Лебединые песни

Арье Ротман
               
***
Пусть отразит студеный пруд
лебяжьи выгнутые выи.
Еще до снега отрастут
на крыльях перья маховые.

Над миром встанем на крыло
и, полны царственной печали,
под первый снег, в белым-бело,
четой гортанною отчалим.

О Боже мой, не забирай
блаженной песни лебединой.
Дай прилететь в слепящий край
душой двукрылою единой.

Любовь таилась и ждала,
гнезда на родине не вила.
Ей ширь земли не тяжела,
и небо далей будет мило.

***
От белизны сплетенных тел
пронизанных родною кровью
стать зовом страсти захотел
умолкший ангел изголовья.
 
О не убей меня теперь,
когда поют воловьи струны,
я тоже ангел, тоже зверь,
я агнец жажды тонкорунный.
 
Скрипите жилы на колке,
тончай струна, изнемогая.
Но дай дотронуться руке
до тех завес, где ждет другая.
 
Пускай раздерну их на миг,
пускай звеня порвутся жилы,
но по себе оставлю крик: –
мы живы, Господи, мы живы.

***
Ресниц неспящих колыханье
притворства сонное тепло...
Дай удержать твое дыханье
как в пальцах тонкое стекло.

Воспламенились в тихом пале
таимым жаром два лица,
и озаренные пропали
когда сгорели до конца.

О шквалы лиственного шума,
горгульи-чайки над Невой…
Ночь, усыпи тяжелодума
разлукой как дурман-травой.

Иначе выломаю стены
в тоске по дальней стороне,
чтобы обнять твои колена
опять приснившиеся мне.

***
Налью тебя в чашу как злого вина,
согрею ладонями медную стынь,
и выпью не морщась до самого дна
разлуку морей и пустынь.

Налью тебя в чашу как добрую весть
согрею ладонями хлад серебра,
и выпью с любовью за то, что ты есть
за то, что ко мне ты добра.

Налью тебя в чашу как алую кровь,
согрею ладонями лед золотой,
и выпью за муку мою и любовь,
что делает душу святой.

За то, что мы встретимся в лучший из дней,
где пена прибоя как тонкая нить.
Мы справа и слева сойдемся по ней,
и нас не разнять, не разнить.

***
Наши жизни, склоненные рядом,
две плакучие возле ручья,
перевились, побитые градом,
и не скажут отныне, где чья.

Протянусь, переломанный, ближе,
над подругою ветви скрещу.
Сколь колец еще годы нанижут?
а и кончатся – не отпущу.

Так и буду шептать полусонной,
шевеля ей дыханием прядь,
из любви моей вечнозеленой
поволоку забвения прясть.

И забудут, что были мы двое,
две склоненных души у ручья,
перевившихся в сердце живое,
а и вспомнят – кто скажет, где чья?