О да, судьба ужасна у изгнанника-вампира!
В смазливую девицу, что не спит в ночи, влюблен,
Из закутка кладбищенского, мертвенного мира
Бредет сквозь тьму пугливой тенью осторожно он.
Протиснувшись кой-как, в щель юркнув меж дверьми глухими,
За шторой прячется, из-под кровати он следит,
Как та наряды меряет и в благовонном дыме
Молитвы шепчет в равнодушный дремлющий зенит.
Вот, наконец, в огромном доме суета стихает:
Неслышно он крадется вдоль глазастых стен, таясь,
Над тельцем жалким, что любви пылающей не знает,
С почтеньем лекаря склоняется главой тотчас.
Как вдруг, в сей миг блаженнейший: о призрачное счастье!–
Когда казалось бы сама судьба благоволит,–
Ночь озаряется вокруг, и, млея в сладострастье,
К нему толпа рассвирепевших мстителей бежит.
Один лишь поцелуй в худую тоненькую шейку
Его бы спас от тяжких и невыносимых мук,
Лишь раз в столетие он просыпается, так редко,
Но много у добра неистребимых верных слуг.
Набросившись, как свора псов, жестоко истязают,–
В глумленье каждый палача стократно превзошел,–
Смеясь, вовсю бьют палками, и душат и пинают,
И в сердце бедное осиновый вгоняют кол!
Потом, к кресту прибив окровавленными гвоздями,
На холм высокий тащат, водружают не спеша,
Ликуя пьяными на всю округу голосами,
И ждут, чтоб отлетела невозбранная душа.
Тому, кто свергнут в огненную алчную геенну,
Познав в страданиях незыблемую неба власть,
За муки эти, Боже, ты ль не дашь ему воскреснуть,
Чтоб с именем Твоим мы вновь смогли его распять!
1992