Женни стояла у окна в комнате высокого здания: далеко внизу жил город, с его целеустремленно спешащими куда-то пешеходами, мельканием красного и зеленого на светофорах, вереницей резко и плавно тормозящих машин. Она опять и опять вспоминала свою жизнь и то трагическое событие, которое привело ее сейчас к этому окну, в это состояние ожидания встречи с давнишним другом по имени Грегг. Именно с ним она росла в одном дворе, с ним вместе играла, и окружающая детвора не раз им задиристо кричала: «Тиле-тиле тесто, жених и невеста!». Но женихом и невестой они так никогда, почему-то (она даже сейчас не смогла бы четко сформулировать, почему именно), и не стали - что-то мешало ей это сделать и, может быть, именно то, что он, как ей казалось, не так уж этого и хотел, и не слишком-то из-за этого переживал. Во всяком случае, по ее, как она часто думала, наверняка завышенным романтическим и максималистским меркам («не всем же хотеть и уметь умирать из-за любви и уж точно – не всем так уметь любить, чтобы стоило умирать…»). Через какое-то время он женился, потом вышла замуж и она. («Все-таки он женился первым, но - это так, для истории», - подумала сейчас Женни). Теперь они жили в разных районах родного города и, даже случайно, не встречались, лишь в дни рождения, да и то не каждые, звоня друг другу по телефону – скорее напомнить о своем существовании, чем, собственно, поздравить. Женни работала в издательстве, Грегг занимался бизнесом. И вот через десятилетия, сегодня, почти сейчас он должен был придти сюда, в это высотное здание, в эту комнату - к ней домой, где и была назначена их встреча.
В дверь, как ей показалось, нагловато, постучали,
- Конечно, как же иначе, вот и он - подумала Женни.
Грэгг не мог себе представить, что вообще могло случилось такого, чтобы Женни попросила его о встрече. Она не любила просить и никогда, ну, почти никогда, этого не делала – это он хорошо знал. Потому и, не раздумывая, договорился о встрече.
Как всегда, уверенно войдя, он сел, расставив ноги:
– Ну, давай, рассказывай! – Грегг не скрывая, разглядывал Женни.
– Те же нахальные, и такие родные глаза! Пожалуй, он вообще мало изменился, – подумала о Грегге Женни, - Про меня этого, наверное, не скажешь… Хотя, кажется, моим видом он остался доволен…
Преодолевая что-то в себе, очевидно, связанное с присутствием этого, так мало изменившегося, Грегга («А что ты, собственно, думала? Он и так достаточно хорош…»), Женни с трудом заговорила:
- Ладно, Грегг, вообще-то мне нужна твоя помощь. Поэтому, слушай.
Она старалась то и дело напоминать себе, что Грегг - «не такой уж и плохой, а может быть даже и, скорее всего, очень даже хороший и поэтому «нечего раздражаться» Особенно, если сейчас ей поможет, если захочет ей помочь. А помощь ей нужна. Видимо, так уж сложилось, что в этой ситуации только он и может ей помочь – именно благодаря, так всю жизнь презираемому ею, его «бизнесменству». Все дело было в Женнином сыне - Стиве. Муж Женни, знаменитый музыкант - Пит, годы назад самым нелепым образом разбился на дельтаплане. «Как же это нелепо, - часто бессонными ночами мучительно думала она, - В его сорок лет, что ему нужно было на дельтаплане?! …Похоже на историю с леопардом, не понятно зачем забравшимся на вершину горы и там замерзшим, в моих любимых Хемингуэевских «Снегах Килиманджаро»…» И все же, в этом, как и почти во всем, что делал Пит, была романтика и какое-то отчаянное бескорыстие, а это Женни очень, пожалуй, больше всего на свете, уважала и ценила. Она никогда не жалела о своем выборе и знала, что «такого, с такими «невозможно» синими глазами» никогда больше не встретит – чудеса случаются лишь раз в жизни, да и то, понятно, если очень повезет. Так, как ей. Поглощенная работой она и не подозревала, что у их с Питом сына, их Стиве, она- то была уверенна, что у них «все хорошо», появилась какая-то другая, скрытая от нее и с ней не связанная, но тесно увязанная с совсем чужими и непорядочными людьми, жизнь.
- Ну, и чем ты недовольна? Что ты хотела, чтобы парень всю жизнь сидел возле тебя? – это уже, как обычно самоуверенно, ехидничал Грегг, спокойно, почти равнодушно выслушав рассказ Женни.
- Нет, конечно, не хотела, - честно сказала Женни. - Но я хотела, чтобы он учился, поступил в институт, сам принимал свои жизненно-важные решения и советовался при этом со мной. А что, ты со своими детьми хотел не так? – сказала она с уже почти забытой злостью. Грэг привычно «заткнулся» и она уже спокойно спросила:
- Кстати, как там твои девочки? Помнишь, как они, когда узнали, что у них скоро будет маленькая сестричка, просили: «Лучше мы еще немного подождем, хотим братика…. ».
- Ничего, они все нормально, - улыбнулся этим воспоминаниям Грегг. - Ты знаешь, мы уже не живем вместе. Они – со своей матерью, и приезжают ко мне лишь на каникулы. – Кажется, Греггу не очень хотелось говорить об этом, и Жени поняла: и у него не все гладко с детьми, там наверняка свои трудности – понятно, ни у кого все не идеально…. Поэтому, больше ничего не спрашивая, Женни просто продолжила свой рассказ:
- Так уж случилось, что со Стивом подружился Ив, его одноклассник. Ив хвостиком ходил за Стивом на переменах, приглашал домой, звонил ему вечерами, всеми силами старался все время проводить с ним. Думаю, он нашел в Стиве защиту и от нелюбящих его задиристых одноклассников, и от своего очевидного одиночества (хоть у него и была сестричка, впрочем, совсем еще маленькая), несмотря на все общеизвестное богатство его отца - бизнесмена. Теперь мне самой кажется это странным, но тогда я не почувствовала в этой дружбе никакой опасности: я всегда знала – наш Стив добрый, поэтому к нему и тянутся слабые в поисках защиты, так было всю жизнь и со мной самой. Но я совершенно не подозревала, какую опасность таит в себе отец Ива. Вскорости оказалось, что он не только бизнесмен, но и член крупнейшей секты их города, причем один из ее руководителей.
- Ты это не знал? – Жени пытливо посмотрела на Грегга. И, не дожидаясь вполне очевидного ответа, продолжила:
- Вот здесь все и закрутилось. Отец Ива решил, что Стив – хороший вариант для его слабенького, одинокого сына – пусть едут вместе заграницу, там учатся вести дела и в бизнесе, и в секте. Все замечательно, по его мнению, срослось. Мешала лишь я, сопротивляющаяся такому «выигрышному» варианту, который мне, естественно, не понравился. И началось уничтожение меня, благо в коррумпированной стране это сделать нетрудно. Имея, конечно, деньги. И у этого папочки, при участии его организации, все почти получилось. Почти. Как ни странно, сам Стив оказался «слабым» звеном - его, с помощью дорогих подарков и грандиозных обещаний, касательно его замечательного, просто-таки сногсшибательного будущего довольно быстро уговорили.
- Как же им это удалось? Я бы никогда не согласился при таких обстоятельствах – Грегг удивленно смотрел в глаза Жени.
- Я бы тоже никогда не согласилась. Но мы – взрослые люди, да и не все было так просто. Они били гораздо ниже пояса - самым главным и самым подлым их козырем явилось полученное Стивом личное электронное письмо. Я это письмо случайно увидела на его компьютере: мой сломался, я работала на его. Представляешь, отец Ива писал Стиву, что неоднократно видел во сне нашего Пита, говорящего ему, что хочет, чтобы его сын ехал вместе с Ивом за границу и т.д. – в общем, делал все абсолютно по плану этого папочки. При этом в письме он живописно описывал эмоции, и внешний вид Пита (он его видел один раз на родительском собрании в школе!). И, конечно, Стив поверил и на это поддался. Он начал мне врать, и его обманы зависали и раскачивались в нашем доме, как обезьяны на пальмах – их можно было долго и скрупулезно рассматривать со всех сторон, понимая откуда они растут, почему такие витиеватые, мясистые и неуловимые. Это было чудовищно. «Если бы был жив муж… Понятно, что этого никогда бы не произошло. Оказывается, наличие живого отца необходимо для решения и таких страшных проблем… Никогда бы не подумала. Но что же делать, если отец умер??!», - так в то время почти постоянно отчаянно думала я.
В этом месте рассказа неожиданно резко прозвучал вопрос Грегга:
- И что, это письмо ты смогла сохранить, оно не утеряно? Как это он так оплошал, дал тебе в руки такой документ….
- Конечно, сохранила. – Женни жестом показала на толстую папку с бумагами на столе, - Хоть это нам и мало помогло….
- Хочу потом его посмотреть, – деловито сказал Грегг, - Что же было потом?
- Сначала я была уверена, что скоро вся эта нелепость закончится – Стив все-таки наконец-то поймет, что происходит, или банда испугается и решит, что опасно так вероломно нарушать законы, даже в такой стране, как наша. Но нет, оказалось все намного серьезнее. Как-то, придя с работы домой, я обнаружила, что там все перевернуто: в шкафах, на столах, в книжных полках. Повсюду было раскидано нижнее белье, а на кровати - демонстративно разложены мои трусы, приготовленные в ванной к стирке. Представляешь, именно не очень чистые трусы…
- Ничего себе… Они взломали дверь или открыли ключом? – покраснев, почему-то тихо спросил Грегг.
- Дверь взломана не была. Стив сказал, что свои ключи от дома никому не давал, но при этом оказалось, что в раздевалке весь день висела его куртка, в кармане которой они и были – это все объяснило… Это меня не запугало, а, конечно, лишь усилило мое сопротивление. Я пыталась пробиться к сыну сквозь те непробиваемые стены, которые воздвигли вполне умелые и весьма опытные в таких делах люди, просила помощи друзей, официально обращалась во все инстанции. Время шло, борьба, становилась все злобнее, ожесточеннее и… безнадежней, истощая и физически, и материально. Да и от Стива – того ее прекрасного сына, которым он был, постепенно оставалось все меньше. Раз пойдя на изощренные уговоры секты, подвергаясь постоянному, все усиливающемуся психологическому давлению, он согласился на суд по предоставлению ему, подростку, «независимости» от матери, который, естественно – с их-то деньгами и целым штатом прожженных юристов, был ими молниеносно выигран.
- Не понимаю. Зачем? Тратить немалые деньги, да и риск все же оставался... – рассматривая бумаги, деловито недоумевал Грегг, - Зачем им все это надо было делать?
- Да ладно, какой там риск! Это в нашей-то стране, с ее абсолютной коррупцией! Деньги здесь решают все, сам прекрасно знаешь. А для папаши Ива это совсем небольшие деньги, он все для себя рассчитал. И зачем, тоже вполне понятно. Он охотился за неимоверным выигрышем: почитание и восхищение в глазах единственного сына – это стоит дорогого для каждого родителя, сам понимаешь. А его сын больше всего на свете хотел получить Стива, вот и все. Ты видел когда-то нашумевший французский фильм «Игрушка»? Там это все прекрасно показано – на высоком художественном уровне, с хорошими актерами. Но в кино было все не так жестоко и, в общем-то, хорошо закончилось. Мне помогали несколько преданных друзей и некоторые должностные лица, пораженные этим откровенным бандитизмом. Хотя кое-кто, понятно, за хорошие деньги, почти открыто шел на сговор, и даже тут же продавал, только что обсужденные с нами, замыслы и планы нашего сопротивления.
- Ну и что, что ты так просто отдала своего сына? И ничего не сделала?– Глаза Грегга, теперь скорее удивленно, чем ехидно, блеснули.
- Нет, конечно. И сделала очень много - больше, чем кто-либо другой в такой ситуации. - Она быстро, в этом месте уже не в силах остановиться, начала перечислять длинную, ей казалось, бесконечную цепь организации и людей с их должностями и возможностями, к которым обращалась за помощью, и которые сейчас молчаливо и безучастно проходили перед ее мысленным взором.
- Но, в большинстве случаев все мои обращения и просьбы помочь теряли всякую силу, когда следом за мной, а так почти всегда и было, появлялся «их» человек с набитым кошельком, недвусмысленно готовый платить. А там, где по вполне понятным нормальному человеку причинам, не срабатывал кошелек, какой-либо очередной их представитель громко уверял: Стив исключительно «сам» так захотел, «сам» именно так выбрал и «сам» так решил, и они не имеют к его решению, да и, собственно, к нему самому никакого отношения. Как будто не было бесконечных телефонных звонков и писем, уговоров бежать из дома, даже попыток тайно вывезти его за границу и т.д. – этой умело навязанной игры «в войнушку» с собственной мамой….
- Хитро. Это все папаша Ива придумал? И что, ты ничего не смогла с этим сделать? Не может быть, я тебя знаю, ты не сдаешься... Как же так?!!
- Ну вот, - подумала Женни, наконец-то услышав в голосе Грегга нотки возмущения и сочувствия, – Кажется, эта история уже начала «доставать» и Грегга. У него всегда было чувство справедливости, это уж точно… Может быть, и не случилось бы все так ужасно, если бы я вышла тогда за Грегга - у Стива был бы живой отец, который мальцу за такие дела и по заднице мог бы дать, хотя до этого в таком случае, конечно, и дело бы не дошло … - если бы был жив Пит, они бы к нам и не сунулись… - Эти отчаянные мысли привычно, как поезд по заезженным рельсам, тарахтя, пронеслись в голове Женни.
- Смогла, хотя и с большим трудом. У меня есть множество самых различных документов - очевидно, лживого суда, распечатки звонков – там все их номера, причем в то время, когда я на работе и т.д. Но оказалось, что этого всего все же недостаточно, чтобы юридически доказать связь, влияние и заинтересованность этой секты или мафии – уж и не знаю, как будет более правильно их назвать, в моем сыне. А без такого доказательства, все мои обращения во вполне официальные органы за помощью, как нам объяснили, бессмысленны. Уже летом, по нашей просьбе, из столицы приехал «Спец» по контролю за деятельностью сект в нашей стране, оказавшийся очень похожим на классического киношного разведчика. Среди основных рекомендаций, он резко обозначил необходимость «их» провоцирования, хотя бы по телефону. Речь шла о записи разговора: сказать, например, что подпишу разрешение на выезд Стива за крупную сумму денег. Настолько крупную, что у самого Стива, очевидно, такой суммы никак не было и быть совершенно не могло. То-есть, в этом случае, их согласие документально полностью доказывало причастность и заинтересованность в вовлечении несовершеннолетнего в их организацию.
- И что, у вас получилось это сделать, ты смогла? Получилось? - Грегг с сомнением посмотрел на Жени. Он знал, что хитрости и даже самые простые ухищрения – это не ее. Она всегда была прямой, как дорога, а в этом люди, даже со временем, даже с «очень большим временем» не меняются.
- Поначалу я отказалась – я никогда такими делами не занималась, не умею и не хочу учиться. Но когда мы поняли, что беспределу нет никакого предела… И при всем этом мы ничего не можем сделать… Обидно. Уже стояла осень - мы были измотаны и вымотаны до изнеможенья, ни о какой справедливости не было и речи, а жизнь поражала своей беспомощностью, я согласилась. Предложение «с большими деньгами» (все же, это было намного меньше, чем те взятки, которые им приходилось платить должностным лицам для подавления «мамочки») их, как мы и предполагали, очень заинтересовало. Мы все записали, сейчас сам послушаешь…- Женни включила запись. Интонации Стива не оставляли сомнений - было очевидно, он рад, что мама «наконец-то сдалась» и уверен в осуществлении такой чудовищной сделки своими «наставниками».
- Ты видишь, эта запись полностью доказывает участие организации в психологическом, и не только, давлении на ребенка, - Женни была горда, что сумела добыть такое неоспоримое доказательство. - Правда, больше одного звонка я, к сожалению, не продержалась и в следующем разговоре, уже ничего не обсуждая, жестко ответила правдой – «Я своих детей не продаю». И этот разговор, кстати, тоже записан, послушаешь? Вот…
- Видишь, казалось бы, «дело в шляпе» - доказательство есть. Но тут со всей нелепой очевидностью оказалось, что никакие доказательства, собственно говоря, никому и не нужны, и что нам с ними делать не понятно. «Спец» уехал обратно в столицу, и оттуда начались странные звонки, в которых он уже сам уговаривал оставить борьбу. «Значит, и он продался», - не без оснований, к несчастью уже достаточно опытные, решили мы. Оплачивать его командировочные на дальнейшие приезды мы, естественно, отказались.
Грегг, немного оживившись, прослушивая добытые Женни «доказательства», кажется, они его достаточно развлекли, сейчас опять явно заскучал:
- И что, даже после этого, ты ничего не смогла сделать? И никакого официального документа обо всем этом у тебя тоже нет? – уже почти обреченно спросил он.
- Есть. Есть статья в газете, есть все документы … Есть все эти диски с записями, даже с прямыми угрозами мне… вот смотри. – Женни пододвинула к нему, набитую газетными вырезками, фотографиями, распечатками, коробками с дисками и разнообразными справками, толстую, потертую и рвущуюся по углам, явно «не выдерживающую такую тяжелую жизнь», картонную папку. – Один мой очень опытный друг советует направить всю эту папку обычной бандеролью в Европейский суд, пусть там разбираются…..
Казалось, Грегга все эти подробности не очень интересует, перелистывая листы, он явно заскучал, и Женни даже успела подумать «А зачем, собственно, я ему это все рассказываю? Все напрасно… Ему просто все равно, как говорится, «без разницы» - так было всегда, даже в нашей юности. Хорошо, что я не вышла тогда за него замуж…»
Как будто прочитав ее мысли, Грегг вдруг оживился:
- А почему, все-таки, ты не хотела выйти за меня замуж? – Это прозвучало неожиданно, разрывая контекст их разговора, но Женни не удивилась – она же сама только что об этом подумала… Казалось, он не слышал ничего, о чем сейчас так долго и упорно рассказывала ему Женни. Но она знала, он все слышал и все помнит. Но говорит о том, что его волнует – и это тоже было всегда.
- Серьезно? Ты так и не понял? Могу рассказать. Помнишь наш выпускной 10 класс, самый его конец? Было начало лета, мы с тобой сидели на скамейке в парке, а мимо, по аллее к морю, проходили люди. Вспомнил? Потом прошла красивая, модно одетая девушка.
- Смотри, какая идет красивая девочка! – сказала я тебе. Женни отчетливо помнила каждое мгновение того дня, помнила, как Грэгг равнодушно проводил взглядом девушку:
- Та, какая она девушка! – последнее слово прозвучало в устах Грегга презрительно, с огромной долей ехидства. Женни ошарашено молча сидела на скамейке. А Грегг, не замечая ее состояния, самодовольно продолжал в том же духе дальше:
- Я – еще что! Вот моя мама по фигуре может это точно сказать…
Для той Женни, которой она была тогда, Женни десятиклассницы – эти слова были убийственны. Она была уничтожена… Не могла смотреть ему в глаза, говорить с ним она тоже - не могла. Все было кончено. Даже сейчас, через десятилетия, почти через всю жизнь, она помнила каждую деталь того вечера, помнила себя, опустошенную и униженную. Как странно, а он тогда, оказывается, даже ничего не почувствовал, ничего не заметил и ничего не понял. Поэтому ничего и не помнит. А Женни помнила. Помнила и тогда, когда, никогда нелюбящая ее тетя, своим уверенным, громким и неприятным голосом оскорбительно восклицала:
- Неужели Грегг на тебе женится, он же такой шикарный парень?!!!
Сейчас все эти далекие теперь уже события пронеслись перед Женни, как ускоренная перемотка кинопленки с много раз просмотренным и не очень нравившимся фильмом. Грегг все также сидел на стуле, и она ясно почувствовала, что ему уже все порядком надоело: это их сидение, их разговор - вроде как, пустая трата времени, вроде бы все бессмысленно, а он всегда был человеком дела.
Жени поняла - ему скучно и жаль просто так, «без толку», терять время, когда можно «чем-то полезным» и заняться… «Интересно, а в чем он видит этот «толк» - подумала Женни и, заметив в глазах Грегга какие-то новые огоньки, сама же себе ответила: «Понятно, в чем. Не так уж и трудно догадаться….». Женни вспомнился старый анекдот об отличии женщины от дипломата: Если женщина говорит «Нет» - это «может быть». Если женщина говорит «может быть» - это «да». Если женщина говорит «Да» - «то, что это за женщина!?» Если дипломат говорит «Да» - это «может быть». Если дипломат говорит «Может быть»- это «Нет!». Если дипломат говорит «Нет» - это война. Женни подумала, что сейчас, у них, все не так: если она скажет «Нет» - это будет действительно «Нет», ни настаивать, ни уговаривать он не будет - привык, что добиваются его, а он лишь снисходительно позволяет. Она помнила, как девчонки их класса, и не только их, за ним, что называется, бегали… Но эта встреча, этот их разговор - все получилось даже еще хуже, чем она себе представляла, хотя, казалось бы, куда уж хуже. Но нет, она так просто не сдастся, она все же заставит его потрудиться…. Она сумеет дотронуться до «живого мяса»… Что там он спрашивал? А, о женитьбе…
- Слушай, Грегг, может тебе все равно? И ты сам не знаешь, как тебе лучше? И я не думаю, что ты меня любил, во всяком случае, в том смысле, в котором это понимаю я. Ты же никогда меня особенно не добивался…- не караулил часами под окнами, месяцами не ждал на остановке, годами не звонил по телефону только для того, чтобы услышать мой голос… Ты просто женился… и не на мне.
- А что, у тебя были такие люди? Которые все это делали? Был принц на белом коне? Что так действительно бывает, или ты это все вычитала в книжках?- кажется, Грегг совсем потерял терпение.
- Да, был. Я и сама так влюблялась, что могла сутками ждать звонка, часами стоять под окнами, годами мечтать о случайной встрече на улице… Это наполняло и переполняло мою жизнь чувствами и красками, делало ее многогранной и глубинной, может быть, даже вкусной…. Это как живопись.
- Хотя, еще больше я люблю графику и скульптуру, - вспомнив что-то для себя очень важное, почему-то задумчиво добавила Женни.
Кажется, Греггу эта реприза не очень понравилась - теперь в его глазах было еще и недоверие. Женни это взбесило.
- Что, ты сомневаешься? – И, уже не жалея его, не выбирая слова, предложила то, что с первого мгновения этой встречи зависло, и все больше набирало вес, в воздухе:
- А давай так: ты уничтожаешь или хотя бы делаешь все, что сможешь, чтобы уничтожить бизнес отца Ива, думаю, ты можешь это сделать, я тебя знаю. Это будет справедливо - он всего лишь получит, что вполне заслужил, хотя заработал он, конечно, гораздо хуже. Конечно, я понимаю, при этом ты можешь потерять многое, если не все, и в своем бизнесе…. Но это же не главное в нашей жизни… Ты получишь меня….
Она не увидела на лице Грэгга вполне предсказуемой и ожидаемой радости или хотя бы облегчения… Он глубоко и надолго, как-то мрачно задумался, казалось, он тщательно обдумывает и напряженно взвешивает все «за» и «против».
- Ну, давай, решайся. Почти, как у Клеопатры, помнишь: «Скажите, кто меж вами купит, ценою жизни ночь мою?». Или слабо?! – Женни со всех сил старалась шутить, теперь она не была так уверена в своей власти над ним.:
– Только решай здесь и сейчас, - уже почти обреченно добавила она.
Грэгг опустив голову, неподвижно молча сидел. Когда он также молча встал, обвел взглядом эту убогую комнату и ее, тяжело с сожалением вздохнул, она поняла - он уже все для себя решил.
- И, кажется, это решение не в мою пользу, - неожиданно почувствовав боль в горле, подумала Женни.
- Что, это для тебя слишком тяжелый выбор? Немного обидно. - Но Грэгг, уже не смотря ей в глаза, поспешно собирался.
- Я подумаю, что можно сделать, может быть, что-то получится. Но Женни, пойми меня, месть – не мой конек. Пока, Женни… - Дверь плотно и тихо закрылась за Греггом.
- Боже мой, как же хорошо, что я не вышла тогда за тебя замуж… Если бы я вышла, в моей жизни никогда не было бы всего того, что было. А было много чего… , - Женни задумалась, - Не смотря ни на что, не смотря на все несчастья и горе - в ней были салюты и оркестры, были костры в ночи… А с тобой я бы даже не знала, что так бывает, - и переведя дух, уже почти оправившись от внезапного «отказного» ухода Грегга, привычно «держа удар», постаралась осознать произошедшее. - Значит, все было правильно. Все я правильно тогда сделала... Ну, вот и все: через все эти десятилетия закончилась еще одна эпоха моей жизни – эпоха, в которой был Грэгг, в которой жил Грегг. И закончилась она именно здесь и именно сейчас...