Этой женщине никак не дашь больше тридцати лет. Симпатичная, если не сказать - красивая. Но вблизи заметны горестные отметины, две резкие морщины, идущие от носа к уголкам дрожащих губ. Если прислушаться, можно разобрать, что шепчут эти губы: "бедная, бедная... за что тебе это наказание, мой ангел? прости меня Господи... дай нам сил справиться с этим..." Куда же направлен её взгляд, полный сострадания? Обернемся. Маленький дворик, густо поросший сочной зеленью. На лужайке, спиной к нам, сидит девочка лет семи. Лёгкий ветерок нежно перебирает ещё по-детски белокурые волосы, а руки ребёнка так же ласково поглаживают колышащуюся траву. Ближе, ближе... Заглянем в широко открытые голубые глаза, устремлённые вдаль, за невысокий заборчик. Они искрятся радостью и восхищением. Что же так печалит её мать, отчего она еле сдерживает рыдания? Переместимся внутрь дома. Там, на кухонном столе, лежит конверт с официальным бланком. "Заключение комиссии... врождённая патология... приведшая к сращиванию слухового и зрительного нервов... неоперабельно..." Её дочь навсегда останется калекой - глухой, немой и слабовидящей.
Не может быть... Скорее назад, к девочке! Мы же только что видели эти глаза - внимательные и восторженные. Падаем в их глубину, падаем и растворяемся. Теперь мы уже воспринимаем мир, как воспринимает его она. Сразу окунаемся в абсолютную тишину, которую просто невозможно представить обычному человеку. Но звуки есть. Удивительно, оказывается их можно не только слышать. Шелест травы под маленькими ручками сверкает россыпью фиолетовых искр. С деревьев за дорогой, словно крупные топазы, срываются тяжелые капли шумящей листвы. Ласточки, суетливо мелькающие в небе, вспыхивают изумрудным чириканьем. Неподалеку, маленькой лазурной молнией, прошуршала полёвка. Девчушка её не боится - багровые пятнышки писка говорят, что мышка сама чуть жива от страха. Грузный шмель, озаренный сиреневым жужжанием, похож на летящую кляксу. Негромкий смех девочки рассыпается золотистыми лепестками. Женщина, стоящая на пороге, услышав переливы этих тихих колокольчиков, всё же не может сдержать слёз и её всхлипывания накрывают дворик серебристым туманом. Девочка недоумённо оборачивается - кто обидел маму? Она тоже иногда плачет, как вчера, когда вредный соседский мальчишка, промчавшись мимо на лилово-тарахтящих роликах, метнул в неё бордовую стрелу обидного слова. Глядя на расцветающую вслед за ним огромную, ядовито-оранжевую розу язвительного смеха, девочка захныкала маленькой снежной круговертью.
Теперь, разобравшись в происходящем, мы покинем это место. Пора перенестись за сотню километров и несколько месяцев от исходной точки. Крупный медицинский центр. В приёмном покое, на потёртом диванчике, уткнувшись в плечо мужа, знакомая нам женщина забылась в беспокойной дрёме. Мужчину мы ещё не видели, но по скорбным морщинам у рта можем предположить, что это отец необыкновенного ребенка. Своей отчаянной настойчивостью ему удалось убедить известного нейрохирурга рискнуть репутацией. Взлетев на два этажа, мы на мгновение заглянем в операционную. Нет, здесь нам не место - вдруг у врача, почувствовавшего наше незримое присутствие, в самый ответственный момент дрогнет рука?
Лучше давайте проскочим ещё две недели и очутимся в больничной палате. Малышка уже узнала, что такое звуки - и они ей не нравятся. Резкие и скрипучие - не помечтаешь, не заснёшь. Сегодня здесь многолюдно: лечащий врач, офтальмолог, лор, психолог, две медсестры и, конечно же, родители. Последние витки бинтов опадают с её лица. Неяркий вечерний свет ослепляет как фотовспышка. Позади слышится сдавленный полувздох-полувсхлип - издёрганная мать на грани безумия. Поворот головы, удивлённый взгляд, растерянная улыбка, нахмуренные брови. "Мама?" Женщина не в силах сдержать хлынувших слёз облегчения. По небритым щекам отца пролегли две блестящих дорожки. Глаза врачей подозрительно блестят. Через минуту девочка тоже начинает плакать - горько и безутешно. Мир стал блеклым, словно выцветшая фотография. Красок больше нет и никогда не будет.