крыльце, сжимая в руке совок либо веник. Хотя говорят же, что старый все равно, что малый, но здесь другое. Я недавно это узнал. Спускался по лестнице по причине поломки лифта и столкнулся с ней. Она несла три ковра сразу. Я еще удивился как в таком хрупком тельце столько энергии. Я ей предложил помощь. Она посмотрела на меня, и я увидел такую доброту и благодарность в глазах, какую не встретишь каждый день. Вот тут то она со мной и поделилась.  Оказывается, причина кроется в том, что она большая  чистюля и весь день проводит на кухне за плитой, в ванной, отмывая хлоркой кафель или в зале, натирая паркет и как только детки начинают свой игровой карнавал, она, услышав детский смех и говор, бежит сперва на кухню, сгребая печенье-конфеты в передник, затем на улицу в разгар игрового процесса. И при этом она забывает, что у нее в руках веник, совок или молоток. Ей же за 80. Можно понять старушку.  Вот она и выходит во двор с совком, не намереваясь устроить самосуд над играющими подростками. Прислонившись к ее металлической двери, можно уловить включенный телевизор и голос ведущего, говоривший о проблеме, которая беспокоит всех, в том числе и самых маленьких – о неумении находить общий язык с разными поколениями. Из квартиры исходит теплый воздух готовящейся рисовой каши. Она бы могла угостить. Только дети ничего не знают об этом случайном совпадении и продолжают называть ее Злая Лексеевна.
Вытрите слезы и вперед, на второй этаж. Напоминаю, что лифт для нашей прогулки не работает.
Братья-близнецы на втором. Гостомысл и Добромысл. Я их называю Костогнув и Простозмей. Уникальные в своем роде. Не только в именах, но и уникальные в своей гибкости. Они могут так сгруппироваться, что собраться в кольцо и разные формы спиралей за считанные секунды для них не проблема, однако мне всегда страшно смотреть на них. Мне кажется, что у них вместо костей каучук и в тот момент, когда они складываются вдвое, втрое и так далее, они наслаждаются процессом, так как улыбки на лице – что у того, что у другого не блекнут за все время исполнения трюка.  Хотя когда они идут по улице или стоят в очереди за сливками, они ничем не выделяются. Казалось, что это нормально то, что они делают, и только удивленное окружение мешает принять эти фокусы как данность.
  Тишина за дверью. Включенный аквариум и морская свинка в клетке. Рыбы безмолвствуют, но бульбулятор шумит как старый советский холодильник. Свинка рыскает по газетному настилу и шуршит, словно почувствовала свободу от причуд гибких человекообразных.   
            Трудный третий этаж. Там всегда таскают мебель. Оттуда съезжают, заезжают уже через три дня и спустя неделю снова выносят складные столы и стулья. Около двери обрывки оберточной бумаги, фольга, полиэтилен. Еще вчера отсюда выносили одну мягкую мебель и заносили другую. Жители напевали песню из кинофильма «Веселые ребята» и здоровались попеременно с соседями. Это примерно выходило так.   
Мы можем петь и смеяться, как дети,…Добрый день
Среди упорной борьбы…здрасьте…. и труда.
Ведь мы такими родились на свете…как поживаете,
Что не сдаемся нигде…как ваше ничего… и никогда…хорошего дня.
Они были действительно похожи на детей. Крутили и вертели мебель как надувные мячи и при этом совершенно не потели. Удивительные люди – да, фамилия тоже удивительная – Негодяевы (не виноваты они, они скорее Мебельниковы или Перевозчиковы). 
Четвертый был не менее таинственным. Там живут Тишеводовы, которые уходят рано и приходят поздно. Однажды я проследил за тем, кто самый первый выходит из подъезда рано утром. Я специально не лег спать, договорившись с Лукой, который жил в доме напротив, что будем вести слежку за объектом с 4-го этажа.  В пять пятнадцать подъехало черное авто, как в фильмах про Джеймса Бонда.  Ровно в пять часов семнадцать минут, едва солнце стало показывать свой бок, металлическая дверь скрипнула. Вышли двое. Это были мужчина и женщина. Тишеводов и Тишеводова. Они были в черной одежде, у каждого в руках был дипломат и черная папка. Мужчина открыл заднюю дверцу, подождал пока женщина сядет, оглянулся и только после этого, сел сам. Через мгновение автомобиль умчался, оставив после себя сгусток дыма в утреннем тумане. И все. Можно было, конечно, последовать за ними, по следам шин на асфальте, но я очень хотел спать, да и Лука уже спал и на стекле оставил послание, выведенное маркером «Бизнесмены. Детей нет. Вся жизнь – работа и стрессы». Умник.
 Если прислушаться, то за дверью тишина, только старинные часы бьют каждые пятнадцать минут и включенное радио на кухне передает последние известия. 
Этаж под номером пять – это зал ожидания молодых людей. Я их назвал – Жданчики (так и хочется добавить танчики, что правильно, так как они настойчивы, как танки). В отличие от четвертого этажа, здесь тропа не зарастает (в том смысле, что постоянно бродят туда-сюда и травинка не может расти – ух!). Как только открываются цветочные магазины, первые покупатели в галстуках и отутюженных сорочках бегут к сонным продавщицам, отдавая всю стипендию или отложенные деньги на букет, зная впрочем, что объект может их не принять. Не принять. А то и отхлестать им как следует по лицу, по спине. Видел, не раз. Но они не отчаиваются, и вот весь день один претендент на право встречи с девушкой с редким именем сталкивается с другим претендентом – они пытаются поговорить, ничего из этого не выходит, и все заканчивается легкой дракой возле ее дверей, плавно перетекая на лестничную площадку. А девушка с зычным именем Лара, сказочная и жестокая, сидит у окошка и ждет. Ждет крови, ждет чего-то  другого. А чего и сама не знает. За ее дверьми легкая романтичная музыка, беззаботный смех и строчки из стихотворения «А ты думал, я тоже такая, та-та-та-та та-та-та-та-та И что брошусь та-та-та-та-та-та Под копыта гнедого коня». 
Шестой, седьмой этажи. Простовы и Зайцы (такая фамилия Заяц). Их можно объединить. Простые зайцы. Но они далеко не простые. Хотя наверное зайцы раз сбежали отсюда. И до сих пор спокойствие нарушено. В прошлом году здесь произошло неприятное происшествие. Кто-то кого-то и очень неслабо покусал. Простовы Зайцев или наоборот Зайцы покусали Простовых. Зная размеры челюсти 50/70 сантиметров и то, что это не человек, я предполагал, что это мог быть ручной крокодил или…. Все равно я с опаской не то чтобы проходил, но и проезжал. На лифте.
Дело было так. Об этом мне рассказала мама. Пустили как-то вечером слезоточивый газ. То ли хулиганы, то ли ребятишки, случайно, специально никто не знает. Возможно, те завистливые злодеи, завидующие чистоте на лестничной площадке. Хозяйка с седьмого Простова выходила из квартиры с собаками на прогулку. Пруня и Проня так звали собак, олимпийские собачки, которые регулярно выступали на соревнованиях, и каждая из которых  носила на шее жернов с медалями. Оказавшись в подъезде, они услышали нездоровый аромат и собачки…Что испытывает собачка, находясь в атмосфере удушливого газа? Она, естественно, бежит. Но она это делает не как человек –сознательно, забегает домой, закрыв за собой дверь, открыв окна и надев марлевую повязку. Она это делает как собака – бежит туда, куда направлены ее глаза и фигура. Глаза у собачек, которые полдня провели дома, смотрели вниз по лестнице, где за зигзагами семи этажей, была заветная дверка, открывающая им дорогу в райски гущи. В это самое время по этажу поднимался мальчик Сережа, очередной кавалер. Он был шикарно одет – отглажен, отшлифован, волосы зачесаны гелью, в руке букет и какой-то сверток, напоминающий конфеты. Он надеялся на ответное чувство и был как-то очень уверен, что сегодня Лара растает перед его ослепительным видом. Он даже не поехал на лифте, чтобы иметь фору несколько этажей, взять некий разгон для старта. Сережа занимался пятиборьем и знал, что главное – упорство. А мы помним, что собачки уже бежали вниз, подгоняемые природной силой и едкими химическими испарениями. Происходит столкновение. Собачкам, естественно, кажется, что этот самый человек –противник, враг, потому что кто как не враг будет преграждать путь к свободе,  естественным потребностям и не их вина, что на этот случай у них припасены, та же природа позаботилась, крепкие зубы. Одна из олимпийцев (наверное Пруня, мне так кажется по причине выражения «прут на пролом» из моей тетрадочки ) цапнула его за ногу. Сережа, получивший неожиданный укус в свою спортивную ногу, механически дернул ее и отшвырнул прыткую собачку в сторону своего двойника. На этот раз другой олимпиец (на этот раз Проня), до этого стоявший на месте и просто издающий крик, то есть смесь лая со скулением, вступил в бой. И вот уже две собачки ринулись в сторону Сережи, который по перилам пытался пройти наверх. Сережа получил пять укусов. Лара, услышав какой-то шум, подумав, что из-за нее происходит очередная драка, вышла за дверь и стала частью покусанного населения. Говорят Лара с Сережей подружились. Но народ со свистом «пролетает» и сейчас мимо этого этажа, зная о том, что было и о вероятности, пусть даже она одна на миллион, что это может случиться снова.      
Кошачьим этажом прозван восьмой этаж. Насмотревшись американских фильмов о дрессированных кошках и всегда с завистью наблюдающая за Куклачевым, хозяйка Вера Степановна Хвостикова думала так:
-Я всю жизнь развожу кошек, а они у меня, кроме того, как есть и спать, ничего не умеют. Правда лечат иногда своим мурчанием.
Она вышла на пенсию. Проработав всю жизнь в театре, заведующей художественно-постановочной частью, она была предана кошачьей популяции. У нее в кабинете жили два кота Антоний и Полоний. Она за ними ухаживала, да и эти животные стали полноценными жителями этого закулисного мира. Правда они неоднократно выходили на сцену, едва не срывая спектакли, но импровизация талантливых актеров всегда спасала. Хотя Веру Степановну за это чуть не выгоняли, но тут вступали актеры, говоря о том, что присутствие на сцене кота придавало спектаклю новое звучание. Так вот вышедши на пенсию, она стала заводить кошек. До этого, она старалась не заводить животных, так как работа в театре отнимала практически все время бодрствования. Так вот она стала приносить домой котят – то один даст, то второй, то на улице найдет, то возле магазина. Правда, не всех животных брала, так как у магазина бывают полные коты. Особенно у колбасных магазинов. Поэтому, она брала тех, которые постройнее. Потому что те, которые толстые, они и так счастливы. Зачем их лишать этого счастья, навязывая им какое-то свое? Она брала котят, чтобы сделать их счастливее. Но в ее понимании – чтобы они стали полезными существами. Набрав животных в количестве 9 котов и 6 кошек, она стала их тренировать. Сперва, у нее ничего не получалось. Поначалу, кошки единственное, что делали – это ели и спали. Через месяц тренировок, один кот и две кошки стали повторять то, что она от них добивалась. Восьмерку, задние лапы, это все такие походки. Правда те, которые ничего не делали упрямо мешали – мяукали, задирались, рушили декорации для номеров и вели себя отвратно. Они издавали странные звуки на кошачьем языке, словно вершили правосудие над представителями их расы, которые пошли супротив природы:
-Ну и зачем тебе это надо. Вот морока.       
  Но те продолжали. Продолжали не потому, что от них этого требовала Вера Степановна, а потому что они сами были в восторге от этого времяпровождения. А хозяйка, договорившись с одним из детских садиков о том, что они будут выступать у них на утренниках брала их, поместив в корзины и уходила, оставив дом под присмотром мигающих горящих огоньков.  Так они выступают каждую неделю – в домах культуры, ночных клубах, ресторанах. И представьте, каждую субботу поздно вечером открывается дверь, в квартиру входит молодая старушка с цветами, горящими глазами, из корзин вылезают длиннохвостые артисты с жабо и блестками, а другие коты и кошки смотрят на них, кто с завистью, а кто с презрением.
-Где же они были? Какие они загадочные.   
Если на восьмом было засилье кошачьего, то на девятом – музыкального. Здесь живут студенты. Они снимают квартиру. Их порядка двенадцати человек. Учатся в музыкальном учреждении по классу эстрадных инструментов. Гитара, виолончель и прочее. Не думал, что можно из кривых дудок извлечь такие необычайные звуки. Они были и есть музыка нашего дома. Струнчики одним словом.
Какое-нибудь яркое событие в доме обязательно сопровождалось двенадцатиформенным лейтмотивом струнчиков. Свадьба, юбилей, день рождения Лексеевны или пятилетней Вари, а также футбол – матч между дворовыми командами – не проходил без этой творческой ватаги . Звонить на девятый и если не все, так кто-нибудь, даже с одной флейтой выйдет и сыграет такое, что аж до слез продерет. До одиннадцати всегда стоял музыкальный фон, зато после одиннадцати все смолкали и если прислониться к стене, можно услышать – тихо-тихо тренькают, зажав ладонью струны, выдувая воздух из трубы не в полную силу.
Если нажать кнопку с цифрой «10» в кабине лифта и совершить вояж на юбилейный этаж, то взору откроется. Цветник. Самые дикие, редкие цветы росли только тут. Какой аромат. Так и хочется унести с собой. Я специально, когда езжу на 18 этаж, выхожу на десятом, вдыхаю, захожу снова и еду дальше на родной. Это стоит того. Это такой аромат. Приезжаешь домой, даже обедать неохота.  Среди цветов живет цветочница по фамилии Флаурова (и я теперь знаю, благодаря Луке, что с английского «флауэ» - цветок). Если бы она была Поварешкина, то стряпала бы в ресторане, Волкова – разводила волков, Комарова…пила кровь. Фу…какая неприятная фамилия. 
Исписанные стены, испещренные признаниями и словами презрения. Одиннадцатый. Здесь жили Ваня и Таня, супруги. Простые с виду, фамилия тоже очень простая как и имена – Кротовы. Они работали на заводе. Он делал мясорубки, она их проектировала. Два дня в неделю отдыхали и смотрели фильмы о любви. По будням приходили домой, слушали спокойную музыку и засыпали при свете ночника. Но по средам здесь происходила котовасия. Фан-клуб, и место наф-клуба для ненавистников. Видел я этих фанатов. Лучше бы я их не видел! У них огромные глаза, как будто съели что-то не то или смотрели долго на солнце. Растопырив (а как еще?) глаза, стиснув руки, они обнимали гитару, как будто ее хотели отнять. Смешные с одной стороны. Но с другой стороны они издавали звуки – то ли пели, то ли мычали. В такт музыки. Каждый сам по себе. Странные люди. Я их немного боялся. На всякий случай, не останавливался на этом этаже. По средам, конечно. 
Двенадцатый. Курящий молчаливый мужчина. Закупоркин. Я долго смеялся, когда услышал эту фамилию. Я следил за ним (как наверное и за всеми) Он выходит на лестничную площадку, встает около маленького просмоленного окошка, достает пачку сигарет, выбивает из нее сразу две – за ухо и в рот (прямо как в цирке – я представляю снова на манеже Закупоркин – со своими сигаретами). Некоторое время держит ее во рту, не зажигая, слюнявя фильтр, поглядывая то вверх, то вниз и как только слышит скрип открываемой двери, он достает спички, чиркает серой о коробок и через мгновение первое кольцо дыма выдыхается в район верхнего этажа. Через минуты две его покрывает сизый дым. Словно дым и не оседал – он был густым, так и продолжал висеть в воздухе, укутывая в нем мужчину. Когда сигарета догорала, он тушил ее, брал вторую, зажигал и повторялось то же самое. И так каждый день. Странный человек. И курит…это так плохо и вредно.   
Тринадцатый. Курящая молчаливая женщина. Чтоб женщина курила? Безобразие. Восемнадцатова (смеялся я не менее сильно). Женщина выходит с сигаретой. Обращает внимание на то, что внизу сверкает огонек. Она все думает о том, чтобы спуститься, пообщаться с этим человеком. Время, которое они выбирают, всегда сходится. Это были раннее утро и поздний вечер. Рано утром – бессонница, вечер – одиночество. Ей явно хочется  поговорить, но сделать шаг должен был мужчина. А мужчина, который Закупоркин  не делал. Он все наблюдал, погружался в дым. Какие странные эти взрослые! Не лучше таинственной пары с четвертого этажа. Может быть они как-то связаны. Да, вряд ли. Если нарочно думать, то можно связать и меня с Лексеевной и газовым баллончиком. А этого делать не стоит, так как эта ложная информация.   
Спортсмены и военные на четырнадцатом. Этаж – спортивный зал. Место для перекантовки военных и спортсменов. Так получилось, жила была одна семья – Благородные. Это у них фамилия такая. Сюда входил Федор Благородный (отец), Мария Благородная (мать) и их 11 детей. Они ютились в одной квартирке около пяти лет. Пока им не дали пятикомнатную. Они уехали, но так как Благородные – семья военных и спортсменов (отец – генерал-майор, а мать – тренер по легкой атлетике), то в квартире было все переоборудовано для удобства тренировок – висели кольца, наложены маты, приделаны шведские стенки. Государство посчитало, что лучше отдать этот этаж на растерзание Министерству спорта и военное ведомство. Они и сделали это местом отдыха для военных и спортсменов. То есть здесь они могли отлежаться, отдохнуть перед каким-то дальним походом. Благо, мир во всем мире, но учений хватало. Военные и спортсмены были в одном лице. Сперва я думал, что военные сами по себе, а спортсмены сами по себе. Вовсе нет. Просто я их видел в разных одеждах – они бегали в спортивной форме на улице, а по лестнице спускались в штатском. Мне казалось два разных типа людей. Оказывается, нет. Это были одни и те же. Я узнал их по коротким прическам. Именно короткие прически их делают на одно лицо. Плюс взгляд, относительно холодный. Когда они идут навстречу, я отхожу. Как бы меня не задавили. Как танки, ей богу.   
На пятнадцатом этаже проживает вредный дед. Хамелеонов. Он многому научился  от старушки с первого этажа. Изрезанные двери, исписанные стены. Говорят, он продает квартиру. Два года не может продать. Из-за плохой молвы. Вредность – не врожденное свойство характера. Оно скорее приобретенное. Двери, стены…Ну как после этого не быть вредным. Сколько писал, жаловался, кто бы помог. А ведь он один, совсем один. Внук в Астрахани, дети вообще за границей, в Англии, а он здесь один. Его бабка целый день на рынке торгует вязаными пинетками, а он один дома. Плетет корзины. Пишет частушки для своего родного села Карковка. Там каждое лето конкурс. А чтобы сочинить, нужна тишина, иначе себя не услышишь. Ведь это погружение в свою культуру. Прослыл вредным, а мог прослыть частушечником, балагуром и добрым весельчаком.   
Ах, этот творческий шестнадцатый этаж. Папоротниковы – семья актеров, поэтов и художников. Отец играет в театре,  мать сочиняет стихи, дети пишут натюрморты. Любят гостей и не спят почти никогда. Тут мягкие диваны и поэзия, плавающая в воздухе. Я люблю здесь засиживаться. Если на десятом приятно вдыхать, то здесь приятно слушать и взирать. Редкие мелодии и уникальные  люди, выходящие из-за двери на шестнадцатом этаже. Двери всегда открыты. Можно легко зайти и главное всегда во время – тебя всегда пригласят на чашку чая, будут рады, кто бы ты ни был. Всегда почтут за важного гостя. Леди в кашемировых платьях, джентльмены с тростью, парни и девушки, входящие с баулами и выходящие в костюмах подводников и кенгуру. Жалобы конечно поступают. Видите ли, по лестнице ходить не умеют. Правда, в последнее время они изловчились, в окно вылезать, по пожарной лестнице. Так выходит значительно тише. Но все равно ругаются, ибо спускающееся с шестнадцатого этажа привидение с гитарой и затягивающейся сигаретой вызывает легкий шок. Без 03 порой не обходится.   
Две собаки-близнецы на семнадцатом и, наконец, восемнадцатый, где поселился я, мои родители и сосед-хоккеист.
Собаки-близнецы пока ничем не выделялись. Их даже зовут как близнецов - Жраня и Браня. И хозяева их – писатели. Муж с женой. Что скажешь о писателях? Пи-са-те-ли.  Может быть попозже что скажу. Я их видел дважды, и за эти разы они не совершили ничего грандиозного. Они просто гуляли во дворе, на площадке и ходили рядом друг с другом словно сросшиеся и не разбегались.
-Они что боятся отходить друг от друга, - спрашивали соседи и просто прохожие.
-Гу-ля-ять, - приказным тоном говорил хозяин и те, слегка оторопев смотрели на него, потом друг на друга и не спеша шли, лапа в лапу, на площадку с мягкой травкой. Не на песок, не на гравий, не на асфальт, а именно на травку и притом мягкую. 
Восемнадцатый этаж. Мой этаж.
Я живу в кубике-рубике. Таком цветном и разнообразном. Я живу в доме-кубике, порубленном на квартирки. В каждой из них жизнь, особенная и неповторимая.
Чтобы добраться до нашего 14 дома, нужно проделать незамысловатый путь из пункта А в Б, начиная  от роддома.
    Роддом. Именно о нем хочется упомянуть. Я не буду рассказывать о
трудных муках моего рождения. Я хочу рассказать о точке Б, то есть как попасть из А в Б.
Все гости, собираясь к нам, спрашивают, как доехать. Я всегда говорю один заученный текст:
- Садитесь на 12 троллейбус, выходите на остановке "Роддом". Только не перепутайте остановку «автодом» с «роддомом». Вам надо выходить на «роддоме». Как только объявят «роддом», то выходите. Если же остановку не объявят, то спросите у пассажиров. Они должны знать. Если же не знают или пассажиров просто нет, вы единственный, то спросите у водителя. Если же он вас не услышит, то посмотрите по карте. Если карты не будет, то вы увидите аиста с гнездом прямо на остановке, то есть фигуру аиста на стеклянной крыше. Выходите, вы приехали. 
Для того, чтобы добраться до моего местообитания, нужно пройти три
тропинки, 4 лестницы, пять магазинов и две строительных и одну
игровую площадку.
Первая ведет из самого роддома. Наверное, мало кто зайдет в место
орущих деток, чтобы добраться до нас. Но я на всякий случай. Вдруг. И стекляная дверь – стена между роженицей и папашей.
Папаши – такие юморные. Они толпятся около пятиэтажного заведения, как на параде – костюм, галстук, цветы. Нервно курят и галдят не лучше мамаш с детьми.
Посмотрели на них, посмеялись, но нам дальше, по тропинке, по липовой аллее к лестнице.
Лестница, по которой нужно пройти от роддома, насчитывает 14
ступенек. Я люблю перепрыгивать через одну. Особенно в вечерний час
лестница, освещенная фонарями, напоминает трап космического корабля
Спортивный магазин, кафе «Обруч», ветеринарная клиника.
  Тропинка номер два – карликовые березы. Ведет к детской площадке с нестандартным оборудованием.
Детская площадка возникла благодаря одному человеку в нашем доме, который переехал с шестого этажа, зловредной квартиры с большими зубами. Но он переехал не по этому поводу, причина была в другом. У него был пять детей и ни одной жены. Жены, а их было ровно две, оставили его одного. Так получилось. Ему дали новую квартиру, более шире, для такой то оравы. Так вот он еще здесь, призывал своих отпрысков к чистоте и порядку. Правильно. Детки бегали по двору, сбирая ненужные газеты и книги, сдавая мукулатуру, собирая железные вещи, то есть металлолом, отводя для них кучу во дворе. В ту весну что-то с металлоломом был перебор. Его оказалось очень много. Вроде сам борец за чистоту, а такое вытворяет. Свалка в центре двора и все благодаря шестому этажу. Оградив это все безобразие алюминиевыми листами, ровно неделю мужчина, не вылезая, трудился. Детки участвовали, сновали туда сюда с какими-то пакетами, вызывая разные гипотезы у скамеечных старушек.
Зато как-то проснулись жители этого двора, подошли к окну и не поверили своим глазам. Ба, да это ж детская площадка! Это была редкой красоты площадка. Животные, они же скамейки, яркие сочные цвета. Дом –автомобиль из кузова старой «копейки» с диванчиками, грибки и пружинистые кровати-батуты. И главное, ничего не скрипело, все было хорошо смазано. Единственное, что он сказал:
-Подождите недельку. Это все должно подсохнуть.
Но выдержки хватило ровно на два дня. Потому что все хотели попробовать площадку в деле.
Далее – скамейки. Да не просто скамейки, а с богатым содержанием. 
Скамейки с бабушками –это святое. Они охраняют зеленую дверь с домофоном. Великолепные бабушки. Им можно посвятить целую оду.
О, бабушки, вы лучшие,
О, бабушки, вы ….слов то для вас не подберешь, вы же итак знаете, какие вы.
Они все видели, все слышали, все знали. Информаторы, способные сообщить любую информацию. Купить, продать, сдать, поменять, проследить – здесь они вообще на коне, познакомиться, то смело к гражданкам на скамейках. Не откажут. Я называю это уличным интернетом. У кого нет всемирной паутины, добро пожаловать к бабуле на зеленой скамейке. Стаж и опыт – лучшая поисковая система в мире. Кладовая информации в вашем распоряжении. И вам плюс, и им – развеете пенсионерскую скуку. Если кто подозрителен, запомнят до малейших деталей. Бабушки – уникальны. Да, еще наш дедушка тоже во всем стремится походить на них. 
          Родной восемнадцатый этаж. Коричневая дерматиновая дверь с заклепками. Номер «36». Заходите, гости дорогие. Вы у нас в гостях.


Глава 14 Еще пара важных слов о себе.
Что для меня знания и почему я хочу быть птицей

Мама уходила на работу стричь людей с отросшими вихрами, папа был в очередной экспедиции, а я рассаживал по кругу своих друзей, сам садился в центре и разговаривал с ними. Мои друзья – это зеленый динозавр, коричневый жук размером с крысу, пара пряничных коней и фаланги пальцев от резинового то ли кролика, то ли хомяка. Моя коллекция постоянно пополнялась другими субъектами. Так вот пребывая с игрушками за круглым столом дебатов, я убивал время. Их же интересовали в основном только – еда, поведение в общественном месте, устройство градусника, вопросы происхождения дождя. Я приносил что-нибудь съедобное из холодильника, наливал воду в чашки от сервиза и устраивал круглый стол со спорами, обсуждениями. Чаще всего наши горячие обсуждения заканчивались тем, что я засыпал на слоне, подмяв под себя динозавра, держа в руке хоккейную клюшку.
После того как я прилетел на эту планету, для меня это было важно.  С десяти лет я сижу дома, наблюдаю за соседями, разговариваю с моими игрушками и кушаю пуговички и торпеды. Для чего? Для того чтобы вечером….о, это важно.
              В моей семье были такие порядки. Если что-нибудь происходило существенное, интересное, важное, то непременно обсуждалось за вечерним чаем. Вечерний чай – это мое самое любимое время. Мы собирались и разговаривали. Обо всем.
              -У меня был контакт с планетой Икс. Они обещали завтра солнце.
             -Я хочу снег, - говорит папа.
             - Я люблю мелкий дождик, - говорит мама. Такая она интересная. Она не очень любит играть в наши с папой игры, но иногда включается. – Я цунами. Берегись. Я цунами.
             -Спасайся,- кричит папа. –Все в укрытие!
            -А-а, за мной, - беру на себя я, - у меня есть надежное место и веду отца и маму конечно к себе в комнату под кровать. Нам весело. Вечерний чай – это волшебно.
             Помимо погодных игр, мы рассказывали друг другу истории, необычные сны. от здесь и был подвох. Снов у меня было не так много. Больше мыслей, но эти мысли умели плавно переходить в сон.
               А сон – такой же чудный, как и сами мысли. Вот, например.
              Книжные блоки образуют восемнадцать этажей с приторным запахом ягод. Вместо цемента бумажные блоки сцеплены малиновым джемом. Изваяние из малинового джема, который стекает с крыши здания и антенна из шоколадной дольки словно трубочка в пакетике из-под сока дырявит этот восемнадцатислойный книжный дом.  Я выхожу из подъезда. В глаза бросается алая надпись на бумажной двери, толщиной с глянцевый журнал «Жду вас, птичий друг».
              -Я же не птица, - говорю я.
              -Но вы же не прочь полетать – написано на стене дома.
              -Дело не в том, что я хочу быть птицей, чтобы полетать. Дело в том…
              Мигает лампочка вдалеке, я пытаюсь идти, но малиновый джем – вязкий, липкий, как топь не позволяет мне сдвинуться с места. Я падаю, пытаюсь ползти, вроде двигаюсь, но оборачиваюсь, понимаю, что не сдвинулся ни на шаг. Я нервно ем сладкий джем и эта красная точка исчезает. Журнальная дверь топорощется на ветру и едва различима страница со статьей под названием «Что может остановить бегущую антилопу»
            Не знаю что останавливает антилопу, но меня…Расстояние. Да, расстояние меня останавливает!
           Для ребенка расстояние от дома до магазина кажется неимоверной величиной. Ребенок становится больше, да и на ребенка он мало похож, этакий верзила с усиками, а расстояние уменьшается, примерно 1:6-7, то есть если в детстве для мальчугана ничего не стоило проделать один километр, то взрослому раз плюнуть прошагать шесть, а то и семь километров.
             Так и с возрастом.
             У птиц такая же ситуация. Они живут не долго. Ну, это нам так кажется недолго. А для пернатых время длится по другому. Тоже в соотнишении 1:6-7. То есть если бы я был птицей, то мне было бы семь лет, как Луке.
           -Как я хочу быть птицей, - однажды сказал я.
          И вот уже не знаешь, спишь ты или это только мысль перед сном.

Глава 15
           О строительстве гнезда из книг и родителях – настоящих  и вынужденных

Молокосос уже как три дня живет у нас. Пьет молоко и папа с мамой ни о чем не догадываются. Понимаю, нужно им рассказать обо всем, но я немного трушу. Дядя Коля любит повторять «трус не играет в хоккей», но я и не собираюсь играть в эту игру. Да и родители не очень хотят чтобы я да летом этим занимался. Как – никак июнь на дворе. Мой любимый месяц перед самым любимым. Сейчас фрукты зеленоватые, в июле – зрелые. Ура!
Спит Молокосос на моей кровати и иногда я ему открываю окно, чтобы он мог подышать. Тот жалуется, вспоминает Африку и сороку, что тогда была свобода:
- Мне нужно на воздух. Мне не хватает кислорода. Африканского, любого…здесь в комнате пахнет кошками.
Я его успокаиваю как могу.  Но он такой прыткий. Едва не выбежал на улицу. Ладно, я успел его схватить за хвост. Правда два перышка выдернулись. Молокосос возмутился:
-Что это такое! Воздуха нет, перья выдирают, скоро кормить перестанут…
Он разорвал мои три книги, хотел сделать из них гнездо…
-Ты зачем разорвал газеты, три книги и свалил бумаги в одну кучу? – спросил я.
-Мне нужно свой уголок, где я могу уединиться, - сказал он. – Мне нужно личное пространство для того, чтобы подумать, помечтать. Я что не имею право на это?
-Конечно, имеешь, - успокоил его я, а сам подумал, что я могу ему предложить, если сам сижу в квартире который год с редкими вылазками.
Лука нашел выход:
-У меня есть старые книги. Их никто у нас нее читает. Можно из них гнездо сделать.
Патриция лишь раз увидела Молокососа и прошипев убежала на улицу. Этот шок нужно было переждать. Не дома же.
Несколько раз соседи замечали в окне большое существо. Они звонили моим родителям, но те смеялись, а так как обращались в основном старики и старушки, думали, что они преувеличивают и видят в окне чудовище вместо цветка, например. Да и Молокосос оказался на редкость певуч. Он любил петь и на ночь слушать колыбельные. Мне пришлось сочинять.
-Спи, малыш Молокосос, пусть приснится молочный воз, стадо коз и мир добра, три коровы, три ведра молока-а.
Молокососу нравилось.
-У тебя хороший голос, Фил.
-Ага, -соглашался я и мне тоже было приятно, что оказался полезен ему.
-На самом деле, - продолжал пернатый. - Вот ты  с виду обычный, но и в то же время не совсем…обычный.
Это он точно подметил.
-Я инопланетянин, - сказал я. У меня свой мир. И это правда.
-Да ты что? – удивился Молокосос.
-Да, - продолжил я. - Мне было десять,  когда я оказался на этой планете. В небе произошла вспышка. Что-то не поделили между собой облака. И меня пронзило…нет я прилетел из далекой галактики.
-Что же ты там делал? – спросил пернатый.
-Я? Я вырос в космической капсуле. Питался там астероидами и вырос. Потом меня подхватил корабль из Звездных воин и джедаи меня доставили на землю и отдали на попечение отцу. Вот эта правда. Меня убеждают в обратном. Тсс, я все понимаю, но это только между нами – не все знают. Если бы все об этом знали, то набежали бы телевизионщики и мучили бы меня глупыми вопросами.
Эту историю я заучил наизусть. Слишком часто мне задавали вопросы.
-А что если ты это все придумал? – спрсоил Молокосос.
-Нет, у меня и доказательства есть, - уверенно сказал я.
У меня была родинка на правой руке размером с вишню. Я считал, что этот знак и служит причиной. Но и много других. У меня же не было фотоаппарата или видеокамеры, чтобы снять мой полет.
-Кто же твои настоящие родители? – спросил Молокосос.
-Я их не помню, - сказал я. - У них зеленые волосы и фиолетовые глаза, голова у них похожа на арбуз…
-Не выдумывай, - остановил меня пернатый. – Давай по чесноку.
-А как это? – не понял я.
-Честно то есть, - разъяснил Молокосос. – Какие они. И зовут их как?
- Они очень похожи на моих земных родителей, - сказал я. – Мама Зет (земная Зоя), папа Бет (земной Боря).
-А как же эти? – спросил Молокосос. – Зоя и Боря? Что они хуже чем те, которые тебя отправили в такое путешествие.
-Они же не виноваты, - воскликнул я. - Они ради моей безопасности. Этих я тоже люблю. Но если объявятся настоящие, то я должен….
Впервые я с грустью заговорил о своем родном доме. Там звезда, а там мой дом. Нет, обычно я весел. А тут?
-Что будем делать завтра? - спросил Молокосос. Молодец, как он ловко меняет тему.
-Завтра меня повезут к зубному, ты останешься один, - сказал я.
-Что? – удивился он.
-Будь хорошим мальчиком, - сказал я. - Ты же мальчик?
-Вроде, - ответил пернатый.
-Тогда договорились,- уже улыбнувшись сказал я. – Давай рук…то есть ла…то есть крыло.

Глава 16 Псевдопохищение. Почему у мальчика такое странное имя Борщ

Записка лежала под ковриком, куда обычно кладут ключ неулыбчивые старушки. Она гласила:
«Мне кажется вы не с теми связались. Сидите тихо и не рыпайтесь. Вы нам неинтересны.»
Это что, шутка? С кем это мы связались. Да и что имелось ввиду? Связались, как морские узлы или другие узлы? И сидеть тихо мы должны, как в театре – тише воды, ниже травы, либо не предпринимать никаких действий по спасению…Так, мне это не нравится. Что это? Новая папина игра, которую он привез из далекой Африки. Здесь я должен напугаться и быть на чеку. А лучше оставить ответ в том же месте, где оставлено первое послание. Под ковриком. У меня онемела левая щека, так как мой зуб подвергался – сперва обезболивающему, потом бормашине и, наконец, прополаскиванию какой-то кислой противной жидкостью. Мама встретила на улице Злую Лексеевну и осталась говорить с ней на тему детского страха. Она остановила мою маму вопросом:
-Почему дети бояться совков? Неужели простой веник вызывает сильные страхи? Не понимаю. Может быть, вы мне можете это объяснить. Вы, взрослая и умная женщина.
Лексеевна была интеллигентной и не глупой женщиной, но, тем не менее не знала ответа на поставленные вопросы и еще никогда не здоровалась, просто кивала головой и сразу говорила по предмету. Она считала, что все вокруг очень занятые и надо сразу обращаться к человеку с тем вопросом, который волнует, не мусоля на темы погоды и здоровья близких, в том числе домашних питомцев.
Мама осталась внизу, я поднялся один. Я бы наверное не заметил этой бумажки, если бы не собачья сдоба, на которую я наступил во дворе. Я понимал, что в этом замешаны Костогнув и Простозмей и хозяину, двухметровому мужчине с лошадиной челюстью обязательно придется выслушать меня или маму, а возможно папу о том, где надо ходить собакам. Но ему уже пытались объяснить не только мы, но и все соседи. Он воротит нос, как будто мы говорим такую глупость, что нас и слушать не надо. Он занимается баскетболом и каждый день выходит и тренируется на спортивной площадке в то время как его питомцы бегают без присмотра. Кошмар, да и только. За границей, наверное, все по-другому. А здесь, какая-то дисгармония с животным миром. Я понимаю, что с животных все началось. Первыми на планете стали заселяться животные, и только после появился первый человек. Но ведь это не значит, что животным можно делать все, что угодно. Некоторые хозяева души не чают в своих питомцах и позволяют им все, что тем заблагорассудиться. 
Я вытирал ноги и заметил торчащий клочок из под коврика перед дверью. Подписи не было. Была точка. То есть человек, написавший это послание, сперва думал оставить после себя галочку, но потом передумал. Либо кто-то извне, возможно его пособник (тот, кто с ним заодно) не позволил ему сделать это.
Ничего не понимаю. Если это шутка, то почему моя интуиция (внутренняя челюсть так я ее зову) подсказывает мне, что это никакая не игра и все намного серьезнее, чем мне показалось.
Я осторожно зашел в квартиру. Вроде все было на своих местах. На первый взгляд во всяком случае. Я прошел к себе. Открыл дверь и обомлел. У меня подкосились ноги, и пробежал холодок по спине. В комнате гулял ветер. Окна были открыты на две створки и выглядели как голодный великан, распахнувший свою пасть, чтобы заглотить как можно больше в свою глотку. На полу лежали пакеты от молока и банка от сгущенки. Кровать была смята. Молокососа нигде не было.   
Внутренняя челюсть сделала свое дело. Она не подвела. Я еще раз прочитал записку, понюхал ее. От нее пахло полиграфией и немного картофельными чипсами. Детский сад какой-то. Мне стало не по себе – бил озноб, как только я представил, что в этой комнате был какой-то мордоворот и схватил сопротивляющегося Молокососа.
А может все же это шутка? Я порыскал по комнате, тараторя и зовя его, но никто не откликнулся, да и некому было окликаться, так как то, что было изложено в этом клочке бумаги была чистейшая правда. Молокососа похитили. Похитили, потому что он уникален. Он говорит и понимает все языки любой нации и животных, он имеет уникальную форму тела и до конца еще не изучен. Кто-то его хочет изучить. Неужто профессор? Но как он мог найти его? Ведь это практически невозможно. Слишком большое расстояние. Ну, хорошо, на самолете не такое чтобы очень,  но как он успел? Прошло не так много времени. Это должно было произойти не раньше чем через неделю. За это время мы что-нибудь бы придумали. А что бы мы придумали? Куда бы мы его дели? Хорошо, нас ждал новый дом в Калифорнии, эти хоромы мы в итоге продаем, прощаемся с этой русской жизнью и переходим на американский уклад. А он? Как же мы поступим с ним?
А может быть это хорошо, что его похитили. Нет Молокососа – нет проблем! Тем более, он будет в надежных руках. Ну, его изучат, ну возьмут два волоска на анализы, две капли крови и все. Потом будут кормить.
Что я тешу себя этими иллюзиями. Все будет намного страшнее. Его запрут в стеклянный саркофаг и будут проводить различные испытания – химией, холодом, жарой и если тот выживет, то они снимут ему шкуру, чтобы узнать, что такое у него там внутри, что позволяет быть таким выносливым. Нет, этого нельзя допустить.
За эти часы я к нему притерся. То есть он мне как друг, который доверился. Как я мог подумать о том, что наверное так будет лучше. Как только такое могло прийти мне в голову? Я жестокий человек. Я -…Ладно хватит самоистезания… 
Сперва я позвонил Луке, и через три минуты он стоял рядом со мной и помогал думать. Информация в той записке привела нас к мысли, что родители должны знать все.
Мы много не знали. Не знали, что произошло. Молокосос оставался на стуле и доедал мой утренний завтрак – молочную запеканку. Помню, как он морщился и удивлялся, как так можно издеваться над молоком. Он был таким трогательным в тот момент, когда я закрывал дверь. Разве можно было предположить, что за два часа нашего отсутствия произойдет такая трагедия. Если бы не мой больной зуб. К сожалению, с этой болью Молокосос не был знаком. Странно, у жителей племени Харида не болели зубы. Отец зашел к дяде Коле, пока его жена занималась шоппингом. Молокосос остался дома один.
Мы не знали, как он был похищен. Но мы мыслили…
Наверное, это был очень приметливый человек, детектив прямо, у которого нюх, как у Полкана на кость.
Этот человек очень хорошо знал всех собак в округе. Ни одна из них не могла соперничать с его особым чутьем.
Этот человек смог войти к нам в квартиру, следовательно у него была возможность – ключ, либо ему открыли. Молокосос это сделать не смог, значит был ключ. Либо эта была отмычка, либо ключ был сделан. Не значит ли это, что он вошел в доверие, а потом раз и дело сделано.
Конечно, это был…кто? Много сомнительных личностей каждый день ходит во дворе, стоят около магазина, выгуливают собак и мне кажется, что каждый мог. 
-Мама, - звал я маму с улицы, которая ждала когда кто-нибудь вызволит ее из этой лаконичной но в то же время бесконечной беседы.
-Папа, - звонил я в дверь дяде Коле и отец бежал домой, на ходу одевая тапочки, зная, что я по пустякам его не беспокою.
Лука ушел домой, обещав, что будет мыслить дома и если что надумает сообщит.
Я решил все рассказать родителям. Иначе они мне не смогут помочь. Только чистосердечное признание. Так меня учила мама. 
- Итак, дорогие родители, - я посадил их перед собой на кровати в своей комнате, а сам присеет на корточки, думая что такое положение будет более внушимо, чем если бы я сел на стул. Да и эта комната наиболее точно подходила для признания – в ней то все и произошло.
Я не знал с чего начать.
Я посмотрел на окно и краем глаза заметил, что в противоположном окне светится линза от подзорной трубы. Лука был здесь. Как он быстро. Минуты две прошло (у него что  есть чудо-ботинки?). После этого случая, он буквально жил в моей комнате – заходил после школы, говоря дома, что задерживается в продленке. Ему нравилось сидеть и разговаривать с Молокососом.
Молокосос многое знал и поэтому был вдвойне интересен Луке. Они даже проводили интеллектуальные бои, когда один говорит умную мысль, потом другой и снова первый. У того и у того слюни выступали от веселья. Победа была за Молокососом, правда два раза вверх брал Лука. Но мне казалось, что в эти разы мой пернатый друг ему подыгрывает. Хитер.
За эту неделю, проведенную в лоно наше семьи, Молокосос поправился кажется еще больше и его костюм стал ему немного маловат. Мы планировали пойти в супермаркет. Пополнить его гардероб. Но не успели. Он был не просто домашним животным, которого заводишь от скуки. Тут другое.   
  - В общем так, - решился я. - Начну с самого трудного для меня.
Я замялся. Линза светилась и придавала мне дополнительную силу.
- Нет никакого Бориса, - начал я.
-Мы помним, есть Борщ, - кивнул отец, а затем и мама. - Он одноклассник Луки. Вроде так?
-Нет, не так, - замотал я Гловой. - Это не совсем правда. Точнее это совсем неправда.
-Да ты что? – еще не совсем веря в серьезность данного разговора, спросила мама.
-А что тогда правда? – папа был напротив чрезвычайно серьезен и давно чувствовал, что я что-то скрываю.
-То, что Молокосос все же существует, - выдохнул я и замер, ожидая реакции родителей.
-Твой и мой спаситель? – разочарованно спросил отец. Он не предполагал, что здесь будет замешан  не человек.
-Да нет же, - пытался объяснить я. – То есть да, он спаситель, конечно. И еще  большая птица, которую ты папа привез их далекой Африки.
-Я привез большую птицу? – недоуменно промолвил отец.
-Да ты привез большую птицу, - уверял я его.
-Но я не привозил никаких больших птиц? – отцу этот разговор казался бессмысленным.
-Вождь племени Харида, - показывал я ему на пальцах. - Вспомни папа.
Я думал папа сам догадается и мне не придется упоминать некоторые детали.
-Ах, тут замешан четвертый, - иронично прошептал папа. Он думал, что это очередная игра. - Или пятый. Я уже сбился со счета. Ты читаешь на ночь много детективов.
-Я вообще не читаю детективов, - прошептал я так же иронично, как и отец, думая, что разговор на одном языке приведет к нужному результату. - Папа, это не игра.
-Хорошо, сына, - серьезно сказал отец. Он ходил по комнате и делал огромные шаги, как будто мерил расстояние от окна до двери, от двери до кровати. - Ты говоришь, что вождь мне дал эту птицу. Но вождь мне дал только глиняную фигурку.
-Вот, папа, - встал я с кровати и остановил отца. -Именно. А Молокосос в это время сам пролез к тебе в рюкзак и совершил перелет через океан вместе с тобой.
-Быть этого не может, - засмеялся отец. Ему казалось, что эти беседы хоть и собирают семью вместе, но бемысленны.
-Все так и было, папа, - закричал я.
Отец задумался. Он всегда подкладывал кулак под подбородок и замирал. Когда отец думал, мы его не трогали, и в этот момент лучше было вообще не разговаривать, не мешать ему думать. Прошло пять минут, как он думал. Мама взяла его за руку, но тот и ухом не повел. Прошло десять, пятнадцать минут. Наконец, он глубоко вздохнул и посмотрел на меня: 
-Это что правда?
-Нет, я вас разыграл, - обиженно сказал я. - Конечно, правда.
-Ладно, сынок хватит, - равнодушно прошептала мама. Пошутили и хватит.
-Нет, дорогая, - хлопнул отец ладонями о колени, выдавая в себе человека, который, наконец, разобрался в загадке, которая его мучила уже долгое время. Как мой зуб, который болел неделю, сегодня утихомирился и разобравшись в очаге боли, с вниманием относится к этому месту. - К сожалению, тут действительно пахнет правдой, - продолжил отец. То-то мне показался груз тяжелее, чем я предполагал. Но какой хитрый этот вождь. Какую-то фигурку мне подсунул. Зачем?
-Он ничего плохого тебе не хотел сделать, - успокаивал я отца. - У Молокососа были неприятности.
-Какие неприятности? – с интересом спросил отец и сел на кровать рядом с мамой.
Потом настала моя очередь и я стал рассказывать. Эта история, которая произошла  с моим другом была уникальна. Пока я говорил о том, что он в форме яйца переплывал то одну водную стихию, то другую, отец хмыкал, а мать разводила руками, давая понять нам, что это все несусветная чушь и надо бы прекратить, но отец терпеливо сидел на кровати и останавливал мамины руки своими, показывая, что «подожди, надо разобраться, вот когда полностью разберемся, тогда можешь разводить руками». Потом была история с сорокой, на которую отец сразу не среагировал. Он переваривал информацию, как компьютер прошлого поколения (я такой видел у Негодяевых – да, они не только мебель перевозят). Мама сидела и наблюдала не за моим повествованием, а за отцом, который всю эту информацию понимал, то есть рисовал на своем лице – он кривил рот, порой улыбался, стискивал зубы, и на протяжении всего рассказа его желваки (такие живые бороздки на лице, которые ходят-бродят) бороздили лицо в поисках недвижимого места. Наконец, я закончил, но для отца эта история не закончилась. Он приподнялся, за ним естественно поднялась мама, схватил меня за плечи и в напряженном волнении спросил:
- И что теперь? Где он?
-Это второй пункт, - еле вымолвил я. - Его похитили.
-Что? – мама, до этого наблюдавшая и слушающая сторона, не выдержала.  - Здесь был кто-то посторонний? Я тебя спрашиваю, Филимон, в нашей квартире был кто-то посторонний?
- Вот, - я протянул записку, и родители с интересом стали ее читать.
-Какой детский почерк, - сказала мама. Три ошибки. Сразу видно, что в школе он учился не очень.
-Да, обычно злодеев выгоняли из школы и они, озлобившись на весь мир, совершают гадости. Это верный признак того, что мы имеем дело с профессионалом.
-А вам  не кажется, что это шутка? – пыталась вставить свои пять копеек мама. Она понимала, что если отец что-то втемяшил в свою голову, то потом будет очень трудно его разубедить в обратном.
-Но где же Молокосос? – чуть ли не криком спросил я. Мне так хотелось, чтобы родители, оба, были на моей стороне.
-Во первых, я еще не могу до конца поверить в существование этой говорящей птицы.
-Но ты же видела!? – чуть ли не хором мы воскликнули с отцом. Его пятнадцатиминутное размышление благоприятно отразилось на нем. Теперь он был на моей стороне.
Мама смотрела на нашу мужскую солидарность и скептически взирала на наше упорство. Двое против одной сидят перед ней и рассказывают о мутанте, которого похитили из квартиры только потому, что он уникален. Бред. Но как объяснить это нам?  Она мучилась догадками. 
-Ему наскучило сидеть в комнате, - спокойно произнесла мама. Он же птица. А птицы не могут долго находиться взаперти. Вот он и встал на подоконник и полетел размять крылья.
  -Ты думаешь? – немного успокоившись сказал я.
-Ты что, дорогая? – упорствовал отец. - Здесь явные следы погрома. В этой комнате произошла настоящая битва. Я вижу эти следы на обоях. Его застали на кровати два бритоголовых мужика в перчатках. Они набросили на него мешок, но Молокосос крепкий, он пытался вырваться и прошелся клювом по обоям. Вот откуда этот след.
Над кроватью действительно был след от острого предмета и если бы я не знал откуда он.
-Пап, нет. Это же ты мне полку помогал вешать. Помнишь? Она слетела через минуту, как ты закончил.
-Да? Ну хорошо, а этот беспорядок. Открытое окно. Вероятно, что они были на вертолете.
Папа стоял у окна и пытался найти улики. Наконец, разглядывая портьеру, он вскрикнул:
-Вот оно! Вот оно!
-Что? – спросила мама.
- Что там? – спросил я.
- Порванная занавеска, - гордо прошептал отец. - Разве это не объясняет, что тут происходила схватка. Один нападал, другой сопротивлялся. А?
-Нет, не забывайте, что наша блудливая кошка любит качаться на шторах и оставлять улики, - с иронией сказала мама.
А что если мама права? А что сели он действительно улетел. А что? Перекусил, немного отсиделся и дальше полетел. Зачем ему наша странная семья. Пусть мы в чем-то ему пригодились. Отец доставил его с самой дикой Африки, мама обеспечила молоком, а я…Что я сделал? Укрыл его или постарался быть другом. Знает ли он, что такое дружба?  Если да, то почему так улетел. Конечно, он тоже помог. То есть за добро ответил добром. Подлечил отца и как-то очень сильно повлиял на меня. Мне кажется, что он стал для меня родителем. То есть у меня были родители – и те, что в космосе, и эти, но они меня уже намучились воспитывать. Так вот, у меня появился еще один родитель. Молокосос. Ну что ж. Молокосос так Молокосос. 
Отец как всегда похлопал меня по плечу и посмотрел на маму. Та в свою очередь похлопала отца по руке. Круг замкнулся.
-Ну мы пошли, - добродушно сказала мама.
-Извини, сына, - в унисон маме сказал отец. Я сделал все возможное.
Родители вышли из моей комнаты. Я опустился на пол. Меня душили слезы, которые я не мог казать своим родителям. Меня прорвало. Я стянул одеяло и подушку с кровати и соорудив на полу палатку, забрался в нее и плакал. Мне было грустно и обидно. Я не хотел никого видеть, даже Луку, который наверняка сидит у окна и портит зрение, щурясь от напряжения.
Был самый разгар рабочего дня. Солнце жарило. Никто ничем не занимался. Я из-за зуба (еще по другой причине, вы знаете), мама из-за меня, отец был в отпуске. В этот обеденный час вкусно пахло из открытых окон и форточек нашей многоэтажки. Лексеевна готовила кашу с гуляшом (он пахнет как суп или сосиски), Хамелеонов варил щи (запах трав), Ларочка никогда не обедала дома (кофейный запах и все), близнецы всегда употребляли вареное мясо. Но большинства не было дома и только те, кто остались в этот трудный понедельник дома торчали у плиты. У нас на кухне жарились котлеты. Возможно, их готовил отец и я был бы рад если бы он – у него всегда выходили особенные. В виде фигурок машин, домиков…Съем, может, полегчает. Хотя после котлет, наоборот, такая тяжесть. 
На подоконнике что-то шлепнулось. Я не стал выглядывать, так как мне было все равно. Мне казалось, что если даже солнце погаснет и прорвет городскую канализацию, то и тогда я…хотя если канализацию, тогда сдвинусь с места.
- Едва топлива хватило.
Это мне сейчас показалось или я действительно что-то слышал? На подоконнике сидел молокосос, немного запыхавшийся, и пытающийся сложить свои нереально широкие крылья в окне.
-Молокосос?! – я бросился к нему и чуть не свалил его с подоконника. Ты где был?
-Осторожнее, - защищался пернатый, встав в защитную стойку. - Откуда столько эмоций? Меня не было всего около двух часов. Или трех.
-Так ты что улетал? – удивился я.
- Я немного полетал, - согласился он.  А что? Я разве в клетке?
-Нет, конечно, - одобрительно сказал я. – Я рад, что он вернулся. - Ты самая свободная птица из ныне свободных.
-Во как сказал, - ахнул Молокосос. - Ты хорошо подумал?
-Да, - взревел я. - Я просто очень рад.
-Ну, если ты очень рад, почему молока не несешь или сливок? – важно произнес пропащий. - Пока я этого не увижу, я вряд ли поверю в твою искренность.
-Я так за тебя беспокоился, - благоговейно говорил я ему.  - Мы думали, что тебя похитили.
-Я же говорю, что я полетал, - парировал пернатый. С одного дома на другой. Погонял диких птиц и встретил сороку. Не мою воспитанницу, конечно, но она мне напомнила мою няню-воровку.
-Так и родители сказали. Что ты полетал.
Я погладил его усталые крылья, которые были прохладными и немного сырыми. Молокосос спрятал крылья за спину.
-А что, они меня видели? – растерялся он. -Значит, теперь я официально представлен твоим родителям?
-Ну да, - вкрикнул я.
-Это хорошо, - облегченно сказал пернатый. – Ну, наконец то я смогу посидеть за обеденным столом
-Сможешь, - уверенно говорил я. - Ну тогда пошли.
-Куда? – нерешительно произнес он.
-Познакомимся, - я отнюдь был очень уверен.
-Сперва подкрепиться, - взволнованно прошептал Молокосос.
-Подкрепимся все вместе, - убеждал я его.
- Хорошо, - неуверенно промямлил пернатый.
Мы вышли из комнаты. Пошли в сторону, откуда доносился говор отца. Я остановился на один миг и прислушался:
-У него нет друзей, -говорил отец.
-А как же Лука? – парировала мать.
-У него нет друзей, на которых он хотел бы походить. Ведь друзья – это нечто большее, чем простой собеседник. Друг это, друг это…
Отец не успел закончить, на кухню, под шипение жарившихся котлет и разглагольсвования обо мне вошли два субъета. Один был в темных брюках и желтой майке. Второй был одет в комбинезон, который обычно носят сборщики мусора. Второй субъект был похож на птицу, только крупных размеров. У него был большой животик, как у Будды. Первым субъектом был я, Филимон. Вторым был Молокосос. Я начал:
-Папа-мама, знакомьтесь: мой друг Молокосос.


Глава 17 Молокосос во дворе. Почему пернатый знает больше

Солнце было в зените (так говорят, когда уже не раннее утро). Наступила долгожданная суббота.
Я проснулся от того, что кто-то бормотал в прихожей о влиянии молока на организм (странное пробуждение), затем хлопнула входная дверь с такой силой, что я не мог ни секунды валяться в постели, теряя время на сон. Ну вот, я проснулся. Часы показывали девять, и мне казалось, что я прирос к этой кровати за ночь, так как я спал как младенец, спокойно, без поворотов то в одну, то в другую сторону.
Молокосос обычно будил меня, разыгрывая – клал напротив меня портрет с известной личностью или просто водил соломкой около носа, раздражая дыхательные пути, на что я не обижался. Я расценивал это как знак внимания и тоже, когда удавалось, пытался его обхитрить. Но у него такой редкий нюх, он всегда так чутко спит, что мне ни разу не удавалось его провести.  Поэтому, когда от спал, я аккуратно на цыпочках ходил по комнате, одевался и шел к зубному с мамой (врач сказал, что у меня дупло, как лисья норка и мне понадобиться раза три потерпеть), оставляя ему записку, что-то в духе «молоко на второй полке, не перепутай с майонезом. Жди к обеду. Будем играть в морской бой, а потом цирковое сафари». И он меня ждал, потому что наше времяпровождение было самым лучшим. Даже Лука перестал так часто бывать у меня, хотя регулярно ходил ко мне, и мы устраивали совместные баталии по периметру комнаты, хотя порой и квартиры. Особенно это удавалось, когда мои родители принимали в игре непосредственное участие. Папа был всегда за, но вот мама не всегда была готова совершить кругосветку на скейте по траектории расположенных комнат, попасть в противника бумажным шариком, наполненным водой или петь гимн победы над насилием и рабством. Молокосос чувствовал себя хорошо, и я в какой-то момент подумал о том, что я вовсе не ребенок и у меня есть огромная ответственность. А если есть что-то, в данном случае кто-то, ради которого ты бежишь сломя голову с побаливающим зубом домой и ждешь выходных, чтобы провести два дня именно с ним ( по остальным дням я должен был пить пуговички и торпеды - из-за которых первую половину дня спал, а по выходным – в частности последний месяц я был освобожден от них), то ты никак не можешь считать себя ребенком. Какой же ты ребенок? Когда ты в последний раз тянул у мамы манную кашу? Действительно, я и забыл о том, что по утрам ее едва не с самого рождения вижу на столе. А теперь тихонечко на цыпочках на кухню, бутербродиком, да кофеечком или сухим завтраком, думая о вечерней трапезе за семейным столом.   
На улице было слышно, как отец выбивает ковер. Что? Неужели я снова проспал наш с отцом выход? И он меня даже не попытался разбудить. Ведь не было никаких записок, да и спать легли около трех, что очень рано. Молокосос рассказывал о мире, в который попадает когда спит. Он говорит, что может пригласить в него, но только не всех сразу. Я понимал. Что он большой выдумщик, но кивал головой и говорил, что как только мы уедем в Калифорнию, то будем устраивать загулы без каких-либо проблем. Там будут условия. А здесь? Здесь их нет. Да, я забыл сказать, что Молокосос едет с нами. Этот вопрос с родителями урегулирован, осталось запастись комплектом белья для него и порядок.
Наравне с хлопками, был слышен разговор двоих. Я прислушался. Ну сколько можно. Опять эта молочная тема. Они что с дядей Колей договариваются. По субботам около пыльных ковров, выбивая из них всю недельную пыль и дурь, лекция. «Молоко и жизнь. Как белая масса влияет на нашу красную кровь». Еще таким поставленным голосом. Чтобы все соседи  на смех подняли.
- Три литра молока – это пустяк. Пять литров жидкости организм может вместить. Минимум. Мой организм все семь. Но если семь заглотить, то дня два меня можно не трогать. Я буду в пищевом порядке. 
-Слушай, Молокосос, ты конечно меня прости, но я в это не верю. Чтобы ты питался одним только молоком? У тебя что органы как-то иначе устроены, чем у нас или что? Как ты это объяснишь?
-Надо же. Молокосос, - вскочил я с кровати и высунулся в окно.        Действительно около ковра в туче пыли стоял папа и Молокосос. Молокосос размахивая крыльями, отвечал на поставленный вопрос:
- Я и сам не знаю, отчего так странно. Вон сидит голубь и клюет горбушку, а вон воробей приметил пару семечек и клюет их, добираясь до сердцевины. Правильнее мне тоже, как и они клевать семена, хлебные крошки и гоняться за испуганными насекомыми. Но я этого не хочу. Просто не хочу. И объяснить я это тоже не могу.
Мне что это снилось? Я протер глаза. Увы, это была правда. Они выбивали ковер из зала – папа с одной стороны, Молокосос с другой. Но как же двор? До этого я старался, что никто из наших соседей не видел Молокососа. Не то чтобы слышал. А они на весь двор обсуждают «почему Молокосос такой особенный». Они что сбрендили? Что теперь я скажу, когда меня остановит Злая Лексеевна или вредный дед Хамелеонов и спросит – а у вас что гости? Да, отвечу я, с Альфа-центавра прилетел один родственничек. Да и папа тоже  молодец. Он интересно, о чем думал? И мама как некстати на работе. Некому было его остановить. А Молокосос то и рад. Да что он? Его дело маленькое. Ему взрослый сказал, он и пошел за ним, не думая о последствиях. Хотя не он должен думать, а отец. Мама. Я, наконец. Я. Так. Что делать? Что делать?    
Я наблюдал за тем, как клубы пыли накрывают двоих у ковра. Из окна они казались силуэтами – один человека, другой – пухленького ребенка, укутанный не по погоде. У меня родилась идея. Где-то у нас была коляска. Правильно, на балконе. Еще из моего детства (более раннего). 
Через пять минут я к удивлению бабушек, сидящих на скамейках, выкатил из подъезда старинную сидячую коляску и направил ее в сторону густой пыли, благодаря которой Молокосос находился в укрытии. Но я немного не успел. Рядом с ним уже стояли любопытные, которые заметили странное существо, и их как магнитом притянуло к этому месту. Это были близнецы, они совершали пробежку и, конечно, увидев такой экспонат, как говорящая и выбивающая ковер птица, заинтересовались. Они стояли и разговаривали. Я подошел поближе.
- Это же сенсация, - говорил Костогнув.
Разве кто-нибудь останется равнодушным. Конечно. Сейчас будут говорить ого-го, пусть приедут газетчики и так далее и тому подобное.
- Ого-го, пусть приедут газетчики и, - советовал Простозмей. Он явно читал мои мысли, хотя скорее я знал наперед, что скажет каждый. Я сам был в их шкуре совсем недавно. - зарегистрируют как нечто грандиозное, - А это же премия, медаль.
Я ухмыльнулся. Молокосос увидел меня и тоже провел головой снизу  вверх, доказывая, что это его мало интересует. В глазах его был небольшой испуг.
-Да на что мне эта бумажка и диск на груди?- иронично вступал в полемику Молокосос. Они мне погоду не сделают. Хотя сделают – шея будет болеть и когда будет заморозки, медаль будет такой холодной.
Правильно. Он молодец. У него язык без костей, Хотя что обычно у птиц вместо языка? Что-то такое небольшое, языком то и не назовешь. Ничего, держись, друг. Вижу, струсил немного. Что же папа? Почему же он его никак не защищает.
-Да ты что, - не унимался Костогнув. Это же столько денег. Ты не представляешь. Это и слава, и мировое признание.
И долго они будут заливать этим соусом мозг. Наверное, могут очень долго. Вот только слушать их…
-А для чего еще жить, как не ради этого? - внезапно сказал Простозмей, а первый посмотрел на часы, показал знаками второму направление движения и сказал Молокососу:
-Нам пора. У нас режим.
Близнецы умчались в сторону леса. Я торопливо поправил коляску и в ожидании, что Молокосос сам поймет и сядет, стоял и смотрел на него. Мне не хотелось на него давить, поэтому я терпеливо ждал.
- Садись, - наконец выдавил я.
-Зачем? - удивленно сказал отец, а Молокосос захлопал глазками, как маленький ребенок, который через мгновение разрядиться плачем.
-Но как же? - сквозь зубы поцедил я. - Его никто не должен видеть. Могут быть большие неприятности. Не волнуйся, дружище. Я здесь. Я пришел за тобой. Ну что вы еще хотите услышать от меня?
Молокосос сделал такие большие глаза, что я подумал у него не такой уж и большой живот, вот глаза –другое дело. Он был удивлен. Хотя я принимал это за страх.
-Зачем? - повторил отец и Молокосос тоже самое повторил за отцом, только не вербально, а теми же глазами величиной с апельсин.
Я затараторил, как никогда. Если до этого, я хорошо себя чувствовал как укрыватель (прятальщик) удивительного существа и вполне справлялся с этими обязанностями, то сейчас кто я? Обязанности остались, но пространство увеличилось. Да и сейчас всем нужно будет объяснить, кто это и что он тут делает. Птица, которая решила купить здесь квартиру и поселиться среди людей?
Папа ничего не говорил. Он продолжал стучать по ковру и все ждал, когда Молокосос войдет в нужный ритм. Для отца казалась эта процедура вполне обычная. Словно он каждый день выходил в двор…А что, если… Не может этого быть.
-Пап, вы что каждый день выходите? Имеется ввиду с ним? А?
Папа хотел взять свою любимую паузу длиной в пятнадцать минут, но я ему не позволил.
-Папа! – твердо сказал я и даже сам испугался звон своего голоса по телу. До этого я никогда не повышал на отца голос. Я же был ребенком.
-Конечно, каждый, сына, а что дома? – спокойно ответил отец. - Такая погода стоит. Надо использовать. Да я же привык, на природе, на свежем воздухе. Сейчас выбьем из этого ковра всю дурь и…
-За другой возьмемся – вставил Молокосос. 
-Да, в твоей комнате, - указал пальцем на наше окно отец. В нем этой дури непочатый край.
-От этой дури клюв гнется, - пошутил Молокосос.
-И сны не разглядеть, - подытожил я. И как же реагируют соседи? Вы же не стали рассказывать о том, как сорока-воровка воспитала тебя, и ты попал под разряд тока…как?
- По-разному, - задумчиво сказал отец. Бабушки с энциклопедическим интересом. Я говорю, что таких в Африке на каждом дереве с десяток. Они и верят.
-Они милые бабушки, - сказал Молокосос. И умные. Все знают. Если бы я был в Африке, я бы рассказывал там местным птицам, что где-то там в России бабушек этих по десять штук на скамейках сидят. Они бы тоже качали головой от удивления. 
Отец с Молокососом говорили об этом так складно, что мне показалось, что они это заранее прорепетировали ради меня. Со мной что-то творилось. В груди рос груз. Он увеличивался с каждым мгновением и не позволял нормально дышать. 
- Близнецы все хотят отправить его на выставку, заработать грант, - отец продолжал посвящать меня в последние новости.
- Я не понимаю, - разводил крылья Молокосос. Почему все так суетятся из-за этих бумажек и монеток. Разве это главное?
 - Лара подходила, - шепотом произнес отец, чтобы Молокосос не слышал, -  спрашивала сколько он стоит, хотела приобрести. На ответ, что он не продается, она сказала избитую фразу «все имеет цену, вы только назовите». Мы уже ходили в магазин.
-Без меня? – это меня покоробило сильно. Груз, который рос в груди стал давить еще сильнее. Я стиснул зубы и произнес: Это же я обещал сводить его в супермаркет.
-Я уже там был, - скромно сказал Молокосос.
Действительно, на нем же был совершенно новый комбинезон. Как же я этого не заметил? А мне казалось, что он ходит в старом. Думал, как и я, носит папино.
-Тот обещанный день все не наступал и не наступал. Тот день, когда мы должны были пойти в магазин. А ты спишь до обеда. А тот костюм стал старый, порвался в двух местах, его зашивай - не зашивай, не имело смысла.
Да я помнил об этом, помнил, только все не знал, как мы это сделаем. В большом магазине с Молокососом. Это чревато серьезными последствиями. Как же они сходили?
 - В детском магазине к тебе спокойно относятся. Это во взрослых отделах, если ты не в костюме, то инопланетянин. А где одни дети, на меня смотрели без излишнего внимания. Я был в костюме. И они не вправе просить меня, чтобы я снял его. Вот так. Там так весело. Не зря мы решили с папой сходить за новым.
Как он его назвал. Папа? Так значит, теперь, он – папа? Хорошо. Что еще? Я негодовал:
- Так значит все уже в курсе, один я ничего не знаю. Меня то можно было посвятить в это.
-Да зачем же, - успокаивал меня Молокосос.  Это же пустяк.
Пустяк? Меня колотило. Пустяк. Для меня это не было пустяком. Может быть для вас, выход Молокососа в люди –так, ерунда, не заслуживающая внимания, но для меня – это событие, которое я может быть тоже планировал.
Я чуть не плакал. Как же так? Мы же ним друзья. Теперь и папа меня не берет с собой. Ну да, два раза проспал. Это же не причина, чтобы дисквалифицировать меня из лиги выбивальщиков ковров. Сейчас, сейчас…сейчас.
Я развернул коляску и на полной скорости влетел в подъезд, распугав сперва старушек, а затем и животных в уголке, заставив шипеть ползучих, чирикать летающих и пищать грызущих. Я  влетел в свою комнату, закрыл дверь и лег в спортивном желтом костюме в кровать. Думая о том, что от меня скрыли такой факт и представляя, как Молокосос залезает на самое высокое дерево в округе, чтобы спрятаться от любопытных, я уснул, сам того не ожидая. Проснулся я оттого, что кто-то плюхнулся на подоконник, Я выглянул из-под одеяла. На подоконнике сидел Молокосос.
-Ты чего? -  спросил запыхавшийся молокосос. Открой дверь. Зачем закрыл?  Мы же волнуемся.
В дверь отчаянно колотили. Я открыл дверь. На пороге стояли мама и папа. У папы в руках был молоток и монтировка.
- Спокойно, сына, - начал отец и прошел в комнату.
- Сынок, ты нас очень напугал, - взволнованно сказала мама. У нее дрожали руки. - Ты зачем закрылся?
- А что? – вскочил я на кровать. - Нельзя уже закрыться? Мне нужно было побыть одному. Разве вы не понимаете?.
-Мы понимаем, понимаем, еще как понимаем, - шепотом говорила мать, как молитву.
-Сына, - начал отец.
Я не дал ему слова. Я продолжал.
- И почему со мной не считаются в этой семье? У меня появился друг и я бы хотел, чтобы вы меня посвящали в то, что происходит дома в мое отсутствие. Перестаньте ко мне относится, как к маленькому. Я взрослый. Я это понял. Точнее понял совсем недавно.
-Не кипятись, сына, - добродушно сказал отец. - Я давно это понимаю. Но так хочется вернуться в детство, чтобы поиграть в «казаков» и «прятки», а тут сына, ты так погружен в это. Я знаю, моя вина, что я во время не прекратил эту игру. Но нам ведь было весело. Было? 
-Было, - еле слышно произнес я.
Атмосфера налаживалась. Тучи уходили. Камень в моей груди стал расти в обратном направлении.
-Да ладно, - обняла меня мама. Мы же через две недели уезжаем. Уже и билеты куплены.
Возникла пауза. Мама посмотрела на отца, на Молокососа, потом на меня. Она не понимала, что она не так сказала.
- Снова я узнаю последним, - с обидой в голосе произнес я. - И Молокососу наверняка тоже все известно? Да, Молокосос?
-Совсем немного. Они мне только сказали, чтобы я верхнюю комнату не занимал, так как у меня будет прекрасная комнатка для гостей.
- Ну, это уже слишком.
Через полчаса мы пили на кухне чай из больших чашек и старались не думать об этом маленьком инциденте, поссоривший нас. Чай был на редкость вкусным и плюшки даже вкуснее чем обычно. Во всяком случае мне казалось, что в моей душе появился доселе неведомый лучик, то есть раньше было просто пространство в котором кричали летучие мыши и иногда залетал ветер. А сейчас там лучик, то есть он был теплым, светлым и приятным. Я знал, что всему виной это существо, которое пило горячее молоко из супницы и делало это неаккуратно, но умиляло, так как такой он был у нас один. Да, именно у нас. Не только у меня. Я это понял. 


Глава 19 Первые проблемы и победы.
Сколько молока может выпить среднестатистический Молокосос за один присест

Молокосос обжился. В полном смысле этого слова. Начал здороваться с соседями, те же в свою очередь тоже стали вести с ним как с полноправным членом двора.
Дядя Коля дважды приводил его на свой матч и в ряду фанатов Молокосос смотрелся как один из талисманов. Дядя Коля так и говорил, что когда «птица удачи» рядом, то его команда играет намного лучше. Мистика какая-то, но это действительно срабатывало.
Скамеечные старушки любили беседовать с Молокососом. Они, знающие практически все обо всех с интересом слушали Молокососа его истории о приключениях и порой записывали их. Лексеевна сказала, что станет рассказывать их своим внукам и детишкам во дворе, которые перестали ее бояться и теперь смело играли около ее окон и не страшась принимали конфеты из ее рук.
- А ты красавец, - говорила Лексеевна.
-Да, дорогуша, я такой, - отвечал пернатый и приглаживал хохолок. - Когда я жил на острове, ко мне со всего острова сбегались. мелкие и крупные птицы. Одна страусиха решила признаться мне в любви…но я ее отверг…
-Почему? – хором вопрошали старушки.
-Она же под два метра, - ответил Молокосос. – У меня другой вкус, - при этом он поглядывал то на голубей, то на воробьев, - да уж. А хотя страусиха была ничего.
-Ты прилетел, чтобы порядок навести? – вопрошали заведенные бабушки.
- В том числе, - отвечала птичка.
Дед Хамелеонов перестал быть таким вредным после регулярных разговоров с Молокососом. Он был для него вроде как психоаналитик, который выслушивает и дает советы. «Выходи каждый день во двор и разговаривай хотя бы с одним живым существом не менее одного часа. Можно с четырьмя по пятнадцать или пятью по двенадцать минут, на собственное усмотрение».
Близнецы все надоедали со своей славой и хоть спасибо на том, что не вызывали никаких корреспондентов и прочей медийной шелухи, которая бы своими частыми визитами мешала бы нормальной жизни. Они, конечно, пытались говорить об этом своим знакомым, но мало кто из них верил в говорящую птицу в костюме мусорщика, ведущую светские беседы с представителями дворовой интеллигенции. 
Лара (которую не переставали атаковать жданчики)  завистливо поглядывала на Молокососа, и ее папа не раз подходил то к моему отцу, то к моей маме, то вдруг ко мне, а то и к Луке, чтобы тот, в свою очередь, как-то повлиял на меня. Надо же было папе удовлетворить дочкин каприз. Приобрести Молокососа. Чтобы она поиграла с ним часок- другой, а потом сказала «надоело». А может быть, и сделала из него свою комнатную собачку, то есть птичку и не выпускала бы его из рук. Но это было смешно и Молокосос узнав об этом, немного возгордился.
- Я птица ценная, - говорил он, гордо подняв клюв. – Поэтому меньше чем на пожизненный запас молока не соглашусь. Не уговаривайте.
Но мы его и не собирались уговаривать. Продавать его никто не собирался. Ни за какие деньги. Слава богу, они у нас были. Мы же не планировали захватить власть над всем миром или стать мультимиллионерами. У нас было достаточно денег на самое необходимое для жизни, а теперь и семья пополнилась новым членом, к которому все слишком привязались, и поэтому никто не собирался от него отказываться.
Струнчики собирались организовать в честь появления такого гостя (я про Молокососа, а не про президента) праздник, и мы пока подумывали об этом. Не знали, нужна ли такая шумиха, но потом решились, решив его совместить с праздничным балом в честь нашего отъезда. Всю организационную часть решили взять на себя люди в черных костюмах - Тишеводовы. Если бы не появление Молокососа, то нам вряд ли бы удалось пообщаться. А тут они и помочь готовы. Украшение, цветы – это конечно десятый этаж бесспорно. Плюс спортсмены и военные создадут ощущение масштаба праздника. 
Концертная программа на Хвостиковой. Она что-нибудь придумает с кошками. Идея хорошая, и ее надо бы обязательно осуществить. Я никогда не участвовал в дворовых шоу. Да и было ли когда-нибудь что-то подобное во дворе. Не припомню.
Нужно пригласить всех, даже третий этаж, где живут Негодяевы. Пусть отдохнут. Или поставят диваны  креслами во дворах. Получится очень уютно. Шестой-седьмой, где пусть и жили когда-то Простовы и Зайцы, и сейчас кто-то живет наконец-то откроет двери (хороший повод для знакомства).
Молокосос обжился не только во дворе, но и дома. Он теперь не прятался под кровать при каждом звонке в дверь и начал вести себя по домашнему – если надо готовил обед, пылесосил, одомашнился в общем. Наконец, познакомился с Патрицией. Сперва он меня спросил:
-Что за странное имечко?
-Его мама дала, - ответил я, пожимая плечами. - Говорит, что в переводе с какого-то латинского означает знатная особа. А наша кошка так и ведет себя, как мама говорит – аристократка. Очень странное прозвище. Орет во сто крат.
Та конечно сразу почувствовала в нем птичье родство и не раз пыталась его «попробовать» - специально для этого оставалась дома и кусала спящего молокососа – точнее не то чтобы прямо кусала, а так, покусывала, мусолила как куриную косточку. Молокосос конечно визжал как младенец – в результате, сбегались не только сонные родители, но и соседи выходили на балконы и стучали в стены в предвкушении новой утки, а дядя Коля шел напрямую к нам, держа в руках клюшку, желая спасти нас от грозившей неприятности.
Наконец, был выставлен ультиматум – такой свод правил, который будет соблюдаться не только животными, но и людьми в доме. Свод правил гласил: 
Нельзя кусаться с целью сделать больно и чтобы откусить с целью съесть, ругаться с целью оскорбить, бодаться с целью забодать, бросаться с целью отомстить и вообще мстить тоже нельзя, хвататься с желанием оторвать или сделать больно, хвастаться с целью уязвить другого, а также нельзя совершать все, что вызывает громкий шум и неприятный осадок.
Можно смеяться над доброй шуткой, ни в коем случае не над злой шуткой, общаться до двенадцати ночи, после двенадцати – шепотом, плясать до одиннадцати часов, после одиннадцати – на цыпочках, петь до одиннадцати вечера, после одиннадцати – в полголоса, хвататься с целью обнять или пожать руку, а также можно все то, что вызывает положительные эмоции, пусть иногда и громкий шум.
Патриция не понимая, что от нее хотят, ходила высоко задрав голову и держала хвост трубой. Читать она не умела, хотя и понимала, что от нее что-то хотят, но действительно не понимала или просто делала вид, чтобы не ограничивать себя этой глупой бумажкой на стене. Что ж, Молокососу пришлось лично с ней поговорить.
То, что произошло на днях, я услышал от Молокососа. Он не хотел мне рассказывать, но на этот случай была припасена банка сгущенного молока.
-Хорошо, слушай…


Глава 20 Рассказ Молокососа о том, как знакомятся два семейства –   пернатых и кошачьих.

Кошка уплетала рыбную голову, в то момент, когда я вошел на кухню. Она мусолила эту часть рыбы так искусно, что та на глазах превращалась то в лодочку, то в кресло-качалку, то в коромысло. Я сел за стол, взял зубочистки, вытащил одну и, решая, куда ее деть начал:
-Здравствуй, Патриция.
Как ты знаешь, я могу говорить на языке любых животных, с которыми общаюсь. Значит, тогда я говорил на кошачьем и кошка меня прекрасно понимала.
-Доброе утро. Приятного аппетита, - на одном дыхании промолвил я. Для меня не стоит большого труда сказать комплимент, даже если и знаю, что не дождусь ответного отклика.
Реакция у кошки была самая непредсказуемая. Сперва она подпрыгнула на полметра, совершив акробатическое сальто над миской и опустилась в другую миску с молоком с феерическими белыми брызгами, затем зашипела так ядовито громко и не своим естественным голосом и, наконец, выгнулась так, словно перед ней был волкодав не менее двух метров в длину. 
- Прочь, прочь, - шипела кошка. Ишь, что удумала, большая птица.
-Успокойся, мохнатый, - первая зубочистка надломилась.  Я не желаю тебе зла. Просто решил провести с тобой переговоры. А то нам жить под одной крышей и мне не хочется с тобой устраивать еще одну мировую войну.
-Боишься, боишься значит, - держалась на расстоянии кошка. Она с интересом рассматривала зубочистки, как некое орудие против нее и была наготове отразить удар.
-Чего мне бояться, посуди, - вторая зубочистка, поделенная надвое легла рядом с первой. - Ты в пять раз меньше, чем я. Следовательно, если бы мне было нужно с тобой поквитаться, то я не думаю, что твоя возьмет.
-Глупая птица, - продолжала надрывать связки Патриция. - Дело не только в том, кто кого больше. Главное то, что в голове.
-У тебя пока только рыбья голова, - в моих крыльях оказалось сразу несколько зубочисток.
-Ты мне не нравишься, - шипела кошка. - Ты не такой как все. Тебя не должно быть в этом доме. Подумай об этом.
- То есть ты не хочешь, чтобы мы обрели мир, дружили и делили молоко? – спросил я с надеждой в голосе.
-Нет, ни в коем случае! – среагировала кошка. -Много чести.
-Давай найдем другой выход из создавшегося положения, - предложил я. - Я готов выслушать все предложения, даже самые нелепые. Ничего я готов переварить самые трудноусвояемые. Я еще не поел.
- Хорошо, птица, - переходя с шипения на урчащий говор. - Слушай. У меня только одно предложение. Ты должен улететь.
-Куда? – зубочистки выпали из крыльев и рассыпались по столу смешавшись с надломленными.
-Куда угодно, - урчание участилось. - Например, на юг.
-Да я же только оттуда, - резко воскликнул я. - Да и нельзя мне туда. Слишком опасно.
-Тогда на север, - урчание стало громче.
-Там я вряд ли смогу выжить, - растеряно проговорил я.
- Запад, восток, мало ли куда, - мурлыкала Патриция. - В любом направлении, где можно не замерзнуть и не попасть на мушку. Мало ли куда. Тогда…в другую семью. Вот выход. Тебя же в любую семью примут. Всем нужен говорящий попугай или кто ты там?
-Молокосос, - поправил я учтиво.
- Странная порода, - кошка перестала урчать и стала говорить без звукового сопровождения, - Да не важно это. Так вот. Им за радость будет иметь такого большого упитанного…
-Но-но, - сопротивлялся твой верный слуга.
-Прости, я отвлеклась, - пропела кошка. – Я имела ввиду умного и редкого. Как ты сказал молодца?
-Молокососа, - повторил я и даже не думал сердиться, так как видел, что кошка играет со мной, как с клубком вязаных ниток.
-Ага, молодца с соской, - продолжала ерничать Патриция.
-Но-но, - пытался я ее остановить, но кошка перехватила инициативу и пришпилила меня к стене.
-В общем так, птичка, - вновь зашипела она, - пошутили, посмеялись, а сейчас давай по сути. Меня не очень волнует, как ты уберешься отсюда. Поганой метлой или обычной. Главное, чтобы твоего присутствия здесь не наблюдалось. Это моя вторая семья. Раньше я жила у немцев, сюда я приехала в челночном багаже. Так вот, жила я у немцев  и у них была овчарка. Тоже немецкая. Так вот ее не стало.
-Не стало? - удивленно спросил я.
- Да, птичка, - грозно шикнула хвостатая. - Ровно через неделю после моего прибытия в тот дом. Это с собакой неделя, а с тобой и трех дней хватит.
-А что ты с ней сделала? – меня мало интересовала своя судьба. Больше волновал немецкий песик, который не выдержал острых когтей Патриции или чего там? –Так что? Отравила?
-Хорошая мысль, - нежно, но в то же время с лукавой интонацией в голосе промолвила кошка. – Спаси-бо-о. Приму к сведении-ю-ю, ведь об этом ниче-го-о в своде правил не написа-но-о.
-Так ты понимаешь? – удивился я.
-Немного, - вполголоса промяукала Патриция. - Самое главное, что я всегда могла умело обходить нормы и правила. Не думаю, что эти бумажки остановят мое врожденное чувство справедливости.
-Так что случилось с собакой? – не унимался я.
- Хмм, - задумалась кошка, прикрыв глаза, улыбнушись и обнажив свои острые клыки. - Это была громкая история. Об этом писали газеты. По всему миру.  Полюбопытствуй. На первой полосе. Два разворота посвящены этому. Наверняка не пропустишь.   
-То есть, я правильно понимаю,  ты объявляешь мне войну? – не трудно было  догадаться .
-Правильно понимаешь, - нежно почти ласково произнесла атакующая. - Правильно, понимаешь.
На этом кухонные дебаты закончились. В дебатах участвовали птица и кошка. По результатам дебатов – птица хотела пойти  на компромисс, но кошка выпустила коготки.  Заартачилась. Во так.
И главное я понимал, что ее движет эгоизм, и она ни с кем не хотела ничего делить, хотя он и не претендовал на ее ложе и не пил молоко из ее  миски.
А мне стало интересно, что же произошло. Газеты, газеты. Нужны газеты, - подумал я - Я должен знать, с кем живу. Наверное, на чердаке. Какой чердак? Здесь же нет чердака. Тогда в каком-нибудь шкафу. В этом доме три шкафа в родительской, у Фила и в прихожей, в стене. Начнем с прихожей.
Следующие полчаса можно назвать переворотными как в буквальном, так и переносном смысле. Я искал газеты, как ищут информацию ищейки, попавшие в дом, не сотрясая воздух, не делая беспорядка – спасибо сороке, которая его чему-то да научила.
Но нашел я газеты только у тебя, Фил. Ты складывал старые газеты, чтобы изготовить  папье-маше для своей театральной постановки с Лукой. Я это понял…не могу больше говорить. У меня как вспомню.
Молокосос заревел. Я обнял его и сочувственно погладил. Да, я помню тот день. Он сидел в центре  комнаты и перебирал то одну то другую газеты, что-то разыскивая с доселе невиданным в нем интересом. Об этом ему не обязательно говорить, но в то момент он был очень удручен
-Так, это не то, - бормотал Молокосос, листая страницу за страницей, читая, по всей видимости, только заголовки статей. - Это про ящуров, а это про метеорит. Нет, это заметка о собаке покусавшей другую собаку, это о слоне наступившего на хвост кошке, ага. А это о кошке, которая выжила из дома кошку, эта родила пятерых котят с ушами как у кроликов, эта пыталась выжить из дома овчарку…стоп, вот же она.
Он с интересом схватил ту статью, и до сих пор не обращая на меня внимания, стал читать вслух, проговаривая каждое слово, как будто заклинание.
«На улице Барклая все смешалось. Все кошки со всей округи, примерно пятьдесят, а то и шестьдесят кошек и котов гнали беззащитную собачку. Два квартала бежал пес, пытаясь скрыться от разъяренной толпы пока не свалился в канализацию и пропал без следа. После этого его никто не видел. Кто-то говорит, что он живет в городском парке и в тот район, откуда его прогнали нос не сует, а кто-то – что он уплыл на корабле, который увозит всех собак на какой-то остров…».
-Вот ужас то, - бормотал Молокосос, не скрывая раздражение. -  Я ведь и  не думал, что такая маленькая фигура способна такие большие гадости. Такая маленькая, а уже гадости.
-Что случилось? – оборвал я цепочку его рассуждений и сел рядом с Молокососом.
-Да так ничего, - машинально ответил он и схватил газету и ткнул пальцем в статью. Было похоже, что молокосос в некотором замешательстве.
- А это что? – спросил я друга, сидевшего на большой куче распластанных газет и соорудив вокруг не менее крупные баррикады.
-Газеты?! – еще задумчиво ответил молокосос.
О чем же он думает. Он явно что-то искал.
-А я думал, что ты тараканьи бега устраиваешь, - с иронией сказал я.
-Да нет, - сказал Молокосос. Это не тараканьи бега. Откуда здесь тараканы?
Он разглядывал газеты одну за другой, словно разминал пальцы и проводил эксперименты над своим зрением и наконец остановился на какой-то странице.
-Так значит, не тараканьи бега? – подозрительно спросил я и еще бы минута, как мне казалось, я  бы смог разоблачить его в чем-то серьезном.
- Вот...хочу участвовать в соревновании на самого большого любителя молока, - ответил молокосос и схватил газету и показал мне бегло статью. - Я должен участвовать. Непременно.
Я взял газету. Действительно «Конкурс «молочный брат». Приглашаются все желающие. Особенно те, кому не хватает кальция и молока, или молочной диеты. Приезжайте. Фермерский приют ждет вас. Так и когда же у нас этот конкурс?
- Семь часов, - прочитал я. Это понятно. А день какой? Двадцатое. Так а сегодня у нас. Восемнадцатое, девятнадцатое, двадцатое! Это что получается.  Уже через час? Ммм. А еще регистрация участников. Ммм. Ну все.  Мы не успеем.
-Да? - тоскливо произнес Молокосос. Его глаза горели редким огнем, подогревая во мне желание успеть. Он явно что-то замышлял.
-Как это не успеем? - пытался  он перебить мой уставший организм. Я и вправду никуда не хотел идти. У меня немного подвывал зуб (так хотелось его оставить дома, запереть в шкатулку), да и мне нельзя было выходить из дома. Я еще никогда сам не выходил. Только с родителями, иногда с Лукой – с ним только во дворе не дальше (мы конечно как-то бегали в соседний двор, но там было почти то же самое – горки, скамейки, деревья и мне тогда показалось, что мир однообразен, он состоит из домов, горок и скамеек).
-Пока оденемся, доедем, - сказал я. - Да и пока отыщем мы этот фермерский приют. Где это? Ты знаешь? – я приводил массу аргументов, которые мне казалось должны подействовать на молокососа.
-Понятия не имею, - наивно сказал он.
-Вот видишь, дружище, - склонял я его к версии остаться дома. - Я тоже. Да, мне нельзя выходить.
Но разве он удовлетворился этим. Он схватил одну газету - кинул ее в сторону, затем другую, потом схватил ворох газет и бросил к потолку. Газеты плавно кружились в пространстве комнаты, оседая на кровати, столе и полу, где лежали другие газеты, еще нетронутые пернатым.
-Да я в этом городе только двор знаю, супермаркет и хоккейную коробку, где я побывал с дядей Колей. А ты здесь родился и вырос. Стыдно не знать свой город.
Действительно нехорошо так. Конечно, не знать примечательные места, где ты живешь, не очень хорошо, но хуже когда есть такая возможность проявить себя Молокососу. Был ли у него до этого хоть один шанс. Не могу вспомнить. Хотя, нет. Вспомнил. Он помог отцу. Меня вытащил из депрессии. Да и соседи его, я так понимаю, полюбили. И меня даже зауважали. Надо его побаловать. Зачем? Когда хочешь это сделать, вопрос этот вряд ли возникает.
-Фил, - сказал пернатый. – Ты должен пойти. Почему не спрашивай. Просто должен. Мне подсказывает внутренне чутье.
Все же хитер был Молокосос. Я не знал (пока он мне не рассказал), что за история произошла с Патрицией. Да я и сам никогда бы не подумал, что наша кошка может себе позволить, кроме разодранных штор. Да его уговоры убедительны. Может, действительно съездить туда. А что? Теоретически я знаю как, а там разберемся. Мне та хотелось сделать приятное Молокососу.
- Поехали, - решительно сказал я. Мы должны успеть.
Через пять минут мы выскочили во двор, Лука нас ждал во дворе – ему я успел сообщить об этом в тот момент, пока мой друг прихорашивался перед зеркалом.
Мы сели на автобус и всего с одной пересадкой домчались до этой молочной поляны. Доехали мы спокойно, только три взрослых женщины пытались сфотографировать меня с моей, как они сказали  «красивой куклой».  Здорово мы их провели.
Поляна походила на большое пастбище. Вокруг стояли настоящие коровы, и трава была густая и сочная, что мне показалось, что я нахожусь в идеальном мире для коровы. У каждого есть свой идеальный мир. Для Патриции, наверное, мир деревьев, по которым можно лазить, молока и сосисок, а также крыш и большого количества мышей. Для Луки – мир книг и большущая лаборатория, где он делает опыты. Для меня - …не знаю…космос? Или нет?    
Белого цвета вперемешку с зеленым и голубым было предостаточно – пестрило и отливало по полной. Звучала музыка, и мелодии вперемешку с мычанием звучали своеобразно. В центре была сцена, над которой висела растяжка «Молочный брат» с изображением улыбающейся коровы.
Около сцены стоял столик. За ним сидел человек в белом костюме с черными пятнами. Он был похож на тех самых коровок, которые паслись на поляне. Его шляпа не уступала костюму.
- Вы не скажете? То есть, здравствуйте, вы не подскажете – начал я не очень хорошо, когда подошел к столу.
Да?! – с интересом взглянул на нас мужчина в стилизованном коровьем костюме.
И тут я замялся. Я подумал, может быть не стоит. Тогда Молокососа увидит больше чем весь двор и тогда жди неприятностей.
-Вы бы хотели поучаствовать? – не дождавшись моих объяснений, спросил мужчина в шляпе с крапинками.
Приступ замешательства стал проходить. К тому же через три дня нас ждет другой материк и другие люди, а эти, небось, забудут уже через неделю о существовании не только Молокососа, но и нас. Может быть, все конечно не совсем так, но это были мои примерные представления, и я пока по ним ориентировался. Но пока по другому мне не кажется.
-Да, мы бы хотели, - более уверено произнес я. - Точнее не я.
-А кто же? – поинтересовался мужчина в «коровьем» костюме.
-Вот он, - показал я, не смотря в сторону Молокососа.
-Так где? Я никого не вижу? – улыбаясь, проговорил мужчина в нелепом коровьем костюме.
Молокососа рядом не было. Луки я тоже не наблюдал. Вот незадача. Где бы он мог быть? Я оглянулся. Народ стал прибывать – видимо тоже, как мы - только обратили внимание на заметку.
-Сейчас, - оставил я удивленного мужчину вернуться к своим несерьезным занятиям по ожиданию участников.
Я побежал в самую гущу толпы. Я же не стану спрашивать людей, не видели ли они большую птицу в костюме уборщика мусора. Народ подумает, что я подшучиваю над ними. Это точно. Вокруг толпа участвовала в разных мелких конкурсах, которые проводились в небольших палатках с цифрами. Неужели они…а куда Лука смотрел, на небо?
Я зашел в первую палатку. В ней большое количество горланящих детей читали стихи на молочную тематику. Он не ждали своей очереди, а просто перекрикивали, не слушая ведущей, которая стояла замкнутая и вероятно думала о том, когда все это кончится.
Во второй палатке что-то готовили. На стене висела надпись «молоко для киски». То есть здесь готовили молоко. Вокруг сгрудившись стояли участницы и совершали какие-то процессы –смешивали, добавляли, разбавляли, чтобы приготовить лакомство своей киске. Жаль, мне того животного, которое все пробовать будет. 
В первой и второй, понятное дело, наших друзей не оказалось. В третьей надували мыльные воздушные пузыри, а в четвертой – самой тихой палатке рисовали корову будущего.
В пятой палатке происходило что-то необычное. Подходя к этой палатке, я во-первых услышал грохот падающих тел и даже сперва не решился войти. Но голос Луки «не надо, не делай этого» и имя «Молокосос» прозвучало трижды вот так.
-Мо-ло-ко-сос.
И так трижды. Что же там. Я влетел в эту палатку. Там стоял ринг. На сцене, в молоке по щиколотку стояли два борца – мужчина килограмм под сто пятьдесят и наш Молокосос. Уже звучал гонг, и после третьего удара они сошлись. Мужчина неуклюже двигался по сцене, а Молокосос передвигался по ней довольно таки умело, то и дело подпрыгивая, проходя между ног у партнера и наступая ему на ноги своими цепкими лапами. Публика аплодировала, и тяжеловес настолько разошелся, что стал колошматить воздух направо и налево, правда, не причиняя никакого вреда Молокососу. Тот, в свою очередь заехал ему лапой в грудь-живот и, собираясь отметиться в носовой полости, остановился, жалея этого крупного, но к тому времени уже жалкого побитого мальчика. Мужчина упал на склизкое молоко, а у  Молокососа на груди вновь образовался шар гордости. 
-Все пошли, - сказал я.
Рефери объявил:
-В нашей молочной схватке «Кошачий глаз против Королевского фазана» победил «Королевский фазан».
Меня передернуло.
-Что? Королевский фазан? – спросил я у Луки.
-Хмм,- как ни в чем не бывало ответил Лука так отстраненно, что будто это все произошло без него и кивнул головой в сторону нашего пернатого друга, который тяжело дышал после такой битвы. 
-Да, - гордо сказал Молокосос, крепко сжимая награду. Это была медаль с выгравированными словами «самый сильный молочный брат».
-А что? – нашелся Лука. Хорошая и главное птичья. Я только закончил о них читать.  Они удивительные птицы. Почти как курицы, но совершенно другие.
-Слушай, куриный мозг. Вы что ку-ку? – не удержался я.
-Да, - задорно сказал Лука
-От тебя то я точно не ожидал, - сказал я Луке с нескрываемым бешенством.
-Хочешь попробовать? – устало сказал Молокосос.
-Что попробовать? – не понимал я.
-Сразиться с большой «Индоуткой», - медленно проговорил пернатый. -  Я слышал через пятнадцать минут она, в смысле он выступает, и пока нет подходящего участника.
Я драться? Нет. Никогда. Да и зачем?
-Так, мы будем участвовать в молочном конкурсе или что? – сменил я  тему.
-Конечно, - парировал Лука.
-К молоку, к молочному морю, - задорно включился Молокосос. Он еще немного не отошел от этой схватки и хорошо, что костюмы выдавали, иначе бы его нынешний костюм из синего превратился  цвет мокрого неба.
 Наконец, мы подошли к столу. Мужчина выводил в регистрационном листе непонятные каракули. Наше появление его оживило.
-А вот и мы, - сказал я. Теперь Молокосос был передо мной, и я старался его не выпускать, чтобы тот снова где-нибудь не поучаствовал.
Мужчина посмотрел на него, сделал большие глаза, встал, снял шляпу, вытер лоб и снова сел, уткнувшись в бумаги.
-Так мы можем записаться? - спросил я.
-Наверное, да, - не поднимая головы, сказал мужчина за столиком.
-Что с ним? – спросил меня Лука.
-Перегрелся, - ответил я, хотя понимал что мы не самые обычные участники, поэтому жди и соответствующей реакции.
-Имя? – спросил мужчина.
-Михаил, - выпалил я, чтобы опять Лука или сам Молокосос не назвали себя как-нибудь по-животному.
-Миша значит, - записал регистратор так и не поднимая головы. -  Мальчик?
-Да, Миша, - усмехнулся я. Конечно,  мальчик. Молоко…Сливоч….Молочно-Сливочный.
 - Понятно, - проговорил человек за столом. - Значит мальчик Миша Молочно-Сливочный. Так и запишем. Вот вам карточка участника. Вы под номером 13.
- А что все остальные номера как бы заняты? - спросил я, не любя этот номер. Я его боялся. Дядя Коля мне столько порассказывал об этой цифре, что я теперь опасаюсь. Но в то же время с этим страхом, только сейчас, я понял, что впервые за долгое время сам вышел на улицу. Вместе с друзьями (как здорово это произносить!). И да что там – 13, цифра от которой одни неприятности, мне это ни почем. 
-Как бы да, - ответил мужчина, лишь на мгновение подняв голову и тут же опустил ее. Но меня уже эти слова не кусали.
А вокруг пахло молоком, творогом и сметанкой. Ну надо же! Интересно, это настоящий воздух, не искусственный? Или используют ароматизаторы для достижения такого эффекта. Да какая разница – эффект же достигнут и это главное.  Да и воздух был на редкость чистый, не похожий на городской.   Тем более комнатный.
-Это райское место, - еле выговорил Молокосос от изумления. Он на своем веку видывал разные ландшафты от субтропиков до морских бескрайних гладей. Но здесь было другое.
-Пятый, шестой….двенадцатый, тринадцатый, объявлял ведущий.
Все вышли на сцену, на которой перед каждым участником уже стоял стол со стаканом. По обеим сторонам стояли девушки с кувшинами.
- Перед тем как приступить, - объявил тот самый мужчина а-ля Буренка, - я прочитаю стихотворение, которое должно вас постимулировать.
Молоко полезное вкусное питание
От него крепчают кости и происходит их срастание.
Если выпил в день стакан, то ждет тебя радость и улыбки
Если два, тогда не надо есть сегодня рыбки.
- Сам сочинил. Надеюсь, понравилось. В том году был рекорд три литра за полчаса. Кто побьет рекорд. Приз молочный. А какой – секрет нашего молочного конкурса». 
  Прозвучал гонг, и к каждому столу стала подходить девушка и наливать молоко в полый стакан. По сигналу участники стали поднимать стаканы и пить белую сливочную жидкость. Через пять минут выбыло из конкурса семь человек, через десять еще пять, на девятнадцатой минуте одному стало плохо – он едва не захлебнулся, но его спасли рядом стоящая медпомощь.
Шел тридцать пятый стакан и их остались трое – тот самый мужчина, с которым происходила борьба – тот тоже решил поучаствовать во всех мероприятиях – где еще можно подраться без последствий и напиться молока под завязку, да еще что-то выиграть, девушка удивительно хрупкая, но очень высокая и Молокосос.
На тридцать седьмом стакане мужчина сдался и ему помогли сойти с подиума, чтобы молоко в нем не перелилось через край.
-Нам видно суждено с тобой соревноваться, - сказал он перед конкурсом, а сейчас осоловелыми глазами посмотрел в сторону Молокососа и ничего не сказал или не смог этого сделать..
Девушка стояла перед тридцать восьмым стаканом и не пила его. Молокосос к тому времени допивал и смотрел на изумленную девушку, которая сменила уже девятый кувшин.
Девушка не хотела уходить. Казалось, что он смотрит на Молокососа и пытается что-то сказать или же все это были последствия принятия вовнутрь такого обилия молока.
- Ну что ж, - начал ведущий, когда девушка сошла, а на сцене остался один Молокосос перед пустым стаканом. Он бы, наверное, еще выпил и в надежде смотрел на девушку с кувшином – думал, может она поймет и нальет ему хотя бы пол стакана.
– Вот и выявился у нас победитель, - продолжал ведущий в костюме с пятнами. - Им стал Михаил Молочно-Сливочный. У него такой редкий  экстраординарный костюм, который ему наверняка тоже в чем то помогает в наших конкурсах. А теперь долгожданный приз. Фанфары!
Зазвучали фанфары, народ зааплодировал и на сцену вывели корову и подвели к ведущему. Корова. Ничего себе. Я еще понимаю, медаль там на шею, кубок победителя, но чтоб корову. Это было неожиданно. Корова замычала в унисон фанфарам, признавая, что так и есть, она – есть подарок и достанется только самому-самому.
-Вот и приз сам пришел, - не унимался ведущий. Теперь рядом с коровой, он больше походил на молочного брата. - Итак корову самому молоколюбивому!
На Молокоса было страшно смотреть. Он был растерян, как никогда. Он взял веревку и повел корову. Наконец, он подошел к нам.
-Ну что поздравляю, - сказал Лука. – Ты заслужил.
-Да, - как-то очень напряженно сказал Молокосос. Наверное, можно понять, после такого молочного счастья вряд ли от него дождешься особого  красноречия.
-Ага, - глубоко вздохнул я. Что теперь родители скажут?
-А что они скажут? - спокойно ответил Лука. - Скажут, молодцы, Теперь у нас всегда будет свежее молоко, сметанка и прочие продукты.
-А держать ее где? – спросил я, представив это рогатое существо у нас дома. -  На балконе? Может быть, ты предоставишь свою комнату для этого?
 -Да, вопрос конечно интересный, - задумался Лука. - Но мы обязательно что-нибудь придумаем. Обязательно.
-Ничего мы ее во дворе поселим, - придумал я. - Я думаю, соседи не будут против.
-Зато ЖЭУ будет против, - досадливо произнес семилетний юнец.
Я разговаривал с Лукой, корова стояла рядом с нами и на какое то время я забыл о Молокососе.
-Смотри, Молокосос на сцене, - вскрикнул Лука.
Молокосос взошел на сцену, взял микрофон у ведущего, который в этот момент призывал пить молоко и укреплять тем самым кости, постучал по нему – он явно хотел что-то сказать.
-Что он там делает? – спросил я.  Разве конкурс не закончился?
- Минуточку внимания, - начал он. Огромное спасибо вам за такой приз, а также за возможность испить такого чудесного молока. Вот это было настоящее с нормальной жирностью молоко. И приз был действительно замечательным, только я его не заслужил. Но я знаю, кто его заслужил на самом деле. Девушка, девушка, в сиреневом платье вернитесь, вы заслужили этот приз.
Девушка в сиреневом платье стояла в стороне. Она не ушла далеко. Да разве можно было уйти далеко после тридцати семи стаканов. Не думаю.
Она смотрела на Молокососа с нескрываемым чувством благодарности. Она переняла из рук Молокососа веревку и повела корову в сторону выхода.
-Вот так, - сказал нам Молокосос, спустившись со сцены. Вроде была корова, а вроде и не было.
Ему было грустно. Разве что совсем немного. Зато он сделал приятное человеку. А ради этого можно преступить со своими принципами. 
Мы ехали в автобусе и всю дорогу молчали. Лука наверняка думал о королевском фазане, о котором ему еще предстояло прочитать. Молокосос – о корове. Я же думал о том, как все же мы, люди похожи. Для хорошего настроения, нам нужно больше, чем еда, питье, удобная комната. Нам еще надо сделать кого-нибудь счастливым. Я смотрел на Молокососа и видел в нем такую гордость за свой поступок, что я даже начал забывать о том, что он мог затеять.

Глава 21 Облава. Есть ли совесть у бессовестных кошек

Домой мы добирались неординарно. Ну, как же без приключений?! Автобус, который ехал с поляны вез в основном тех, кто активно принимал участие в конкурсах и соревнованиях. С нами  ехал парень, который активно потирал щеки – вероятно, надувал молочные пузыри, женщина с пятнами краски на руках – изображала корову будущего, знакомый мужчина, который дважды был побежден Молокососом, крепко спал. В его желудке происходили какие-то процессы, и водитель дважды останавливал автобус, так как дважды побежденный герой мычал и просился выйти. Наконец, он успокоился, и все вели себя сравнительно тихо, дабы не будить эту большую стокилограммовую проблему. Наконец, мы добрались до города, а я всю дорогу думал, как же добралась до дома та девушка, которая с коровой. Наверное, верхом на ней. А как еще?   
Дома встретили хорошо. В дверях уже стояли мама с папой и лица у них были не как обычно, а немного строгие, но в то же время все равно добрые. Такая добрая строгость или строгая добрость в глазах подвластна только моим родителям. Они были в недоумении, когда по телевизору увидели наши довольные лица в каскаде молочных брызгов. Они даже не обратили внимание на мой «побег». Великий обманщик (это я про телевизор, а вы про кого подумали?) мог показать нас и ныряющих в молочном водопаде, а также плавающих на корабликах в форме коровы. Телевизор может показать все что угодно. Но то, что мы были там – этого конечно, не скроешь. Да нам и ни к чему. Так вот, оказывается конкурс транслировали по центральному каналу и весь город, в частности наш двор точно нас видел, в том числе и наши строгодобрые родители. Они стояли плечом к плечу и все заглядывали к нам за спины, ожидая увидеть еще одну милую мордочку, так как в новостях столь щедрый и в то же время трогательный  момент передачи коровы от молокососа девушке не показали.
-А где корова? – всплеснула руками мама.
- Убежала? – предположил папа. Или что? Отвечайте, что вы сделали с коровой?
Родители засыпали нас вопросами. Видимо они уже распланировали приз Молокососа и уже распределили предстоящие обязанности фермера – кто будет доить, выгонять на пастбище, мыть и носить молоко на базар. Интересно, подумал я, а они что ее собирались в Калифорнию везти? Сперва в самолет, то есть нет, сперва на автобус, а потом в самолет. Задача не из легких. Можно конечно, но не очень то и удобно. В основном корове. Но ладно, надо их успокоить, чтобы не очень то и надеялись.
- Она в надежном месте, - сорвал минуту молчания Молокосос.
-Ха, - произнес папа. Надежном месте. На крыше что ли? Или вы ее привязали к скамейке перед подъездом. А может быть на автостоянку сдали? Тоже вариант. Еще можно в камеру хранения сдать, в приют для животных, отвезти на мясокомбинат?
И чего отец так завелся? Из-за пятнистой коровы? Было бы отчего? Может быть, ему вся эта история показалась чересчур общественной? Или просто коровой захотел обзавестись? У нас же через несколько дней будет свой дом, а там можно без проблем заводить любых домашних животных. Вот он и нервничает.
- Вы успокойтесь, - продолжал Молокосос. - Просто я подумал, что я вам итак доставляю немало хлопот, а тут еще и корова. В общем, дышите спокойно.
Молокосос глубоко вздохнул, словно показывая вот так и надо дышать спокойно, и стал снимать с себя верхнюю одежду. Видно, что ему было немного грустно.
-А у меня есть мороженное в холодильнике, - пытаясь разрядить атмосферу, вспыхнула мама. И еще сгущенка. Банки три точно. Мы сейчас все это смешаем и съедим.
- Я не думаю, - шепнул я на ухо маме, так как понимал, что Молокососу сегодня достаточно. Может быть я и не прав – Молокосос мог съесть это и даже больше, я не знаю его допустимых возможностей, но по его виду можно было понять, что он равнодушен к предложению.
  Пернатый, опустив голову пошел в комнату, собрал с пола раскиданные газеты, положил их аккуратно на полки и сел на подоконник. В этот момент мама решила приготовить пельмени и попросила меня помочь. Она попросила накрутить мясо. Папа в тот момент названивал в Америку и вел переговоры с теми хозяевами, которые готовили нам дом и договаривался по поводу марки машины. Оказывается у него еще был выбор. Он ходил по коридору с телефонной трубкой, заворачивал на кухню, долго буксовал, потом делал полный разворот и шел, точнее плавно перетекал в сторону спальни – он был похож на автолюбителя, проводящего тест-драйв по телефону.   
Я осторожно вошел в комнату, подошел к окну, где Молокосос смотрел в окно и наблюдал за объектами, которые за последние дни стали родными. Эта зеленая горка с мягким ворсистым покрытием, на которой он проводил соревнование среди детишек на самый резвый спуск, чтобы определить самого резвого во дворе, качели, на котором он проводил соревнование на самого музыкального – качели скрипели и кому удавалось с помощью качания изобрести какую-нибудь мало-мальски напоминающую мелодию, тот побеждал. Дядя Коля давал наставления маленькому мальчику – видимо его ученику, тот каждые пять секунд утирал нос и поднимал голову, смотря не в самые глаза, а несколько выше. Лексеевна смеялась. Она разговаривала с Хамелеоновым, и тот сегодня как никогда был одет в парадную одежду – коричневый костюм и желтые мокасины. Лексеевна кокетничала. Подъехал грузовик. Из него вышли двое в синих одеждах. «Как у меня» - произнес Молокосос. -Оттуда стали вытаскивать мебель? Снова на третий этаж? Что на этот раз? Шкаф с антресолями. Красивый. Наверное, тяжелый. 
-Кто здесь? – отпрыгнул пернатый. - Ах, это ты Фил. Зачем ты меня пугаешь?
- Я играю. Скоро спать. Мы должны сыграть еще в три игры. Сейчас я схожу на кухню, помогу маме с пельменями, а потом веселье. Хорошо?
-Да, - грустно сказал Молокосос.
-Ты чего?
-Думаю о доме.
-А разве этот дом тебе плох?
-Все хорошо, только у вас нет клюва, перьев и наверное трудно терпеть мои выкрутасы.
-Я люблю выкрутасы. И слово, и сами вы-крутые- сы.
Я ушел. То, что произошло в комнате я узнал от Луки, который оказывается тем временем следил за Молокососом.  Да, забыл сказать, что Лука слышал и голос, так как установил микрофоны (на всякий случай). Вот что мне поведал Лука….
Только ты вышел, Фил, как вошла кошка.  Патриция не спеша подошла к кровати, запрыгнула на нее, понимая, что этим она не производит никакого впечатления, совершила хороший по длине и траектории прыжок с кровати на подоконник. Молокосос отскочил почти по той же траектории, что проделала Патриция, только в обратном направлении.
-Я тоже не очень люблю, когда подкрадываются, - сурово произнесла кошка, не разжимая челюстей. Казалось, что она разговаривает всем телом.  - Но теперь и ты знаешь, что это.
-А это ты? - несколько заторможено спросил Молокосос. 
-Ты что, птенец? Отдал корову? Вот глупец, – спросила кошка сразу, без обиняков с рифмой, которая вышла как-то неожиданно. Она сидела на окне, уже выпустив коготки, готовая в любое мгновение на натиск.
  -Как быстро распространяются новости, - подумал я. - У этой маленькой кошки уши по свойствам напоминают уши слона. Интересно, она тоже видела репортаж?  Это было не важно. Важно было то, что она его не понимала. В смысле не репортаж. В смысле, Молокососа. Как он мог так просто отдать корову? Зачем? Была бы корова – все были бы рады. Тогда бы никто не нуждался в молоке. Тут нужны веские аргументы, так как кошка была сущей эгоисткой, и поэтому понять ей произошедшую ситуацию было крайне сложно.
-Вот ты, Патриция, любишь своих хозяев? – начал Молокосос. Он не особо верил в успех переговоров, но не попытаться он не мог. В глубине души, на самом дне его лелеяла надежда на понимание.
-Конечно, - равнодушно ответила Патриция. - Они же меня любят.
-Ну хорошо. Ты представь такую ситуацию, что хозяева уехали отдыхать на острова и не позаботились о тебе. Ну, так случилось. Ты на улице. А хозяева фьють и уехали.
Патриция задумалась, но лишь на мгновение. Она не воспринимала это молчание, как вопрос, который поставил ее в тупик. Она просто облизала правую лапу, а потом ею же провела по щеке.
-Да ладно, я точно не пропаду. Если это конечно не зимой произойдет.
-Это ты так рассуждаешь, - уточнил Молокосос. - А как ты думаешь, что будет зимой с коровой?
-Откуда мне это знать, - лениво проговорила кошка, облизывая вторую лапу. - Мне разве это должно быть интересно. Пусть корова думает.
-Ага, - продолжал аргументировать пернатый друг. - Корова вряд ли будет думать. Дорогая, Патриция, с коровой, как мы поняли, будет посложнее.
Если до этого момента Патриция расслаблено сложила лапки, то сейчас она снова встала в стойку натиска и выпустила когти так резво, что было слышно скрежетание.
- Ой, ладно. Такой умный? Да? Знаешь, я уже сказала, что жди неприятностей, теперь повторяю они уже очень близко. Ты даже не представляешь.
Кошка соскочила с подоконника на кровать и прошла в сантиметре от Молокососа, но не задев его, не спеша спустилась с кровати и ушла за дверь.
-Я хотел тебе ее подарить, в знак примирения, но не смог не отдать ее девушке, - вдогонку крикнул Молокосос, но Патриция была далеко и его не слышала. – Вот медаль, если хочешь. Сорока бы не отказалась.
Дверь снова скрипнула.
- Вот хорошо, что ты вернулась, я хотел, честно хотел, - повторил Молокосос, думая что Патриция одумалась и все же решила выслушать его.
-Ты чего бормочешь? – спросил я, когда вошел в комнату. И на каком языке ты сейчас говорил?
Тут явно что-то произошло. Мне навстречу попалась Патриция и я понимал, что они с Молокососом не могут до сих пор наладить отношения. Но это временно. Делят территорию, как называется. Пусть не с первого раза получится. Все же кошка и птичка. В природе обычно кошка ловит птицу, просто тут размеры такие, что можно предположить скорее обратное. В общем, не буду я встревать.
Ночь прошла беспокойно. Я пытался уснуть, но мой пернатый, с которым делил кровать всю ночь ворочался и если бы только ворочался. Молокосос всю ночь произносил что-то на незнакомом языке.
«Парица, манки суп бору. Мякура, тувенц», - звучало из его клюва.
Я проснулся и долго не мог после этого уснуть. Я несколько раз будил Молокососа, тот вздрагивал, естественно ничего не помнил, потом после небольшого отвлеченного разговора вновь засыпал  и этот непонятный монолог продолжался.
«Конка стрет парица, мяку, мякура, завенц», - нес его длинный клюв.
На четвертый раз, когда все это повторилось и Молокосос не захотел делиться тем, что его волнует, я лег спать, залез под одеяло, укрылся подушкой, чтобы не слышать этих странных речей и попытался уснуть. Я думал, ведь он владеет всеми языками мира. Интересно, что это была за речь? Может быть диалект из племени Харида? Возможно, он часто вспоминает и немного грустит по вождю, да и по природе тоже. Там же не было этой тюрьмы, в смысле замкнутости квартиры, как здесь. А вполне может, что этот язык – не принадлежит никакому народу, вдруг он был рожден им лично. Это такой синтез всех существующих языков на планете. И он проявляется только тогда, когда организм наиболее всего расслаблен, а это расслабление происходит то в основном ночью. Но его все равно что-то волнует. Упущенная корова? Кошка? Грустит по родителям? Или по животным из зоопарка? А может быть ему грустно от того, что он не такой как все. Что он не может летать как все птицы высоко под куполом неба, питаться тем же, что и они, вить гнезда и заводить себе потомство. Но почему не может? Ну конечно. Он чувствует себя другим. А другой – это не такой как все. Какие все же мудрые мысли возникают. Ночью, под подушкой. Сейчас впору мне зашифровывать мои мысли в заморский язык и произносить в темноте – тогда, когда никто не слышит. 
  Молокосос вроде уснул. Мне даже показалось, что он подходил ко мне, что-то говорил у меня над ухом и потом перестал. Когда я проснулся, Молокосос спал рядом и в очередной раз испортил подушку своим клювом. По комнате летали перья, словно снежные хлопья зимой. Молокосос очнулся посмотрел удивленно на меня, потом на то что происходит в комнате и произнес загадочно:
-Красиво.
Я в этот день работал. Точнее спал. Я не помню, говорил ли я о том, что все будние дни как и родители, работал. Папа выбивал ковер, мама делала прически, а я укреплялся (так говорила мама, да и доктор который мне выписывал пуговички и торпеды). То есть я спал. Был будний день, поэтому я «ушел» рано. Спал я в комнате родителей, так как в моей спал Молокосос, да и не хотелось, чтобы мы друг другу мешали.
Я спал, а мой друг Лука вел наблюдение…
Ты как два часа был на «работе», а Молокосос только наконец проснулся. Он вышел на кухню и столкнулся с твоим отцом, который готовил себе кофе. Они выпили на пару по две чашки, причем в кружке Молокососа естественно было в основном молоко и лишь слегка оно было подкрашено кофейным цветом. И разговор, ну что ты будешь делать, снова зашел о молоке. И что удивительно, эту тему начал отец. Он видимо думал, что молокососу эта тема кажется особенно близкой и поэтому мусолил все окружные вопросы вокруг молока.
- Я вижу, что ты от молока совершенно не округляешься, - начинал отец. - Твои бока как были так и остались. Ну, да, согласен. Правда. Животик есть, нормально,  но ведь он у тебя с самого начала был, никуда не исчезал. Конечно, я его не измерял. Может быть сантиметра два-три ты взял, но это надо такой глаз вооруженный иметь. Я хочу сказать про невооруженный. Что со стороны.  Со стороны, точь-в-точь, как в первый день знакомства. Правильно?
- Все правильно, - согласился Молокосос. -  Только есть одно но.
-Но? – с любопытством произнес отец, прихлебывая горячее кофе.
-Даже два «но», - отреагировал пернатый большим молочным глотком.
-И что это за но? – спросил отец.
- Первое, что я же кроме молока ничего не ем и не пью, - разъяснял мой друг. - В основном. А второе. Так, я его пью через голову.
-Прости, что ты сказал? – отец даже подавился кофе, хотя раньше с ним никогда такого не было. - Может быть я не так все расслышал. Что ты делаешь через голову? Пьешь? Ха, а если так, то все пьют, едят  через голову. Что здесь удивительного? Что ты хочешь этим сказать?
- Что обычно человек делает? – постучал он отцу по спине, спасая его в очередной раз в области спины. - Он пьет, ест таким образом – он кладет эту пищу в рот, затем глотает и та самая пища – котлета или макароны, а может и то, и другое через горло попадает в пищевод, и так она уже через пять минут или больше, все зависит от самого человека,  попадает в отдел, где скапливается и вызывает непременно тяжесть. То есть там она хранится без пользы. Но там же не холодильник, где она может храниться безвредно. Она там…в общем вы меня понимаете. И поэтому человек вынашивая этот бесполезный груз, чувствует себя не совсем хорошо – раз, не получает удовольствия от приема пищи – два, полнеет, вместо того, чтобы быть в форме – три.
- А у тебя, как будто, все происходит несколько иначе? – пожимая плечами и одновременно разводя руки в стороны вторил отец.
-Конечно, она у меня постоянно работает, - радостно произнес Молокосос. - Когда я пью молоко, оно попадает в отделы мозга и проникая в эти маленькие коридоры участвуют в тех или иных процессах. Я не позволяю молоку попасть в отдел скопления, где действительно его ждет печальная участь.
-Окисление? – догадался отец.
-Да, и это тоже, - согласился пернатый. - Поэтому выпив это молочное кофе, оно у меня еще пару часов будет бродить в голове. Понимаете?
Неизвестно, понял ли отец всю эту пищевую науку, но на этом их перерыв на кофе закончился. Молокосос отправился в комнату, оставив отца в мыслях о том, что действительно – в чем-то тот прав.
Патриция остановила Молокососа в коридоре.
 Как Лука смог это заметить, загадка, но я думаю, что он напичкал наш дом приборами для изучения. Пусть лучше он изучает, чем злые ученые.
Кошка быстро перебирала лапками и все пыталась обогнать пернатого. Молокосос настороженно отошел к стенке. Вид у кошки был не самый лучший. Она вся сжалась – только это был не тот случай, когда она была готова к прыжку. Здесь она была чем-то удручена. Он было хотел пройти, так как после их последнего разговора в голове еще не утихло ее шипение и «ты даже не представляешь». Но та явно что-то от него хотела.
- Я пройду, - строго сказал Молокосос.
- Не спеши, - плаксивым голоском запричитала кошка. Теперь Молокосос намного лучше разглядел Патрицию. Ее внешний вид был немного потрепан и действительно вызывал жалость.
-Что случилось, Патриция? – спросил пернатый.
Кошка сперва шмыгнула, облизала свои передние лапы и продолжила свой монолог с плачем:
- Мне очень жаль. Очень.
- Отчего же? – осторожничал он.
- Я так виновата перед тобой, - продолжала хныкать Патриция. - Но это не я. То есть я, конечно. И в то же время не я. Это во всем виноват мой поганый язык. Его надо отрубить и тогда точно  всем станет легче. Я же на самом деле не такая. Я другая. Этому меня научили. Я же сперва жила на улице и там, среди своры бездомных животных нельзя быть мягкой и податливой. Вот я и научилась шипеть, изгибаться, нападать на противника, не смотря на его вес и силу. Я была готова погибнуть из-за кусочка вчерашней котлеты, а за место для ночлега мы боролись с самого полудня. Мы проходили несколько этапов для того, чтобы понять, кто  может занять верхнюю полку – она находилась около помойки, чтобы быт начеку, если что принесут. Я не раза вступала в схватку с мордоворотами крупнее меня раза в два, а то и три. Кошка, собака, акула. Да какая разница. Когда хочется есть, разве об этом думаешь?  Тебе же это знакомо.
-Мне? – спросил Молокосос недоумевая. –Извини, но я тебя не понимаю.
-Да я не о том, а о том, - замотала она головой. - Ой, не могу. Ты же видишь, этот язык меня не слушается.
-Ладно, все пенять на язык, - контурно отметил мой друг . - Лучше пеняй на хозяйку этого языка.
-Да, я все понимаю, - всхлипывала кошка. - Я хозяйка и мне отвечать. Отвечаю. Я слышала, что ты разделал этого тяжеловеса на конкурсе.
-Откуда это ты знаешь? - в этот вопрос Молокосос вложил всеобщее удивление этим странным поведением Патриции.
-У меня хорошая почта, - все также мило и наивно произнесла она. Ко мне поступают только самые интересные новости города и городских окраин.
-Это все конечно хорошо, - механически произнес пернатый. - Ты такая информированная, хорошая. Обожглась в прошлом. А собака то была при чем? Пес то в чем был виноват?
- Да я же тебе и пытаюсь объяснить, - постанывала она. - И про это тоже.
- Что опять твой непоседа-язык? – язвил Молокосос. Кошка выглядела очень жалко, и ему так хотелось хоть немного позлорадствовать над ее состоянием, что он и делал.
- Не стоит, - тихим голосом прошептала она. - Я стараюсь.
- Хорошо, хорошо, я тебя слушаю, - произнес терпеливо Молокосос.
Патриция смахнула слезы, как капли после дождя и заговорила уже спокойным не хныкающим голосом.
- Так вот, и когда я гнала овчарку, я думала тогда, что смогу остановиться и  попытаюсь всех до одного остановить, и пусть меня разорвут хоть на мелкие клочья, но  я не позволю им так издеваться над беззащитным псом, который уже тогда ой, как  выбивался из сил.
- И что? – с замиранием в области груди произнес пернатый. - Почему ты этого не сделала?
- Но, оглянувшись назад, я струсила, - вновь всхлипнула она. - Сдрейфила, понимаешь? Я хотела, я все рассчитала, когда повернусь, когда крикну и уже почти сделала это, но не сделала. Я не смогла. Потом я очень  долго не могла отойти от этого. Собственно поэтому я и ушла от тех хозяев, так как мне было стыдно перед ними. Я не могла питаться той едой, которой они меня кормят, мне казалось, что они меня упрекают, а я подлая трусиха и все.
-Но как же твои угрозы? – уже немного смягчившись, промолвил Молокосос.
-Угрозы? – пыталась припомнить Патриция, словно этого не было или было слишком давно, чтобы помнить. -  Да не обращай на них внимания. Я много говорю, но не надо все принимать всерьез. Это все мой непослушный язык, который я точно отрублю. Может быть, ты мне поможешь? Боюсь, сама я не справлюсь. Я же такая трусиха.
-Давай не будем трогать твой язык, - Молокосос был уже на ее стороне.
-Так ты забудешь мое шипение, угрозы и прочую имитацию, которая меня научила улица? – с надеждой в голосе прошептала она.
-Я конечно постараюсь, - кивнул ей в ответ пернатый друг. - Если ты так действительно хочешь.
-Конечно, Молокососик, - обрадовалась кошка и закружилась вокруг него мурлыкая. - Дружочек. Мне так не хочется с тобой враждовать. Я еще раз повторяю, это все мой несносный характер. На самом деле я хочу дружить с тобой..
-Да? – еще до конца не поверив в это, произнес Молокосос. Ему это было очень неожиданно слышать от кошки, которая еще совсем недавно грозилась проучить его.
-А давай выйдем во двор, - предложила Патриция. - Я хочу публично извиниться. Здесь мне кажется, будет немного не то. Сядем во дворе, на скамейке и в присутствии соседей, мне это будет сделать легче.
-Да не стоит, - это уже было слишком. Кошка будет просить извинения под присмотром старушек, чтобы ничего не напутать.
-Стоит, - уверяла кошка с уже прекращающимся шмыганьем. - Я так хочу.
-Вполне будет достаточно и этой комнаты, - стоял Молокосос на своем.
-Мне это не трудно, - эта фраза была убедительной для молокососа.
Почему нет, я так считаю. Раз она так хочет. Соглашайся. Я был как судья на ринге. Главное, что она к этому пришла. Если держать все обиды в себе, то наступит конец света в твоей голове. Так говорят индейские вожди. Молокосос это знает. А сорока упоминала, что люди не должны обижаться на то, что птичка взяла себе какую-нибудь безделушку (про это мне Молокосос рассказывал). Они должны быть рады, так как сороки обладают хорошим вкусом. А девочка, около которой пернатый провел еще невылупленным, говорила «так много хорошего хранит тепло рук, особенно когда их две» Тогда, по словам Молокососа, он не понимал этих слов. Но сейчас, я думаю, ему стал намного понятен их смысл. 
Они вышли во двор. Я продолжал следить и ты понимаешь, что я давно изучаю язык животных и на этот раз, понимая Молокососа, я смог понять и Патрицию. Во дворе было людно – на скамейке сидела группа старушек, во дворе играли детишки и их мамаши недалеко общались по телефону, а кто был дома и наблюдал за своими чадами в окно. Я уже было хотел отойти от окна и пойти выпить чаю, но что-то меня остановило. Как только подъездная дверь захлопнулась, и они прошли несколько шагов в сторону игровой площадки, Патриция хитро улыбнулась, забралась на чугунный столб стального цвета и выпустила коготки. Теперь Молокосос действительно узнал ту кошку, которая ему угрожала.
-Ну что, птичка, - знакомым шипящим голосом проинесла Патриция. -  Настала пора.
-Какая пора? – все еще не понимал поведения Молокосос.
- Твоя пора, - говорила кошка.
-А разве ты не хотела извиниться передо мной, - припомнил пернатый. -  Уговор был такой или нет?
-Извиниться? – неожиданно громко засмеялась Патриция. Она хохотала так, что Молокосос наконец смог увидеть не только ее подлый язык, но и примерно его длину.
-Так ты блефовала? - не ожидав такой подлости, воскликнул Молокосос. –Как это я так попался? Ведь было все очевидно. Но зачем ты так? Может не надо, выпьем по бокалу молока на брудершафт и забудем об этом.
-Я просто живу по своим порядкам, - прокомментировала свое поведение кошка. - А порядкам я не изменяю. Прости.
Кошка издала громкий звук, который походил на мяукание с вольчьим воем и с разных сторон – из-за большого раскидистого клена, который образовывал большую тень на детской площадке, а также с самого дерева, из-за домов, из кустов стали выходить коты и кошки. Они шли медленно, не обращая внимания на присутствующих людей. Женщины испугались такой аномалии и засуетившись, стали забирать играющих детишек, а некоторые из детей, не дожидаясь своих родителей, сами побежали в сторону дома. Один мальчик замер на мгновение:
-Киски, - сказал он, и как только эти самые киски издали одновременно громкий рев, тоже побежал в сторону дома, размахивая руками.
Кошки наступали со всех сторон. Молокосос понимал, что если он окажет сопротивление, то от него даже живого места не оставят. Поэтому это не выход. Разве что это. Надо попробовать.
Кошек было много. Они были разные – ободранные, с клоками, ободранные и чистенькие с ошейниками, домашние, рыжие, черные, с пятнами, неопределенного цвета – самый популярный уличный цвет улицы. Они надвигались на объект, как зомби и уже не ждали никакого приказа, так как он был уже у них в подсознании. Оставалось метров пять до того как круг сомкнется и Молокосос окажется в западне. И хоть бы кто из соседей оказался рядом. Где же дядя Коля со своей здоровой клюшкой. Сейчас бы мигом всю эту ораву разогнали. Да мало ли кто. Лексеевна со своими метлами и совками была бы сейчас кстати. Но во дворе никого не осталось, лишь любопытные глазки хлопали в окнах и в них потели стекла.
Почему я не вышел. Знаешь, Фил, я испугался. Мне стыдно говорить об этом, но я струхнул.
А ревущая орава тем временем надвигалась на Молокососа. Это конец, - подумал я. Как неожиданно. - Вроде только жить начинает. – Не надо сдаваться!  Ты же большой и умный. Ты сможешь!. У тебя получится!
Я старался изо всех сил тоже. Я даже открыл окно и стал кричать из него вышеперечисленные фразы.
И тут Молокосос взлетел. Он стал махать крыльями. Правда, невысоко и очень неуклюже, но все же поднялся на определенную высоту…на метра полтора, потом стремительно стал снижаться и плюхнулся в песочницу прямо в песочный дом, который был возведен некоторое время назад группой ребят. Ему показалось, что над ним стали смеяться не только эти ревущие бестии, но и весь двор.
-Если бы он выпил достаточно молока, то обязательно бы смог. – объяснил я его неудачу. – Вот бы мне ему дать молока, которого у нас дома два треугольника, точно.
-Вперед! - кричал впереди стоящи кот без одного уха. Он был самый крупный и в то же время самый ободранный. - Не выпускать этого летуна. 
И коты, не хуже гончих помчались в ту сторону куда приземлился пернатый. Молокосос поднялся и устремился в сторону тропинки, ведущей к роддому. По дороге он успел отряхнуться от песка и тем самым удалил с дистанции пару котов. Песок, который попал им в глаза доставил им некоторые неудобства в обзоре, и они свернули в сторону и столкнулись с первым препятствием. Это был телеграфный столб. Другие, уже преодолели нестандартную площадку, затем карликовые березы. Пока когти, клыки, уши и хвосты, собранные воедино в большом количестве мчались за крыльями, клювом и лапками в одном экземпляре.
- Впереди четырнадцать ступенек, - бормотал я. – Ты справишься! Надо отдышаться. Правильно. Было бы время, он конечно отдышался. Но времени катастрофически не хватает. Тогда  вперед!
Он скакал по ступенькам и, наверное,  параллельно  думал о том, как все же день на день не похож – вчера пил молоко, сегодня убегает от стаи разъяренных кошек и котов.
- Так, липовая аллея, - продолжал я свое бормотание. - Уже силы на исходе. А вот и забор, и юморные папаши. Он остановился. Но зачем? Что он задумал? Зачем ложится посреди дороги? Вставай!. Он что  прощается с жизнью? Это неправильно и несправедливо!  А вот и они. Вставай же! Надо же они тоже устали. Хорошо, если так. Может быть еще они его не тронут…Что это? Впереди всех бежит Патриция. Ну надо же. Она первого его покусает. Какая противная кошка. Наверняка покусает.
Молокосос лежал на асфальте, ему никто не подавал руки и он смотрел на кроны искривленных веток липы и ждал, когда кошки сделают свое гнусное дело.
Неожиданно Патриция развернулась и что есть мочи закричала. И было в этом крике больше от волка, чем от кошки.
-Стоять!
Первые ряды останавились, подняв огромный клуб пыли. Остальные не услышав Патрицию налетели на впереди стоящие ряды и создали столпотворение. Я скажу тебе, Фил, даже еще больше испугался.
-В чем дело? – воскликнул безухий. –Не понимаю. Он же уйдет. А нам его  надо догнать аж до канализационного стока. А до него еще три мили. Все же только начинается. Самое интересное.
-Остановитесь, братья, -настойчиво твердила Патриция.
-Что? – сказал рыжий кот с рваным боком. - Патриция что с тобой? – прошипел косой.  -Ты теперь на чьей стороне? – зазвучало из своры. -  Определись.
-Я думаю мы достаточно его напугали, - громко излагала она. - Мы его уж достаточно проучили.
-Как это проучили? – возмущался рыжий кот. - Мы должны его довести до канализации и скинуть в самую клоаку. Разве нет. Это же твой черный план. Мы четко ему следуем. А ты?
-Вы же видите, - не менее громко произнесла запыхавшаяся кошка. - Он уже лежит. Вы что хотите, чтобы он добежал до проезжей части, и его задавила какая-нибудь малолитражка? И что тогда вы собираетесь гнать? Кучу перьев и огромный клюв? Вы что будете его как футбольный мячик вести?
-Нет, конечно. – донеслось из самой середины. - Но ты уверена, что он не добежит.
- Уверена, - сказала Патриция, с начинающим шипением в голосе. - Позвольте мне его самой, вы молодцы, вы уже все что могли сделали, а его сама, позвольте братцы, доставьте удовольствие добить эту птичку.
Вдруг она моргнула одним глазом. Если он правильно понял, то она ему подмигнула.
-Ну надо же, - подумал я. - Какая честь. Значит, она блефует.. Она что не может без этого. Однако, молодец.
-Расходимся, - сказал кот с рваным ухом. Жаль, мы бы его так разувечили, что его место в канализации было бы заслуженным. –По домам. Ладно, Патрикеевна, только крикни, как только новый объект появится.
-Хорошо, - кивнула головой Патриция. - Спасибо друзья.
Вся кошачья свора через минуту исчезла в неизвестном направлении. Она дождалась, пока исчезнет последний кошачий хвост и только тогда повернулась к Молокососу.
-Пошли, - твердо сказала она. - Я знаю короткий путь. 
-Тебя же могли разорвать, - обескуражено произнес Молокосос.
-Я знаю, но я не могла поступить иначе, - устало произнесла она. - Мне так стыдно.  Я тебя обманула.
Молокосос не хотел двинуться с места. Он еще не доверял ей.
-Где гарантия, что в тебя снова не вселятся дворовые бесы и не погонят на подвиги?
-Нет гарантий, но я стараюсь, - виновато шептала кошка. - Мне нужно верить. Пожалуйста, помоги мне хотя бы в этом.
-Как я тебе смогу помочь? – взыграла кровь в пернатом. - За последние два дня ты мне дважды угрожала, один раз подло обманула, в результате полчища кошек с длинными когтями и острыми зубами чуть не разодрали меня.
-Но я же сделала все возможное, чтобы этого не допустить, - защищалась она. - Ты же понимаешь.
-Нет, Патриция, - охладил он ее. - Ты конечно меня извини, но ведь это благодаря тебе и твоему грандиозному плану эта жуткая кошачья банда чуть не разделала меня под орех.
-Я знаю, но ты меня пойми, - опустив голову, бормотала кошка. - Я исправилась. Честно. Ну что мне делать, чтобы ты поверил в это. Хочешь, я тебе буду свою порцию молока отдавать? Мне не жалко.
-Разве можно молоком оценить твой поступок? – усмехнулся Молокосос.
- А чем? – растеряно промяукала кошка. - Может быть, у тебя есть своя мера? Прости, но я не знаю твоих мер. У птиц наверное мошки или комары. А может быть червячки. Но так ведь ты молоко предпочитаешь. А такого в природе я не встречала.
-Что трудно угодить большой птице? – подвел итоги пернатый. - Так вот, милая Патриция, спасибо, конечно, тебе за спасение утопающего, но этим назначением я обязан только тебе. Поэтому огонь горит, раненые кругом и объявлять перемирие пока не время.
-Но я же извинилась, - оправдывалась хвостатое создание.
-Извинилась не значит, что все можно забыть как глупое кино, - растолковывал он. - Но ты не волнуйся. О перемирии, если все будет хорошо и ничего подобного не повторится, я сообщу.
Когда я вошел в комнату, Молокосос сидел на подоконнике, а Патриция как раз выходила из комнаты. Я схватил кошку и к ее удивлению, подкинул и поймал. Мне нужно было поделить моим сном. С кошкой, которая вряд ли бы поняла мое красноречие, я мог поделиться через поглаживание или в данном случае полеты в воздухе с последующим поглаживанием в целях успокоения пушистого создания.
- Поздравьте меня, - кричал я. – Мне приснилось, что мы все в порядке. Папа нашел самый старый город, мама стала расследовать запутанные дела, Молокосос стал летать и добрался до вершины баобаба, а я улетел в космос.
Я вышел и вернулся, держа в руках  нарисованную птицу на обрывке обоев. Она была чуть меньше меня, но если ее повесить, то она могла бы занять всю стену.
-Королевский фазан? – спросил молокосос.
-Да, если хочешь, - радостно сказал я.
- О чем это вы говорите? – спросила Патриция.
-О том, что Фил поймал вот эту птицу и хочет назвать Патриком.
-Что? Мужское преобразование моего имени? Да вы что? Да и разве птица может иметь такое странное имя?
-О чем это вы там шепчетесь? – теперь и меня заинтересовала их странная перебранка.
- Я услышал, что Патриции нужно вместо одной порции молока давать половину. Она сама это мне сказала. 
-А что? Это хорошая мысль. Слушай, Молокосос. Слушай, Патриция. Я вас люблю. Я вам еще этого не говорил? Так вот, говорю, громко. Я люблю вас, мои дорогие. Люблю как манную кашу. Как плавленый сыр с жаренным хлебом. В общем любовь – это хорошо.
-Что это ты о любви заладил? – спросил Молокосос.
-Так когда мечты из изнанки меня возвращаются в нормальную форму, самое время петь о любви.
-Ну спой, - смеясь, говорил Молокосос.
-А что? – смело декламировал я. - Спою. Нет, давайте вместе. А что если нам родителей позвать. Зовите.
Я вышел из комнаты. Родители удивленные моим словоохотливым состоянием выглядывали из комнаты с большим любопытством. Я обнял их и произнес:
-Папа, мама. Я вас люблю. Как манную кашу. Как плавленый сыр на жаренном хлебе.
-Ну вот снова его понесло, - раздраженно прошептала кошка.
-А тебя что это так нервирует? – докучливо спросил Молокосос.
-Да нет, - во время спохватилась Патриция. Когда Фил так себя ведет – так, словно клад нашел, то впору радоваться. Не так часто он бывает таким.
-Дорогие мои, почему я вас позвал сюда, - вдыхая полной грудью, как в лесу говорил я. Какой чистый воздух. Семейный, домашний. Не замечал раньше. Здесь все мои самые самые, которых я люблю, боготворю и если надо могу на руках носить. В общем, вы меня знаете. Вы мой космос. А если кто и прилетит за мной, скажите что я ушел в магазин за баранками. Хорошо?
Я схватил маму и хотел подхватить папу, как папа отскочил в сторону, да и мама вырвались из моих цепких рук.
-В чем дело? - с обидой в голосе сказал я. Я же хотел вознести вас как моих самых главных учителей.
-Не надо. Не хватало нам еще одного смещенного диска, - сказала мама.
-Ничего, - обнял я маму и показал на стоящего в стороне Молокососа. - У нас есть лучший в мире дископрав.
-Ага, делать ему нечего, как твои диски вправлять, - сказал отец.
- А что? – обрадовался я этой находке. - Это мысль. Будет он за границей лечить. Будем записывать на прием разных пациентов. «Лучший в галактике врач ставит диски в нудное место». Молокосос хочешь лечить?
-Хочу, - скромно ответил Молокосос. А молока дадут?
-Какого молока? – спросил я.
-За вредность, - скромно произнес он.
-Ха, - прошептал отец. Мне кажется Молокосос в доску становится своим.
-Правильно, в доску, - крикнул я и подхватил Молокососа с Патрицией, которые, в отличие от родителей были не против подъема на неопределенную высоту.   
 

Глава 22 Праздник удался. От чего люди могут стать злыми буквально за минуты

Наступил долгожданный день. Хотя для кого он и был долгожданным, а вот у кого-то все валилось из рук. На завтра у нас были куплены билеты на самолет, и чемоданное настроение было почти у всех. Опять же почти. Почти у всех – это про маму. Она все как-то  не могла успокоиться, роняя посуду и спотыкаясь на ровном месте, хотя сама же первая и кричала «ура» и облегченно вздыхала с «наконец-то», говоря о предстоящей рокировке. Говорят, что наиболее болезненно переносят отъезд именно те люди, которые первыми просятся на трап (те, кто очень хочет уехать, улететь). Мама первая просилась на трап, а также занять побыстрее место в самолете, чтобы закрыть глаза и открыть уже на другой стороне земли. Эти люди – «просящиеся на трап»  хотят быстрее покинуть свою родину (где родились и впервые пошли в школу и играли в прятки), чтобы не разрыдаться. Мама не плакала и не рыдала, хотя очень могла. Но на ее плечах была семья и весь двор, который уже галдел, вызывая на улицу наших героев-эмигрантов.  Это волнение очень сказалось. Она все не могла подобрать себе платье, в котором она бы могла запомниться жителям этого маленького доброго такого хорошего во всех отношениях дворика, ой не могу, я что тоже…Как это заразно…
Наконец, мама подобрала себе фиолетовое велюровое платье с белыми цветочными нашивками. Я хорошо помнил это платье. В нем она водила меня кафе-мороженое и в кино. В детстве, конечно. В раннем детстве. Где же был тогда папа? В очередном городе, который он раскапывал или мечтал это сделать или же месте, которое его манило. Конечно, дом его тоже манил. Мама, я, этот дворик, соседи, друг Коля. Но работа это нечто другое. Она нужнее? Правда в детстве этого не понимаешь – кажется, это так скучно перебирать найденные камни и непонятно зачем так долго их изучать, рассматривать с разных сторон, ну что в них может быть интересного и зачем искать до боли в глазах пока не найдешь такой же экземпляр в какой-нибудь энциклопедии. Но сейчас мне стала понятна его позиция. У него было любимое дело. Как у меня с игрушками, с Лукой, а сейчас и игры с Молокососом. То есть то дело, за которое не только получаешь деньги, но и удовольствие в процессе его совершения. Когда он совершал это дело – копал то в одном, то в другом намеченном  месте, от рассвета да заката, едва пережидая ночь, чтобы продолжить, радостно кричал, когда находил очередной камешек, рассматривал его и, наконец,  погружался в другой мир. Ведь каждый найденный камень хранил историю. Он был свидетелем восстания, крупной битвы, имеющей историческую ценность, или же на нем сидел путник, который говорил истины, переходя от одного пункта к другому. И как-то вечером перед сном отец мне рассказал историю о том, как один ученик, наверное где-нибудь в Японии, отчаялся. У него не выходило выучить другой язык. Нет, он пытался конечно. Дни и ночи зубрил его, проговаривая слова и выражения. Но результатов почти не было. Тогда учитель сказал ученику: вон видишь горная долина, в ней множество камней. Если ты знаешь, что среди этих камней обязательно есть тот камень, под которым лежит драгоценный, разве ты не будешь поднимать каждый, чтобы отыскать его.
-Так ты что ищешь драгоценный камень? – спросил тогда я отца.
-Может быть, - ответил он, и было в этом ответе капля грусти.
И я задумался, что действительно к своим годам открыл только несколько камней и очень долго отдыхал – надо же было отдышаться. Но можно же было не останавливаться и делать это, пока не найдешь нужный камень. А отдышаться всегда успеешь.
Может быть, его драгоценный камень находился дома. Я конечно, не уверен. Но пытаюсь предположить. С нами. Со мной, который нуждался в нем, когда нужен был совет, с мамой, которой он был нужен, чтобы оценить ее платье.
 Я даже помню тот день, когда она его купила. Перед приездом отца. Она кружилась передо мной и была похожа на тех девочек во дворе, которым еще нет пяти. Она надела это платье и так сильно накрасила губы морковным цветом, что я подумал, что ничего не понимаю, но видимо наш двор помнил ее «здравствуйте» и «добрый день»  именно морковного цвета.
Почему когда что-то теряешь, начинаешь так сильно ценить и по другому относишься к этому. Я понимал, что никогда больше не буду стоять около этого окна и смотреть сквозь замерзшие стекла с морозными узорами на улицу, в которой прошла моя лучшая часть жизни. Или лучшая впереди? Ну конечно, успокаивал я себя, самое лучшее ждет нас за границей. Небось, там тоже бывает зима, и мороз не хуже нашего рисует на стеклах, пусть на непонятном языке. Я понимал, что больше не смогу ходить по этажам нашего дома, напрашиваться в гости к одним, подслушивать разговоры других и предполагать о чем общаются те, которых вообще не слышно. Я думал о каждом в отдельности, но мои мысли перебил отец, который из своего одевания сделал настоящую церемонию. 
Отец надел свой новый костюм черного цвета, который уже два года пылился в шифоньере. До сегодняшнего дня у отца не было подходящего  повода, чтобы его одеть. Мама приобрела костюм на рынке, и так как отец был вечно в разъездах и примерить его было не на ком, она просила меня сделать это. Я был почти одного роста с отцом и по весу тоже не уступал ему. К костюму прилагалась  синяя рубашка и желтый галстук плюс шляпа. Ну конечно, шляпа для отца была его визитной карточкой. Когда он ее одевал, он менялся в лице, в глазах появлялся незнакомый огонек, как у героев американских вестернов и походка приобретала некую вальяжность, а голос становился низким и довольным, как никогда.   
Что касается моего прикида в это день, то я решил практически ничего не менять в себе. В чем я ходил к зубному (не в халате конечно, у меня был костюм, который я ненавидел), в том я и буду прощаться с соседями. У меня только два комплекта – костюм и домашний комплект пижама и халат. Мне казалось, что халат это очень здорово, но лучше я отдам на растерзание (все же будут обниматься и прочее) костюм. Так считал я. Но было еще одно мнение, которое я не учел. Мнение одного пернатого существа. Только я весь такой наряженный и отутюженный стоял перед зеркалом, любуясь собой, демонстрируя походку в лакированных туфлях, как вдруг, совершенно неожиданно, можно сказать из-за спины, ко мне подошел Молокосос.  Он остановил меня в тот момент, когда я пытался сделать лунную походку, хоть и знал, что она у меня ни на что не годилась.  Он потянул за рукав пиджака…
-Ты чего? -  не понял я его действий. – Не надо меня раздевать. Я почти час потратил, чтобы завязать этот галстук третьим видом узла по схеме. А это не просто. Хотя откуда ты это знаешь? Я же теперь не прошу у папы или у мамы совета, а все делаю сам. А ты чего делаешь?
-Так надо, - продолжал Молокосос.
-Надо? – удивился я, - Что, хочешь одеть мой костюм? Зачем тебе он сдался. Не думаю, что он тебе подойдет.
-Не нужен мне твой костюм, - резко пробурчал Молокосос.
-Если не нужны, тогда зачем? – я держался за галстук и за брюки, но чувствовал, что терплю фиаско.
-Не нужны мне все костюмы мира, - пыхтел пернатый, мучаясь третьим видом узла. - Я не понимаю, зачем вообще были придуманы эти костюмы. Чтобы люди в них задыхались?
-Чтобы люди выглядели красивыми, - пытался я воссоздать развязанный узел, но ничего не выходило. 
-Красивыми? – принялся он стягивать одну штанину, не смотря на мои сопротивления. - И это что, по-твоему, красиво? Когда ты, стиснутый килограммом белья, идешь на работу. Тебе разве удобно разговаривать, выполнять поручения и прочее, когда ты в скафандре из непромокаемой ткани и клетки твои не только не дышат, но и плачут.
-Успокойся, дружочек, - гаркнул я только для того, чтобы успокоить его. – Так говорят взрослые.
-И зачем же ты говоришь, как они и делаешь? – спросил меня пернатый. Слушай меня, а невзрослый. Я более правилен и всегда был им, - с гордостью ответил Молокосос и его грудь стала вновь походить на округлости живота. - У меня всегда росла тяга к питанию, к удобной одежде. И это ничего не значит, что дядя Коля мне сказал. Хотя ему большое гранд мерси. Он меня научил многому.
Так вот откуда ноги растут (можно сказать и волосы, но так говорится, и ничего не поделаешь). Понятно. Ну что ж, дядя Коля, удружил. Не то слово, как удружил. По всем параметрам. Сам дядя Коля привык все время ходить в спортивном костюме – привилегия людей занимающихся спортом, но другие то здесь причем? У нас в семье нет спортсменов. Разве что потягивания по утрам в кровати и холодный душ летом можно назвать одним из элементов оздоровления. 
Молокосос не унимался. Он вытянулся, втянул живот, от чего грудь сильно увеличилась,  и казался немного выше, чем был. Он фыркал, махал крыльями и только не клевал мебель в комнате. Из него получился бы отличный политический деятель. А что? Святым пророком побывал – в двух местах – на городской свалке и на другом конце света в племени Харида. Хороший послужной список. Я так и видел, как он побуждает народ идти через пустыню или призывает воинов не сдаваться. 
-И тебе не надоело носить ежедневно эти неудобные брюки, рубашку, затягивать на шее удавку? – кричать истошным голосом мой друг.  Я и правда последние несколько дней, когда ходил к зубному одевался, как мужчина с картинки из маминого журнала. Если честно, мне было очень неудобно. -  Ты чего? Хочешь задохнуться? Если хочешь, то пожалуйста я тебя оставлю в покое. Если же нет, то послушай меня внимательно. У тебя сегодня праздник. У нас сегодня праздник. А в праздник что?
- А в праздник что? – не до конца понимая, спросил я.
- А в праздник, Фил, я  обычно надеваю свободны вещи, - рявкнул он. - Я закончил. Он плюхнулся на кровать как будто вся его энергия ушла на это красноречивое выступление. 
-Молокососик, ты чего? – спросил я.
-Не надо так, -я услышал другой голос, более мягкий. - А то действительно обижусь.
Как он был прав. Хватит носить костюмы. Надо носить то, что тебе в первую очередь удобно.
-Удобство – в первую очередь, - кивнул я и снял штаны и ногой закинул как можно дальше.
-Правильно, ох как правильно, - поднялся с кровати и удовлетворенно кивнул Молокосос. Он был доволен, что его программа по удобным костюмам работает.
А я задумался. Что же мне одеть? Давно я ничего не праздновал. Мне снова вспомнился мой день рождения и Жоржик. Наверняка его сегодня увижу. Наверняка. Будет говорить разные неприятные  слова. Сколько я его не видел? Месяц? Или больше? Столько бы помноженное на десять не видел бы его. Да и ладно. Мне кажется, что я стал намного сильнее. Интересно благодаря кому. Как кому? Конечно, не без пернатого друга тут обошлось. То есть появился Молокосос, я стал сильнее. Гипотеза. Может он еще какими способностями обладает? Как великий Гудвин. Хотя тот был пройдоха, но дело ведь не в том. Самое главное вера в себя. Какая гипотеза. Не гипотеза, а гипотенуза прямо.
Вот что я сделаю. Вот же где можно претворить свое хобби в жизнь. Театр, про который никто не знает во дворе. Ну, разве, что мы с Лукой время от времени веселили малышей и скамеечных старушек нашими стихотворными куплетиками собственного сочинения. Но на большее же мы не посягали. Был какой-то страх, что не поймут. А сейчас пора посягнуть.  Мои костюмы висели и пылились в шкафу. Я их редко выпускал из этого тесного сооружения. Пора их выгулять. Но один я не справлюсь. Лука, само собой. Кто же еще?
-А ты мне поможешь? - спросил я у Молокососа.
-Конечно, ох конечно, - уверенно проговорил мой любимец. - Я всегда с тобой, даже когда под водой, и если я мчусь по небу за длиной кометой цветной.
-Отлично, - проговорил я. – Ловлю тебя на слове. Тогда одевайся.
Через мгновение в Молокососа полетела одежда. Я доставал из шкафа самые феерические наряды, которые могли на самом деле навести  шорох. Для чего мне это было надо? Я еще до конца не знал. Было некое предчувствие, которое меня толкало на это, а я просто не сопротивлялся. Да и разве можно сопротивляться своему хобби.
-Да ты что, я это не одену, - капризно произнес Молокосос, держа в руках шелковую накидку синего цвета и страусиные перья. – Это что было когда-то птицей. Ой, не могу, мне сейчас станет плохо.    
- А кто мне обещал помочь? – напомнил я ему. - Разве не этот экстравагантный пионер в синем костюме? Сам, значит, меня настропалил, а сам отказывается. Это не порядок. Так нечестно.
-Интересно, что с ней сделали, чтобы она так просто рассталась со своей шкуркой?  - не унимался Молокосос.
-Не волнуйся, это искусственное, - успокоил я друга, но тот втемяшил себе в голову обратное и не мог успокоиться.
-То есть при производстве ни одна птица не пострадала?
-Нет, - закричал я во всю ивановскую (наверное в Ивановской области не слышали, но опять же так говорят) - Так ты поможешь?
-Нет. Не думаю, а это что? - он поднял с пола шляпу с длинным павлиньим пером. Это то, что я думаю. Фил,, будь добр скажи, зачем ты меня шокируешь? Это что ты сам у птиц перышки выдирал. Может быть, ты и из меня хочешь костюмчик сделать. С тобой надо держать ухо востро. Без хвоста ненароком останешься, а тои без крыльев.
-Это не честно, - продолжал я в том же духе. – Ты мне обещал идти со мной, не смотря ни на что. 
-Да ладно, - услышал я более бодрый глас от него. - Чеснок – не чеснок. Хватит. Просто я итак в костюме, а тут еще один и тем более из пострадавшей птички и… женский. Ты меня за кого держишь?
-Да ты что? Разве женский? Ну хорошо, - одобрил я. Прости.  Я тебе подберу что-нибудь брутальное (только вчера узнал это слово – как раз мужчина из маминого журнала имеет такое определение).
-Какое? – не понял Молокосос.
-Чтобы тебя резко выделяло из толпы, что ты ни коим образом не относишься к женским особям, - объяснил я.
-Вот за это спасибо, - удовлетворенно произнес Молокосос.
Наконец, я подобрал ему очень хороший, по моему мнению, костюм, состоящий из черных ботфортов, красных шорт, коричневой замшевой куртки и шапку из того же материала. Свой костюм он снял и чувствовал в новом облачении несколько неуверенно.
-Я давно хотел тебя спросить, дружище, - заинтересовано начал я. – А откуда у тебя этот костюмчик. Снял с кого-то?
-Шутим? – цыкнул клювом пернатый.
-Шутим, - согласился я. А все же?
-Так это еще на городской свалке же было, когда меня все святой птицей считали, архангелом то есть. Я попросил у мужика, который меня в святые и посвятил достать костюм, ну какой-нибудь, чтобы покрывал, не слишком приметный.  Ему я объяснил, что перед народом будет лучше, а сам понимал, что ночи холодные, и мне нужно, какое-никакое, но тепло. Вот так и обрел я свою шкурку. Не так часто я ее снимаю.
-Вторую шкурку, так же? – задумался я как оказалось вслух.
-Ага, третью не хочешь, - уточнил он. - На прошлой неделе та у меня разошлась, пришлось менять размер на один.
На Молокососа было любо дорого взглянуть.  В этом костюме он был похож на стрелка, не хватало арбалета за спиной и колчана со стрелами. Мне показалось, что он будет не против поносить и этот костюм не менее двух месяцев, а то и того больше.
-Для того, чтобы понять всю мудрость этого костюма, надо с ним говорить – сказал я.
-Чего? – не понял Молокосос.
-Мудрость костюма, - изрек я. - Говорить.
-Ты что? – рассмеялся он. - Разве может костюм быть мудрым? Я уже и не спрашиваю о разговоре.
-Еще как может, - убеждал я его в этом. - Поэтому замолкни на минуту и слушай.
-Ну хорошо, - кивнул головой Молокосос. А еще глупость костюма бывает, наверное, - забормотал он.
-Что ты сказал, дружище? – спросил я, хотя все слышал, что он сказал.
- Я говорю, что это так интересно, - кивал он головой и я смог продолжить.
- То-то. Итак, я накликаю вас, о мудрый, о сильный, о…
-О боже, - воскликнул Лука, когда вошел в комнату. Он был одет в космический костюм, как мы  с ним и договаривались. – Так ты его посвятил в наш сценарий?
За всем этим делом, я напрочь забыл о сценарии и о том, что нам надо репетировать. Лука подкинул мысль об участии нашего пернатого друга. Отлично. Разве плохо. Только я еле убедил одеть костюм. По поводу участия в нашей инсценировки я тем более сомневался. 
-Пока нет, но собираюсь.
-Какой сценарий? - спросил Молокосос.
-Который мы хотим предоставить на суд нашего прекрасного двора, - бодро сказал Лука. – Ты представь только, Жар-птица, которая живет на планете и не знает о том, что…
-То есть вы хотите сказать, что мне отведена тоже какая-то роль, - прервал Молокосос Луку.
-Не какая-то, а самая главная, - выдал Лука. - Ты даже и не представляешь, как тебе крупно повезло.
Возникла пауза. Я сердито взглянул на Луку, и мне хотелось его придушить. Не меньше. Ну разве так можно. Надо было издалека начать. Молокосос не любит, когда сразу в лоб.
-Я может быть чего-то не понимаю, - серьезно сказал пернатый. -  Что мне отведено в вашем сценарии? Роль? Или вы пошутили? Да, конечно, вы пошутили. Всегда я шутил, а сегодня вы шутите. Пора бы.
Лука хотел было что-то сказать, но я строго посмотрел на него и тот тут же отвел взгляд и видимо передумал. Раньше бы он не стал меня слушать. Неужели Лука меня боится.
Я отражался в зеркале и незаметно сделал полшага в сторону него. Я посмотрел на себя и понять, что же во мне изменилось. Нос, рот, новые складки, еще парочка седых волос? Глаза? А вот это ближе всего. Взгляд у меня был особенный. Я решил проверить, снова взглянул на Луку, тот в очередной раз отвел взгляд. Действует. Еще раз. Снова отвел. Ну надо же. Еще. Отвел. Какая интересная игра. Есть водящий в каждой игре. Так вот я – водящий (почти как водяной). 
- Ты чего? - шепотом спросил Лука. Он не понимал моих взглядов. Ему в какой-то момент показалось, что я даю ему знаки, вот только значение этих знаков он не знает.
-Ты че-го? - спросил Молокосос по слогам.
-Ни-че-го, - ответил я, заручившись поддержкой у зеркала. – Итак, мы не шутим.
-Шутите? – переспросил Молокосос.
-Не шутим, - повторил я.
-Шутите, - не уставала говорить вторая сторона. 
-Не шутим, - в очередной раз я произнес это слово и дал себе зарок, что произношу его в последний раз. - Впереди частица «не».
-Не, запятая, шутим? – веселился Молокосос.
-Без запятых и прочих знаков, - уже произнес Лука, видя, что я стоял в замороженном состоянии. - Только голые фразы.
-Нет, вы что, - твердо сказал пернатый. - Я на это не пойду.
-Почему же? – продолжал веселить пернатого друга мой семилетний друг. - Пойдем на это все вместе. Вместе то оно намного веселее.
-Нет, у меня есть маленькая проблема, - шепотом проговорил Молокосос. - Только я не могу говорить об этом. Я стесняюсь.
-Лука выйди, - поспросил я его.
-Да вы что? – сопротивлялся друг. - Я же свой.
-Свой да не свой, - резко вставил я.
Я снова взглянул на него своим коронным взглядом, тот отвел взгляд и вышел и комнаты. Действует. В очередной раз. Действует. Еще. Ушел уже. Эх жаль. А то бы снова. Я водяной…то есть водящий.
-Так теперь говори.
-Теперь говорю.
Было видно, как Молокосос собирается с духом сказать что-то очень важное. Он опустил клюв, пробормотал что-то, чего я не расслышал и посмотрел на меня с таким жалким видом, что мне захотелось прекратить это шоу и отпустит его на кухню выпить стакан молока. А мы уж сами как-нибудь.   
- У меня огромный страх перед сценой, - увел он меня от моих одобрительных мыслей.
  Вот тебе новость. Молокосос – самый смелый пернатый на свете. Боится выступать на подмостках. Надо же. Я был несколько шокирован. Но что ж, у каждого есть фобии. Например, я боюсь змей и больших комаров. Когда я их вижу, мне становится противно, а когда они очень близко я визжу, как какая-то девчонка. Что ж, надо его понять. Но как же?   
-Да, но ты же дважды был святым на обозрении большого количества людей, - попытался я исправить ситуацию. -  И говорил им что-то. И главное, все тебя слушали.
-Да, но это было так нужно, - оправдывался он. - Иначе бы я не выжил. А здесь, когда можно вздохнуть спокойно и не бояться шальных пуль и гранат и то, что ночью тебя  не утащат в лес, чтобы съесть. В общем, не хочу о грустном и не хочу быть посмешищем.
Молокосос начал снимать одежды. Но то ли он был так крепко зашнурован, то ли его крылья не совсем были предназначены для таких сложных манипуляций, у него это плохо выходило.
-Подожди, друг, - вошел Лука. Он явно стоял за дверью и ловил каждое сказанное слово. Нехорошо, но зато Лука владел происходящим. -  Но ведь ты будешь не один. Нас же трое.
-Да хоть сто по трое, - дергал он за одну веревочку в районе пояса, но еще сильнее затягивал в районе шеи. -  Я же вам четко и русским языком, языки я не мог перепутать, сказал нет. Мое да не всегда значит нет, но иногда означает да, но зато нет порой бывает с да, чем хочет оставаться с нет. В одной умной книжке прочел. У тебя, Фил, на полке.
- Послушай меня, выгляни  во двор. Пожалуйста. Там все уже идет полным ходом и нас ждут, - сказал я.
Молокосос подошел к окну. И как только он открыл его, улица, словно включенный телевизор огласилась сперва звучанием – многоголосым , затем цветом – палитрой самых разнообразных красок. Двор напоминал площадь с демонстрантами, которые пришли голосовать за своего президента. Шарики и транспаранты рябили, как сменяющиеся кадры в игровом кино. Но это было не кино. 
Кто-то крикнул. «Виват восемнадцатому этажу». В воздух запустили петарду – она красиво пролетела мимо нашего и этажа и на расстоянии пяти  метров от нас разорвалась в самопожертвовании ради  красивого сочетания искр. Кто запустил шарик, кто-то еще один и вот уже десятки цветных шаров полетели туда, где летают самолеты и птицы совершают головокружительные пике.
-Они ждут, - обоюдно не так громко пропели мы с Лукой. 
-Ну и что? – равнодушно ответил Молокосос, пытаясь отстегнуть верхнюю пуговицу от жилета. - Мне на это наплевать. И вообще я хочу полной тишины. А этот шум, он меня раздражает. Не просто раздражает, от него у меня клюв начинает болеть. Никогда не болел, а тут болит. И я не знаю, что мне делать. Может быть, стоит разогнать всю эту толпу. Погнать в шею. Можно и не только в шею. В спину. В…
- А что если…- начал Лука.
-Никаких если, - оборвал он его не только на полуслове, но и полумысли. -  Если кто-нибудь будет предлагать если, то я буду отказываться и отказываться. Что такое «если». Звучит как противный продукт, вроде сухого завтрака.
- Давай так, - предложил Лука.
-Что? – возбужденно среагировал Молокосос.
-Никаких если, - продолжил задуманное мальчуган.
-Ну если без если, тогда другое дело, - согласился пернатый. 
- Ты просто послушаешь сценарий, небольшой, а потом сделаешь свой выбор, - изложил условия Лука. - Если…то есть скажешь нет, мы поймем и не будем к тебе приставать с расспросами. Хорошо?
-Не знаю, - неуверенно сказал он.
- Начинай, Фил, - шепотом сказал Лука, пока неуверенность Молокососа не перевесила в сторону отрицания.
-Я начинаю, - сказал я и посмотрел на Молокососа, который с надутым видом сидели, и смотрел на меня.
-Начинай уже, - проворчал пернатый. – Давай, давай. 
- Жила была одна птица, - начал я. -  Она жила на прекрасном острове, где была прекрасная природа, было много вкусных плодов и замечательные условия для существования. Все вроде было хорошо. Но была одна вещь, которая ее мучила.
- Что по соседству жил нудный попугай и постоянно доставал ее своими дурацкими байками? – предположил Молокосос.
-Нет, - ответил Фил.
- Тогда я не знаю, - пожал плечами не совсем плечистый объект. - Может кенгуру слишком громко прыгала в соседней чаще. Этот вариант даже будет немного получше.
-Я продолжу? – спросил я.
- Да, да, - провертел клювом слушатель. - Извини.
Я продолжил, понимая на интуитивном уровне, что мой друг пусть не слушает раскрыв рот, но прислушивается.
- Значит, ее мучила одна существенная вещь. Ей было скучно. Она понимала, что ей что-то не хватает. И еще. Ее манило небо. Ей казалось, что живущие там птицы живут намного счастливее, что там такое раздолье для них и не раз пыталась наладить с ними контакт. Она взлетала и только как ей казалось соприкасалась с небом, то сразу опускалась вниз, так как ее немного пугало новая жизнь, которая ее могла ждать. Наконец, она набралась смелости и одним ранним утром полетела напрямую на небо. Она старалась ни о чем не думать. В этот момент птицы совершали утренние процедуры – чистили перья, свои жилища и доводили до блеска свои клювики, крылья и хвосты. И вроде бы она была из другой жизни, другого уровня, ее все равно приняли. Она стала делать все то, что делали на небе. Но ее снова стала посещать эта мысль.
-Что наконец-то тот попугай объявился? – не выдержал долгого молчания пернатый. -  Правильно, он же должен был объявиться со своими дурацкими байками.
-Нет же, - сдерживая себя произнес я. - Не это.
-Что? – удивился он. – Кенгуру? Ну, это вряд ли. На небе кенгуру? Разве что это для смеха. Кенгуру с крыльями.
-Цыц, - произнес Лука.
-Да, да, Лука молока принеси, а то что-то аппетит разыгрался, - зря тот цыкнул. - Без молока нельзя дальше слушать. Лучше сливок.
Я кивнул. Лука отправился за сливками. Он вернулся с двумя пакетами. Молокосос взял оба, продырявил один своим клювом и начал пить.
-Продолжай, - пернатым был дан сигнал продолжать.
- Так вот, - в энный раз начинал я. - Она попала на небо. Как мы помним.
-Помним, помним, - зашумели в зрительном зале. - К ней кенгуру прилетал.
-Не было никакого кенгуру, - грубо сказал я.
-Да? – не поверил он. - Что, Лука, действительно не было? И попугая тоже?
-Нет, - жестко сказал Лука. Только птица.
- Вроде снова все хорошо, - продолжил я, не смотря на его комментарии. - Но ей опять  что-то не хватало. Теперь ее стал манить космос.
-Какая странная птица, - постучал пернатый по своей голове. - Мне кажется ей нужно было посетит одного врача, который бы ей подсказал.
-И как ты понимаешь, дорогой Молокосос, птица попала в космос, - вел я рассказ. - Она как-то захотела и набралась сил и полетела. Когда она оказалась там, то ее тоже приняли хорошо. Не прогнали.
-Так что Лука – космонавт или кто? – он тоже вел свою линию, понятную правда только ему. 
-Дослушай, - подал я ему реплику и продолжил. - В космосе она прожила всего три дня. И снова затосковала. Тогда боги рассердились и скинули ее обратно на землю. Она отряхнулась и стала жить прежней жизнью. И стала снова тосковать по небу. Такой вот замкнутый круг. 
-Я же думаю если бы к ней попугай прилетел, любитель рассказывать байки, она бы так не мучилась, - сделал вывод Молокосос. А если кенгуру, тогда бы вообще горя не знала.
-Да при чем тут попугай? - мотал головой Лука. И кенгуру?
-Вы просто с тем попугаем незнакомы, - убежден был в своей правоте пернатый. -  Я с ним в джунглях встретился раз. Второй раз бы не захотел. Кого угодно доведет. А кенгуру меня чуть своими прыжками до стресса не довела. Представляете день и ночь. Все прыгает и прыгает, и семья ее тоже прыгает и прыгает. Спасу нет. Только замолкнет и снова. Прыгает и прыгает. Вы бы знали.
-Так что? – с ожиданием в голосе спросил я.
-А что? – не понял вопроса Молокосос.
- Понравилось? – ожидая хоть какой-нибудь реакции спрашивал я.
-Нет, - ответил он.
-Нет? – с досадой сказал я.
-Да, птица конечно дурная, - решил растолковать свою позицию пернатый. -  Она мне не понравилась в первую очередь. А все остальные птицы вроде нормальные. Они ей жить предлагали. К себе взяли. Без сопротивления. А она. Дурная. Я же говорю, ей надо с одним доктором поговорить. Тогда, быть может.
-А сам сценарий? – спросил Лука.
-Интересный, с философией, я люблю чтобы было со смыслом, чтобы на глазах слезы наварачивались, - как смог разъяснил свое отношение Молокосос. - Максимум драматизма, красивые сцены – это да, есть. Это, вы, конечно, молодцы. Справились. Вот только, буду честен.   Не понимаю, кто из вас кто. Там же птицы и птицы. Участники. А вы, извините меня, люди.
-Так нет же, - прояснял Лука. - Фил рассказывает. Я двигаю декорации. А тебя мы хотели сделать той самой птицей.
-То есть я буду той дурной птицей, - дошло до него. - Ну нет. Я итак сцены боюсь, а тут еще дурой стоять. Извините друзья. Помогите мне с костюмом. Он что-то не расстегивается.
-Ну пожалуйста, -встал я перед ним на колени. - Ты же самый артистичный, самый красивый, самый популярный в нашем дворе.
Я толкнул в бок Луку, чтобы тот мне помогал. Я знал, что Молокосос очень любит, когда ему говорят приятнее слова, комплименты. И это иногда действует.
-Ты умный, черт возьми, - вставил Лука. Твой интеллект – это супермашина. Я даже тебе завидую.
-Ты добрый, - вставил я.
-Вот за это спасибо, - саркастически отреагировал Молокосос. - И не надо было перечислять все качества из книги по психологии человека. Я же все же птица. А психология птицы – это тайна, про которую написано мало книг. Очень мало.
-Когда-нибудь я напишу книгу, - сказал я. Или нарисую.
-Возможно  и я, - поддержал меня Лука.
-Скорее всего это мы сделаем вместе, - подытожил я. 
-Так вы, значит, мне не поможете снять костюм? – чувствовалось, как Молокосос заводится. Последний раз спрашиваю, вы поможете стянуть с меня эту удавку?
-Нет, ну послушай, - начал Лука.
-Тогда, пошлите выступим и покажем кто во дворе лучший, - неожиданно услышали мы. - Я же популярный, не правда ли? Кто это сказал?
-Я сказал, - повторил бодро Лука. -  Ты популярный. Да, еще какой.
Я наспех одел папин желтый спортивный костюм и сверху накинул зеленую накидку. Выглядело это весьма экстравагантно. Он согласился. Нельзя было медлить. 
Мы вышли во двор. Сверху все выглядело иначе. Как только мы оказались внизу, зазвучал оркестр и пошла канонада звуков от криков «ура», «качай» до смыкания блинов из оркестра. Двор был наполнен людьми. Ну надо же. Здесь собрались наши и не только наши. Вот этих я не знаю. И тех тоже. Они что из соседних дворов? Если не городов. Интересно, откуда поступила информация. Ага, понятно. Спасибо, бабушкам и дедушкам. А они всегда рады помочь.
Я сперва не поверил. Эти радужные блики, похожие на апельсины в воздухе, по всему периметру двора терялись  где-то в районе карликовых берез и уходили в сторону четырнадцатиступенчатой лестницы. Я зажмурил глаза и посмотрел на Молокососа. Тот явно тоже не ожидал его и не много струсил, заходя за мою спину, предоставляя мне первому насладиться этим великолепием.
Зазвучали фанфары и струнчики которые, казалось, заполнили весь двор, играли марш славянки, марш прощания, но потом благо одумались и стали играть торжественный марш, который обычно играют на парадах военные оркестры. Еще рано было провожать. Правда, под конец вечера это было можно сделать, но в начале это было недопустимо.
На улице были поставлены дополнительные скамейки. В центре детской площадки стояло несколько мангалов, на котором во всю шло приготовление сосисок, сарделек, форели и пескариков, специально принесенные Хамелеоновым. Он всем говорил, что поймал их  даже показывал как он это сделал – закидывал удочку, ждал и прочее, но этикетка на мешке с рыбой говорила об обратном. Отдельный столик занимал под напитки. Там стояли соки, морсы, газировки и чай холодный и горячий. На один день двор стал одной общиной, с одним очагом и столом.
Дети бегали и умудрялись не сталкиваться, хотя народ все прибывал и прибывал со стороны карликовых берез. Два инспектора милиции прошли мимо и сперва заинтересовались происходящим, но наши добрые соседи, которые помогли в организации – Тишеводовы, обо всем позаботились. Они и сегодня были облачены в черные костюмы и не смотря на жаркую погоду, не снимали даже пиджаков. Через какое-то время можно было наблюдать, как инспектора поедают сосиски и смеются с какими-то дамами.
Веселье шло полным ходом.
- В честь нового жителя нашего микрорайон посвящается, - начал ведущий. Я сперва не узнал дядю Колю. Он не был в спортивном костюме, как обычно. Он противоречил его «костюмной» концепции. На нем был элегантный фрак черного цвета и бабочка. Не хватало рояля. Наверное, под давлением жены, он сдался.
На сцену вышли братья-акробаты. Они стали показывать свои известному двору номера, но даже это не мешало удивленно воздыхать от того, как он сворачивают свое гибкое тело как рулет. Те, которые никогда не видели этого, пробивались сквозь толпу, чтобы заснять такой уникальный кадр, только это у них не очень выходило, потому что подобных было очень много.
После их выступления, спели песенку несколько парней в порядке очереди, посвятив свое пение Ларе,  и дядя Коля, увидев наше появление, оживился. Он знал, что мы показываем свой номер и только потом открываемся, то есть принимаем поздравления и далее следует прочая дребедень, ради чего мы здесь все это организовали.
-Минуточку внимания, в честь появления нового лица нашего двора посвящается. Жар птица, в простонародье жаренная птица, или птица, которая хотела и поэтому мучилась, - прочитал дядя Коля. -  Какое длинное название. Начинаем.
Мы приготовились. Пошли к сцене. Но так как кулис не было, мы сразу выходили на площадку, едва поднявшись на ступеньки. Молодец с трубой, сидевший на противоположных ступенях подмигнул и показал на саксофон. Он будет нам аккомпанировать. Понятно. Это хорошо. Молокосос вел себя спокойно, только часто почесывался, видимо костюм на нем плохо сидел, либо костюм слишком долго висел в шкафу и в нем завелись насекомые. Я волновался, Лука тоже, но труднее всего было нашему пернатому другу. Для него это был дебют. А первый дебют – это очень многозначащий шаг.
У меня была девочка. Да, когда было девять. Пару лет я ходил в школу. Это так. Я носил портфель, провожал ее до дому и рассказывал ей истории о древних греках, которые специально готовил каждый вечер. И вот однажды она мне сказала:
-Знаешь, ты больше не провожай меня. Меня теперь папа на машине будет возить. Он машину купил.
И я перестал ее провожать. И наши отношения изменились. Наши отношения постепенно пошли на нет. Я все понимаю, на машине конечно удобнее, но мои истории они разве не стоили того, чтобы сказать папе:
-Пап, спасибо, конечно. Но меня провожает Филимон. Он мне такие интересные истории рассказывает и мне не хочется пропускать ни одну. Каждый день новые. Понимаешь?
И папа, наверное, бы понял и сказал, как это здорово и возможно впомнил свое детство и о том, как тоже по всей вероятности носил порфель и даже неоднократно.
У меня был дебют, то есть я первый раз заговорил с девочкой, первый раз предложил ей проводить до дома и  первый раз нес ее портфель. А она этот мой дебют растоптала, как вафлю на асфальте. И я с тех самых пор ни разу не носил портфель.
Это также может относится и к сценическому опыту, и опыту в уличной драке.
У Молокососа это тоже первый раз и если объявится какая-нибудь деточка, которая скажет:
-Папа, пошли домой, там интереснее по телевизору показывают.   
Тогда загублен пернатый как актер. А ведь мог им стать. Поэтому проследим, чтобы все прошло гладко. Народ вроде спокоен, требует зрелищ и оно у нас есть.
 К родителям подошли Тишеводовы в черных костюмах. Они (родители)  держались вместе, боясь потеряться в этой толпе.
-Настя, - представилась женщина.
-Михаил, - представился мужчина.
-Спасибо, что помогли организовать этот праздник. Мы даже не знаем, как вас отблагодарить. Вы скажите, может быть вам нужен хороший парикмахер. Правда, я уезжаю, ну вы же понимаете. Но у меня здесь остается очень хороший специалист. Не просто хороший, а самый лучший.
-Не стоит, - ответила Настя.
-Тогда все вопросы, связанные с поисками самых редких камней и минералов – это к моему мужу, - с достоинство говорила она о папе. - Он лучший в своей профессии. Ему едва Нобелевскую премию не дали.
-Да ладно, - перебил ее мой папа. Что ты преувеличиваешь. Мое имя только было внесено в список участников, и вместо кругленькой суммы получил   всего то два пятнистых леопарда, которых я отдал в городской зоопарк.
-Перестань скромничать, - мама знала, что отец никогда не будет из своих поступков делать сенсацию. - А как же то племя? Знаете, за что он должен был получить  премию? Я скажу. Можно я скажу?
-Не надо, дорогая, - шептал он ей на ушко. - Это не этично.
-Почему, - у мамы было другое мнение на этот счет. -  Это наука. А в науке все, что ни делается все этично. Так вот премия присуждалась за то, что он отыскал редкое племя, в котором говорят, мне даже неудобно говорить, через…
-Понимаю, но мы рады помочь безвозмездно, - оборвал ее Михаил. Вы поймите, нам важно, чтобы в нашем дворе был хороший климат. Наконец выдался повод познакомиться со всеми сразу.
-Правильно, - улыбнулась мама и даже засмеялась, правда, искусственным смехом.. - Не по квартирам же ходить. Так вам в плане причесок и поисков редких племен, которые могут говорить и не только так…
-Спасибо. Нет. – хором сказали «черные».
-А у нас еще есть сын, он может… - не унималась мама.   
-Не думайте об этом, - произнесла женщина. - Обязательно отблагодарите.
-Не за что обращайтесь, - произнес мужчина.
Они были не слишком многословны. Но слова здесь были не нужны. Все и так было видно. Хотя их «обязательное отблагодарение» запомнилось.
Молокосос оказался на сцене. Да, он не раз вы ступал перед народом и люди ниц падали перед ним, считая его святым. Сейчас он был не святым, сейчас он выступал в качестве Жар-птицы, которая тоже обладала волшебными свойствами, но лишь в сказках.
-Птица, - кто-то крикнул из толпы. – Птица в костюме Робин Гуда. Квентин Дорвард – птица. Вот умора.
Мне это показалось. Та предосторожность, которой я был охвачен, сейчас была оправдана. Какой-то недоумок высказался о внешнем виде. Это уже нехорошо. Может быть Молокосос не услышал. Надо его отвлечь. Я дал сигнал парню с саксофоном, тот сделал жест рукой парню с флейтой на дереве и зазвучала мелодия в унисон. Это была музыка с бродвейского мюзикла «Кошки». Увертюра самая первая, появление кошек.  Мама часто включала пластинку, когда было особенно холодно в длинные зимние вечера, мы пили чай с вареньем из крыжовника и наслаждались ее звучанием.
Неожиданно стали сыпаться смешки со всех сторон. Цепная реакция – страшная сила. После первого залпа, последовал другой, а за ним третий более внушительный. Ладно бы если только жители нашего и ближайших домов. Здесь был весь район, а то и город. Хотя свои бы себе этого не позволили.   
Так, струнчики, не спите! Включайтесь все. Гобои, гитары, балалайки, лютни, барабаны, синтезатор. Все это заиграло. В одном кошачьем ключе. Никогда увертюра к этому мюзиклу не звучала в таком масштабе, пытаясь перекричать толпу.
-Я не хочу быть посмешищем, - бормотал Молокосос. Сперва Патриция и ее банда. Теперь другая банда, побольше и посвирепее.
-Давай, начинай, - подсказывал Лука. Он сам не ожидал такой агрессии. Он думал, что после выступления их будут на руках носить. А тут такая коллизия.
-Все, я пошел, - бормотал Молокосос. – Что я здесь забыл. И что вам надо? Я же хочу вам спектакль показать. Не хотите. Ну, на нет и суда нет. Я пошел. Пропустите, извините.
-Молокососик, ты куда? – окликнул я, спускающегося со сцены пернатого. Он с трудом передвигал ноги в этой непривычной для него одежде и от нервозного состояния в связи с таким человеческим безрассудством, он смотрелся очень смешно, подтверждением чему были громкий смех и постоянные окрики.   
- Уберите этого птенчика со сцены и дайте нам настоящую звезду, - кричали с одной стороны. – Сейчас мы сами поднимемся и на вертел ее. На вертел, - звучало с другой. 
Что происходит? Что такое случилось с народом? Почему так много агрессии и неприятия? Не понимаю. Это потому что здесь собралось много чужих людей. То есть не с нашего двора. Я что так давно не выходил на улицу. Мир успел измениться? 
-Стой, Молокосос, - я пытался помешать ему. - Не уходи.
-Я должен уйти, - бормотал Молокосос. – Мне здесь нечего делать. Еще минута и меня не станет. Разве я этого хотел. Фил, спасибо, я тебе очень признателен. Ты меня специально вывел в этот Колизей. А Лука – он твой сообщник. Я вам так верил.
Народ бесновался. Один из молодых людей бросил гнилое яблоко на сцену:
-Вот тебе за твое выступление. Оно большего и не стоит.
Яблоко упало около Молокососа. Тот нацепил яблоко на клюв и отправил его обратно, в сторону толпы. Толпа загудела. Она была как улей с пчелами, пока его не потревожишь, не загудит. Волны неприязни пошли кольцами, как на воде и пчелы-люди стали тянуться в сторону стоящей сцены, вызывая сумятицу и крики.
Дядя Коля  взял микрофон, но тот к тому времени  уже не работал и тогда он попытался докричаться до слетевшей с катушек толпы своим командирским голосом:
-Тишина. Народ, тихо. Вы не на параде.
Народ на мгновение обратил внимание на дядю Колю. Это мгновение позволило сделать небольшую передышку всем стоящим на сцене, а именно дяде Коле, мне, Луке и еще не успевшему уйти Молокососу. За это же мгновение дядя Коля согнулся в три погибели – ему стало плохо, только отчего не было понятно, и когда он поднялся, что-то было не так. В его лице что-то изменилось.
-Вы правы, - сказал он совершенно другим голосом. - Нечего птицам делать здесь. Ты не из нашего двора? Тогда лети куда подальше. Какой-то странной птице здесь не место. Я сказал.
Что случилось с дядей Колей. Мы его не узнавали. У него что разум помутился. Народная волна стала перетекать в сторону сценического пространства. Дядя Коля повернулся к нам и медленно сделал шаг в мою сторону.
- Дядя Коля, ты чего? – заикаясь спросил я.
-А это ты переросток, - говорил он явно чужим голосом. - Ребенок. Ты чего здесь театр хочешь показать? Да кому он тут нужен. Ты лучше спроси у народа, что ему нужно.
Толпа загудела с удвоенной силой:
-Что вам нужно, - спросил дядя Коля.
- Сжечь!  Огня! Хотим огня!
Народ кричал. Где мои родители. Неужели они стали жертвой этой толпы. Неужто в нашем дворе образовалась секта. Они все ждали, когда начнется праздник и тогда по всем орудиям. Вот и мама.
-Мама, папа, - кричал я. Вы меня слышите?
Родители меня не слышали. Они шли в сторону карликовых берез и казалось, что хотели выбраться из этого безобразия. Но почему без меня. Разве родители оставляют своих детей на поле брани. В редких случаях. Нет, на моих это не похоже.
Я хотел снять маску, чтобы показаться родителям, что это мы, а не кто-нибудь другой. В этой маске я был похож на клоуна, на рассказчика, она мне мешала дышать, кричать, наконец.
Дело в том, что мы были в масках, так как для нашего представления, я специально приготовил маски. Такой был образ. У каждого актера была маска птицы. Она была сделана их хорошего слоя паралона, поэтому и дышать в ней было непросто.
-Не снимай, - прокричал Лука. Я, кажется, понял в чем дело. Ты главное не снимай.
- Почему? – показал я жестами. - Я просто хочу, чтобы меня узнали. Мои родные куда-то уходят.
- Если ты снимешь маску, то станешь таким же, как все вокруг, - пояснил Лука.
-Я не понимаю, - ответил я, не понимая его. Мне нужно было спешить, родители уходили, а тут еще препятствие. 
- В воздухе был какой-то резкий аромат, - освещал Лука. - Так вот почему все люди стали агрессивными. Эта ерунда в воздухе проникает в мозг и манипулирует ими. Как зомби.
-А что же делать? – испугался я. - У нас не так много времени. Еще мгновение и от нас вряд ли что останется.
В центре толпы образовалась пробка – какая-то часть решила покинуть это место, не ввязываться в это помешательство, а другая непреклонно двигалась в сторону наших друзей.
-Думай, думай, - говорил Лука.
-А где Молокосос? – я его не видел.
Он спускался по лестнице и исчез в неизвестном направлении. Лука меня не слышал. Надо спасать свою шкуру. А Молокосос птица в конце концов, да и клюв у него если что есть. Есть чем клевать, есть на чем улететь. Правда, я никогда не видел его в полете. Только один раз, когда закрылся в комнате…он опустился на подоконник. И то самого полета не видел.
- Надо сделать так, чтобы пошел дождь, - осенило Луку. Нам нужен дождь.
-Я что гидромецентр, чтобы предупреждать осадки, - сказал я.
-Ты не понял, - чесал голову мой юный друг. - Нам нужны осадки. И немедленно.
 -Ну, я не знаю, - почесал я как и он голову, только это не помогло.
Послышалось мяуканье. В этой кавалькаде звуков, это мяуканье пронзило всех. Это был крик не только кошки, но и голодного волчонка. На это была способна только Патриция.
-Патриция, - прокричал Лука. - Это Патриция. Она выставила в окно шланг и…что она хочет сделать?
Все посмотрели наверх. И неожиданно хлынул дождь. Осадков вроде не передавали. Дождь, большими струями с неба…с восемнадцатого этажа. Грибной дождь в солнечном свете.
-Откуда это вода? – кричали в толпе. У меня нет зонтика.
Народ охлаждался. В воздухе образовалось облако пара и казалось, что этот ядовитый газ только что покинул это место.
-Молодец, кошка, - кричал я. – Патриция, я тебя люблю.
Люди стали приходить в себя. Они осели на траву, на качели, на землю, где можно было прийти в себя.
Но где же Молокосос? Я вспомнил о нем, когда опасность миновала. Я смотрел по сторонам и долго щурил глаза. Молокососа не было видно. Он сошел с лестницы и нырнул в толпу? Нет, его бы разорвали. А что если он решил попрощаться с жизнью. Нет, не хочется в это верить. Надо его найти.
В небо до сих пор поднимались шарики, наполненные гелием. Они летели в разных сочетаниях – одиночном плавании, парно, большой дружной семьей по десять, а то и двадцать штук.
  Дядя Коля сидел на сцене и не мог вымолвить не слова.
-Дядя Коля, вы как? – спросил я.
- Я? – не понимая что произошло говорил он.
-Ага, вы и ваш живот, - напомнил я. - Вы так согнулись.
-Да мне что-то в рот попало, а потом в голове какой-то спазм и не помню, что было дальше, - он схватился двумя руками за голову и стал ее сжимать, тем самым помогая себе вспомнить произошедшее.
- Да нормально,  - успокоил я его.
- А что это сейчас было, - мычал дядя Коля. - Кто-нибудь знает? Неужто революция? Как то не хочется.
- Никому не хочется, - подтвердил Лука.
Подбежал отец.
-Сына, ты как?
-Я то в порядке, - сказал я в несколько заведенном состоянии.
-А что кто-то пострадал? – участливо спросил он.
-Мне кажется, Молокососа похитили, - ответил я сам того не зная.
-Ты шутишь? – до конца не веря спросил отец.
-На этот раз нет, - теперь я был уверен в этом, так как увидел на асфальте его медаль с надписью «лучший молочный брат».

 
Глава 23 Мама-следователь.
Что нужно включить помимо дедукции, чтобы найти иголку в стоге сена

У мамы выдался непростой день. Она чистила зубы и повредила десну – это, во первых и во-вторых. У нее убежало молоко и кошка мешалась под ногами – это в третьих и четвертых. В-пятых – Калифорния была отложена на неопределенный срок. Четвертый пункт по имени Патриция блуждал по комнате, требуя массы внимания. Она и правда была героиней и где достойные лавры для победителя в виде тунца или салями. Увы, в ее миске было вчерашнее молоко и немного сухого корма. Обычно, мама всегда заботилась о том, что ее любимица была сыта и обласкана, но слишком много происшествий произошло за один день и все это не могло не отразиться на родителях.
Папа меньше переживал, потому что для всех папы с позиции мужского, а значит более сильного если не сказать холодного каменного характера, на такие происшествия реагируют одинаково - все в порядке. Ничего не произошло. То есть произошло, конечно, только не нужно столь бурно реагировать на это. Все уладится. Даже если он и не знал, как именно все уладиться – что есть мысли на этот счет или предположения, он просто так  убедительно говорил, и это было вполне достаточно, чтобы ни на грамм не сомневаться. 
-Семья, не тушевать! Мы одна команда и это не пустой звук. Слышите, как за окном едут машины и ругаются водители, обгоняя друг друга, слышите, как соседи  пылесосят ковер и жена пилит мужа, а муж ребенка за то, что тот оставил на ковре жвачку. Нас это не касается. Мы в другом мире. Более дружелюбном. Мы же знаем, что все будет хорошо.
Патриция жила в этом мире уже два года и прекрасно знала, что даже если метеорит шлепнется на детскую площадку, то и тогда в этой семье не будет места суеты и безрассудству. Правда мама иногда тушевалась.
-Не тушевать! - доносилось в ее голове слова папы.
    Патриция крутилась около маминой ноги и мурлыкала в такт звучащей мелодии из приемника. Ведь это именно она спасла положение дел и поэтому ждала ответную благодарность, не смотря на то, что хозяйка была чем-то очень напряжена. Но этой самой благодарности ни от кого нельзя было  добиться. И даже Молокосос, ради которого был и сделан этот поступок, куда-то исчез.  Его нигде не было видно. Он не пришел вечером со всеми домой, утром его тоже не было видно. Патриция заглянула в комнату ко мне. Она своим выражением словно говорила:
-Интересно, куда все подевались? И почему мы никуда не едем. Я же точно знаю, что когда наступит красный день по календарю, мы должны уехать, или улететь, правда я не совсем понимаю, как это произойдет. Лететь – это наверное очень страшно. Жаль нет Молокососа, а то бы я спросила, как это лететь.
  Патриция запрыгнула на подоконник и обнаружила перо. Видимо Молокосос его обронил, когда снимал свой костюм и одевал костюм «в сапогах».
Легкая дымка летала над двором – частица доказательства вчерашнего безумия. Детская площадка была окутана легким смогом и смотрелась как необитаемый остров из приключенческих книжек. Цветные ленточки мелькали там и тут по двору – пунктиром соединяя зону, где народ сходил с ума и поддавался влиянию «злого газа». Несколько скрепленных воедино шариков колыхались на ветках берез и пытались оторваться как непослушные детки от родителей.   
Это утро выдалось не простым. Они уже час должны были лететь над Атлантикой и преспокойно досыпать, смакуя в шуме двигателей шумы их новой жизни. И обязательно любоваться в иллюминатор просторами нашей планеты. Но событие, которое произошло вчера, вынудило поменять их планы.
  В дверь позвонили.
-Неужто снова милиция? - подумала мама. Как же мне они надоели. Разве мы не все им рассказали?
Всю ночь милиционеры составляли отчеты, допрашивали соседей. Они очень интересовались Молокососом, но папа прикрыл его – сказал, что это его иностранный друг, который очень любит Россию и приехал познакомиться с ее культурой. Они очень хотели с ним поговорить, но папа сказал, что он улетел, как только увидел, что творится на наших просторах. И что он очень боится, что иностранец сюда больше ни ногой. Только прилетел с совершенно дружеским визитом, показать свое иностранное приветствие в костюме, а тут такое. Нет, он больше ни ногой.
Она пошла открывать дверь. Это были не люди в штатском. Вместо людей с пагонами, в дверях стояла юная девушка с двумя большими чемоданами.
-Как вы разве не уехали? - удивленно произнесла она. - Я пыталась открыть ключом, который вы мне дали. Но поняла, что кто-то есть дома. Да и этот приятный молочный аромат.
Квартирантка. Ну конечно. Люся. Ей же полагалась хозяйничать по дому и блюсти в нем чистоту, пока нас не будет.
-Да, я же совсем забыла о вас, Люся, - схватилась за голову мама. - Простите. Я очень сильно извиняюсь.  Просто у нас здесь произошла маленькая неприятность и нам нужно пару-тройку дней, чтобы решить ее.
-Да вы не беспокойтесь, - заботливо произнесла Люся. - Вы же у себя дома. Позвольте мне только вещи оставить.
-Да, конечно, - согласилась мама. - Еще раз извините.
Девушка оставила вещи  и ушла. Было очень неудобно, но ситуация была форс-мажорная и надо было не расходовать себя на эмоции в понимании всех и каждого.
Из родительской спальни вышли двое мужчин. Первый мужчина был похож на гангстера – он был в помятом костюме, в его руках была шляпа, другой был в желтом спортивном костюме. Вид у них был второго, а то и третьего сорта. Мы с папой спали в одной комнате, то есть я с родителям спал в одной комнате. Поэтому и выход был не из моих просторов. А почему? Да потому что. Мне не хотелось оставаться на ночь одному. Боялся, что и меня похитят? Нет, скорее то, что все так напоминало о Молокососе, что я бы не спал точно, а только грустил и вероятно не без слез. А тут мы всю  ночь проговорили о том, что произошло, пытались разобраться и главное думали о том, что надо предпринять. К нам просился Лука, но мы, а также его родители все же решили, что ночевать нужно у себя дома. Его родители вообще ничего не знали  о происходящем. Они были на юбилее и вернулись домой только под утро, когда все самое страшное закончилось, и двор был похож на двор после прошедшего праздника. 
Самое главное, что все же объединяет семью, никто не хотел уезжать.
 - Своего бросать не полагается, - говорил папа и умилялся, когда тоже самое видел в наших глазах. Я уже приготовил аргументы, предполагая, что родители уедут не взирая ни на что. Мне казалось, что это событие еще больше вынудит покинуть эту неспокойную страну, в которой во дворе, где играют дети и сидят на скамейках миролюбивые старушки, может пустить отраву всяк каждый и останется безнаказанным. Но для отца это был не показатель. Было конечно обидно, что романтическая мелодрама обернулись катастрофой с элементами ужаса, но родители слишком привыкли к Молокососу и считали его членом нашей семьи.   
Папа надвинул на глаза шляпу и проговорил:
-Кофе, двойной.
Я решил не уступать отцу:
-Тройной, не хочешь?
Мама сделала нам кофе в большие чашки, также налила себе и села рядом. На столе что-то выпячивалось и вкусно пахло – оно было накрыто зеленым полотенцем.
- Что будем делать, дорогие мои? - открывая запретный плод – блинчики, сказала мама, вручив каждому по ложке. Она была настроена решительно.
- А что? – еще до конца проснувшись пробурчал отец. Найдем пернатого и вперед в Америку.
-Я согласен с папой, - сделала я серьезный глоток крепкого напитка. -  Сегодня буду бегать по округе, и спрашивать о нем.
-Эх, дорогие вы мои, - тяжело вздыхала мама. - Это похищение спланировано очень тщательно. Мне ли это не знать. Пока вы спали…
-Мы спали не больше трех часов, - сказал отец
-Два часа пятьдесят семь минут, - уточнил я.
Мама собрала руки в корзинку и потрясла ею, как в игре в «колечко».
-Так вот, пока вы два часа пятьдесят семь минут обнимали подушку, я тут подумала,  а что если его выкрали и увезли так далеко, что нам ни за что его ни найти.
-Разве это так важно, - апеллировал я. Я понимал, куда мама клонит, но еще не до конца хотел верить в это.
-Дорогая, - начал отец. Я подниму всех на уши, чтобы его разыскать. Тем более с твоими способностями мы смело нападем след. Разве нет?
Мама задумалась. Обычно отец долго думал, принимая решение. На этот раз наступила очередь мамы. Она думала минут десять, потом вскинула голову и сказала.
-Хорошо. Я предполагала, что никогда не стану ворочать прошлое. Потому  что детективы остались для меня только в книгах, а реальность – это не книга и мне не так просто. Этой ночью я сразу поняла, что милиция вряд ли чем сможет помочь. Точнее они бы помогли, но была бы такая шумиха не без вреда Молокососу. 
-Помоги, - умоляюще прошептал я. - Мамочка, ты лучшая.
И это была правда.
- Что, правда? – дрожащим голосом произнесла мама. Я думал, что она заплачет, но мама сдержалась.
  Это была чистейшая правда.
-Да, дорогая, - обнял ее отец. - Вместе мы команда.
Патриция заглянула на кухню. Она услышала голоса и обрадовалась. Значит, все же есть с кого получить «благодарность». Она медленно вошла, остановилась для того, чтобы ее заметили и стала попеременно подходить то ко мне, то к отцу, то к…Молокососа нигде не было.
-Вот и Патриция с нами, - гордо сказал я. -  Правда, Патрикеевна?
Патриция чувствовала, что с ней разговаривают, и поэтому мурлыкала. Рядом не было такого хорошего переводчика с человеческого языка на кошачий, как Молокосос.   
-Хорошо, - еще более решительно сказала мама. Тогда смотрите. Вот что у меня есть.
Складывалось ощущение, что мама только и ждала того момента, когда ее похвалят. Ее похвалили, а теперь можно реализовать свою идею. Идея была в форме знакомых обоев, на другой стороне которых у мамы был обрисован план.
-Оперативно, - сказал папа.
-Так, слушайте все сюда, - мама взяла указку в виде карандаша и ткнула в лежащий лист. - Что мы имеем? Молокососа уже нет более двенадцати часов, что для него недопустимо, значит вероятность того, что его похитили очевидна. Правда есть еще одно препятствие.
-Какое? – спросил я.
-То, что он мог обидеться, - предположила мама. - И уйти куда-нибудь. Хандрит где-нибудь на чердаке или на другой детской площадке. Вы знаете, сколько в городе чердаков. Боюсь, не знаете.
-Это вряд ли, - возразил я. - Такого отходчивого существа я сроду не знал. В нем обида живет не более одно минуты. Его организм – неблагоприятная среда для обид. У него есть чему поучиться.
-Значит, мы не зря его ищем, раз он такой ценный экземпляр, - пытался пошутить папа.
-Хорошо, - как будто этого и ждала мама. - Похищение. Кто бы это мог быть? Вопрос номер один и он самый главный. Чтобы на него ответить, надо хорошо подумать. Кто мог заинтересоваться Молокососом? Ученые –уфологи, ученые-химики, ученые-микробиологи или человек, который не имел никакого отношения ни к тому ни к другому?
-Скорее заинтересованное лицо, - сказал папа. Которое смогло организовать весь этот импрессионизм во дворе…не может быть. Они мне давно не нравились. Обязательно расплатитесь. Вот и расплатились. Как подло поступили?
-Ты это о ком, дорогой? – ухватилась она за отцовские эмоции.
Папа указал пальцем вниз и мама закивала головой.
- Ага, понимаю.
-Неужели это наши соседи-организаторы? – догадался я.
-Вероятно, что так, - размышляла мама. - Так, давайте сделаем вот что. Надо будет пройти по этажам и прослушать каждый -  узнать, что там происходит. О чем говорят, о чем думают, над чем смеются, как планируют провести вечер. Это сделаешь ты, Филимон. Дорогой, тебе предстоит поговорить с дворовым окружением и поискать улики. Все улики собирай в полиэтиленовый мешок. Уликами может быть что угодно. Волос, бумага, все то, что покажется подозрительным. Ну, я к тебе позже присоединюсь.
-Почему позже, дорогая? – удивился отец.
- У меня есть другое дело, - спокойно сказала мама.
-Позволь поинтересоваться? – не отставал отец. Он волновался за нее, так как уже понимал, что она затеяла.
- А я пойду к ним. К этим черным людям. Тишеводовым.
- К этим? – забеспокоился отец. - Ты? Нет, я тебя не пущу. От них можно ожидать чего угодно. Я не хочу чтобы ты ходила.
-Так будет лучше, - уверяла его мама.
-А не будет лучше, если я сам пойду, - сказал отец. Разберусь с ними, засучив рукава. 
-Нет, здесь нужна хитрость, - объясняла свое бескомпромиссное решение мама. - Если он точно у них, то они его держат где-нибудь за городом.
-Ты уверена? – почти согласился с ней папа. - А если он у них в зале сидит, связанный и не может звука издать.
-Мама, я пойду с тобой, - вступил я. Я на мгновение представил, как мой пернатый друг сидит в чулане где-то здесь, в этом доме и нужно сделать всего несколько усилий, чтобы спасти его и вернуть.
-Нет, они не так глупы, - говорила мама. - Здесь нужен очень четкий план, который не сорвется. У меня уже он родился и вы в этом плане, уточняю, в первом пункте этого плана не участвуете. Не беспокойтесь. Все будет, как доктор прописал. Кстати не забудь, сегодня к тебе доктор придет. Проверить твои диски. Я утром позвонила и сказала, чтобы он подошел. А то на той неделе у нас не было возможности проверить твои вправленные кости.
-Вправленные Молокососом, - сказал папа грустно.
-Не время хныкать, - строго сказала мама. - Время заставить хныкать тех, кто этого действительно заслуживает. Вперед?
-Вперед на баррикады! – победоносно крикнул отец.
-Вперед! – присоединился я к своему боевому семейству.

Глава 24 Прогулка-расследование.
Почему у доктора из саквояжа торчит пакет молока

Был самый разгар выходного дня. Когда кто-то еще завтракал, а кто-то уже стучал ложкой по столу, требуя обеда. Это как раз мне и предстояло выяснить, а именно чем занимают себя соседи. По нашим версиям, один их них не совсем чист на руку, и за эту самую руку нужно было его поймать. Чем я сегодня и занимаюсь.
Я осторожно открыл дверь и не спеша вышел из квартиры. Таким движениям я научился от Патриции, которая всегда входила в комнату или просто проходила мимо кого бы то ни было бесшумно. Начнем с моего доброго соседушки. О чем говорят у дяди Коли? Я прислонился к двери и услышал редкое постукивание дерева о дерева. Играли в шахматы. Дядя Коля против тети Нади.
-Ну что ты делаешь? – выступал сосед. - Разве пешка может ходить как конь?
-А что? – защищалась соседка. - Эта пешка просто оказалась очень шустрой.
-Шустрой? – кипятился мужчина. - Куда ты слоном двигаешь? Это же не тура. Да ты что? Тьфу у нас получается, а не игра. 
-Шах! – победоносно воскликнула женщина.
-Что? –опешил дядя Коля.
-Я говорю шах тебе, - повторила тетя Надя.
-Не понял, как это произошло? – звучал в квартире мужской удивленный голос. 
Тетя Надя рассмеялась легко, не грубо, боясь оскорбить мужское самолюбие.
-Это произошло, милый мой и это самое главное. Значит так, посуду моете вы, и  на этой неделе приготовление супа лежит на вас. А у меня сам знаешь так много дел, успеть бы.
-Знаю я твои дела, - возмущался дядя Коля. - Фитнес, салоны и подруги.
Женщина за стеной перестала смеяться, как будто это ее задело.
-Я же тебя не отрываю ото… льда.
На этот раз мужчина стал смеяться на этот раз грубо, не боясь уязвлений и прочих предрассудков.
-Если я буду кашеварить, тогда готовься, всю неделю будем питаться запеканкой.
-Почему это запеканкой? – удивилась соседка.
-А мне для роста мышц молочное нужно, - апеллировал сосед.
-Молочного на тебя не напасешься, - крыла она.
-Я то ладно, - отбивался он. - Вот Молокосос – это тот еще проглот. Ему в день нужно…
Некоторые фразы не были слышны, но здесь я и сам знал, сколько употреблял молока мой пернатый друг. Не суточная норма для человека. Немного больше.
-Да ладно? – загадочно спросила тетя Надя.
-Вот те крест, - божился дядя Коля.
-Это же сколько надо денег зарабатывать, - ахнула женщина. - А что экспедитор золото копает? Или нашел золотой город инков, который все ищут, а вот найти не удается. А он неужто нашел? Даже если и нашел, то его вложения не логичны. Ремонт в квартире старый, машина еле дышит, да и сын его одевается как первоклассник. Что они ему нормального костюма купить не могут?
Да нормально я одеваюсь. Ох, невыносимая тетя Надя. Впору и остановится ей. Не люблю я это…когда за спиной, да и такое.
-А я своих одеваю, - продолжала она. И горжусь этим. В одежды пусть не царские, но зато чисто, аккуратно и хоть кто что-нибудь бы сказал. Все восхищаются. А твой побратим. Смешной.
Может хватит.  Так темы денег, молока и зависти не относятся к нашим проблемам и вряд ли натолкнут нас на след. Я пойду. Не могу это вынести. Куда же это годиться, чтобы так сурово говорить о тех, кто с тобой всегда вежлив. Хотя стоп, зависть – одно из тех самых чувств, которое может привести к подобному преступлению. Слушаем дальше. Как бы не хотелось уйти.
- Люди расходуют деньги по мере их поступления, - неслось из-за двери. -  Это одни. Другие копят. Например, как мы это делаем. Чтобы провести лето экзотично, не ремонтируя целый месяц наш прекрасный автомобиль для того, чтобы стать коричневыми, нужно откладывать часть суммы, потом к этой части еще одну часть и тогда этого  отложенного куска хватит, чтобы отправиться не за двадцать пять километров от города, а в жаркую страну, предположительно ГОА.
-ГОА? – ахнул сосед. - А может быть махнем на Луну? Говорят рейсы объявили для тех, кто устал от земной жизни. Так я могу устроить.
-Меня на Луну? – пришла в восторг женщина. - А сам здесь  в полном одиночестве. Будешь устраивать…
-Что я буду устраивать? – не понял мужчина.
- Если бы ты мог действительно устроить что-то особенное, - разочарованно произнесла тетя Надя. - Но где тебе. Ты же слабый.
-Это почему это? – не понял такого пенальти дядя Коля. - Я вообще то мастер спорта. Вроде как уже не должен быть слабым.
-А вчера кто у нас так надышался, что все, потерял контроль? – напомнила она. - Разве это не показатель?
Так, вот это интересно.
-Не показатель, - оправдывался он. - И вообще, я разве виноват в этом?  Ты знаешь, что это был за газ? Знаешь? Я тебя спрашиваю, знаешь? Не знаешь. А я знаю.
Я насторожился. Неужели дядя Коля в этом как-то замешан. А что если его купили или еще хуже его жену. Чтобы накопить денег на ГОА. Предположим, дядю Колю не купишь ГОА, но у него машина вечно на ремонте, могли посулить быстрый авто или новую клюшку. Бывают же клюшки по цене автомобилей. Наверное, да. А он страстно все это любит, как папа камни, как мама папу. Не буду делать необоснованных выводов. Но если так, то как я ему буду в глаза смотреть.
-Это вещество замарин, - полушепотом произносил он, но мне было все равно хорошо слышно. - От него помутнение рассудка происходит. Только ты никому об этом.
Значит, дядя Коля знает. Неужели его подговорили, и это он растворил это вещество в воздухе. Только как? Каким образом? Он же был практически всегда на сцене. Значит, у него есть сообщник. Кто же это мог быть? Думай, думай. Ну все, сейчас ворвусь и узнаю больше. Так, терпение. Можно узнать, где находится Молокосос, если потерпеть.
- Если скажешь кому из наших, то пиши пропало, - предупреждал он свою жену. - Паника начнется. Не люблю я этих паник.
-Замарин? – как заклинание произнесла женщина.
Возникла пауза, он что-то говорил или возможно писал на бумажке или даже иллюстрировал сказанное. Через минуту он продолжил:
- Дело в том, что это вещество использовалась для военных во время боевых действий. Чтобы солдаты могли без страха идти в бой и если надо гибнуть. Это вещество также способствовало обострению таких качеств человека как злость, насилие, жестокость.
-Откуда тебе это известно? – поразилась тетя Надя.
-Так, читаю иногда бесполезные книжки, как ты любишь говорить, - иронично ответил дядя Коля. - Оказывается, они бывают весьма полезными.
Так вот оно что. Книжки. А я то грешным делом на дядю Коля и тетю Надю. А тут книжки. Да, если бы не чтение, сидели бы сейчас и ждали, пока милиция выявит. Да что она выявила? Неизвестное науке химическое вещество, по составу напоминающее аэрозоль для тараканов. Это все, что мы услышали от органов правопорядка.  Ладно, двинемся дальше. Я понимаю ради пользы дела послушать хорошо, но если больше положенного – это значит перегибать палку, а этого делать не хочется.
Спускаемся ниже. На семнадцатый. Доносился еле слышный лай одной и поскуливание другой собаки из близнецов. Мужской и женский голос доносится из квартиры. Порядочная семейная пара. Всегда утром как по часам во дворе выгуливают как себя, так и собаку. Потом в обед – только мужчина с близнецами , женщина его ждет дома с приготовленным обедом. А вечером снова семейная пара отправляется на прогулку вместе со своими неразлучными питомцами в поисках вдохновения. Работают они дома. Им не нужно ходить каждое утро в какое-нибудь учреждение, обязательно успевая к девять до прихода начальника. От этого они освобождены. Утро начинается с кофе и прогулок. Что же, они профессиональные писатели и пишут на пару романы и могут себе это позволить. Об этом мне поведал Лука, который использовал свою трубу не только для слежки за моим окном, но и за жителями других квартир. 
-Что-то у нас Жраня ничего не ест, - говорила она
-А Браня поел и сразу лег, - растолковывал он. - Он сегодня на улице был какой-то вялый. Борзик увидел кошку, глаза загорелись, а побежать не смог, а у Морзика не было огонька в глазах, зато как побежал за кошкой. Но так как они неразлучны, сама понимаешь. Морзик волочил Борзика почти сто метров. По траве. С очень приличной скоростью два сцепленных пса. Только кошка была одна, без сопровождения и мигом забралась на дерево. Потом это хвостатое создание грациозно пробежала по веткам на другое дерево, и таким образом оказалась на крыше нашей котельной.
-Вот так западня, - ахнула женщина.
-Да ладно, - утешил ее мужчина. - Настоящая западня произошла вчера.
Вот тут я прислушался. Естественно, я понимал, что мне суждено выслушать под дверью много ненужных вещей. Я был готов к этому. Мужчина к тому времени говорил об очень интересных фактах.
-Я хочу сказать, что когда рядом стоящий гражданин укусил меня за ухо, я ахнул и поинтересовался, что он хотел этим сказать. Но он засмеялся и шлепнул, извини меня конечно по заду. Я опешил. Что же это делается? Но это полбеды. Потом со мной что-то произошло. Мои ноги перестали меня слушаться. Меня словно окатили кипятком, внутри все горело, и внутренний голос подсказывал «вперед, ломай, круши» и со мной впервые произошло то, что называется злость. Я стал злым по отношению ко всему, что меня окружало. Эти кривые березы, противные люди в препротивных зеленых жакетах, кофтах, пиджаках, эти слюнявые рты, большие носы, длинные языки. Все это я видел в негативных красках, и это побуждало меня на разрушение. Какое новое чувство посетило меня. Мне казалось, что я тот, который должен создавать идеальный мир и соответственно поэтому я должен ломать все плохое, негативное, страшное. Я не мог управлять своими эмоциями. Меня что-то подталкивало на это. Если бы не этот дождь, если бы не этот дождь…      
-Хорошо, что я не вышла на это побоище, - вздыхала женщина. - И наши друзья сидели дома. Они, правда подвывали – так им хотелось на прогулку, но безопасность – прежде всего.
Эти интеллигентные люди тоже оказались жертвами обстоятельств. Их алиби доказано.
Идем дальше. На шестнадцатом, где обычно играла музыка, и дверь была приоткрыта, сегодня наблюдалась другая атмосфера, что меня очень насторожило. На диванах спали незнакомые люди. Вероятно, им стало плохо после вчерашнего отравления, и они легли отдышаться, перевести дух и уснули под музыку, которая наверняка звучала. Они были одеты во все кожаное и были похожи на байкеров, так как у одного из спящих свисала рука так, что было видно на ней несколько колец с символами летящих драконов.
Не замешаны ли здесь байкерские кланы? А что если им нужен птичий бог? Вот они и решили похитить птичку, сделать из нее чучело. Я представил как главарь этой шайки мчится на «Харлее», а на левой руке у него Молокосос и за ним его банда в потоке газующих мотоциклистов. Или же само место, где они базируются – дом, даже не дом, а чердак, а вместо флюгера на крыше – Молокосос. Или байкерское кафе, где в клетке сидит молокосос, а в него кидают стальными пепельницами. И вот они совершив это грязное дело, отдыхают. Отсыпаются, чтобы предстать перед шефом огурчиком с выполненным заданием. И…Хватит. Чего я так себя завожу? Лучше об этом не думать.
Я осторожно подошел к двери, стараясь не будить спящих. Один из них повернулся, я думал, что он точно меня заметит, но нет, он продлил свое сонное одиночество, не приходя в себя. Я прислонился к деревянной двери, обклеенной театральными афишами. Я приложил ухо к «Идиоту», точнее афише со спектаклем «Идиот» и прислушался. Народ там только проснулся. На кухне собрались самые стойкие. Шла утренняя неторопливая беседа, сопровождаемая чаем.
           - Почему в этом городе чай не бесплатный? – звучал хриплый мужской голос. - Я бы всех поил бесплатным чаем. Что нужно хорошему человеку? Вкусный чай, доброе слово, можно два кренделька с маком. Тоже хорошо.
            - Хорошо иногда и росы с листка испить, - ответил ему сонный бас.
            -Романисты, помните, как классик пропел, - сказала девушка вполне бодрым голосом.
Вот уж вечер. Роса
Блестит на крапиве.
Я стою у дороги,
Прислонившись к иве.
             -А я бы так сказал, - снова зазвучал хриплый глас. - Пропел то есть:
            Вот уж утро. Чай
            Бултыхается в чашках
            Я сижу на диване
            С головою в ромашках
           - Почему в ромашках? – спросила заинтересовано девушка.
             -Так он о вчерашних ромашках дворовых, - предположил бас. -  На дворе трава, на траве еще трава, от которой болит нынче голова.
Вот это интересно. Значит, это коснулось действительно всех. У меня было некоторое сомнение. Думал, что были некоторые, которых миновала дурман-трава.
-Какой-то чудило пустил газ, - осуждено пробурчал хриплый. - Разве вы не заметили. Каждые пятнадцать  примерно двадцать минут взлетали шарики. Они лопались. Я еще обращал внимание, что часть взрывается, а часть летит себе, сохраняя первозданный вид. 
-Да, я еще подметил, что на уровне крыш им воздуха не хватает, - подхватывал сонный. - Как будто там космос.
Вот в чем дело. Этот самый замарин был в шариках. Наверное, мама была права относительно этих людей в черном. Но нужно было проверить все варианты, даже если доказательство вины людей в черном будет неоспорима на сто процентов.
-А еще такой цвет был, - соглашалась девушка. -  Неестественный. Я же была в солнечных очках. Боялась все снимать. Думала, ослепну. А в очках я видела. Видела, как будто птицы летали, похожие на ангелов.
-Да уж, - выругался сонный. - Потравили нас.
-Ладно мы, но как они этих наших постояльцев погнули, - продолжал обсуждение хриплый. - Крепкие парни, приехали отдохнуть, выпить за здоровье и тут как дети. Сперва заплакали, потом стали звать маму. Странно, на них не как на всех подействовало. Может быть так, что у кого злости итак избыток происходит в обратном ключе. Он наоборот смягчается.
Понятно. Эти байкеры не опасны. В доказательство тому я обратил внимание, как один из них подложил ладони под голову и в такой умиляющей позе продолжил свой сон.
На пятнадцатом стояла тишина. Хамелеонова не было слышно. Да какой он уже вредный. В последнее время с ним произошли глобальные изменения. Он стал более внимательным к своей одежде. На нем теперь нельзя было увидеть помятых брюк или пятен на рубашке. И он часто топтался около подъезда, словно ждал кого. И почему-то когда выходила Лексевна, волновался, как первоклассник, краснел и опускал глаза. Хорошо, что она сама подходила к нему, иначе бы он так бы и стоял как истукан. Я пытался уловить хоть что-то, но кроме тикающих часов и холостяцкой тишины ничего не улавливалось. Правда, из двери торчал клочок бумаги. Как некое послание пришедшему. Интересно. Я вроде как пришедший, поэтому имею право взглянуть на содержание. А вдруг что действительно важное прочту. Я взял бумагу и прочел:
«Когда придешь, то постучи. Никто не встретит у порога. Ты ключ возьми и без предлога войди в гостиную души».
Надо же, как красиво. Непонятно, но красиво. Я думал, что дедушка уже слишком старый, чтобы писать такие послания. Оказалось, что не такой уж и старый. Как оно звучит. Наверное, и я так могу. Только зачем. Да, мне незачем. Для этого нужно быть переполненным этим, ну, чувством. А у деда времени полный вагон. Поэтому он и придумал себе это чувство. Чтобы не было скучно. А как еще? Но как это «гостиная души». Молодец, дед.
Я обратно всунул записку и пошел дальше. Впереди этаж с военными. Они в этот момент уже обедают, если не ужинают. Я вспомнил, что съел только один мамин блинчик и все, и у меня сильно заурчало в желудке. Что там они готовят. «По флотски», щи, кашу? 
-Так взяли, - услышал я поставленный голос за дверью.
Щи?
- Не правильно ты берешь, - вторил тот же голос. - Дай покажу.
Кашу?
- Его надо брать так, чтобы он не заметил, - звучали командирские нотки.
Так. Чего взять? Странно. У меня закралось сомнение.
- Мы уже вчера взяли и что? – отвечал ему более мягким неотшлифованным голосочком более молодой. - Столько людей пострадало. А ведь можно без  этого было?
Точно щи.
-Не думаю, - протяжно говорил командор, как пел. - Здесь важен сам результат. О нем нужно было подумать, прежде всего.
Нет, кашу.
-Это что значит любой ценой? – звучал неокрепший голосок.
Щи.
-Это значит любой ценой, - звучал командирский.
Не правда ли странно. Не слова, а одни лозунги. А что кроется в этих лозунгах?
-Ты когда-нибудь этим занимался? – спрашивал поставленный голос.
-Впервые пошел на это, - отвечал парень.
-Правильно, - слышалось за дверью. - Ты еще зеленый. А я уже в этом деле не новичок. Пятый год руки полирую.
Значит преступная группировка, назвав себя военными и спортсменами, затаилась на четырнадцатом этаже. Они проработали план по поимке редких животных, которых продают за рубеж или своим ученым на опыты. Разве им это важно? Главное, что они уже промышляют пять лет. И никто об этом не знает. Так что делать? Что делать?
- Ну, как ты ее держишь? – звучал командирский голос. - Штангу надо держать так, чтобы все тело участвовало в тяге. И ни в коем разе не прогибаться. Иначе что-нибудь себе…и калека.
-Я хоть и новичок, но подъемы со штангой делаю неплохо, - спорил парень.
-Так без разговоров, - в приказном порядке начал действовать тот, кто был постарше. - Пошел. И раз, и два.
Опять промах. Они там мышцы качают, а я их начал подозревать в преступлении. Но я ведь тоже ни в чем не виноват. Кто их знает этих честных с первого взгляда людей. Вот именно. Поэтому будем двигаться дальше и щупать, пока не нащупаем.    
 Я спустился на тринадцатый этаж и ненароком услышал разговор ниже этажом. Курящие молчаливые мужчина и женщина. Они курили, но отнюдь не молчали.
-Что же вы о своей фиалке не заботитесь? – говорила Восемнадцатова. - Она у вас вянет и вянет. Вы не знаете, как может быть больно цветку, когда он вянет. Это все равно, что больной человек. Трещит голова и хочется, чтобы заботились.
-Так я же не специально, - говорил Закупоркин. - Я бы с удовольствием. Так вчера не смог домой попасть. Пошел в торговый центр, а когда вернулся, уже было не пройти. Так я в дом попал только после двенадцати. Ну, вы же знаете.
-Я то знаю, - загадочно говорила она.
Интересная ситуация. У мужчины нет алиби (шпионское слово скорее из маминой тетрадки, если такая есть). Все прикидывается молчаливым, а быть может это все он и устроил. Говорят, самые крупные преступники, или супермены были очень спокойными людьми. Например Человек-паук или Бэтман. Откуда знаю? Спасибо Луке.
-Так вы жалеете, что не попали сегодня к себе домой? – кокетничала женщина. - Так вы же были в тяжелом состоянии. Я же должна была оказать какую-либо помощь.
-Простите, пока я пробрался сквозь толпу, было уже поздно, - вспоминал мужчина.
-Понесло вас туда, - сочувственно говорила она. - У меня знаете всегда есть предчувствие на такое.
-То есть? – спросил он. - У вас вчера было предчувствие?
Так и с Восемнадцатовой что-то нечисто. Еще чуть-чуть и раскроет все карты, только в этом подъезде акустика такая, что даже когда дышишь слышно на несколько этажей. Но я старался дышать очень тихо, и вроде пока на меня не обращали внимания.
-Когда я гладила белье, а я всегда его глажу, как постираю, не люблю, чтобы оно горкой лежало, то я заметила одну странную вещь, - начала она.
В следующий момент женщина заговорила крайне тихо и приблизилась к мужчине, чтобы он мог услышать. В свою очередь я тоже постарался как можно ближе приблизиться – мне же нужно было узнать, что странного заметила женщина в момент глажки белья, и неосторожно проехал шершавой подошвой ботинок по бетонному покрытию. В этот момент я очень пожалел, что не одел домашние тапочки. Они не могли не услышать этого звука и поэтому резко дернулись, едва не столкнувшись лбами.
-Простите, - извинилась она. - Вам не больно.
-Нет, - прошептал он.
-А давайте зайдем ко мне, - прошептала женщина. -Вчера вы у меня. А сегодня…
-Я у вас, - согласился мужчина. - Хорошо. Только я варение грушевое возьму.
-Не надо, - пропела она. - У меня мед есть. И за чаем вы мне обязательно расскажете о вашем предчувствии.
Они поднимаются. Что делать? Наверх не успею. Остаться на месте, подумают бог знает что. Куда?
-А давайте все же ко мне, - услышал я женский голос наравне с остановившимся шагом наверх. -  Я вас еще и обедом угощу. Вы же явно сегодня не обедали.
-Нет еще, - в очередной раз согласился мужчина.
-Ну вот, хорошо, - отрадно шепнула дама. - Пообедаем у меня.
-А чай пойдем ко мне пить, - шепнул кавалер.
-Договорились, - хлопнули ладони или это был поцелуй, что я не до конца понял.
Дверь хлопнула. Ну, слава богу. Я перевел дух, снял ботинки и держа их в руках, на цыпочках дошел до одиннадцатого этажа, где,  наверное, по приметам жил певец или музыкант. Было тихо. На стене появилась свежая надпись, посвященная моему другу. «Молокососу слава. Он птица и красава.» Как они с ним связаны? Не хотят ли какие-нибудь рокеры сделать из него звезду? Да, с помощью такого трюка пиарить будет намного проще. В миг станешь популярным. Птица с гитарой на сцене. На всех языках, на всех диалектах. Подберут себе костюмы под стать, и будут колесить по свету, зарабатывая монету на его уникальности. Это неправильно.
Я прислонился к двери и услышал женский голос:
-Баю-бай. Баю-бай.
Это что? Ребенка качают? Я не ослышался?
 -Почему не спишь. Спи. А-а.
В ответ я услышал мужской бас. Это было неожиданно. 
-Ну как ты качаешь. От такого качания сотрясение мозга будет. Надо нежно. Как мелодия флейты.
Как это все знакомо. Вроде совсем недавно. И меня качали, кормили манной кашей, рассказывали что-то интересное.
-Это было совсем недавно, - звучал женский очень нежный голос. - В мире, где жили одни взрослые. Они были очень серьезными и никогда не улыбались, не шутили, не играли в игры, а только изо дня в день ходили на работу, сидели за столом, за своими компьютерами и что-то там посчитывали, вычисляли и пили очень много кофе. И вот попал в их компьютеры страшный вирус. И перестали работать все компьютеры. А так как вся работа для взрослых находилась именно в этих вычислительных машинах, то у всех появился внеплановый отпуск. Но так как они привыкли каждый день делать одно и то же, они затосковали. Они знали, что за тремя горными вершинами и пятью глубокими реками есть мир, где живут одни дети. Они в отличие от взрослых, умели играть, улыбаться и проводить время. Взрослые отправились к ним. Они перевалили через одну гору, через другую…ах ты уже спишь. Тогда спокойной ночи. Пусть тебе приснится пингвин.
  Тоже птица, - подумал я. Окончания истории я так и не услышал, хотя предположил, что все в ней закончилось благополучно. Взрослые дошли до страны детей и научились многому. А что если им соединиться? Только вряд ли дети на это пойдут. Или взрослые?
Пройдя оранжерею, я не мог не остановиться хотя бы ради того, чтобы полюбоваться этим содружеством разноликих растений и послушать пьянящий аромат благоухающих цветов. Они были все в таком ухоженном состоянии и напоминали дам из высшего общества. За этим меня застала хозяйка, которая  выглянула, чтобы опрыскать листья. Я стоял, закрыв глаза, и наслаждался этой атмосферой.
-Здравствуйте, - окликнула меня Флаурова в сиреневом платье. В ее руках была желтая лейка.
- Платье, как у моей мамы, -подумал я. – А лейка, как спортивный костюм отца.  Как это так я неосторожно.
- Добрый день, - сказал я. Хотя для кого-то доброе утро. Так что я даже и не знаю, правильно ли я вам…У вас такие чудные цветы, что им место…
Я волновался, так как я вел расследование и чем меньше свидетелей будет, тем оно лучше. Потому закончить фразы не удавалось. Ладно одну, но когда я не смог закончить и вторую фразу, это меня сильно смутило. Но женщина была без предрассудков и помогла мне в этом.
-Все в порядке. Сама я ранняя пташка. Мой муж работает за городом. Он как пташка, уже при восходе на ногах и после двух чаше чая как пташка трудиться. Разве это цветник? Настоящий королевский цветник за городом. Там хорошо. Вокруг много пташек. Там действительно есть чему удивиться.
-Пташка, - подумал я. –Как часто она употребляет это слово. Что бы это значило?
- Вы так любите птиц?
-Да, - согласилась дама, - знаете, я считаю, что в природе должна быть гармония во всем. Количество птиц должно соответствовать числу пчел, которые садятся на бутон, чтобы собрать нектар. А птицы должны соответствовать числу веток в лесу или хотя бы количеству деревьев.
- В вашей коллекции насчитывается много птиц? – спросил я.
-Вы ошибаетесь, я не коллекционирую пернатых, - улыбнулась женщина, отрываясь от поливки большого куста неизвестного мне растения. - У меня страсть только к флоре. Все остальное итак тянется.
-То есть вы считаете, если выращивать цветы, все остальное появляется без усилия, - догадался я.
-Вы правы, - запрыгала она от удовольствия, когда она закончила. - Вот и все. Последний цветок получил глоток воды. До свидания, молодой человек.
-До свидания.
Надо же. Как она учтива. Действительно, это все благодаря цветам. Занималась бы она чем-то другим, например, швеей, то была колкой, как иголка, поварихой – допекала бы всех.
На девятом был слышен отчетливый храп. Храп был не одиночный. Он звучал в унисон и поэтому был не груб и не вызывал отвращения. Его даже захотелось записать и пустить как мелодию для расслабления. Струнчики. Чудаки. Они даже спят как-то очень музыкально. Не удивительно. Чтобы стать служителем муз, надо немного сойти с ума. Поэтому и чудаки. Вчера они отлично потрудились и даже пытались помочь в устранении гнусных окриков. Но разве они были в силах? Пусть спят.
На восьмом мяукали кошки, и я вряд ли бы смог, что-либо понять из их разговора. Хотя не сомневаюсь, что у них было свое мнение на этот счет. Был бы здесь Молокосос, он бы мне помог. Да если он был здесь, я бы не сидел под дверью, как матерый шпион, вынюхивающий разгадку.
Таинственные шестой и седьмой. Не настала ли пора выяснить кто там живет?
Так сперва седьмой. Ох ты, здесь даже можно посмотреть в замочную скважину.
Картины. Запах краски. Лик величиной с автобус. Поэтому только часть – глаз и прямой нос, словно он тоже подглядывал за мной из-за угла. Что за лик? Лик святого. Что это?
Художники, пишущие иконы. А может и не только иконы. Просто выдался крупный заказ. Для министра к нему в кабинет. Не слонов же ему вешать и не натюрморт с дарами украинской земли. Святой он все же понадежнее будет. Помогать будет, если что.
    Шестой? Ящики, много ящиков. Склад. Понятно. Помещение было сдано под склад. Чего только там в этих ящиках. Что бы ни было, это не пахнет и с Молокососом не имеет никакого отношения. 
Лара? И тут я вспомнил, как ее отец допекал меня своими просьбами о продаже Молокососа. Не получилось договориться, нашелся другой способ. На этаже на удивление было пусто. Подействовало вчерашнее мероприятие. Лежат скорее всего в кроватях и проклинают тот день, когда познакомились с Ларой. Я прислушался.
-Папа, зачем ты? – услышал я юный женский голос. Это была Лара.
-Мы переезжаем, - говорил второй мужской и грубый (неприятный). Это был ее отец.
-Зачем? – плаксиво спрашивала она. - Здесь очень хорошо. Я не хочу уезжать.
-В этом районе стало неспокойно, - спокойно говорил отец. - В моем деле главное гармония во всем. Если это повторится, то мой бизнес накроется отнюдь не газеткой, а покрепче.
-Папа, мама будет против, - капризничала юная девушка.
-Главное, чтобы ты согласилась, - апеллировал мужчина. - А ты согласишься. Ты же хочешь быть здоровым человеком и не дышать смолой. Мы едем за границу.
-Как наши соседи? – спросила Лара.
-А они молодцы, - бодро сказал отец. - Заранее пронюхали, что здесь все нечисто. Нострадамусы, ей богу. 
-Такой птенчик был, - жалостливо сказала она.
-Ничего себе птенчик. Гусь прямо, - цинично ответил он.
Тоже ничего. Хотят уехать из-за небольшого дебоша во дворе. Нормально. Так от дебошей никуда не спрячешься. И за границей этого добра хватает.
- Мне очень жалко, что так получилось, - продолжала лить слезы Лара. - И наверняка он сейчас думает, что мы злорадствуем, так как я хотела купить Молокососа и они отказали в этом. Я понимаю, разве можно расстаться с тем, кого по настоящему любишь. Мне это чувство еще не известно – ко всем своим поклонникам я отношусь одинаково, и хоть бы кто меня зацепил. Никто. Так что я не злорадствую. Ах, если бы он мог меня слышать, то я бы сказала, что это неправда, я также сопереживаю их утрату, как и они.
-Я слышу, - хотелось крикнуть, но я просто произнес губами эту желанную фразу и засеменил на четвертый.
Четвертый этаж. Мама должна была быть у них. По часам уже минут двадцать. Что-то очень долго. Когда я поднес ухо, то услышал классическую мелодию – 9 симфонию Бетховена (или нет – если честно я больше ничего из классики не знаю) и какой-то шепот. Они разговаривали, но музыка мешала мне воспринимать услышанное. Я не волновался за маму, тем более у нее был план, а это пол победы.
Спускаясь с четвертого на третий, думая о том, что вряд ли те кто таскают мебель в чем-то замешаны, а братья-близнецы явно интересуются своими достижениями, что им некогда тратить время на Молокососа, хотя они и были заинтересованы. Но здесь попробую довериться интуиции. Она всегда работала. Спускаясь вниз и находясь в потоке мыслей, я не заметил человека в шляпе. Столкновение произошло неожиданно. В столкнувшемся я узнал доктора Смуглякова.
- Вы к нам? – внезапно спросил я, в защиту, чтобы не было вопросов ко мне.
Было видно, как доктор Смугляков смутился. Ему то чего смущаться. Он работу свою выполняет. Поэтому и ходит по этажам. Это я занимаюсь не совсем законным делом. Подслушиваю. За это было бы очень строгое наказание. Интересно какое. Я слышал бывает наказание за прослушивание телефона, а за подслушивание у двери ничего такого не знаю. За последнее наказание наверно серьезнее. По телефону разве все услышишь. 
-Да, да, - растерялся он. - К вам. Отец дома?
-Дома, - ответил я также растеряно, как и он. Мне было что скрывать. А ему?
-Конечно дома, - заискивающе сказал он. - А то не звонит. Хотя куда он может пойти в таком состоянии. Со смещением в спине.
-А у него все в порядке, - не понимал я что же не так. - Диски на место встали.
-Этого не может быть, - ответил он.
-Но если они встали, - в чем же подвох.
-Ладно, проверим, - говорил он. - А то не звонит.
Что-то было не так с доктором. Сперва, я даже не понимал что именно. Все тот плащ, шляпа, тот же саквояж. Все как прежде. Но что-то меня смущало. Я понял. Он никогда не улыбался без причины. А тут. Он улыбнулся раз, два и три. Три раза. Не понимаю, с чего бы это. И тут я увидел. Увидел то, к чему я шел через пятнадцать этажей. Увидел то, что мне поможет отыскать моего Молокососа. Увидел то, что дало мне надежду.
У него из сумки проступал  пакет молока «Бурая коровка». Вот и первая настоящая улика. Правильно. Доктор Смугляков.

Глава 25 Братья. Что бывает с детьми, если родители не слышат и не говорят

Мы не знали, что световое шоу в моей комнате, которое мне устроил Молокосос, было все же замечено. Маленькая вспышка света в одной из многочисленных квартир – вероятность не такая высокая, нам казалось. Вопрос кто эту вероятность мог заметить? И каким образом среагировал на это? У нас сначала не было подобных мыслей. У нас с Лукой. Вот еще. Без этого проблем хватало. Когда я рассказал Луке всю историю Молокососа в его присутствии, пернатый закрыл глаза и зажал уши – повторное переживание было бы для него крайне опасным. Молока, которое есть в доме, вряд ли бы хватило. Мы надеялись, что свидетелей больше нет и быть не может, так как в выходной день пусть все и дома, но менее бдительны, чем в рабочий. Мы были спокойны, пока не случилось эта катастрофа. Сперва, похищение – фальшивое, теперь – самое настоящее. 
Если бы мы знали, кто…этот человек. Какой он, из какого теста, где ходит и чем дышит, в каком доме живет, кем работает, с кем обычно общается, когда ему нужно поделиться результатами прошедшего матча, о чем думает в холодные осенние вечера, сидя в кресле, слушая музыку. Если бы мы знали хотя бы, какую музыку он слушает, тогда мы смогли найти его по мелодии, доносящейся из того убежища, в котором он схоронился.
То, что мы выяснили, было результатом слежения, расспросов соседей и одного мальчика, который боялся докторов. Его звали Лука. Да, Лука давно подозревал. Поэтому он выяснил следующее.
Он не слушал музыку. Ни сейчас, ни вчера, ни тогда, когда ему было восемь. В семье этого не было. Мама была глухонемой и работала прачкой, а отец лишился языка, потому что слишком много говорил. Он был политиком. Но в политике обычно как – если ты честный, ты не сможешь им быть, если ты не честный, тоже. Нужно выбрать ту золотую середину – не быть слишком уж правдорубом, и в то же время не злоупотреблять положением. Отец злоупотребил. Он любил говорить правду и в то же время нес домой то, что успевал унести. Ну и добрые люди лишили его одной из двух возможностей – говорить. Он теперь мог только нести, но тогда он не соблюдал вышесказанное правило и поэтому сделался почтальоном. Он вообще не любил музыку и, наверное, никогда не думал об этом, так как не понимал ее смысл.
Детям это передалось. Да детей было больше одного. Два мальчика, разницей в один год – совершенно одинаковые и в тоже время разные по сути. Они росли в полной тишине, в доме не было телевизора. Но у каждого из них было свое увлечение, которому они отдавали весь полный день.
Родители уходили на работу. А мальчики оставались совершенно одни. Они жили в одной комнате, но так как были разными и соответственно их интересы во многом расходились, они перегородили ее так, чтобы у каждого был свой уголок, где бы он мог полностью отдаться своему любимому занятию без постороннего вмешательства.
Первый ребенок, старший, более спокойный, любил часами сидеть над какой –нибудь мошкой и проводить эксперименты. Он отрывал ей крылышко и смотрел, как она будет себя вести в такой ситуации. Потом, видя, что та чувствует себя весьма не плохо, разве что взлетает и падает, взлетает и падает, возвращал крыло на место с помощью клея либо лака для ногтей. Понимая, что мошка уже не будет как прежде кружить, он записывал результаты эксперимента в тетрадь. На сегодняшний день его шкаф был заполнен такого рода тетрадями.
Второй ребенок, противоположность первому в своем тайном углу тоже экспериментировал. Только его эксперименты не ограничивались мошками. У него был глаз на более крупных животных. Он приводил с улицы бродячих собак, кошек, дрессировал их. Наконец он понял, что эти существа очень ограничены в своих возможностях. Ну, научит он собаку ходить на задних лапах, а кошку громогласно мяукать, имитируя вокальное исполнение. Нет. Все это было не то. Все это было очень мелко. У него была мечта…   
Его лицо было бледным и серым от постоянной бессонницы и кофе, который он пил не только по утрам, но и в течение всего дня. Он даже носил с собой в термосе кофе и выпивал его при каждом удобном случае. И когда он встречал знакомых, людей с работы, просто случайных знакомых, то смотрел на них пристально, как будто тот ему рубль должен, а то и того больше. 
Он смотрел по особенному. Видимо выработал в себе это качество,  когда изучал насекомых. Когда он смотрел в глаза, то не просто мог различить цвет глаз и форму зрачков, но понять по сокращению оных насколько человек чист на руку и сколько за ним числиться нехороших дел. Жена от него ушла, потому что каждый вечер он устраивал ей допрос с пристрастием, детей у него не было. Правда, дети, с которыми он сталкивался по тем или иным причинам – чаще любопытные, которые принимал его за чокнутого, сторонились его либо показывали на него пальцем не смотря на то, что родители были против. Правда и мамы и папы, завидев этого человека окликали своих детей не в воспитательных целях, а скорее потому, что опасались, что тот мог им причинить какое-нибудь зло.
Про это знали все, но никто не мог подумать о том, что он способен на такое…
У ребенка была мечта. Зоопарк. Самый настоящий. Но если он создаст обычный зоопарк с обычными животными, то это не сделает его популярным. А ему так хотелось стать известным на весь мир. Поэтому он стал думать. Говорят, когда очень много думаешь, о непременно мысль оборачивается во что-то реальное. Ему попалась на глаза маленькая заметка в рекламной газете о зебре, которая паслась на территории завода, и как выяснилось, понимала мысли людей, лучше, чем дельфины. Это была первая зацепка. Через неделю появилась другая заметка, более крупная в более крупно газете о том, что зебра, понимающая мысли людей, похищена и предлагалось вознаграждение тому, кто ее найдет. Конечно, наш мечтатель мог продать свою мечту за хорошие деньги, но это мечта была не одноразового использования, она была, как говорится, единственной и самой самой.
То утро для него началось как обычно. Он проснулся под соседскую кофеварку, которая громыхала так, как будто сосед готовил не кофе, а гвозди. Встал, открыл окно, взял в руки гантели и сделал два круговых движения, еще не открыв глаза. После этого он шел в душ, где под холодными струями воды, он просыпался и принимал должный вид. Сперва он одевал носки и очень долго не мог подобрать к ним туфли. Затем были брюки и так далее – снизу вверх: рубашка, подтяжки и галстук обязательно песочного цвета, кремовая кепка. И одетый полностью, он шел на кухню, ставил чайник и пока тот нагревался, читал книгу «афоризмов», черпая в них житейские мудрости. Он жил один, поэтому черпать их было неоткуда, разве что от жаворонка-соседа со своей кофеваркой.
«Для того лечить людей, не нужен большой арсенал из инструментов. Главный инструмент в твоих глазах»
Эту фразу он никак не мог понять. У него был очень большой саквояж, в котором было все необходимое для его работы. Он был доктором и работал в поликлинике – обычно на вызовах три дня в неделю и три в неделю принимал пациентов. Его звали профессор Смугляков. Нам он хорошо известен. Он приходил осматривать моего отца, и мы помним, как закончился этот прием. Отец, по его мнению, нуждался в немедленной госпитализации. Если бы он знал, что сейчас отец резво скачет по комнате с рулеткой, планируя свои будущие апартаменты, то он бы конечно очень удивился. Но он никогда не подвергал сомнению свои способности. Если он смотрел на человека и видел у него желтушное лицо, то понимал, что у того больна печень, если дрожали руки, то это, естественно, нервы, если тяжесть в ногах, то это вполне возможно сердце либо больные суставы. Он даже делил людей на тех, кто предпочитает болеть и тех, которых болезнь обходит стороной. В его квартале было несколько квартир, в которых он никогда не был. Его поражало тот факт, что люди никогда не пользовались его услугами. Неужели они никогда не болеют? Они что когда гриппуют, врача не вызывают или им больничный не нужен? Или вся причина в том, что у них есть средство, которое от всех болезней – раз и пошел, два и огурчик, можешь и на работу, и на футбол игроком.
Затем были зайцы со сросшимися ушами. Они как-то обнаружились  сами. Исходя из того, что зебра владела такими прекрасными и нужными навыками, то он решил их использовать в своих корыстных целях. Зебра находилась в специальном месте, в подвале, в котором было маленькое окошко. Около этого окошка часто останавливались люди поговорить о погоде, вкушая аппетитные французские булочки, что продавались неподалеку. Люди стояли. Зебра слушала. Люди не обязательно говорили, но зебра обязательно слушала. Слушала то, о чем они думают. И вот однажды она услышала то, что один охотник ходил на охоту и поймал зайцев, но зайцы не простые, а особенные – у них уши оказались сросшимися. Если бы только это. Эти уши оказывается как антенны высокой частоты способны принимать сигналы с самого космоса. Этот человек был взят на абордаж, и через некоторое время зайцы были в руках у братца с глобальными помыслами.    
Нашу семью доктор посещал редко. Я старался не болеть, а если и закладывало нос, то лечился в домашних условиях под четким руководством троих взрослых – мамы, папы и дядя Коли и одного несовершеннолетнего паренька, Луки.   
    Так вот доктор в тот момент выходил от вашего соседа с пятнадцатого этажа. У Хамелеонова снова расписали дверь под хохлому и надругались над стенами так, что хоть плачь. У него защемило сердце и стало так обидно, что он открыл окно на улицу и крикнул два слова, которые отозвались эхом в утреннем пробуждении двора:
«Зачем? Кто?»
Его заметил профессор Смугляков, когда курил сигарету перед подъездом противоположного дома. И не дожидаясь пока поступит вызов, доктор поднялся на пятнадцатый этаж и сделал два успокоительных укола вредному деду.
Какой все же он человечный. Наверное. Только странно это. Не был похож на добродушного человека, к которому можно было обратиться и ночью и днем и в любую непогоду. Может, внешне он суров, а изнутри – душка? Так для чего же ему надо было подниматься к этому капризному деду? Ответ прост. В тот момент его интересовал не сам дед и его расписанные стены. Его волновал порядок в его районе. Неужто он был такой сердобольный и чуткий? Все дело было в том, что если порядка в районе не будет, то ему не выпишут премию и тогда он не сможет отложить деньги на свою мечту. Вот они откуда ноги произрастают.
А мечтал он уйти на пенсию и заняться вышивкой, а именно росписью носовых платков. У него была большая коллекция, но для чего он это делал, то есть для каких целей, он не знал. Дома у него скопилась порядка трех тысяч платков – разных фасонов и размеров. Рисунки он брал, как правило, из головы. Например, у него была целая серия платков под названием «у пациента», где он изображал врача у кровати больного, когда выписывает рецепт, слушает, рекомендует. Затем серия «в больнице утро» - на которых показано самое начало рабочего дня и все мчатся по своим делам взлохмаченные и смешные, во всяком случае на его платочках они выглядят очень комично. Но это были повседневные экземпляры, которые он использовал на работе, в быту. Он считал, что пока он доктор, то тема изображений должна быть одна. Но как только он уйдет на пенсию, то его ждут такие открытия – это и морская тема, и историческая, а также театр, кино и бесконечные приключения. Как ни странно, но он не был сухарем. Хотя всем таковым казался.
И человечным он был только ради того, чтобы с хорошим послужным списком уйти на пенсию и заниматься любимым делом. Он помог деду и с переполненным чувством долга, добавив в свою копилку еще один драгоценный камень, шел по лестнице вниз. Он даже насвистывал какую-то песенку, услышанную утром от соседа с кофемолкой, но вдруг вспомнил, что оставил у деда свой носовой платок. Пришлось вернуться. Когда дед открыл дверь, то доктор его сперва не узнал, это был цветущий мужчина сорока пяти. «Так то я им помогаю. А благодарности от них? Разве дождешься?». Платка нигде не было. Обыскав кровать вдоль и поперек, а также периметр спальни, где он находился, а также прихожей, он вспомнил, что подходил к окну и вытирал лоб после того как сделал укол. Платок тогда находился на подоконнике. Окно было открыто и это значит…Смугляков высунулся в окно. Ну правильно. Его платок был подхвачен шаловливым ветерком и этот ветерок занес на ветвистый ясень, где благополучно повис, как белье на веревке. Этот  платок был серийный, из коллекции «новый год в больнице». На нем была изображена елка под стать больницы и игрушки, изображающие больных. Он не хотел с ним расставаться. Была два способа, чтобы достать платок с дерева. Залезть на него, либо попробовать чем-нибудь подцепить. Дед предложил использовать удочку- с помощью крючка можно легко  подцепить платок и вытянуть.
    Так как доктор Смугляков никогда ранее не брал в руки удочку, он доверил право первого забрасывания деду. Первый бросок был неудачен. За ним последовала серия никуда не годных манипуляций, от которых только кружилась голова. Пришлось все взять на себя. Новичкам говорят везет.  Доктор отвел бамбуковую рукоять как можно дальше для большего радиуса, приметил для себя основную цель и совершил резкий выпад вперед, пронзая воздух удочкой, словно мечом. И он подцепил его. Такой искрометной радости давно не знала округа. Он торчал из окна на пятнадцатом этаже с удочкой и у него клевало.
В этот момент на восемнадцатом произошло то световое шоу, которое я заметил, Эта яркая вспышка света не оставила равнодушным доктора Смуглякова. У него в этот момент «рыба» сорвалась с крючка. Он посмотрел в сторону окна на восемнадцатом этаже, где комната напоминала горящее помещение, но не было никакой гари и криков о помощи.
Когда он посмотрел на ветку, на которой до этого происшествия мирно колыхался его платок, то обнаружил, что его уже не было. Зато близнецы-собаки с семнадцатого этажа что-то обнюхивали на земле. 
-Не трогать. Фу, - кричал доктор, но это мало на них действовало.
Доктору нужно было спасти платок и зайти в квартиру на восемнадцатом этаже, где творилось что-то невероятное.
Щенки были найдены на территории завода музыкальных инструментов. Он хорошо входил в контакт с любым человеком, мог внедриться в самые труднодоступные места. Так он попал в цирк, где провел более трех месяцев. Занимаясь чисткой клеток и кормежкой животной, он одновременно собирал сведения. Так он набрел на то редкое пони. Оно стояло в стороне и его не использовали по причине болезни, как все считали. Он же приласкал это животное – если это была болезнь, то он был главным  врачом, которому нужны такие пациенты. И одним днем увел ее с территории цирка, напоив охранника особым чаем со снотворным.   Познакомившись со сторожем Архипом на заводе музыкальных инструментов, он увидел двух щенков, которым оказалось две недели отроду. Узнав, что они редкие и им совершенно не нужно как обычно собакам –мясо, кости и прочее из еды, им достаточно только поторчать пару часиков в цеху по проверке звучания инструментов и настройки, то они сыты. Не удивительно, что его коллекция пополнилась следующей же ночью. Сторож Архип сладко спал, испив особого чая.
После того, как доктор Смугляков вышел из вашей квартиры, он не сразу отправился к следующему пациенту, хотя до обеда он должен был успеть еще к двенадцати. Трем сделать укол, двум поставить градусники, остальным еще что-то – я не помню, так как я не врач.
- Интересный экземпляр, - наверное, подумал он. - Мне кажется, я знаю, кто этим заинтересуется. Только надо торопиться. Иначе он действительно попытается скрыться. А это светопреставление? Ну разве не целое состояние. Не меньше целого состояния.  Если бы еще видео, тогда были бы прямые тому доказательства. Но ничего моя память – это фото- и видеолаборатория в одном.
Так он мыслил. Тут несложно догадаться, так как…
Зоопарк был создан. Точнее лаборатория. У него были клетки, и его детская мечта вроде бы осуществилась. Он стал бороздить просторы всего мира, показывая своих удивительных животных. Но он не мог успокоиться. Он продолжал добывать сведения  об уникальных животных, и некоторое время в мире ничего парадоксального не происходило. Если бы не эта городская свалка, куда он случайно забрел, надеясь найти животных, проживших в токсических отходах – с пятью зрачками и лишними конечностями. Но он нашел другое. Он нашел то, что его в коллекции точно не хватало. Это была птица. Редкая птица, которая умела говорить, и была размером с пингвина. На следующий день эта птица была в клетке, а о его особом чае знала городская свалка.   
Правильно, они были братья. Смугляков и Светляков. Смугляков лечил людей и копил деньги на мечту. А Светляков никогда не переставал ее осуществлять. Они были братьями, но их объединяло только одно – родство и когда-то фамилия. Оба брата когда имели одну фамилию. Смугляковы. Но тот, что занимался непотребным делом, а именно Смугляков-младший, – отловом нестандартных животных, решил поменять фамилию на Светлякова, веря, что эта «светлая» фамилия принесет больше плодов, чем та «темная». Он никогда не советовался с братом. Ему казалось, что брат неудачник. И никогда не звонил ему, даже по праздникам. Первым позвонил Смугляков.
Этот телефонный разговор тоже был записан Лукой.
-Да, - грубо ответил Светляков.
-У меня есть для тебя полезная информация, - сразу без предисловий начал Смугляков.
-Кто это? – еще грубее ответил брат. – Какого черта вам нужно?
-Это вам нужно, а не мне. Но если вы не хотите, то я могу сам раздобыть это животное и сбыть его европейскому зоопарку за кругленькую сумму.
-Стоп. Братишка, ты ли это? Ой, как я рад тебя слышать. А ты где? Я сейчас буду. Через часика полтора. Да. Нет, я не в городе. Но ты же знаешь, мои возможности.
На то они и братья, чтобы помогать друг другу. Какие золотые слова. Но по этому разговору становятся понятны их дутые отношения. Смуглякову нужны деньги, а его братишке – Молокосос. Все. Теперь Светлякову будет известно, в каком доме прячется Молокосос и в какой квартире. Осталось прийти и забрать его оттуда. Если твой отец ляжет в больницу и как только твоя мама отправиться к нему и возможно с тобой, то тут откроется дверь, на пороге будет стоять Светляков. Он сразу пойдет к твоей комнате(Смугляков ему четко расписал местоположение комнат) и найдет Молокососа, который никуда от него не денется.
-Вот ключи, я успел сделать слепок, - таинственным голосом сказал доктор, протягивая ему слепок ключа. Они встретились у Светлякова дома. Он успел собрать всех животных из зоопарка и они благополучно покоились в клетках, кроме одного представителя.
-Спасибо, брат, - добродушно сказал профессор. - Я не думал, что мы с тобой вновь будем вместе.
-Вспомни слова матери, - трогательно вымолвил доктор.
- Аппетит – второе по важности чувство после смеха? – предположил Светляков. - Ты это имеешь в виду. 
- Нет, другое, - парировал Смугляков. -  Попытайся вспомнить. Она это часто говорила, когда семья собиралась перед телевизором.
- Надеюсь, кто-нибудь из вас будет работать в рекламе, - в очередной раз предположил брат. - Я хочу, чтобы вы сделали рекламу нашей семье. Наши фирменные брокколи расходились на ура. Пока не ураган, который уничтожил не только наши плантации, но и нашу семью.
И Светляков заплакал. Смугляков не умел успокаивать плачущего человека. Ему становилось как-то неловко. Он видел больных, которые плакали от боли или были тронуты его помощью, но они же были больными – это нормально, если ты в кровати. А так, без веской причины, здоровый человек, да еще брат, которого даже представить больным было бы кощунственно.
-Мама говорила, что «семья – это то, что у вас должно остаться, если вы все потеряете», - проговорил Смугляков и присоединился к брату.
Они были братьями, и если бы у одного из них не было черствого сердца и чувства эгоизма, то это можно было бы назвать – братья встретились после долгой разлуки, какая хорошая картина и все. Но не так все просто. Один хотел подчинить под себя весь мир с помощью уникальных способностей животных, а второй – просто вышивать платки на пенсии. И первый хотел, что второй ему помогал. Ведь семья – это то, что должно остаться…
Но все изменилось.
Светляков сидел на кровати  и представлял то, как он повелевает всеми животными. Ему снилось, как он сидит на белом облаке, на белом троне и вокруг него собрались животные-ангелы с крыльями. Один из них ангел-собака принес тапочки, другой ангел-кот играл на свирели, ангел-зебра стояла рядом и докладывала ему о всех мыслях его прислужников, зайцы настраивали нужный канал на час вечерних новостей, Молокосос сидел на жердочке и время от времени переворачивался, как искусный  акробат. Пони несла какой-то мешок, который звенел, отчего в груди у профессора становилось хорошо. 
-Отменяется! Отменяется!- кричал доктор, вбегая в комнату.
-Что? Кто? Куда? – вскочил профессор и еще не мог понять, кто посмел напасть на его пони в тот момент, когда она несла ему дневную выручку. Осознав, что это был сон, то есть ангелы, пони и выручка, но, к сожалению, взволнованный братец с бешеным взглядом и торчащими в разные стороны волосами, отнюдь был не из мира грез, он вздохнул. Вздохнул так, как вздыхают умные люди попавшие в деревню, где кругом нищета, безграмотность и безысходность.
- Все отменяется, - тараторил Смугляков.
-Что отменяется? Слушай, братишка. Если ты хочешь меня напугать, не получится. Если ты хочешь меня задергать, то считай, что у тебя это получилось. Я уже дергаюсь.
-Я ничего не хочу, - отрезал доктор. - Я сейчас разговаривал во дворе с представителями справочного бюро, вся информация проходит через них, представляешь? Вся информация.
-Какая информация? – теребил его Светляков.
-А я тебе говорю вся, - отвечал братец, дрожа как осиновый лист. -  Чтобы в доме не произошло – день рождения, крестины, кошка окотилась или купили картину модного художника. Уникальные информаторы.
-Нас что сейчас интересует живопись? – нервно воскликнул Светляков. 
- Ты не понимаешь? – Смуглякова бил озноб, хотя в комнате было жарко. 
-Слушай, доктор Ватсон, брось свои штучки и не морочь мне голову, - грубо пробурчал профессор. - У меня итак последние два, а то и три месяца сон как у крота. Насобираешь в течение дня всяких мошек и насекомых, имеется ввиду крупных мошек и крупных насекомых, а поспать то остается всего ничего.
-Они уезжают, - прервал его глубокую мысль брат.
-Что? – переспросил братец.
- Они, оказывается, уезжают, - повторил доктор Смугляков
-Кто? – вопросил снова Светялков, понимая куда он клонит, но желая убедиться в этом.
-Как кто? – доктора колотило, как никогда. - Семья, что укрывает Молокососа.
-Куда? – напрягаясь с каждым мгновением спрашивал профессор.
-В Америку, - ответил доктор.
Светляков загоготал. От смеха у него надулся живот и от напряжения треснули пуговицы на рубашке и оголилась грудь.
-Все же счастливый, птичий сын. А? По миру носится, мама не горюй. Ой, носится.
- Что будем делать? – постарался быть серьезным первый брат.
-А что будем делать? – продолжал хохотать второй. Его грудь напоминала Молокососа, когда тот гордился чем-то. Здесь гордиться явно  было нечем.
-Есть проблема. – доктор хлопнул брата по плечу, чтобы успокоить.
-Какая? – пришел в себя профессор.
-Домой мы не сможем попасть, - показывал он на пальцах, надеясь, что это больше поможет понять положение дел. -  То есть, конечно, сможем – есть ключ, есть дверь, которая обязательно откроется, но квартира не будет пустовать до самого отъезда. Готовятся.
-Черт побери, - вспылил Светляков.
-Это правда, - согласился Смугляков. - Без дьявольского вмешательства у нас вряд ли что получится.
-Да ладно, - деловито произнес второй братец. - Сколько у нас есть времени?
-Неделя, - прикинул первый. - Потом прощальный вечер и утром они на крыльях в соединенные штаты.
-Что ты сказал? – приметил профессор.
-На крыльях…- ответил доктор.
-Нет, до этого? – оборвал его брат.
          - Прощальный вечер, - произнес родственник.
          -Это что? – заинтересовался профессор. Если до этого, он бил себя по коленям в отчаянии и ходил суетливо по комнате, то сейчас остановился, присел напротив братца с предельным вниманием.
          - Они хотят провести вечер в честь отъезда, - растолковал доктор. -  Небольшое сборище, в котором все соседи соберутся, скажут напутственные слова, чтобы жилось, в общем традиция такая.
-Хорошая традиция, - в очередной раз загоготал Светляков, потирая руки. -   Нам на руку эта традиция.
-Что ты задумал? – поинтересовался Смугляков.
-Устроим им веселье, - хрюкал от смеха брат. - С шариками.
-Это как? – не понимал того, что хочет сделать профессор.
- Я тебе сейчас подробно расскажу, - говорил он доктору. - Твое дело маленькое. Ты уже сделал все возможное и заслужил награду.
-Да? – бодро отчеканил первый братец. -   Я старался.
Профессор Светляков достал из-за пазухи какую-то бумагу, потрепанную со временем.
- Держи.
-Что это? – принял с дрожащими руками клочок бумаги Смугляков.
-Это карта сокровищ, - таинственно говорил братец. - Мне его дал один человек из племени Харида. Сказал, кто найдет этот клад, будет сыт, обут и рад.
-Так и сказал? – с сомнением в голосе произнес доктор.
-Так и сказал, - уверял профессор.
-А с чего бы он такой щедрый? – не унимался первый брат.
-Ему боязно покидать племя, - убеждал второй.
-А ты? – уже убежденный в правде слов, из дежурного интереса, спрашивал он второго.
-А что я? – отвечал второй братец. - Я сейчас слишком занят. Ну, ты понимаешь. Поэтому отправляйся. И да прибудет с тобой сам царь Соломон.
-Так, но ведь это же на другом континенте, - вглядываясь в начирканные иероглифы, произнес Смугляков. - Чтобы добраться до туда, нужно целое  состояние.
-Нет, там ты найдешь целое состояние. – успокоил его Светляков. - А то, что полетишь туда на самолете, а не на верблюде, это правильно. Считай, что это твое вложение в будущий бизнес. Братишка, вперед. Ты за своим, а я за своим сокровищем.
Меня удивляет, что Лука сразу это мне не рассказал, а заставил нас волноваться. Но он был не до конца уверен. Или же хотел быть единственным героем. Да что я такое говорю. Он мой друг. А друзья привыкли делиться.


Глава 26 Разбор полетов. От чего плачет Смугляков и что его заставляет врать

Мама сидела за кухонным столом, который за последние дни стал столом переговоров. Обычный стол на четырех ножках, с ящичком для столовой посуды. Покрытый цветной клеенкой с изображением лошадей. У мамы были сведения. По ней было видно. Она была чрезвычайно бодра и решительно настроена. Искать, искать и еще раз искать. Она не просто сходила на чашечку кофе к своим соседям, первоначально она шла в тыл врага, немного рискуя. Теперь в ее глазах читалось желание высказаться. Я тоже пришел не с пустыми руками, поэтому предвкушали дележ трофеев  более детально, где каждый будет наслаждаться своим участием. Однако, отец немного был вялым и сидел, рассматривая написанное в блокноте, которое он накропал за время общения во дворе.
Я считал, что у меня были очень веские доводы начать первым, поэтому я не стал ничего ждать, а просто выложил все как есть.
-К нам поднимается доктор Смугляков. Но вы не волнуйтесь, ему еще надо зайти в две квартиры. Так что пока до нас доберется, мы успеем все решить. По крайней мере, я надеюсь. Сразу скажу, что он в чем-то замешан. То есть не в чем-то, а в том самом деле, что нас интересует. Да, в похищении Мо-ло-кососа. Все остальные жители ни при чем. Я, конечно, послушал их бредни. Ну что они говорят? Они в основном болтают о вчерашнем, но скорее жертвы обстоятельств, чем могут быть замешаны. А вот он подозрителен. Я спускался по лестнице и столкнулся с ним. Меня как током пронзило. Или молнией… От него исходила какая-то неприятная энергия. Сразу понятно, что человек с такой энергией не добрых дел мастер, а…
-И чем же он показался тебе подозрительным? – спросила мама. Она так посмотрела на меня, словно заранее знала ответ. Это хорошо, что она догадывается.
- Во первых, у него в саквояже был пакет с молоком, во вторых…он улыбался.
-Все? – спросила мама.
Тут я замолчал. Только сейчас я осознал, как это выглядит со стороны. Сознайся, подсказывал внутренний голос, у меня не было ни во вторых, ни в третьих, ни в остальных.
-Здорово, сынок, - ответила она. - Дело закрыто.
-Да, сына, - подливал масла в огонь отец. Как в воду глядел. Ну надо же, какая веская улика. Молоко. Ах, какая улика. А улыбка – это настоящая бомба.
Отец ерничал. Мама не отставала от отца. У меня было предчувствие, и оно редко подводило.
-Но ведь это пакет молока. Пакет любимого молока молокососа. «Бурая коровка». 
-Ах, так, - серьезно заговорила мама. - Ну, это другое дело. Тогда точно Смугляков в чем-то замешан. Разве что он купил его в магазине, в который привозят тысячу пакетов каждый день. Только боюсь пакета молока, купленного для себя, будет мало.
-Хоть и у меня нет больше улик, но я чувствую, что это он, - с горечью в голосе настаивал я. - Он мне никогда не нравился.
- Давай всех обвинять, кто нам не нравится, - еще более серьезной стала мама. - Ну, это нехорошо. Примешивать свои личные амбиции в наше дело нехорошо.
Мама погладила меня по голове, успокоив, что все нормально - потрудился я на славу, но и она тоже не баклуши била. 
-Ладно, пока доктор поднимается по лестнице и заходит к своим пациентам и у него есть время, чтобы пока не раскрывать свои карты, вот что у меня есть. Во-первых, сразу скажу, что наши доблестные соседи и в чем не виноваты. То есть они конечно странны, по-своему, что немногословны, работают неизвестно где и тем самым кажутся темными лошадками. На самом деле они очень интересные в своем роде люди. Они занимаются коневодством.
Мама ткнула пальцем в лошадку, берущую барьер, словно боялась, что мы не поймем. Или у нее как и у многих мам,  была выработанная привычка показывать все наглядно.
-Я думал те, кто этим занимается, на лошадях и ездят, - удивился я. -  А то два черных автомобиля. Квартира. Я всегда представлял, что лошадники ходят в джинсах и джинсовых куртках, на голове шляпы и обязательно хлыст.
-Нет, это не совсем так, - сказал отец.
-Они не могли этого сделать, - продолжила мама, - потому что у них не было мотивов, что в нашем деле ой как важно. Найдем мотив, найдем человека. Это арифметика уголовного сыска.
 -Браво, мама, - теперь я попытался ерничать.
-Да, дорогая, - закивал отец. - Ты меня все больше удивляешь.
-Отставить комплименты, - отрезала мама. - И еще одна важная информация. Он сказал, что им вызвался помогать мужчина.
-Смугляков? – восторженно вскрикнул я.
-Нет, по описаниям этот мужчина скорее походил на священника, - ответила мама. - Он был низок ростом, лыс, и на правой щеке большая бородавка.
-У доктора на лице тоже что-то есть похожее на бородавку, - припомнил я. -  Только я не уверен. Папа, ты не помнишь?
-Нет, я на бородавки не разглядываю, - сомнительно сказал отец.
Я попытался представить, как выглядит доктор. Для этого надо закрыть глаза, вспомнить тот раз, когда последний раз видел этого человека и постепенно увеличиваешь фокус. Главное не спешить. Иначе картинка смажется. Я сидел с закрытыми глазами и вспоминал его лицо, а в особенности ту щеку.
-Я уже почти уверен, что у Смуглякова была бородавка, - бормотал я. - Я вам говорю была. Да, вспомнил, была. Размером с горошину. Не меньше.
-Ну, я не знаю, - возразил папа.
-При чем тут бородавка? – твердо сказала мама. - Если этот мужчина был ростом ниже среднего, а наш доктор потолок подпирает, тогда какие могут быть разговоры. Совпадение и только. Увы, с бородавками и с пакетами молока ходят по свету люди и вроде пока все безобидные. Никого не покусали.
- А он и не покусал, - с обидой в голосе сказал я. Мне было обидно, что никто из домочадцев меня не поддерживает. -  Он отравил.
- Факты следующие, - продолжала мама, не смотря на мои грубые попытки доказать обратное. Он был замечен. Теперь о его действиях. Этот мужчина сперва стоял очень долго во дворе, топтался, расспрашивал окружение о причине водружения сцены, украшения двора и так далее, а потом вызвался волонтером помочь. Михаил подумал, что тот свой и даже не заподозрил ничего особенного – так он за пару часов разговорился со всеми, кто находился на площадке и в результате доверил ему надуть партию шаров.
-То есть этот мужчина, предположительно, наполнял шарики гелием? – догадался отец.
-Точнее не гелием, а замарином, - подытожила мама.
-А если еще точнее, можно составить фоторобот, - сказал я. И вы тогда убедитесь, как он похож на доктора.
-Я уже это сделала. Соседи помогли мне состряпать облик того человека. Волонтера, чтоб ему пусто было.
Мама перевернула листок, на одной стороне которой были отмечена необходимая информация, а на другой черно-белое изображение лица возмутителя спокойствия. Этот мрачное выражение лица – тонкие губы и большой нос с маленькими едва видимыми яблоками глаз были созданы природой очень грубо. Казалось, что если этот человек улыбнется, то его лицо полностью видоизменится –нос вытянется, а глаза растянутся в стороны. Это было нестандартное лицо. Такие каждые день по улице не ходят. Если его увидишь, то наверняка запомнишь.
-Ну и рожа, - сказал я. - Картофелина. 
-Да уж, - подтвердил отец. – Мои ископаемые намного симпатичнее этого маньяка.   
-Что у тебя, дорогой? – серьезно спросила мама.   
-А у меня, - вяло сказал отец. – Одни возмущенья и жалобы. Вот от Лексеевны только четырнадцать пунктов. О принятии мер. Только не думаю, что нам это как-то поможет. Первый пункт «надо передвинуть мусорные контейнеры минимум на сто метров, а то у нее окна выходят прямо на мусорку, и когда ветер дует, сами понимаете». Второй пункт, она подчеркнула дважды «что-то сделать с приютом на первом этаже». Так больше продолжаться не может. Она, говорит, что не намерена терпеть, когда день и ночь мяукают, скулят, шипят, скрипят и запах такой, что…Она не довольна этим. Третий пункт касается жильцов. Она говорит, что в некоторых домах живут постояльцы. Они не заботятся о хорошем состоянии квартиры…
-А по делу есть что-нибудь? - прервала его мама. -Я чуть ли не каждый день сталкиваюсь с ней во дворе и она мне излагает эти пункты не хуже твоего. У тебя четырнадцать, а она мне все восемнадцать предлагала. Правда, я все ссылаюсь на важные дела и до пятого пунктика успеваю оторваться от назойливой старушки. . 
-По делу? По делу, - задумался отец.  - Да, правда они говорили о Смуглякове несколько раз, что он иногда подойдет к подъезду нашего дома, постоит, посмотрит наверх и уйдет. Что ему надо, говорят, непонятно.
-Вот видите, - не унимался я. - Я вам говорю, это он. Он высматривал, как бы удобнее Молокососа выкрасть. Высмотрел.
Раздался звонок.  Все замерли. Я шевельнул рукой, папа почесал затылок.  Раздался другой. Папа шевельнул ногой, я потер лоб. Раздался третий. Продолжительный. Так мог звонить только один человек.
-Спокойно, - прошептала мама. Никаких эмоций и слов, пока я вам не подам сигнал. Пройдите в зал и не выдавайте себя, я встречу человека. Особенно ты, Филимон. 
-А какой сигнал? – спросил папа. 
- Ты его увидишь.
Мама пошла открывать дверь. И сделала это так грациозно, вскинув голову, улыбнувшись, напевая на ходу песенку из старого советского фильма, делая вид, что ничего не произошло. «Пять минут, пять минут…он у самого порога». Дверь скрипнула. Кто-то вошел. Было слышно бормотание в прихожей.
У женщин это проще получается. В смысле, получается улыбаться, когда грустно, плакать, когда нет особой причины. Они великолепные актрисы. Мы тоже могли бы. Во всяком случае хотели бы.  Но у нас с папой так быстро не выходило. Мы, конечно, тихонько прошли в зал, сели на диван и стали ждать. Но руки дрожали то у меня, то у него.
-Пап, а ты мне веришь? – спросил я.
-Конечно, сына, - похлопал меня по плечу отец. - Ты у меня молодец. Весь в меня пошел.
-Да? – не уверенно спросил я.
-Да, - обнял меня отец. -  Я тобой горжусь.
В комнату вошел доктор Смугляков. У него был тот же саквояж, что и всегда, только я заметил, что теперь из него не торчал пакет с молоком. 
-Вы уже на ногах? - удивился  доктор, заметив бодрого отца, и снял шляпу. Полагалось снимать шляпу в прихожей, но он не считался с нормами и правилами других людей, а жил согласно своим принципам. Он даже не поздоровался с нами. -  Не совсем соответствует ожиданию. Даже совсем не соответствует.
-Да, на ногах, - улыбнулся отец. Могу ходить и бегать, а также и то и другое одновременно.
-Да? – еще больше удивился доктор и вновь схватился за место, где недавно была шляпа – за голову, забыв, что шляпа находилась в руках. Тогда он почесал свободную от волос голову всей ладонью и провел по затылку до плеч, задержав на воротнике рубашки с вишенками.
Отец улыбался, наслаждаясь возможностями здорового человека. Теперь доктору сказать было нечего. Он мог разговаривать, как врач только с человеком, который не улыбается, то есть, больным. Потому и сказать нечего. Правда, почти нечего.
-Удивительно, но кто же вас поставил на ноги? Когда я уходил, вы были, простите меня конечно в никудышном состоянии. Я боялся, что вы и не встанете. Такие случаи сплошь и рядом. Процентов девяносто лежат и не двигаются. Не везет им.
-Считайте, что мне повезло, - бодро сказал отец,  - и я отношусь к тем десяти процентам везунчиков, которые и в огне не горят, в воде не тонут и у которых спина не ломит.   
-Это хорошо. Ну ладно. – рассеянно сказал доктор и стал собираться. -  Я пойду, раз такое дело.
-Доктор, не уходите, - вскочил я.
-Да, а почему? – удивился Смугляков.
Мама резко посмотрела на меня. Я понял ее взгляд. Я не соблюдал ее инструкций. Доктор мог что-то заподозрить. По моему мнению, он находился здесь, чтобы все окончательно прояснить. По его сведениям мы должны уехать, но этого не сделали. Неужели маленькое хищение всему виной? Или есть другая причина? А я тороплю события. Если он поймет, что его хотят прищучить, то он просто напросто сбежит. И не будет в нашем районе доктора Смуглякова, а появится какой-нибудь Куликов или Умников. Мало ли. И следы Молокососа затеряются еще больше. Как бы он не заметил. Но на то и мама, чтобы помогать.
 -Может чаю?
-Нет, нет, - возразил доктор. -  У меня еще два пациента в соседнем доме. Они в отличие от вас не такие везунчики.
-Чай ароматный с бергамотом, - расхваливала мама. А еще у нас есть блинчики.
Это сломило доктора. Чем можно уговорить холостого одинокого человека? Который ежедневно питается в сухомятку – утром бутерброды, в обед гарнир без мяса в столовой,  а на ужин холодная плита и так не хочется готовить только для себя. Так не хочется.  Так чем же можно уговорить? Это такой домашней едой в духе солянки, картошки с гуляшом и блинчиков.
-Ну, хорошо, - облизывая губы, в предвкушении ответил доктор. - Если только одну чашку. И пару блинчиков. Они у вас на чем?
- На кефире, - сказала мама. Обычно я делаю на кислом молоке или кефире. Они получаются пышными.
-Ах, - вдохновенно проговорил доктор.
У него была жена. И еще совсем недавно он наслаждался этими плодами супружеской жизни. Правда, частенько у жены что-нибудь да подгорало и этот запах гари, к которому Смугляков был чрезмерно чувствителен, выводил его из себя. Тогда он взял кухонные заботы на себя. Вот тогда и произошла та самая битва, из-за которой они  и расстались. Он сделал впоследствии вывод, который впору было записать в книге афоризмов, которые он читал.
«Прогоняя женщину с кухни, вы прогоняете ее из своей жизни».
Мама, папа и доктор Смугляков прошли на кухню, а я остался. У меня была одна мысль. Эту мысль нужно было реализовать. Нереализованная мысль – шаг к отступлению в уголовном сыске. Этого не было в книге по криминалистике, но могло бы быть.
Мама занялась приготовлением чая и расспрашивала доктора. Или делала вид, что занялась. Папа смотрел на маму, как она разговаривает Смуглякова, и ждал сигнала, который он обязательно должен увидеть. Саквояж и шляпа доктора остались в комнате.
-У вас очень интересная работа, - начала мама. Лечить и заботиться о тех, кто страдает. Вот мне, например, интересно, а доктора сами то хоть болеют и вызывают ли они сами врачей на дом. Мне кажется, что они настолько выше всех этих гриппов, простуд, ангин, отитов, бронхитов и так далее.
 - Болеем, - ответил доктор Смугляков. – И не меньше, чем обычные люди.
- Да вы что? – всплеснула мама руками. - А кто же за вами ухаживает? Неужто, все сами? Ну конечно. Зачем вам врачи, когда вы и сами все знаете о любой болезни – что это, от чего и как она лечится. Я вот представляю, как врач, который болеет и врач, которого он вызвал на дом общаются между собой. Вы ему «знаю, что думаешь Америку открыл, без твоих соплей, нашел чем удивить». В общем, общение похоже на бокс.
-Да, наша профессия похожа чем-то на бокс, - с сожалением сказал доктор. - А ведь я в детстве увлекался. Третий юношеский. Правда, сломали челюсть.
-Да вы что? И я тоже, - ответил отец. – Может устроим спарринг. В легкую.
В это момент мама уже поставила три чашки с блюдцами на стол. Положила чайные ложки. Все было готово для чаепития.   
-Да нет, - испуганно ответил доктор. – Не надо. Не думаю, что я сейчас в форме.
-По вашей версии я тоже не совсем в форме, - радостно восклицал отец. - Поэтому два бесформенных на ринге – это честно.
-Нет, я не буду, - устало сказал Смугляков и уже был не рад, что согласился на чаепитие. - Я устал.
Мама в этот момент поднесла чайник и стала наливать чай в чашки. Послышался аромат бергамота и он приятно защекотал нос, разряжая эту обстановку.
-Так, не морочь голову доктору своим боксом. Вот что я хотела узнать, дорогой доктор, вы очень мало зарабатываете?
-Да не так чтобы очень много, - ответил доктор.
-Просто я слышала, - очень осторожно начала мама, делая почти через каждое слово паузы, - что врачи, не все конечно, но есть и такие, которые  подрабатывают тем, что сдают бездомных животных на опыты в научные лаборатории. Это правда?
Доктор поперхнулся. Мама вела мяч точно к воротам, не меняя направления.
-Наверное, - растеряно проговорил доктор. – Я не знаю. Я об этом ничего не слышал.
Было видно, как он занервничал.
-И это понятно, - продолжала мама. - Для того, чтобы быть таким извергом, надо так не любить животных, да и не только этих беззащитных хвостатых, но и людей тоже. Наверное, была бы воля, они бы и с людьми так делали. Хотя я слышала, что кто-то детей отдает на эти самые опыты.
-Неправда, - не выдержал доктор Смугляков. – Я никогда не причиню зла ни единому животному. Я же врач, я клятву давал.
-Вы так не волнуйтесь, -мягко сказала мама. – Вас же никто ни в чем не обвиняет. Лучше попробуйте мои блинчики. Фирменные.
Мама протянула тарелку с утренними разогретыми блинчиками. Доктор взял сразу два, как ребенок, который брал впрок, боясь, что может не хватить. Нежный вкус его немного успокоил.
- Молокосос их очень любил, - задумчиво произнесла мама и посмотрела на папу. Папа уловил ее жест.
-Не то слово. Мог за раз две горки уничтожить.
Доктор Смугляков подавился второй раз. Она закашлялся на этот раз более серьезно. Его лицо покраснело и теперь, когда эта бородавка на лице так сильно выделялась, был похож на фоторобот. Если бы не рост.
-Кто простите? – промямлил он.
-Да наш один очень хороший друг, - с тоской в голосе сказала мама.
-Он не просто друг, он член нашей семьи, - повторил тоску отец.
-А где он? – со странным интересом еле выговорил доктор. - Ваш член семьи? Он тоже живет с вами?
- Да, живет, - согласилась мама. - Только сейчас его нет дома. Маленькая неприятность. Его похитили.
-Да вы что? – наиграно удивился Смугляков. Он был никудышным актером. -   Этого не может быть. Что вот так просто среди бела дня или как-то иначе?
-Иначе, - уже все поняла мама. - На празднике. Вчерашнем празднике, в нашу честь. Может вы слышали?
-Да, - продолжал играть роль «я тут ни при чем» доктор, - я краем глаза успел заметить, что вокруг летают шарики и ленточки еще топорщатся.
Мама снова моргнула – передала эстафетную палочку отцу.
-Ладно, мы успели обратить внимание, кто это был, - спокойно сказал отец. - А то в такой суматохе можно и было и ничего не увидеть.
У доктора Смуглякова заметно дернулся правый глаз. Отец продолжал, смакуя каждое слово.
- Один человек с бородавкой на щеке.
У Смуглякова попеременно дернулся то правый, то левый глаз. Он прикрыл бородавку рукой и пробормотал.
-Да теперь найти его будет сложно. Этих с бородавками ведь пруд пруди. У нас в поликлинике только семь мужчин, нет восемь мужчин и три женщины с этими наростами и это только на лице. Я даже боюсь представить, сколько их – тех, у которых есть бородавки в других местах.
-У вас тоже бородавка, - сказала мама.
Это был хороший удар. Пока штанга, но соперник почувствовал силу соперника.
-У меня? – опешил доктор, замер на мгновение, а потом резко засмеялся. -  Где?
-Да вот же, - показал на своем лице отец. - Прямо на щеке.
Доктор Смугляков достал из кармана халата зеркальце и посмотрел в него, разглядывая себя тщательно, как будто не смотрел свою физиономию уже порядочно долго.
-Да действительно. Да разве это бородавка? Я бы даже ее не стал называть так. Прыщик не больше.
-Прыщик говорите? - мама снова подмигнула отцу.
-Только вот что меня беспокоит. Проклятие.
-Проклятие? – не понял Смугляков.
- Проклятие, - шептал отец не своим голосом.
-Какое проклятие? – занервничал доктор. -  При чем тут проклятие? Я не верю ни в какие проклятия.
-Да, я понимаю, - ответил отец, поменяв голос на свой обычный. - Вы доктор. Для вас главное научный, доказанный фактами подход?   Наверное, вряд ли вы поверите в это?
-Во что? – Смугляков сам не замечал, как суета его заполняет всего – от трясущихся рук к дрожащим коленкам и ознобу по всему телу.
-Да нет, - продолжал отец свой эксперимент. - Зачем вам это? Это всего лишь касается тех, кто похитил нашего пернатого члена семьи.
-Меня это конечно совсем не касается, но раз вы начали, то будет лучше, если вы договорите, - заголосил он.
-Вы думаете? – вопросил отец и посмотрел на маму. Увидев на ее лице  одобрение, продолжил. - Ну хорошо. Я вам скажу. Мне интересует мнение квалифицированного врача.
 -Да, да – доктора трясло.
- В общем такое дело. – отец снова перешел на шепот. - Молокосос был найден в племени и вождь этого племени заговорил его. Вы скажите, доктор, это возможно? С позиции точной науки, как медицина?
-Все может быть, - жалко проговорил Смугляков. - Вы сказали о том, что вождь вашего друга…
-Члена семьи, - гордо сказал папа
-Да, простите, члена семьи, - поправился доктор. - Заговорил. Так как он это сделал?  Как заговорил?
- Он сказал, - прошептал папа, смакуя каждый слог, - что если кто прикоснется к нему или даже попытается  сделать ему хоть что-нибудь плохое – даже сказал бранное слово, тогда берегись. Жизнь перестанет радовать человека.
-Зачем вы мне это говорите? – доктор нервно вскочил.
-Не знаю, - спокойно своим голосом ответил отец.
-Мне то это зачем? – тряс руками посетитель и был похож на одного их жителей племени в момент совершения ритуала перед охотой.
-Хотелось узнать ваше мнение, -мирно ответил отец, переглянувшись в очередной раз с мамой. - Я понял, что они мне поверили.
На доктора Смуглякова жалко было смотреть. Он тяжело дышал и пот крупными каплями катился со лба, по вискам и казалось по всему лицу струятся несколько водопадов.
-Это правда? - плаксиво сказал Смугляков.
-Чистейшая, доктор, - ответил отец. – Вы плачете? Но почему вы плачете?
-У меня есть две версии, - вступила мама. – Жалостливая и устрашающая. Или вам жалко нашего семейного любимца, что маловероятно  или вы боитесь пострадать от этого проклятия, которое не щадит никого, что более допутимо.
-Да, мне жалко Молокососа, - еле слышно сказал доктор, - и я боюсь пострадать.
И доктор Смугляков заревел. Да, именно заревел. Громко, с надрывом, как девчонка, как совсем зеленый юнец с порванными штанами. Как человек, у которого произошло настоящее горе. Как мужчина, которого задели за самое живое.
 - Только не бейте меня. Я только хотел осуществить свою мечту. И только.
-Мечту? – бросала мама. - Ломая другую?
-Я не хотел, - доктор опустился на колени и зашагал на четверинках по кухонному полу. – Правда, честное слово не хотел. Бес попутал.
-Как зовут этого беса? – резко вставил отец. Доктор, который всегда очень нагло разговаривал с ним, а также с его родными, а также со всеми жителями дома и ближайших в районе сейчас стоял на четверинках и просил прощения. Как все меняется.
- А это не я. То есть не только я. Меня заставили. Да если бы я это не сделал, то он все равно бы нашел вас. Он ни перед чем не остановится. Он всегда был таким. С самого детства.   
-Ладно, хватит молочное питание по дому разводить, - хладнокровно сказала мама. – Или ты сейчас говоришь, где Молокосос или мы с тобой будем говорить по другому.
-Бокс? – догадался отец.
-И не только, - парировала мама. Ну?
-Он далеко, очень далеко - испугавшись затараторил доктор.
-Где? – воскликнул я так, что доктор стал еще ниже, хотя итак был на коленях.
-Он на северном полюсе, - пропищал Смугляков.
-Зачем? – не понимал отец.
- У клоуна Друнта там планы, - заревел доктор.
-Клоун Друнт? - переспросил отец. - Планы?
-Да, планы, - еще горше запричитал он.
-Ты что, разве не видишь, - произнесла мама. – Он же издевается над нами.
- Да? - поднялся отец..
-Да, я все вру, - поднял он с колен. - Простите. По другому не получается. Я никогда не занимался боксом. Всю жизнь возился с муравьями и кузнечиками.
-То есть нет никакого клоуна Друнта? – недоумевал отец.
-Нет, - затравленно промямлил доктор.
-И северного полюса тоже? – отец сделал такое лицо, что в пору можно было подумать, что он съел что-то очень кислое или горькое.
-Да, тоже вранье, - кивал он взлохмаченной головой.
-Но зачем? – был задан главный вопрос.
Доктор хотел поправить свою прическу, но она у него не слушалась. Он резко провел ладонью по голове, приглаживая волосы, и внезапно упал  на колени.
- Потому что надо мной смеются. И мне кажется если я придумаю для себя другую легенду, то меня зауважают. Что я бывший боксер, который когда-то был чемпионом мира, но по причине травмы сошел с дистанции, это другое дело. Или то, что у меня есть необычный друг на северном полюсе, который проводит опыты над говорящими птицами. Разве это не причина, по которой к тебе относятся по другому?
Доктор Смугляков теперь не просто плакал, он рыдал, оставляя на полу небольшие лужицы. Он стоял на коленях и опустил голову. У него был действительно жалкий вид.
- А что если ты расскажешь сказку, но не будешь ей соответствовать, тогда что? Придуманный мир лишь на картинке.
 -Я не знаю, - жалостливо произнес Смугляков. – Меня никто никогда не любил.
-И не полюбит, - говорил отец с ним, как с сыном. - Если врать. А ты попробуй жить честно.
-Я не могу, - рыдал доктор. - Ведь для этого надо…нет, у меня вряд ли получится. Это у вас получится, а я другой. Не как вы.
-Ой, ладно, заливать, - гаркнул на него отец. - Другой он. Голова есть на плечах. Еще доктор. А доктора они ведь знают все, даже если чего и не знают.
Смугляков задумался. За последнее время в этой квартире происходило многое, но больше всего здесь думали.
-А что!? –воскликнул доктор. -Я попробую. Да, Попробую.
Он поднялся с пола и говорил это с дрожащими руками, словно одержимый.
-Ладно, поговорили, - промолвил отец.
Теперь двое родителей стояли перед заплаканным доктором и смотрели на него.   
-Где Молокосос? – резко спросила мама и сделала шаг в сторону Смуглякова так, что тот резко отпрянул.
-Я вам покажу, где это. Только обещайте, что никому не расскажете, что я плакал.
-Хорошо, - сказал отец и сделал два маленьких шага, прижимая доктора к стенке. 
-А это что? – выбежал я из зала, держа в руках пакет молока и карту. Ту самую карту, карту клада, которую ему вручил Светляков.
Я еще не знал, что доктор во всем сознался. Я рыскал в саквояже все это время и думал, что родители пьют чай и перестали вести расследование.
-Теперь мы точно знаем, что вы не тот, за кого себя выдаете. Перестаньте юлить, вам это будет непросто сделать, я долго следил за вами. И теперь имея в руках неопровержимые доказательства, я смело могу утверждать. Сдавайтесь.
-А я уже, - тихо сказал Смугялков.
-Что уже? – переспросил я.
-Он уже сдался, - сказал отец.
-Да? Я знал, что мои аргументы будут самыми вескими, - завершил я. 
Мы выбежали во двор.  Я не помню сколько мы бежали – тропинка, ступеньки, дорога, еще одна тропинка, еще ступеньки, два спуска, один крутой подъем и вот мы оказались во дворике, похожий на наш, только уже раза в три. Деревья рядком, детская площадка и Молокосос…Мы бросились к нему.
-Папа, - произнес Молокосос. – Мама. Фил? Я что сплю? Этого не может быть. Этого мне не выдержать.
Молокосос упал на руки подошедшему отцу.
-Что с ним?
Доктор Смугляков, проводил взглядом своего брата, которого вежливо препроводили в машину с синими полосками для выяснения произошедшего и стал осматривать Молокососа.   
-Боюсь, он плох. Вы не поверите, но мы можем его потерять.


Глава 27 Спасение Молокососа.
Сколько нужно молока, чтобы вернуть к жизни пернатого

В этот день погода выдалась удивительной. С утра зарядил мелкий дождик, который к обеду стал превращаться в мелкий град, после чего светило солнце  в надежде подарить тепло.
Молокосос лежал на сооруженных из подручных средств, двух палок и плаща апельсинового цвета, носилок. Его несли родители и я, не успевая за ними, пытался заглянуть в глаза моему другу. Это мне удалось сделать ближе к дому, когда оставалось не более сто метров, мы уже спускались по ступенькам и были на подходе к карликовым березам.
-А почему эти березы такие маленькие? - спросил Молокосос. –Как люди-карлики в цирке, да?
-Такой вид, - сказал папа.
Молокосос рьяно замотал головой, пытаясь прервать нашу неосведомленность.   
- А мне кажется, что эти деревья предназначены для таких, как я.
-Каких, как ты? – не понял я.
-Эх ты непонятливый, тютя, - с умным видом произнес пернатый. - Я же не могу взлететь на обычную березу. Когда запас молока небольшой. Не долечу. А тут хорошая высота. Если даже не долечу до этой планки, то не так больно будет падать. Эх, тютя.   
Он давно так меня не называл. С месяц. А может и больше. Говорят, когда не замечаешь, как бежит время (догоню-догоню), тогда можно назвать себя счастливым человеком (теперь я понял с частью чего – с частью самого главного – мой друг был той частью, а я надеюсь для него). Я смотрел на Молокососа, который так беспомощно озирался, что мне показалось, что до этого его энергия, прыть, громкоголосие были лишь маской, под которой прячется маленький ребенок. По сути Молокосос еще был очень юн. Да, обстоятельства (черно-серые) вынудили его рано попрощаться с детством и открыть глаза так, чтобы не терять бдительность, всегда быть на чеку, потому что нет ни стен, ни крыши над головой и раз есть такие, которые остаются на улице, так и есть те, которые пользуются этим по полной. Нельзя сказать, что Молокососу очень повезло в жизни. Если бы первые, с кем  повстречался он, была наша семья, тогда бы и не было никаких проблем. Но возможно он бы был простым домашним любимцем, который бы жил у нас в доме. Но здесь что-то произошло с каждым. Произошли метаморфозы.
Доктор Смугляков бежал за носилками и судорожно оглядывался. Он совершил нехорошее дело и боялся правосудия. Но мы решили не ругать его, совершая насилие над ним. Наконец, мы нашли Молокососа, правда не в очень хорошем состоянии, но ведь не его же в этом вина.
-А почему на этой площадке такие декорации? - спросил Молокосос. – Здесь приземлялся неопознанный объект, его опознали и он остался в центре двора?
-Был один чудак, - сказала мама.   
Начнем с мамы. Метаморфозы ее жизни существенны. Она вернулась к профессии своей жизни. Криминалистике. Это фурор. Если честно, я просто от нее этого не ожидал. Не буду забегать вперед, но мне кажется, что она займется частной практикой. Во всяком случае, я помогу ей в этом.
-Смотрите, Лука сидит в окне, - заметил Молокосос.
-А он под домашним арестом, - ответил я. – Слишком насыщенное вчера было. Поэтому небольшая промывка в родных стенах не помешает. Не мои слова, а его папы по телефону.
Папа. Про то, что Молокосос ему вправил позвонки говорить вообще не хочется, хотя это тоже большая заслуга. Если бы не уникальный клюв, лежать бы отцу в больнице и слушать мнения врачей о тяжелом случае и так далее и тому подобное. Я бы закрыл все больницы, будь моя воля и развел Молокососов и ходили бы они по миру, как знахари и лечили всяк и каждого. Это как вариант. Но вот что еще произошло с папой. Папа поверил в меня. Это конечно большой  плюс для меня, но не скажите. Каждому отцу важно поверить не сколько в себя, что он стал отцом, что у него есть дом, машина, деньги, а то, что у него есть сын и о, что ему хорошо. Мне было хорошо.  Пусть я  принимаю пуговички и торпеды, но уже реже всего пять дней в неделю и мама по секрету сказала, что скоро я перестану их пить. Как здорово. Я лучше стану пить в два раза больше молока на пару с Молокососом. Примерно так.
Что касается меня, то влияние Молокососа неоценимо. Я перестал есть кашу и даже дело не в самой каше, а образ жизни, который был до появления и после – кардинально изменился. Я поверил в себя. Я смотрел на него и видел себя. То есть не в том, что он такой большой и непредсказуемый, хотя и это тоже, но и его неумение летать, совершаемые попытки, упрямство, достижение цели любой ценой, попытка найти компромисс и главное ответственность за свои поступки. Он должен был уйти, чтобы вернуться. Все просто.
Доктор шел рядом с ним и слушал дыхание через фонендоскоп. Он то и дело качал головой. Он тоже принял от Молокососа один очень важный дар.
-Что, какие прогнозы? – спрашивали мы поочередно.
Доктор тяжело вздохнул. Он все мялся и не говорил, подбирая более точную формулировку для состояния Молокососа.
- Не понимаю. Этого не может быть.
-Что не может быть, доктор, - с волнением в голосе спросила мама. Всю дорогу она не только несла пернатого, но иногда брала его за крыло, от чего тот плавно крутил головой от удовольствия.
Доктор снимал аппарат, продувал его, прислонялся сам к груди Молокососа, нервно пожимал плечами. Он несколько раз открывал саквояж, как будто что-то искал, затем закрывал и снова пожимал плечами. Тогда он услышал родителей, которые пытались достучаться до его необъяснимого им состояния.      
-  У него сердцебиение – пятнадцать ударов в минуту.
-Это как может быть? – спросил я, как можно тише.
-Не знаю, - удивленно произнес Смугляков. – Загадка.
-Какая загадка? – произнес отец. – Природы?
Смугляков развел руками, показывая, что хоть он и такой опытный, но такой с ним впервые, бывали, конечно, редкие случаи, но такого, он не припомнит. Он произнес.
-Может быть.
-У него есть повреждения? - интересовалась мама.
-В том то вся и загвоздка, что нет, - разводил руками доктор. - Все органы, в том числе кости и крылья в порядке. Есть парочка ушибов, но они настолько незначительны, что это вряд ли может повлиять на общее состояние.
- Тогда что? – еще более тише сказал я.
Мне не хотелось беспокоить Молокососа. Но тот сам заявил о себе. Наверное, все же мы громко говорили.
-Куда меня несут?
-Домой, - сказала мама.
- Друг мой, мы идем домой, - сказал папа.
-Домой, так, а не иначе, - все еще шепотом произнес я. 
- Не хочу домой, - сказал он. Голос у самого активного в мире животного, который безустанно мог говорить на разные темы и гулять до гудения в лапах, сейчас был отнюдь не голосом предводителя. Он скорее напоминал голос подбитой птицы.
- Я не понимаю, - удивленно сказала мама. -  Придем домой. Там хорошо. Уютно. Тебе нужен нормальный сон. И еда.
-Положите меня на траву.
-Но зачем? – не унимались родители.
- Сделайте так, как он просит, - резко сказал доктор, продолжая слушать пациента. - Но мне кажется.
-Что? – взволновано спросила мама.
-Сердцебиение у него снизилось до десяти ударов.
Молокососа положили на траву. Он лежал на траве как раненый боец на поле битвы и тяжело дышал.
-Как неожиданно, - произнес он.
-Не надо, - умолял я его. – Лучше не говори. Только скажи, как можно тебе помочь.
-Я продолжу с твоего позволения, Фил. Я вас всех очень люблю, и последнее происшествие ничуть не отразилось на моем отношении к тебе. Сколько я сделал. А сколько я не сделал. Мне нужно помочь моим друзьям, которые всю дорогу шлепали за нами. Я слышал. Вон они прячутся в аллее. А сколько больных радикулитом. 
В липовой алее стояла зебра и пони и казалось все, но по ушкам и хвостикам можно было догадаться, что их немногим больше.
-Ты прав, Молокосос, - со слезами на глазах произнесла мама.
-Дружище, я с тобой, - твердо сказал отец. – Мы с тобой пролетели столько миль, прожили столько минут, что не хочется верить, что осталось совсем немного.
-Похоже на тост, - сказал Молокосос.
-Что? – спросил я. 
- Надо выпить, - прошептал он.
-Не время, - проговорила мама.. – Да и не думаю, что тебе можно.
- Я хочу молока, женщина, - резко вырвалось из его клюва и он разом обессилел.
-Как? – спросил я, утирая слезы.
-Я хочу молока, - говорил он, -  Вот выпью побольше, думаю полегчает
-Что? – не поверил отец. -И это все, что нужно?
-А вы что думали, чтобы спасти меня нужно три банка ограбить или угнать космический корабль для того, чтобы слетать на Луну и собрать там лунных мать-и-мачеху. Нет, обычное молоко. Только не разбавленное, прошу.
-Осталось не больше часа, - прошептал доктор Смугляков. Он очень сожалел о случившемся, и чтоб хоть как то загладить свою вину, помогал крайне чутко.
Надо было торопиться. Так сколько нужно.
-Фил, сбегай в магазин, - командовала мама. - Возьми литр.
-Да, боюсь одного литра не хватит, - размышлял я. - Ему нужно много молока.
-Тогда два, нет три литра, - предложила мама.
-Я же говорю много молока, - произнес Молокосос, услышав наш разговор.
- То есть больше трех? – спросил я.
-На много больше? – вопрошали мама и папа.
-В несколько раз, - кивал головой Молокосос и доктор подтвердил это.
- Так сколько много? – уточняла мама.
-Много – это много, - сказал Молокосос и потерял сознание.
Двор помогал. Наверное половина района собралось здесь. Мы приготовили деревянное корытце для того, чтобы сливать туда молоко. Каждый из толпы подходил к этой самодельной деревянной лоханке и выливал белую жидкость. Кто из полиэтиленовых пакетов, кто из пластиковой посуды, кто из стекла. Выливали. Корыто наполовину было заполненным. Образовалось большое белое озеро.
Из-за угла выкатил цистерну человек в костюме. Он подкатил ее поближе. Точнее не он сам, а рабочие в зеленых костюмах, которыми он командовал. Показал пальцем на молочное озеро и так же жестами показал «вливайте», вытянув губы. Пока рабочие сливали, он подошел ко мне, пожал руку и сказал:
-Я директор магазина. Примите в дар это молока. Чем сможем поможем решили мы. Молоко свежее, 3.2 процента.
-Спасибо.
Очень слабого Молокососа поместили прямо в это озеро. Когда он оказался по самую шейку, он фыркнул.
-Я в раю? Как неожиданно.
И набросился на молоко. Толпа людей следила за тем, как Молокосос разделывается с годовым запасом молока. Наконец, он завершил последнюю каплю.
-Я не поделился. Простите. Да чем тут было делиться. У меня у самого было немного.
Молокосос сидел на этом корыте, где недавно было молоко и как президент смотрел на свой народ, а те в свою очередь ждали каких-то слов.
-Друзья мои. Я птица редкая и к вам залетела случайно. Но что у нас не делается случайно, то хорошо. Поэтому это я удачно залетела. Такой народ. Спасибо.
- А зерна у нас будет много? -Говорят, гречка подорожает? – неслось из толпы.
-О, понеслась, они меня вновь за святого принимают, - испуганно сказал пернатый. - Это уже было.
Теперь Молокосос с более задорным взглядом смотрел на окружение, но прежде всего его интересовала семья.
- Ну, что дорогая моя семья, куда путь держим?
 -Домой, - сказала мама.
-Это я понимаю, - кивнул он благосклонно головой. - Надо бы поужинать.
-Так ты же… - воскликнули родители хором.
-Что вот это корытце? – ничуть не смущаясь, воскликнул наш пернатый друг. -Курам на смех. Я про другое. Так наш самолет летит в новые края?
-Америка? - догадался отец, - Я думаю, стоит повторить праздник. И только потом в штаты. Вы согласны, месье?
-Разделяю, - одобрительно сказал Молокосос.
Он лежал на плаще апельсинового цвета и ему было хорошо. Он посмотрел на окно на восемнадцатом этаже и увидел Патрицию, которая сидела на подоконнике, не двигаясь и была похожа на вазу. Она заметила, что Молокосос смотрит на нее и приподнялась на задние лапы и передними стала царапать стекло. Этот непонятный для человека жест мог означать только одно «дурашка, я скучаю по тебе».

Глава 28 Побег. Что нужно сделать, чтобы вернуться домой
(рассказ Молокососа о его заточении всем жителям двора)

В общем так, друзья. Я очнулся от запаха сигарет. С ментолом. Кто-то курил, и этот дым вызывал в аллергическую реакцию. Я чихнул  и ударился головой о что-то очень твердое с глухим звуком. Было больно, поэтому показывать не буду. Даже не так. Неприятно было.
-Как странно, - пробормотал я. –А почему так темно? Даже  немного страшно. Надо подвигаться. Что это? Какая-то стенка. Еще одна. Сплошные стены. И потолок так низко? Где я? Ничего не помню. Надеюсь, я живой.
Я попытался вспомнить, что же со мной произошло. Так, был праздник, это точно, большое количество народа, даже непонятно откуда столько, костюм Робин Гуда – зачем играть пьесу в костюме стрелка, эта дурацкая пьеса о не менее дурной птице – если бы не она, тогда бы все обошлось.  Деревянная сцена, на которой я никогда не выступал, страх перед ней и перед разгоряченным народом, наконец, грубые неприятные высказывания в свой адрес, обида на Фила и всех остальных, уход подальше от шума и агрессии, нахождение под сценой, пока все не уляжется, резкий удар, потеря сознания. Да, точно. На голове была шишка. Вот попал, так попал. Без комментариев.
Запах сигарет становился все более насыщенным. Я попытался повернуться, но объем ящика был настолько невместительным для него, что лишь попортил свою шкурку. Я снова чихнул и опять  ударился головой о стенку какого-то замкнутого пространства.
-Может, хватит отравлять беззащитное животное в клетке? А то у меня сейчас шишек на голове будет больше, чем перьев на теле. Вместе со вчерашней. Неужели нельзя было полюбезнее меня украсть. Вы меня слышите? Прошу, вас уважаемый в мешок или там, в ящик. Будьте любезны проехать с нами до клетки с цепями. Это я понимаю, сервис. А тут, раз и беспамятство. Я же могу все свои способности растерять. Вам оно надо?
Послышался грохот. Это был звук падения довольно таки тяжелого предмета с приличной высоты. К ящику кто-то подошел и со всей мочи протарабанил по крышке.
-Но-но, - возмущенно откликнулся я. – Ничего себе пробуждение. Я же вам не медведь, чтобы меня пробуждать от спячки. Можно понежнее? Или вы не знаете как это?
-Ну, наконец-то, - послышался голос. – Очнулся, мой любимец. Заговорил. Как славно. Теперь у нас все пойдет как по маслу. А я то думал, что точно тебя испортили эти мерзкие людишки. Сделали домашней птицей или откармливали на рождество, чтобы потом полакомиться говорящей птицей. Безумство, не правда ли?
-Безумство так думать, - остро реагировал я. - Меня на вертел? Это недопустимо. Я не дамся. Да и вертел, мне кажется, погнется.
-Ха, ха, - послышался смех. -  Юмор. Помню этого в тебе было не занимать. Я люблю в тебе это. Черт, как это я без этого обходился. Сколько прошло? Целый месяц? Или больше?
- Хотелось больше, - ворчливо пробурчал я.
- Больше? – воскликнул еще не унявшийся от смеха голос. - Что я слышу? Грусть и тоску? Наверное, мне показалось. Ты же моя семья. Я твой папочка, а ты мой сыночек. Я так скучал по тебе и долго не мог найти тебя. Ну почему ты сбежал?
-Папочка, сыночек, - продолжал я недовольно бормотать. -  Тоже мне сравнение. Хороший папочка не стучит своего сына по голове. Скорее одноногий пират и захваченный форд.
-Одноногий пират? – повторил голос. - Смешно. Это ты что ли капитан Сильвер? Весело. А что касается бесцеремонного нападения, так это же для пользы дела. Чтобы непослушный сыночек больше не сбегал из дому.
-Я не люблю клетки, - громко продекламировал я. - Не люблю замкнутого пространства. Ненавижу, когда меня стучат по голове. У меня фобия на стук. На неизвестность. Вот и сейчас. Где я? Это что саркофаг? Теперь я буду сидеть здесь, и предсказывать погоду?
Человек, который находился в комнате, смеялся. Он смеялся громко, как не смеются в приличном обществе – хрюкал и взмахивал руками, брызгая слюной.
-Ха, какой же ты шутник. Давно я так не смеялся. Я рад, что больше не будет таких перерывов.
-Боюсь, шутки скоро кончатся, - я продолжал серьезным тоном излагать. - Не очень просто шутить, находясь в деревяном кубе, да еще когда тебя обволакивают никотином, как пчел для выкуривания.
-Я тебя сейчас выпущу, но дай мне слово, - пытался договорить человек.
-Ага, получай, - язвительно говорил я. - Я возмущен, хочу домой, а дом вон там за той горой. Отпусти меня, не стой.
-Где ты этого нахватался? – спрашивал голос.
-Телевидение и канал «Образование», - гордо ответил пернатый. На самом деле в этом отдельное спасибо Луке за его рассказы.
- Все же человек – странное существо, - недовольно говорил похититель. - Травит себя телевидением, компьютерами и забывает о том, что есть живая природа. Животные томятся в лесах, потому что за ними меньше охотятся. Это нормально, когда охотятся. Если не будет охоты, то животные расплодятся не на шутку. А так хоть как-то все уравновешивается.
-А еще, - не унимался я, сидя в ящике. - Хватит превращать меня в сверчка, жизнь итак коротка. Надо еще поработать над рифмой. 
На удивление, скрипнула створка, как оказалось, ящика и я зажмурился от света. Когда поднялся, вытянулся в полный рост, то увидел перед собой человека, от которого у него перехватило дыхание и задергались крылья. Это был профессор Светляков. Когда наши глаза встретились, я с отвращением отвернулся, а профессор улыбнулся и развел руки, чтобы облобызать пропажу.
-Как я соскучился. Иди к папочке. Не робей. Папочка сегодня добрый. Он сегодня очень добрый.
Я посмотрел направо, потом налево как при переходе через дорогу – искал удобный путь для пролета. И без сомнения нашел его. Можно было взлететь под углом сто двадцать градусов, оказаться на шифоньере, затем уже с него на полной скорости протаранить окно своим клювом и так оказаться на улице. Либо пролететь, даже можно пробежать у Светлякова между ног, вскочить на кушетку, на полку с книгами и дернуть за веровочку, с помощью которой открывается окно, и вылететь, ничего не разбивая. Второй вариант казался более безопасным, но менее удачным, но в то же время расценивался, как запасной. Профессор обратил внимание на мою нервозность и это позволило ему понять ход его мыслей.
-Только не вздумай улетать. Все равно это невозможно.
Я не стал его слушать. Я слушаю только хороших людей, а профессора к таким причислить никак не мог. И  все же сделал попытку.  Я видел, что профессор почему-то никак не реагирует на мои действия. Я замахал крыльями, немного поднялся над черным ящиком, уже был на приличной высоте и именно там понял, почему не смогу совершить такой упомрачительный план.  Но сейчас меня остановила не техника исполнения – как-нибудь я бы взлетел, пусть по кривой траектории проделал путь, это не важно, меня  остановили цепи, которые были  на лапах. На самой цепи с крупными чугунными кольцами был приделан груз в виде большого стального колеса, вмонтированный в пол. Я упал, загремев цепями.
-Не надо никуда улетать, - ласково проговорил Светляков. Разве мы не дружно живем? Мне кажется такой дружной семьи нигде не сыщешь. А ты подался в какую-то тьму-таракань. Зачем? Не понимаю. Ну все, как говорится что было, то  было. А что было? Я же постараюсь, это забыть, но и ты будь молодцом.
-Ничего обещать не могу, - сказал я. – У меня, кажется, клюв погнулся. Вместе с клювом погнулся и орган, отвечающий за ответственность за свои поступки. Я сейчас безответственен. И обещать, как бы я этого ни хотел, не могу.
-Это не беда, - бодро сказал Светляков. - Это все потому, что ты питался неправильно. Эти люди тебя, наверное, одним молоком поили?
-Нет, исключительно томатным соком, - ерничал я.
-Тебя ждет настоящая еда, - воскликнул профессор причмокивая. – Только немного позже.
- Что меня ждет? – спросил я и моя грудь стала снова походить на живот. Показать? Вот так. Я продолжу: и спросил я: - Отвар из листьев подорожника? Компот из осиновых почек? Суп из липовой коры? Напиток из гнилых листьев? Не верю, что меня ждут деликатесы.   
-Ждут, - деловито сказал владелец самого странного зоопарка. - Только деликатесы. Но позже.
-А если я сейчас хочу, - брюзжал я. - Я всю ночь не ел и тем более пока я сидел в это ящике, я тратил калории, чтобы двигаться.
-Но ты же спал? – улыбался профессор. Он ждал, когда последует очередной каскад шуток.
Но мне было не до шуток.
-Это у тебя человек, когда ты спишь, энергия не расходуется, а мы, Молокососы, когда спим вдвойне расходуем энергию. Нас лучше в ящики ни закрывать. Повторяю.
-Подожди, - сказал профессор и подошел к шкафу. Он открыл его. В нем находилось много разных стеклянных емкостей. Он стал перебирать эти бутылочки. Он что-то искал.   
Я осмотрелся.
Я вспомнил этот подвал. Именно про него ему так много рассказывали животные из клеток в зоопарке. А вот и то окошко, через которое профессор наблюдал за людьми и животными, разыскивая уникумов и через которое он хотел сбежать.   
- Но где же зебра, зайцы, пони? – подумал я. –Что с ними? Надо выбираться отсюда. Только как? Цепи, как у политзаключенного. Просто класс.
- Ничего, сегодня вечером все закончится, - сказал профессор Светляков, - взяв из шкафа пару бутылочек.  - Все закончится.
Он поднялся по лестнице и хлопнул дверью, закрыв ее на три оборота.               
  - Что он имел ввиду? – сказал я вслух. За стенкой послышался скрежет. Это было то ли мышь, то ли подвал оседал от избытка сырости, то ли…
-Друзья? Это вы? Вы где? Друзья!
Комната в подвальном помещении была похожа на старый склад. Кругом были картонные ящики, преимущественно от сыра и кетчупа и климат был не совсем здоровый. Во-первых, было холодно. С потолка капало, на полу  ползали мокрицы и еще какие-то, не выявленные природой  насекомые. В центре стоял стол, на котором лежали толстые журналы, с пометкой «Ж» одного формата и один маленький в виде записной книжицы с надписью «БЖ».  Я знал, что «Ж» означает животные, а «БЖ» будущие животные. То есть в том журнале хранилась информация о тех будущих животных, которые должны были присоединится к семейству Светлякова.   
Друзья, - сделал я еще одну попытку. – Если вы меня хоть немного слышите, подайте голос.   
Коробки зашевелились. Послышался голос. 
-Мы здесь. В соседней комнате.
Это был очень знакомый голос. 
-Это ты зебрунчик, - радостно воскликнул я. - Как я по тебе соскучился.
-Ой, ладно, - заворчал «зебрунчик». - Тоже мне, друг называется. Подорвал нас, а сам отправился в рай, где валенки не носят. Мы там едва коней  не двинули. Знаешь, как страшно было.
-Я представляю, - с пониманием отнесся я. - Вы как здесь?
-Наверное, как и ты, - заворчала зебра. - Попали в руки Светлякова.
-А что все на месте? – поинтересовался я.
-Да полный комплект, - еще дуясь на меня, проговорила зебра.
-Откликнитесь, - крикнул я.
-Я здесь, - прокричала пони.
-Мы не хотим здесь оставаться – пропели зайцы со сросшимися ушами. – Мы нашли себе прекрасную норку.
-А я хочу вернуться на завод, - откликнулся щенок. – А то я вечно хожу голодным. Я не могу насытиться этим брюзжанием старого радиоприемника, у меня от него изжога.
- А я хочу попасть в хорошую семью, - промяукал кот. – Мне надоело шастать по этим клеткам, у всех на глазах. Мы, ведь коты, страсть как поспать любим. А тут то одно, то другое. И я уже себя чувствую чужим в своей шкуре.
     - Я бы вас обнял, - расчувствовался я. - Только как? Если только. Друзья, вы меня простите. Когда я сбегал, я думал только о себе. Вот и поплатился. Друзья, это посвящается вам.
И я стал греметь цепями. Я приподнимал то одно крыло – оно учащенно дрожало  как в танце, потом резко поднимал второе крыло и делал те же самые движение уже с ним. Наверное, я был похож на звонаря, который звонит на всю округу о приближении неприятеля, пожаре или просто по случаю праздника. В данном случае, это был праздник встречи друзей по несчастью.
Пока звенела это громкая увертюра заключенных, в голове у меня проносилось мысль. Мысль о том, что хорошо, что все так получилось. Конечно, это не есть здорово, что я сейчас не в кругу любящей его семьи, но как бы я спокойно мог есть, спать, зная о том, что его соплеменники страдают. Нет, это нехорошо. 
Друзья подхватили эти цепочные звуки и стали помогать с мощью копыт, мяуканья, лая и коробочного стука. Они напоминали музыкальную еще неокрепшую группу, которая собирается в подвале, чтобы репетировать. Неокрепшими они считались, если были поодиночке. Но когда они вместе, их крепкость растет.
Послышалось лязгание ключа в замке. Ключ три раза повернулся и на пороге появился Светляков. Животные за стенкой притихли.
-Развлекаетесь?
-Ага, бесплатные аттракционы и воздух, - съерничал я. - Красота.
-Ха, ха, - не удержался профессор. Этот смех не значил, что его можно было так легко рассмешить. Только я мог на него произвести впечатление. Почему? Загадка. Наверное, потому что во мне есть особый шарм. - Мне это нравится.
-Я знаю, как провести отпуск, - продолжал я. Я не очень то и хотел смешить своего стражника, просто этот способ борьбы – колким словом для него был самым оптимальным. Ну что поделаешь, я добрый малый.  - Почти даром. Обращайтесь, профессор придет к вам. Для этого нужно просто устроить праздник.
Профессор смеялся, закрывая лицо и вытирая слезы, которые выступали на глазах.
-Ну, ты даешь. У меня уже живот болит от смеха.
Но я считал, что ели и нужно что-нибудь делать, например, смешить, то нужно это делать на совесть.
 - А если нужна бесплатная квартирка и вы животное, тогда слушайте то, что вам нужно будет сделать. Всего то научитесь говорить на всех языках мира и животных либо поплавайте в нечистотах, недалеко от промышленного завода и все. Остальное мы вам устроим. Мы, лучшие друзья животных.
На профессора накатила страшная волна. Даже скорее целое цунами смеха, с которым он уже не боролся, а поддался и ждал когда этот смерч пройдет.
-Все, хватит. Ты моей смерти хочешь?
- Ну что вы, профессор, - убеждал я. - Хочу разве что одно. Чтобы вас один очень толковый человек к вам пожаловал и схватил.
-Какой человек? – прихрюкивая промолвил Светляков.
-Кондратий, - спокойно произнес я и последовала еще одна порция, после которой профессор встал на коленях, умоляя прекратить.
- Все. Ха. Н,у ты молодец. Только я уже не могу, но душа радуется. Не зря все же ты в моей семье. Ладно, сегодня ваш день. Можете расслабиться. Развлекайтесь, развлекайтесь. Но вот завтра.
Светляков поднялся с колен, отряхнулся и стал обычным злодеем, каким был все это время. Если бы не маленькая слабость, но кого у нее нет. Слабость в виде смеха совсем неплохо.   
-А что завтра? – с интересом спросил я.
-Завтра будет завтра, - ответил профессор и поднялся по лестнице. Он вышел, сделав три оборота ключом.
Я не понял последних слов.   
- Завтра будет завтра. О чем это он? Что будет завтра? Друзья, о чем это он? Может вы знаете?
-Не знаю, - хором произнесли животные. Это и было странно. У меня возникло ощущение, что кто-то запрещает делиться этими сведениями. Только не понятно кто это был и зачем им это надо.
-Друзья! – громко произнес я. Надеюсь, я могу к вам так обращаться? У меня такое ощущение, что вы все знаете, все до последних мелочей, только почему-то боитесь мне говорить.
-Это все паранойя, - сказала пони.
Ну, кто там ими дирижирует. Кто? Я напрягал мозг и свой острый глаз, но и это не помогло посмотреть сквозь стену на это циничное шоу.
-А у меня есть чувство, что это что-то другое, чем простая паранойя. Так, колитесь. Зебренок.
Послышалось многоголосое шушукание. Такое происходит обычно, когда кто-нибудь попадает впросак и ищет ответ не в своей черепной коробке, а где-нибудь на стороне. 
-А что я? Чуть что, так сразу зебренок.
-Зайцы, - продолжил настойчиво я.
-А мы ничего не знаем, - испугано проговорили зайцы эту заученную фразу.
-Пони, - не унимался я.
-Я не понимаю о чем вы, - очень медленно проговорила маленькая лошадка.
- Почему они все молчат, как партизаны, - подумал я. - Им что за это вагон зубочисток или бананового сока будет?
-Так значит, все объявили бойкот. Или просто напугались профессора. Вот что я вам скажу друзья-товарищи по клеткам. Перефразируя. Профессора Светлякова бояться, свободы не видать.
-Он надумал нас в космос отправить, - проговорил щенок.
Так нашелся один смелый. Перефразируя классиков, собака – друг Молокососа.
-То есть? Что значит космос?
Зебра продолжила.
- В общем, так. Есть одна американская компания, которая снимает фильм о космических путешественниках. Компаний много, но именно таких всего одна. Но вот в чем соль. Им не нужны простые животные,  им нужны звезды. Чтобы в Голливуд попасть, нужно хотя бы три глаза иметь или говорить наоборот. Так вот, платят хорошо – главное, чтобы у тебя было что-то парадоксальное, феноменальное, невидальщина, чтобы ты был причислен к восьмому чуду света или к удивительной игре природы.
-А мы в Америку собирались,- с досадой пробормотал я.  Вот так история.
-Да, вот, - рассказывала зебра, - он и договорился с продюсерами, что на время съемок отдает наш сплоченный коллектив, а сам отправляется за новой партией. Говорят, что к нам присоединяются с десяток шимпанзе, жираф и королевская кобра. И еще волки.
-А я слышал, что он набирает новых животных, потому что понимает, что не все смогут перенести космос, - предположил кот.
-Черт возьми, это же опасно, - парировал я. Это же вам не…это космос.
-Но в то же время интересно, - мечтательно сказали зайцы
-Интересно, что вы будете чувствовать, когда вас онемевших от страха, болтающихся по галактике показывают на обозрение всего мира?
Значит, вот что решил профессор, - задумался я. – Опять мы лишь пешки в осуществлении его планов. А еще о семье вспоминает. Разве для него семья что-нибудь значит. Я люблю семью, но чтобы там любовь не расценивалась количеством проведенных опытов над тобой.
-Нет, это не жизнь, - твердо сказал щенок.
-А что завтра? - спросил я. - Космос?
-Да, завтра первая проба, - грустно сказала зебра.
-Ну все, огромное спасибо, - прошептал я. - Вы меня проинформировали и этого достаточно. Я пошел.
-Как? – хором произнесли животные.
-Также, - отчеканил я. - Как и всегда.
-Это как? – спросила зебра.
-А вы уже и забыли? – досадливо сказал я.
-Не получится. Здесь кругом заземление, поэтому я не провожу ток,- сказала пони.
-И мы ни на что не годны, - пробурчали зайцы.
-Даже я не могу понять, о чем он думает, - сказала зебра. – Он поставил какой-то блокиратор.
-Блокиратор? – переспросил я.
-Да, устройство, которое блокирует наши возможности.
Я внимательно осмотрел комнату и пытался понять, что же может мешать им. Конечно, этот самый блокиратор может быть встроенным в шкаф, например. Тогда конечно ничего не найдешь. А что если?
 -Не этот ли, - сказал я, показывая на стальное колесо.
-Что там? – спросила зебра.
-Колесо, к которому приварены мои наручники, - прошептал заговорщик.
-Может быть, - размышлял другой. - Попробуй прикрыть его своим телом.
-Зачем? – вопрошал первый.
-Если ты перекроешь блокирующее устройство, я попробую свои способности, если ты не против, - разъяснял второй.
Я немного сомневался, но накрыл своим телом колесо. Я знал, при хорошем исходе, они спасутся.
-Ура, действует, - вскрикнула зебра. - Я понимаю, что щенок хочет вырваться на волю, зайцы залезть на крышу, для чего? Я даже свои мысли слышу. Я так хочу в страну других зебр. Что? Я разоткровенничался? Это впервые со мной. Простите.
-Не волнуйся, дорогой, - успокоил ее я. - Ну что на раз-два.
Он уже был готов. Но зебра не совсем.
-Может подождем, когда стемнеет.
-Не знаю, как вы, а я не намерен ни минуты ждать.
Мне не терпелось. Причина была веская. У меня был дом. Там меня ждали. Не кто-нибудь, а настоящая семья. Зебра потопталась на месте. Это помогло ей понять.
-Тогда в добрый путь. Присоединились. Не робей. Ты куда, щенок.
-Я сейчас, - робко ответил щенок.
-Назад, - скомандовала зебра. - Сначала дело, потом будем ходить по углам.
-Итак, инструкцию помним? – руководила полосатая лошадь.
-Нужно собраться в одно кольцо – пролаял щенок.
-Я должна, что есть мочи цокнуть копытами, - сказала зебра и зацокала так, что задрожали стены и потолок в подвале.
-Мы должны двигать ушами, - пропищали зайцы и претворили слова в дело.
-Я должна вибрировать, - вдохновенно сказала пони и начала дрожать с хвоста и дальше.
-Я проводить энергию, - промяукал кот, и едва успел войти в звено одной цепи, все сработало.
Прогремел взрыв. С потолка посыпалась штукатурка. За стеной послышался пронзительный крик Светлякова.
-Что такое? Снова. Ну, Молокосос.
Дверь завалило, и доступ к подвалу был перекрыт естественным путем. Зато был великолепный подход с улицы. Стена, где расположилось окошко отсутствовала. Народ на улице замер, кто-то наоборот ускорил шаг, испугавшись деверсии.
Из легких завалов вылезла зебра, за ней по цепочке, как будто они и не  расцеплялись вышли кот, пони, зайцы и щенок. Они были перепачканы сажей, но с удовольствием вдыхали свежий воздух свободы, которую они получили благодаря мне.
А он где? Почему он не выходит? Неужели его накрыло? – они думали все, что я…
-Дружище выходи, - кричала зебра. Ты где? Хорошо спрятался я погляжу. Только от меня ведь далеко не убежишь. Ты же меня знаешь. Что молчишь? Не верю, что всего на втором взрыве ты решил спеть свою лебединую песню. Не верю, слышишь.
Над завалом, откуда только что вышли наши друзья, поднимался дым вперемешку с пылью и гарью. Народ, который теперь все больше заинтересовался происходящим, подтягивался и фотографировал на сотовые телефоны зверей, которые сбились в одну кучку, один из которых что-то кричал на своем жалостно и очень страдальчески.
- Значит погиб, - продолжила зебра. – Я могу долго говорить о нашем друге. У него много положительных качеств, но главное качество, которое я ценю больше всего это уважение к зебрам.
Из облака пыли вышло существо, которое под слоем пыли и осколков, нельзя было узнать. Он еле стоял на своих лапах, которые немного дрожали, его шкурка немного испачкалась, и в клюве у него было несколько собственных перьев.   
-Почему не юмор? – спросило существо.
-Это второе качество. Молокосос! – обрадовался пони. Да это существо – я.
-Пернатый, ты снова в форме, - кричала зебра и цокала каблуками.
-Не вызови еще один катаклизм, - проговорил я. Я был очень слаб. 
-Есть, фельдмаршал, - радостно провозглашал зебра
-Тикайте, друзья, - внезапно крикнул я. – Идет наш профессор.
-Куда? – одновременно произнесли животные. Они сроднились. Эти взрывы их сближали.
-Куда-нибудь, - на последних силах воскликнул я. - В сторону.
-Но ты же один? – заголосили животные. - Мы тебя не оставим. Вместе начинали, вместе должны это дело завершить.
Я понимал, что мало сейчас на что способен и героя из книг из меня не получится. Но у меня был житейский принцип, который впитал наверное с морским ветром, людьми с которыми ему приходилось встречаться, начиная от девочки, ее отца, заканчивая вождем племени Харида. Именно это я и хотел объяснить своим соратникам.
-У меня с ним свои счеты. Боюсь, дуэль будет страшная с плачевным результатом для кого-то.
Светляков не смог пройти в подвал через дверь и поэтому вышел на улицу. Он увидел, что со стороны подвала валит дым и его животные сбились в кучу и не двигаются. Хотя как только увидели приближающего профессора, то занервничали. 
-Стойте, - кричал профессор. -  У меня же контракт. Я же могу потерять все.
Только профессор хотел подойти к сбившейся кучке животных из его зоопарка, на дороге встал я, его любимец.
-Стоп, профессор. Дальше путь, увы, не пролегает. Если и пролегает, то пройдет только один из нас.
Профессор засмеялся. На этот раз я ничего не говорил, и смеяться вроде как не над чем. Но этот смех не был обычной реакцией на шутку. Это был смех человека, обладающего большой властью. Во всяком случае пока.
-Пойми, Молокосос. Мы же с тобой завоюем весь мир. С твоими способностями и с моим интеллектом, весь мир будет у наших ног. К черту всех остальных. Я готов отпустить всех, но ты должен остаться.
Профессор держал меня за крылья. Я задумался. Вы что думаете, что я решил согласиться на это?
-Нет, я не согласен.
Как славно. Но профессор не унимался. Он был уверен в обратном.
-Давай так. Я больше не буду преследовать твоих друзей, пусть идут на все четыре стороны, но ты обещай мне, что будешь сопровождать меня везде, где бы я не был.
Возникла пауза. Она продолжалась минут пять, в ходе которой я не смотрел ни на профессора, ни по сторонам. Я опустил голову. Вы все еще думаете?
-Хорошо. Я согласен.
-Да? – не верил своим ушам профессор.
-Да, - согласился я. - Только сперва объясни людям в форме, чем ты занимался в этом старом подвале. Боюсь, им будет очень интересно.
Последняя пауза была связана с тем, что я тянул время, и ждал, когда приедет милиция. Я знал, что такое громкое происшествие не останется без внимания. И когда она появилась, то сразу же расслабился.
Неожиданно из-за угла вышел папа, потом появилась мама и наконец я.  Потом вы меня поили молоком. Вы еще думаете, что я притворился больным, чтобы вы меня напоили молочком?


Глава 29 Она же эпилог Про любовь и одну очень важную новость

Молокосос остался с нами. Мы переехали в новый дом, что находится в штате Калифорния. У меня там своя комната в три раза больше прежней. Все свои игрушки я оставил дома, точнее раздарил малышам во дворе. Зачем они мне, когда у меня есть мой друг, Молокосос.
Мама открыла детективное агентство «Клин воте», что в переводе «чистая вода». Теперь она выводит на чистую воду разных криминальных элементов. Она не забывает и о своей прошлой профессии парикмахера, экспериментируя над нами. Правда папа решил полностью сбрить волосы на голове – говорит, так удобнее, шляпа лучше держится.
Папа читает лекции в университете, куда ходят такие же пытливые умы, каким он был когда-то. В выходные мы проводим на озере.
Молокосос обрел семью. Любовь творит чудеса – это точно. Мы полюбили странное существо по имени Молокосос. Мы помогли ему чувствовать себя хорошо.
p.s. Да хотел сказать важную новость я больше не пью пуговички и торпеды, но кашу продолжаю есть. Она здесь какая-то другая.