- Двенадцатая, - сказала я.
- Одиннадцатая вообще-то, - возразила Вера.
- Нет, двенадцатая. Там еще одна была, просто венок на столбе, я забыла сказать.
- Ну ладно, - Вера поджала ноги под себя и уставилась в окно, - вообще стремная игра, честно говоря. Считать придорожные могилы.
Я усмехнулась.
- Мы с тобой постоянно говорим о чем-то важном или молчим. Иногда можно и в стремные игры поиграть.
- Ну, давай что-то другое считать? Машина там красные. Или фонарные столбы.
- Не, столбов и машин слишком много. Я же детей везу. Троих. Нельзя отвлекаться. А то будет внеочередная могилка на обочине.
- Ой, блин, ну ты как скажешь! – Вера выпучила глаза и выразительно посмотрела на меня.
Это очень смешно выглядит.
- Ты вообще скептик и циник, - буркнула она в ответ на мой смех.
А я не скептик.
С циником, возможно, еще соглашусь. Циники – это скрытые идеалисты и перфекционисты, которые страдают от того, что мир не вписывается в их идеальные рамки. И цинизм – это защита от этих самых страданий. Циник — человек, знающий цену всему и не ценящий ничего – привет, дружище Оскар.
А скептики - это люди, которые боятся интересно жить. «Ты читаешь гороскопы? Ну-ну. Что сегодня? Хороший день? Ха-ха». Поэтому они изначально проигрывают. Жизнь все равно будет интересной, независимо от того, как какой-то конкретный скептик к ней относится.
- Вот скажи мне, Вера, - я сбавляю скорость и смотрю на неё, - почему из нас двоих права есть у тебя, а за рулем всегда я?
- Я как-то была за рулем. Ночью, чтобы ты поспала.
- А, да, да, да, помню ту волшебную ночь.
Вера смущается и включает в телефон.
- Я нормально вела. Не знаю, что тебе не спалось.
- Нормально, ага, - я развеселилась, - как тут не поспать, когда мы собираем все ямы на дороге, дети падают с кроватей и катятся по салону, а ты спрашиваешь, как включать поворотник ВЛЕВО.
- Один вопрос всего задала… Ответила бы и спала.
Я смеюсь, прибавляю скорость и включаю радио. Хочу переключить на флешку, но Вера говорит – «Оставь». Я прислушиваюсь – и правда, играет RHCP – Road Tripping. Нет лучшей песни для дороги.
Мы едем несколько минут не разговаривая. Вера сидит на пассажирском сиденье, поджав под себя ноги и закутавшись в свой любимый флисовый плед из Икеи. Дети спят, ночь, дорога, хорошая музыка – я очередной раз убеждаюсь, что ничего из того, что мы натворили, не было зря. Это счастье.
Вера, похоже, думает о том же, и, когда песня заканчивается, тихо говорит мне:
- Правда эти два дня были классные?
Я улыбаюсь ей и молчу.
Она отворачивается от меня, смотрит в окно, улыбается. Я чувствую, что еще немного – и дорога убаюкает её. Начнется мое любимое время наедине с собой.
Но сегодня оно будет не очень приятным. Потому что эти два дня, о которых говорит Вера, были не такими уж классными. Но никто кроме меня об этом пока не знает.
***
Три дня назад ближе к вечеру мы потерялись. То есть нет, у нас нет маршрута и цели, какой-то общей и конкретной, но на ближайшую неделю мы стараемся наметить план и свериться с картой.
Тогда мы были в районе Калужской области – сорвавшись в свободу к морю на юг, теперь мы не торопясь двигались на север.
- Все нормально мы едем! – Вера пыталась перекричать бесящихся детей – километров через 5 будет Суворов!
- Штурмана на мыло!!! – я хохочу и громко кричу эти слова, потому что в прошлый раз Вера обещала мне Суворов километра через 3, а это было полчаса назад.
- ШТУРАМАН НА МЫЛО! ШТУРМАНА НА МЫЛО! – Лиза и Слава начинают орать, как заведенные, я ржу, Вера с сидящим у неё на коленях Богданом снова исчезают за огромной картой.
Не знаю, зачем мы её купили – эту дурацкую карту.
Метров через 200 я вижу какое-то большое строение, обнесенное высоким забором, и сбрасываю скорость.
- Надо тут заночевать, - говорю я Верке, - а то вдруг Суворов еще километров через 5? А потом еще через 5?
Она молчит, сдерживая улыбку, и пытается рассадить детей по местам. Дети совсем чекнулись – они не спят часов с 7ми утра, а время близится к полуночи. Чтобы они уселись, я поворачиваюсь и рявкаю на них, как Цербер при приближении лже-Орфея.
- Надо хотя бы узнать, что это – говорит Вера.
- Сейчас мимо проедем, посмотрим, - не успеваю я договорить эти слова, как меня озаряет, - это конный клуб!
- C чего ты взяла?
- Вон смотри, плац с препятствиями, а вон там – точно денники для лошадей!
- Идем на разведку? – у Веры загорелись глаза, - вон, кажется, вход!
- Ну не в лоб же! Кто ж в разведку с парадного входа заходит?
Я съезжаю на пьяную дорогу и медленно еду вдоль забора. Из ниоткуда на дорогу выходит маленькая фигурка с фонарем. Я останавливаюсь, врубаю дальний свет, и мы видим девушку.
- Смотри, что б не орали, - говорю я Верке, кивая на детей, и выхожу из машины.
Девушка очень сонная и смотрит на меня с удивлением. Я говорю ей, что мы едем на курорт в Краинку, но заблудились, и не могла бы она пустить нас на постой – в крыше мы не нуждаемся, а вот автодом на дороге оставлять страшно. Девушка соглашается, открывает нам ворота, невидимые в темноте, и мы заезжаем на территорию.
В тот вечер мы больше с ней не виделись – умыли детей, разложили пассажирское сиденье и завалились спать.
***
Утром нас разбудил крик Славы:
- ЛОООШАДИИИ!!!!!!!
- МААААМ, ЛОШАААААДКИ! – вторила ему Лизка.
Я открыла глаза, посмотрела на Веру и резко села.
- Мы в конюшне, - шмыгая носом, довольно сообщила я, - как мы сюда попали, ты помнишь?
Вера засмеялась и потянулась.
- С тебя завтрак, с меня информация, - говорю я тоном Джеймса Бонда и, пока она не успела возразить, выкатываюсь на улицу и шлепаюсь попой в грязь.
Спецагент-неудачник.
- Ты там жива? - Вера встает на четвереньки, выглядывает за дверь и начинает ржать.
- Да, только встала и уже по уши в навозе, чую, будет супердень! – незаметно я сгребаю грязь в маленькую кучку и запускаю комком в Верку. Промахиваюсь, попадаю в стену автодома и брызги рикошетом летят обратно в меня.
Мы начинаем хохотать, и в этот момент слышим голос:
- Доброе утро! Вам, наверно, надо помыться?
Это Ксюша, девушка, которая ночью открыла нам ворота.
- Да, хотелось бы…
Я ловко встаю, машу Верке рукой, шепчу «ЗЗЗЗЗАВТРАААААК» и ухожу вслед за Ксюшей.
По пути расспрашиваю её о клубе.
Клуб у них частный, лошади в основном купленные, арендованных почти нет. Т.е. у почти каждой лошади есть хозяин, который приезжает раз – два в месяц, а то и реже. Я спрашиваю, можно ли нам задержаться тут на несколько дней и сколько это будет стоить – дети хотели бы покататься. Верка-то вряд ли – давно она сильно упала с лошади и с тех пор никогда не садилась верхом. А я да, я очень люблю лошадей…
Ксюша говорит, что ближайшие пару дней вряд ли кто-то приедет и, в принципе, мы можем остаться. Она позанимается и с детьми, и со мной.
Всего в клубе было человек 5 – рабочие, выползающие часам к 14 и к 18 уже пьяные, приходящие инструктора и Ксюша, которая жила недалеко от клуба в деревне, но предпочитала ночевать на работе.
Первый день мы вместе с детьми ходили по территории, ухаживали за лошадками, кормили их. Дети катались на пони, Верка с Ксюшей учили и страховали их, а я выбрала себе коня и тренировалась с ним на дальнем конце плаца.
Вечером Ксюша пришла к нам с бутылкой вина. Мы посидели, потом достали нашу водку из заначки.
Чувствовалось, что Ксюше очень интересно, что мы за люди, куда и откуда едем, и в легенду о чинном отдыхе в санатории она совсем не поверила.
На следующий день я спросила у Веры, как она отнесется к тому, что я с Принцем – так звали коня – брошу её с детьми на полдня и уеду покататься по лесу.
Вера, конечно, разрешила.
Я ушла к Ксюше, просить помочь оседлать Принца и узнать маршрут.
- А ты что, одна поедешь? – Ксюха вытирала Принца щеткой.
- Ну да, - ответила я, ногой разгребая стружку на полу денника, - А что, у вас тут разбойники? Отнимут коня и кошелек?
Ксюха усмехнулась:
- Да нет, тут тихо… Просто я думала, вы с Верой вообще не расстаетесь.
Я промолчала.
- Маршрут есть прогулочный, - после паузы начала говорить Ксюша, - но на нем только шагом. На галоп и рысь не переходить.
- Хорошо, - ответила я, взяв в руку поводья и выводя Принца на улицу.
- Давай подсажу, - Ксюша обнимает меня за талию. Я хватаю Принца за гриву, вставляю ногу в стремя и пытаюсь перекинуть вторую через круп.
- Ты меня подсаживаешь или висишь на мне? – спрашиваю я её.
Ксюша отпускает меня. Теперь я смотрю на неё сверху вниз.
- Отведи его к воде сначала! А потом уже гулять! И давайте недолго. На галоп и рысь не переходить!
Я киваю и разворачиваю коня. Мы идем к бочкам с водой. Ксюша остается сзади, наш автодом – далеко справа. Из него выходит Вера с детьми и они что-то кричат мне и машут руками. Пока Принц пьет, я машу им в ответ.
Маршрутная тропа начинается сразу за бочками с водой. Махнув рукой последний раз, я отворачиваюсь, и мы с Принцем уходим.
***
Мне сорвало крышу.
Не могу больше. Не могу. Не могу. Не могу. Не могу. Не могу. Не могу.
Устала от них. Устала. Устала. Устала. Устала. Устала. Устала. Устала.
Не люблю их. Не люблю. Не люблю. Не люблю. Не люблю. Не люблю.
Так я думаю в такт стуку копыт Принца.
Мы несемся с ним галопом, как мне кажется, со скоростью света. Сначала мы тихо-мирно брели по маршрутной тропе. Постепенно резвый конь перешел на рысь, а потом и на галоп. Я не сдерживала его, потому что сама люблю ездить быстро. К тому же, оставшись наедине с собой, я слишком задумалась, чтобы контролировать Принца.
Не могу больше. Не могу. Не могу. Не могу. Не могу. Не могу. Не могу.
На такой мысли я неожиданно ловлю себя. И понимаю, что это правда. Устала. Надоели. Вера с её тихим голосом, Слава с его ором, Лизка с её вяканьем. Богдан с его нечленораздельными звуками. Что нам есть, хочу писать, нет денег на бензин, у меня месячные, хочу домой, когда мы вернемся, что это такое, а зачем надо это – АААААА!!!!
Раздражение, которое по крупицам накапливалось все это время, сейчас нахлынуло. Глаза застилают слезы, я не вижу ничего перед собой. Одной рукой я держу поводья и гриву, второй крепко обнимаю Принца за шею и рыдаю ему в ухо. Мы несемся по лесу, ветки хлещут меня по плечам до крови, я прижимаю зареванное лицо к гриве Принца и думаю:
Не могу больше. Не могу. Не могу. Не могу. Не могу. Не могу. Не могу.
Устала от них. Устала. Устала. Устала. Устала. Устала. Устала. Устала.
Не люблю их. Не люблю. Не люблю. Не люблю. Не люблю. Не люблю.
Не люблю Верку. Не люблю Славу. Не люблю Богдана.
Не люблю Лизку.
От этой мысли в голове взрывается бомба, и я начинаю кричать. Я кричу очень громко, низким голосом и зажмурив глаза.
От неожиданности Принц спотыкается, передняя нога у него подкашивается, я перелетаю через его голову, падаю на землю. Принц проносится надо мной и мчится дальше. Несколько секунд я лежу, соображая, где земля, где небо и где я, потом вспоминаю про Ксюшу и встаю.
«Она дала мне казенного коня. Нельзя её так подставлять», - с такой мыслью я оглядываюсь по сторонам. Лицо мне заливают слезы и текут слюни, по крайне мере, мне ощущения такие. Я вытираю лицо рукавом и понимаю, что это не слюни и слезы, а кровь – кажется, из носа и из губ.
Принца несет неведомая сила – он скачет по кругу вокруг меня, крупом врезаясь в деревья на поворотах. Я бегу к нему, кое-как хватаю за гриву и пытаюсь на него залезть. Он фыркает, перебирает ногами, но ждет, пока я залезу. И тут же припускает вперед так быстро, что я не успеваю вставить ноги в стремена и снова чуть не падаю – но уже назад.
«Кровь, наверно, чует», - думаю я и начинаю смеяться, - «Ага, кровь чует, конь-волк, конь–вампир».
Принц несется по лесу, не разбирая дороги. Я совершенно не направляю его, только удерживаю поводья и пытаюсь не сильно стукаться копчиком об седло.
Шок от происходящего отходит, я не думаю о том, из-за каких мыслей я свалилась с коня, а стараюсь найти нашу тропу, попутно постепенно успокаивая Принца.
В лагерь мы возвращаемся, когда начинает темнеть. К тому времени Принц успокоился, я тоже. Не знаю, как мы выглядели, потому что кровь вытереть мне было нечем и она просто засыхала на лице, после чего я сковыривала её ногтями. Но Ксюша, увидев нас, чуть не поседела.
- Боже мой, что с вами? Где вы были? Что случилось?
- Да упали просто… Перешли на рысь, я не удержалась и грохнулась…
- Кошмар какой, я же говорила – ШАГОМ!!! – Ксюша идет рядом с нами. Я веду Принца в денник.
- А где мои все? – спрашиваю я.
- Мальчик ваш старший на пони катается, а Вера с дочкой отошли куда-то. Младший тоже не знаю где, - отвечает она, испуганно глядя на мои плечи, - это вы рысью по тропе шли?
Я смотрю на руки и вижу сильные ссадины с кровоподтеками.
- Ну мы немножко в лес забрели, сбились с тропы..
Ага, с четкой тропы шириной в 3 метра сбиться очень легко.
Мы доходим до денника, я слезаю. Ксюша заводит Принца, рассделовывает его и выходит ко мне.
Мы стоим с ней друг напротив друга и молчим. Потом Ксюша подходит ко мне и пальцем ловит капельку крови, стекающую из сильной царапины на плече.
- Это веткой так? - спрашивает тихо.
Я молча киваю и жду, что она будет делать дальше.
- Что у тебя происходит? – еще один тихий вопрос.
Я молча пожимаю плечами и чуть отворачиваюсь.
Ксюша делает шаг и берет меня за руку.
«Телячьи нежности», - говорю я про себя голосом маленькой разбойницы из мультфильма, притягиваю её к себе и крепко целую в губы. Потом резко поворачиваю её к себе спиной, кладу обе руки на её грудь и сильно прижимаю к себе. Она поворачивает голову и пытается меня поцеловать.
Никакого удивления, никакого сопротивления. Готовая дохлая мышка. Не интересно.
Я отпускаю Ксюшу и ухожу из денника.
Медленно бреду через весь плац, нахожу в карманах джинсов мятую пачку сигарет. «Хоть бы зажигалка была внутри», - и да, она там. Закуриваю и вижу вдалеке Веру с Лизкой. Они машут мне руками.
Мы идем друг другу на встречу, и я вижу, что они улыбаются. Когда Вера видит моё лицо и руки, она охает и начинает меня целовать.
- Что? Что? Что случилось? Ты упала?
- Мам, ты упала? – два встревоженных голоса, две встревоженные девочки.
- Да, все нормально, фигня, - уворачиваюсь я, - вы где были?
- Мы на плацу со Славкой, потом Лиза писать захотела, пошли в лес пописали…
Мне хочется исчезнуть.
Нежность и стыд, вот что я сейчас. Форма в виде моего тела, которая заполнена светло-голубым и грязно-бурым. Вот что я сейчас.
За эти мысли. За эту Ксюшу. За этот эгоцентризм. Грязно-бурый выливается за пределы контура и заполняет все вокруг.
Вера отводит меня в автодом, начинает греть воду, подсовывает чистую майку, задает вопросы, и я даже ей отвечаю – рассказываю, как лошадь понесла, я ухватилась за гриву, как мы упали, как я ловила Принца.
Но все это время я чувствую себя огромной раной, на которую тонкой струйкой сыплют соль.
Мы уезжаем из клуба следующим утром. Ксюша не приходит к нам, и Вера делает предположение, что мы стали ей в тягость – поэтому надо валить.
***
- Тринадцатая, - слышу я Веркин голос и вздрагиваю – я думала, она давно спит.
- Ты чего не спишь?
- Не знаю. А ты спать не хочешь?
- Неа.
- Что у тебя в голове? О чем думаешь?
Я выдыхаю и начинаю говорить.
О мыслях под стук копыт. О том, что это все хрень и неправда, просто сорвалась.
Вера слушает молча, иногда испуганно посматривая на меня, но тут же успокаиваясь, когда я говорю, что это просто момент слабости, за который мне стыдно.
- Ну, ничего. Ты и правда очень много делаешь. Ты же не ускакала со своим Принцем в лес и не бросила нас. Ты вернулась. Все нормально. Иногда нужна такая разрядка.
Я вздыхаю. Да, спасибо, что озвучила, а то я сама-то не в курсе. Честное слово, иногда я думаю, что Вера отстает в развитии – зачем озвучивать очевидные вещи, преподнося их как гениальные мысли?
Отстает не в общем плане, а от меня.
- А что там с Ксюшей?
Моментально на моем лице вылезает кривая улыбка. Я пытаюсь её спрятать, но не получается. Это тупая и очень палевная защитная реакция – в моменты стресса я смеюсь. И Верка прекрасно это знает.
- Понятно все. Еще один момент слабости? – Боже мой, как она расстроилась. Еще одна форма, в виде Веркиного тела, заполненная желтым и серым. Это обида и тоска.
- Нет, Вер, - я тоже расстраиваюсь и начинаю много говорить, - Ты что. Никакой слабости. Я сразу к вам пошла, просто в шоке была – грохнулась-то сильно очень, потом потерялись еще в лесу, вообще ничего не было, Вер, слышишь?
Она молчит какое-то время, а потом говорит, не смотря на меня:
- Каждый раз, когда мы ночуем там, где есть какие-то люди, утром я выхожу к ним, встречаюсь с ними взглядом, и не знаю, что думать. Я верю тебе, очень верю, верю, что ты нас не бросишь, не свалишь куда-то на СВОЮ ЛИЧНУЮ свободу – ведь у нас тоже какая-то система, только своя, внутренняя. Я верю, что ты не выйдешь из неё. Но все равно этого боюсь. У меня нет ни тени мысли в плане каких-то упреков к тебе. Но иногда мне правда очень страшно. И единственная мысль, которая меня спасает в такие моменты – это то, что я знаю, какая ты. И принимаю тебя такой, какая есть. И никто не будет таким настоящим с тобой, как я. Я верю, что на очень тонком уровне ты тоже это знаешь. Поэтому мы всегда будем вместе.
Иногда мне кажется, что это я отстаю в развитии. Не в общем плане, а от Веры.