Оглавление
Сцена 1. Диалог ……………………………………………………………………. 2
Сцена 2. Объект ……………………………………..…………………………….. 5
Сцена 3. О себе …………………………………………….………………….. 11
Сцена 4. Метро и телефоны …………………………………………………………20
Сцена 5. Дом ……………………………………………………...………….. 24
Сцена 6. Вечером …………………………………………………………………….… 29
Сцена 7. Днем………………………………….……………………………….. 36
Сцена 8. Еще одна ночь ………………………………………………………………..50
Сцена 9. Утро ………………………………………………………….. 64
Сцена 10. Новый путь……………………………………………………….. 72
Сцена 11. Первый звонок………………………………….………………….. 80
Сцена 12. Простофиля……………………………………………………………. 87
Сцена 13. Парочка………………………………………………………………….. 94
Сцена 14. Второй звонок………………………………………………… 101
Сцена 15. Сати…………………………………………………. 107
Сцена 16. Зачем…………………………………………………………… 115
Сцена 17. Подводить итоги рано …………………………………………………… 119
Сцена 18. Разговор……………………………………………………….… 126
Сцена 19. Отчет о проделанной работе…………………………………………… 133
Сцена 20. Все по-прежнему……………………………………………… 144
Сцена 21. Эпилог………………………………………………………………. 149
Дружба вдоль и поперек
Глава 1
Диалог
Девушка поскользнулась. Что-то склизкое и противное лежало на одной из многочисленных ступеней.
- На этом эскалаторе вечно так.
-Как? – спросила она, и обернулась.
- Да никак. Все замерло, как в тревожном ожидании.
-Но это же простая лестница, - сказала она.
-Да, а я и не заметил. Вы очень внимательны.
Девушка улыбнулась, показала при этом кончик языка (такая характерная особенность – милая и странная притом), прошлась глазами по лестнице, наверняка представляя картинку с лестницей-эскалатором, и более внимательно всмотрелась в героя.
- Вы не пробовали подсчитать количество голубей, которое сюда прилетает?
Она повторила свой странно-милый жест, пожала плечами, повернула головой и сказала:
-Нет.
-Я тоже, но хочу попробовать.
-Это невозможно, - ответила она, поправляя прическу и смахивая с носа невидимую пыль, что можно было подумать – именно они пострадали в этом скольжении.
-Нет ничего невозможного.
Она улыбнулась, дождалась, когда я сделаю то же самое, наклонила голову, желая посмотреть на меня с другого ракурса и вдохнула пряный воздух, тем самым показывая, что она заинтересовалась и дает мне шанс продолжить знакомство. Что я и сделал.
- -Сева, люблю говорить на разные темы. Да и не очень внимателен.
Стоп. Здесь можно сказать стоп. Не помешает, сказать пару слов. Это необходимо, иначе вы будете думать неправильно, а мне не хочется, чтобы вы так думали, поэтому с первых строк я стараюсь быть честным.
На самом деле я никогда не скажу, что я не внимателен. Как раз наоборот. Я обладаю всеми необходимыми качествами для этого. У меня отличная память, мне ничего не стоит запомнить человека, которого я увидел в окне, на балконе, того, который вышел на кухню, ожидая увидеть завтрак, а получает записку с вопросительным знаком, того, кто вышел полить цветы. И только я обязательно обращу внимание на его семейки в красно-синюю клеточку, эмблему китайской фабрики в виде старого парохода, два пятна на груди раздражения от пуховой подушки и его недовольное выражение лица, что говорит о том, что сосед вечером не почистил зубы, а утром терпит ту бактериальную среду, от которой воротит нос и лицо напоминает морду бульдога. Да, еще я знаю сколько у него прищепок висит на веревке, сколько желтых, красных и зеленых. Странно, что нет синих, так как этот набор я знаю. Но, вероятно, синие висят в ванной.
Я всегда любил наблюдать за людьми. С самого детства. Как себя помню. Первые мои наблюдения всплывают, когда мне было пять лет отроду. Я гулял в парке и неожиданно мог пойти за незнакомой женщиной, мужчиной, группой детей из детского сада, собачкой, старичком. Мне казалось, что они меня приведут куда-нибудь в интересное место, но в основном эти прогулки ограничивались криком «Всеволод, ко мне». Да, именно так. По-собачьи. Я провожал глазами ярко-красную юбку, серые брюки со стрелкой, желто-зеленые, сине-оранжевые, буро-голубые шапочки моих одногодок, а сам шел к маме, которая держала меня на коротком поводке. Да, как собачку. За собаками один раз мне удалось проследить. Но уже в более зрелом возрасте. Когда мне исполнилось тринадцать, мои возможности расширились. Гулял я теперь один, и мне было дозволено выходить за пределы двора. Вот тогда, 15 июля, в мой день рождения, я могу смело заявить, что начался новый этап моей жизни. Жизни свободной, когда я мог ходить куда угодно, за кем угодно. Конечно, в тот момент я и не подозревал, что могут возникнуть и другие проблемы, как отнесутся те, за которыми я буду следить, но в тот момент меня это мало интересовало.
С каким бурным восторгом я шел за первым объектом. Это был Шурка, соседский мальчик. Он шел с мешком кваса и при этом насвистывал. Он единственный в районе мог насвистеть любую мелодию. Он говорил, что может насвистеть также лай собаки, мяуканье кошки и что поразительно любой разговор любого человека. И тогда он шел, свистел разговор одного из фильмов по ящику или песню (я не умел распознавать), а я шел за ним, делая вид, что гуляю, рассматривая вывески на домах и зачем-то подбирая щепки. Шурка дошел до своего двора, пропустил меня.
-Ты чего?
-Ничего.
-Не надо. Я все видел. Ты за мной шел. Давно не получал.
-Я иду себе и иду. Я разве виноват, что от моего дома к твоему и к парку всего одна дорога. Всего одна.
Он на меня посмотрел так подозрительно, словно я хотел отнять у него два литра кваса, хотя был намного меньше и слабее его.
Тогда я понял еще одно очень важное правило – не нужно следить за соседями, продавщицей из магазина (она меня хорошо знает), кассиром в парке аттракционов, моей учительницей, одноклассниками и некоторыми из соседних классов, не говоря уже о моей маме, отце и сестре…Но я все же следил за сестрой, точнее за ее парнем, выдававший себя за двадцатиоднолетнего юнца, представившегося нефтяником. Оказалось, что ему двадцать девять и он работает на чаеразвесовочной фабрике по упаковке грузинского чая. Я проследил до самой проходной, спросил у вахтера (дальше он меня не пустил) и он мне все рассказал.
Следующее правило, которое было не менее важным, чем предыдущее… Зачем мне это было надо? У меня всегда была мотивация. Без нее ни одно наблюдение не протянет. Ради интереса? Нет. Ради новых впечатлений. Возможно. Но это только поначалу. Первый раз, например. Но у меня это продолжается уже седьмой год, и я не могу остановиться. Меня продолжает стимулировать. Но что? Новые ощущения, острота опасности быть пойманным, узнанным. И это тоже. Но главное – причина, побудившая меня это сделать.
У моей сестры появлялись новые парни, а маму, после того случая тем более, интересовало серьезны ли у них намерения к Лейке (так ее звали). Тем более мое разоблачение этого фальшивого принца сыграло мне на руку. Таким образом я смог повысить свой авторитет в глазах родителей, точнее мамы (папа про это ничего не знал, да и вряд ли он положительно к этому отнесся). Я не мог помогать маме деньгами, поэтому я решил помогать маме по-другому.
-Я выясню, - говорил я ей и началась моя работа. Я ничего за нее не получал, в финансовом плане, да и разве могут быть совместимы деньги и хобби. Порой да, но не в подростковом периоде.
Я подслушивал телефонные разговоры (сестра частенько любила говорить по телефону с молодыми людьми именно ночью) – у меня самодельная прослушка (специально продуманная схема, подсказанная техническим клубом «Ротор»), выгуливал соседского спаниеля в том же парке, где он выгуливал ризеншнауцера, специально подпускал своего поближе, проверяя его реакцию (вспыльчивость, агрессия, говорит ли он при этом нецензурные слова), наблюдал с кем он общается и даже более часа сидел в закусочной, наблюдая как он морочит голову незнакомой девушке. Он был пойман, информация передавалась в штаб – маме, а мама уже сама ею пользовалась так, как считала нужным. Она могла все рассказать Лейке, либо предостеречь ее. В ее руках были существенные доказательства. Ну что сказать, да, я был как шило в заднице.
Когда мама заикнулась, а что делает наш сосед, я стал следить за ним. У меня были правила, но тот случай был особенным. Есть исключения из правил. А так у меня все четко – я не слежу за знакомыми мне людьми, мне обязательно нужна мотивация и любая слежка должна пройти до конца, иначе ты себя уважать перестанешь.
Да, и немного об удовольствии. Оно есть у каждого. Мы живем для этого, чтобы его получить, приумножить и с каждым днем все больше хотим. Для одних это шопинг – по мне бесцельное хождение и трата денег, для других – клубы, кружки по интересам, для очень одиноких или тех, кто боится остаться один, работа – день и ночь, зарабатывание денег, эйфория от того, что ты собственными руками взращиваешь свой капитал. Для меня – наблюдение.
Глава 2
Объект
Девушка зашла на Чертановской, встала около противоположной двери, прислонившись к противоречивой надписи «не прислоняться».
«Ей – двадцать-двадцать два, она любит кофе, маленькое пятнышко на блузке, что говорит о том, что она любит поспать и до полночи разговаривать по телефону (губы немного подергиваются, как у очень общительного человека, получившего передышку). Она достает блокнот - с какой-то картинкой на обложке (не разглядеть) и стала писать в нем, посматривая на светлые полоски разной толщины за окном. Пишет левой рукой, значит в ней есть что-то уникальное. Все левши имеют предрасположенность к какому-нибудь таланту Они либо сходят с ума, либо занимаются этим. На сумасшедшую она не похожа, значит либо художница, либо актриса. Но что меня так смущает. Ее одежда. Она слишком строгая. Черно-белые цвета, неброский макияж. Девушка с художественными предпосылками вынуждена бывать на скучной работе, чтобы оплатить квартиру которую она снимает. И только маленький темно-коричневый след на белоснежной блузке помогает мне понять многое из ее жизни. Это правда, по одному только пятнышку можно сказать о человеке многое».
-Да, мама. Как у тебя дела? Что? Я тебя очень плохо слышу. Что у тебя случилось. Все в порядке? Не слышу.
Телефонный звонок в такой момент – обычное дело. И конечно мама. Кто еще, как не она, может застать тебя в метро, когда ты заметил интересный объект для наблюдения.
-Ты пропадаешь. Я слышу твою кофемолку, но не тебя. Не можешь ее выключить. Ты звонишь мне в тот момент, когда вокруг меня свист, шипение, а твоя долбанная кофебалаболка оглушает меня неистово. Блин.
Мне пришлось поменять место, пытаясь поймать волну. В метро есть такая проблема с телефонной связью. Ее либо совсем нет, или же ты попросту не слышишь голос, который пытается тебе что-то сказать. В таких случаях остается одно – говорить самому.
- Да, вот сейчас слышу. Слышу, как у тебя заработал телевизор. Я слышу доктора Узурпатора, который говорит о проблеме мочеиспускания. Зачем мне это?
Я оказался около девушки с «пятном», и даже заметил обложку на блокноте – спящего купидона Караваджо, который и на купидона то не был похож – скорее напоминал обычного мальчика с грубыми чертами лица, далеко не милый, без золотых кудрей, как того же Амура видит француз Ванлоо.
- Слушай, мамуля. А, это ты папуля. Что мама ушла говорить по другому телефону? Да, это хорошо. Она мне хотела что-то сказать, но я так и не понял что. Тебе есть что мне сказать? Нет? Ну и отлично. А что это за жужжание? Брива? Ты бреешься?
Она взглянула на меня, мы встретились взглядом. Поставленный голос произнес «станция Севастопольская» и я закончил разговор, вложил в уши наушники и стал слушать приятный голос одного из Битлов. Он пел о том, что ничто не изменит его мир, состоящий из водоемов горя и волн наслаждения. Она перестала писать и теперь ее мысли занимали два объекта – помимо лохматых, сходящихся, расходящихся полос еще и я. Славно. Она смотрела на меня и продолжала рисовать буквы в своей записной книжке с голым мальчиком на обложке.
«Она писатель. Начинающий. Подучила задание написать о каком-нибудь объекте в метро. Она выбрала провода в тоннелях, которые невозможно разглядеть статично. Выбор непростой. Обычные коммуникации, что о них напишешь. Она увидела. И я вижу. Я пытаюсь смотреть ее глазами. Я становлюсь на ее место, беру в руки блокнот, ручку, подгибаю правую ногу и вижу… Ты двигаешься, а они намертво приделаны к стенам. Ты стоишь на месте, а они бегут – стремглав, как будто боятся чего, убегают, наезжают друг на друга, самые яркие гасят менее, самые толстые подавляют тонкие. В них необыкновенная энергия, благодаря которой мы можем за мгновения преодолевать большие расстояния и при этом читать, общаться, заглядывать соседу в книгу, а сидящей спящей девушке на широкий профиль груди. Сами того не замечая, мы становимся лучше. Все дело в этих намертво прибитых проводах».
Она стала грызть кончик ручки, следовательно, я тоже проделал это, только мысленно, посмотрела на грузного мужчину с четырьмя сумками, которые он выставил, поставив их друг на друга пирамидой и снова углубилась в свои незаполненные страницы.
«Примешиваются два героя – молодой человек, который звонит и мужчина с небоскребом из сумок. Как они могут вмешаться в его логическое повествование об энергии в недрах подземки? Есть у меня одна мысль».
Она вышла на Боровицкой. Я пошел за ней и в потоке, переходящий на Ленинку, едва ее не потерял.
-Какая досада, - подумалось мне, и уже хотел пойти супротив этой двигающейся волне, как увидел ее блокнот со спящим купидоном. Он висел в воздухе и тоненькая ручка, сжимающая ее, была едва заметна. Девушка шла навстречу людской массе и казалось не думала о возможности пойти иначе – она о чем-то думала и слишком была поглощена своими писательскими мыслями, что шла и когда нужно было остановиться, останавливалась и стояла долго в одной позе, пропуская одного за другим. Наконец она поднялась по лестнице и оказались на улице. Она присела на бордюр, чтобы записать возникшие мысли, я закурил. Наушники лениво висели, едва не касаясь земли. Дым окутал меня – спасибо бесцеремонному и неопределившемуся ветру, который дул без разбора. Она встала и пошла вверх по Моховой.
«Куда же она? На Арбат? В Ленинку? Ну конечно, в стены литинститута. Но почему она здесь вышла? Хочет прогуляться? Есть пятнадцать минут до пары. Хватит, чтобы дойти до научной библиотеки Ломоносовки и обратно. За это время можно выкурить пять сигарет и выпить бутылку пива».
Она не курила и не пила пива. Девушка неторопливо подошла к лестнице, простояла пять минут (за это время я фотографировал небо, будь оно неладно), писала долго, потом читала написанное, вырвала листок и искала куда бы его бросить. Наконец, положила в карман и стала подниматься по лестнице к памятнику Достоевского. Я задержался внизу, снова закурил (какая по счету, кажется третья). Она поднималась, я смог обратить внимание на ее ровные ноги и не по сезону загар. Она переступила через три ступеньки и поскользнулась…
Немного приостановимся. С этого я начал. О том, что я наблюдательный, вы уже поняли. Теперь пару слов о том, кто я есть.
Меня зовут Сева. Я безработный. В прошлом студент философского факультета МГУ. Меня выгнали за то, что я был умнее всего преподавательского состава. Это не домыслы, это правда. А выгнали меня за то, что слишком много знал. У меня было досье почти на каждого препода. Да что скромничать, на каждого. Я знал обо всех слабостях – кто пьет безмерно, кто с кем спит, кто любит засиживаться допоздна, оставляя право студенткам исправить отметку, кто часто лечит зубы, кто где живет и на чем добирается до крыльца университета. При чем зная о том, что некоторые оставляют свои машины в соседних дворах, не желая после лекций выезжать одновременно с каким-нибудь оболтусом, у которого автомобиль раза в четыре дороже. Я знал, что лектор по психологии подкладывает вату в лифчик, философ пьет коньяк, маскируя его под чай (он даже мешает его сперва ложечкой). Декан занимается вокалом, дворник играет в театре, а вахтер – молодой парень лет тридцати пускает любовниц и устраивает оргии до утра. Я знаю о том, что в столовой вместо повара половину продуктов несут домой и любят обсчитывать. Я знаю…А кто хочет, чтобы о нем знали все. Я бы мог, конечно, шантажировать, и я бы наверное до сих пор покрывался пылью в стенах на Ломоносовском проспекте, но не такой я.
У меня есть мама, папа, как вы поняли – сестра. Мои родители постоянно чем-то торгуют и, узнав о том, что я был отчислен из МГУ, даже обрадовались, говоря, что наконец-то их сын будем заниматься чем-нибудь толковым. По их мнению, продать можно все, но это все должно иметь вес, размер и плотность. Мысли, которые я цитировал постоянно при каждом удобном случае (кто, как не родители должны были стать свидетелями моего становления), по их мнению не имели цены, и считались нулевым (неходовым) товаром. Сейчас родители продают фильтры для воды, отец к тому же занялся компьютерными играми и в этом неплохо преуспел.
У меня есть друзья, девушка. Точнее была. Мы с ней всего неделю назад расстались.
Теперь хочется продолжить свое повествование, так как девушка (поскользнувшаяся, она же с девушка с пятном) проявила ко мне симпатию и уже приблизилась, чтобы…поцеловать.
-Ты что делаешь? – спросил я. К тому времени мы провели с ней целый вечер, сходили в кафе, выпили кофе, сбежали, не заплатив, что напоминало аттракцион, и я ее провожал в третьем часу ночи до дому. Она жила на Каховской, а утром ехала от своей бабушки, что живет в Бутово.
-Ты разве не догадываешься? – спросила она. За время, проведенное со мной, она исписала блокнот, казалось, вдоль и поперек. При этом она не закрывалась, не думала о том, что я могу увидеть. Я прочитал несколько строк. Я совсем немного ошибся – она действительно училась на литературного работника, работала гидом в музее истории земли, но писала не рассказ, а поэму о человеке-мокрице, поселившемся в просторах московского метро. И еще ее звали Света.
В Лондоне пьют чай
В городе М кофе
В метро сидит человек
Выращивает картофель…
Больше я ничего не смог узреть, она сидела напротив меня всякий раз, когда писала и только один раз она взяла зеркало, чтобы пустить зайчика в мою сторону – в зеркале отобразился стих с непонятными иероглифами – все слова в зазеркалье читаются задом наперед, мне понадобилась минута, чтобы обречь текст в вышесказанное. Мне так хотелось спросить, почему именно мокрица, почему она олицетворяет себя с ней (необходимый фактор в творчестве) и главное, куда она поместит своего героя – в жаркую комедию или хладнокровную трагедию. Но в тот момент обстоятельства были другими и я сказал:
-Ты меня извини, конечно, но я вынужден тебе признаться. Ты неправильно меня поняла, но мне не нужна девушка.
-Да? – удивилась она, стала поправлять свою юбку и весь свой ретро-стиль, нервно подергивая левым плечом. – Так зачем же ты со мной познакомился? Попробуй объяснить, - она качала головой, не останавливалась ни на долю секунды, как потревоженный куст после того, как с него вспорхнула птица.
-Мне просто нужен друг.
Стоп, стоп. Вот здесь поподробнее скажите вы и наверняка подумаете о том, что я…Нет, я не гей. У меня была девушка, ее звали Варя, и мы с ней, да-да – расстались. Я предложил ей остаться друзьями, она рассмеялась мне в лицо, дала пощечину или все было наоборот – сперва пощечина, потом смех, но это не важно. Я сказал, что другой бы на ее месте, согласился пойти на это, она снова рассмеялась и плюнула. Это было чересчур. В вас когда-нибудь плевала девушка? Это низко. Ее слюна катилась по моей щеке – эта слюна, который я литрами глотал, когда с ней целовался. Да, она добавила, что дружбу между разнополыми существами не бывает. Так и сказала. А я решил проверить, так ли это. Появилась мотивация.
Этот второй экземпляр. Вчерашний - девушка в парке на сломанном аттракционе, ночью, после бутылки пива полезла ко мне под рубашку, приговаривая «мы это здесь будем делать? Здесь». Я посадил ее на такси, а она, думая, что мы едем к ней, приговаривала «нет, ко мне нельзя, у меня родители, и комната очень маленькая, там все будет слышно». Она уехала, а я сослался на первый блин, который всегда комом.
-Ты гей? – спросила Света. (Ну что я говорил).
-Нет, мне просто нужен друг.
-Такого не бывает, - сказала она.
-Что? – воскликнул я. - Не бывает так, что парень хочет дружить с девушкой? Что здесь не так?
- Это доказано, - утвердительно говорила она и при этом махала рукой. Я только что начал замечать те характерные черты, которые мне в ней не нравились – частое покусывание губы и почесывание носа и лба, особенно лба. – Даже если они будут клясться на Библии или кровью обмениваться, все равно как-нибудь сорвутся – или он, или она. Если даже и будут терпимы, то искушение слиться, узнать о твоем новом друге больше, чем просто общение, взаимные увлечения в виде кино, театра и роликовых коньков будет тебя кушать, каждый день по ложечке. Ням, ням, ням.
И она засмеялась. Да-да, насмешка. Я даже зажмурил глаза, ожидая пощечины, как в случае с моей девушкой. Она еще больше рассмеялась, приблизилась ко мне и поцеловала в щеку. Я вздрогнул, щека горела и, казалось, что сейчас она покрывается волдырями – они полопаются, как маленькие вулканчики, вызывая на лице нервные тики.
- Ну что, пошли? - сказала она и уже направилась в сторону мрачных переулков, слабо освещенных тусклыми фонарями. Я стоял и слышал, как мое сердце бьется в обратную сторону. Часы показывали одиннадцать и я успокоился.
Света обернулась и посмотрела на меня. Я не хотел дальше провожать ее. До ее дома было не близко. Не хотелось идти по ночной дороге с девушкой, которая выпадает из моей теории, чтобы говорить о…о чем? Увы, третьего не дано. Я поймал машину и сказал, чтобы водитель вез ее, куда она скажет. В салоне был выключен свет, я попросил его включить, он поворчал, но сделал это.
Одиннадцать ноль пять.
-Ты со мной не поедешь? – спросила она.
-Нет.
Зеленая «Хонда» свернула, оставив после себя облако коричневого дыма прямо под мерцающим фонарем. Я представлял, как Света не может найти себе места, недоумевая от произошедшего в последние пятнадцать минут, в то время, как водитель наверняка донимал ее дежурными вопросами что, где, когда. Для меня же она осталась девушкой в ночи, потухнувшим огоньком надежды, который я намеревался воспламенить вновь, но только после хорошего сна.
-Придурковатый друг у тебя, - разве я не сказал, что мне это послышалось.
Вторая неудача.
Одиннадцать ноль девять. Повезло. Я кажется успею на метро. Я шел по темной тропинке, которая должна была меня вывести к красному маячку подземки и думал о том, что моя девушка сейчас спит и как хорошо, что не надо звонить, говорить ласковые слова, которые говорились автоматически каждый вечер. В мусорном баке послышался шум, мелькнул хвост, потом второй. Я улыбнулся, намереваясь увидеть двухвостое создание. Но показалась одна, затем другая голова.
-Кис-кис, - позвал я просто так, в знак приветствия. Они меня заметили, но я не представлял для них никакого интереса, поэтому они вернулись к своим шубуршащим делам, а я к своим – наблюдательным.
Глава 3
О себе
У меня есть любимое кафе, друзья и еще фильмы, которые я могу обсуждать часами.
- Она лежит в ванной, расслабленная, ей хорошо, она открывает глаза, отпивает из бокала красное вино. С ней что-то происходит. Она плавно двигает головой и даже пускает газы. Все больше и больше – сейчас это произойдет. Да, это происходит, и она оглашает ванную комнату пронзительным криком удовлетворения. Еще мгновение – раз-два и вот – из-под воды вылезает юноша. Он ложится напротив и смотрит, как девушка в эйфории кусает себе губы. Парень повторяет ее движения.
Эту сцену я не перестаю уставать смотреть. Не зная название, страну – производитель. Черно-белый, удивительно сочный, она – итальянка? Она – финальная, в смысле сцена, поэтому я придумал продолжение. Из воды вылезает третий? Нет, их двое – это определенно. Он спускает воду, и их тела обнажаются. Гениально. О таком финале можно только мечтать. Показать то место, которое было первоначально скрыто. Черт, я всякий раз, когда вспоминаю этот неизвестный шедевр, немного возбуждаюсь.
Разобрать фильм по косточкам для меня ничего не стоит. С самого детства я увлекался тем, что искал подвох в главном герое. Если герой в порядке – у него отличная семья, пес, жена и трое детей, то ищи подвох в нем самом. Мне нравилось искать в убранстве дома – будь то картина, кресло определенного вида, цвет обоев, что обязательно намекнет на характер. Картина Мунка – несет одно, Тулуз Лотрек – совершенно другое, большие красные маки – третье.
-Стены в «Последнем танго»? – задаю я вопрос, и мои друзья смотрят друг на друга недоуменно. – Она в белой шубе, он в грязном кофейного цвета плаще, жалюзи на окнах, он подходит к ней плавно, в животной страсти, ничего человеческого, только кошачьи инстинкты.
Друзья смотрят выжидающе.
- Он прислоняет ее к окну, на которой просвечивает день, и эта белая штора – символ чистоты беспокойна, совсем близко слившийся воедино монстр похоти, сползающий на красно-коричневый пол. Там холодно, я это чувствую. Зябко, если ты не одет или не занимаешься любовью. Слишком много места, чтобы просто сидеть и читать книги, наблюдать за соседями, нужно совокупляться, еще и еще, пока не согреешься, пока не наступит равновесие, хотя и шаткое.
Они на меня смотрят, немного приоткрыв рот. Я продолжаю. Мне сложно остановиться в такие моменты. Это святое. Все равно, что ехать по гладкому льду. Только вынужденная остановка.
-Она стонет, - говорю я, при этом очень эмоционально вскидывая руки и голову, натурально показывая каждое сказанное слово, - он молча делает свое дело. Потом девушка отталкивается от него и делает два переката – ей так хорошо, как никогда не было.
Парни переглядываются, и почти одновременно произносят:
-Стены?!
-Я что не сказал, какого цвета стены, - улыбнулся я. - Так они грязно-серые вроде.
Друзья считают, что я помешан на женщинах, так как не могу ни дня оставаться один. Если от меня уходит девушка днем, то вечером я непременно должен с кем-нибудь познакомиться. Если инцидент происходить вечером, то впереди бессонная ночь для поисков.
-Прическа и имя героя «Подземки»? – продолжаю я. Я знаю, что все помнят прическу, но имя…
-Блондин с торчащими волосами, этакий панк, - пытаются вспомнить один за другим. – Французское метро, значит и имя должно быть французское. Франсуа, Луи, Жан?
-Его звали Фред, - отвечаю я, хитро улыбаясь.
-Что?
У меня всегда есть в запасе достаточное количество вопросов для моих друзей. Это одно из моих качеств, за которое они меня ценят. Да и не только поэтому.
-Безобразие!
-Что за…?!
-Рассмешил.
Друзья не должны походить друг на друга. В нашей компании можно встретить представителей разных профессий, возрастов и ширины кругозора.
- Я считаю, что все женщины – делятся на тех, кто любит спорт и кто его на дух не переносит.
Это Леха. Друг, объявивший, что его вес самое лучшее, что есть в нем. И за последние пять лет его вес ничуть не изменился. Он любит спорт во всех его проявлениях и, как ни странно, больше всего предпочитает фигурное катание и во время чемпионата его не встретишь в кафе.
- А мне кажется, что женщины – микроорганизмы, их нужно детально изучать. Только после этого, можно смело утверждать, что ты знаешь о ней все.
Валек. Ботаник – самоучка. Прочитал всего Беккера (что-то про грибы), Эверта и Малиновского. Любит науку и каждую новую девушку рассматривает с позиции науки. Последний экземпляр убежал от него, когда он назвал ее «физиологическим компонентом природы». Откуда она могла знать, что тот хотел ей комплимент сделать, пусть весьма нестандартный.
-Я думаю, что если собрать всех женщин вместе под одной крышей, то каждая была бы интересна в той или иной степени. Все дело во времени проведения с ней. С одной ты можешь прожить всю жизнь, с другой проговорить только минуту и тебя уже воротит от того, что она не любит Пушкина и читает книги со скоростью страница в секунду, в третьей – полная неразбериха – и хорошо, и плохо, и трудно, почти идеальный случай.
Альба – коллекционер. Он коллекционирует все. От марок, монет, банок пива, пачек сигарет до живых тварей в виде тараканов, рыбок. У него всегда новый прикид – в костюмах он тоже мастак. На глазах новая оправа, волосы красятся во второй десяток раз и даже девушки, которых он тоже подбирает по принципу «этой не было в коллекции», не пересекаясь с блондинкой с длинными ногами, если она не немка и не говорит стихами. Девушки должны разительно отличаться друг от друга, как бабочки в коллекции, которая тоже у него есть и насчитывает сотню экземпляров.
Мы собираемся в кафе по пустякам. Чтобы выпить халявное кафе, поиграть в мафию или в человека за стеклом.
Кофе наливает нам турчанка Сати, с которой я вместе учился (в одном вузе, только она на факультете иностранных языков). Кофейня находится на Плющихе, совсем недалеко от парка и увидеть говорящего человека по телефону вполне очевидно.
В мафию играем в дождь, когда парк пустеет и около кофейни образуются большие лужи. В этот раз на улице тепло и за окном столпились «игроки». Пока они об этом ничего не знают, но это нам только на руку. За окном стоит девушка и говорит по телефону.
Правила игры просты – необходимо сперва догадаться, о чем девушка упорно говорит по телефону, потом нужно ее догнать и стыкуешь сказанное ею со своими домыслами. И информацию в виде записанного на диктофон приносишь на исходную точку. Это покажется кому-то глупой и пустой затеей, но мне она нравится. Мои друзья от нее тоже в восторге.
-Мне кажется, ей семнадцать. Она говорит с подругой, которая приглашает ее к себе на вечеринку. Они считают, что танец живота подшофе и секс под столом – спорт. То есть она приглашает ее позаниматься спортом, но у той сомнение. Она только вчера была на одной из многочисленных вечеринок и еще не совсем отошла. Нелегко каждый день заниматься псевдоупражнениями.
Леха пил третье кофе. Два из них он получил бесплатно, за третье пришлось заплатить – у Сати был свой лимит. Хотя когда я захаживал в кафе один, она могла мне налить кофе и принести пирог или кусок торта. Сказывались годы учебы.
-Да ты что? Она говорит с парнем. Ты же видишь, как она хвост, точнее ногу подогнула. Она говорит с ним о сегодняшнем вечере. Он ее убеждает уехать за город, а она предчувствуя холодные ночи, хочет его убедить остаться. Это же так просто. У меня была точно такая же – она вечно сомневалась и мне нравилось тянуть время в этот момент. Столько поз, ужимок, я знал это.
Альба принес с собой ананасовый сок и тянул его. Сати принесла ему пустую чашку и он периодически подливал себе светлый напиток.
- Вы что? Не обратили внимание, что она очень плавно двигается. Да, как растение. Вьюн. Она или танцует, либо…
Валек ничего не пил, он вообще никогда не питался в кафе, предпочитая домашнюю еду, приготовленную либо его мамой, либо собственноручно, хотя он ничего, кроме вермишели приготовить не мог.
Девушка закончила говорить, посмотрела на время разговора, вздохнула и повернулась к нам – да, так резко, что я поперхнулся кофе (в отличие от Лехи я пил первую чашку), Валек опустил глаза на рекламу завтраков и бизнес-ланчей, Альба остался непреклонен. Она смотрела в нашу сторону и, конечно, видела только свое отражение в стекле. Поправив макияж мизинцем, смахнув скатанный слой помады, показала странное движение – пожимание плеч с поворотом головы и то появляющейся, то исчезающей улыбкой, она ушла вправо.
- Кто бежит? – спросил Леха. Он допил свое кофе и искал глазами Сати, чтобы она могла устроить еще одно кофе, на этот раз бесплатно.
-Тот, кто высказывался последним, - сказал Альба
- То есть я, - догадался ваш преданный слуга. Я вышел из-за стола и направился к выходу.
-Подожди, - остановил меня Валек. При этом он оглянулся, как будто сказал неприличное слово. - Ты ничего не сказал о ней.
-Она – ревнивая, - бегло сказал я. – Говорит со своим парнем – это точно. Он уехал на соревнование по брейк-дансу и она волнуется не столько за него, сколько за то, кто его окружает. Все просто. Да, они постоянно встречаются в этом кафе, вполне вероятно именно здесь и познакомились. Поэтому она часто сюда приходит, не заходит, потому что считает, что должна бывать только с ним.
Друзья застыли. То ли я умел говорить так убедительно, то ли информация была более всего похожа на правду. Я почти не сомневался в достоверности моих предположений
-Дергай, а то уйдет, - хлопнул по столу Леха своим объемным кулаком. - Диктофон с собой?
Я постучал по карману, где притаилось записывающее устройство и выскочил на улицу. Я прошел глазами по двигающимся точкам, пунктирам людей (пары, по-три-четыре человека) и не увидел ее. Два арочных входа, где она могла скрыться, один переулок – нет, до него она бы не успела с тем самым темпом, если конечно не поменяла на другой. Нельзя упускать. Я вбежал в первую предполагаемую арку, где бы она могла быть и остановился. Я наверное должен был вбежать и во вторую арку, затем пронестись галопом по всему кварталу, моргая глазами, сворачивая шею в поисках той дамы из Застеколья. Но я остановился не для того, чтобы передохнуть. Я сказал себе «тпру» только для того, чтобы не нарушать свои правила. Я не бегаю. Это не значит, что я не бегаю за девушками, хотя и это не лишено смысла, это значит, что я не люблю спешить. Мне это не свойственно. Я еще об этом обязательно скажу, но пока я стою в тени, с двух сторон свет – один ведет на пешеходную часть, по ней уже прошло два десятка людей, пересказавших десяток анекдотов и снов, оракулов и синоптиков. Ее нигде не было. Да, она исчезла. И пусть. Было одно но…Мне не хотелось возвращаться к друзьям ни с чем. Я никогда не оставлял ни одно дело незавершенным. Это касается как тарелки супа, так и всего другого, что соприкасается с живым человеком.
Я остановил на улицу девушку в голубом плаще с чернильным пятном размером с горошину на рукаве, и попросил ее сказать несколько слов по моему сценарию Она немного испугалась, даже присела при этом (на сантиметра два-три), но все же выполнила мою просьбу.
Это была хитро, но я был все равно прав. Я знал это. Дело в том, что между друзьями такого рода штуки проходят, к тому же не хотелось лишить их удовольствия прослушать запись и увидеть, как смеется Леха, широко открыв рот так, что видны все пломбы и корень языка, как размахивая руками, с закрытыми глазами слушает Альба, перебирая в уме голос, который наверняка он знает и если повезет вспоминает те ощущения, которые он получил когда-то после полуночи. На Валька тоже было интересно смотреть – он умно крякал, как столетний профессор, при этом что-то жевал, наверняка язык или воображаемый кусок курицы.
Друзья ждали. Я включил микрофон.
- Ты меня удивляешь, маэстро, - сказал Леха. – Я за тебя болею. Как за «Зенит» и «Крылья советов». – Он пил кофе, рядом с чашкой лежала мелочь (бесплатный кофе ему не достался).
-А мне кажется, что она все придумала, - предположил Альба. – Да, а ты ее подтолкнул к этому. Все просто. – он допил свой сок и сделал из пакета вазу, в которую уже умудрился воткнуть несколько зубочисток и со свернутыми салфетками в виде бутонов.
- Может быть, - хитро сказал Валек и замолчал. Когда он не знал, что сказать, он говорил «может быть».
В кафе зашла девушка. Та самая, что недавно стояла на улице и говорила по телефону. Та, что не зная участвовала в нашей игре. С ней был парень, очень длинный и худой (такие не танцуют, скорее что-то другое, например, собирают яблоки). Друзья на меня посмотрели прицельно с вниманием. Вошедшие присели, а друзья, помедлив еще секунд пять, засмеялись, да так громко, что все посетители невольно повернулись и стали свидетелями картины гогота, когда молодые люди делают это с выступающими слезами и синхронно.
Что же и я могу ошибаться. В наблюдениях есть одна сторона – что пока ты наблюдаешь, все гладко – твои заметки логичны и плавно перетекают одна в другую. Но стоит переступить черту – познакомится с реальностью, она тебя удивляет. Конечно, она может совпадать, но чаще нет. Для того, чтобы твои предположения соответствовали истине, нужно во истину долгое наблюдение за человеком. Не один день и два, не ограничиваясь одним местом и временем суток.
Когда мы вышли из кафе, остановились около урны и традиционно Леха закурил. Я курить не хотел, так как не делаю это на голодный желудок. Альба и Валек не злоупотребляли никотином.
-У тебя нет девушки уже пару-тройку дней, - аргументировал Алексей, вдыхая никотин. Он смотрел на стоящий «Мицубиси» с тонированными стеклами и что-то высматривал в салоне. - Что с тобой, дружище? Это так на тебя не похоже. Отчего не действуешь?
Мне не нравится, когда на меня дышат, выдыхают дым и пусть Леха был выше меня примерно на сантиметров десять, у него это выходило. Сигареты были дешевыми, но дым, что у самых дорогих, что у простых папирос примерно одинаков, поэтому со стороны не было понятно то ли он курит «Казбек», то ли «Парламент».
-У тебя…, - повторил Леха. Как он любил повторять вопросы. Не дважды, а то и больше.
«Эх, Алексей Юрьевич, знал бы ты, какую теорию я претворяю в жизнь».
-Лешка, еще не время, - прервал я его третью попытку сказать то же самое, при этом вспоминая сколько раз Сати выносила кофе и меняла пепельницы. У меня получалось семнадцать, но и здесь я могу ошибаться.
-Да ты что? – возмутился друг. - Перешел на новый этап – с промежутками в три и более дня.
«Ну что ты от меня хочешь? Съесть? Ешь, только не спрашивай».
Леха не любил остановки. В его спортивной карьере не было больших побед. В пятнадцать – грамота за ориентирование, в семнадцать – значок на фестивале бега (да и то его давали всем, кто регистрировался и для этого было необязательно отличиться, чем он и воспользовался – прогулочным шагом прошел все расстояние). Но в то же время он считал, что человек нуждается в постоянном пинке. Если его не пинать, тогда все будут лениться и возникнет хаос. Меня он пинал очень часто. Это касается всех, кого он считал своим другом.
-А я считаю, что ему нужно помочь, - сказал Альба. – Он сейчас в стрессовой ситуации и нуждается в поддержке, как никогда. Вот, например, что делает женщина в той же самой ситуации. Она – в порядке. В полном. Освободилась. Для нее – это все равно, что выйти из тюрьмы, глоток воздуха и разрядка. Почему мужчины считают, что они должны пару дней квасить, потом отходить с мятым лицом и, наконец, пойти в сауну, чтобы на весь свет прославить свои былые отношения.
Альба говорил про себя. Он знал, что я никогда не был сторонником долгого утопичного ностальгирования. Для него каждые отношения были отдельным этапом и пусть он и искал себе редкий экземпляр, при расставании с ним, он чувствовал опустошение. Наверное, он с удовольствием бы все тела посадил на иголочки, как бабочек. Тогда может и опустошение будет не таким тяжелым.
-Ты нуждаешься в редкой особи, - продолжал Альба немного заносчиво. – Если не сказать редчайшей.
«Ни в чем я не нуждаюсь. Этими вопросами я всегда занимался самостоятельно. Да, что говорить, любыми вопросами…».
- Это хорошо, что ты на время остановился, - добродушно сказал Валек. –Настал момент подумать о себе.
«Да ни черта я не остановился». - Мне просто нужно понять могут ли женщины…Что они так на меня смотрят. Со мной что-то не так? Я кажется, понимаю. Последнюю фразу я сказал вслух». Дело в том, что я не хотел говорить друзьям о моем бегстве за ответом на вопрос, смогут ли…дальше вы знаете. Они мои друзья и вроде как я должен с ними делиться всем самым сокровенным, но в этом вопросе мне хотелось положиться только на себя, во всяком случае на этом этапе. Но было поздно и зерно сомнения и любопытства я посеял, точнее пропустил сквозь дырявый карман (или рот).
-Повтори, Севуша, что ты сейчас сказал? – тоненьким лукавым голоском спросил Леха.
-Нет, это лишь мои домыслы, - прошептал я, махнул рукой, давая понять, что это то, на что не стоит тратить время. Но Алексей был непреклонен. Он посмотрел на меня, покачал головой и сказал так грустно, в этих словах, голосе и конечно в самом обладателе этих фолиантов сосредоточилась печаль всего мужского рода.
-Ты не можешь утаить информацию о женщинах, футболе и как заработать капитал от своих друзей, с которыми парился в бане, видел Адама и чинил мотоцикл в подвале под портвейн.
Леха никогда не уступал. Как я уже сказал, он никогда не занимался спортом, разве что футбол с пластиковой бутылкой во дворе. Это то, что происходило в бессознательном состоянии (про это ему всегда рассказывали). И даже в бессознательном состоянии он был тверд, как утес.
- Одна голова хорошо, три – команда, - поддержал Альба.
-Четыре, - поправил Валек.
«Официанты во что-то играют. Не могу понять во что. Грязное стекло и только черно-белые фигуры в помещении. Это… крокодил? Кенгуру? Что-то свое? Она говорит слово, потом еще, другие смеются. На них строго смотрит администратор. Они не берут ее к себе. Поэтому она берет трубку и куда-то звонит. Жалуется? Вот, жаба».
-Ты не можешь, - начал Леха по-второму кругу.
И мне пришлось им все рассказать. Как бы мне не хотелось, я не мог утаивать. Про то, что Варька ушла, что я предложил, а она отказалась и что я решил. Первым высказался Леха. Он выкурил сигарету и теперь слюнявил бычок, находя в этом достойное увлечение.
- Женщины – ищут выгоду. Если ты им посулишь что-то очень ценное, то она будет готова стать твоим другом. Но без причины – так посидеть, выпить, потрындеть – ни одна не согласится.
У него было две девушки. В прошлом. С одной он учился в школе (отношения не переросли ни в одну из стадий). Вторая – была помешана на спорте и слишком часто пропадала на турнирах. Он искал золотую середину – чтобы любила спорт и в то же время сидела дома.
Я смотрел в кафе сквозь мутное стекло, отражающее нашу компанию, сквозь само искаженное отражение – я был шире, соответственно Леха был в стекле шкафообразным и представлял то, что новоявленные клиенты сидят за столиками, пьют кофе-сок, и играют с нами в игру, придуманную ими. На стеклах были разводы в виде полуострова Индостан.
- А мне кажется, что у тебя должно все получится, - сказал Альба. Мне нравилась его уверенность. Без предположения, доводов, просто одна слепая уверенность.
-Это хорошо, что ты сделал паузу, - говорил о своем Валек. Мне кажется, ему нечего было сказать про женщин, в которых он не очень то и разбирался.
- Никаких пауз, - решительно сказал Леха. – Сейчас, мой друг, домой, приводи себя в порядок, потому что завтра – день рождения. Все, всем уклонистам – пистон в задний проход.
-У кого др?– спросил я. – У тебя?
-Дурак, - буркнул тот. - У одного очень интересного человека.
Ладно. Раз они узнали о моем исследовании, то должны знать и о том, что для знакомства уже определил себе место.
-Я не знакомлюсь на улице. Я вывел то, что лучшим местом для знакомства – является метро.
Друзья недоумевали.
-Но как же? – спросил Альба. -Ты же раньше это делал везде. А улице, в баре, музее, даже туалете умудрялся. Во время концерта классической музыки в зале Чайковского.
Он все продолжал перечислять. Мест было действительно много и про все, почти про все он знал, так как сам участвовал в них. Не из-за любви к музыке, конечно, хотя был сторонник ретро-стиля, как и я впрочем.
-На скамейке, в театральном фойе, - продолжал он, - на теплоходе, во время сильного бурана, на Первомай.
-Да, но у меня были совершенно другие мотивы, - остановил его я, боясь, что его понесет вспомнить то, что не хотелось бы. Да, а что такого? У каждого, наверное, есть хотя бы один эпизод в жизни, за который ему стыдно.
-А я тебе говорю, что ты многое теряешь, - убеждал Леха. – Кого можно встретить в метро, в этом приглушенном свете? Силуэты, спины, запахи. Ты лучше посмотри, да не туда, обернись, вот – там стоит именно то, что тебе нужно и хочет, наверняка жаждет даже, чтобы ты к ней подошел.
Около парикмахерской стояла девушка в голубом плаще. Повторно встречаться мне с ней не хотелось.
-Нет, - твердо сказал я. - Метро для меня оптимальное место.
Глава 4
Метро и телефоны
-Вы любите свой район? – спрашивают меня.
-Да, наверное, - отвечаю я. – А вы?
-Здесь мы задаем вопросы, - звучит строгий голос и продолжает, - вы согласны с этим?
-Хорошо, - говорю я.
-Представьте, что вам стало скучно, - говорит голос, одновременно прожевывая гамбургер (наверняка, такое похожий чавкающий звук).
-Мне не бывает скучно, - говорю я. – У меня есть телевизор, стенка с книгами, кот, наконец.
-Ги-по-те-ти-чес-ки, - произносит оператор, - только представьте, что такое могло бы случиться.
-Хорошо, - говорю я. – Допустим, я устал от своего дома, телика, книг, кота и в целом района. Что я буду делать? Да, очень странно.
-Я же вам еще раз повторяю, - говорит настойчивый голос, на этот раз запивая колой (наверняка, такой знакомое шипение) – Ги-по-те…
-…тически, - заканчиваю я. – Ну, я хочу проехаться в центр. Да, точно. Я проедусь в центр.
- На автобусе? – спрашивают меня.
- Нет, - отвечаю я.
-На такси? – продолжают тестировать меня телефонные собеседники их статистической службы.
- Вы что, рехнулись? – вскрикиваю я, потому что не выдерживаю их непонятливости. - На метро, конечно.
Конечно, метро.
Метро – барышня среднего рода, поэтому выбор друга в этом бесполом существе наиболее вероятен.
Мне кажется, что выбор пал не случайно. Мой отец привык, ездить на машине, мать– тоже, дед с бабулей в основном пользуются такси. Друзья тоже в этом вопросе, как ни странно, не со мной. Леха – сторонник велосипедной езды, и это, не смотря на его внушительный вес. Альба любит ходить пешком, Валек передвигается на автобусе. Из моего близкого окружения, наверное, я единственный, кто выбрал подземный мир станций и гостей, бесконечно пребывающих и прибывающих.
Я люблю следить, об этом я уже говорил. Но сам процесс слежки должен протекать не только в плоскости троп, площадей, бульваров, скрываясь за газетными киосками и чистильщиками обуви, которые как будто все вымерли. Человек сегодняшний изменился. Если век назад, он мог и не заметить идущего за ним субъекта, то сегодня мгновенно чует, что за ним кто-то идет, ту степень опасности, которая исходит от него. Нужно менять парадигму. Нужно уходить в метро.
А что? Разве это плохо? Мне, например, нравится. Этот приглушенный свет, невнимательные лица, чувствующие усталость и сон в глазах, при соприкосновении с дермантином сидений, засыпающие в точности до своей станции, как будто запрограммированные. За ними интересно следить. Они неадекватны, ведут себя просто, позволяя себе многое - от чтения вульгарных романов, выходящих за рамки школьной программы, вязания крючком, неосторожных поползновений до нарочитых и наглых. В одном вагоне может находится и клерк, и бомж, и студент. Как спортсмен, так и заводской рабочий. Женщина – мать троих, так и бесплодная. Художник и поэт, могут стоять совсем рядом, не догадываясь, что у них так много общего. В вагоне неприлично много мыслей. Вагон ежеминутно заглатывает новых людей, думающих и хотящих спать, кто-то торопиться домой зажечь плиту и приготовить ужин, а кто-то довольный едет из гостей, мечтая утонуть в мягкой постели примерно на всю жизнь.
Этот шум, заглушающий неприличные разговоры, позволяющий самовыражаться, говорить только губами или напротив молчать, показывая иллюстрации чувств глазами, дыханием и легким дрожанием пальцев рук
Что влечет людей? Да ладно. Скорость. Они торопятся. Им надо доехать из точки А в Б. И все. Они не думают, что есть такие как я, которые ходят в подземку как на работу, выбирая одного их этой массы, чтобы его примерить на себя как вельветовый пиджак или галстук из искусственного шелка. Они забивают то время, которое для меня является драгоценным (время наблюдения, поиска) – сном, чтением, разглядыванием рекламы, которая ни к чему хорошему не приведет, разве что к потере небольшой суммы денег. Им скучно, особенно тем, которым суждено бороздить ветки, рубящие город наполовину, пересекая все самые горячие точки города, пропадая в тишину околомкадовой пробки и тишины пригорода.
Как ни странно, но именно здесь я узнал про то, что если человеку постоянно говорить уступите место, то он в результате пойдет на это, даже если он суровый и непробивной.
Именно здесь я стал понимать очевидные вещи, которые творятся на поверхности земли. Сейчас, я знаю то, чтобы понять земные вещи, надо спустится под землю. Каждый день я делаю это и становлюсь умнее.
Смотрю на нищего, просящего и говорящего, что у него умер сын, понимаю, что наверху ему не помогают. Наблюдаю за студентом, роняющем тубус с чертежами, не верю, что он высыпается на поверхности. Смотрю на женщину, которая пытается дозвониться во время движения поезда и понимаю, что она очень одинока (нет человека, который бы смог ей объяснить некоторые правила).
Я наблюдаю и во время последнего наблюдения разговаривал по телефону. Обратили внимание? С мамой? И с папой. Правильно. Думаете, есть разница? Нет, точно. Я могу говорить с самим мэром, папой Римским, Абрамовичем, это не имеет значение. Но я выбираю близкое окружение - с ними есть о чем поговорить. Можно конечно и найти тему для мэра, ведь можно же понять человека, наблюдая за ним по телевизору, но я не верю в телевидение. Там сплошное шоу и все необъективно. Поэтому все наблюдения по ящику тщетны.
Зачем я звоню?
На самом деле я не умею говорить по телефону. Как бы нелепо это не звучало, но когда я говорю в телефонную трубку, создается ощущение, что планирую убийство или хочу создать международный конфликт. Маска, которая на мне в этот момент мне самому не больно нравится.
Но в это кроется моя идея. Мой трактат, если хотите.
Любая девушка воспринимает знакомство на улице отрицательно. Первые секунды точно. Незнакомец подходит к ней и даже не важно, каким образом он сделает это – вежливо или очень настойчиво (кто как любит), не зависимо от его костюма и аксессуаров в радиусе двух метров (от дипломата до машины), она почувствует негатив. Если она тебя не знает, даже совсем чуть-чуть. Для этого я использую приманку звонящего. Я беру трубку и делаю вид, что мне позвонили, но так как связь в метро желает лучшего, я начинаю ходить, крутится около уже намеченного объекта. И дело в шляпе. Она меня помнит, точнее где-то подсознательно – без имени, определения «кто я», но главное чувствует, что знает меня и соответственно некое тепло по отношению ко мне присутствует.
Вот так. Так произошло с первой и со второй девушкой. Они почувствовали, поэтому смело пошли на контакт, пусть и с таким печальным исходом.
Я спустился в метро, сел в вагон и уснул. Хорошо, что мне не нужно было блуждать по переходам, поэтому я мог спокойно смотреть в черную точку и спать без будильников встроенных в тело, чтобы просыпаться на транзитных станциях. Парень в сером отутюженном костюме с галстуком в черно-белую косую полоску на желтоватом фоне рубашки слушал что-то игривое. Его белые кроссовки дрожали, приводя в движение, стоящего парня в джинсовом облачении с длинными до плеч волосами, ритмично двигался дипломат в руке лысого офисного служащего в коричневом костюме, правильными волнами колыхалась красная юбка у пожилой, но очень стройной женщины. Я не знал, сплю ли я или эта картина действительно стала моим сном, взяв из реальности все необходимые детали для того, чтобы сон после себя оставил приятный осадок.
Глава 5
Дом
Дома ждал голодный кот. Он, заслышав, как я достаю и роняю ключи, ждал пока я спущусь на первый этаж, чтобы поднять упавшую связку в прострелы этажей и лестниц. Это происходило неоднократно. Особенно, когда я возвращался после очередного наблюдения (как я уже говорил, что этим я занимаюсь больше чем два дня).
Открыв дверь, я поймал себя на том, что мои родные уже спят и мяуканье моего «британца» разносится по квартире слишком громко. Я показал ему палец, чтобы тот не выдавал меня, осторожно снял кеды и прошел на кухню, не переодеваясь в домашнее. Кот прошел за мной и в точности повторил все мои движения – остановка, и он замер, сел на стул и он запрыгнул на мои колени, замурлыкав более звучно. Кота зовут Дон, он же Жуан, он же Карлеоне, он же Карлос. В нем много образов. Иногда мне кажется, что мы меняемся телами, особенно в тот момент, когда я вижу, как он выслеживает добычу на улице. Как он часами может смотреть за птицей – голубем, воробьем, не важно. Его недвижимое тело напоминает мумию, замершую тысячелетие назад. Он не думает о неудобстве. Все в нем подчинено охотничьему порыву. И пока он не осуществит его, кот не станет ни есть, ни пить, будет торчать под дождем и другими неважными погодами. Наверное, он был и есть для меня настоящий учитель.
-Донни, тихо, - говорю я, стараясь унять животное. Кот мяучит, одновременно тянется к столу, где мирно лежит нарезанная колбаса и сыр, хлеб, соленья и стоит недавно заваренный чай. Его ждали. Или все приготовлено для ночной подпитки одного из членов семейства.
Из спальни доносится храп отца. Дверь немного приоткрыта и я знаю, что ровно в два часа папа выйдет на кухню, чтобы съесть бутерброд с колбасой и выпить чай (вот я о чем). Странно, но ему кажется, что это лучше всего делать ночью, когда есть время и организм в спокойном состоянии. Вот утром, когда бушует энергия, не до спокойного времяпровождения за столом. Разве что сок.
Время час. У меня еще есть время. Кот преспокойно ест корм, а я думаю о своей девушке. Я еще не успел ее забыть. Прошло всего два дня. Если ради нее я пошел на такие исследования, то значит она мне не равнодушна. Мы познакомились в сети. Ей тогда было грустно и странно, что мне тоже. Она о скуки предложила встречаться, а я сдуру согласился, так как в тот самый момент пришел с жуткого свидания с одной девушкой, похожей на мужчину. Я развеял скуку, нам было хорошо вместе, она вцепилась в меня – стала жить моей жизнью, тоже наблюдать за людьми, птицами и сломанными приборами. Сперва мне это импонировало – здорово, нас теперь двое, у меня есть напарник, но в какой-то момент мне показалась, что она стала походить на меня. То есть, в ней я стал видеть не девушку Варю, а себя. Я испугался? Да, уж, наверное, разве можно спать с самим собой.
Кот вернулся на коврик около аквариума и спокойно наблюдает за рыбками-лунатиками. Папин храп стал более напряженным, достиг какой-то кульминации. Он мне рассказывал, что все самое главное во сне происходит до двух, после того как он сделает перекус, снятся незначительные детали. Помнится его сон про город, который принял его и сделал мэром. Так вот приняли его до двух, а после – он правил, как-то он невесело про это рассказывал.
Я налил себе чай, положил четыре ложки, размешал и проглотив приторную жидкость, в полгромкости включил радио. Я не слышал, о чем говорит диктор и даже музыка воспринималась по догадке, отфильтровывая из известных созвучий что-то похожее. У соседей открылась дверь, дядя Женя вышел на площадку и стал курить. Я взял папины сигареты (у него всегда лучше) и осторожно, на цыпочках вышел. Сосед мне очень обрадовался.
-Не спится, молодежь? - спросил он и протянул свои сигареты, но заметив, что у меня чешская марка (получше, чем у него), заткнул свои за пояс и бесцеремонно взял две – одну зажал губами, а другую вложил за ухо.
-Да, - ответил я.
-А чего спать, когда не спится? – радостно сказал он и засмеялся. Я поддержал его – согласился и улыбнулся.
Сосед занимался газонокосилками и верил, что каждая семья должна иметь хотя бы одну, даже если у нее нет приусадебного участка. Он считал, что, покупая агрегат для выравнивания травы, семья обязана будет купить саму траву, то есть участок, а затем и дом и прочее.
- Мне тоже, - философски изрек он. – Есть очень веская причина, - он сделал паузу, посмотрел на меня и сказал коронную фразу, - да ты ее знаешь.
Он любил говорить человеку «да ты знаешь». И если даже не знал, ему было приятно услышать это. А научился таким приемам, дядя Женя, продавая газонокосилки. В моем случае, про причину я и вправду знал. Я часто выходил в подъезд в это самое время, зная, что встречу его и говорил с ним, пока не кончится сигарета, а то и две. То-то папа удивлялся, что его пачка быстро редела, а мама ругала его за чрезмерную никотиновую зависимость.
- Снова жена кровать заняла, - продолжил сосед. - Вот я и вышел покурить. Вернусь, лягу на диван, а то не высплюсь. А иначе мне нельзя. Покупатели мигом чуют. Красные глаза, мешки, да и вообще, я разболтанный какой-то становлюсь.
Сигареты оказались крепкими, вызвав головокружение. Мне не обязательно было говорить. Привыкнув в наблюдении больше молчать и слушать, я в общении соблюдал те же правила.
-Я сегодня продал всего три косы, - грустно сказал дядя Женя и добавил с досадой. - Не нужны они людям стали.
Ночью он немного расслаблялся и становился слабохарактерным. Встретишь его утром или в магазине – совершенно другой человек. Хорошо, что он не работает в ночную смену.
-Любят, чтобы трава была погуще, а косу можно и у соседа попросить, - продолжил он. - Да разве это нормально? Понадобился нож, например, что к соседу пойдешь? А женщина нужна будет, тоже к соседу подашься. Мол, одолжи, соседушка, моя сейчас на работе, а так хочется.
Он нервно стоял и сплевывал на плитку, в одно и то же место, стирая плевок тут же шероховатой подошвой старых шлепок. Я смотрел как темно-бурая жидкость, сползала с его обгорелой губы, вытягивалась почти до самой земли, превращалась в объемную каплю и затем исчезала с чавкающим звуком.
- Вот ты чем занимаешься? - спросил дядя Женя. Что я ему мог ответить? Разве что честно.
-Ни чем, - сказал я. Это была правда. Институт был давно, попытка стать рабочим элементом меня не устраивала. Мне двадцать, а по статистике мы, то есть двадцатилетние больше интересуемся противоположным полом нежели зарабатыванием денег и если и интересуемся последним, то только ради первого (противоположного пола).
-Могу подсобить, - деловито сказал он. - Мне как раз нужен помощник. Молодой, с головой.
-Спасибо, но я не думаю, - ответил я, немного потерявшись в беседе. Я отвлекся на шум в мусоропроводе, который напоминал по звуку несущуюся алюминиевую банку или консервную. «Точно консервная. От нее больше шума от большого количества зазубрин».
-А пора бы и думать, - твердо сказал он. - Сейчас. Начнешь продавать, освоишься, глядишь и свое дело откроешь. Да ты знаешь, как это бывает.
Мне не очень нравились эти разговоры, но все же что-то в них было притягательное и я, не смотря на то, что знал, что сосед снова будет напоминать мне о том, кто я есть и что я значу в этом мире, я выходил на площадку в ночное время снова и снова и слушал его. Он умел говорить, я же – слушать.
-По бутылочке пива? – спросил он как-то резко и также повернулся, как делают, когда приходит в голову блестящая мысль.
-Не сегодня, - сказал я, приняв это очень спокойно. Он должен был задать этот вопрос, хотя на процентов девяносто знал ответ. А вдруг я соглашусь?
На кухне сидел отец. Он пил кофе с закрытыми глазами и не заметил, как я прошел в свою комнату, не стал включать свет, просто разделся и лег. Мне не спалось. Постоянно думал о моей бывшей, о новой попытке и сравнивал их. Так хотелось управлять всеми, точнее знать больше, чем я просто думаю о них со стороны, влезть к ним в окошко и прочесть дневник, но в то же время знал, что если получу власть, то потеряю интерес к жизни, к своему дару, сопьюсь и стану как все – посредственной личностью.
Ну, хорошо, давайте попробуем. Допустим я – главный над всеми женщинами. Я могу запросто им приказать, они меня слушаются во всем. Рано утром – подают завтрак, днем – обед, вечером, стоп..глупо, пользоваться властью таким образом. Лучше так, женщин можно поделить на две категории – для дружеского общения и более близкого. Для так называемой гармонии во всем. С одной поговорили, с другой – та-там, со второй – та-там, с третьей – поговорили. И так далее. Дело в том, что будучи в отношениях, нам не хватает дружеского общения. Мы слишком сильно вкладываем себя в них. А по-другому не получается. Так нас воспитали родители, улица, кинематограф, литература, наконец.
В детстве, в лет восемь, будучи в школьном лагере, я узнал, что девочки отличаются от нас. Но возможность увидеть собственными глазами осуществилась несколько позже, ровно через год, в лагере, но уже за пределами не только школы, но и города. По понедельникам у нас был банный день и поделившись на группы – мальчики в одну, девочки в другую стороны, мы отправлялись в баню. В женском отделении было маленькое окошечко, которое хорошо просматривалось с дуба, раскинувший свои ветки явно не поэтому случаю. Была маленькая проблема - в баню ходили одновременно, поэтому для того, чтобы увидеть этот запретный плод (а то и плоды), нужно было либо быстро вымыться, пробраться на улицу, а там и на дерево и… Но как знаете лагерь будет похлеще солдатской казармы. Вместе в столовую и обратно с глупыми песнями, в баню – та же история. В итоге, я притворился больным и был помещен в лазарет. Целую неделю я лежал в одиночной палате, принимал пилюли (складывал их под подушку, а при удобном случае выбрасывал), пока не наступил банный день и все отправились в баню. Я не спал всю ночь. Как обычно я шел на утреннюю прогулку и незаметно свернул на ту тропинку, которая ведет к обзорной площадке, находящейся в кроне дерева. Дуб оказался не таким простым, как выглядел на первый взгляд. То ли я ослаб, пока лежал, то ли администрация догадывалась о его априорном предназначении, сделав его таким неудобным – скользкий ствол, неудобные, в некоторых местах подпиленные ветки. Он мне не давался. Я закинул ногу на нижнюю ветку, держась руками за выступающий сучок, как неожиданно он от своей трухлявости переломился, но я крепко держался ногами, боясь твердого падения. Висеть вверх тормашками было очень неудобно, а спустится можно было либо упасть по возможности очень мягко, но внизу было каменистая площадка с мозайкой, упав на которую я бы немного навредил себе. Оставалось звать на помощь. Мое «помогите» услышал охранник дядя Паша, он мне и помог спуститься. Как мужчина мужчине я ему все рассказал, он долго смеялся, но именно он и подсобил мне, показав несколько журналов, которые я надолго запомнил.
Дверь скрипнула и вошел Дон. Он застыл в дверном проеме. «Свет из коридора. Откуда он там – да, отец уже на кухне и пьет чай». Мне хотелось к нему присоединиться как-то раз, но это время – его, только его и мешать ему было бы нарушением личного пространства и того, что называется удовольствием.
-Донни, - прошептал я и кот, словно ждал когда я его позову, запрыгнул на кровать и стал топтаться на одном месте, массируя участок одеяла.
- Как у тебя дела? – спрашивал он.
И я ему рассказал. Да, весь день, без остатка. А он, как и полагается внимательному собеседнику слушал, посматривая на меня как на очень важного человека.
Глава 6
Вечером
Я проснулся уже во второй половине дня, сквозь сон уловил крики с улицы, вспомнил, что ночью вставал и долго наблюдал за силуэтами с фонариками. Что-то искали, возможно кто-то выпал из окна. Но все происходило в противоположном доме, и я только различал движение и свет.
Уснул я с включенным телевизором, по которому шел фильм ужасов и под сцену раздирания женской плоти каким-то плохо загримированным под монстра актером, я уснул. А утром телевизор шипел и рябил, комната нагрелась, я поспешил открыть окно и узнал, что весенний воздух стал намного слаще.
Надо поехать на этот день рождения, - решил я, наблюдая за сцепившимися терьером и болонкой соответственно с пятого и девятого этажа. Их состязание напоминало интеллектуальный поединок, только по-собачьи – каждый норовил перелаять другого и, по моим наблюдениям, с каждым очередным шагом все более изощрено.
«Живо…звери».
В нашем доме не только собаки не могли сдружиться. Соседи вели затворнически-обособленный образ жизни. Они не разговаривали друг с другом, не помогали, не ходили за утюгом и солью, каждый жил по своей схеме и мне казалось, что во всем доме разговаривают между собой только я и дядя Женя. Моему отцу было все равно, но мою маму тоже это не устраивало.
Мне не очень хотелось идти на праздник по случаю рождения, но я подумал так: это меня должно отвлечь и появилась еще одно место для моих поисков. Я же не ставил табу на все остальные места, просто сказал, что в метро более фартово, но не терял надежды, что и в другом месте может выстрелить, что означает повезти. Леха мне неоднократно звонил. Вечером, когда меня не было в доме, ночью, когда меня не было в квартире (я говорил с соседом) и утром, когда звонок вперемешку с уличными звуками становится глухим и ничтожным.
Я не купил подарок, взял из дома книгу «переписку Цветаевой с Пастернаком» – книга, которая стоит на моей полке второй год неприкасаемой и думал, что по дороге куплю цветы.
Я не стал отвечать на звонок, когда был в ванной и тот, что звучал во время кофе и выноса мусора. И только прочел «в 7, без опоздания», ответил « если и опоздаю, то не на много». Он мне отправил «кулак», а я ему распухшее лицо с «фонарем». На этом наш диспут закончился.
Спустившись в метро, я заметил девушку на параллельном эскалаторе. Она читала «Всадник без головы» и улыбалась. Я стал вспоминать хотя бы один смешной момент из этого произведения, которое читал в детстве, потом и одноименный фильм, затем подумал, что она смотрит в книгу, а думает о чем то своем, но она перелистнула страницу и я едва не упал, так как бегущие ступеньки закончились.
В метро играла скрипка и кто-то подтанцовывал играющему. Я слышал залихватское «гей». Я одел наушники, нашел любимую песню и включил ее.
«Стоило мне увидеть ее» - так она называлась. В ней говорилось о том, что когда в нашей жизни появляется девушка, не та девушка, которая для дружбы, а та, что – половинка и возможно с перспективой, то все менялось.
Я зашел в вагон и через мгновение он понесся, гремя своими связанными между собой деталями, унося в черные коридоры безликих пассажиров. По дороге я увидел…их. Они стояли вместе. Трио из юных девушек. Одна из них много говорила о том, что ее парень такой душка и подарил такого очаровательного медведя – «ой, девочки, вы закачаетесь». Я сразу представил настоящего медведя, как он ходит по квартире и ревет, а его обладательница хлопает от умиления в ладоши.
Две другие рассматривали рекламу книги и комментировали глазами автора, делая это так: они с периодичностью в одну минуту поворачивались друг к другу, кивали головой и понимали друг друга с помощью междометий «хмм», «угу», показывая, что книга нуждается в прочтении.
Первая все говорила – теперь это были подарки на новый год от родителей. В этот момент ее подруги, слушая ее, успевали увидеть в схеме метро взлохмаченное чудовище. «Ты тоже это видишь?» выражал взгляд одной, а вторая азартно кивала при этом.
Рассказчица сравнивала шелк и атлас, предпочитая первое, говорила возбужденно, что как-то спала на атласе и о, боже, это была самая кошмарная ночь…подруги смотрели на кудрявого парня, который неожиданно вынырнул с телефоном.
-Лейка? Я тебя не слышу. Да, говори громче.
Девушка перестала сравнивать два материала и надменно посмотрела на меня (да, я кудрявый парень).
- Что тебе? Еще раз. В магазине очередь занять? Да ради бога. А что ты сейчас делаешь? Катишь тележку? Какую? При чем тут это? А, понял! Совершаешь пешую пробежку.
У одной были темно-зеленые глаза и веснушки. Она часто моргала глазами и напоминала механическую куклу. Ее «понимающая подруга» часто почесывала нос розовыми ногтями с белым орнаментом в виде миниатюрных дракончиков.
-Почему я должен это делать? Ну и что, что я твой брат? А где такое сказано, что братья должны потакать во всем сестрам? Где? Молчишь? Так вот что я тебе скажу, дорогуша, у меня есть характер. Правда. Он настоящий мужской характер и не дразни меня.
Тема разговора не всегда несла в себе большую смысловую нагрузку, хотя порой получалось весьма интересный монолог.
Болтливая дамочка вышла на Тульской. Не только ее подруги облегченно вздохнули.
«Даже если бы она согласилась со мной на дружбу, то я бы не засчитал этот пример. Девушка должна хоть как-то привлекать тебя. Друг мужского пола – он влечет тебя, пусть не внешностью, а интересами и умением находить точное слово, безотказностью. Поэтому даже хорошо, что она вышла».
Девушки посмотрели друг на друга с таким вожделением, что это преображение, которое произошло с ними, меня искренне поразило.
-Отвязались, - подумал я.
Действительно, как только они остались вдвоем, их тела перестали выглядеть столь зажато и напряженно – они продолжали молчать, но это молчание было намного красноречивее того, что было в присутствии третьих лиц.
«Какая перемена. Их двое…о, что они делают, прижались и стали шептаться. Общаются. Не совсем. Почему они это делают только через шепот – сперва одна, потом другая, при этом смеются и кажется, мне показалось или…нет, точно, кокетничают. У них роман. И кажется в самом зачаточном состоянии. Все же как они прекрасны – грацией, поведением, дуэтом. Только лесби могут так хорошо понимать друг друга. Одна говорит, что долго ждала этого момента, при этом вытягивает лебединую шею, словно часть слов у нее написано именно там. Другая прикасается к плечу, первая вздрагивает так мимолетно, едва заметно, что поймав это, чувствуешь себя похитителем чего-то очень ценного. Они едут в университет, но наверняка не доедут какой-то одной-двух станций, выйдут на воздух и сядут на скамейке, чтобы продолжить изучать друг друга. Я последую за ними и дождусь, когда сладкая парочка окажется на улице, побежит к киоску с мороженным, купят по порции эскимо и на ходу будут очень эротично кормить друг друга, посмеиваясь над его формой. Тогда появлюсь я и стану тем, кто поможет понять им, что они сделали правильный выбор (и в мороженом, и в друг друге).
Девушки приблизились друг к другу, я же отмерял расстояние, которое была между их губами – не больше сантиметра, как у меня завибрировал телефон.
-Ты скоро? - спросил Леха и тут же шепотом произнес. – Тебя ждут и очень интересуются твоим эго. Если не приедешь, я скажу, что твое эго – похоже на сушеный урюк.
«Добрый».
Та, что была справа, прикрыла другую – поправляла чулки. Я не думал, что это так эротично. Незаметно, как будто так и должно быть – объятие, легкое покусывание языка с пирсингом, и на раз-два это закончилось. Потом началась другая игра. На схеме метро. Два пальца, один знакомый с дракончиками на ногте, другой без явных признаков, стройный и аккуратно-подстриженный, затеяли драку и, казалось, что сейчас все ветки смешаются между собой – как расположение станций, так и сами названия – появится «Охотный мост», «Арбатская роща», «Цветные ворота».
Их игры мне нравились, и я считал, что мое дружеское участие весьма кстати. Консультант мужского пола из натурального мира им просто необходим. Так я берусь стать им.
-Да-да, - ответил я полушепотом Лехе, который терпеливо висел на проводе. – Я уже близко.
Девушки выскочили на Полянке, а я остался в вагоне, не успев воплотить намеченное. Я просто не успел этого сделать –меня остановил мужчина-колясочник, который в этот момент перекрыл вход и посмотрел на меня так жалостливо, что я ему сунул в руку какую-то купюру. Но и это не помогло, когда я оказался у выхода, беспощадно хлопнули двери и оставили меня в этом вагоне, растворяя такой шанс со скоростью движения поезда. Я думал о том, чтобы вернуться обратно на одну станцию и попытаться найти их – наверняка они будут где-то недалеко, но понимал, что за двумя зайцами бегать не стоит, пусть даже и такого лесбийского вида.
«Меня ждут, и я должен им показать свое эго».
Я долго искал нужный адрес, когда нашел, вспомнил, что не купил цветы. Рядом не было цветочного киоска, и я решил обойтись открыткой, которую купил в продуктовом магазине, простояв большую очередь, заметив, что в трех очередях к разным кассам один только пожилой мужчина и я среди женщин. Он посмотрел на меня как-то тоскливо, я же ответил ему бравым кивком.
На вечеринке я познакомился с ней. Она была юна (еще не исполнилось и семнадцать), но уже неплохо сформирована. Правильные скульптурные пропорции, которые могли свести с ума кого угодно, но только не меня. Меня занимало одно – сможет ли она точно соответствовать моим требованиям. Стоп…требования. Я об этом конечно думал, да разве можно было иначе, когда в тот самый день, когда яблоко раздора упало на мою голову и стало причиной, побудивший меня на все это.
-И что ты хочешь добиться своим упрямством? - говорила моя бывшая.
- Ничего не хочу, - сказал я. – Мне не надо добиваться того, что очевидно. Дружить с девушкой для меня так же естественно, так же нормально, как чистить зубы, как спать ночью.
-Вот видишь, - упрекнула меня она, - с друзьями не спят даже ночью. А если вы окажетесь с другом, или как ее назвать подружкой, в одном помещении темной холодной ночью, где-нибудь на даче…
-Что я буду делать с ней на даче? – возражал я.
-Тебе виднее, друг женщин, - иронично сказала она и встала в стойку, что мне казалось, что она ударит меня в живот и дополнит это пинком в пах. Но все обошлось одним плевком и пощечиной, или пощечиной, и только потом плевком, но сейчас это уже не так важно.
Поэтому первым делом, я стал выносить требования. С ними проще. Если есть какие-то принципы, попунктно, то можно отслеживать все происходящее методом отсеивания и сверки.
Во-первых, начнем с самого главного – никакого секса и намека на него, исключая игривые шутки в духе «ты такой лапка». Во-вторых, - дружба только на основе взаимных интересов. Если у вас нет ничего общего, то и дружить незачем. Так, от скуки может возникнуть и непозволительное желание. В-третьих, - полная свобода, ты не зависишь от нее, как и она от тебя. Вы друзья, но не самые близкие. Хочу сказать, чтобы эта дружба не перекрывала мужскую. Пусть даже, если только дружба. Пока все.
Я сразу стал интересоваться увлечениями новой знакомой и зная, что она рисует, поспросил показать свои работы. Никто из гостей не проявил большого интереса к ее творчеству (картины висели в ее комнате, в которую никто не входил – как она говорила, мастерская, в которой не прибрано) – видимо оставляя это сделать мне. И я спросил, она – показала. И этого клоуна, плачущего над убитой птицей, и городской троллейбус, как важный господин блуждающий по ночной набережной. Ее картины были интересны – наивны и немного глупы, но таили тепло, которым она не со всеми делилась.
- Вот вы понимаете меня, - говорила она, называя меня на «вы».
Ей нравилось, что я увлечен ее работами, и она подробно рассказала, как ей нравится рисовать.
-Просыпаться чуть свет, не успев выпить чаю, сразу за мольберт. А потом на воздух.
Она не замечала, что говорит стихами.
«Такой возраст. Она еще ребенок, с которым дружить одно удовольствие».
Альба и Леха окружили меня во время перекура на балконе. Валек остался дома, предпочел новую книгу этому мероприятию.
-Ну ты блин, Ромео, - воскликнул Леха и обнял меня так, что хрустнуло в правом боку.
-Потише, потише, - остановил я его, - пока я не докажу, что между мужиками и их противоположностями, я это я так о женщинах, может быть не только животный секс, я не должен погибнуть.
-Она такая сексуальная, - произнес Альба, - ты уже ее успел? И где это произошло? У нее в мастерской, на картине?
-Да нет же, - пытался я успокоить не на шутку взбудораженных друзей.
-Вы сделали это под столом? – предположил Леха. – Или на кухне, делая вид, что вы режете хлеб.
Я смотрел на Леху, Альбу, которые ждали от меня всех подробностей предполагаемого соития, в голове рисуя картины одну другой лучше, и я, понимая это, завертел головой и доверительно сказал, смакуя каждое слово:
-Мне кажется это она.
Они меня не понимали.
Она! – повторил я.
-Она – это женщина, - сказал Альба. – Профессор по длинным женским ножкам, мы с тобой.
Он мне показал кулак одобрения. Леха ждал от меня более детального объяснения.
-Та самая, что сможет стать моим другом, - объяснил я.
-Что? – воскликнул Леха и как-то весь вытянулся, словно стал выше и шире. - Другом? Ты чего это?
-Е-мое, - возмутился Альба. – Она же такая аппетитная. Что там, что тут – одни округлые места.
-Отдай ее мне, - процедил Леха.
-Да, пожалуйста, - согласился я.
-А почему это тебе? – вступил Альба. – Только я начал проявлять интерес, стал говорить про ее достоинства, так сказать, а ты со свой рукой, да что там, ручищей лезешь. Укоротить бы твою руку.
- Что ты завидуешь? –улыбнулся Леха. Разве я виноват, что у меня фактура художественная?
-Да ты не в одну раму не влезешь, - рявкнул соперник. - Для твоей физии холста покупать денег не хватит.
-А ты что решил дополнить коллекционный экземпляр этим самородком? – прошептал Алексей.
-Да я тебе сейчас, - буркнул Альба, - нос откушу. Не веришь? Не веришь. Хочешь проверить? Сейчас проверим.
Они сейчас подерутся. Точно подерутся. Устраивать такие разговорные бои для них было привычным делом, но мне не хотелось, чтобы это происходило на почве девушки, которая могла стать моим другом. Другими словами, это может стать четвертым требованием - никаких дуэлей, серьезных конфликтов, тем более драк из-за девушки-друга. Поэтому я сказал более чем спокойно:
-Если у вас намерения серьезные, то прошу, не скромничайте, подходите, заводите разговор. Тем более вы ее знаете лучше меня.
Но оказалось, что есть причины.
-Ага, она от тебя не отходит, - сказал Леха, а Альба подтвердил. - Только к ней, а вы с ней на кухоньке. Я с коктейлем, а вы около картины мурлыкаете.
Мы договорились, что они получат такую возможность и когда мы вернулись, они действительно подходили к ней, говорили о чем-то, но так и не смогли завоевать ее расположения.
«Ничего, переживут. Для них это очередное, как новый день, не больше, а для меня Ляля – возможный претендент»
Да, ее звали Ляля. Так просто, по-детски. Она кружила подле меня, а я тоже от нее не то, чтобы не отходил, просто так получалось, что мы постоянно общались, переходя очень быстро с одной темы на другую, едва успевая проглотить канапе и коктейль. А когда она задувала свечки, то окружила руками ту территорию, по которой по ее мнению будет распространяться дым. А когда дула, то смотрела по возможности на каждого гостя. На меня она посмотрела в последний момент и продолжала смотреть во время хлопания и пения на английском языке.
Мне не хотелось ехать домой. К коту. На этот раз сытому. Я забрался на крышу соседнего дома, и всю ночь в полголоса напевал песни «Битлов». На двенадцатой песне, я услышал, как сюда поднимается парочка.
- Я кажется что-то слышала, - говорила она. – Голос.
- Конечно, - говорил он, продолжая действия, сопровождаемые хлюпаньем. - Кто-нибудь вышел на балкон, чтобы покурить и заодно спеть. Ему хорошо, как и нам. Правда? – хлюп-хлюп.
В чем-то он был прав. Здесь было хорошо. Я был один, и, наверное, это правильно, что я не взял с собой никого. Не хотелось нарушать идиллии. Хотелось петь. Сверху небо, где-то далеко, тоже не близко - земля. И я напевая эти ретро-мотивы, я навожу порядок в своем доме, точнее голове.
Я продолжал петь песню, а они занимались любовью. Под утро пошел дождь, и я спустился вниз, как один из жителей этого дома, который идет на работу или идет из дому в одном из трех направлений – автобусная остановка, парк, метро. Я выбрал третье.
Глава 7
Днем
Я зашел домой, чтобы послушать симфонию кошачьего «дай», выпить кофе и прочитать длинную вереницу слов, написанных моей мамой.
- Сходи в магазин, забери костюм из химчистки. Мама.
По части записок мама была уникум. Она могла подложить их в тапочки, на столике в ванной, в чашку или обернуть запиской карточку метро. Меня даже удивил столь короткий список, но за это родителю отдельное спасибо, ибо все свободное время я проведу в метро, чтобы …да-да и еще раз да. Все то же. Моя незаполненная страница за сегодняшний день или другими словами – я в поисках женщины. Шерше ля фам, черт побери!
Надо будет забрать костюм и продолжить. Уже появились возможные варианты в папке потенциальные друзья. Вчерашний экземпляр и безвозвратно ушедший вариант двух очаровашек, которые были без ума друг от друга. Как же мне хотелось их найти. Получить в друзья таких феноменально интересных людей – это как шанс выиграть в лотерею. В лотерею я не играю, и поэтому верю в другие победы, которые намного вероятнее бумажек с восьмизначными номерами.
На Севастопольской вошла женщина. Она присела на свободное место и стала читать книгу.
Я долго не мог настроиться, сегодня долго просыпался, видел только человека с сумкой в руках и с башней-прической на голове. Но вагон загрохотал, мужской голос оповестил и обезопасил и мы понеслись и вместе со всеми заструились мои мысли, сфокусированные на ранее намеченном объекте.
«Ей примерно сорок. Занимается фитнесом, любит Кортасара. Начитана. Надо же, подчеркивает слова. Так редко встретишь людей, кто читает книгу с ручкой, отмечая понравившиеся места».
Вышла. Вошла еще одна. Она заняла буквально крохотную часть вагона, так как была очень худосочная и низкого роста. Ее можно было не заметить, если бы не ее плащ ядовито-желтого цвета и шляпа, напоминающая хвост бегемота.
«Тридцать-тридцать один. Глупа, серая мышь, одевается безвкусно, смеются над ней все, кроме мамы. Мечтает объездить весь мир, но регулярно ездит разве что в деревню и ходит в театр, обязательно на балет, смотрит на красивые ножки танцующих лебедей и завидует им».
Вышла. Через две станции вышел и я. Остановился в кафе, взял кофе и стал смотреть за непрерывным потоком людей, который буквально на мгновение становится редким, затем расширяется быстро и снова редеет по непонятным причинам.
«Пятнадцать, пять, восемнадцать. Школьница, ребенок, студентка. Двадцать, двенадцать, шестьдесят пять. Студентка, школьница, пенсионерка. Любит Баха, нервничает, когда ее опережают, улыбается каждому прохожему. Увлекается психоанализом. Читает Козлова, Фрейда и, как правило, одна, и надеется в этом разобраться с помощью книг, но почему-то они ей мало в чем помогают. Беспокоится за своих детей и за деда, который страдает одышкой и радикулитом и в метро не ездит».
Глоток горячего кофе, опускаю веки, чтобы очистить прошлую картинку для новой. Открываю.
«Уронила мороженое. Доставила неприятность дедушке с палкой, парню в белом и женщине с чемоданом. Ушла и не повернулась. Однако, целая порция. Успела, разве что облизнуть».
Кофе уже остыл и стал простым напитком без чудодейственных свойств. Смотрю на него – осталось больше половины стакана и только едва уловимый аромат и никакого вкуса.
«Сорок пять, десять, пятнадцать. Деловая женщина с телефоном, девочка с игрушечным песиком, девушка с цветами. Ей не хочется ехать на работу, день не задался с самого утра – стрелка на колготках, сбившаяся прическа. Она звонит в офис, чтобы отпросится. Сама поедет в Сокольники и будет весь день гулять по парку (по ее зеленой зоне), забыв про цифры и гул».
Девушка заметила стрелку и пыталась ее скрыть. Полтора метра она пыталась укрыться от взгляда особливо докучливых прохожих, прислонялась к полному мужчине с дипломатом, что вызвало непонимание с его стороны, и только когда ее фиолетовые туфли соприкоснулись со ступенями эскалатора, она немного успокоилась, но продолжая смотреть по сторонам, пережив такой стресс, какой не снился людям, попавшим в автомобильную аварию.
«На ее месте я бы снял эти колготки. Это же не платье снять. Смешно – я на ее месте».
Я вспомнил о костюме (он стоял перед моим взором и разводил рукавами), и решил так - сперва возьму костюм, а потом - за дело… А то, когда слишком много думаешь о женщинах, даже и с точки зрения друга, мозг затуманивается. Хорошо, что я это во время пресекаю. Итак, сейчас – коктейль из свежего воздуха, а потом на прежние рельсы, что конечно трудно. А может вообще пустить все на самотек? Все самое лучшее происходит спонтанно.
«Тридцать, восемнадцать…стоп»
Я сказал себе это волшебное слово, на которое мой мозг всегда реагирует определенным образом.
«Пятьдесят девять, тридцать семь…стоп…четырнадцать, двадцать один…стоп, я говорю!»
Не всегда все происходит с первого раза.
«Стоп. Слушается. То-то же».
Вспомнилась та мокрица, точнее человек-мокрица, который сейчас, по словам литературной работницы, где-то здесь живет и не просто, а еще и картофель выращивает. Он должен быть среди людей или где прячется?
Захотелось повторить с кофе. Лучше в автомате. Там хоть все…-Блин, - выпалил я, так как получил чем-то тяжелым по шее.
-Извините, - сказала женщина, и даже не подняла головы. Она была маленькая и несла за спиной что-то грушевидное, что и попало мне (наверняка не только я пострадал от этого в человека величиной с футляр от контрабаса).
-Ничего, - машинально сказал я, потирая шею, забыв про кофе, автомат, а теперь и про боль.
Потому, что стоп…она. Правда, она. У меня нюх выработался на них. Возвращаюсь на прежние рельсы. Пусть без кислородного махито, но достаточно с меня и кофе.
Она поправила лямки, футляр встал ровно, но не долго он смотрелся выпирающей шапкой над ее головой, скоро он съехал набекрень и теперь стал орудием самурая (люди, берегитесь!)
Я шел за женщиной, которая несла контрабас. Пусть я и планировал другое (костюм или другая женщина, опять же пофигизм ко всему), но тут был «стоп» (настоящий) и я двигался на каком-то внутреннем порыве. Она вошла в вагон, присела и поставила инструмент рядом, позволяя мне наблюдать за ее прической - волосы были стиснуты ободком, а глаза бегали в такт какой-то мелодии (наверняка я ее знаю).
-Альба, что? Я тебя совсем не слышу.
Очередной псевдозвонок, позволяющий мне приблизиться к новоявленной на один- два шага.
Она посмотрела на меня, открыла футляр. Хороший жест, - считают многие при знакомстве. Открыла – посмотрела. Я подумал, что она сейчас заиграет. Да, зазвучит «знакомая» мелодия, намного громче вагонных, рельсовых.
- Что на это раз? Как хорошо. Если ты думаешь, что женщина – тряпка, то ты очень ошибаешься. Если ты вздумал брать пример со своего братца, то я скажу тебе, что ты поклоняешься не тому богу, друг мой.
Братец действительно у него был и не чета нашему Альбе.
- Думай своей головой. На кой ляд тебе то, что он решил поехать в Голландию. Пусть прет, куда хочет. Тебя то чем манит Амстердам? Вседоступностью, вседозволенностью? Почему я кипячусь? А может у меня есть веская причина. Да и вообще разве я не вправе покипятится немного, если того желаю? Спасибо, что разрешил, друг детства.
Мне показалось, что она улыбнулась. Совсем немного – на лице не произошли никакие перемены, но легкий румянец и блеск в глазах выдавал ее. Она достала из футляра бутерброд и стала его жевать. Да, так просто, без комплексов.
«Хочет подкрепиться перед выступлением».
-Вот скажи мне, друг, мы с тобой знакомы уйму лет. И за это время мы с тобой говорим исключительно по телефону. Говорим на какие-то бредовые темы. Так хочется обсудить футбол, женщин, как нормальные мужики и друзья, черт побери. А разве нас можно назвать френдами? Тоже мне друзья. Раз в месяц к кегельбане, да и то, чтобы напиться вдрызг и ничего не помнить. А потом звонить раз в неделю жаловаться на жизнь или просить деньги в долг и передавать их не из рук в руки, а переводом. Блин, как пошло. Друзья по переводу. А что если нам не звонить друг другу, ходить в гости, например. Чаще это делать. Давай так, ты стираешь мой номер, я удаляю твой и первым в гости приду, например, я. А что? Мне не трудно. На выходные это сделаешь ты».
Легкий толчок и еще один. Резкая остановка. Да, так едет вагон. Народ покачивался из стороны в сторону.
Немного перебрал с Альбой. Он в порядке. Но такая история есть – в основе звонки и редко видимся. Может быть, потому что я не очень люблю шумные места. Разве что метро. Здесь громко, но в то же время, так тихо. Этот вагонный монотонный гул помогает сосредоточиться, услышать себя, посмотреть на окружающих и заметить в них особенные черты.
«Закончила есть, вытерла руки и губы салфеткой, загадочно улыбнулась нескольким пассажирам сразу – в ее обозрение попадали женщина с многочисленными сумками в руках, парень в спортивном костюме, читающий газету «спорт экспресс» и конечно я. Провела рукой по инструменту, сейчас его откроет и достанет из этого чудо-футляра – резинового дирижера, настенные часы. А может быть там сидит ее ребенок, которого она провозит бесплатно. Достает книгу. Не могу разобрать название. На английском языке? Или это французский? Она иностранка. Или изучает языки.».
Толчок. Очередная остановка. Цветной бульвар. Она встала. Не пропустить. Она вышла, и на этот раз я успел. Мы вышли из вагона. Очень хотелось помочь, но я еще не был готов сделать это, да и женщина так легко его несла, что казалось именно инструмент делает ее шаг мягче и свободней – она не шла, а перелетала с одной ноги на другую, посмеиваясь над другими, которым, увы, этого никогда не сделать.
Она подошла к театральной кассе, спросила, я не услышал что. Во время беседы она переставляла футляр, относясь к нему, как к живому существу (будь то ребенок или собачка), думая о его удобстве.
Около цирка она остановилась. Вытащила из кармана сигареты, закурила и стала наблюдать. Да, вот так. Я наблюдаю за ней, а она тем временем исследует траекторию бульвара, стоящих киосков и листвы, которой еще нет, но скоро предвидится. Я тем временем подошел к лотку с книгами и стал изучать первую попавшуюся. Булгаков «Бег». Взял другую. Мольер. «Мнимый больной». Еще. «Братья Карамазовы». Я тасовал книги, как карты до тех пор, пока женщина с футляром не продолжила свой путь.
Мне нравятся люди, которые могут вот так просто остановиться в любой части улицы – около киоска, колонны театра, либо посреди бульвара и стоя, наблюдать, курить, высматривать кого-нибудь. Конечно, нравятся. Все просто, потому что я сам такой. Могу остановиться в любом парке посреди дороги и пусть по ней хоть совершается марафон, мне будет наплевать –оббегут. Могу стоять час, два, полдня и если надо, то сутки.
Женщина продолжила путь уже через пять минут. Все также футляр менял стойку с девяносто на шестьдесят градусов, все также он был похож на орудие самурая.
«Вот так я иду за ней, а вдруг она действительно ждет свою жертву. Не обязательно человека убивают с чердака и машины. Здесь может быть все по-другому. А вдруг у нее там бомба. Сколько там тротила может поместиться? Немало. Если так думать, то получается, что я сам иду на верную смерть.
Однако я шел. Мысли были разные и если относится к каждой слишком серьезно, то в нашей стране сумасшедших было бы раз в десять больше и соответственно больниц к ним. Вместо магазина – больница, вместо театра – еще одна больница. Она дошла до театра и остановилась. Вот так сразу. Я и не ожидал такого поворота. Все ждал, что она либо зайдет в здание, либо продолжит путь. Но она сняла футляр, прислонила его к стене, достала сигарету, потом передумала – бросила наземь, наступила и долго ее мяла ступней темно-синих балеток.
«Бросает курить, но иногда соблазн переходит дорогу и становится невмоготу. В первый раз она с ним не справилась».
И я подошел. Просто некуда было идти. Рядом была подворотня и множество столбов, за которыми я вряд ли бы смог спрятаться.
-Вы актриса? – спросил я.
Она нисколько не смутилась, а даже как будто была готова к моим вопросам.
-Нет, - сказала она и внимательно осмотрела меня с головы до ног. В первые же секунды. Не подождала, пока я повернусь, не сделала это позже, спустя некоторое время, нет… резкий взгляд по моей стати, улыбка и руки в замок и ожидание похожее на любопытство.
-Музыкант? – сделал я еще одну попытку, тряхнул головой, чтобы как-то ее отвлечь от изучения моих в тот момент плеч.
Она завертела головой, а я в свою очередь пожал плечами. Версий у меня больше не было, точнее были, но все были слишком надуманные, чтобы их озвучить. Но и молчать мне сейчас точно не хотелось.
- Обычно в таких больших футлярах перевозят…
-Картошку, - перебила она.
-Ну что вы, - возразил я. – если и перевозить, то только апельсины. Но я говорю о…
-Мумии, - вновь вставила она.
-Тоже хорошо, - согласился я, - и я бы наверняка не платил за нее в метро.
-Тогда что? – спросила она, при этом так громко и зажигательно рассмеялась, что меня бросила в жар. Это было похоже на игру. Я угадывал, а она вертела головой, говорила близко, горячо, холодно, почти, вы ужасно проницательны и другие вспомогательные слова.
- Оружие, лопата, садовый инвентарь…нет, тогда точно большая коллекционная бутылка шампанского, книги, снова не угадал?
Она открыла футляр, улыбаясь при этом. Там лежал контрабас. Обычный со смычком, немного старый.
-Тогда кто вы? – удился я, вытер лоб.
-Занимаюсь реставрацией музыкальных инструментов, - сказала она.
«Снова промах. С птичками и бабушками все было намного легче».
Но что главное – то, что она смотрела на меня, разговаривала и не боялась. Подошел незнакомец, а она не избавилась от меня. Здесь помог так называемый фактор «знакомого человека».
Конечно, ведь она меня знала (по звонку), точнее помнила двадцать пятым кадром, так что «где-то я его видела и наверняка знаю, просто запамятовала». И что ничего страшного в нем нет, а даже наоборот – «такой кудрявый, симпатичный и смелый». Что говорить, о себе только хорошо.
- У вас есть время? – спросил я. Я думал, что она задастся вопросом «зачем», но все оказалось намного проще.
-Да, через минут пятнадцать я буду свободна, - сказала она, при этом улыбнулась, и только сейчас я заметил, что она смущается своей улыбки, не обнажая рот из-за выступающих передних зубов, - если хотите, мы можем погулять по бульвару.
Я согласился. Через десять минут вышел человек в коричневом вельветовом костюме – седой и как говорят «импозантный», посмотрел на инструмент, очень ему обрадовался, долго смотрел, одев перед этим очки с большими линзами, и по завершении осмотра обнял мою новую знакомую. Затем он говорил ей много слов, в основном комплименты, расхваливал ее самобытность (какое интересное загадочное слово), говорил о ее семье (у нее есть семья), что ее муж – достойный человек (что я еще узнаю), а она – Афродита. Потом он поклонился и ушел пятясь назад, словно не хотел показывать свою спину. Странный, что вполне нормально для творческого человека.
-Вас очень ценят, - сказал я, а она кивнула головой и задорно рассмеялась. Наверное, так она выражает согласие. – Так вы значит восстанавливаете инструменты?
Она кивнула головой.
-Скажите, вы бросаете курить? – спросил я, вызвав у нее некоторое недоумение. – Я этого не спрашивал, - произнес я в свое оправдание, на что она вновь кивнула, только резко, при этом моргнула, и я подумал, что я тоже так делал только давно, в какой-то другой жизни.
-Предлагаю пройтись по той улице, на которой мы стоим, - сказал я.
-Что потом? – с интересом спросила она.
-Как только мы дойдем до конца улицы, - загадочно сказал я, - начнется другая, и мы пойдем по ней.
-А потом закончится и она, - догадалась она. – Ух ты, здорово. Так мы до Америки доползем.
-Легко, - бодро сказал я и представил как мы ползем пересекаем границу ползком. Стало смешно. Я рассмеялся, она меня поддержала
И мы гуляли. Пили пиво, говорили о музыке. Я вспомнил свои небольшие познания в опере и мюзиклах. Оказалось, что она – поет.
- Ты мог бы сочинить мюзикл? – спросила она.
- Если бы … - начал я, но она меня оборвала:
-Никаких если, - воскликнула она, - просто скажи, как ты думаешь.
-Но я так думаю, что если у меня будет… - повторил я.
Она всплеснула руками и прокричала:
-Ну что ты делаешь?
-А что? – не на шутку испугался я.
«Она не в себе. Мои предположения не так уж лишены смысла»
- Если, если, - скорчила она рожицу, - зачем это треклятое «если»?
«Как непросто дружить с женщинами. Но нельзя сдаваться на первых этапах. Что я не могу сделать такую мелочь? Мне это раз плюнуть. Что она просит? Не говорить «если»? Да пустяки. Я…без «если». Не так просто, как кажется на первый взгляд. Я привык погружаться в мир грез, но чтоб говорить об этом вслух».
-Без «если»? – спросил я, надеясь, что она мило посмеется и скажет «забудем» и мы будем говорить, например о…нет, невозможно говорить о другом, когда тебе мурыжит мысль.
-Ага, - подтвердила она и стала ждать.
По правде говоря, я мог бы многое сочинить. В моей голове было достаточно сюжетов, которые сложились в результате моих наблюдений с самого детства. Только с музыкой некоторые проблемы – отсутствие слуха…но есть же она.
-Да, легко, - ответил я, и она продолжила:
- Хорошо, молодец, - ответила она и потрепала меня по щеке (никто никогда так со мной не обращался). - У нас есть всего час, чтобы придумать шедевр. Нас закрыли в комнату…
«Ничего себе комнатка – город целый. Но для нее и этот город стал узок в плечах. Конечно, с таким футляром…»
-…у нас есть карандаш, кипа бумаги, - сказала она, - и….
-И бутылка текилы, - добавил я.
-Правильно! – крикнула она и по моей спине снова побежали мурашки (наверное в знак солидарности).
«Игры продолжаются».
В какой момент я почувствовал себя щелкунчиком – деревянной игрушкой и прибором для раскалывания орехов. Она играла, а я лишь был марионеткой. Это с одной сторону. С другой же – была загадка, которая манила и не отпускала.
Да, ее звали Тоней, и она бросала курить. У нее была семья – муж-искусствовед, именно он помогал ей с заказами, сын десяти лет, которого в большей степени воспитывал ее супруг и жизнь, похожая на вечный праздник, в который она хотела посвятить и меня.
Мы пошли в магазин, взяли бутылку текилы и пошли в парк. Расположившись под цветущими липами, мы пили крепкий напиток и вершили историю, то есть сочиняли шедевр. Состояние щелкунчика прошло, и я не на шутку распалился.
- Героиня любит крем-соду и ходить по Зубовскому бульвару, - говорил я.
- Ничего подобного, она предпочитает вино и Пречистенку, - возражала она.
- Тогда наша героиня…, - начал я, но она меня вновь перебила, приблизившись ко мне, прошептав:
-Вот она, – при этом она показала на парочку, сидевшую на скамейке. Парень рисовал в воздухе какие-то картины, а она пыталась догадаться. Ей не удавалось и парень крутил головой, топтался на месте и пробовал объяснить по-новому. – И этот тоже подойдет.
- Подойдет? – переспросил я, внутренне понимая, но не соглашаясь с этим. Она моргнула в знак согласия.
«Стоп…следить вдвоем. Ну не знаю. Хотя, какая разница. Она же не догадывается, что у меня есть свой метод и вряд ли когда узнает об этом. А сейчас мы продолжаем играть».
Она потянула меня за руку, мы обошли памятник Энгельсу, вернулись на прежнее место.
-Они сидят, - прошептала Тоня.
- Да, - сказал я. – и еще он иногда встает, чтобы развлечь свою подружку.
Вышло немного двусмысленно, но Тоня не обратила на это внимание.
- Нет действия, - заговорщическим тоном сказала она.
-Да уж, - вздохнул я, - скучноватую мы выбрали пару.
Тоня резко посмотрела на меня, закрыла своей ладонью мне рот и произнесла:
-Ты что? Любой в этой комнате подходит для нашего мюзикла. И ты, и даже я.
-Но если они весь вечер проведут на скамейке, - говорил я сквозь ее пальцы, - будут играть в детские игры, она смотреть на него. Ну да, они могут сходить за мороженым, точнее она пошлет его, а она будет ждать. Съедят мороженое, может быть, в кино пойдут, потом он ее проводит…
Она убрала руку и произнесла:
-Если нет действия, то его нужно создать.
-Это как?
-Жди меня здесь.
Ее не было ровно десять минут. Потом она появилась, взяла меня за руку и потащила к кафе, откуда шел аромат жаренного мяса на углях.
-Что ты сделаешь? – спросил я.
- Сиди спокойно, - сказала она, - и наблюдай.
Мы сидели около самого мангала, глотали слюнки и продолжали следить за парой. Неожиданно подошел милиционер, отдал честь, что-то говорил, потом скрутил парня и увел. Девушка пыталась вырвать его из рук органов правопорядка, но тот резко остановился, сказал что-то убедительное и она осталась. Она была так растерянна, что не знала, куда себя деть. Потом неожиданно побежала, упала на колени и стала умолять отпустить.
-Что ты сделала? - спросил я, обалдевший от увиденного.
- Ничего особенного, - сказала она. – Я сдвинула сюжет с мертвой точки.
- Это я вижу, но какой ценой? Он что – насильник, убийца, маньяк, которого ищут не первый год?
-Успокойся, - сказала она,- он всего-то является одним из лидеров нового националистического движения «Русские».
-Что? – воскликнул я. – Всего то? Жил был парень-колокольчик и…
Тем временем уговоры продолжались – девушка стояла на коленях, а милиционер ее от себя оттаскивал. Наконец, он взмахнул руками и что-то сказал. Милиционер ушел, а парень (его отпустили) подошел к девушке, помог ей подняться и они пошли в сторону Гоголевского бульвара.
-А теперь пошли дальше, - сказала она, потянув меня за руку. Сколько она раз это делала сегодня – три раза?
Мы следили за ними. Парочка два раза поворачивалась – вели мы себя неординарно – смеялись над пустяками – небо голубое и львы у памятника такие добрые как собачки. Так, во всяком случае, я себя никогда не вел. Мои слежки, да какие слежки, конечно, наблюдения, были очень незаметны и ограничивались редким поглядыванием в сторону с ничего не значащей мыслью «где-то я уже видел» и «надо же, мы идем в одно и то же место»
Мы шли и продолжали двигать сюжет.
- Теперь она должна попасть в какую-нибудь форс-мажорную ситуацию, - предположил я.
Ей понравилось, и она завизжала. Не скажешь, что ей за тридцать. Она вела себя как малолетка – немного вульгарно, не задумываясь о том, что о ней могут подумать другие.
- Прошу, - сказала она.
- Что? – воскликнул я. - Это должно быть сделано мной?
- Конечно, - крикнула Тоня и снова захлопала.
«Куда я мог деться? Хочешь иметь друга, терпи ее выходки. Да ведь это даже интересно. Опасно, черт возьми, но как интересно. У меня за последний час сердце скакало по всей грудной полости неоднократно».
И я тоже сдвинул действие. Я подошел к девушке и стал к ней подкатывать. Да, ничего сложного. Я не привык играть в морковные игры, если я настроен не дружить, то могу завоевать за час (если овчинка стоит выделки). С дружбой у меня проблемы, как вы поняли. А с первым – порядок. И ей понравилось. Да, я не сказал, что его не было рядом. Он зашел в туалет, и мне хватило трех минут, чтобы она смеялась и дала мне номер. Вышел парень, я как раз уходил. Он спросил обо мне, девушка бессвязно ответила, он – сказал что-то резко, та его толкнула в грудь.
-Достаточно, - сказала Тоня, взяла меня за руку, и мы побежали по бульвару до Тверской до самого Макдака. Она затянула меня внутрь, мы плюхнулись на свободное место.
-Сейчас, - сказала она и пошла к свободной кассе. Я остался.
«А что? Нормально. Если бы она была моей девушкой, тогда другое дело. Чтобы она шла к кассе, а я тут сидел. И что на меня смотрит этот мужик. И та компания за столом».
-Мы просто друзья, - сказал я.
-Что ты сказал? – подошла Тоня и поставила на стол два кофе и по чизбургеру.
-То, что я думаю, что наши герои ушли и на этом…
-Не мямли, - резко произнесла она. – Я специально свернула в сторону, чтобы позволить нашему сюжету развиваться самостоятельно.
-Вот как. – Ну, я думаю, что они разойдутся по домам, всю ночь будут не спать. Но парень поймет, что они просто друзья и она тоже под утро поймет, что это не его герой.
Она поперхнулась.
-Но как же?! - воскликнула Тоня. - Они же должны прикоснуться друг к другу. Напротив, они должны понять обратное – пройдя такие испытания, под утро уснуть с этой мыслью. Они будут ждать того мгновения, чтобы рассказать друг другу о своих догадках. И на этом закончится. Музыка, контрабас, пустая бутылка текилы и аплодисменты.
-А вот и нет, - сказал я. - Вся соль в том, что они никогда не сделают это. И даже когда под старость лет встретятся, они скажут друг другу спасибо за то, что между ними ничего не произошло.
-Не пойдет! В мюзикле обязательно должна быть любовь.
Она боролась, а я в свою очередь не сдавался.
«Это только ее парень будет перед ней заискивать. Да, у нее же есть муж, и он наверняка перед ней на коленках ползает, как та героиня в парке. Но мы приятели и каждый имеет право на собственное мнение. Как странно, что все эти понятию теряются при более серьезных отношениях».
-Есть другое, - говорил я. – Больше чем любовь. Они столько испытали вместе и нуждаются в спокойствии.
-Ты рассуждаешь как любой мужчина.
- Да, - согласился я, - а как нужно. Думать по-женски?
-Отчасти.
- Я никогда не сочинял мюзиклов, пусть я мыслю не по-продюсерски, но этот сюжет мне кажется симпатичным.
- Без любовной линии ждет провал.
-Да ты что? Все известные мюзиклы построены на любви. Вспомни «Призрак оперы», «Иисуса», Кошки». «Чикаго» - мир тюремный, похотливый, но снова любовь. Все устали от этого. Им подавай нечто новое. Дружба между мужчиной и женщиной, которая никогда не перейдет в более близкие отношения. Это звучит.
И я замер. Хорошо. Мне нравилось это состояние. Но Тоня не унималась. Ей явно понравилась моя настойчивость, и она кажется согласилась и лишь продолжала говорить, но уже менее экспрессивно:
-Но у них же будет взаимное влечение?
-Ну да, может быть, - согласился я. – Зритель должен почувствовать, что между ними что-то есть. В этом и сеть острота. До самого финала все будут ждать этого и хотеть, чтобы он прижал ее к себе, жадно поцеловал, занавес.
-Вот это ближе к правде.
- Но этого не будет
-Жаль, конечно, - сказала она, смахнув воображаемую слезу - Но я все же принимаю наш первый совместный мюзикл и хочу добавить сюда море крови, которое после окажется томатным соком и детей, которые будут ангелами, спустившиеся с неба, чтобы соединить их. Но если, по-твоему, то у них ничего не выйдет, как бы они не пытались.
Мы еще долго говорили о несуществующем мюзикле под названием «Топаз», помещали наших героев в разные ситуации, едва не убили то одного, то другого и наконец, завершили песней. Она пела, а я мычал.
Мы расстались на какой-то приятной ноте. Без игр глазами. Она деловито сказала, что ее ждут дети (мужа она тоже считала вторым ребенком), а я – вспомнил про костюм.
«Да уж. Непросто с друзьями».
И это чувство, как и то, что было совсем недавно, с художницей, которая показала мне свой мир, было в чем-то похожим. Наверное, в том, что они обе не стали раздеваться и показывать тело, а раскрыли душу (тоже можно сказать обнажили ее). Сегодня, правда, у меня возникло странное чувство, что позволил себе некоторые выходки. Например, этот случай с отбиванием девушки, затем ее поведение и я был замешан, да наконец этот спонтанно рожденный мюзикл, который канет в лету и станет обычной игрой того солнечного дня.
Я позвонил Лехе. Я не мог не поделиться той зудящей во мне мыслью.
-Знаешь, что я понял? – сказал я.
-Ну, - лениво сказал друг хриплым голосом. – Который час. Кто это?
Обычное дело – перепутать последовательность заданных вопросов.
-Полночь, - ответил я, - Это Сева.
В трубке послышался грохот. Мне показалось, что Леха упал с кровати, какое-то скрежетание – он опирался о трубку, чтобы подняться, потом грохот – трубка выпала, наконец, послышалось:
-Ты что рехнулся? Ты же знаешь, что я ложусь до двенадцати, иначе буду мертвяком на работе.
Леха продавал коньки (разве я этого не говорил), наверное, отсюда его любовь к фигурному катанию.
-Знаю, - согласился я. - Извини, забыл.
-Забыл, - недовольно повторил он. - Что у тебя?
Наверное, я очень сильно выпалил, или невнятно произнес, Леха бы не стал долго кашлять в трубку после моих слов:
-Я понял то, что их может быть гораздо больше одной.
Потом был кашель и вопрос:
-Кого?
-Ну как кого, - ответил я. - Девушек
-Ты что снова? – воскликнул он. - Ты же вчера.
Леха неисправимый. Только вчера я дал ему понять, что мне нужен друг, но он хоть меня и слушает, но все мои слова переворачивает с ног на голову. Просто он мыслит по-другому. Как-то не торопится с выводами. А я словно уже вот-вот сдавать экзамен на зрелость и если, блин, не сдам, тогда все – капут. А Леха он еще долго не будет готовиться к этим «экзаменам». Такой он.
-Вчера было вчера, - сказал я. - А сегодня…
-Сегодня я бы тебе врезал, - сказал он. – В пятак за твой звонок.
Вечно он так. Чуть что, так в пятак.
-Блин, - воскликнул я.
-Что снова? – спросил он.
-Костюм.
В этот день я так и не смог взять костюм. Мама будет недовольна.
- И ты меня называешь ребенком, - сказал Леха и кажется снова упал с кровати. Поделом ему. Для чего друзья существуют, как не для того, чтобы позвонить им среди ночи и рассказать о том, что у тебя вскочил прыщ на причинном месте, от том, что ты хочешь стать президентом и то, что их много. Жлоб он, хоть и друг. Но сперва жлоб, и только потом друг.
Глава 8
Еще одна ночь
Мне не хотелось спать. Мозг был перевозбужден, он нуждался в хорошей встряске.
«У меня что, стресс? Да, мне показалось, что только дамы из порочного круга сулят нам головную боль и стрессы. Те, что друзья, в основном приносят драйв и интерес. Но Тоня внесла свой тон. Сперва текила, потом пиво, да еще кофе, сейчас хочется простой воды без газа, но разве можно ночью пить воду, да еще без газа».
Я шел по пустынной улице – черные кошки (наверное, пятая перешедшая мне дорогу), люди – ночью как в метро. Да, так же темно и одиноко с одной разницей, что там одиноко среди множества людей, а здесь – в пустоте. Как бы ни было – улица не место для ночевки. Если вчера спасла крыша, сегодня – то, что находится под крышей, например….ночной клуб. Да, так спонтанно, по пути набрел. Мне нравится ходить туда, куда приезжаешь не с другого конца города, а в тот самый момент, когда тебе взбрело в голову. Часто бывает так, что желание улетучивается и ты заготовленный, разгоряченный охлаждаешься пока ищешь новое место развлечений, находишь, мчишься туда, пока едешь, миллион мыслей и ты уже не тот живчик, ты измученный и подавленный, и в результате едешь домой один, хотя планировал вернуться с половиной и не спать до утра, массируя родительскую кровать. Поэтому я человек места, можно сказать этого места. Если хочу сесть, то появляется скамейка в той самой точке, где возникло желание, пить – в двух шагах киоск или того проще – фонтанчик с родниковой водой, спать – в трех шагах дом, где ты переночуешь (есть много способов).
Сейчас я хочу не танцевать, а провести ночь. Под музыку, прокуренный воздух и глянцевые от костюмов и пота тела. Тем более там тоже стоит проверить мой метод. Меня даже не останавливает то, что в ночном клубе девушки явно не настроены на дружбу. Да и по-моему наблюдения, как таковые, они одинаковы и тут не важно, где это может произойти. Есть, конечно, свои трудности, исходя из места, но это только обостряет желание продолжать узнавать все больше и больше.
В метро я не успевал. В очередной раз. Лехе пришлось соврать. Если бы он знал, что уже второй час, он бы зарядил мне в пятак уже не на словах, а при первой возможности.
Это был клуб «Слава» то ли по имени, то ли производный от «славного». Перед входом висела картина с изображением испанской энсьерры – традиционного праздника в Испании, когда из загона специально выпускаются быки, коровы, телята и все люди бегут от разъяренного полчища с криками «полундра», «спасайся кто может». Спасаются не все. Жуткий ритуал. На картине все выглядело напротив очень забавно – быки бежали довольно шустро, но были и те, что неслись как угорелые и поэтому сталкивались со столбами, были и такие, что бежали легко, спортивным шагом, смотрели на небо, умудряясь останавливаться на сигнал светофора и регулировщика. Люди, за которыми неслись взбунтовавшиеся мстители, не особо торопились: мужчины продолжали флиртовать с дамами, другие шли с бутылками и пили, к ним присоединялся бык, который тоже шел на задних ногах и испуганно озирался на своих собратьев, забыв свое предназначение.
Я представил на мгновение, что вместо быков – мужчины, и убегающие соответственно женщины.
«Надеюсь это так, а не наоборот».
Я вошел в клуб и сразу почувствовал разницу ночного весеннего воздуха и этой изнуряющей атмосферы, где от свежего воздуха ничего не осталось, разве что он был удачно замаскирован в дымовом облаке, на которое я обратил внимание сразу, как только вошел. На танцполе было оживленно – в ритме латино скрещивались пары. Их было три или четыре, сливаясь, их сложно было подсчитать.
Ко мне подбежал администратор женского пола – миловидная девушка на голову выше меня, она улыбнулась, подогнула колено, ожидая, что я…например, закажу столик?
-Я осмотрюсь, - сказал я, и она растворилась в этой дымовой завесе, оставив в памяти плавный жест рукой с аккуратным маникюром.
И я осмотрелся. Чем хорошо новое место, что всегда запоминается самое главное. Разводы на стенах, подвешенные к потолку вымпелы и кубки, большой экран на всю стену с демонстрацией спортивных роликов – спортивные достижения за последнее столетие. Бубка, Хукер прыгают с шестом. Красота. Наконец, Исинбаева.
«Теперь понятно почему «слава». Для тех, кто любит победу. Это значит, что мне должно повезти».
Женщина явно пыталась понравиться мужчине, сидящему через столик. Она пускала в ход все известные методы совращения, но тот не обращал внимания. Он был увлечен музыкой, атмосферой, выделяя в ней темноту, что ему вполне хватало. Она не отрывала от него глаз, с таким напряжением, что казалось, ее летнее откровенное платье с утками-мандаринками разойдется по швам.
«Ей за сорок, но хочет выглядеть на тридцать. У нее есть мужчина, но он женат. Встречаются один раз в неделю на квартире, которую он ей купил для тех самых встреч. Теперь она связана по рукам и ногам. Но, как и все мечтает о семье, конечно же о детях, но часы тикают и она продолжает получать кратковременное удовольствие дома, примерно на час-два в неделю. В остальное время она ходит в клуб и лелеет надежду на того самого. Сегодняшний претендент явно не лучший выбор».
Я стоял около лестницы и видел всех, кто поднимается, спускается, заодно высматривал объект, который я буду изучать этой ночью. В тот момент женщина за столиком играла с трубочкой, которая у нее во рту становилась помадой (водила нежно по губам), леденцом (она с такой страстью, так органично это делала, что возникало сомнение – из чего делают трубочки в этом заведении) и наконец, гнула ее, отчего у меня в груди кольнуло, но так приятно, как давно не было. Мужчина же смотрел на это представление холодно.
«Сорок пять, дошел до нервного срыва на работе. Сказал «хватит» и вот он здесь. Он сбежал от жены, коллег, мечта сбылась. Его сейчас разыскивает полгорода, но как ему на это наплевать. И даже здесь он потягивает алкоголь из большого стакана и все эти посетители для него пустое место. Он не знает куда пойдет – точно не домой, точно не к друзьям, точно не на работу. Пока не знает. Что для него это женщина напротив? Ничего не значит. Видит ли он ее? Не думаю. Он слишком далеко от ее попыток. Стекло в глазах и недвижимость по всему телу».
Музыка не давала спать, а женщины наполовину скрытые в сумраке, казались полны загадок и будоражили мозг все новыми предположениями.
- Папа, я ничего не слышу.
«А как еще»?
- Ты ищешь маму? – кричал я (по-другому никак нельзя). - Не думаю, что она здесь. Но я конечно посмотрю.
Я огляделся. На меня обратили две девушки у бара, мужчина, выходящий из туалета и бармен. Неожиданно появилась она – девушка с коктейлем. Явно была пьяна и спотыкалась каждые два шага. Выбор не самый удачный, больше подходит для Альбы, а само место для Лехи, но в данной ситуации мне не хотелось выбирать, может быть, я решил изменить своим принципам, ссылаясь на ночь, энергичную музыку и эйфорию от синтеза ароматов.
- До связи папа, - сказал я в трубку и нажал на красную кнопку, в тот самый момент, когда девушка запнулась в очередной раз. Я оказался рядом и помог, взяв ее за руку.
- Привет, - сказал я.
- Отвали, салага, - резко отреагировала она. – Много вас помощников. Один хотел помочь так, что я у него в машине оказалась, а его волосатая рука у меня на коленях. Не пойдет, малыш.
- Мне уже достаточно, - сказал я.
- Правильно, - согласилась она, отпивая из своего бокала. – Тебе, малыш, уже достаточно и пора на боковую.
- Мне известен мой режим дня, - проговорил я, - и сейчас в моем расписании знакомство.
Она прислонилась указательным пальцем к моим губам, проговорила «тсс» и пошла в сторону танцпола, спотыкаясь и чертыхаясь одновременно.
«Ну что ж, наверное такое бывает. Первый блин комом. Но что я сделал не так? Просто она пьяна. А если она сегодня пьет с горя. Да, вполне может быть. Она спортсменка, постоянно в разъездах. Парень изменил, не дождался. Бывает. А она выкушала бутылки две «мартини» и видит в каждом мужике потенциального изменщика…Стоп…не так, все дело во мне. Это я совершил ошибку. Вот что бывает, когда не следуешь четким правилам. Я не наблюдал за ней, не узнал ее особенности, даже мое начало разговора (привет) было обречено на провал. Если бы я за ней последил, то обратил внимание, что у нее очень сильные руки, и она наверняка занимается теннисом. Я поторопился и результат вышел боком».
Я подошел к бару, заказал пиво. Справа от меня сидела блондинка в красном платье. Слева парочка – уже зрелая женщина под пятьдесят и мужчина примерно того же возраста. Они были пьяны. Мужчина все пытался расстегнуть у женщины кофточку, но та сопротивлялась и в то же время кокетничала (ей нравилось). Сам он был взмылен, грудь обнажена на три пуговицы и он периодически пил, так сказать заряжался перед очередной попыткой посягательства на элемент одежды, что казалось его интересует больше сама кофточка нежели человек в ней.
- Сидели мы с друзьями в одном баре, - начал я. - Нас было трое. Их было четверо. Девушек в смысле. Так получилось, что из нашей компании один не смог прийти. Да, ботаник один. Учил сексологию. Я ему говорил, что лучший способ изучить – попробовать на практике, но он остался дома зубрить дурацкие термины, произносить то, что язык не поворачивается. И вот один из нас, Леха, друг мой, сказал «ну что поехали ко мне, выпьем бутылочку-другую и потрахаемся». Так и сказал. Прошла минута одна из девушек согласилась. Это было жестко. Прошла еще минута ступора и в результате две ушли, а две поехали с нами. Они и не знали, что все было подстроено. Но какая странная штука – что происходит с человеком, когда ее друг, в данном случае подруга, делает что-то из ряда вон. Она мешкает, но понимает, что если подруга согласилась, то значит все в порядке, ведь подруга не может согласиться на что-то отрицательное, если это даже итак понятно, что плохо или напрямую или как-то по-другому выглядит не очень…но она же согласилась! И в итоге соглашается вероятнее. Странная штука происходит с человеком. Странная.
Мне казалось, что эта история должна вызвать хоть какие-нибудь эмоции, например, смех, достаточно будет и одной улыбки, но женщина посмотрела на меня и очень едко, сквозь зубы произнесла:
-Вы хотите сказать, что после этой прелюдии, я должна броситься к вам на шею?
- Я об этом не думал, - сказал я.
-Не думал, - оживилась она. – Тогда о чем же ты думал? О том, чтобы я загоготала, сказала тебе «оригинал», выпила по триста и пошла к тебе? Потом до утра не слезала бы сверху и утром приготовила кофе? Стандартный набор?
-Я хотел поговорить, - растерянно сказал я, пожимая плечами, - обсудить…ну, например, музыку или во что одет этот клуб. У него тельняшка или это пижама? В темноте я не могу разглядеть.
-Пого-пого-ворить, - засмеялась она. – Разо-разо-чаровал.
-Еще мне хочется обсудить тему, как бы ее, - сказал я, немного неуверенно, привыкая к этому месту, понимая, что в чем-то напоминаю ту девушку подшофе, - в общем, поговорить о возможности сдружиться. То есть просто подружиться. Без секса. Для разговоров. Такую тему проще всего обсуждать с незнакомцем или незнакомкой.
-Ты чего от меня хочешь, прыщ? - спросила она и мне показалось, что она не будет ждать, когда мы с ней окажемся наедине – сейчас оседлает меня и…по-другому расправиться со мной. Я не стал играть с судьбой, просто ушел в другой зал, там было спокойно, звучал релакс и лежали подушки.
«Второй блин. Но так не бывает. Обычно он один. Видимо это распространяется только в метро. Но дело не только в этом. Я снова изменил своим принципам. Но я же хотел только поговорить. У меня и в мыслях не было сходиться с одной из тех, что у бара. Там в основном легкого поведения сидят и запойные, у который полный бардак в жизни. Сходиться что с представителями первой и второй классификации – значит найти себе проблему на одно место. Не хотелось. Мне просто нужен друг. Звучит, как слова из мультика или детской книжки».
Здесь было спокойно…эти красные подушки, да и стены были в каких-то алых разводах. По углам позолоченные кубки. Я прислонился к одной подушке, решил прилечь.
«Совсем немного. Надо же, где сморило».
Я видел в проеме танцующую девушку, обнажающая икры ног. Она была соблазнительна, мне показалось, что она идет прямо ко мне, но резкий поворот и она исчезла. Вместо нее появился крупный мужчина с арбузным животом и густой шевелюрой (она перед ним оголяла свою ножку). Огни стали сливаться в один расплывчатый, размытый, похожий на лужицу, я стал склоняться в сторону, задел кого-то…(пардон), это всего лишь еще одна подушка. Я уже стал видеть картину убегающих людей в метро, не понимая что случилось. Жуткая паника, народ несется, сметая все на своем пути. На люстрах, стенах, друг на друге пытались укрыться они. Я не понимал, что происходит. Не понимал, пока не увидел…полчища разъяренных быков неслись прямо на людей, точнее на нас. На меня! Клубы дыма, взлетающие тела, попавшие под их рог, ноздри с колечком. Внезапно резкий свет и вагоны остановились, люди тоже. Еще свет. Что это? Быки ослепляют?
Очередная вспышка, ослепило, что это…еще одна вспышка. Я очнулся. Щелчок, кто-то меня фотографировал.
-Не надо, - воскликнул я. Промелькнул силуэт, и я разглядел девушку, точнее ее силуэт с длинными волосами.
-Куда? – воскликнул я. – Не уйдешь.
Мне не нравится, когда меня фотографируют, не согласуясь со мной. Это происходило вероятнее всего из-за того, что я наблюдатель и только, а становится объектом (как для наблюдения, так и для фотографирования – любой формы вмешательства в личную жизнь) не хочется – это все равно что одеть костюм тройку и туфли-лодочки впервые, привыкнув носить спортивный костюм и кроссовки. Неестественно.
Она затерялись в толпе танцующих. За время моего сна, последующего пробуждения прошло совсем немного времени. Длиной в одну композицию. Я вышел в зал и потерял ее из виду. У бара не было никаких изменений – соблазнение переходило в завершающую стадию, а женщина в красном говорила с появившимся перед ней мужчиной в совершенно другой форме нежели со мной– ее нога сползла с высокого стула и она была готова сдаться и пойти с ним. Он был лет на тридцать старше меня и вероятно это и послужило причиной такого выбора. Парочка отрешенного мужчины и женщины-нимфоманки сблизилась, точнее теперь она делала все то же самое, но уже за его столиком. Он же продолжал быть безучастным к ее настойчивости. Девушка с длинными волосами фотографировала компанию в глубине зала.
«Ага, вот и она! Что сделаю, попрошу фото или удалить на моих глазах. Можно и переснять. Снимать меня спящим – это нехорошо. Спящий человек теряет контроль. Это наверное самое страшное потерять контроль над собой. Два состояния, которые связаны с этим – сон и секс. Во время секса тебя катапультирует и привет. Это все равно, что выпустить из рук руль, мчась на скорости двести…сделаю это резко и грубо. В конце концов я имею право… Но что это? У сцены еще одна девушка. Еще одна? Да, но у нее тоже длинные волосы и на груди фотоаппарат?! Две девушки с длинными волосами практически одного цвета и фотоаппаратами? Бред! С какой начать? А-ай! Все. Главное другое. Теперь никаких ошибок. Соблюдая все инструкции».
-Папа, это снова я. Вы уже встретились? Нет? Да я же сказал, что ее нет со мной. Хорошо, я сейчас посмотрю.
Это помогло мне пройти в глубину зала, высматривая «нужного человека». Я проходил мимо столика с неунывающей дамой и заметил ту самую девушку из первых, с кем я начал говорить в этом клубе. Она ненавистно смотрела на слащавого парня, который пытался ее уболтать, он не переставал говорить и размахивать руками, периодически прикасаясь к ее руке, что-то шепча на ушко. Она была готова размазать его по стенке.
- А теперь еще одна фотография для наших родителей, - крикнул предполагаемый объект, - все поменялись. Изобразили торчков. По моей команде передаем привет «мамочка, папочка».
Сработала вспышка и дружное гы-гы заполнило этот интимный уголок «Славы».
«Не она. Но почему же не она – все совпадает. Причина? Не знаю, не всегда есть причина…Причина? Предчувствие! Предчувство! Иногда стоит ему доверять. Без аргументов…Остается та, что у сцены. Та, что скучает».
Ее уже не было на прежнем месте. Я знал, где искать. Она фотографировала еще одного спящего в той алой комнате. Я увидел вспышку.
- Нет, папа. Я ее не нашел. Всех друзей обошел. А в своей комнате смотрел? Не смешно? Ну, прости, старик, я хотел тебя подбодрить. Видимо не получилось.
Еще один щелчок. Она резко побежала вниз по лестнице, из комнаты вышел седой мужик с расстегнутой рубашкой и стал оглядываться по сторонам, произнося «где она, бл…ть»
Я пожал плечами, попрощался с «отцом» и спокойно спустился вниз. Убегающая скрылась в туалете, прошло пятнадцать минут, ее все еще не было.
«Журналистка. Иностранка. Наверное фотографирует особенности русского туалета. А так же выясняет, как проводят досуг одинокие мужчины. Вряд ли ее интересуют женщины. Опасная у нее профессия, но хорошо оплачиваемая. Инструмент у нее не копеечный».
Рядом сидел мужчина и говорил по телефону. В разговоре звучали слова «порядочный», «нужна однушка поближе к центру», «я не могу ждать до утра», «да, приспичило».
«Договаривается с риелтором об однокомнатной квартире. Шустрый. Познакомился с девушкой, все у них нормально, надо же куда-то ее везти, а…домой не совсем удобно, пригласить, увы, не может – есть жена и дети. Веская причина, ну конечно. Приходится искать ложе на ночь. Есть друг-агент и много пустующих квартир. Пусти меня в одну из них, я тебе век буду благодарен, - кричит он. Друзья не отказывают. Тем более когда такой щекотливый момент. Какой же объект он выбрал? Наверняка тоже ждет из туалета, как и я. Только он не я – он наверняка с ней уже разговаривал, они уже проявили симпатию – я бы тоже так смог, но мне было не нужно, чтобы она подумала обо мне двусмысленно – все же ночь, музыка располагает к…».
-Какой милый мальчик,- услышал я. - Такой славный и совсем юный.
Меня окружили три дамочки в странных карнавальных костюмах, основная деталь которых были перья. Им было около тридцати или больше – солидный слой краски мешал оценить объективно. Две из них подсели с двух сторон, а третья присела мне на колени.
«Вот так, просто. Она сидит у меня на коленях, лохматит мою прическу, елозит на мне, немного нервируя и непроизвольно возбуждая, от чего мне становится противно. Чтобы так, без моего желания. Да никогда».
- Ты почему молчишь, кучерявенький? – спросила та, что сидела справа.
Я посмотрел в сторону туалета, видимость была перекрыта, это меня раздражало, но и встать и уйти от этого трио было не так просто – они серьезно принялись за меня. Одна гладила мне колено, другая – царапала шею, третья говорила, без остановки и при этом смеялась, очень громко и вульгарно.
-Он такой чудный, хоть и молчит. Это такая редкость. В основном все говорят без умолку, не остановить. Кажется, что они от того что говорят оргазм получают. А ты такой молчаливый.
-Да, и еще я заметила, что он не такой как все, - сказала вторая.
- В нем есть страсть, чувственность, - проговорила третья и стала так елозить, что я еще больше возбудился и даже почувствовал легкое головокружение.
« Нимфоманки, блин. Ищут жертву для своих похотливых тел. Но все равно – тот, что попадет в их поле зрения, везунчик. С тремя сразу. Интересно могли бы они дружить со мной. Сразу нет. У меня уже вся нижняя половина тела вздыбилась и если они не перестанут, то я…А где же девушка с фотоаппаратом? Да разве сейчас до нее. Я не могу думать, у меня все… »
-У меня есть отличнейшая идея, - сказала та, что справа. – Возьмем мальчика с собой!
Другие захлопали в ладоши, запрыгали на месте, посыпались перья.
«Курятник, блин. Нашли петушка».
-Ну что? - приблизилась ко мне та, что была слева. Та, что была справа, повторила ее действия. Та, что была на мне, лизнула в щеку.
-Черт, - вскочил я. – Что вы делаете? Не поеду я с вами. Не на того напали.
-Мы разве напали? – спросила болтливая. – Почему не поедешь? У тебя, что не работает машинка?
-Какая-то белочка прикусила твой орешек? – продолжали меня донимать леди в перьях. – У тебя заржавел механизм? У нас есть волшебная мазь. Она снимает любую ржавчину.
-Нет, я просто не хочу, - сказал я, и не заметил, что стоял теперь у стены, около старинного телефонного аппарата, по которому нельзя было позвонить своим друзьям, маме, папе, Тоне, никому. А они продолжали, говорили, и меня уже тошнило от парфюма, шампанского, которым пропахло каждое их слово, от этих перьев, которые были смешны и ужасны, мое возбуждение переросло в злость, я готов был ударить одну, другую, мне было не важно, что они женщины, я бы растрепал эти перья, пусть клуб напоминает ринг бойцовых петухов.
-Платить не надо, - прошептала одна, одновременно говорила другая и третья. Я не понимал, меня окружили эти слова, снова я почувствовал руку на своем колене, подступающую злость. - Все за так. Обычно все происходит наоборот, но сегодня мы решили по-другому – не тратим время на пустые слова, уговоры, идем сразу ко мне, немного прелюдии и сразу к делу.
Она вцепилась мне в ягодицы, справа кто-то хмыкнул (я отчетливо слышал), шептание, я уже не понимал, звучало, как заклинание, они меня заговаривают… «Стоп…хватит». Но они продолжали, готовы были проделать задуманное здесь, не заботясь о психике присутствующих, не говоря уже о моей.
-Я же сказал, что меня это не интересует, - воскликнул я и пытался вырваться из этого птичьего кольца.
-А мы попробуем тебя заинтересовать, - говорила одна.
-У каждой из нас есть свои секреты, - шептала другая.
- И раскрываем мы их только под одеялом, - вторила третья.
-Со спущенными трусами, - кто это произнес я уже не видел (зажмурил глаза). Они зашипели, расстегивая мне пуговицу на…
- Все! – крикнул я. – Достаточно. Я же сказал, что нет. А это значит – нет. Три буквы. Не две, как да, уф и ах. Это целых три – «н», «е» и «т». Понятно. Перевести на другой язык?
Они отступили. Сделали шаг назад. Я заметил, что девушка с фотоаппаратом сидит на коленях у того парня, говорящего с риелтором (так значит это она?) и фотографирует нас, точнее меня и этих «птиц». Странно, что я не заметил. Без вспышки?
Персонажи в перьях пошли к выходу, по пути роняя колкие замечания в мой адрес:
-Идиот.
-Грубиян.
-Мы к нему с таким шикарным предложением, а он.
-Не такой он и славный. Пошли девочки. Нас ждет коррида у меня дома.
Они вышли из клуба, наверное, решили попытать счастье в другом месте. Я стоял у стены и чувствовал себя грязным – хотелось натереть себя мочалкой до крови и уснуть под толстым слоем одеяла.
Клуб устало выпускал соединившиеся пары, и музыка лениво звучала в унисон полуспящим телам на диванах и за столиками. Танцпол пустовал и только играющий луч света рисовал на полу несуществующую фигуру.
До первого поезда было еще два часа. Около метро крутился народ, стояла бабушка с цветами, попивая чай из термоса. Я купил в киоске сигареты и зачем-то стал кокетничать с продавщицей, которая находилась в полусне, а потом пошел по тропинке и нырнул во дворик.
Двор-колодец спал и видел сны. Только три окна не спали. Горел свет на кухне, сверху и снизу – встретившиеся после долгой разлуки одноклассники и в связи с этим не спящая соседка. Молодые шумели, спорили, пели песни, а соседка терпеливо ждала, не споря, не стуча в потолок, будучи даже благодарной за то, что встретит рассвет, редко доводившийся это сделать. Напротив окно – спокойно проводило ночь. За чтением, собиранием пазла, вышиванием. Я присел на качели, которые капризно скрипнули в ночь и постарался не создавать этих мелких, но очень запоминаемых всхлипываний железной колымаги. Вокруг меня сбыл детский городок, и мир метро вновь вернулся, превратив этот двор в новую станцию.
«Станция Детская. Мир Воздушный. В зале плюшевые сидения и воздушные шары. Милиция с красными клоунскими носами».
Стало зябко и даже эти чудные мысли не помогали реабилитироваться.
«Вот я и оказался на улице. Ночь, холодно, а у меня нет друга, к которому я могу зайти, чтобы согреться. Остается подружиться с деревянным грибком-мухомором, песочным человеком или человеком-невидимкой».
- Сигареты не будет? – услышал я за спиной голос. Я резко повернулся и увидел девушку лет двадцати трех- двадцати пяти, со съехавшей набекрень прической, платьем и макияжем. Я ей дал сигарету и прикурить. Она присела на карусель и та скрипнула.
-Бл..ть, -сказала она, - мужи…, - осеклась, посмотрела на меня и стала крутить колесо карусели, вызывая скрип. Та тишина, которую я создал, просуществовала три мгновения.
«Не повезло с ним. Не проводил до дома, оставил одну. Да вероятно приставал, а она не привыкла к такому обхождению».
-И все хотят дружить, - сказала она, словно добавила к моим суждениям свой веский аргумент.
-Что? – не понял я.
-Сколько можно? - послышалось из окна, в котором одинокая женщина терпеливо пережидала ночь. – Меня трясет, а вы…
Она выключила свет и вместо желтого квадрата в окне появилась желтая точка сигареты.
«Не выдержала».
Я посмотрел в сторону окна и на девушку. Два нерва, словно были связанны одной нитью – сердцебиением, нервозностью и сигаретой. Последняя горела в окне и здесь, на неосвещенной карусели, в какой-то момент ярче (затягивалась), в какой-то огонек становился мутнее (он был в полотне дыма).
- Меня трясет, - сказала она и сплюнула.
«Наркотики? Нервы? Холод?»
-Меня колошматит, - убедительно сказала она и показала свои дрожащие руки. – Потрогай.
-Я вижу, - сказал я, не решаясь прикасаться к человеку, который по моим прогнозам был болен. – Мне и так понятно, что вы не в себе.
В окне что-то грохнуло – наверняка женщина разбила стакан о пол, потолок, стены или это была ваза. Послышался всхлип. В этой тишине было несколько звуков и все они были оголены настолько, что даже в этом всхлипе можно было услышать обрывистое дыхание и отчаяние.
-Вы, - засмеялась девушка.. – Мне всего двадцать четыре. Вы. Ты ко мне обращаешься, как к сороколетней тетке.
На свои двадцать четыре она точно не выглядела, я бы ей меньше тридцати не дал. Этот жирный слой косметики, разводы на лице, потасканный вид опытной женщины и эта нервозность во всем – в движениях, голосе, мыслях.
Она в очередной раз сплюнула и сказала:
-Понимаешь, мне нужен мужчина. Да, сейчас ночь, я все понимаю, выглядит странно, чаще мужчина пускается в поиски женщин, а сама женщина ждет, сидя у окна. Но я не могу ждать, это ужасно ждать. Наверное, я и не умею этого делать. Не знаю, никто не научил.
Она очень много раз произносила «не знаю», «наверное». Неуверенность проскальзывала во всем
-Разве можно научиться ждать? - спросил я.
- Не знаю, наверное, - ответила она, и в окне напротив загорелись еще два окна, в одном из которых мужчина в трусах застыл посреди кухни, обдумывая что-то, в другом – женщина сидела в кровати без движения, не понимая который час.
– Я знаю, ко мне никто не придет, сказала неуверенная девушка, - да и живу я в кошмарных условиях - три человека в комнате, разве это условия. Поэтому вся моя сексуальная жизнь, да что там любая моя жизнь происходит за пределами дома.
Она всхлипнула, в окне была тишина, наверное женщина уснула. Мне хотелось как-то остановить девушку, чтобы она сменила тему, перешла, например, на свой любимый фильм, развлечение, хотя о последнем я начинаю догадываться.
- В фильме Хичкока «Оно во двор», - сделал я попытку, - главный герой наблюдал за тем, что происходило в соседних окнах.
-Извращенец, - сказала она сквозь плач.
-Нет, ему просто нечего было делать, - возразил я. - Он лежал со сломанной ногой и единственное утешение – это добрые соседи, которые на счастье были очень разными. К нему иногда приходила его подружка…
-И что? – спросила она. Она его утешала?
- Знаешь, он больше был увлечен убийством, которое произошло в окне напротив, -сказал я.
- И этот тоже, - горько сказала она. – Закрыл бы окно, занавесил и как следует бы удовлетворил девушку. А то какое-то убийство.
Она так сказала об убийстве, словно это было привычное дело. По спине пробежал холодок.
- Но разве был бы интересен фильм, - спросил я, - если бы он строился исключительно на сексуальных сценах?
-Конечно! – воскликнула она. Мужчина на кухне пил молоко, а женщина в постели уснула обняв подушку.
-Непорядок все это, - заключила она. - Куда ни сунусь, мужики не хотят. Да разве что поговорить.
«Стоп…значит мне это не показалось. Не только я…есть и другие. Хорошо быть исключительным человеком, открывать новое, но на данном этапе это подтверждение было мне на руку. Мне нужно как можно больше доказательств. От одного, пяти, двадцати, всех мужчин, если потребуется. И что приятно сознавать я знаю причину. Она предельно ясна».
-Неужто со мной что- то не так? – спросила она. – С фигурой? Слишком толстая или что? Какие нынче фигуры в моде, я не знаю. - Она стала вертеться передо мной, поглаживая себя по ноге, груди, волосам.
-С тобой все в порядке, - сказал я.
-Если так, то давай, - сказала она несколько агрессивно, и я не успел ничего понять, как она сидела на мне и расстегивала мне джинсы.
-Прямо здесь? – спросил я, попробовал ее оттолкнуть, но она крепко вцепилась в меня, что хотелось кричать. Не думаю, что крик спасет мое положение. Да разве поймут вышедшие на балкон соседи мужчину, который отказывается от траха в столь неординарном месте.
-А че? – сказала она. - Нормально. Весь двор спит. Мы рар-раз и все. Я чистая, если что. У меня справки нет, но это факт.
Кошмар, она меня умоляла, чтобы я ее трахнул. Во дворе дома, на детской площадке. Я сделал усилие и смог во-первых разжать ее руки от моей последней пуговицы, во-вторых вылезти из-под упругих бедер. Она осталась на скрипучей карусели и грызла ногти.
-Не поверишь, но я тоже тебе откажу, - сказал я. Надо же мне было аргументировать свой поступок.
На нее было страшно смотреть. Она грызла то указательный палец на правой, то безымянный на левой и дрожала еще больше.
-Но почему? – вопрошала она. - Мы же быстро. Раз-раз.
-Я не люблю раз, - сказал я и направился по знакомой тропинке, приведшей меня в этот двор.
-Ты куда? – спросила она.
- В теплый вагон, - ответил я, представляя, как войду в метро и согреюсь.
- Но по…- начала она, а потом как будто что-то поняла, схватилась за голову, - Ты что…
-Нет, я не голубой, - крикнул я, - не зеленый, я нормальный. Как все. Просто жизнь такая пошла. Мы все нуждаемся в друге больше, чем в сексе.
Она открыла рот и прошептала, едва слышно, но в этом дворе было слышно все.
-Это неправда.
-Правда, правда, - прокричал я и завернул за угол. Дорогу перебежала крыса, но зажмурившись, я открыл глаза снова и увидел маленького котенка – серого в черных пятнах.
-Не считается, - сказал я, и через две минуты уже вошел в метро, забежал в вагон и стал одним из первых пассажиров этого дня, который разогревает холодный воздух подземки.
Глава 9
Утро
Только я добрался до кровати и, проворочавшись немного, уснул с постепенно оседающим гулом в голове – метро-клуб-метро, как услышал звонок. Сработал автоответчик и знакомый голос стал говорить что-то о сомнении – был ли то сон вчера, точнее сегодня ночью, что я звонил или нет (в тот самый момент, когда я также не понимал сон или явь то, что я слышу).
Я продолжал спать. Мне снился тихий дворик, соседи, говорящие безмолвно, качели, которые не скрипят, бесшумные автомобили и притихшие станции с проносящимися поездами так тихо, что нельзя было понять - подул ветер, поворачиваешься, несутся на всех парах, а звук, как будто выключили. Ненадолго – внезапно в этой тишине зазвенел телефон. Все стали оглядываться – в такой тишине и вдруг такой оглушительный трезвон.
«Я ждал документов…бу-бу-ба…мы пили кофе…ба-ба-бу….странно, что ты молчишь…бу-бу…бл-ть, Сева»
«Спасибо, папа. И тебе доброго утра. А я ждал тишины. Перепутал. Бу! Ба! Что за…хотя у него часто бывает».
Я спал дальше. От прежнего сна осталось только три человека с замершими лицами, бесчувственные, как на иконах, один вагон и голубь с роликами вместо лап. Это нормально. Я вычислил, что самые странные сны снятся именно в тот момент, когда одно событие переходит в другое. Например, сон в явь, или наоборот. Вероятно и другой поворот событий – секс в катание на лыжах. А если секс был незавершен, либо тебя довели до взрывного состояния, то метаморфозы сна могут быть самые неожиданные. У голубя могли быть не ролики вместо лап, а нечто другое.
Мое утро (настоящее с подъемом и прочим) началось со звонка. Да, но на этот раз звонили в дверь - привезли диван.
-Еще один друг. Лучше бы стол. Предмет для дружбы. Диван – явный прибежник похоти.
Диван я распорядился поставить в зале, так как не знал, куда его деть и для чего нам нужен был еще один элемент мебели. Нам скорее нужен еще один ребенок Да, но с этим вопросом я подходил лет десять назад и получил укол в виде насмешки и больше я к этому вопросу не возвращался.
Рабочие долго топтались у двери, и я вместе с ними – что они хотели от меня я так и не понял, наконец, они ушли, оставив меня наедине с едким запахом пота, оставленным после себя рабочей командой. Я чихнул, и мой кот, также не переносивший чужого запаха, огласил то, что находится на кухне и ждет завтрака, который у него припозднился в связи с моим снотворным сном после двух бессонных ночей.
В это утро я очень долго не мог выйти из дома. Мне мешал то кипящий чайник, который мне казалось все кипит, хотя я его уже полчаса как выключил, то сосед, зашедший ко мне поговорить о ночном предложении, на что я среагировал кислой миной и обещанием «подумать», то непрочитанная газета, которую я решил засунуть под пачку старых, чтобы она не мозолила мне глаза и, наконец, звонок от Тони, которая поделилась прологом в мюзикле. По ее мнению, в мюзикле обязательно должны быть дети. Я не был в состоянии адекватно оценить ее предложение – на меня давила еще неотлипший от меня фантом подушки и вчерашняя зарисовка была наполовину скрыта под черным покрывалом, например из бархата.
Я открыл дверь, заметил нераспечатанное письмо, краем глаза увидев, что оно адресовано маме, не удержался, открыл и прочитал:
«Уважаемая Тамара Евгеньевна. Клуб «Риско» рад вновь видеть на наших вечерах. Ближайший вечер состоится….»
Мама посещала клуб. Клуб, где вяжут совместно, рисуют картины под музыку, правильно пьют чай и готовят вегетарианские котлеты. При этом говорили, смеялись, дополнительно встречались в кафе, чтобы обсудить пройденные занятия.
Мне было странно, что отца мало интересовали друзья. Он много читал, любил шоу братьев Запашных, остро воспринимал животные трюки и был всегда доволен, что выходные удалось провести дома. Диван видимо был адресован ему, так как большую часть времени проводил на нем отец. Мама уходило рано утром и возвращалась поздно вечером. Получается, что с отцом они встречались только ночью и по выходным (когда у мамы не было двухдневного тренинга или вылазки в Подмосковье).
У отца был узкий круг лиц, с кем он встречался. Ходил на работу, общался с тремя сотрудниками, с одним из них – пил кофе раз в месяц после работы, посещал книжный магазин, где он предпочитал одного продавца, который ему консультировал уже три года, и если тот не работал или по другой причине не был на своем месте, то он уходил, ничего не купив. Читал он какие-то странные книги. Про войну, про советское время, когда были очереди в магазинах и все слушали Клавдию Шульженко.
Мама же в свою очередь была знакома с большей частью города. У нее были знакомые мужчины. И даже некоторые фотографии она выставляла за стекло, на зеркало, не смущаясь, что на ней запечатлены мужчины, обнявшие ее крепко, целующие ее с двух сторон в щеки. Папа был спокоен, мама это знала. Ей не нужно было доказывать теорию дружбы между мужчиной и женщиной, но мне кажется все дело в возрасте и семейном стаже. То есть, если бы мы с моей бывшей были вместе, родили одного детеныша, то все было намного проще. Никаких доказательств. И я бы не придумывал мюзиклы методом манипулирования.
-Альба в больнице, - сказал Леха. Это я услышал, когда автоответчик понял, что я игнорирую в очередной раз и стал выслушивать очередного собеседника.
Чево? – сказал я не совсем в своей манере. Да разве можно предсказать реакцию на такое.
-Познакомился с девчонкой из Эфиопии и она кинула его, - продолжил Леха. Буквально из окна.
Я представил как Альба довольный лежит на кровати – там белоснежная простынь, одеяло, ставит галочку в свой колекционербук, входит она, видит это и один эфиопский удар, и он летит как подстреленный воробей прямо…
-А он был одетый или… ?- спросил я.
-При чем тут это? – даже визгнул Леха. Вот сейчас он мне наговорит про сегодняшнюю ночь. По полной. Но то ли все мысли занимали положением Альбы, то ли он простил, друг все же. Поэтому он спокойно, взяв себя в руки, сказал, - Я же тебе говорю, из окна выпал. А ты о его…
- Но все же? – настаивал я. – Ему же лучше.
Леха нервничал. Скрежетание и я зачем-то сюда примешал новый запах, идущий от дивана. Кожаный, коричневый и ужасно неудобный.
-В рубашке родился, - говорил Алексей. - Все с ним в порядке. Упал на мусор. Прикинь машина для уборки задержалась на час. Если бы все было по расписанию, то точно мумифицировали нашего Альбу.
Он игриво заплакал и рассмеялся, потом сказал:
-Принеси ему горячего. Пока.
Я понял, что не спросил в какой больнице лежит Альба, но не прошло и минуты, как раздался звонок.
-Травма на Масловке, - отчеканил он. – Ты помнишь. Вместе там были два всего полтора года назад. Ты с рукой, я с ногой.
Я все помнил – как ломал руку об его ногу. Футбол, залетная команда на районной площадке. Нас пятеро, их – восемь человек. Леха хотел мне помочь или я. Точно не помню. Тогда и головой ударились, но вроде без сотрясения все обошлось.
Варить лапшу я не собирался, решил заскочить в бистро по пути.
На улице было мерзко – лужи и грязные авто, то ли дождь, то ли все машины нашего двора ночью участвовали в ралли.
«В метро не поеду. Не время».
В автобусе однако пахло горелым, и я решил пройти два квартала пешком. Весна вступала в права с помощью приторных запахов и фокусов с цветением каштанов и черемухи. Мне было хорошо, Я немного беспокоился за друга, но сознание того, что он вышел сухим из воды, точнее из мусора меня успокоило.
«Как странно бывает. Еще вчера он был в порядке, а сегодня в больнице. Интересно, каково это лететь из окна. Первые мгновения наверное страшно, а потом…или же нет, не успеваешь понять. А что если, он сам…уверен, что Альба будет рассказывать в другом ключе, не так как было ».
За этими мыслями я не заметил как наступил на что-то твердое. Оно хрустнуло, и я услышал крик ребенка, то ли девочки, то ли мальчика.
-Мама, он мою масынку сломаль.
«Машинка» - вспомнил я и посмотрел на девочку, взгляд которой не смотря на свои три-четыре года, выражал что-то ядовитое, напоминающее мне перья и вспышки фотоаппарата.
-Извини…те, - сказал я, извинившись не только перед ребенком, матерью, которая где-то была рядом, но и перед всеми кто был в округе. Мне не хотелось продолжения этой истории, девочка продолжала кричать и теперь более пронзительно, я услышал взрослый голос «стой», прибавил шагу, прошел дальше, направляясь к зданию с потрескавшейся штукатуркой. Оставалось два поворота, и я на месте. За мной никто не бежал и только перед глазами было лицо этой юной девочки, выражающей ненависть и матерные слова, звучащие в моей голове. Теперь я смотрел под ноги.
Помимо Лехи, около палаты стоял Валек. Его то как мама отпустила. Но это хорошо. Друзья познаются в переломных моментах, на этот раз буквально.
-Как он? - спросил я, припоминая, что этот вопрос я задавал Лехе по телефону, поэтому я повернулся к Вальку. Тот молчал, предоставляя возможность высказаться Алексею.
- Он спит, - сказал тот. - Две ночи не спал…
«Как и я. Наверное, друзья и в этом похожи. Но только не Леха».
-… Добивался ее. Она блин замужем. А он на это закрыл глаза. Вот и результат.
Результат я увидел позже, спустя час, когда Альба проснулся и нас пустили в палату. Синяк под глазом, полоса на щеке и выпуклость на лбу – ох, ты, тоже синяк, будь здоров, нога перевязана
- Братишка, - сказал Альба и расплакался. Никогда его не видел таким сентиментальным.
-Тебе больно? – спросил я, выкладывая из пакета содержимое – банку и ветку петрушки. – Вот я тебе бульончика принес.
Леха и Валек стояли поодаль плечом к плечу как сиамские близнецы.
-Я сам во всем виноват, - говорил Альба. - Конечно, я все понимаю, не всю же жизнь заниматься этим? Коллекционер хренов. Поплатился.
Бульон искрился в банке, а в окне жужжала спятившая со сна муха. На окне висели снежинки с самого нового года.
-О чем ты говоришь? – сказал я. – Ты все делал правильно, я уверен.
Я не знал, что произошло, но эти слова я должен был сказать (все равно, что пилюля от друга). И Альба всегда это воспринимал спокойно, но тут он стал другим. Сказать, что Альба будет критичен по отношению к себе – это все рано, что сказать о конце света в эту пятницу, но друг лежал на кровати на моих глазах и не слышал моих увещеваний. Моя пилюля была не то что неразжеванна, он ее выплюнул сразу.
-Не успокаивай меня. – резко сказал Альба. - Все случилось именно так, как я и предполагал. Я не рассказывал, но когда я сижу с вами в кафе и смотрю по сторонам, то мой внутренний голос меня предостерегает.
Мы переглянулись с Лехой и подумали об одном, не головой ли он ударился.
-Именно в кафе? – спросил я.
-Да, именно там, - согласился Альба. – Такой бас, конечно, не моим же голосом, у внутреннего свой более грубый тембр. Он мне говорит не смотри вправо, а я смотрю и вижу, что сидит девушка, которая еще не попала в мой бук и я должен сейчас подойти и взять номер, но меня останавливает этот самый внутренний грубиян, который у меня сидит прямо у сердца, вытянув ноги между ребрами. А я делаю наперекор ему. И так часто, точнее всегда.
-Но почему кафе? – спросил Леха, продолжая искать глазами подвох в друге - нога, царапины…стресс?
-Не знаю, там есть какая-то определенная атмосфера, - сказал Альба. И вчера тоже….
-Ты был в том кафе один? – спросил Леха.
-Что? – прошептал Валек. - Мы же там бываем вместе. Помните договор, никто не ходит в кафе поодиночке.
Да, был такой договор, как-то после какой пары пива я уже и не помню, я придумал это – бывать в этом кафе только в компании друг друга. Что ж, у друзей есть много странностей, по которым они собственно и сходятся.
-Не кипятитесь, - спокойно сказал Альба. - Я увидел ее в окне. Шел по улице мимо нашего кафе и узрел ее там. Она пила чай и мешала его хлебной соломкой. Мне стало интересно. При этом она смотрела спортивный телеканал – футбол и перебирала ногами под столом, как будто играла.
-Наш человек, - прокомментировал Леха.
- А потом ей принесли торт, - продолжил лежащий, и она стала так его есть, так его… о боже.
Альба редко рассказывал о своих похождениях, но даже когда рассказывал старался упускать интимные подробности, но тут с ним что-то произошло, и он стал расписывать то, что он в принципе не умел делать ( так мы считали).
-Она открыла рот, - говорил наш друг, - обнажила зубы, провела по поверхности влажным, почти сочащимся языком, при этом грудь ее вздымалась, а в этой груди такое очарование…
Дверь открылась. Мы дернулись, но это не сбило Альбу. Для него это была всего врач. Для нас – оглобля по голове, холодный душ.
-Все заканчивайте, - сказал женщина в белом.
-Да? – хором спросили мы. – Еще немного.
-Даю пять минут, - сказала она и скрылась за дверью, прикрыв ее аккуратнее, нежели когда входила.
-Я рассказываю дальше… - сказал Альба, - она так ела торт…
-Это мы уже поняли, - сказал я, а Леха кивнул головой. Валек страдал в стороне. Он всегда тяжело, но стоически относился к этим рассказам.
- Она каждую ложку облизывала не меньше минуты, - звучало в воздухе больничной палаты.
-Теперь я понимаю, зачем ты вошел в кафе, - сказал я, а Леха присел на кровать и проговорил таинственно, как в сказке:
- Забил на гнусавого внутреннего монстра, наш договор и подошел к ней.
Альба сделал жест, чтобы мы подошли к нему, и вот уже мы втроем окружили упавшего из окна и он нам рассказывал:
-Да, она была супер. Даже сейчас, когда она так со мной поступила, я продолжаю думать, что она такая.
«Вот это Альба. Я его все больше зауважал».
-За что она тебя? – спросил Валек, приподнимая одеяло. Всем хотелось сделать это, точнее увидеть, все ли у него там в порядке. Нет, у него ничего, кроме растяжения (вот везунчик) и шишек не было. Меня тоже интересовало, что с ним произошло. А что? Я же тоже могу оказаться в такой ситуации. Да, мне не нужен секс, но что-то меня заставляет думать так, что дружить – это еще куда порочнее, чем просто войти в друг друга и подвигаться, как в брейке, забыв об именах, запомнив только волнительное чувство, пережитое в одно мгновение.
- Я назвал ее толстой, - сказал друг. – Даже не так. Сказал ей «ты такая пышка». Это ее оскорбило.
Валек покачал головой, я представил, как она может выглядеть, а Леха заволновался:
-Постой-постой, но эта история с мужем, - начал Леха. – Ты же говорил, что здесь был замешан муж.
-Да нет, это она придумала, - сказал Альба. - Актриса, учиться в Щуке, характерная. Она за тот вечер сменила три роли. Этим конечно она меня заводила, но на третий раз… Когда она была любовницей при живом муже, я еще терпел, когда она была служанкой, мне даже понравилось, но когда она стала вести себя развязно, как уличная девка, я сказа себе «устал, у-стал». А ей сказал «будь собой, дорогая». А она спросила «какая я?». Я не думая сказал « ты пышка». А она так игриво «кто я?». Я более тихо «пышка». Она стала дикой, закричала, как прыгнет на меня, а окно было открыто – я попятился и…результат.
- Вот лярва… - процедил Леха.
-Не надо так, - прервал Альба.
-Но она же тебя так, - сказал Леха, готовый сейчас сорваться, найти ее и поговорить. Только о чем, да Леха всегда знал.
- Понимаете, братишки, - сказал Альба. - я кажется нашел ту, которая могла перечеркнуть все имеющиеся имена в моей коллекции. Да, она постоянно меняется, но разве не это идеал женщины в разных лицах.
Альба чем-то походил на меня. Он нигде не учился, сделал три попытки совершить кругосветку, вернувшись через три дня, поняв, что это не только развлечение и пустился в поиски особенных женщин, с которыми он скрашивал свои дни. У нас была одна существенная разница – он был одержим. Я же чувствовал грань между возможным и недосягаемым.
-Но как же твой список? – спросил я.
-Нахрена он мне? – сказал пациент. - Цигарки скручивать? Поместить в интернете? Выступить на шоу и посмеяться в экран, как Джек-потрошитель.
Он не успел передать всю ту гамму чувств и эмоций, зашла врач и все стояла, пока мы не вышли.
На улице мы не могли говорить. Молчали минут пять, пока Валек не откашлялся и мы не встрепенулись, как после долгого сна.
-В чем-то он прав. Я еще не совсем понимаю в чем, но…. – философствовал Леха.
Валек молчал.
-С тобой-то что? – спросил я. – Жду научных доводов происходящих событий.
-Это не совсем по моей части, - пробубнил тот.
- Объяснить можно с разных сторон, - сказал я. – С твоей стороны было бы…
Валек нервно заморгал глазами, стараясь сбить напряжение. Леха хлопнул его по плечу и бодро произнес:
-У него девушка появилась…
Это была новость. Вторая после полета из окна.
…и она предложила ему остаться друзьями.
Три друга стояли на крыльце больницы, где лежал друг, потерпевший увечья от одной девушки и говорили о другой, которая была тоже не ангел.
- Да, три дня ходили, - говорил Валек. – Гуляли по Страстному, потом сад «Эрмитаж», библиотека Эйзенштейна с выставкой. Говорили о бульваре, «Эрмитаже» библиотеках.
Валек не в совершенстве владел коммуникативными свойствами. Учился на биологическом, преувеличивал возможности микробов и плохо знал женский пол, сели не сказать, боялся. Я представил, как он рассказывает о том, что 26 мая 1896 года здесь состоялся первый в Москве общедоступный сеанс кинематографа братьев Люмьер, о Щукине, и первом спектакле Станиславского с Данченко. Да, развлекать девушек, повторяю, Валек не умел.
-Может быть, выпьем, - предложил Леха, - Нам есть о чем поговорить.
-Я не могу, - сказал я.
-Ну что за… - начал было Леха, а Валек смотрел на меня, как всегда ожидая моего совета.
- Мне правда надо идти, - сказал я. – Семейные поручения и кое что вне дома.
-Знаем мы твои подземные знакомства, - обиженно сказал Леха. – С тебя причитается за ночное беспокойство.
- Хорошо, - сказал я, - можешь мне позвонить в часа два ночи.
-Так ты звонил в два? – еще больше обиделся большой ребенок.
Я смотрел на своих друзей и понимал, что нужен им. Сейчас, завтра, через неделю, всегда. И я буду с ними. Не значит, что я буду ходить по пятам, но помогать, быть рядом в трудные минуты – это без проблем.
-Увидимся в кафе, - сказал я, Леха кивнул. – Завтра.
-Соглашайся, - сказал я Вальку, а сам поспешил на автобус. На этот раз автобус был в порядке и я промчался шесть остановок с бешенным ритмом.
Мне выдали костюм и я спокойно вышел на улицу. Вот теперь можно и в метро. «Заскочу домой, чтобы повесить костюм на видное место, потреплю кота и скажу
«здравствуй, меня зовут Сева, подружимся?». Не так, но примерно».
Глава 10
Новый путь
Путь пролегал по соседней ветке. Так я решил. Успев вкусить приготовленные папой котлеты (они были недожаренные, поэтому я и догадался, что отец прикладывал к этому руку), я посмотрел на календарь и понял, что моя жизнь стоит на месте. Сегодня двадцать первое , а я еще не знал, чем буду заниматься в следующем году. Дело в том, что обычно в конце года у меня наступал кризис по причине того, чем я занимаюсь. Не по мелочи конечно, а для того, чтобы, например, спросив себя «что я делаю», у меня был определенный ответ, который меня удовлетворил (с этим намного труднее). В прошлом году он возник, и я остался на улице провожать взглядом своих одногруппников, и до сих пор я не могу заставить себя работать или заниматься чем-нибудь другим, так как сознание того, что я выпал из того круга жизни, где беззаботно и весело, хочется любить, дружить и становиться кем-то меня не покидало. Идти работать или заниматься какой-нибудь деятельностью – это значит остановиться с выбором, я этого не хотел. Мой отец начал работать в шестнадцать, мама в двадцать один, я буду работать, когда пойму, что готов. Я подумал, что хорошо было бы иметь друга, который будет тебе помогать (в финансовом плане). Или подружку.
Завершив прием пищи и чтение своих наплывших мыслей, я прослушал три сообщения – из банка, опрос-служба по любимым ресторанам и одно сообщение от Ляли. Она хотела встретиться, чтобы показать свою новую работу. Я не стал ей звонить, так как не хотел сбивать настрой перед новыми попытками. Я должен быть голоден и только тогда я смогу получить результат. А поговорив с ней, я немного успокоюсь и стану рассеянным. Да, женщины рассеивают и сбивают бдительность.
Результат меня ждал на оранжевой ветке. Почему оранжевая? Все просто. Чтобы знать наверняка о чем либо, нужно двигаться в разных направлениях. Если я буду следовать только одной тропинке, это не значит, что я буду встречать одних и тех же людей. Просто твой взгляд не будет таким широкоформатным, объемным. Все дело в том, что по одной тропинке ходят одного типа люди. Например, путь лежит через парк, по пути сам парк, затем детский сад, магазин и школа. Кто ходит по этой тропинке? На пятьдесят процентов это дети – дошколята, школьники младшие и те, у кого начинают пробиваться усы вместе с наглостью. Остальная половина – это родители, пенсионеры, и только два процента – залетные пары, иностранцы, случайно оказавшиеся в этой части города. Если через парк, то все предсказуемо, но если парк обойти либо проехаться вместо метро на троллейбусе…Последнее я делал недавно и встречал там скучные лица, слишком ярко подсвеченные дневным светом.
Итак, оранжевый цвет. Наверное, правильный выбор. Если разделять категории людей по цветам линий метрополитена, то по серой – едут серые личности, по оранжевой – более светлые. Ну что ж посмотрим.
Я вбежал в вагон, едва не хлопнувшего дверьми, немного зацепив меня и мою сумку.
-Самоубийца, - сказал мужчина с красными пятнами на шее, помогая мне удержать плотную дверь. Она открылась, в очередной раз сомкнулась, и вагон покатился в темный туннель, где число пассажиров вмиг увеличилось ровно в два раза – я считал и отражения, которые были ничуть не хуже тех, кто стоял рядом.
-Зачем убиваешь себя? – повторил мужчина в пятнах свою мысль, обращаясь ко мне. Я не ответил, повернувшись к его отражению, подумав:
«Кто бы говорил».
И представил, как мужчина неудачно повесился сегодня утром – оборвалась веревка и он поехал в магазин за более крепкой.
Я встал напротив парня, который сидел и рисовал треугольники в блокноте. Около него сидела женщина с ребенком. У нее были обожженные руки. Старческие руки и гладкая кожа лица. Ребенок держал маму за руку и тянул ее за кожу, которая страшно растягивалась. Я закрыл глаза. - Торопятся, торопятся, а потом… - продолжал мужчина со следами суицида на шее, но внезапно замолчал, наверное, тоже увидел неприятную картину.
Вагон качнуло, перебой со светом, больше половины подумали о негативном. В том числе и я. Это неудивительно. 90 процентов людей в метро думают о несчастных случаях. Что поезд может сойти с рельс, ты прикоснешься к поручням к заразе, которая выведет твою систему из строя, о теракте, при этом обратив внимание на странного смуглого человека с каменным выражением на лице, который всю дорогу будет стоять неподвижно и смотреть на схему линий.
В последнее время я очень часто бываю здесь, поэтому вероятность того, что я попаду под завал или буду заражен тяжелобольным человеком высокая.
Но чтобы об этом не думать, нужно действовать. Как? По-разному. Например, танцевать мысленно с девушкой, например…нет, нет и не эта…что-то сейчас ни одна не вдохновляет на метровальс или метротанго. Хорошо, если с танцем не выходит, то реконструировать вагон – едешь и меняешь все, что видишь, вплоть до всех надписей и реклам. Я не говорю уже о самой схеме, которая по ходу движения поезда меняется как по форме, так и по содержанию.
«Мягкие диваны и столы с книгами, Классика, никакого глянца и периодики. Никаких телевизоров, если только не экраны, показывающие черно-белые немые фильмы. Чаплин, Хичкок...Люди дружелюбны. Улыбаются, смотрят на тебя, готовые в любой момент подойти и познакомиться. Таких вагонов немного, один на сотню. Но мне везет и я всегда попадаю в счастливый».
В общем, главное действовать…Не спать, как некоторые, а продолжать напевать песню, которую услышал на поверхности, разговаривать с человеком, с которым тебе важно в тот момент говорить, не класть время в гроб, длиной в вагон или даже километры, которые тянут рельсы московской подземки.
Что делал я. Конечно, я высматривал «цель» и обнаружил ее. Она…
«Она…смотрит за стариком с газетой, порванной и старой. Не отрывает взгляда, словно читает его. Тот читает «Литературку», последнюю полосу «клуба 12 стульев», а она читает его».
Этот старик был для нее широкоформатной, немного сморщенной газетой, с дрожащими заглавиями и седой промасленной бумагой.
«Некрасива, но коммуникабельна. Это заметно по двигающимся губам, которые как будто заведены и она проговаривает какой-то текст, вероятно тот, что читает. Со вкусом у нее не все в порядке – джинсы и туника зеленого выцветшего цвета Но есть другая сторона, более приятная. Любит людей и животных. Любовь к любому живому существу, будь то жук-рогоносец или коала, ребенок из племени масаи или кинорежиссер. У нее есть бабушка, к которой она ходит регулярно и советуется. Чаще с ней, нежели с родителями. Совершенно не красится. Любит природу и воду. Плавает как дельфин. Стоит прямо, не облокачиваясь. Сдержана».
Старик вышел. Она посмотрела ему вслед. Тот не выпускал из рук газеты и продолжал улыбаться над очередной пародией «клуба». Наверняка он будет читать ее и на поверхности. Его место заняла женщина с экзаменационными балетами по вождению, наверняка мечтающая пересесть с лихого подземного транспорта на наземный. Ко мне прислонился нетрезвый мужчина с пустой бутылкой пива, выпивший ее только что. Он надувал губы от скопившихся газов и еле удерживал себя в вертикальном положении. Женщина с короткой прической чистила карандаш, два парня закатили в вагон мяч и перекатывали его друг с другом… Парень, который вошел…
«Действия, в метро продолжаются».
Парень, который вошел сонный, продолжал спать. Казалось, я слышал его храп. Тучная женщина продолжала есть самодельный бутерброд – хлеб с ветчиной и сельдереем, мужчина с редкими гусарскими усами бил нервно по клавиатуре надуманный по дороге текст. При этом он так загадочно улыбался, что хотелось прочитать хотя бы строчку из того, что он рождает на дисплее…Я продолжал говорить с Альбой.
-Знаешь, что я понял, мир – он двухсторонний. Все зависит от того, с какой стороны ты живешь. Если ты привык ходить по одному мостику и прыгать через камни в определенном месте, то и люди тебе попадаются одни. Но как только ты пройдешься не по мосту, а по канатной дороге или вдоль берега и забудешь про прыжки, стенешь идти прямо по воде, то все изменится.
Эта тема родилась благодаря рекламе двойного шоколада – на картинке были изображены два острова, на каждом росла пальма. На одном черный мальчик, на другой – белый. Черный рубит пальму, чтобы встретиться с белым. Странная реклама, но мое новое воплощение сделало свое дело. Она посмотрела на меня.
«Она смотрит на меня. Это хорошо. Попалась, как говорится. Все же гений. Да, вот так просто и она смотрит на меня, проворачивая в своей голове мой образ, а я оседаю в районе переносицы и появлюсь только тогда, когда…когда. Что-то не так. Я это чувствую. Мысли путаются, какой-то сумбур. Почему она смотрит на меня, словно…да, черт побери. Читает. Скачала старика, прочла от корки до корки, теперь скачивает меня…блин, как неприятно. Надо отвернуться. Или что?»
Я перестал говорить по телефону, нажал на красную кнопку, потом попрощался, тем самым выдавая себя и сел на свободное место. Она не отводила от меня взгляда. Я стал смотреть в одну точку, чтобы слиться с толпой, быть серым и скучным. Но то ли у меня не получалось, то ли она вцепилась в мой образ очень цепко и решила, пока его до конца не пробежит глазами, не отпустит.
«Если она сейчас не найдет новый объект или хотя бы будет смотреть на меня периодически опуская голову, то мне придется отпустить ее насовсем»
Дело в том, что если девушка будет знать обо мне больше, чем просто «говорящий по телефону», она потеряет интерес. «Говорящий по телефону» должен остаться только говорящим именно по телефону, не в рацию или стоящему соседу. Он не должен запомниться яркой одеждой или запоминающимися жестами, он не должен ничего есть и проталкиваться через весь вагон к заветному месту. Он должен быть спокоен и не торопиться дать знать о себе больше, чем простой пассажир, говорящий на незапоминаемую тему.
- Шаболовка, следующая станция Ленинский проспект, - услышал я женский голос и краем глаза заметил, что ее нет. Женщина с обожженными руками и старик с пятнами были на прежних местах, а моей «подружки» не было. В толпе выходящих мелькнул ее розовый шарф.
«Вперед!»
Я рванул и снова оказался зажатым дверьми этого злосчастного вагона. Наверное, мужчина снова назвал меня самоубийцей, а всех женщин этого вагона кольнуло в груди, но обо всем этом я только мог догадываться.
Как я оказался у этого дома рассказывать не буду. Супенька за ступенькой, выход наверх, больше я ее не терял, дома, кофейня, еще дома, поворот и двор. Я вынужден был купить компас – всучил уличный продавец, и я, чтобы себя не выдавать взял у него еще и деревянную расческу.
Девушка подошла к дому, закурила. Оглянулась так, словно все здесь знала и только окинула двор – все ли на своих местах.
«Такой же двор, что и вчера. Вместо детской площадки цветник и большая ваза с землей. Вместо того, чтобы скрипеть качелями, дети копаются в земле и приобщаются к труду. Она смотрит на окно, кого-то ждет».
-Вы любите стихи о весне? - спросил я. Как всегда первое удивление на лице, но не надо ждать, пока она что-либо скажет, сразу:
-Вот, например, Всё подсохло. И почки уж есть. Зацветут скоро ландыши, кашки. Вот плывут облачка, как барашки. Громче, громче весенняя весть.
Она была обескуражена. Немного прищурилась и стала меня…да, читать.
«Узнала, точнее вспоминает, где могла меня видеть. И снова неотрывно».
-Что это? – спросила она, подразумевая в вопросе «что мне от нее нужно» и «почему бы прямо не спросить обо всем».
-Это Андрей Белый, - ответил я, подразумевая в ответе только строчки моего любимого стихотворения.
-Какой? – спросила она, - Почему белый? - и я понял, что она не слишком разбирается в поэзии, но это ничего.
- Значит чистый и правдивый, - ответил я. – Он говорил правду обо всем.
-Так почему бы ее не назвать «чистым»?
-Это его выбор, - ответил я.
«А она ничего. Пусть не слишком сильна в поэзии, но интересуется, что очень хорошо. Дружба хороша там, где люди сходятся не только по общим интересам, но и по разнице взглядов, вкусов и определений жизненного смысла. С другом нужно спорить. Если вы по-разному думаете о слове «родина», то вам есть что обсудить. Встречи не должны ограничиваться выслушиванием одного и поддакиванием другого. Это какие-то скучные друзья».
Она смотрела на компас и расческу в моих руках и, наверное, строила версии, зачем они мне понадобились.
- Я хочу с вами… - начал я говорить, но она меня оборвала:
-Я жду парня.
- Ничего, продолжайте ждать, - сказал я, - а я хочу с вами подружиться.
-Я же говорю, - более твердо сказала она, - у меня сейчас встреча с молодым человеком.
-Но как это может помешать нам поговорить, - перечислял я, - и если у нас возникнут личные симпатии, подружиться?
-Мы с ним вместе три года, - сказала она, потеряв тот первоначальный интерес, который я заметил в метро и минуту назад. – У нас все хорошо, собираемся пожениться.
-Это здорово! - воскликнул я. – Дай вам бог счастья на долгие годы. Детей и три пуда денег. Это никак не должно влиять на мое предложение.
-Да как же не должно? – воскликнула она. Она мне казалось спокойной на первый взгляд, а сейчас заметно нервничала и дергала ногой. - Ко мне подходит парень и хочет подружиться. Что я должна думать?
-То, что он действительно хочет подружиться и все, - убеждал я. – То, что он действительно хочет поговорить и если возникнут интересы…
-Но как они могут возникнуть? – не понимала она. – Когда? Ты кто такой?
-Вот это другой разговор, - улыбнулся я. – Меня зовут Сева, в прошлом студент МГУ философского факультета, сейчас безработный, но не тороплюсь связать себя восьмичасовым графиком.
Она усмехнулась, посмотрела в окно….
«Третий этаж. Он опаздывает. Женоподобный юноша. Любит долго стоять у зеркала. В окне пластиковые рамы и термометр с разбитой основой».
-Теперь ты, - сказал я, и мне хотелось ее взять за руку или хлопнуть по плечу, но ограничился легким поклоном.
-Что я? – спросила она, втянув шею, при этом опустила голову, образовав тройной подбородок.
-Теперь ты говоришь о себе, - сказал я. – По правилам хорошего тона.
- Ты хочешь сказать, что есть правила, по которым я должна говорить, отвечать на вопросы, поступать? – спросила она. – Ты хочешь мне предложить дружбу, в которой будут правила?
Я не успел ответить. За спиной кто-то стоял.
-Ты чего? – пробурчал бас не слишком соответствующий моим представлениям. Я повернулся и увидел парня. Это был не человек, это был монстр с картинок Валеджио. Крупная голова, шея, плечи, торс. Мои кудри заканчивались там, где начинались его плечи.
-Я хотел познакомиться с твоей девушкой, чтобы подружиться, - попытался я объяснить чело…монстру.
-Что за…? - пробасил он.
-Вы так не волнуйтесь, - пытался я его успокоить. - Я вам постараюсь объяснить. Понимаете, у меня была девушка…-но он не хотел меня слушать. Он взял меня за грудки…-…мы расстались, я хотел, чтобы мы с ней…- он приподнял меня примерно на метр, -..стали друзззьяяяяммммиии, - потряс меня так, что я загремел вместе с ключами и мелочью, - но-но-но он-ннн-на не-не со-со-со-гла-гла-си-лась, - отпустил меня. Я упал на асфальт, подвернув правую ногу.
Меня это разозлило. Я лежал на земле, и меня унижал какой-то бугай. Я рванул и вцепился ему в ногу
-Ты чего делаешь? – закричал он от боли. - Вот сука.
Он дернул ногой, на которой висел я. Я отлетел в сторону, а он не позволив мне подняться, уже добавил несколько ударов в живот и туда куда попала его нога. Мне казалось, что он не думает, куда попадает, просто колошматит, пока весь животный негатив не выплеснется.
-Борь, оставь его, - кричала девушка и даже пыталась его оттащить. Мне было больно, хотелось встать и бежать куда-нибудь дальше от этого места, но я не мог – появилась слабость, меня тянуло в сон и еще один удар я отключусь. – Не надо, ты же убьешь его.
Он меня не убил. Он остановился, посмотрел на нее и вместо спасибо, произнес:
- Защищаешь?
Девушка тоже попала под раздачу.. Я пнул бугаю между ног, тот согнулся, я схватил девушку за руку, посмотрел в глаза, спросил:
-Ты со мной?
На что она мне ответила, дернув руку, поправляя обручальное кольцо:
-Придурок, конечно нет.
Я ее отпустил, в этот момент ее парень успел приподняться, произнести сквозь зубы что-то матерное – словосочетание собственного изобретения, сделал шаг ко мне, чтобы совершить месть, но ему это не удалось сделать - я уже бежал. Бежал по дороге, минуя одно дерево, скамейку, женщину в вульгарных колготках в сеточку, удивленную таксу в зеленом комбинезоне, смешные сандалии медленно передвигающегося деда и несколько питейных заведений, стоящих в ряд.
Я сел на скамейку в каком-то очередном дворе с мусоркой и зелеными насаждениями в виде картофельного куста обглоданного колорадским жуком. Устроился на спинку (так захотелось).
«Неудачный день. Сперва Альба, потом девочка с машинкой, сейчас парень с угрозами. Альба поправится. Думается, что больница из него сделает…»
Альба стоял у окна, и смотрел на меня. Он не мог меня слышать, как и я его. Но это было не так важно….я наблюдал за ним в своих мыслях. Порой я делал это, Если ночь и кроме черного пятна и одинокой тени, меняющей свое положение только в условиях замлетрясения, ничего нет, я обращался к своим туннелям, по которым тоже как и в метро, бороздили поезда разной наполненности – от друзей до персонажей из кино и выдуманного мира. Однажды я придумал человека в костюме без головы. Он у меня путешествовал по разным направлениям и имел популярность. Также я вспоминал родных, знакомых. Сейчас мои вагоны пополнились тремя персонажами.
«Девочка уже забыла про машинку, а парень пьет вторую бутылку пива, Девушка нервно теребит рукава своей блузки. Ей теперь сложно будет забыть то, что я ей сегодня предложил».
Я тяжело дышал – воздух был очень тяжел, так происходит перед дождем, и смотрел, как голуби клевали торт, поставленный заботливой старушкой.
Глава 11
Первый звонок
Я позвонил Ляле. В тот момент мне хотелось подвести черту в своих поисках и сказать себе, что я чего-то добился. Тем более, болело тело, хотелось с кем-то поделиться. Не то, что с кем-то. Для этого нужны были более или менее близкие люди. Как ни странно, но в эту категорию попала Ляля, Тоня, учительница по русскому, физрук и сосед с газонокосилками.
Учительница по русскому вряд ли бы меня поняла. Ей было за семьдесят, и она не очень хорошо относилась к насилию. У нее был спокойный ровный голос и если в классе кто-нибудь говорил на тон громче, чем было положено, то она поднимала указательный палец. Как-то я приходил к ней в гости – как говорится, не забуду учителей и родную школу, и стал в эмоциях рассказывать, как живу, про первые свои студенческие победы. И как-то это вышло у меня очень эмоционально и может быть даже громко, что она подняла указательный палец и попросила говорить потише. После этого я не мог быть таким откровенным. Очень сложно себя раскрепостить, когда есть какие-то принципы. Про них говорила та девушка, вышедшая на Шаболовке.
Физрук меня всегда понимал. Просто понимал и все. Я подходил к нему и говорил: «У меня есть дело, поэтому не смогу сегодня быть на уроке». Он понимающе кивал и говорил «иди». Как-то уже после школы, на одной из дискотек, которые мы посещали под видом старшеклассников, я встретил его (он искал своего сына). Мы разговорились, я и спросил его: почему он никогда не спрашивал меня, куда я отпрашивался, ведь делал я это довольно часто, а пропуски он мне ставил. «Ты волен делать так как считаешь нужным» сказал он мне.. Золотые слова. До сих пор думаю, что он был мудрее всех преподавателей на кафедре философии вместе взятых.
Леха под эту категорию не подходил. Он был моим лучшим другом и поэтому был бы зол, что ему не удастся расправиться с тем бугаем. Мне хотелось тепла, добрых успокоительных слов, и для этого нужен друг, но не мужского пола. Как считает моя бывшая такого не бывает и в таких случаях мужчина должен напиться и подрочить в туалете. Я думаю несколько иначе.
Ляля словно ждала моего звонка, она взяла трубку сразу и только дождалась, пока я произнесу «увидимся?», проговорила:
-Я дома. Приезжай.
Я добрался до нее на трамвае. Всю дорогу слушал звуки своего сердца, но оно просто отбивало ритм и молчало.
«Полный порядок. В моем случае если сердце молчит, значит никаких препятствий нет ».
Она была в домашнем. Халат с запахом, тапочки с мифическими животными. Меня это немного смутило. Не животные, а ее домашнее преображение. Но я слишком был напряжен, чтобы еще думать об этом.
-Родителей нет, - сказала она. - Они в театре. Что с тобой?
Последнее она спросила с такой заботой, что я чуть не завыл. Мне так хотелось расплакаться, прижаться в ее плечо и наговорить кучу слов про нехороших людей, встречающихся на нашем жизненном пути. Но я – представитель мужского пола и вести себя, как нюня мне было не по нутру, разве что мимолетная мысль без возможности осуществления.
-Да так, - ответил я. - Неприятная встреча.
Сперва я хотел рассказать все, как случилось, но потом осознал, что придется говорить о знакомстве в метро и обо всем остальном. И если она узнает про мой метод, может испугаться. Поэтому я сделал вид, что приподнялся на цыпочки, немного вытянув шею, словно смотрел, что у нее делается за спиной и спросил:
- Ты мне хотела что-то показать.
Она рассматривала мою царапину на щеке и дрожащую руку, словно хотела стереть царапину и остановить кисть, приказав или зажав ее руками, другим способом и когда я ей напомнил о картине, она нервно дернулась, как будто пошатнулся бюст на высоком, но устойчивом пьедестале и сказала:
-Да, идем.
В мастерской все было на прежних местах. Одна картина висела на другой. Это трехслойное полотно закрывало все – и две оконные рамы, и обои, и даже шкаф для одежды. В тот раз я не обратил на это внимание, все внимание направив на нее. Сейчас я увидел мастерскую не только художника, но именно женщины. Платье, небрежно висело на стуле, кисточки на полу, несколько связанных между собой шарфов оборачивали рамы и бокал с оставшимся на дне красным вином (?), вишневым соком (?). Богема. В центре комнаты стоял мольберт, накрытый мешковиной. Ляля молча подошла к мольберту, сняла грубую ткань. Я не заставил себя долго ждать – тут же подошел и увидел…да, то, что я увидел, было странно. На полотне был изображен парень в синем макинтоше. У него было большие руки напоминающие когти и кудрявые волосы, похожие на банную шайку. Его рот был открыт, он напоминал туннель, в руках была вилка, и ею он заталкивал вагон прямо в себя, точнее в рот, напоминающий туннель.
-Это что? – спросил я.
-Это ты, - сказала она.
-Я-аа? – вырвалось у меня. Я готов был услышать все, что угодно – сосед-машинист, парень, глотающий вагоны из какого-нибудь фильма. Что ж решила изобразить, со мной тоже такое было. После просмотра «Буратино», я стал рисовать на всех фотографиях длинные носы. Эффект увиденного.
-Что совсем не похоже? – спросила она, смотря мне прямо в рот (или туннель?).
- Действительно похоже. Немного страшно. Очень смелые краски, мазки и я такой нереальный. Красивый и ужасный одновременно. Но почему я глотаю поезд? – спросил я. Она не сразу ответила. Она смутилась, поправила картину, словно та неправильно стояла, отсюда неверное суждение, посмотрела на другое полотно. Висевшее под потолком - голова без ушей и рта желтого цвета и сказала:
-Не знаю. Ты мне говорил, что любишь метро.
«Я говорил? Наверное, я машинально проговорился. Я точно помню, что я тогда говорил. В основном о ней, о ее способностях, корнях, возможностях и то, что люблю метро. Зачем? Ну должен же я был и про себя что-то сказать. Да, не самый яркий пример из моей биографии, но с ней же я познакомился на высоте, а не на глубине и мне наверное хотелось, чтобы она тоже была знакомой по тому же принципу - ехала в метро, наверняка ехала в тот день и я стоял, говорил по телефону с родителями по поводу дивана или костюма, потом она пришла в свой дом, а потом подоспел и я. Так мы и познакомились»
-А что я еще говорил? – спросил я и иронично произнес – Я был не в себе и говорил много того, что тебе не нужно знать. И теперь ты в курсе всех моих дел, знаешь даже о том, что я люблю этот подземный город. Мне очень неловко говорить тебе, но я должен стереть твою память.
-Нет, - закрутила она головой, - ты только мне сказал, что когда впервые ты ехал в метро, тебе заложило уши, и ты подумал, что летишь в самолете. Так получилось, что сперва ты летел на высоте одиннадцать тысяч над землей, и только потом на глубине пятьдесят метров.
-Да, мне было три года, - сказал я.
Я хотел выпить, сесть на теплый диван, погрузиться в атмосферу. Мне не хотелось расшифровывать загадку себя, глотающего километры железа. Мне было все равно. Что Ляля хотела этим сказать я не знал, и она не торопилась раскрывать мне глаза на это.
«Может быть следующим вопросом я покажу себя не в лучшем свете, но я все равно его задам».
-А в этом доме есть что-нибудь выпить?
Она не то, чтобы удивилась, она должна была перейти из горячего в холодное состояние, из стекла в песок.
-Чай? – растеряно спросила она, словно там, где была кухня не была ее стихией. Все, что нужно, было здесь, и она повелевала красками, холстом, но чайниками и кастрюлями.
-Крепче, - тихо сказал я и добавил. – Хочется поднять бокал за интересного художника.
У нее оказалось белое вино. Она смешно его открывала. Я просил ее позволить мне это сделать, но она предпочла сама крутить штопор, развалить на куски пробку, бутылка соскользнула, проехалась метра три по паркету, наконец, взял ее я и с помощью ножа, завершил начатое.
Мы пили вино и смотрели на картину. Удобно стоял стулья напротив мольберта. Я был немного напряжен. Неспроста, ведь перед нами был «глотающий я» и долго на него смотреть все равно, что смотреть на солнце или льва поедающего человека – страдает психика.
- Два дня, что мы с тобой не виделись, я все думала, как бы мне изобразить, - сказала она, смакуя бокал в верхних краях. Я уже пил второй, который намеривал закончить в следующую минуту. – Вечерний гость. Обязательно темный фон. Добрый – немного зеленого, возможно лес. Так я сперва подумала. Больше слушаешь, чем говоришь сам. Любишь спокойные места – за городом, вдали от людей, но что-то во мне говорило, что ищешь человека. Человека, который тебе нужен как…колонна для поддержки, как основание или фундамент если хочешь. И тут ты мне сказал про подземку. Это было несовместимо. Как сахар в супе.
В Малом театре шала «Касатка» - на третьем ряду сидели ее родители, а мы сидели в ее комнате, тоже своеобразном театре на единственных местах и смотрели то на картину со мной, то на другие произведения, точнее последнее делал я, она же пристально смотрела на четко прорисованный поезд пастелью. Бутылка вина, к сожалению опустела. Я бы с удовольствием повторил.
Вообще я не пью, точнее пью, но как все – иногда, от случая к случаю. Сегодня был случай. Как бы это объяснить? Просто мне хотелось завершить этот день ярко, затуманив мозг алкоголем и разговорами о простых вещах (сам себе удивляюсь). И никакого секса. Это и так понятно. Но здесь не пахло эротикой. Ни в одном глазу.
-Ты всегда воплощаешь знакомых…? – спросил я, встал и подошел к окну, завешенное перевернутой рамой. Хотел посмотреть. Она вскочила, медленно повернула головой и сказала:
-Да, почти.
Я засмеялся – жест отрицания со словами согласия. Это выглядело смешно. Может быть мне только так казалось. Меня качало.
«Я бы упал, например…сюда»
В углу лежал материал и какой-то куб с вазой. Я присел, снял вазу и положил голову на куб. Она засмеялась. Теперь смешно было ей.
«Или мы так напились. Что это был за напиток? Обычное белое вино. «Алиготе» молдавское».
-Ты чего? – спросил я.
- Твоя голова… - прыснула она, - она…
-Что моя голова? – спросил я, приподняв источник смеха и вернул его на прежнее место.
-На плахе, - гоготала она.
Я резко встал, меня отрезвило это сравнение, я вспомнил Альбу, лежащего в больнице, что его голова была тоже… на плахе, образно конечно, вдруг почувствовал, что на меня валится стена, точнее ее слои - несколько слоев полетело вниз, накрыло меня, я испугался, но это было слишком кратковременно, чтобы почувствовать всем телом – самая малая часть меня – по всей поверхности, не затронув сердце, почки и другие органы, покрылась гусиной кожей. Я лежал под картинами и не мог разглядеть, что изображено на ближней – то ли носорог, то ли человек с горбатым носом.
Она перестала смеяться, бросилась к упавшим картинам, отрыла меня, но не слишком торопясь – аккуратно откладывая каждый рисунок в сторону, проверяя все ли с ним в порядке. Я попытался ей помочь, взял картину все же носорога, но с человеческими ногами, она нервно вырвала, сказав:
-Ничего, я сама.
Она перебирала упавшее картины, было видно, что она расстроена – дрожали руки и дергались плечи. Нептун в длинном плаще металлического цвета с трезубцем, напоминающим обычную вилку, ловящий волну, Горный орел, держащий в клюве луну, а в лапах – шарик, напоминающий землю, только суша была красного цвета, а водоем – желтого. Клоун…
- Я его помню, - сказал я, - клоун, плачущий над убитой птицей, - и его, - троллейбус-господин на ночной набережной.
Она вернула картины на прежнее место, заслонив освободившийся проем – на подоконнике стояли сухие цветы и пустая рамка от фотографий. Сейчас все стало как прежде – темно и только свет, идущий из других комнат щедро дарил нам свои лучи. Я сидел на полу, немного подавленный – картинами, вином, дневными ударами. На полу лежала пустая бутылка, которую хотелось покрутить. Если хочется, надо сделать. Я крутанул один раз, другой.
-Не так, - сказала Ляля. – Нужно в другую сторону.
-Почему в другую? – спросил я. У нее была ямочка на правой щеке и я подумал, что такие ямочки бывают не у всех – только избранные получают в награду к родинкам и особенностям произношения «р» такие отметины.
-Все крутят по часовой стрелке, - сказала она, - а против – никто. Не будем делать, как все.
Это действительно оказалось сложно. Бутылка не поддавалась, все время улетала в сторону.
- В тебе есть загадка, - сказала она, демонстрируя крутящуюся бутылку.
-Твой дом, особенно эта комната – сплошная шарада, - произнес я.
Она смотрела на меня с такой нежностью, от чего я подумал:
«Именно такого отношения я сегодня и хотел, но что не так? Взгляд слишком теплый»?
-Хочешь чай? – спросила она.
Чай не хотелось, но просить ее, чтобы она принесла еще бутылочку из семейного загашника было не совсем удобно. Поэтому я решил согласиться, а потом будь что будет.
-Да, - сказал я. - Люблю пить чай после погружения в шедевры.
-Какие шедевры? – сказала она, делая вид, что ничего не понимает.
-А ты разве не тщеславна? – спросил я.
-Совсем немного, - ответила Ляля. – Но это лишь следствие того, что я делаю. Но скорее я хочу запечатлеть свою жизнь таким образом. И все. Каждое полотно – это месяц, а то и полгода моей жизни. При желании их можно поставить рядом, тогда можно узнать, как я жила целый год.
«Если поставить этих монстров рядом, то можно узнать разве, что какие мужчины были в твоей жизни. Но и это не мало. Разве не противоположный пол является нашим барометром жизненного времени».
- Мне нравится их открывать лицом, - продолжала она, - сейчас в большинстве своем они закрыты, потому что принадлежат только мне, и я не хочу их делить еще с кем-то. В этом я точно не похожа на современных художников. Так не продашь свои картины. Боюсь думать о том, что они будут висеть в центральном выставочном зале или даже на Каширке, будут ходить люди, разглядывать их…нет, только не это. А если кто-то надумает приобрести, то это будет настоящая трагедия.
«Все равно хорошо. Она говорит о трагедии, а мне приятно, что мы сидим на каком-то материале и говорим о том, что интересно ей и мне. Конечно, здесь не так как у меня дома, не так как с Лехой и Альбой. Здесь какая-то приятная тайна. Не обязательно знать ее, достаточно понимать, что она есть»
-Знаешь, а мне меньше всего хочется чай, - сказала она. – Может быть, повторим этюд с бутылочкой?
Мы пили вино, повторяли этюд - еще одну бутылку молдавского и ели крендельки с корицей, приготовленные к чаю.
Она уже прикоснулась к моему плечу и уже коснулась ладони – случайно, незамысловато.
-Моя мама хочет, чтобы я занималась этим профессионально, - сказала она, прикоснувшись к моим волосам. Я почувствовал себя неловко, но не стал убирать ее руку. - Но я не смогу писать то, что мне будут навязывать педагоги. Обнаженную натуру – да я рассмеюсь, покраснею и выйду.
Она ко мне потянулась.
«Черт, как я напился. Я знал, что художники пьют, но не настолько. У нее такой смешное лицо, когда она приближается».
Я засмеялся, а она меня…. поцеловала.
«Стоп. Не надо…»
Я застыл. Она сама отлипла от меня.
-Что с тобой? – спросила она. – Тебе не понравилось. У меня не такой большой опыт по этой части, поэтому извини.
«Шутить изволите, Ляля. Если судить по вашим картинам, то опыт у вас что надо. Поболе моего».
Я сбежал. Не стал объяснять, почему я так себя повел. Просто вышел из квартиры, она меня не останавливала, лишь сказала «такое вино пьяное, оно так пьянит» - почти скороговорку. Я же молча стиснул зубы, словно еще чувствовал ее назойливый проникающий в меня язык и думал:
«Альба в женском обличье. Коллекционерка, черт побери».
На улице моросил дождь.
-Спасибо, господи, - заорал я. – Да что с тобой? Неужели и ты против меня?
Грянул гром, где-то вдалеке мелькнула молния, вызвав визгливый ор около станции метро, стены, прогалы и выступающие кирпичи которой были облеплены голубями. Я забежал под козырек мясного магазина и дождался пока небо освободиться от накопившейся влаги.
Глава 12
Простофиля
Я пришел домой, точнее подошел к двери с табличкой двадцать два. Все как обычно, сунул ключ в замочную скважину, провернул, еще раз и…не поддается. Странно. Да, что ты будешь делать. Вынимаю, повторяю снова…не выходит и снова… дверь сегодня – неадекватна. На четвертой попытке я поранил руку, со злости бросил ключ куда-то в сторону, и тот полетел в свободном падении между этажами в прострел, громко звеня даже в полете.
-Что молодежь? – услышал я знакомый голос. – Домой попасть не можешь?
-Не могу, - сказал я, стараясь удержать сочащуюся из руки кровь.
-Я бы тебе бинт вынес, - вполголоса сказал сосед, - но ты же знаешь, моя не очень любит, когда я туда-сюда… Сейчас для моей я в ванной. Так что для проформы – тише. Ты же понимаешь. Лады?
Действительно, у дяди Жени на плече было полотенце, и говорил он не своим поставленным голосом, как обычно. Казалось, что его голос со временем становится все тише и тише. Словно он умирает под влиянием его жены, крупной женщины по имени Лиза.
Я кивнул головой и прошептал:
- Дверь – сука, ключи -… - я не нашел слова для ключей, мне было больно. Этот шепот, боль и мы, как два вора-домушника стоим в подъезде и чего-то ждем. Нужно было спускаться, ключи мог кто-нибудь подобрать и тогда вероятность ограбления – пятьдесят процентов. Жить с этим я бы не смог. И только я собрался спуститься вниз, уже спустился на три ступеньки, как дядя Женя сказал:
- Так твои замок сегодня поменяли. Что не предупредили разве? Странно. Но на это есть веское объяснение. Это все потому, что в нашем городе метро есть. Больше половины звонков остаются без ответа. А может быть там человеку плохо.
-С моими все в порядке? – взволнованно спросил я, медленно спускаясь на ступеньки.
-Нормально, - сказал он. Дядя Женя стоял, тихонько придерживая дверь. Обычно мы разговаривали ночью, когда все спали, сейчас было около восьми, в это время меня еще не было, приходил позже (не любил бывать дома вечером с семи до девяти), сосед еще тосковал в лоне семьи. Не по режиму то есть.
- Давно тебя не было видно, - сказал он.
- Да все как-то не получалось, - сказал я, высматривая упавший ключ. Наверное кто-нибудь найдет его и будет думать «а где же та дверь, открыв которую он найдет сундук с золотом», а такой двери нет. – Вроде бы ничем особым не занимаешься, а времени уходит вагон.
-Это все потому, - сказал дядя Женя, присаживаясь рядом, предварительно оценив обстановку за дверью своей квартиры. Там было тихо – точнее громко шумел телевизор. Шло очередное шоу, - что ты ничем конкретным не занимаешься, - при этом он причмокнул от удовольствия, что впереди его ждет любимая тема.
Если выбирать тему, то мне нравится говорить о кино. Я бы с удовольствием обсудил Куросаву, Формана, Финчера. Про фильм «Семь» я могу говорить долго. Особенно финальная сцена с коробкой…Меня уносит…Но с дядей Женей у нас ни разу не возникала эта тема. Мне кажется, что он не смотрел ни одного фильма и только шоу круглый год. Его дочь дружит с Максом из танцевального шоу. Виртуально. Они заходят к друг другу на страничку раз в день, присылают смайлики, пишут « у меня был такой паршивый денек», в ответ шлется подарок в виде щенка или розы. На этом дружба заканчивается и все довольны. У нее есть друг и это главное.
-Я работаю, - нужно ловко увернуться от его досаждений и кажется я даже знаю как. – Да, я с работы.
Повторяя слово «работа» я тянул время, чтобы подумать….Кем бы я мог быть? Философ из меня не получился. Дворник? Фасофщик на рыбном складе? Да что я ломаю голову? Мне двадцать – время, когда можно быть кем угодно. Когда не надо рвать задницу, стараясь показать себя с лучшей стороны. Я…да я обычный…
-Врешь же, - сказал сосед, но я тут же выпалил:
-Ничего подобного, перевожу корреспонденцию по городу. Платят исправно. На пиво, проезд хватает.
Дядя Женя посмотрел на меня, тяжело вздохнул и сказал:
- Жаль конечно, а я уже начальству рассказал, что у меня есть перспективный юноша. Хваткий.
- Спасибо конечно, - продолжил я свою байку. И девушка у меня есть. Мы с ней…
Не знаю, зачем я все это придумал. Конечно, я понимаю, хорошо жить в придуманном мире. Иллюзия того, что это у тебя есть. И работа, и половина, и достаточно друзей, чтобы прийти на помощь…
-Может, выпьем? – задал свой дежурный вопрос дядя Женя, а я как прежде отказался:
-На работе день рождения сотрудницы отмечали. Я порядочно выпил текилы.
-Да, а пахнет белым вином, - сказал он, принюхиваясь.
«Какой он бдительный. И не скажешь, что газонокосилками занимается. А что если…».
-Дядь Жень, - начал я, -ты веришь в то, что между мужиком и бабой может быть нормальные отношения?
-Секс что ли? – спросил он.
Я знал, что будет непросто.
-Нет, не секс просто отношения, - сказал я, - Ну там, общение, взаимовыгодные и просто так.
-Все равно до секса дело дойдет, - прошептал он. - Когда еще не включил газонокосилку и смотришь на траву, которую надо постричь, ты думаешь – эх, хорошо было бы некоторые цветочки оставить, но понимаешь, что нет, все пойдет под нож. Включаешь, срезаешь подчистую, плачешь, но срезаешь. Так и с женщинами. Думаешь, чтобы я с ней лег, повесьте меня, а когда после того самого дела она приносит тебе бутылочку холодненького пива, ты не понимаешь, как ты мог думать о том, что между вами ничего не могло быть. Это же очевидно.
«Да, ответ не в мою пользу».
-Но если ты женат, - предположил я, - и тебя свело с женщиной, а она не может заниматься этим?
-Причина? – спросил сосед.
- По причине… - ну, например, ее болезни или то, что она предана кому-то другому. По-настоящему. Но она настолько интересна, в ней столько обаяния, что тебе его хватает больше нежели близость…
Дядя Женя меня остановил. Я был пьян, и в такие минуты меня тянуло на сентиментальность, на поэтичные слова. Сосед был, как говорится из муки грубого помола и такие слюнявые слова не терпел.
-Постой, постой, молодежь, - неожиданно громко сказал он. - Может быть, этого не произойдет в действительности, я допускаю, что у нее там вирус какой или замок висит, понимаю. Но в мыслях это все равно произойдет. Произойдет еще как, даже намного круче. Ты разве не знаешь, что мозг – это крутейшая киностудия со спецэффектами. Там можно такое… А в реалии, если хотя бы десять процентов войдет в фильм, то здорово. Реальная жизнь монтажирует все. Точнее обрезает.
«Вот и поговорили о кино».
На этом мы с ним расстались. Я проводил его взглядом – он осторожно подошел к двери, прислонился к замочной скважине, кивнул одобрительно и вошел внутрь. Неожиданно последовал женский крик и его жалкий шепот.
«Не успел…эх, не успел, но ничего тут не поделаешь. А ведь жил когда-то давным-давно молодой человек по имени Евгений, мечтал о хорошей жизни, думал, что жизнь – замечательная штука, что люди вокруг тебя самые преданные и что женщина твоя – самая любимая. Жил себе жил, пока не женился на любимой женщине и не переехал с ней жить под одну крышу. Она продолжала оставаться любимой, но стала другой, перестала понимать его, терпеть его слабости и ограничивать его свободу… А ведь он тоже мой друг. Если бы я жил на другом этаже, на втором, и выходила площадку женщина, ночью, то все было бы проще. Но так получилось – я живу в двадцать второй квартире, у меня сосед Женя и я сейчас я не могу попасть домой, потому, что у меня нет ключей. Неидеально. Хочется хотя бы один день прожить как в кино. Я о том неснятом фильме, который каждый человек мечтает снять в течение всей жизни. Но либо камера подводит, либо художник снова пьян и путает декорации »
Но к моему удивлению дверь была открыта. Наверняка мама выходила и видела, как я беседую с соседом (интересно, что она слышала) и не стала мешать разговору.
Дома меня ждал сюрприз. Два сообщения от Ляли и одно от мамы. Ляля говорила о том, что она сожалеет о своем поступке и что готова искупить его, например походом в пушкинский музей. Мама что-то говорила о том, что я редко бываю дома, все мысли заняты чем-то нехорошим и нам нужно поговорить, чтобы разобраться, иначе я запутаюсь, и есть долг у каждого члена семьи не позволять образовываться этим запутанным моткам. Так и назвала мое состояние «запутанный моток». Может быть она и права, конечно.
Но ничего не получится. Мы не должны встречаться. И говорить, конечно, тоже. Что касается Ляли, то все просто. Если у нее уже возникла попытка, то она появится снова и пока не случится то, что она хочет (да что хотят все пары на планете и наверное за ее пределами) или пока я не объясню своего поведения, девушка не успокоится. Но разве можно это объяснить? В тот момент у меня не было представления как это сделать. Даже как начать. Я…да перестаньте.
Мама хотела меня поучить, но я всегда избегал этих уроков. От них у меня болела голова. Я не знал, как сказать об этом ей. С чего начать. Дорогая мама…да перестаньте.
Кот хотел кошку. Он издавал жуткий ор, ходил около меня, терся, пытаясь узреть в моей ноге что-то похожее. Мне пришлось его отпинуть. Дон обиделся, но через несколько секунд инстинкт взял вверх, и он снова крутился около моей ноги, усердно массируя свою взъерошенную спинку против шерсти. В соседнем доме кошка хотела кота. Она не менее моего давала понять, что ей нужно и хозяин матерился и так же как и я швырял бедное скрученное ломкой создание в стену, от себя. И снова, и снова…На крышах тоже наверняка занимались любовью не только кошки, но и по моим наблюдениям представители человеческой расы.
Родители смотрели телик, читали газеты, занимались йогой – мне было все равно. Как хорошо, что они ко мне без стука не входили. Свою дверь я запирал, что и сейчас сделал. Пару раз они стучали, я ответил, что занят, понимая о том, что необязательно, чтобы зрительно меня видели, главное звук – я уже подумывал об устройстве, которое будет заменять меня. Интересно, как далеко я смогу уехать, как долго родителей будет устраивать мой спокойный голос, кричащий «отстаньте! Это моя личная жизнь! Моя и только моя!» А то, что им нужно – мама передает с помощью записок, папа с помощью мамы.
Хоть и считают, что родители должны быть друзьями, и это самое главное, я же со своими такого не чувствую. Всегда рос сам, думал тоже самостоятельно и на сегодняшний момент они лишь позволяют мне жить в их квартире, иногда обедать и ужинать, брать деньги (совсем немного) и чувствовать себя обузой. Я много раз пытался переосмыслить, что так же не должно быть – они же родители и к ним должно быть и уважение, и любовь, но все эти качества как-то растворяются в нашей семье.
Сейчас стучит мама и что-то от меня хочет. Я лежу на кровати, уткнувшись в мягкую подушку с котом, читающим книги и смотрю на экран, где старый хрыч пристает к девушке – американская комедия про одного педофила, который как потом выясняется был гением и если бы не нормальная половая жизнь и круг друзей, то в науке он был бы среди первых. А так – мания преследования и в итоге – психиатрическая лечебница с электрошоком, который делает из него растение.
- Дорогой, - нежно говорит мама, - у тебя все в порядке?
Она наверняка забыла, что мне уже двадцать первый год, забыла, как я выгляжу и сюсюкается со мной.
«Ее бы энергию в аморфного папу. Вот тогда все полный порядок. А то глянешь на них, скука».
-Ну, хорошо, - согласилась мама. – Тебе звонили два раза. Какая-то девушка спрашивала. Я сказала, что передам.
-Спасибо!- крикнул я. Мама услышав мой голос, воодушевилась и стала перечислять:
- Я приготовила семгу, как ты любишь – в кляре с морковкой и сметаной, купила мороженое, и нам надо сходить на экскурсию в «Мосфильм». Это же так здорово семейный поход по павильонам, где снималось кино нашей молодости… .
«Мосфильм. Семейный поход. Да что она обо мне думает…»
Я молчал. Еще один ответ и этот околодверный диалог перерастет в целый роман за полночь, мама поставит стул и будет вспоминать, как в одном клубе они играли в игру «слепой телефон», где между собеседниками вешали покрывало.
Но она ушла, так и не дождавшись от меня никакой реакции, а я остался – черствый бездушный сын, как она будет говорить отцу. Отец скажет «надо бы поговорить с ним» и забудет об этом уже через минуту, так как персонажи его книг значительно интереснее моей никчемной жизни.
Я смотрел на заляпанное окно – обычно его мыла мама, но последнее время я никого не пускаю к себе в комнату. Боюсь поделиться своими слабостями. Если мама узнает, то у нее будет козырь при разговоре со мной. Я и бывшую свою ни разу не приводил сюда. Она была у меня дома, но все, что мы делали происходила за пределами моей комнаты-спальни-наблюдательного пункта.
-Иди, сюда – услышал я – старый приемчик для выкуривания детей из своей комнаты, в которой те запираются, погруженные в компьютерные игрушки, философские размышления и попыткой понять, почему так бывает хреново, когда тебя не понимают.
Мне не хотелось идти. Душили слезы, и когда я плакал тем более не хотелось показываться на глаза.
Я понимаю, что плакать – это совсем не по-мужски и я редко это делаю. Никогда на людях, больше, когда испытываю катарсис во время шедевриального кино и еще реже, когда я один и тишина. Так я скорее засыпаю. Но сегодня мне было тоскливо – больно как физически, так и душевно – пульсировала рука, которой я закрывался от ударов безмозглого юноши в том злосчастном дворе и сердце отдавало ноющей болью от неожиданного поворота в той квартире со страшными картинами.
Так я пролежал до полуночи. На диске было пять фильмов – они шли один за другим. Комедии о простофилях. Им сперва очень сильно не везло по жизни, но потом они получали в наследство, из космоса, в почтовом переводе волшебную штуку и жизнь переворачивалась с ног на голову, точнее наоборот.
«Странно, что когда с тобой происходят неприятности, ты смотришь фильмы о таких же, как ты».
Если бы мне было десять, то я бы внутренне хотел, чтобы у меня была такая штука, чтобы она…ну например такой другоискатель, который мог бы выявлять подходит тебе этот человек или нет. Я понимал, что это бред, да и я бы вряд ли доверился какой-то технической балалайке. Я сам – та волшебная штука и мне не нужна космическая помощь. Вот только почему слезы льются, как прорвало.
В соседнем окне звучал джаз. Я любил джаз, но сегодня мне не хотелось его слышать. Но закрывать окно и оказаться в душной комнате мне хотелось еще меньше, и терпеливо ждал, когда хозяин стереосистемы устанет.
Я снова не спал, и оставшееся время смотрел бинокль в те окна, которые бодрствовали. Напротив горел ночник, и неспящий поэт музицировал, глядя на фотографию своей музы. На втором этаже окно облепили дети – четыре мальчика и одна девочка. Наверняка ждали родителей, припозднившихся на юбилее. Они корчили рожицы, меняли очертания своего лица, прислоняясь к стеклу то носом, превращаясь в свинку, то щекой или другой частью лица, делая его пластичным, почти пластилиновым.
«Как просто поменять свое лицо, прислонившись к стеклу. То же самое происходит с человеком, когда он прислоняется к другому человеку – он меняется».
Поэт нервно бросал бумажные шарики в сторону (не знаю была ли там мусорная корзина или баскетбольное кольцо), почти все дети оторвались от стекла, ушли спать или опустошать холодильник (грех, не воспользоваться случаем) и только девочка осталась терпеливо дожидаться родителей, меняя свой нос и делая из него то крючок, похожий на орлиный нос, то пятачок.
Четырнадцать окон не спали в ту ночь. Половина смотрели телевизор, вторая говорила на кухне, изредка выходя на балкон. В одном окне танцевали, в другом – играли в «луноход», в третьем – пили на брудершафт. Но самое интересное все равно оставалось под покровом ночи. Там в темноте, в оставшейся сотне квартир таилась тайна, которая мне была неподвластна, и каким бы я не был наблюдательным, мне не увидеть тех двоих, занимающихся любовью на кухонном столе, в ванной, как он кормит ее из ложечки и все время целует после этого. Это я могу только предположить, увидеть – нет.
Звонил телефон, высветилось «Ляля». Я удалил номер и с первыми лучами солнца не расправляя постель, лег.
Утром я прочитал сообщение на иностранном языке, которого я не знал. Пока я искал словарь, пришел перевод.
«Все дело в том, что ты не глотаешь поезд, а его выплевываешь»
«Блин, час от часу не легче».
Глава 13
Парочка
Утром я обнаружил записку:
«Сын. Мы тебя любим. Папа и мама». И тысяча рублей. Обычно лежало не больше пятисот.
«Черт, о чем же они вчера говорили? Наверное, о том, что мне нужна помощь. Думают, что я связался с плохой компанией, которая курит травку и насилует коров на кладбище».
Я сходил в магазин купил пельмени, пиво и устроил праздник. Да, я уже и забыл, каково бывает – просто лежать дома целый день, пить пиво, есть пельмени, смотреть американскую жвачку с дешевым юмором, не подходить к телефону, посылая его как можно дальше…Но меня хватило ровно до трех дня. Сперва все казалось смешным – герои, их поступки, атмосфера вокруг, но в три появилась версия, что фильмы снимают для бездельников и неудачников и я выключил в телевизор, не забыв в него плюнуть.
Я побрился, принял ванну и проспал до пяти вечера. Не желая встретиться с родителями, я вышел из дома. Я пошел в парк, где зимой катался на лыжах, С самого января я там не был. Казалось, что до сих пор там лежит снег. Но там вылезла первая травка, по ней гуляли родители со своими детьми. Стоял детский гвалт почемучек и восторг от увиденного преображения природы. Кому преображение, а мне именно здесь стало тошно, и я вырвал прямо на тропинке, где ходили дети. Те с интересом посмотрели на меня, а родители брезгливо поморщились, забрав своих отпрысков подальше от оскверненного места, сказав при этом много неприятного, но я не слышал так как в этот момент в голове пронесся поезд, потом другой, менялись станции и я шел через лес, проваливаясь в грязь, не счищая те земляные пласты, прилипающие к подошве.
Мне было дурно. Дело в том, что мои представления рушились. Я думал, что земля квадратная, а она круглая. Я думал, что в лесу будет тихо, а тут еще хуже, чем в центре города. Я думал, что дружба возможна, а оказалось…Я не спал три дня и две ночи и не видел смысла ни в чем. В голове проходил очередной поезд, он останавливался, открывал двери, при этом не объявлял остановку, ехал дальше, повторяя все на своем пути по кругу. Я шел по сырой земле, ни о чем не хотелось думать, но мысли сами нашли меня:
«Ну и чего ты расстраиваешься? Не получилось с одной, пробуй с другой. Мне ли тебе рассказывать о том, на что ты способен. Такой обаяшка, а плачет, как прыщавый малорослый плоскозадый юнец. Ты же не такой. Есть…»
Звонок меня вывел из моих внутренних диалогов.
-Альба сбежал из больницы, - сказал Леха. – Вот, дьявол. Говорят ночью. Из окна. Во дает. Из окна выпал и из окна сбежал. Это…так…ну блин. Я не могу говорить, здесь такое творится.
Леха не мог прийти в себя от услышанного. Он что-то там елозил. Потом долго говорил, что знает, где Альба, потом спрашивал меня, потом снова сказал, что найдет его и бросил трубку в каком-то запале.
«Человек, который живет жизнью своих друзей. Блин!»
Естественно, через пять минут он снова позвонил, сказал, что проверял кое-что и не сошлось, но будет искать и стал ждать моей реакции.
-Хорошая новость, - сказал я.
-Да, наверное, - ответил он. - А ты где?
«Действительно где я? В лесу. В каком лесу? Я хожу по лесу и что-то ищу».
Мне стало смешно. Лехе это не понравилось. Он откашлялся в трубку, напоминая о себе.
-Наверное, там, где не должен быть, - наконец ответил я.
-Ну, говори! – заорал Алексей. - Блин, да что вы все с ума посходили? Альба сбежал, Валек тоже где-то эту ночь провел. Прикинь впервые вне дома. Пришел уже, но…не знаю. Спит пока. И еще мне доверили сообщить новость про побег его родителям. Зачем я подписался? Говори, где?
Последнее он сказал, чуть ли не со слезами.
-В парке, ищу сук покрепче, чтобы повеситься, - ответил я. Мне показалось в тот момент это очень уместным.
-Ты шутишь? – спросил он.
-Правильно, шучу, - ответил я. В конце концов зачем его расстраивать. Если надумаю, то я разве скажу ему об этом. А тут только мысль. Говорят поделись бредовой мыслью с человеком с плохой памятью. У Лехи была отличная память, но он быстро забывал бессмысленную информацию.
- Надо его найти, - говорил он. - Я вот что думаю, что он может тебе позвонить. Да, он всегда чуть что, так тебе или мне. Если позвонит, дай знать. А то родители…сам понимаешь. В одном дворе живем. Я же и домой поэтому не иду. Опасаюсь немного. Спросят, как наш сыночек. И что я скажу. Так я должен его найти. Все, давай, будем на связи. Мне кажется, я вспомнил еще несколько мест, где он может быть. Наверняка отсиживается и посмеивается над всеми.
Послышались гудки, перед моими глазами возник образ Альбы, поднимающийся над горизонтом и посмеивающийся громко над толпой, столпившаяся внизу, увидев в небе летающий объект.
«Даю руку на отсечение, что и Валек этой ночью хорошо повеселился».
Поступок Альбы меня вдохновил. Он сбежал. Почему бы и мне сбежать от своего я. Да, пусть звучит как очередной бред, но какой бред!!!
Я вышел из парка, поймал такси и сказал:
- На Пушку, шеф.
Потратив еще три сотни, я оказался там.
Пушка – когда зима – редкие прохожие, весна – популяция увеличивается. Весна была в своем третьем пришествии. Так называемом полураздетом. Не зря всю ночь орал мой Дон, да и не только мой Дон, но и все кошачьи особи, к коим можно причислить и мужчин испытывали дискомфорт в нижнем полушарии мозга.
Я увидел их. Девушек лесби. Сперва думал, что показалось, что не может этого быть. Среди такого количества людей – в самом центре города… Но это были действительно они. Их манеры, прически и даже элемент одежды в виде колготок, которые одна из них совсем недавно поправляла по ходу движения поезда, а другая прикрывала. Теперь я начал понимать, почему меня сегодня колбасило от Битцевского леса до Пушкинской площади.
«И теперь разве можно убежать от себя. Ладно, сделаю это позже. Побег перенесен».
В голове пронеслись несколько картин – как я звоню по телефону, едет поезд, подбирает меня и как такси везет меня по назначенному адресу.
-Еще! – крикнула одна, - Какая пуся! – крикнула другая и одна вспышка за другой, смены картин и я совсем недалеко от них. Девушки фотографировались около фонтана. При этом они были так грациозны, словно очень давно этим занимаются с такой отработанной пластикой – плавными движениями рук ног, бедер, а когда меняли свои позы, то каждый раз очаровывали, всегда по-новому, как картинки в калейдоскопе – всегда непохожие на прежние.
«Какая пластика. Очередная игра у девчонок. Н своими играми они сводят с ума окружающих. Мужчина, идущий под руку с женой, споткнулся и едва не полетел с лестницы. Парни по трое-четверо ходят кругами вокруг них, подходят, им отказывают (как еще?). Но мне они точно не откажут. Почему? Да потому что я смогу помочь им. В чем? Там посмотрим.».
Они менялись, и во мне возникло то, что я не допускал в последнее время. Они были привлекательны как сексуальный объект. Но я был немного пьян, подкошен весенним драйвом и к этой мысли (скорее мелкой такой мыслишке) отнесся несерьезно. Это был атавизм, про который нужно забыть, чтобы он не возникал вновь.
Они тем временем поменялись местами, и теперь другая стала показывать такое, отчего вспотел лоб. Она выгнулась совсем по кошачьи, я слышал, как она мяукнула и повернулась спиной, а это жаркое солнце осветило ее икры ног, что я почувствовал головокружение и еще один поезд последовал по неизвестному маршруту теперь уже совсем без остановок.
«Она сейчас соблазнит того бегущего мужичка с собакой. И собака не останется равнодушной. Точно так. Столкнулся с девушкой на роликах. Вот так столкновение. Надолго запомнит. А пес то здесь при чем? Он укусил только потому, что хозяин не удержался и забыл о дороге, о собаке, о том, что он еще женат и имеет троих детей и даже одного внука. А девушка то не промах. Та, что на роликах. Так упразднила деда. Вернется дед после прогулки с синяком, спросит что случилось, а дед разведет руками и скажет, что во всем виновата собака, увидела кошку и помчалась. А бедный пес будет молчать и даже если залает, не будет услышан так, как бы хотелось и останется в этот день без ужина».
Девушки присели у фонтана - в том самом месте, где ветер сдувал потоки воды и при каждом попадании холодной влаги, вскрикивали.
«Пантера в период половой зрелости …стоп, стоп. Мне это мешает увидеть другую сторону…пантера с другой стороны…стоп».
Девушку можно рассматривать, как объект вожделения и объект дружеский. И очень важен настрой, само состояние в тот самый момент, когда ты на нее смотришь. Одиночество либо скука. Если первое может быть сглажено дружбой, то второе так внезапно может перерасти в секс (от нечего делать).
«Пантеры сближаются, между ними сокращается расстояние, осталось совсем немного, чтобы сойтись и удовлетворить инстинкт, подсказывающий им, что нужно делать. У одной из них появляется язычок, у другой тоже, язычки вытягиваются – розовые пропитанные живительным соком, предварительно вкуса малины или винограда сорта «изабелла», соприкасаются…стоп…что это со мной? Пиво с горячей ванной – плохая консистенция. Мне просто одиноко. Одиноко. Это не пустая скука. Одиночество – не скука».
Итак, девушки с острова Лесбос. Тонкие, чувственные, интересные. Так я думал, когда к ним приближался и то, что пропустив первоначальный этап моего знакомства (звонок), я ничего не потеряю. Он уже позади, и если даже им будет трудно различить среди большого потока звонящих возле, то что-то кольнет в груди, мелькнет в глазах, поэтому я и стараюсь совершать свой звонок не совсем в простой форме, а как минимум эпатаж обеспечен.
Я был в двух метрах от них. Попал в самый разгар беседы.
-Три слова, которые произведут впечатление? – спросила первая модель. От одной из них пахло мятными пряниками, но вероятно, что их ароматы смешались и стали чем-то одним – мятный нежный, одновременно резкий тревожный и цветочный сладкий.
- Секс, безумие и… - произнесла вторая и задумалась. Первая пришла на подмогу:
- И страсть.
«И аромат тоже безумен, как и они сами».
-Еще, - азартно бросила первая, и глаза у нее стали безумны - она, как дирижер торопила свою половину сказать эти слова, словно она подбирала себе чулки или платье.
- Боль, насилие и…смерть, - сказала первая.
-Еще, - не унималась любопытная.
- Кровь, белое платье и огонь, - делала попытки вторая,
-Еще, - не унималась девушка, а ее подруга отвечала, перечисляя теперь трио слов безостановочно:
- Мужчина, собака и кактус…небо, крылья и раненая птица…метро, секс и нет остановки.
«Они опасны. Как маленькие дети, узнавшие о запретах».
Они обнимались, а я подсел ближе и предложил им игру.
- Что будем делать? – спросила девушка, задававшая вопросы.
-Я предлагаю вам игру, - сказал я, - в которую я всегда играю со своими друзьями в кафе.
-Интересно, - сказала отвечающая.
- Еще не знаю, - скептически произнесла первая, - мы знаем такие игры, которые тебе и не снились.
-Не сомневаюсь, - сказал я, - но все же я попытаюсь. Вон стоит человек. Курит, смотрит на памятник, не двигается…это только самое начало для того, чтобы рассказать о нем. Каждый пытается выдать свою версию биографии этого недвижимого мужчины.
Они засмеялась. «Хороший знак».
- Вы первый, - сказала та, что знала множество игр, не снившихся мне. Взгляд у нее изменился. Она что-то шепнула на ушко своей половине и та громко прыснула, закрывая рот, как будто боялась потерять свой язык.
-Хорошо, - сказал я. - Он работает скульптором. Да, только не здесь. Мечтает установить памятник у себя в городе. Но для того, чтобы сотворить памятник, как говорит любой человек, занимающийся скульптурой, он должен стать этой самой монументальной вещью. Он стоит, заметьте, также выставив левую ногу, как великий поэт. Смотрит примерно под тем же углом зрения и уже не двигается минуты три. Сигарета истлела, а он не затягивется – почему. Потому что втягивается в образ.
- Здорово, - захлопали девушки и та, что построже сказала, – А мне кажется, что он ждет девушку и смотрит на поэта, который сочинил так много любовных стихотворений и смотря на него, черпает вдохновение и подбирает рифму. Я жду тебя уже так долго, а ты придешь ко мне вчера, я жду твоих свиданий долгих и что-то там пора-пора. Можно еще игра. Либо детвора. Но им пока рано, если только свидания, но все может быть.
- Еще одна версия, - воскликнула более мягкая (как мятный пряник – вероятно, от нее больше всего шел этот аромат), - он никогда здесь не был. Первое пришествие на Пушку. О, это здорово. Первые мысли, эмоции. Их нельзя упустить. Они слишком дороги. Он стоит и замер от восторга от истории, от самого места, от окружающих его людей и от эйфории, которая туманит его голову.
- Второй этап нашей игры, - сказал я…
- Второй этап? – воскликнули они почти одновременно. – Разве игра не закончилась?
-Нет, - прошептал я очень таинственно. – Сейчас самый интересный этап. Вы должны будете подойти к нему и узнать настоящую причину.
-Почему должны? – хмыкнули они.
-Таковы правила, - сказал я.
-Нет, - сказала строгая, - мы не хотим этот этап. – Оставим только первый. Он интереснее второго.
«В эту игру мы играем с друзьями очень давно и менять что-либо – это все равно что рушить традиции. Игра стала классической. Она не потерпит никаких реформ».
По тропинке шел мужчина и трое детей кружили вокруг него, мешая ему идти, он останавливался, выслушивал одного, тот уступал, потом на дороге возникала девочка, он разговаривал с ней.
-Он, он, - кричали девушки и стали предполагать по очереди, передавая эстафету хлопком по ягодицам - Отличный семьянин. Любит детей. Наверное, педагог. Очень тактичный. Подкаблучник. Женщина бросила на него деток, а сама бегает по салонам, по клубам.
«Где-то я уже это слышал. Клубы. Запутанный клубок».
К мужчине, смотрящему на памятник, подбежали двое детей - мальчики, которые, как оказалось, все это время крутились около памятника.
-Вот и причина, - воскликнула «мятная». - Сама прибежала, - и тут же исправилась. – Прибежали.
Небо было пунцовым и та, от которой больше пахло мятными пряниками, через полчаса прошептала мне несколько слов. Я посмотрел на нее и прошептал тоже. Она взглянула на меня, подошла к своей подруге и сделала тоже самое. Было похоже, что мы играем в глухой телефон. На самом деле мы так разговаривали.
-Мне хочется тебя облизать и высосать твою кровь, - сказала одна. – Но я не могу, так мое тело отдано вон той замечательно девушке. Но сели хочешь, мы можем с ней договориться и мы поиграем вместе. С одним условием, что ты будешь говорить тонким голосом и носить платье.
-А не пошла бы ты вместе со своей подругой и этим мятным запахом, - сказал я очень спокойно.
Понятно, что она все передала подруге и так они исчезли из моей жизни навсегда. Без сожаления. И правильно, я им был не нужен.
Через минуту позвонил Леха. Он был, как всегда заведен.
-Нашелся, - радостно кричал он. Альба, нашелся. И знаешь, где он был? В нашем кафе. Говорил, что искал нас там. Вот чудак.
Глава 14
Второй звонок
Альба нашелся, Валек продолжал спать, Леха смотрел фильм ужасов по телевизору. С друзьями - полный порядок. Кроме меня. Снова зарядил дождь. Сперва я смотрел в окно, потом на дверь. Когда все трещинки, изломы и особенности моей двери были изучены, я взял телефонную трубку и набрал номер.
Шел дождь и я звонил женщине – другу. В этом я почти не сомневался. Всегда есть вероятность «почти».
-Привет Тоня, - сказал я.
Мне было неловко звонить. Время близилось к закату, и беспокоить замужнюю женщину вечером, когда семья собирается вместе, чтобы обсудить прошедший день, посмотреть любимый телесериал было не очень удобно.
«Стоп, нелепые мысли. Она мне друг? Друг. И все на этом».
-Сева, как хорошо, что ты позвонил, - услышал я в трубке ее голос. - Пропадает билет в театр. В тот самый, около которого мы с тобой познакомились.
-Да, но… - я хотел сказать, что в театр идти нет желания, но погулять и просто поговорить было бы очень кстати. Даже не смотря на то, что идет дождь.
-Никаких но… - обрезала она не только мои слова, но и мелькнувшие мысли. - Встречаемся у театра через полчаса, - я думал, что она положит трубку, но она стала взволнованно говорить «ох» и «ах» плюс все женские выдохи с шипением и без (необязательный набор, который необязательно слушать, но позволить сделать, так как в большинстве своем это предназначено для нее самой, а не для меня). - Ну надо же, как кстати. Ты знал. Ей богу знал. Знал, знал, знал. Могу тебя откуда-нибудь забрать.
-Ничего, я сам доберусь, - сказал я. Дело в том, что я не очень люблю, чтобы меня подвозили женщины. Это унижает достоинство. Женщина должна ездить максимум на велосипеде, а руль оставьте мужскому полу. Тем более друг.
-Ну и хорошо, - сказала она напоследок. – А то у меня все равно нет машины. Я пошутила.
Я не успел прокомментировать сказанное, она положила трубку.
«Блин!»
Спектакль мне показался странным. Она смеялась, и весь спектакль комментировала происходящее. Это была «Чайка» в суровом видении Акунина. Мне не было смешно, но ее комментарии были достойны восхищения и если бы не они, то я бы сбежал после первой картины.
После спектакля она повела меня в ресторан. Так и сказала:
-Не поесть ли нам лобстеров?
Я сроду не ел лобстеров, только видел – большие раки с огромными клешнями. И не сразу согласился. В кармане была сумма на очень маленькую порцию, детскую. Она видя мое замешательство, сказала:
- Музыкант должен слушать свой инструмент, но только в том случае, когда инструмент слушает музыканта. Это значит, что когда твое желание не совпадает с возможностями, сделай так, чтобы угодить своему желанию любой ценой.
Я не совсем понял, что она имела ввиду, но согласился.
«Наверняка есть знакомые или там недорогие лобстеры».
Мы поднялись по бульвару, свернули во двор элитного строения. Арка, еще одна –каменная тропка, увесистая искусственная зелень и вот мы в кафе «Морда», что, как оказалось, расшифровывалось – «морская еда». Официант добродушно встретил нас, проводил к месту - в раковину, где находились стулья-жемчужины и стол – единое целое с раковиной. Мы заказали лобстеров, и официант ушел выполнять заказ. Я успел заглянуть в меню краем глаза и цены меня не слишком приятно удивили. Но на потолке горели звезды, мы сидели в раковине, звучала этническая музыка, был рай…
-Да, здесь хорошо, - сказал я под впечатлением от увиденного. Не обязательно было есть этих самых лобстеров, достаточно было сидеть в этих раковинах, пить простую воду из-под крана и наслаждаться общением.
-Конечно, - сказала она. - Это место открылось вчера. О нем не все знают, разве что ты, я и вон та пара, которая занимается сексом с помощью пальцев.
Около развесистой зеленой гирлянды сидела парочка в белом и белая раковина придавала этой картине такое идиллическое совершенство, что название этого заведение сразу хотелось переделать на «мордочка» или «мордасик».
-Я не думал, что реставратор так много зарабатывает, - сказал я.
- Я зарабатываю немного, - проговорила она, и что-то искала под столом и под стулом. – Меньше, чем президент нашей страны, но больше чем дворник из ЖЭКа.
Вдалеке маячил дворник, сметающий скопившийся за ночь мусор, вышедший из подъезда мужчина с пакетом. В образовавшейся пыли он напоминал рок звезду. Большего я не увидел, так как я услышал всего один щелчок и створки раковины захлопнулись. Мы оказались в полной темноте.
- Раковина то закрывается, - сказал я, хотя это было и так понятно.
-А еще она открывается, - весело хмыкнула она, - и закрывается, и открывается.
Дворник мел улицу, а прохожий чихал. Появился бульдог, он резво бегал по детской площадке и копался в песочнице. Найдя детский совок, он относил хозяину, который лениво озирался на крыльце. Эти картины виделись мне обрывочно. Подошел официант и поставил на стол блюдо с крышкой.
- Это то, что я думаю? - спросила она. Официант сконфузился и сказал «угу».
-Приступим, - огласила Тоня.
-Да, но я смотрел меню, - произнес я шепотом, - эта порция стоит как…билет в Большой на первые ряды.
Она хлопнула меня по рукам и строго сказала:
-В меню смотреть очень вредно. Минздрав запрещает. Плохо сказывается на пищеварении.
-Да, но… - пытался возразить я, но Тоня приставила к моим губам указательный палец с кольцом, камешком в самые губы и сказала:
-Давай так, пока мы с тобой все это поглощаем, никаких вопросов.
Я согласился, и праздник живота был объявлен открытым (второй за сегодняшний день). Сперва, мы съели то, что находилось под крышкой. Странное существо с клешнями, похожие на садовые ножницы мы грызли с удовольствием. Пили чешское пиво и задумали новый сюжет очередного несуществующего мюзикла, судьба которого зародится и завершится за этим белоснежным столом.
- Действие происходит под водой, - начала она.
- Да, это будет наш город, только город рыб, - продолжил я. Это была вторая кружка пива, и я знал, что после второй наступает состояние метаморфоз – организм теряет контроль над собой. Мысли размашистые и самые интересные. Главное в этот момент разговаривать. – Город Москворыбье. Районы Рыбат, Красная рыба, Замоскворыбье.
-Ты что? – воскликнула она. Это же безумье, – и совсем тихо, - но мне нравится. Да, вся Москва под водой. Вместо воздуха – вода…
-В космос не летают, а плавают, - продолжал я. – Детишки плавают на детских площадках, а их мамаши кличут им, - плывите к окну и прямиком за стол. - Главные герои решили осушить воду, так как исторические памятники из-за воды рушатся,
Она заказала еще пару пива и салат. Я пытался представить, на какую сумму было съедено, но был спокоен потому, что у меня все равно не было достаточно денег, чтобы оплатить по счету. Мы дошли до того, что наши герои высушили всю воду и сделали город сухим. Их объявили врагами народа, но спустя время все поняли, что так намного лучше. Мы поменяли историю. Пара пива – город заполнен водой, еще пара – воды, как ни бывало.
Она мне нравилась. С ней было легко, просто. Не было комплексов, поэтому говорить на любую тему можно было без проблем. Интересно – не то слово. Порой странно, но внутри такое приятное ощущение, словно не знаешь, что тебя впереди ждет, но знаешь, что это будет не сухим и пресным, а насыщенным и необычным, как минимум.
«Вот сейчас она ест этого морского монстра, расправилась почти одна, словно боролась с ним и делала это так интересно, что я засмотрелся. За ней интересно наблюдать. Надо было за ней еще понаблюдать, хотя бы еще тройку дней и только потом подойти. Незаметно ушел еще бокал пива. Сколько я уже выпил. Официант два принес, два унес, четыре принес, два унес…это сколько?»
Она промокнула губы салфеткой, довольно взглянула на меня и прошептала:
-А теперь тихо сбегаем.
-Что? – переспросил я и произнес следующее скороговоркой. -У тебя разве нет денег? Нет? Вижу, что нет. Ну ладно, все нормально. Я могу сходить домой, взять нужную сумму…
-Я не собираюсь платить за эту дрянь, - сказала она. – Пиво было неплохим, но и за него лучше не платить, оно же приложение к лобстерам.
«Блин! Как я это не предугадал. Последний час был веселым, но за все надо отвечать и сейчас придется расплачиваться»
Парочка у стены продолжала заниматься ручным сексом – он смотрел на нее, а она шептала что-то приятное, от чего он улыбался, откидывая голову, соприкасаясь затылком к спине. Дворник создавал дым к «радости», выходящих из подъезда жильцов. Кто-то чихал, кто-то задерживал дыхание и проходил быстро сквозь медленно оседающие клубы.
- Ты выходишь в туалет, потом я, - сказала она.
- Почему я? – я был на взводе, но старался держать себя в руках.
- Я заказывала, - сказал она, - и все вопросы по оплате последуют ко мне. Уйдешь ты – нормально, пойду я – скажу, что заплатишь ты, как выйдешь из туалета.
- Вроде все должно получиться, - сказал я дрожащим голосом, проговаривая про себя «нашел друга на свою голову».
- Уже получалось, - сказала она. - В Москве за тысячу питейных заведений. Каждый месяц одно закрывается, другое открывается. Сам бог велел есть, пить за их счет. Не обеднеют от парочки плохопрожаренных мутантов и разбавленного пива. Да, Сева? Туалет был прямо за баром около кассы. Унитаз в виде морского растения, я почему-то узрел в его форме морскую капусту. Окно было маленьким, по форме напоминающий трюм на корабле, с решеткой.
«Блин, не выбраться. Придется заплатить. Но как? Выйти, сказать, что оставил кошелек дома, оставить что-нибудь в залог, например, что…часы китайские за две сотни деревянных, кошелек джинсовый за сто, рубашку, в чем же тогда я останусь? Может быть у нее что есть? Тоня… нет, она уже вышла. Ну что ж. Была не была. Пройду к столу, присяду, подожду ее. Наверное, она пошутила и вернется. Точно. Она же не оставит меня на съедение этой «Морды».
Я вышел из туалета, спокойно идти не получалось, ноги нервно подрагивали, стал идти к столу, зачем-то его прошел. Но это вышло скорее случайно – я был слишком озабочен своей походкой и теми, кто меня окружает. Их было всего двое – охранник и официант, на кухне маячили повара с большими ножами и если надо, то они тоже придут на помощь. Также смотрели стены, сплетенные из искусственного волокна синего цвета, стулья, столы, пустые стаканы и та любвеобильная парочка, не устающая заниматься любовью с помощью пальцев.
- Стойте, - услышал я.
«Что делать, что делать? Сейчас будет взрыв между извилинами»
И я побежал. Зачем? Мой мозг выдал – «беги!», а я привык прислушиваться. Это приравнивалось к цепочке взрывов. Я бежал и снова «никогда, никогда»…
Я никогда раньше ничего не воровал (это же кража получается). А тут за последние дни кража, два побега. И мне думается, что это только начало. С это Тоней…ладно, сейчас выберусь…потом…за спиной такой топот, земля как во время землетрясения.
Впервые за последнее время я не мог ничего увидеть, что меня окружало, лишь смешанные цвета – зеленый, красный, голубой и неяркие безынтересные объекты, в которых дом как дом, машина, как машина, темная арка как темная арка. Ранее я старался не бегать. Я наблюдатель, а бег для человека который старается увидеть необыкновенное в обыденном – противопоказан. Меня хлестали какие-то ветки, царапали стены, попадали под ноги камни и неровности. Я слышал свист, биение сердца, которые глушили все остальные чувства и горелый запах из какого-то окна вызывал такое отвращение, но в то же время был естественен для такой ситуации. Если бы сейчас пахло ванилью…
«Блин. Я же никогда не бегал большие дистанции. Всегда филонил на физультуре. Срезал по биссектрисе. Сейчас бегу за все пропущенные марафоны, стометровки, километры. Не могу больше».
Она стояла около зеленоватого дома с какой-то лепниной.
-Тоня, - крикнул я, но понял, что она не слышит или делает вид. – Тоня, - повторил я, но она не обернулась. Охранник пробежал мимо нее.
«Я взял огонь на себя».
Я свернул в переулок, добежал до какого-то дома с квадратным проемом, нырнул туда, оказался во дворе, где все было спокойно – умывалась кошка, чистил ботинки мужик в военной форме на балконе первого этажа, но мне нельзя было медлить, я пробежал двор, увидел тропинку, уходящую куда-то вниз – я по ней, поскользнулся и проехался на спине прямо до дороги, едва не попав под колеса старой «шестерки».
Она позвонила мне. К тому времени я перебежал дорогу в неположенном месте и оказался в каком-то сквере, где тоже была тишь да гладь – старушки щелкали семечками и языками, пели птицы, особенно свиристель – тот, что на третьей ветке клена, но мне нужно было лететь дальше…сквозь неразборчивость зеленых растений и каких-то невнятных насаждений.
-Ты что делаешь? – спросила Тоня. Я немного на нее обиделся, Да что там, был чертовски зол, поэтому громко рявкнул:
-Бегу.
Кажется она не поняла мое внутренне негодование, или приняла его, как должное, поэтому быстро сказала:
-Встречаемся на Смоленке, на Ружейном переулке, у кинотеатра «Стелла».
-Мы собираемся в кино пойти и не заплатить? – язвительно спросил я, так как наверняка чувствовал подвох и в следующем мероприятии. «Мюзиклы основаны на реальных событиях» - кричал в голове конферансье.
-Все может быть, - ответила она.
«Ах, может быть!?»
Когда я шел к кинотеатру, то хотелось высказать ей все, что я думаю. То, что я был на волоске, да и сейчас, наверное, все столбы в городе будут увешены моим фотороботом.
«Придется усы отпустить. Буду выглядеть как д’Артаньян, блин».
И только я собирался что-то сказать, уже подошел к намеченному переулку, увидев ее и уже произнес «Тоня, мне надо…», как она неожиданно взяла меня за руку, повела к стоящей «Волге», подтолкнула, чтобы я сел, затем последовала сама и сказала водителю «трогай», а мне:
-Мы едем в одно место.
-Куда? – спросил я.
-Я думаю, ты не пожалеешь, - сказала она.
Но я пожалел об этом и сбежал. Да, тоже. Мне захотелось уйти…поверьте, была веская причина, чтобы сделать это.
Глава 15
Сати
Человеку страшно, когда его пугают – специфическим звукорядом, например, громкий голос одного или нескольких человек, звуки предметов – скрипы, стуки, удары, монстром с обнаженными клыками, сочащей слюной, в общем то, что вызывает отвращение, дрожь и неприятие и третье, самая встречающаяся в жизни форма – это когда тебя заставляют воспроизводить нечто противоположное тебе самому. Например, есть оливки, которые ты не переносишь, кататься на лыжах, если ты не хочешь или заниматься сексом, когда ты не желаешь. Последнее происходит со мной уже во второй раз. Были еще и попытки…, но их считать не будем.
Я вышел из дома, как будто вышел из живой кровати, поглотившей меня, встал около векового дуба, обнял его, пусть не объял целиком, но почувствовал влагу прошедшего дождика, который сперва проник в землю, прошел по корням и теперь позволяет мне охладиться.
«Зовет к себе? Ну что же, отлично! Странно, но у нее наверняка дома постоянно гости. Ох уж эти люди искусства, постоянно ночующие на раскладушках на кухнях друзей-музыкантов и под фоно, забывающие ключи от дома и свою верность».
Оказалось, все несколько иначе. У нее было две квартиры – в одной она жила с мужем и ребенком, в другой работала. Так я оказался во второй мастерской в своей жизни.
« В первой я глотал поезд, здесь, надеюсь, все будет иначе. Как хорошо, что никто не бежит, я возвращаюсь в свой спокойный созидательный ритм».
Она пригласила меня в квартиру, включила свет. Квартира-студия – в центре которой большой матрас, вдоль которого лежали инструменты, подлежащие восстановлению. Первое, что мне хотелось спросить «мы не ошиблись дверью». Но музыкальные инструменты подтверждали принадлежность. Я прошел в центр, не знал куда приткнуться – в квартире не было стульев.
-А куда…? – не успел я спросить, как почувствовал, что падаю, состояние почти невесомости. Я лежал на матрасе, сверху сидела она и снимала с меня майку.
-Нет, - говорил я. – Мы же друзья.
-Конечно, - шептала она. – друзья.
-Но друзья не могут, - говорил я.
-Друзья могут все, - сказала она.
Моя футболка висела на люстре, а брюки составили компанию потресканному инструменту.
Она стала раздеваться сама. Я сломался.
«Черт с ним. Трахнусь и пойду дальше. Все равно это не тот вариант. Заодно и расслаблюсь»
Она выключила свет.
-Мы не будем заниматься этим, - сказала она.
-Да? – игриво спросил я, и полез ей под блузку. Блузки уже не было. Было так темно.
-Почему так темно? – спросил я.
-Жалюзи, - ответила она. Я не успел осмотреться.
-Тогда чем мы будем заниматься? – задавал я дежурные вопросы, а сам располагался поудобнее, чтобы постичь радость плоти.
- Творчеством, - ответила она.
«Ну да, ну да. Как же без этого. Мы же не звери. Немного творческих поз и животный секс – то, что нужно».
Она была напряжена и не ложилась рядом. Я попытался привлечь к себе, но она меня оттолкнула и прошептала: «Сперва, ты должен кое-что сделать».
«Блин, и здесь тоже…ну что на это раз?»
Я лежал на матрасе, пропахшего сыростью и лако-спиртовыми смесями для покрытия инструментов с припущенными джинсами и ждал, когда объект приблизиться и позволит совершить то, что хочется нам обоим. Но она не торопилась подходить. Загремели стаканы, в моей руке оказался бокал с какой-то жидкостью
-Пей, - прошептала она. Я выпил. Это был коньяк. Я закашлял, она постучала мне по спине и сказала:
-Давай выпьем за искусство, которое находится во мраке и только самый умелый сможет его найти. Проще говоря, за тебя и за меня.
Я выпил и снова сделал попытку сблизиться, но она вновь не торопилась, включила музыку – полились звуки аргентинского танго и я почувствовал, что она снова рядом и отбивает ритм зубами. Я попытался ее поймать. Она засмеялась и исчезла. В этой темноте она перемещалась с легкостью, свободно варьируя между нагромождением инструментов и каких-то коробок, которые задевал я в попытке ее обнаружить. Она громко смеялась, танго достигало своего апогея, мне хотелось сорвать жалюзи и найти ее, но таковы правила и я их соблюдал, правда устал от такой беготни. Я упал на матрас, почувствовал в руке наполненный стакан. Выпил. В стакане оказалась вода, но сознанье предполагало другое, и вода обожгла не меньше, чем сорокоградусный напиток. К этому ожогу добавилось еще кое что.
-Ты должен сперва трахнуть мою тень, потом то место на котором я всегда сплю после того, как закончу очередной инструмент, - произнесла она, напевая каждое слово в ритме четырех четвертей.
«Стоп, что за хрень. Я был готов сочинять мюзиклы, но трахать ее тень это перебор. Потом она заставит трахнуть контрабас. Может быть после акта со всеми инструментами, она позволит приблизиться к себе?»
Я ее не видел, но снова ощутил в руке стакан с жидкостью. Пустой забирался, возвращаясь уже наполненным. На этот раз был коньяк. Я не стал ждать, пока она произнесет тост, я выпил и стал осторожно застегивать свои джинсы. Она пела очередной тост в южноамериканском стиле:
- Сейчас не умеют дружить. Путают дружбу с манной кашей, А дружба – она больше, чем манная каша. Она скорее – шашлык, хорошо прожаренный и обязательно перед этим замаринованный. После него становится хорошо, сытно. Не хочется больше ничего другого».
«Кто бы говорил?»
Когда я пробирался к выходу, то ненароком задел очередную коробку и инструмент, повалившиеся набок.
-Ты что делаешь? – спросила она, прекратив петь. Звучала четвертая обработка танго и ее поющий голос.
-Ищу твою тень, - сказал я, открывая дверь.
-Она сейчас вышла, переодевается, - протянула Тоня.
-Какая прелесть, - произнес я и вышел из квартиры. Я не слышал, как она выходила на лестничную площадку и звала меня на «раз-два-три–четыре».
«Пусть трахается с моей тенью или местом, на котором я лежал».
Я сбегал по крученной лестнице, в голове пульсировало: Никогда, никогда. Больше я не знал слов. В тот момент. Это слово могло объяснить все. Я убегал из квартиры, из мастерской…нет, двух мастерских, в которых я потерял веру в женскую дружбу.
Леха впервые не ответил. Альба спит. Я зашел в кафе, в наше кафе, в которое нельзя было заходить поодиночке. Сел за столик, приходя в себя тем, что стал разглядывать картину нас стене, на которой был изображена странная рыбалка – ложками. Юмористическая зарисовка из жизни несуществующего народца. Женщины гоняли мужчин, а те, неизвестно кем наученные, продолжали бессмысленное занятие, волнуя реку, из который высовывались рыбы и смеялись над человеческой глупостью.
Были какие-то посетители, я помню только пятна – маленькие, более толстые, размазанные, белые, красные, не видел их движения, был сфокусирован на графике, которую я раньше не видел. Мне как никогда нужен был друг. Друзей не было – хотелось ударить в колокол, но было лень искать колокольню и звонить. Можно было пойти к Лехе домой, разбудить или Альбе, Вальку, но я не мог двигаться. Я хотел друга тут и сейчас. Но его не было. Лишь разноцветные пятна – большие и поменьше. Нужна была альтернатива. Я прислушался к себе.
«Сейчас все горит, все, но не все же…стоп, какая боль… ниже живота. Может быть…может быть, может быть… снять кого. Да, да, конечно, да! Мне сейчас это и нужно».
Я чувствовал боль – внутри себя. Казалось, что сердцу мало места – оно билось, едва к нему прикоснешься, оно заставляло дрожать руку.
«Проститутка. Вот кто мне поможет. И рука дрожать не будет. Сейчас позвоню, вызову и полный порядок».
Был у меня номер одной девицы. Зачем? Нет, не пользовался, как-то не сложилось, но это как необходимый набор «на всякий случай». И такой случай вроде как наступил. Я вытащил содержимое карманов. Около трехсот рублей мелочью. Монеты рассыпались по столу с неприятным звуком.
«Права была Варя. Нет дружбы между мужчиной и женщиной. Нет и все. Ну ее к черту. Нет и нет. Что я так кисну? Дружба в современном понимании – максимальная эксплуатация тела в своей выгоде. Если ты мне друг, то ты должен трахнуть мою тень. Это суровая правда».
Меня трясло. Я стал искать возможные заначки.
«Больше нет. Какая дура согласиться за триста? Дурак, какой все же я дурак, все эти дни я был под сексуальным обстрелом, но уворачивался. А сейчас сожалею. Хотя бы в одном случае принял все как есть. Но что же делать. Слишком поздно и погода такая, что ни одна… Об этом говорил Альба. У человека появляется внутренний голос, по его словам грубиян, который предостерегает от глупостей. А не заткнуться бы этому внутреннему грубияну».
Я искал глазами – пятна округлились в пары, отдельно взятые тела, к которым можно было подойти, затеять незамысловатый разговор и при хороших стечениях обстоятельств все может получиться. Но я не был в состоянии говорить. Мне хотелось, чтобы все прошло без напряга. А ту надо уговаривать, убеждать ее в том, что она конечно хочет, но боится признаться. Я зажмурил глаза и увидел Варю – да, среди всех лиц оно возникло у меня первым, она смотрела на меня и качала головой, мол, совсем ты без меня распустился, проститутку хочешь заказать, готов трахнуть стул…
Я заснул ровно на минуту, это был не сон, а дрема, за шестьдесят секунд которой мне удалось увидеть, как я неуклюже подбираюсь к стулу со спущенными штанами, а тот меня скидывает каждый раз, как я оказываюсь на самом верху. Я открыл глаза и увидел Сати.
-Привет, - растеряно сказал я, сгребая разбросанную по столу мелочь. - Ты и ночью работаешь?
В отличие от меня, она выглядела бодро. На ней был белый фартук с чашками кофе, танцующими на блюдце – эмблема кафе. На мой вопрос она улыбнулась, посмотрела на висевшие часы, в окно (повернулась в сторону) и развела руками:
- Разве сейчас ночь? Всего лишь… полночь.
Мне казалось, что она понимает все мое положение, что у меня на лице написано, о чем я сейчас думал, что сгребая эту мелочь, я заметаю следы и этот смех он как усмешка моему дурацкому низкому положению. Но в то же время я продолжал вести диалог, надеясь, что мои вопросы помогут забыть первое представление, которое чаще обманчиво, нежели нет.
- А во сколько начинается ночь? – спросил я.
- По-разному, - ответила она очень учтиво, как будто принимая заказ. - У детей раньше, у взрослых позже.
-А к кому мы относимся? – спросил я, что меня действительно заинтересовало. Видимо и ее тоже. Она подумала, покрутила указательным пальцем в воздухе, замерла на какое-то мгновение и выпалила:
-Я не знаю. Наверное, мы слишком стары, чтобы называться детьми и молоды, чтобы именоваться взрослыми.
-Как хорошо ты говоришь, - выдохнул я.
-Каков вопрос, таков ответ, - прошептала она и тут же добавила: - Что-нибудь будешь?
-Не знаю, кофе, - ответил я.
-Я тебе устрою бесплатное пирожное…- начала она.
-А…? – хотел было я спросить.
- А кофе…, - поняла она ход моих мыслей, - само собой
Она ушла, оставив меня с мелочью, которая не хотела лезть в карман и норовила проскользнуть мимо.
«Как странно. Быть одному здесь и разговаривать с Сати. Почему именно она? Но почему нет? Сати, Сати, как я с ней познакомился? Сколько уже прошло? Года два».
Я раньше никогда не ходил в кафе. Еще до того времени, как это кафе стало нашим штабом – дружеским фордом. Кажется, что для того, чтобы это делать, я должен был закончить школу, поступить в институт и сдать первую сессию. А с ней…мы никогда с ней не разговаривали. А тут…неожиданно, она сама начала разговор:
- Как ты думаешь, тот человек – нормальный?
Не про меню, не про друзей, почему я один, а про того человека, что мокнет на улице. Под дождем стоял человек, он смотрел то на часы, то на небо. У него был дорогой костюм, промокший насквозь, зонтик, который он почему-то не открывал и газета, которая напоминала клочок грязной бумаги.
-Разве может быть влюбленный нормальным? – сказал я. – Он влюбился, назначил свидание поздно. Но если бы не его рассеянность, он бы встретился с ней.
Сати с интересом ждала продолжения.
-Она здесь будет, - сказал я. - Но только через два часа назад. Он приехал из Германии и не перевел часы.
-У тебя все люди странные, - сказала Сати.
-Ты правда это заметила? – спросил я. – Но ведь это правда. Нет обычных людей. Может быть им кажется, что они обычны на первый взгляд, но для других – это цирк, это удивительно.
-А мне кажется, что он не может поймать такси, - сказала Сати, - А в кафе не заходит, потому что выглядит не должным образом. Он актер и если его кто увидит в таком виде.
-А таксист? – спросила я. - Он же может его узнать.
-Таксист смотрит на дорогу, - ответила она. - Это проще.
-Теперь нужно узнать, - сказал я, почему-то думая, что она откажется от этого. Она часто видела, как мы забавлялись – бежал то я, то Альба, Леха умудрялся оставаться на месте, а чтобы сдвинуть с места в тот самый момент Валька, нужен был подъемный кран.
Она подошла к окну, постучала, человек повернулся, потом резко отошел от окна, пряча лицо.
-Ты права, - сказал я, когда она вернулась. - Он не хочет, чтобы его узнавали.
Потом она принесла кофе и берлинское пирожное. Я быстро съел сладкое, после сегодняшнего рациона, в который входило мясное-копченое-алкоголольное оно было кстати и стал неторопливо пить капучино, наблюдая за внятными очертаниями людей, которым тоже не хотелось идти домой и стелить постель.
«Девушка-парень. Она говорит о том, как любит Париж, а он построил на голове Эйфелеву башню и воображает, что ее обращение относится к нему. Девушка смеется, а парень меняет свой чуб, понимая, что ей нравится. Он готов голову развернуть на сто восемьдесят градусов, чтобы она смеялась. Качает головой…да конечно говорит о парижском метро, и закрыв глаза воображает – спускается в подземку, едет, встречает настоящих французов, говорит с ними на родном языке».
Сати я не видел. Мне казалось, что она наблюдает за мной через рекламные планшетки, стоящие на столе. Пусть это не так, но я все равно старался пить кофе как джентльмен – маленькими глотками, продолжая наблюдать за интересные сочетания, сидящие за одним столиком.
«Парень-девушка. Он говорит о том, что у него нет никого дома, и хорошо было бы (параллельно с этим поглаживания руки над столом и колена под)…но бдыщ – пощечина, еще одна. Парень сконфужен, называет ее «сукой» и оставляет ее одну с появившимся счетом. Вот гад, два кофе и гамбургер»
Промелькнула девушка, похожая на Сати – да нет, только форма и скорость передвижения были идентичны, в остальном они были разными
«Парень-девушка, парень-девушка. Всем заправляет молодой человек. Он не дает никому говорить и как только кто-нибудь пытается вставить слово, тот его или ее резко обрывает…все молчат, позволяя ему выговориться. Он устает и садится и не говорит, да что такое…он увидел…а вот и Сати…он ее знает. Подходит, разговаривает. Ну и ладно. Она работает в таком месте, где знакомых может быть очень много. Поговорили, он сел и продолжил о чем-то говорить, а остальные терпеливо слушать, правда, теперь с оглядыванием на часы. Сати остановливается у кассы и ее профиль неизменно направлен в сторону входа, для нее выхода из кафе. Какое вкусное кофе. Никогда не пил такого кофе. Сегодня особое сочетание ингридиентов»».
Девушка-парень вышли, оставив на столе пачку сигарет и зажигалку – из пачки торчали белые кончики, а зажигалка была повернута на бок.
Через пять минут вышел парень, получивший пощечину. Он ничего не оставил, напротив забрал десяток зубочисток Сати посмотрела на меня и проговорила губами «вау».
Какое бы не было сочетание, будь то девушка-девушка, что мне уже приходилось наблюдать или парень-парень, может быть все и я подбирая себе человека через черточку (я-…) мог получить пощечину или наоборот чрезмерно обласкан, быть понятым или напротив осмеян. И сейчас я даже не знаю, кто он, точнее она.
Ляля вылетела со своими поездом, Тоня забыта с теневым сексом, Варя – мое прошлое, безвозвратно потерянное, кто еще…дуэт лесби тоже остался непригодным к использованию…еще…еще…Сати.
«Как я сразу не догадался. Вот кто мне нужен. Девушка совершенно других религиозных убеждений, в семье которой запрещают браки с представителями другой нации».
Тогда я еще не знал, что во многом мы похожи – в любви к кошкам, к компьютерным играм-соображалкам. Она тоже могла делать три дела одновременно и совершенствовала четвертое. К чаю, шоу по телевизору и разгадыванию кроссворда добавилось надувание шарика или курение. Но сейчас я видел только то, что она неплохой претендент на звание друга. Я был оптимистично настроен.
«Не все потеряно, Варька. Да, именно Варька. Из-за нее же все эти мытарства».
Глава 16
Зачем
В тот вечер я не признался Сати. Да и зачем мне казалось это делать. Пусть все остается, как есть. Можно встречаться прямо в кафе. Я буду приходить иногда один, она приносить мне кофе, мы станем говорить о разном и на этом будет построена наша дружба. Не будет никаких двусмысленных моментов, когда мы остаемся наедине и пить ничего, кроме кофе, как самый сильный энергетик. Надо будет только ей сказать об этом, но вот что я думаю, надо ли говорить девушке о том, что хочешь с ней дружить. Мне кажется, в этом и кроется весь подвох. Пусть идет по нарастающей, до определенного роста, разумеется.
Я спустился в метро. Думал, что сейчас доеду до дома, накормлю кота и стану говорить с мамой. Странно, но когда у тебя все или более менее получается, ты хочешь говорить со всеми, в том и числе и с теми, которых ты раньше лишал этой роскоши. Я понимаю, что мама общалась много в своем клубе, а папе это меньше всего нужно, так как уставал на переговорах, продавая очередную вещь, ненужную людям, но сознание того, что их ребенок готов поговорить, рассказать, что у него на душе должно все полностью менять. В общем, я мчался домой как на крыльях.
Вагон был как обычно переполнен. Мужчина писал картину всего вагона – он держал в руке ватман формата А3 на темно-зеленом планшете и выводил линии маленьким карандашом. Он четко выписывал только трех персонажей, фронтально направленных к нему – женщину с коробкой с надписью «осторожно, стекло!», мальчика, который держался за ее руку и высокого парня, который стоял подогнув колено, спину, шею и все, что мог, чтобы казаться ниже. Все остальные были изображены для массы, без лица, спиной, сидящие, стоящие, все как было на самом деле. Все это я видел в стеклянной двери, которая отображала, пусть в своей цветовой гамме, но все. Если графит стирался в темных туннелях, стирая тот мир одноцветными красками, то я следил за карандашом, кончик которого блуждал в четкой пропорции рисунка и в моей голове возникали полученные картинки – я думаю, ничуть не хуже настоящих. Также в стекле отражался высокий парень, его неуклюжие движения – повороты, переминание с ноги на ногу, нервозность в плечах и даже ягодицах.
Не люблю смотреть в окна или двери с надписью «не прислоняться» - там я вижу себя. Лучше смотреть на людей – они на тебя не похожи. Почему я не люблю смотреть на себя? Мне кажется, что я нелепо выгляжу. Это все равно, что наблюдать за самим собой. Привык к совершенно другому. Это же чертовщина какая-то. Смотреть как ты стоишь, поправляешь волосы, смеешься над Лехой, которого вдруг внезапно вспомнил и ухмыльнулся.
«Художник смотрит на меня. Он решил меня тоже вставить в свою картину. Да, он смотрит. Позировать? Да нет, все должно быть естественно. Да, так обычно и происходит, когда не знаешь, что тебя рисуют или следят, но как только ты это понял, то все. А если я поменяю место…да, он задумался, я испортил его этюд. Он думает, зачем я выбрал его, он мне испортил всю композицию. В моей картине тоже часто происходило так, что композиция была испорчена. Где был тот лишний шаг, я не знал. Наверное, нужно было как в танце знать то количество шагов, которое нужно пройти и, завершив действие, тут же приступить к другому. Но это было невозможно. Человек слишком непредсказуем (не говоря о том, что женщина в этом качестве во многом превосходит мужчину) и чтобы понять, какой он будет в следующий момент, нужны годы. Но провести все годы наблюдая, меня не устраивает».
Я увидел ее…Варю, а мне показалось, что она заметила меня.
Она стояла с молодым человеком и мило общалась. Он прижимал ее – одна рука была под лопаткой, как в танце, другой он прикасался к предплечью. Она смеялась, часто облизывала губы, признак кокетства и что ей нравится напротив стоящий объект. Все качества, которые я изучил за пару лет были как на ладони. Казалось, что я напишу целый трактат о том, какая она. Я знал о ней буквально все – для этого я часами смотрел на ее фотографии, проводил долгие часы с родителями – на даче, ходил к ним на работу, они показывали то место, откуда она стала ходить и сказала первое слово. Потом в одночасье все разрушилось. Все наблюдения можно было оставить на скамейке в парке, сжечь или просто выкинуть в мусоропровод – они были никому не нужны.
Они вышли на станции «Красные ворота» и в окне вагона отпечатались начальные буквы «крас…» и конечные «ота». Полученная «красота» была для меня не слишком привлекательной. Художник завершил свой этюд и прислонившись к вертикальным поручням, закрыв глаза, дремал, улыбаясь при этом так широко, что можно было подумать, что он видит нечто такое, что возможно увидеть только художественным глазом.
Поезд дернуло. Неожиданно. В тот момент я смотрел на схему мутными глазами и она мне виделась пауком с двигающимися ножками (во время движения поезда это особенно заметно). Меня подало вперед, я упал на женщину с сумками, она в свою очередь толкнула долговязого, тот попытался устоять, но у него не вышло, и он плюхнулся на полного грузина, который спал. Тот резко вскочил, парень оказался на полу – длинный как жердь, закрыв голову руками.
Я услышал крик, двери открылись, все выскочили на платформу, в какой-то панике, часть побежала наверх, подумав о самом страшном. В толпе гудели версии. Наконец версии стали более или менее совпадать.
- А что случилось? – спрашивала половина, которая не знала.
-Парень бросился под поезд, - отвечала другая половина, которая была в курсе.
-Зачем? – спрашивали интересующиеся.
-А кто его знает? Наверняка приезжий. Ночевал на вокзале, остался без денег. Помощи ждать неоткуда. Зачем он уехал из родного города. Там наверняка и девушка и друзья, и все.
Мне бросило в жар. Через мгновение я набирал номер и кричал в трубку:
-Альба, - с вами все в порядке? А с Лехой. Я сейчас позвоню. Как ты Валька? Хорошо. Почему звоню, так соскучился.
Леха был дома, но сперва долго не подходил к телефону. Он удивился моему звонку, бегло спросил как у меня дела, поделился, что у него дома команда Кусто чинит канализацию.
«Это хорошо».
Придя домой, я закрылся в комнате, нашел старый блокнот и сев около окна, раскрыл его.
Зачем я читал? Сегодня хороший день – у меня появился друг. Я был в этом уверен. Наверное как раз в такие моменты, когда в твоей жизни появляется новый человек, будь то друг, половина или коллега по работе, ты начинаешь пересматривать свое нынешнее окружение и заносишь руку в прошлое, конечно недавнее, так как недавнее – это не совсем пройденный этап, он еще маячит и при удачном стечении обстоятельств ты можешь вернуться к нему снова.
Я остановился на середине немного потрепанного блокнота.
«Она ходит, как цапля по болоту, показывает свои колготки, но при этом конечно хочет показать свои ноги».
Она была модницей. Ей нравилось, как мужчины оценивают ее одежду, прическу, макияж. Поэтому она очень часто крутилась около меня.
«Когда я смотрю на нее ,как она спит, то могу забыть про то, что утром меня ждет лекция по социологии. Но как часто я забываю про это. Иногда мне кажется, что смотреть на ее полуобнаженное тело – все равно, что слушать лекцию, столько мыслей за раз».
Я старался записывать все и наверное то, что записывал – карандашом, ручкой, на клочках, переписанных или вклеенных в блокнот, было только моим сокровищем и как я ни старался сделать нашим общим достоянием, ничего из этого у меня не выходило.
«Сегодня она сказала, что не будет ездить в метро. Говорит, что все люди там зомбированные. Одинаковые, как матрешки. И ей скучно. Другое дело – наземный – в окне улица и люди, освещенные солнцем, а не искусственным освещением».
У нас было много различий во вкусах. Она любила ванильное мороженое, а я – шоколадное. Она предпочитала, когда я хожу в пиджаке, мне же пиджак претил. Она смотрела фильмы со счастливым концом, я же считал, что хорошее кино не может закончиться хэппи эндом.
Раздался стук.
- Можно? – спросил родной голос.
-Да, мама входи.
Она вошла. Была взволнована. Наверняка беспокоилась обо мне. И я ей рассказал все и даже кое-что почитал из блокнота. Она меня внимательно слушала и примерно через час, я уснул у нее на руках, как когда-то в детстве, будучи больным простудой, я жаловался на то, что мороз-плохой и называл его по-разному, мама же подтверждала это, гладила по голове, пока я не закрыл глаза, продолжая бормотать что-то про холод и лето, которое было так далеко к тому времени.
Глава 17
Подводить итоги еще рано
- Радуга! – восхищенно говорили люди, выходя из метро. Арка из нескольких цветов, говорят семь, но почему-то видишь только три – висела над городом. Лил дождь, светило солнце и висела эта цветная дуга – забавная картинка. Люди торопились, но среди них были спокойно идущие и, казалось, они специально не торопились зайти под крышу, вероятно думая, что дождь счастливый. Я так не думал, но шел медленно, Дождь меня бодрил и пусть небольшая доля счастья все же была. Я шел в кафе, чтобы поговорить с друзьями, точнее посоветоваться. Радуга исчезла, как только я вошел в кафе…там был мой друг и мне придется ему сказать о том, что…
Я дружу с Сати – это факт, мы с ней дважды виделись, ходили на скачки, ставили на одну и ту же лошадь, она пришла третьей, что, в общем тоже не плохо, гуляли по набережной кормили чаек московской плюшкой, наблюдая как они на лету ловят ванильные мякиши, ходили в музей на выставку ретро-автомобилей, фотографировались и она сказала, что могла бы жить в том веке, в первой ее половине, носить неудобные платья и читать такие маленькие книжки. Ее турецкое имя не оправдывало себя. Она не была восточной утонченной женщиной, скорее свободолюбивой европейкой, что мне, если честно больше нравилось. С ней было спокойно, интересно, плюс отличный кофе за бесплатно. Да, все нормально, но я не мог успокоиться – дело было незавершенно. Странно называть дружбу с Сати каким-то делом. Как будто она была моим деловым партнером. Но это касалось не только ее. Была еще одна представительница женских особей, которая была причастна к нашей с Сати дружбе. Варя! Она! Да, теперь мне нужно завершить фазу – рассказать все моей бывшей. С этим я и хотел обратиться к моему «родственнику души и духа», хотя с ним я всегда путал эти понятия. Он из меня вынимал все, что ему нужно и вроде бы то, что нужно мне, но почему я после разговора с ним чувствовал усталым. Леха – загадочная дружеская душа.
Леха меня ждал. Он уже выпил три чашки кофе и готовился выпить еще. Мы специально выбрали тот день, когда Сати не работает.
-Ты че, дуралей, - сказал Леха. Понимая, что я не совсем осознаю последствия своего предстоящего поступка, он решил понукать меня заранее. - Я вообще думаю так, - начал он, смотря на свои пустые чашки. – Время – деньги. Знаешь, сколько получает спринтер, если выиграет. Может безбедно существовать лет пять. А если проиграет? А дело все в каких-то миллисекундах.
Я смотрел на него и понимал, что Леха, как хороший оратор (после меня) нуждается в хорошем предисловии. Он пока разминался, чтобы потом озвучить то главное, ради чего я сюда пришел.
-Ты представляешь, - продолжил он, - если он на последней секунде подумает, что нужно оглянуться назад, посмотреть, мол, на своих соперников, они, наверное тащутся, как черепахи, вот будет умора. И если он делает это, то автоматически проигрывает соревнование. А почему. Тут все просто. Позади слабые.
Ему принесли четвертую чашку кофе.
-Тебе не вредно?
-Это моя первая чашка. А это? Не убрали. – он сделал глоток, глубокомысленно посмотрел на меня (как редко он бывал таким и как редко я бывал в замешательстве). – Не оглядывайся и ты. Там твои поражения. Да, именно так. Варька была сперва твоей победой, но потом ты с ней расстался. Это все равно, что разъехаться на одной станции, но в разные стороны.
Я вспомнил, что как-то раз так и получилось – мы встретились на Чеховской, разминулись и случайно сели в противоположные идущие поезда. Она после этого думала, что я все подстроил, а мне казалось, что это ее рук дело. Но мы-то не догадывались, что сама судьба здесь рулит.
- Сати, - сказал он и странно улыбнулся. – Все пока что очень наивно. Вы только начали встречаться, - узнавать друг друга, подстраиваться на общую волну. Тут сразу и не скажешь, какой у нее настрой. Может быть, она уже сегодня бросится на тебя. Это же, как в спорте. Сперва разминка, потом долгие упорные тренировки, где никаких контактов, но когда наступает соревнования….
Я не совсем понял его сравнения.
-Нет, с ней уже ясно, - сказал я. – Она точно ко мне по другому настроена. Это сразу видно.
-С женщинами никогда не может понятно, - выпалил Леха. - Я вчера в спортбаре был. С такой познакомился. Ног от ушей и прочее тоже откуда надо растет. Посидели час-другой, поговорили о футбольных мячах, о разновидностях, оказывается она тоже в детстве на воротах стояла. Такая пацанка. Это только начало. Еще у нас любимая группа, место на стадионе, она тоже любит видеть все с максимально большей высоты, как в настольной игре. Я вообще раздухарился, все деньги летние, что копил на Казантип, спустил. А потом выяснилось все…она оказалось болеет за команду-соперника. Ну, думаю ладно, главное спорт. Пошел ее провожать, начал с ней говорить и не поверишь все дошло до драки. Ей не понравилось то, что я так красноречиво говорю о «Зените». Вот и сцепились, - последние слова он сказал с негодованием, прикоснувшись к губе, которая была несколько вздута. Как я этого не заметил? Он тем временем молчал и посматривал на официантку. Я думал, что ему нужно время собраться с мыслями, как Леха резко вскочил и рявкнул, - я когда-нибудь дождусь, чтобы у меня убрали кофе. Прибежала с официантка с размазанной помадой на губах (что они там делают в подсобке), быстро убрала пустые чашки и исчезла.
-И? – прошептал я, выводя своего друга из оцепенения. Так получилось, что друзья нужны, чтобы выводить друг друга из этих самых цепей, поэтому, не успев вывести меня, Леха был укутан ими, но здесь был я, который не позволит ему путаться в них.
-Тебе что мало? – воскликнул друг, «вернувшись» за стол. - Она дралась как зверь какой-то. Не щадя меня. Ты бы видел ее руки. Такая обнимет, не поздоровится.
-Как это связано с моей ситуацией? – спросил я.
-Я могу повторить, - сказал Леха, чеканя каждое слово, - женщинам не верь. Даже если она твой друг, то не забывай о том, что все еще продолжает оставаться женщиной. Да, бабой, черт возьми, которой нужно все, что входит это проклятое богом понятие. Похоть, шмотки и развлечения, как можно радужнее, - он осекся, понимая, что говорил не совсем от себя постоянного, скорее от себя-редкого, доведенного до крайностей, поэтому собрался и более спокойно сказал, - Дорогой мой, ей тоже нужно встречаться. Вот ты мне скажи, у нее есть кто-нибудь?
-Не знаю, - сказал я. – нет.
- Именно, - воскликнул Леха, - и у тебя с отношениями не лады. Ты приведешь Сати к своей бывшей подружке, и я уверен, что жди беды. Крах как дружбы, так и перспектив.
-Да не было у меня перспектив, - ответил я. – Разве в дружбе бывают перспективы. Я понимаю в отношениях – семья, дети. Какие перспективы в дружбе?
Он задумался, я говорил своему лучшему другу, что в дружбе нет перспектив, ну не гад я? Я был не в себе и Леха закрывал глаза на это, как делает скидку преподаватель студенту, у которого всю ночь плакал ребенок.
-Да ладно, - сказал Леха. - Ты сам того не замечаешь. Перспективы они всегда есть, в любом деле. Просто одни идут к ним смело, бегут, даже нет, на велосипеде или гоночном автомобиле. А другие идут максимум спортивным шагом, не особо надеясь на то, что там впереди черта с финишем
-То есть ты хочешь мне сказать, что я не прав? - приподнялся я. - И все что я делал – это дорога в никуда. Ты хочешь сказать, что с ними нельзя дружить?
Леха молчал.
-Ты уверен в том, что они нужны только для того, чтобы с ними спать, и семьи и чтобы… - мне было трудно произносить все, не вменяя значащее для меня слово.
Леха пожимал плечами. Я молчал, мне было горько, что друзья, с которыми гнали по полю на мотоцикле без шлема не совсем в трезвом состоянии, сейчас не со мной в коляске. Они скорее в вагоне какого-то поезда идущего на глубине девяносто метров в противоположном направлении.
-Прости, Сева, - сказал Леха, - я твой друг, Альба тоже. И мы в чем-то можем не согласиться друг с другом. Это нормально. Но не думал, что у тебя могут быть такие шизофринические мысли.
-Да почему? – не удержался я, хлопнул по столу обеими ладонями разом так, что зазвенела ложка в чашке и даже ножки стола претерпели некую деформацию.
-Да потому что мужик должен спать с бабой, а не… - отзеркалил мои движения друг и также облокотился о стол, но сделал это намного мягче, без столотрясения.
В кафе вбежал Альба.
-Простите, я опоздал, - сказал он. Казалось, что не было никакого падения из окна и то, что он немного прихрамывает лишь следствие неудобной обуви. - Что у нас? Кофе. Где же пончики? Хочу порцию хорошо прожаренных пончиков. Да, господа.
Он был возбужден. Не менее, чем я, только его возбуждение носило другой оттенок.
-Что с тобой? – спросил я, даже обрадовавшись этому «богу из машины». Я понял, что думает Леха и вряд ли мне его получится разубедить, во всяком случае, в этом он непреклонен. Если бы не внезапное появление третьего лица, то Леха стал бы меня гнуть – переубеждать. И завершающим этапом, чтобы как бы зафиксировать свою победу (только его, хотя он будет думать, что она общая), он бы напоил меня до чертиков. Поэтому сейчас Леха смотрел на меня напряженно, еще не закончив разбирать мое дело, не выходя из того сомнамбулистического состояния, продолжая давить на больную мозоль. Но пришедший внес нечто новое, что тоже было ничуть не слабее по конфликтности.
Я повторю. – Что с тобой? – это я спросил у Альбы.
- А что у меня? – ответил тот вопросом на вопрос. - Скучная жизнь, - затем он сделал паузу, хитро посмотрел на нас, попеременно обводя всех, задерживаясь примерно на секунду и проговорил, - Но эта скучная жизнь продолжалась ровно три дня, пока я лежал в больнице.
- Ага, а кто на второй день из окна выпрыгнул, - сказал Леха, переметнувшись на другой объект. Я облегченно вздохнул.
- А вчера уже с негритянкой зажигал, - сказал Альба.
Вот здесь и стоп, и пауза, и непонимание.
-Не понял, ты же вроде как все осознал, - сказал я, - а Леха вообще не мог выговорить ни слова. Это Леха-то?
-Да нет, я решил дать себе еще один шанс, - сказал бодро Альба, щелкнул официантке, она подбежала, получила заказ на кофе и пончики и тут же убежала легко, как в балете. Все время пока она удалялась, Альба смотрел на нее и кивал головой. Он что-то прокручивал в голове.
- Ты называешь это шансом? – наконец смог членораздельно произнести Леха. – Ты называешь…
- Не надо, я понял, - сказал коллекционер, - Вот что я вывел, друзья мои. Если я сейчас буду идти супротив себе и из-за какого-то перелома, да какой там, вы же видите, как я бегаю, отказываться от всех прелестей жизни, то это смерть. Мне рано в землю себя живым класть. И вам не рекомендую. Мы с вами мужики. Я буду коллекционировать и если снова окажусь летящим из окна или по горло в дерьме, то я не сомневаюсь, что выберусь. А почему? А потому что мне нравится так жить.
- Как? – не понял Алексей. - Как ты живешь?
-Не то слово, - сказал «бог». - Сейчас вот хочу заполнить свою тумбочку мулатками. Они меня ух как заводят.
Принесли пончики. Альба набросился на них. Я не хотел ничего, Леха подсел поближе к Альбе и тоже стал есть.
-Спокойнее, среди нас терпящий муки Дон Жуан, - сказал Леха, видя, что это пришествие меня не то, чтобы не заводит, а напротив вызывает агрессию. - Он нашел друга, но теперь не знает где удовлетворить себя. Возникает вопрос, может ли девушка друг помочь удовлетворить себя.
Я вскочил, меня остановил Альба.
-Ты куда? – спросил он
-На воздух, - ответил я.
-Подожди, - посадил он меня, - воздух тебе не сможет помочь. А я… я же знаю все твои требования. Что насчет любви на расстоянии, по телефону, например, раздеться и…посоветовать своих подруг. Мне кажется в этом плане у нее больше идей и лазеек.
-Вы так думаете? – спросил я с издевкой. «И эту гнусность советуют мне лучшие друзья. Они же должны советовать то, что сделали бы сами. То есть, встав на мое место. Неужто, они готовы…я же говорю гнусность».
-Конечно. – сказал Альба
-Он хочет представить своей девушке… - и Леха все рассказал. Не надо было. То есть делиться с друзьями хорошо, но я воображал, что Альба исправился, точнее он изменился и его взгляд на отношения тоже. Сейчас он был прежним, испорченным и юным.
-Вот это зря, - сказал он. - Это же все равно, что подписать себе смертный приговор. Твоя бывшая та еще сука.
-Потише, - сказал я. «Моя бывшая – сука? Хороший друг».
-Я прав и ты это знаешь, - сказал Альба. - Она может такого порассказать. Уф…Скажет, что ты в постели – булыжник, намекнет на твой нездоровый вкус к подглядыванию в соседние окна. И обязательно спросит, а как вы познакомились. Не переодевается ли она перед окном с прозрачными шторами.
В этом друзья были конечно правы, Варька была способна на все это, но мне хочется сохранить все самое лучшее, что у нас с ней было, но мои «добрые» друзья мешают мне сделать это.
Пончики быстро закончились. Был заказана еще одна порция. На столе сгрудились две пары рук в сахарной пудре и одна пара чистых.
-Мне нужно подвести черту, - сказал я.
-Скажи мне честно, - спросил Альба, - вот все это для чего? Иначе говоря, ты доказывал себе или кому то еще?
-Себе или… - начал я, не зная как завершить ответ.
В стекло забарабанили. Это был Валек. Он взбудоражено махал рукой и показывал, что сейчас войдет.
«Взъерошен, взлохмачен, потрясен…ну конечно, возбужден не менее всех».
-Ты что? – спросил Альба. – Голоден? Увидел, что мы едим пончики, обиделся?
Валек махал головой.
-Это произошло? – спросил Леха.
-Что в первый раз? – удивленно сказал Альба.
-Нет, но как в первый раз, - наконец ответил он. Его всего колотило.
«Сейчас мы сидим, говорим о сексе. Как бы это получилось… с ней. Смог бы я говорить с ней о ее бывших? Как они занимаются любовью, в каких позах. Считает ли она себя профи или пока находится на начальной стадии. Звучит странно, но надо будет обязательно попробовать. Но все же, как это странно».
Я был погружен в свои мысли, пока друзья разбирали историю Валька.
«У него все просто – стандартные отношения, которые начались с дружбы…стоп…нет, это совпадение. Он другой и соответственно девушки у него другие. С совершенно другими привычками. Они любят целоваться стоя, хотя мне нравится делать это именно сидя или лежа, чтобы тело было расслабленно. У них все по- другому…да что я завелся, что у меня друг появился женского пола? Блин, но завелся же!»
-Вон тот парень около остановки, - сказал Леха, обратившись ко мне, - он что-то ждет. Интересно что?
«Хотят отвлечь. Ну ладно».
-Автобус, - безразлично ответил я.
-И это все, что ты можешь сказать? – разочарованно спросил Валек.
-Хорошо, - выдохнул я, понимая, что все равно не отстанут. - Могу сказать, что на нем неудобные джинсы, на размер больше, и он стоит, немного комплексует по этому поводу.
-Сева возвращается, - закричал Альба.
- И он понимает, что дело тут в нем самом. Он мягкотелый. Не может возразить жене. Она ему покупает одежду, примерно на глаз. Покупает, как овощи в магазине. А жене он говорит робко «спасибо» и чтобы ее не обижать, носит. Мучается и ночит.
-Понесло, - прокомментировал Леха.
-Подожди, - оборвал я. – У него есть еще и друзья. Он с ними ходит в сауну каждую субботу. Традиция. И они там выпивают…
- Это мне что-то напоминает, - сказал Валек.
-Может хватит? – умолял Альба.
- Нет, еще не все, - твердо сказал я. – Они выпивают и идут по девчонкам. И конечно у них спор. Один любит блондинок, другой – брюнеток, третий – вообще – черных. И так они ругаются, а девушки тем временем разбегаются. Но наш герой спокоен. Он же женат. Ему этого не надо. Может и надо, но он очень порядочный. Стал бы такой носить неудобные джинсы.
-Теперь все? – спросил Леха.
-Да, - сказал я – Проверять не обязательно. Все равно, он ничего не скажет.
За окном появились новые объекты, и в голову проявился новый диалог, который я оставил для себя.
«-А где радуга? – спрашивал старик с палочкой
-Она ушла в землю, - сказала девушка и старик»
Я вышел на улицу. С друзьями хорошо. Они классно создают видимость счастья. Пока не остаешься один на один. Я шел один и понимал, что не знаю, как мне поступить.
«Радуга ушла в землю. Интересно, как глубоко она проникает?»
Я подошел к станции метро и тоже спустился вниз, чтобы найти хоть частичку того радужия, которое подарило небо земле.
Глава 18
Разговор
В парке Горького мы оказались случайно. Мы – конечно, я и Сати. Думали, что пройдемся по набережной, затем нас занесло на Крымский мост, потом нас привлекла ритмическая музыка на берегу, и так мы оказались на той стороне, где были катамараны, которые она очень любила.
До этого у нас был опыт совместных вылазок в ночь Музеев. Три музея и половина ночи попытка скоротать три часа в открытом подъезде. Пушкин, Маяковский и Рерих – три часа попытка разобраться в разнице восприятия мира. Она пыталась говорить о Маяковском, как вершине поэзии, творчества и любви, которая помогала ему творить, и пусть я скептически относился к этой вершине, мне не хотелось так высоко заносить творчество поэта, по мне Бродский был выше, но мне понравилась ее привычка находить компромисс. Она не говорила мне «ты не прав», она уважала мое мнение, и соглашалась, говорила, что «да, это так», и просто добавляла свое.
- Как в детстве, - сказала она, крепко вцепившись в угловатое средство передвижения, и при этом зажмурилась, как будто от солнца, хотя именно я сидел с солнечной стороны. - Меня отец раньше всегда катал на катамаране. Помню, мне двенадцать, отец перебирает ногами педали, а я делаю вид, что тоже кручу, но пропускаю, так как лень, - она притихла, словно сказала что-то запрещенное, опустила глаза и прошептала, - я не всегда ленивая, точнее это со мной осталось в детстве. Тогда я была ленивой, некрасивой, с косичками, как у Пеппи, любила группу «Браво» и папины байки. Отец рассказывал про свой очередной проект с иностранцами, дублируя каждого китайца, индийца, француза и было так смешно, он так забавно щурил глаза и говорил таким квакающим языком, что я смеялась резво, и как-то раз чуть не вывалилась за борт. Да, еще я пела песню про 42 минуты под землей. А отец заменял цифру – 34 минуты, что было ближе к истине, так как я как-то засекла время в пути, а певец он не всегда ездил в парк, он, наверное, все больше в Останкино.
«Она красивая. Выразительные глаза, ровный нос, миндалевидные глаза, густые брови. Взгляд осмысленный, говорящий. Вот сейчас не надо стараться выдать что-то особенное, хорошо и помолчать. Мне кажется, что я ее понимаю. Да, она вообразила себе картинку из детства – папа (это я), она – та самая девочка с косичками, катамаран – есть и те же люди. Люди вокруг никогда не меняются – они не растут, они замерли и существуют только для того, чтобы нам помогать, создавать иллюзию жизни. Она смотрит на небо, взгляд застыл на одной точке – это облако, по форме напоминающее святую троицу, она думает о мороженом, есть его и троица перевоплощается в гриб, еще немного и следующее перевоплощение, а потом еще одно…эх, если бы я был художником, то обязательно написал бы ее…Да, взял кисть, полотно и примерно на три часа попросил ее не двигаться. Не двигайся, не двигайся!.. Стоп, чего это я о ней так смело…даже в мыслях…Она тоже смотрит на меня время от времени, она меньше нуждается в этом – создается ощущение, что у нее глаза повсюду, да и на спине, на шее, лбу, на бедре…стоооп, снова я перебарщиваю…или нет? Если друг, то уже и восхититься нельзя? Красива, умна, хорошо сложена…все и никаких соблазнов. Есть соблазны другого характера – написать ее портрет и пусть я не умею, но соблазн остается и может трансформироваться например в фото. Да, а что, я сделаю ее кадр. Во дворе стоит старый «Форд», ржавый и разобранный на части. Но что нам надо для съемок – это кресло и руль. Достаточно. Она сядет за руль и мы помчимся. На старом «Форде» сквозь миры. Миры, где живут одни дети, собаки, животные и, наконец, женщины и отдельно мужчины, миры, в которых не знают, что такое катамаран. Это нормально, что я так думаю о ней. Да, надо обязательно поговорить об этом, тогда не будет никаких тайн. С друзьями можно говорить на все темы, чего не позволишь со своими близкими. Парадокс».
Она занесла ногу над водой, ничуть не погружая ее и спросила:
-Знаешь, почему для меня это место так много значит?
Я заинтересованно посмотрел на нее, потом на водоворот, образованный моим кручением, перестал вращать педали, и мы остановились. Конечно, у меня была своя версия – то, что здесь она впервые пила крепкий напиток и познакомилась с отрицательным героем, который ей понравился, что для юных лет в порядке вещей – влюбчивость в отрицательных героев и следование безумных истин, одну из которых можно охарактеризовать «хаос».
-Отец у меня один, - сказала она. - Матери нет, поэтому все самое важное я узнавала от него. Ну, ты понимаешь, какие люди, о том, чему нужно верить, а к чему относиться с осторожностью. Он хороший. И вот как-то раз мы с ним катались, как сегодня, был не менее солнечный день и птицы наверное пели не тише, вокруг плавали только два катамарана и одна лодка.
Сати замолчала. Я ждал, а она молчала. Она умела интриговать. Если собеседник замолкал, то мой мозг продолжал домысливать.
«В лодке сидел парень с девушкой, которые вели себя слишком развратно и отец понимая о том, что это может нанести девочке травму, всячески старался ее отвлечь. Только Сати пыталась повернуться в ту сторону, папа превращался в китайца и накручивал на воображаемые палочки лапшу. Она смеялась, отец продолжал смешить дочь, но пара на лодке, которые качали ее и вызывали недоумение у всех – у тех, кто плавал и тех, кто был на берегу. Их призывали прекратить даже в рупор и как отец Сати не старался отвлечь ее, она взглянула в ту сторону. То, что она увидела, отпечаталось и стало горьким опытом в парке Горького».
Сати посмотрела на меня, убедилась, что я слушаю, пригладила волосы и продолжила:
-…он как обычно поведал об очередной встрече с китайцами. Мы посмеялись, я дважды спела песню о минутах в подземке, и тут он спросил «что я думаю о мальчиках». Меня это очень смутило. На меня смотрел отец. Не подруга, не друг, с которыми как-то проще говорить на такие темы. С отцом я могла быть откровенной в любых других вопросах, кроме этого. Здесь я еще не была готова говорить, потому что…сейчас поймешь. И я быстро пожала плечами и замычала в такт недавно спетой песни. Но отца не удовлетворил этот ответ, и он спросил снова. Я же повторилась, пожала плечами, но понимая, что должна что-то сказать, я выпалила, что все мальчишки – дураки или что-то в этом роде. Но отец сказал, что был когда-то мальчиком, неужто и он дурак. Я сказала, что нет – только они, в моем классе такие. Таких больше нет. Отец посмеялся и сказал, что все мы одинаковы. Сейчас, двадцать, сто лет назад, тысячу лет…ничего не изменилось и что нужно относиться к другому полу как к самому себе. Тогда для меня был настоящий шок услышать это от родного отца. Он говорил, что девочки и мальчики находятся на одном уровне. Если честно, то я раньше их за людей не принимала, смотрела на них искоса, при каждом удобном случае унижала, посылала едкие записки и считала это нормой. У меня было несколько подруг, которые думали точно также и, поэтому мне было проще быть верной моим принципам. А тут – папа. Взял и сломал мои убеждения. Но я слишком хорошо к нему относилась. Отец все же, не кто нибудь. И вуаля –не стало той жизни, что была до этого разговора. Все изменилось. Этот разговор как заклятие какое-то. Конечно, не сразу я стала другой, но с того дня я изменила отношение и сейчас думаю, что бы было со мной, если бы у меня не было такого папы или была мама, которая не стала бы меня воспитывать таким образом.
Я опешил. Да, то, что я нафантазировал не совсем соответствовало истине. Мне казалось, что это откровение было первым. До этого была прогулка ночью, долгие споры о поэзии и художниках, никаких откровений, только реальные факты, а сегодня….Я не знал, что говорить. Казалось бы тема соприкасалась с тем, над чем я работал последние недели, но я не мог это состыковать со своим детством. Поэтому я завел катамаран и бодро сказал:
-А мой все больше на лодке. И мы ничего не пели. Он двигал веслами и о чем-то думал. Тогда я наблюдал, что делается в соседней лодке. Там всегда оживленно разговаривали, часто смелись, иногда брызгали. Это же так весело, но папа строго говорил этим зачинщикам, чтобы они прекратили это делать.
-А, - машинально сказала она,- а-а-астановись, - перешла в крик, я испугался, перестал крутить педали и мы вновь остановились. – Потом я… - откровения продолжались, я понимал, что некстати влез со своими воспоминаниями, но это была защитная реакция. Я просто пытался защититься. От кого? От своего друга? - я по-другому стала относиться к молодым людям и вроде все в порядке. Но отец все увещевал меня. Видимо он хотел компенсировать и любовь матери, которой не стало, когда мне было три года. Он стал следить за мной. Да так, что звонил родителям моих друзей и узнавал о них все.
Она снова замолчала. Я же продолжал.
«Але, это отец Сати. Ваша дочь дружит с моей. Мне бы хотелось узнать о ней побольше. Что она читает, какие фильмы смотрит, любит ли телевизионные шоу. Если да, то придется им не разговаривать. Да, те кто смотрит шоу подвержен мании голубого экрана. Они хотят туда попасть и делают все возможное для этого. А что она ест? Надеюсь, не острую пищу. Эта пища вызывает нездоровые эмоции. Человек становится слишком импульсивным и подвержен психическим расстройствам»
Сати посмотрела на соседние катамараны, увидела отца и дочь – похожую картину, пыталась понять, о чем те говорили, но расстояние все больше увеличивалось, и она продолжила:
- У меня появился друг, когда я училась в восьмом. Мы ходили на конный спорт и отец был рядом. Каково это, когда отец ходит за тобой, как телохранитель. Я понимаю, что он меня любит и желает добра, но терпеть его выходки, когда меня хочет поцеловать парень – он смотрит в бинокль, это невыносимо. Это просто ужас. И до сих пор я ни разу не спала с мужчиной, да какой там…у меня и поцелуя нормального не было.
-Что? – не понял я. Это было так неожиданно. Всегда переход от пространных тем от архитектуры, медицины и прочих наук (не имеет значения каких) к такой теме, как секс, волнует, немного пугает. Поэтому, услышав от нее слова, намекающие на начало этой темы, мне снова захотелось завести катамаран и понестись в самую гущу, где много плавательных средств создают такой шум, и я уже поставил ноги на педали, как она продолжила:
- У меня никогда не было…И все это благодаря отцу, - она повернулась в сторону и стала смотреть на воду, то ли на свое отражение, то на зеленые водоросли, в некоторых местах проглядывающие под водой.
«Вот так штука, вот так поворот, вот так…Это же я хотел затеять разговор на эту тему. Она меня опередила. Шустрая. Не думал, что у нас вообще когда-либо возникнет такой разговор. Но теперь уже не отвертишься, она его начала, следовательно в нашей дружбе есть допустимая тема. Я молчу, все можно было изменить, надо было резко сказать «не стоит», но она говорит о сокровенном, о том, что ей важно, а я должен слушать и помочь советом, если конечно смогу».
Мне казалось она всхлипывает, но возможно мне просто казалось – вокруг было слишком много звуков – другие катамараны, голоса, ветер в позеленевшей листве. Я нервничал. Находиться посреди наверняка глубокого водоема с дрожью в теле и сумбурными мыслями, рядом – подружка, которая говорит о том, что у нее никогда не было…
«Спокойно. Все нормально. Что такого? У меня есть друг женского пола. Она девственница и меня это не должно слишком сильно беспокоить. Но почему черт возьми беспокоит? Она точно льет слезы. Вот если бы мы перевернулись, то было бы то, что надо. Охладиться не помешает».
Она была напряжена, я тоже. Мне не хотелось говорить ободряющие слова в духе «это дело наживное». Но сказать я должен. А как же? Не что-нибудь, не про себя и не про нее. Про что-нибудь такое, что вроде как на эту тему, но и не навязчиво.
- Представляешь, когда-то в этом городе не было метро, - сказал я. - И земля как бы была чистой, непорочной. Она была просто землей. Там ползали кроты, насекомые разные и деревья уходили корнями вглубь. Но в 35-м году все изменилось, она перестала быть просто землей, в нее проник поезд, да не просто поезд, а целые километры рельсов, станций и людей. Неизвестно кого больше на поверхности или наоборот. Но именно благодаря этому возникла гармония – без ворвавшегося поезда была бы давка в автобусах, люди бы не успевали на работу, устраивать свою личную жизнь. Но вот он появился, время проведенное в пути сократилось, а в жизни – увеличилось.
Она молчала. Наш катамаран тоже.
«Не самая правильная версия, но другой нет. Она молчит, все также смотрит на воду. И чего я сравнил секс с метро. Если бы не последние недели, проведенные в подземке, я бы привел другое, например, взял за первооснову птиц в небе или что-нибудь земное».
Наш катамаран заработал. Что это? Сати закрутила педалями, посмотрела на меня и спросила:
-Поможешь?
Я кивнул и заработал ногами. Это прозвучало, как «спасибо». И, неверное, самое трудное в дружбе первая помощь. От нее очень многое зависит в дальнейшем. Как ты себя покажешь, можно ли на тебя надеется, отсюда и формируется сила дружбы, ее масштаб.
-Вон мужчина катается совсем один, - сказала она. – Не правда ли странно?
На зеленом катамаране ехал мужчина в спортивном костюме. Он был напряжен, как будто делал это впервые.
-Все нормально, - ответил я, включаясь в игру, автором которой являлся. - Он таким образом компенсирует несделанную ранее зарядку.
-Он вышел на обед, - предположила Сати. - У него сидячая работа и он решил размять ноги.
-Наши версии почти совпадают, - сказал я.
-Я работаю официанткой, - с какой-то гордостью сказала она, - а в этой профессии необходимы такие качества, как внимательность, наблюдательность, что практически одно и то же.
«Она не просто официантка. Она больше чем официантка. Ну не знаю, например старинное здание с колоннами. Почему нет? Я всегда себя сравнивал с докторской колбасой. Она приятна на вкус. А прошлое – она уходит. Наверное, у каждого человека есть не совсем завидное прошлое. У меня, например, философия. Институт. У нее – кафе».
- Когда я устроилась в кафе, - сказала Сати, - отец провел со мной такой воспитательный разговор. Но тогда я ему сказала, что уйду из дома, сниму квартиру, если он будет продолжать в том же духе. Отец стал как шелковый.
- Девушка болтает ноги в еще прохладной воде, - сказал я и направился к обзорному месту.
-Она мечтает о море, - ответила Сати. Она постепенно растворялась в этой игре.
-Парень боится за нее и отчитывает, - выдал я версию.
-Она, скучая, смотрит в воду и на детишек на берегу.. – говорила она,
-Почему дети так легко находят язык друг с другом? – спросил я.
Она посмотрела на меня и на берег, где дети резвились друг с другом, как знакомые друг с другом, так наверняка и малознакомые.
-Они владеют особым секретом, - сказала она, - и готовы с ним поделиться с нами, но не знают, как это сделать, потому что они владеют им, но не знают, что помогает им быть такими.
-То есть дети могут дружить друг с другом? – вопрошал я.
-Да, они еще не знают, что такое секс, у них не дрожат руки, когда смотришь на противоположный пол, - размышляла она.
-Но они понимают, что это девочка, а это мальчик.
-Не понимают.
-Как же не понимают. Я себя помню.
-Что ты помнишь?
-Что эта девочка, она носит платье и отличается от меня.
-Но разве она могла тебя волновать?
-Тогда я вряд ли понимал, что такое возможное, но, наверное, в силу своего возраста испытывал.
Она, конечно, была права, в детстве нас ложили рядом по три человека (девочки, мальчики, без разбору, особенно когда были гости), но все равно мы спали и ни о чем другом не думали, разве что хулиганили, но это было очень безобидное времяпровождение, связанное разве что с щекоткой и щипанием друг друга.
Она приблизилась ко мне.
- Катамаран номер 12, - прозвучал механический голос.
-Нас кличут, - произнес я.
- Да, - сказала она и продолжила свое движение ко мне.
- Мы же с тобой друзья, - говорил я, когда она уже прикоснулась к губам и получилось «мыфтбыйдузя»
-Да, - поняла она. - И только?
Стоп…этот блеск в глазах…
-Успокойся, - сказала она. - Если ты этого не хочешь, то я не буду.
И мы поцеловались. Да, это произошло как-то неожиданно. Наверное, она ждала от меня слов, но я не мог говорить, у меня онемел язык.
Странно, но всегда все происходит так. Сперва разговоры о детстве, потом чертово колесо, в данном случае другой аттракцион.
Глава 19
Отчет о проделанной работе
Это был вечер пятницы. Я вошел в зал. Мама сидела за столом. И не только мама. Пять за столом и трое на диване и все преимущественно женского пола. Они посмотрели на меня, улыбались, будто мама только что обо мне рассказывала. Папа сидел в кресле, листал газету и подмигнул мне. Ну, надо же, папа подмигнул. Он никогда так не делал. Это так мерзко. Не по-мужски даже. Женщины смотрели на меня (все разом), отчего я и предположил… меня видимо ждали.
«Вечеринка по случаю…что я упустил? Все на меня смотрят, ждут чего-то. Ну, точно меня…. »
-Здрасьте, - сказал я, кивнув головой, мол, можете начинать, я вас слушаю. Но все молчали и смотрели на меня, как на апостола, пришедшего, чтобы сообщить благую весть. Ничего сообщать я не хотел, мечтой было упасть на кровать и под музыку ретро уснуть, выключив ее где-то в пять и оставшиеся час два–два с половиной слушать уличные трели от сигнализации и клаксона до мяуканья и крика ребенка.
-Привет, - подошла блондинка лет тридцати, - твоя мама много рассказывала о тебе. Ты такой душка.
-Я душка? – переспросил я и тревожно посмотрел на маму. Она улыбалась и кивала головой. Этот кивок означал то ли согласие, то ли руководство к действию, впрочем, то и другое мне не нравилось.
-Ты, - сказала она, повела указательным пальцем по щеке и прошептала, - Еще увидимся.
-Какой мальчик, - подошла брюнетка с химической завивкой, - у нас с тобой есть схожие черты, попробуйте отыскать, - сказала и засмеялась, громко и в самое ухо.
Я смотрел на маму и пытался к ней подойти, чтобы все наконец выяснить, но меня атаковали женщины – они подходили, мило улыбались, спрашивали какую-то ересь про мое детство, мою родинку на щеке, проходили и в какой-то момент я понял, что окружен. Женщины – совершенно разные стояли рядом, смотрели на меня, как на скульптуру в музее. Я застыл, не понимая, что делать. Они разглядывали меня, скользили по мне, о чем-то шушукались, до меня доносились «мамочкин», «напряжение» и «я смогу». Первое я понял – они считали, что я очень похож на маму (разве что глаза), я был напряжен – не только от факта присутствия женщин, но и от того, какая флора образовалась в зале. Этот парфюм превратил комнату во флакон духов – я немного задыхался, у меня перехватило дыхание и к голове подступила мигрень.
«Отойдите от меня. Стоят и смотрят. Мама, что ты делаешь? Это месть за то, что я все эти дни думал только о себе? Да, я был эгоистом, но это ничего не значит. Родители не знают что такое месть. Или знают? Как ужасно сознавать, что плохо знаешь своих родителей. Лучше ничего не знать, чем знать самую малость, которая только путает. Ну чего они от меня ждут, мама. Мама».
Мама продолжала кивать головой, а женщины здороваться, восхищаться моим взглядом, растущими усами, говорили о том, что я напоминаю рыцаря и что если облачить меня в королевские одежды, то буду неплохо смотреться.
- Сынок, извини, - начала мама, - но я хочу сказать, что этот вечер мы решили организовать не просто так. Мне кажется, что создавать традиции в доме – это нормально. Приходят друзья, приходят со своими проблемами, успехами, они делятся этим, и ты соответственно делишься тем, что есть у тебя. И тогда все становится на свои места. Я подразумеваю те проблемы, которые есть у каждого. И пусть вы скажете, что у вас все в порядке и вы счастливы, но все равно наступает минута или две, когда грустно, немного одиноко. Не провести ли эти минуты здесь, в нашем доме, который отныне будет именоваться местом для откровений или, проще говоря, местом для друзей.
Все зааплодировали. Я все еще стоял, как вкопанный, наблюдая, как мама ломает привычные устои.
-Мы совершенно разучились дружить, - говорила мама, - это ведь так важно, чтобы у вас был хоть один человек, с которым можно было обсудить все. Здесь мы собираемся сделать это. Что мы будем делать? Общаться, общаться и еще раз общаться, как завещал каждый человек, умудренный опытом. Все мы мудры, и я хочу, чтобы мы делились этой мудростью друг с другом. Я хочу, чтобы…
Стоп…я ненадолго отвлекусь от маминой болтовни.
Только что я встречался с Сати. Мы открывали новые горизонты – записались в драмкружок и уже репетировали пьесу современного автора под названием «Клише» про человека, который застыл во времени и если можно сказать, то и пространстве. Всю дорогу до дома я повторял слова из пьесы «Мне не нужна вода, суша, огонь, воздух. Мне не нужен дым, пепел. Я хочу остаться здесь без условий, без тех клише, что когда-то для вас стали твердыней. Именно их я хочу раздробить и сделать мельчайшим песком. Мне не нужна помощь, я должен сам». Поэтому образ этого человека не покидал меня – строгий взгляд, немного угнетенный, усталый и мечтающий поделиться со всеми.
- Замрите, - крикнул я. – Ни одна из женщин не должна подходить ко мне. Иначе я за себя не отвечаю.
Девушки действительно остановились, перестали подходить ко мне. Мама засмеялась и тут же сказала:
- Он такой шутник. Для него это слишком неожиданно, поэтому будьте немного мягче.
-Я не шучу, - продолжил я и попытался вырваться из этой удушающей атмосферы, но какой-то комок подступил к горлу, я разволновался, почувствовал головокружение, тошноту и упал, успев сказать, - это вы тут все шутите, а я не шучу. Мне вообще не нравится шутить на такие…- да я упал. Обморок. Отец вскочил, ко мне подбежали женщины, впереди была мама. Кто-то из женщин поднес нашатырь. Я очнулся. Перед моим лицом была мама, вокруг которой столпились «подружки» нового клуба.
-Это что за… - начал я возмущенно, будучи немного слабым. – Попроси их уйти.
-Но вечер только начался, - сказала одна, другая добавила, - я отказалась от вечера
в кулинарном клубе, - а я принесла сюда то, что не обсудила с подругами на работе, - мне обязательно нужно обсудить…
-Если ты не сделаешь, - сказал и снова потерял сознание. Когда я очнулся, то я лежал на диване, рядом горел ночник, принесенный из моей комнаты. Меня не хотели будить, поэтому комнату частично перенесли в зал – кроме ночника стояла моя чашка с холодным чаем, рядом лежал бутерброд с краковской колбасой. Мама сидел напротив в кресле. Отец сидел на стуле. Разговор она начали после того, как я выпил чай, съел бутерброд и сказал:
- А что произошло? Я совершенно не помню. Мне кажется здесь были какие-то люди. Они окружили и зачем-то интересовались мной. Женщины, много женщин, Это что был сон?
Мама молчала.
-Значит это бы не сон, - догадался я. - И этот парфюм. Он остался.
-Дорогой, мы за тебя волнуемся, - сказала мама.
-Что это за люди, которые приходили к нам? – настойчиво спрашивал я.
Мама смотрела на отца, вероятно думая, что тот возьмет все в свои руки, но тот
продолжал оставаться на стуле неподвижным и безмолвным.
-Я знаю, что у тебя есть некоторые проблемы, - продолжила мама.
-Откуда? – крикнул я. – Ничего подобного.
- Ты, конечно, можешь утаить в себе все, но ты постарайся понять, что мы тебе
прежде всего друзья, и только потом родители, к которым ты должен проявлять определенные чувства.
«Они друзья? Ну надо же. Мама – друг. Отец – друг. Да – для меня это открытие. Настоящее. Спустя двадцать лет. До этого были на первое – родители, на второе – учителя, прочее, прочее, потом на семьдесят седьмом месте – друзья. До них мы так и не добрались. Сейчас все повернем в ног на голову. Черт, так голова болит. и это все благодаря моим новым друзьям».
Я попросил еще бутерброд, папа принес два и чай. «Вот это я понимаю». Пока мама говорила, он был на побегушках. Хороший дуэт. Когда он будет говорить, побежит мама.
-Я позвонила Алексею, - сказала мама. И он мне сказал, что ты в последнее время очень суетлив. Посоветовал кормить тебя получше. Хорошая еда всегда спасает от стрессов.
-Кому ты позвонила? – переспросил я, едва не подавившись бутербродом.
-Другу твоему, - чирикала мама. – Он мне все и рассказал. Без обиняков. Он
хороший мальчик. Спортом увлекается. Он в этот момент был так увлечен, что я даже как-то завелась…
-Мама! – крикнул я, вспоминая знакомую ситуацию с отцом Сати - Какого блин лешего, ты звонишь моим друзьям?
Мама вновь посмотрела на отца, но тот, сделав одно доброе дело с чаем и бутербродами, теперь мирно отдыхал в кресле, наверняка ожидая, когда я попрошу еще что-нибудь.
- Но я же должна была как-то действовать, - с обидой в голосе сказала она. - Ты
вот не понимаешь, но я за тебя безумно волновалась. Мне не с кем было поговорить на эту тему. Вот я и позвонила Алексею.
«Спасибо, Леха».
-Надеюсь ты больше никому не звонила? - Мама смотрела на меня, немного побаиваясь. – Кому?
-Какой-то Тоне и еще Ляле, - сказала она вполголоса.
-Что? – тут меня заколотило. Хотелось снова упасть в обморок и очнуться на крыше, где нет никого или на детской площадке ночью, например.
-Они ничего не сказали, - прошептала мама. – То, что давно тебя не видели и даже интересовались, как ты живешь. Сказали, что очень волнуются за тебя. Мне показалось, что они желают тебе добра.
«Да, через постель».
Мама обняла меня.
-Я могу стать твоим другом, - сказала она. - Я позвала еще несколько подруг из клуба по философии. Я разве не сказала, что записалась на философские слушания. Мне же нужно тебя понимать. Ты же мой философ.
Папа сидел на кресле и кажется уснул. Так мне показалось. Мне показалось, что в нашем доме давно не было такой атмосферы. Атмосферы доверия. «Пусть она позвонила, да разве это повод, чтобы выходить из себя. Если бы еще это понимать сразу, не морща лоб и не заставлять родителей идти на кардинальные меры по моему спасению».
-Да, папа тоже втянулся, - сказала мама, и отец тут же очнулся, резко вскочил и присел ко мне.
- Дорогой, - сказал отец, и начал говорить немного монотонно, словно заученный текст, - я хочу тебе рассказать о том, что в дружбе с женщиной есть несколько препятствий. Никогда не знаешь, как она поступит. Женщина действует по интуиции. Что такое интуиция – это условия. То есть если женщина понимает, что условия благодатные, она идет на это, нет – не идет. Когда ты выбираешь женщину, нужно смотреть ей не на филейную часть, а…куда…в глаза.
-Но я уже знаю об этом, - прервал я его. Атмосфера идиллии рассыпалась и стала снова тягучей.
-Да, ну что ж, - сказал отец. – Тогда о том, что нужно делать. Дружить с женщиной можно только в том случае, если она не будет напоминает тебе мать, отца, и только в этом случае может возникнуть именно дружба. Если она будет напоминать нашу мамочку, то пиши пропало – у вас будет близость. Ищи только полную противоположность. Где они водятся. Да…
-И об этом тоже, - устало сказал я. «Предки хотят натаскать меня. Боже мой, неужто они хотя управлять моим внутренним миром. Подливать топливо, ремонтировать, мешая мне самому понять все».
-Ну, я не знаю, - сказал отец, строго посмотрел на маму и потом подоспел ко мне уже с более мягким выражением – на лице зрела улыбка и немного дрожали губы. – Если ты знаешь о том, что они из себя представляют, где водятся, то я могу сказать только одно – не унывай, если вдруг не повезет.
-Да, да, папа, - лениво сказал я. – Мы уже это проходили.
-Да? – с досадой в голосе сказал отец, и повернулся к маме, - Это ты ему все рассказала?
-Нет не я, - закачала головой она.
-А кто? – не отставал отец.
-Да разве это имеет значение? – воскликнула мама и в этом я с ней согласился.
-Так зачем ты меня выдернула? - горячился отец.
«Хотя бы вышли из комнаты, где лежит больной человек. Никакого чувства такта. А еще говорят о дружбе».
-Я тебя не выдернула, - сказала мама. - Есть проблема, и я не могу каждый раз справляться с нею сама. Мне нужен мужчина, который поведет себя так, как мужчина.
-У тебя же целый кардабалет, - вскочил отец, направляясь к выходу. - Попроси кого угодно. У вас теперь много друзей. Я удивляюсь, почему сегодня нет мужчин. Для Севы – женщины, для тебя – мужчины. Разве не логично?
- Я стараюсь создать благоприятный климат, - сказала мама. - И это не так просто как тебе кажется.
-Куда уж мне понять все это? – сказал отец, застыв в проеме.
«Самое время грохнуться в обморок. Но разве это просто. Обморок возникает тогда, когда меньше всего его хочешь».
Что такое семейная ссора итак ясно. Каждый делает это по-своему. Мои родители переходят на личности, вспоминают свою молодость – мама о том, что отце не сделал, а отец, напоминая о том, что все-таки сделал. Они могли долго разносить друг друга, но мне хотелось быстрее дойти до своей комнаты, до которой сегодня было сложнее добраться, чем до Китая и я закричал:
-Мама, папа. Перестаньте. Я хочу спать.
-Я знаю, ты сейчас уйдешь, и нам не удастся…- сказала мама
-Не удастся поносить друг друга? – спросил я. И они перестали. Не знаю, что на них повлияло, но они оставили меня – ушли тихо. Как будто все, что было последние два часа мне приснилось.
Наконец, я добрался до своей комнаты, закрыл дверь на щеколду, взял в руки телефон и плюхнулся на кровать, которую как оказалось я уже не заправлял дня два, а может быть и три, точно не помню. Я ей позвонил, так как знал, что она будет дома. Взяла трубку сперва ее мама и только потом подошла она. Она меня не сразу узнала – отвыкла от моего голоса.
-Привет, ну что ты мне хочешь сказать? – спросила она, и я не знал с чего начать – хотелось рассказать о том, как я живу, то есть казаться лучше, чем был на самом деле, но не смог уйти от главной темы.
-Ты отчасти права, - вот что я сказал, во-первых.
-Я права? – усмехнулась она, задумалась, выдавая себя звуком «ммм», - Мммм, это точно. Только теперь напомни в чем?
«Ну конечно, разве она может вспомнить Севу, с которым провела всего год или два. Да разве можно такое запомнить – дружба….нет, любовь…нет, секс…нет, а что тогда – взаимовыгодные отношения на почве секса и разговоров каждый на свою тему закончились».
-Ты совсем не помнишь, о чем мы разговаривали? – спросил я. Она засмеялась, снова защитилась «ммм», отвлеклась на рекламу, произнеся «о да» и произнесла следующее мечтательно:
-За последние две недели со мной произошло так много, так много, что мне кажется, что ты всего лишь мой старый знакомый, которого я не видела, ну сколько, минимум лет пять. Что я тебя знала, будучи другой. И мы встретились тогда в той жизни для того, чтобы обязательно расстаться. И вот мы расстались…
-Поговорив о… - прошептал я, показывая жестами рук, предполагая то, что ей это может помочь.
-Ммммм….
- О дружбе между мужчинами и…
-Вспомнила, вспомнила – радостно воскликнула она. - Значит, я права? Ну я же сказала.
-Только отчасти права, - сказал я.
-Не поняла, - растеряно сказала она, но тут же взяла себя в руки и засмеялась, - но права же.
-Да, - продолжил я, - большинство женщин видят меня как объект для секса и то, что мешает полноценно дружить. Здесь твоя правда. Но это те женщины, точнее тот процент, огромный процент, без которого не было бы того одного-двух, ради которого я и мыкался почти месяц.
-Всего-то? – смеялась Варя. - Я думала, что ты мне позвонишь через год или два, а может быть, не позвонишь. Стыдно станет, и мы столкнемся с тобой как-нибудь под старость лет на Страстном бульваре, ты будешь идти с сыном, у которого двое детей, а я с дочкой, у которой трое, кивнем друг другу и пойдем дальше, каждый ломая голову «а кто бы это мог быть».
- Я хочу продолжить, - сказал я, - Для того, чтобы понять это, я спустился в подземку…
-Как романтично, - смеялась она. «Ничего она не понимает. Точнее то, что мне в ней когда-то нравилось безвозвратно ушло и появилось то, что я не выносил - подтрунивание над всеми».
- Там я знакомился с разными женщинами, - продолжал я, - они действительно были разными и интересными по-своему. Я предлагал им себя, точнее свою дружбу, но они в конечном итоге склоняли меня к одному…
-Никогда не думала, что ты такой, - продолжала Варя.
- Усталый, я вернулся домой, посмотрел на своих родителей, в частности свою маму и понял, что среди всех женщин только мама…
-Ты что?- воскликнула Варя. Она не иронизировала больше. – Родные не в счет.
-Но почему? – спросил я. – Они же тоже женщины.
-Это не годится, - сказала она. – Он заинтересованы в твоей победе. Да и запрет на секс с ними тоже играет роль. То есть – идеальные друзья. Только почему же мы все реже звоним родным и не берем их с собой на вечеринки? А, конфузишься. То-то.
Она была права. С «мамой» я заранее был обречен. Но я хотел сказать другое.
-…среди всех женщин только мама могла натолкнуть меня на верное решение. То, что женщина друг может появиться только в двух случаях. Например, когда у тебя уже есть любимый человек.
-Так я выиграла? – не выдержала Варя.
-Тогда ты выиграла, - сказал я.
- И что мне будет? – хитро спросила она.
-Приглашаю тебя в одно кафе, - сказал я.
-Зачем? – удивилась она.
-Кафе придумали для нас, - сказал я.
-Для нас? – еще больше удивилась она. – Я не совсем понимаю, что ты хочешь этим сказать.
- Для нас, - повторил я. – Мы – влюбленные…
-Хватит! – воскликнула она. – Это у же не смешно. Мы с тобой расстались. От наших отношений остались одни воспоминания, весьма неплохие, но они только воспоминания. Не больше.
-Это не все, - оборвал я. – Кто такие эти самые, - в этот момент я показал «влюбленную рыбку», и понимая, что она не видит, повторил, - Влюбленные. Те, которые сходятся и те, кто расстаются. И те, и другие достойны счастья.
-Мне не понятен твой юмор, - сказала она. Я понимал. что она устала от моих загадок и что слушать чужого, да почти чужого человека, ей не очень нравится.
-А я не смеюсь, - сказал я. - Знаешь, почему я спустился в подземку? Знаешь? Ты еще не поняла?
-Что я должна была понять? – ей не терпелось положить трубку и быть свободной от этого разговора, от этого человека, от этой другой жизни, из которой она как-то удачно выплыла.
Я хотел не говорить, думая, что она сама догадается, но прошла минута тишины в трубке, ее «ммм» стянули минуты разговоров с этой тишиной и стало проще, но не намного. Она не знала, о чем я говорю. И я ей сказал, немного сомневаясь, в душе понимая, что буду сожалеть об этом:
- Я просто не мог тебя отпустить и поэтому хотел доказать тебе несуществующее, чтобы доказав мы стали не слишком далеко друг от друга. Это второе. Важно то, чтобы человек сам верил в это.
«Все, я сделал это. Пусть дурак, но как-то легко стало. И она молчит. Это треклятое «ммм».
-То есть, ты сам не веришь в эту дружбу? – наконец спросила она.
-Конечно, нет, - ответил я, - и если ты помнишь, мы об этом говорили на нашем втором свидании.
-Это у тебя отличная память – помнишь каждую произнесенную мной фразу, эмоции, место, в котором мы занимались любовью, - ирония вернулась, но робко неуверенно входила в разговор.
-Это бич, - сказал я. – Ты не представляешь, каково жить с этим. Ты же моя первая серьезная любовь. Пока все это есть, ты хранишь и если надо приумножаешь, но как только она исчезает, ты не знаешь, что делать. Ты в шоке. Голова набита сундуками с нашими эротическими снами, которыми мы делились каждое утро по телефону, твоими нежными словами, километрами дорог, пройденных вместе.
-Ты хочешь вернуть…- прошептала она, забыв про иронию, наверняка вспоминая один из совместных километров.
- Нет, - сказал я. – Уже не хочу. Сейчас я понял, что освободился. У меня есть друг, точнее она мне и друг и все остальное. Она еще не знает об этом, но скоро будет знать. Я искал друга, а нашел ее. И все благодаря тебе.
-Ну-у зна-а-е-ешь, - протянула она Ты мне звонишь, чтобы сказать, что нашел
девушку-друга?
- Да, поэтому, - согласился я.
- Придурок, - сказала она и наш разговор прекратился. Родители спали, я вышел на кухню, достал из холодильника пиво, отпил немного, вышел на лестничную площадку. Площадка была пуста. Мусоропровод стоял открытым и, казалось, зевая уснул. Я присел на ступеньки и продолжить пить.
«Вот и все. Теперь можно подвести черту под этими отношениями. Непростая черта получилась. Жирная. С участием женской половины, немного пострадавшей при этом. Но как хорошо осознавать, что сделала все возможное, чтобы быть вместе. Пусть это и привело к таким странным последствиям. Как, наверное, скучно жилось тем, кто расставшись, идут в чат знакомятся с новой подружкой, доводят свои отношения до апогея или свадьбы…не попытавшись сделать хоть что-то для того, чтобы предотвратить это»..
- Хорошее пиво, - услышал я голос соседа. Я протянул ему бутылку, он долго разглядывал и, наконец, отпил.
-Мне нужна работа;- сказал я. «Почему бы и нет. Мне нужно подработать. Немного. До осени. А там в универ. На этот раз что-нибудь связанное с женщинами. Наверное, медицина».
- Да? – открыл беззвучно рот дядя Женя и продолжил уже вербально, - А я только что уволился.
-Зачем? – спросил я.
-Моя жена итак неплохо зарабатывает, - сказал он как-то робко, не в привычной манере. – А я готовлю. Теперь я изобретатель на кухне.
-Но для вас так важно было, чтобы мужчина… - начал я.
-…любил женщину, - сказал он. -Мы же с ней сначала дружили. Да, а потом только сошлись. Представляешь, три года помогали друг другу. Она мне картошку давала, когда у меня совсем денег не было, а я ей – книжки.
Я сел в вагон. Не хотелось идти домой. Хотелось проветрить мозги. Дома зал будет напоминать мамин клуб, а моя комната – разговор с Варькой. Пару кварталов и я как огурчик. Но как оказалось эти два квартала были дальше, чем я предполагал.
Я сел в вагон, лишь на десятую часть заполненный и тот меня убаюкивал все станции, позволяя мне увидеть странные картины, точнее странные мысли от обычных картин.
«Мужчина читает перевернутую газету. Тогда он и ходить должен на руках. Есть черно-белое зрение, дальнозоркость, но чтоб все было перевернутым – это другое. У меня порой включается это перевернутость. Наверное, когда хочется изменить обыденность».
Потом я уснул. В час проснулся. Метро закрывалось. Я вышел на Тульской, и три часа шел по Варшавке. Было очень холодно. Среди прохожих – одиноко бредущих по тротуару, шли люди, которые в этой ночи мне казались схожими одинаково спешащей походкой и зажатой позой, возникающая при страхе и холоде. Одна из девушек выбивалась из этой сгорбленной толпы. Высокая брюнетка, юбка – красная куртка, высокие каблуки и колготки в сеточку. Она шла почти с таким же темпом, что и я. Ночью приходят самые странные мысли и вопросы, переформулированные из мыслей тоже не выглядят обычными.
- Девушка, как вы думаете, что происходит в метро ночью? – таков был мой вопрос. – Они закрываются, и что на этом все. Жизнь там застывает? Или же напротив там начинается другая жизнь?
- Я ничего не думаю, - ответила она.
- То есть вы идете и ни о чем не думаете, - повторил я. - Но так же не бывает. Постоянно
-Я думаю, как бы мне дойти на каблуках до своего дома, - сказала она и посмотрела на меня, оценивая мою адекватность.
-Снимите их, - предложил я.
-Что? – не поняла она.
-Снимите, - повторил я. - Босиком по проспекту.
-Не очень удачное предложение, - недовольно сказала она
-Не бывает самых лучших предложений, - выдал я. Она смотрела на кудрявого ночного безумца и не понимала в чем подвох, почему я не предпринимаю решительных действий. Что не так? Она не знала, что мне было хорошо и просто хотелось поделиться радостью с любым человеком, пусть через бессмысленные вопросы и советы.
-Да ты что?
-Да, все таит в себе подвох.
-Ты что философ?
-Нет, я скорее человек, который может проглотить поезд.
-Ты это о чем?
-Есть у меня одна знакомая, была точнее – вот она написала мой портрет. На нем я глотаю поезд вилкой.
-Она что того?
-Она-то в порядке. Это же я глотаю.
Через сто метров она свернула в переулок. Я постоял, подождал, пока включится свет в показанном окне и пошел дальше. До дому оставалось два с половиной километра. Я шел, смотрел на пролетающие по магистрали искры-машины и думал о том, что как здорово когда у тебя ничего нет и как хорошо это самое искать. Перед нами такой выбор и только и делай, что выбирай. Но перед этим не помешает немного понаблюдать….
Глава 20
Все по-прежнему
В кафе собрались те же: Леха, Альба, Валек и я. Сати должна была подойти позже. Мы отмечали ее взросление. Она уволилась и решила посвятить себя и мне больше времени. Я был не против.
- Ты совершенно не даешь нам шанса, - голосил Леха.
-По правилам мы имеем право на три неправильные попытки, - деловито сказал Альба.
-На две неправильные и третья должна быть верной, - исправил я.
-Дай нам фору, - настаивал Валек.
-Это еще почему?
- Так друзья же, - сказал ботаник и посмотрел на остальных. Те его поддержали:
-И правда, подфарти. Сделай исключение. Если друг оказался вдруг, ну ты же помнишь…я пью за здоровье немногих…еще вспомнить…дружба вечная не сломается…действует…ничего на свете лучше не-ету…а теперь говори.
Сеанс гипноза, проведенный моими друзьями, был закончен, и я торопился сказать:
-Ничего подобного. Дружба дружбой, а табочок врозь.
-Табачок зажал, - огрызнулся Леха.
- Табачок в данном случае – та помощь, - пояснил Валек. Все посмотрели на него как на пуп земли, и Леха даже обнял, проговаривая «чтобы мы без тебя делали».
-А что? – вспыхнул Валек, то ли пытаясь выкрутится из глупого положения, то ли воодушевившись от похвалы. – Мы вместе как те герои из мультика – одного нет, уже скучно.
-Скучно – слишком мелко. – сказал Альба. - Плохо.
-Да очень близко, - сказал Леха. – Очень плохо, когда мы, каждый сам по себе. Идем по дороге, по разным и не пересекаемся, - он обнял меня и крепко поцеловал в лоб. – Дорогой, ты наш, - он потянул к себе и Альбу, тот в свою очередь подцепил Валька и мы вместе стиснулись. Мне было жарко.
«Какая шляпа у той женщины за крайним столиком. Ей же неудобно пить кофе. Почему она ее не снимает? Неприятности с волосами? Часы с кукушкой. Почему я их раньше не видел. А этот зеркальный потолок»?
- Мне так хочется тебя поцеловать, - кричал Леха и делал это – целовал всех и каждого.
-Он маньяк, - вопил Альба, а Валек не сопротивлялся и молча терпел. Но больше всех досталось мне.
-Не подлизывайтесь, все равно не скажу, - кричал я.
-Что здесь происходит? - спросил знакомый голос. Это была Сати. Моя Сати. Я вырвался из цепких дружеских объятий, чтобы попасть в другие, не совсем дружеские. Я обнял ее, она в свою очередь тоже прижала меня к себе, у меня перехватило дыхание и мне показалось, что у меня остановилось сердце. Для сравнения – она обняла намного крепче, нежели сейчас делали это трое.
-Балуемся, - прошептал я.
-Без меня? – игриво возмутилась она.
-Он загадал фильм, - пояснил Леха. – Как всегда, редчайший, который вряд ли можно скачать в торренте.
- Какой такой фильм, дорогой? - стала кружить Сати. – Мне же ты скажешь?
Она была обворожительной, но я был неприступен.
- Но… - еле сдерживал я себя, чтобы не проговориться. - У нас же правила.
-Правила? – играла Сати. – Неужели нам нужны с тобой какие-то правила.
-Но как же без них? – пытался возразить я. - Три факта….
- Целых три факта?! - воскликнула она. В этот момент ее правая рука была у меня на щеке, двигалась по направлению к шее, левой она держала за талию и массировала точку на спине, которая отключала все отделы мозга вместе взятые. – И что же это за факты? – в этот момент я почувствовал, как немеет язык и по спине пробегает стадо мурашек.
- Из-зз этт-того фильма, - проговорил я. - Они говорят поэтично.
- Поэтично, - повторила она томно.
- Второй – он уходит в армию и пропадает без вести, - перечислял я
-Уходит, пропадает, - в этот момент она целовала мое ухо, а я смотрел с закрытыми глазами на то, что не видно другим – желтые цвета сливались с каплями дождя, примешивая вкус клубники и нежного крика..
- Третий – она его забывает…- еле слышно проговорил я.
- Забывает… - повторила она, занося руку мне под рубашку, - все просто поэтично - говорят, уходит, пропадает и забывает.
- «Мужчина и женщина» Лелуша, - предположил Альба.
- А вот и нет, - прошептала Сати.
- Но откуда…
-Она права, - подтвердил я.
- Тогда…я знаю, я знаю… - пыжился Альба.
- Не торопись, - оборвал его Леха. - Назовешь неправильно, останется всего одна попытка. Здесь надо подумать. Ты говоришь, в этом фильме два главных героя?
-Правильно, - согласилась Сати, а я кивнул головой.
-Уже легче, - анализировал Леха. - У них с любовью не все ладно? То есть по-русски несчастная любовь. Так?
-Точно, - кивал я.
-А жизнь счастливая? – с сомнением в голосе сказал Леха.
-Это тупик, - вступил Альба. – Разве такое бывает, что любовь несчастная, а жизнь счастливая? Не понимаю.
-Может, он разлюбил и забыл? - предположил Валек.
-Здесь есть какой-то подвох, - прговаривал Леха. Только какой? А он молчит, хотя бы намекни.
- Так вы будете называть? – спросил я. – Полчаса как отгадать не можете. Вы превысили лимит времени.
-И что ты сделаешь? –нервно сказал Леха, взлохматив свою голову, надраив виски и лоб до красноты.
-Да, что? – интересовался и Альба.
-Назову… - сказала Сати. Я кивнул.
-Не надо, - осторожно, как будто моих руках была граната с выдернутой чекой, сказал Леха.
-Так мы весь вечер проторчим здесь, - сказал я. Сати меня гладила по спине и рисовала на ней буквы. Эти буквы что-то означали. Я стал вчитываться, но мне мешали.
-Нам некуда спешить, - говорил Альба. Буква «у», буква «и», «д»…
-Это… - сказал я, когда на моей спине выступила буква «е».
-Ты не сделаешь этого… - кричал Леха, но у меня уже проступила следующая буква. Две буквы «л», соединенных воедино.
- «Романс о влюбленных» - крикнул я на все кафе.
-А…. – простонал большой друг Леха.
-Да, блин, - склонил голову над столом Альба.
-Зачем ты это сделал? – прошептал Валек, наблюдая картину безумия.
Теперь о Сати, у нее были хорошие средства чтобы уговаривать меня, но и я был не лыком шит. Поэтому прочитав ее послание, я повернулся к ней.
-Подожди дорогая, - сказал я. – Еще не время. Я хочу провести время с друзьями.
Она согласилась и сейчас ее рука легла мне на плечо, спокойно, без движения ждала, что будет дальше.
- А я не видел этот фильм, - оспаривал поражение Альба.
-Не знаю, ходили мы вместе, - сказал я. – Наверное, кто-то из вас спал на заднем ряду.
-Ну и что, - сказал Альба. - Я люблю спать именно в кинотеатре. Сны кинематографичны. Такое ощущение, что тебя в кино показывают.
- Так он проспал без малого…всю жизнь, - иронизировал Леха и потрепал Альбу по голове.
-Это я-то просплю? - не унимался тот. - У меня самая бессонная жизнь. Ночами не сплю, днем соответственно тоже. Я может быть только в кино и высыпаюсь.
-Кто? – это вопрос мы задали хором. Даже Сати заинтересованно приблизилась к объекту внимания и повторила, - кто?
- Девушка из балетной школы, - важно сказал Альба. – Я нынче балеринами увлекся. На балет хожу. Могу подогнать билетик в Большой.
- Ну ты и монстр, - сказал Леха.
-Балетный монстр, - с чувством превосходства сказал Альба.
-Наш Альба скоро будет носить обтягивающие штанишки и танцевать не хуже Цискаридзе, - смеялся Леха, встал и изобразил на обозрение всех посетителей кафе балетную стойку.
-Говорите, говорите, - радостно сказал Альба. - Мне приятно. Как говорится, пока хвалят, терпи, потом могут не хвалить.
-Да, друзья, - сказал я. – Мне кажется, что когда мы вместе хочется говорить такие хорошие слова и надеюсь, что мы будем продолжать в том же духе. Один будет хвалиться, другой хвалить и все вместе будем лепить друг друга. Как из глины.
В окне появился мужчина. Он подошел к окну, тоскливо посмотрел внутрь, вздохнул так глубоко, что одновременно и пожал плечами, и отвернулся, устремив взор на сталинскую высотку вдалеке.
Наши голоса смешались и, наверное, стали единым целым.
-Он хочет попробовать кофе, но у него не хватает денег, - Странно, но обычно в такие моменты я просто иду и пока не увижу кофе, стоящее на столе передо мной и кроме меня никто его не жаждет выпить.- Тебе хорошо, у тебя в каждой части города есть своя кофеварка. - Он просто ищет своего друга…
-Еще, еще, - крикнул Леха.
-Что на этот раз? – предположил Альба. - Корейский фильм ужасов двадцать седьмого года?
- Этот фильм об одном пареньке, который однажды решил проверить, что происходит ночью…
Все было по-прежнему. Мы регулярно встречались в кафе, пили кофе и ели пончики. Однажды Сати узнала о моем эксперименте. Случайно. Взболтнул Альба.
-Что за эксперимент? – спросила она.
- Не надо, - крутил я головой, но Альба меня не слышал:
-Он искал себе девушку-друга, всю подземку излазил для этого, как диггер.
- Диггер Сева, - произнесла она и засмеялась.
-Ты так спокойно реагируешь? - удивился я. На что она ответила:
-Когда я была официанткой, я тоже загадала, что выйду замуж за посетителя кафе. У нас даже в подсобном помещении табло висело, у кого больше шансов.
-Я тебя ненавижу, - сказал я.
-И я тебя, - ответила она. После этого мы поцеловались. Нам нравилось говорить противоположности. Такие у нас были игры.
Эпилог
Сколько прошло с тех пор. Девять лет? Как мало, но за это время мы выросли и то, что происходили с нами вчера, о чем я попытался рассказать, мы вспоминаем и сейчас.
Я женился на Сати. Она занялась гончарным искусством, и наш дом стал походить на винный подвал. Я же поступил на медицинский и стал врачом-педиатром. Дети меня слушаются и называют доктор Докторович. У нас родился мальчик, потом еще один мальчик и еще одного мы ждем. Я уже и не сомневаюсь, что будет мальчик, но если все же девочка, то не обижусь.
Про Варю я ничего не слышал. Говорят, что она стала стюардессой. Летает из одного конца света в другой, надеясь, что лучшее находится там, куда направляется самолет. Но я-то знаю, что лучшее всегда ближе, чем ты думаешь. Она пыталась мне звонить, но услышав по телефону детский ор, бросила трубку.
Ляля часто выставляется в галерее современного искусства, и я бываю там, пытаясь найти себя. Но видимо судьба моего шаржа с поездом постигла печальная участь. Мы с ней не общаемся, мне достаточно ее картин, а ей наверное того, что она меня когда-то написала.
Тоня поставила мюзикл – тот самый про друзей. Но все равно сделала все по-своему. Я не в обиде. Недавно я с ней столкнулся на улице и мило пообщался. Я был со своими мальчуганами, а она с контрабасом, как и прежде.
Мои мама все же организовала дружеский клуб. Отец включился и его способность продавать все пригодилась. Теперь он продает курсы, которые так и называются «дружба – вдоль и поперек».
Да, а мои друзья. Валек защитил кандидатскую, то есть сперва окончил институт, потом кандидатская и женился. На девушке, с которой остался друзьями. Это была третья по счету. Леха стал спортивным комментатором и стал летать в разные страны, преимущественно в Африку. Там он познакомился с мисс Попона, черноглазой и чернокожей…в общем у них растут два шоколадных мальчика. После того случая Альба уехал в Индию, прожил там больше года и вернулся оттуда, будучи женатым на мисс Карри. Получается, что моим методом пользуются.
Что ж мы все женаты, та получилось, что наши жены не из России, кроме моей Сати, которая из России, но с восточными корнями, но надо же расширять границы…Может быть за границей женщины способны дружить. Это конечно шутка, но в каждой шутке есть та самая доля, что все называют правдой.