В тихом омуте - часть первая

Дарья Булатникова
Помнится, в то утро я плелась к реке, размышляя, стоит ли мне приобрести розовые ролики или - ну их. Вопрос был не слишком жгуч, но и не совсем уж абстрактен. От того, решусь ли я на роликовый гламур, зависело моё отношение к жизни минимум на предстоящий год.
Логические связи данной проблемы постороннему человеку объяснить сложно, поэтому скажу лишь, что решение я так и не приняла, зато поскользнулась на тропинке, влетела в крапивную поросль, обстрекалась и вымокла в росе.
Чертыхаясь и хихикая, я сползла вниз по склону и оглянулась. Мураведово еще и не начинало просыпаться, лишь периодически орал петух в чьем-то курятнике да вился дымок - это Романыч в летней кухне круглосуточно гнал самогон.
Часы показывали полпятого.
Шмыгнув носом и подтянув спортивные штаны, я продолжила путь. В рассветном тумане Зовутка была похожа на спящего ребенка - такая же трогательная и беззащитная.
Вот и мой омуток.
То, что он - именно мой, я решила сразу, как только увидела эту небольшую заводь, обрамленную камышами. Глубокая темная вода, косо уходящий в неё берег, вначале песчаный, а затем - мутно-илистый. Место для рыбалки было идеальным. Вначале я ещё опасалась, что не я одна такая сообразительная, и однажды кто-нибудь успеет пристроиться тут с удочкой раньше меня.
Но нет - мураведовские рыболовы с берега не удили принципиально, отплывали на плоскодонках подальше от берега и там уже забрасывали снасти. Тетушка объяснила - чтобы жены им кайф не испортили и припасенную бутылку романычева пойла не конфисковали. Так что конкурентов у меня пока не нашлось.
Вот и сегодня поросший идиллической травкой бережок был пуст, только ближе к кустам ракитника валялась какая-то цветастая тряпка. Небось от романтичного ночного свидания осталась. Я мимоходом представила ночное рандеву у Зовутки и почесала локоть. Ладно хоть презервативов не набросали…
Так, теперь размотать леску, насадить толстенького червячка на крючок и - с богом. Ни пуха тебе, ни пера, Тонечка. К черту!
Поплевав на наживку, я закинула удочку и уселась на чурбачок - его я приволокла сюда в первое утро, неделю назад. Легкий яркий поплавок покачался на воде и замер. Красота!
Как же я люблю эти ранние часы, когда можно разнеженно любоваться просыпающейся природой, скапливающейся на листьях росой, деревьями на другом берегу, легкими кругами на воде от гуляющей в речке плотвы… Мой взгляд обошел мураведовские красоты и сосредоточился на заводи - все же рыбу ловлю.
Вода сегодня была более мутной, чем в предыдущие дни. Может, какая-нибудь большая рыба приплыла и ил взбаламутила? Щука, например, или сом.
И хоть я с самого начала настраивалась на то, что в Зовутке вряд ли удастся поймать что-то круче пескаря или окуня, азарт заставил вглядеться в воду.
Показалось мне или нет, что в буром оседающем иле что-то светлеет? Тоже какая-нибудь тряпка, сорванная ночью страстными руками сельских любовников? Досадливо поморщившись, я перевела взгляд на поплавок. Пока не клюет. Потом снова на светлое бесформенное пятнышко. Опять на поплавок… Смутное беспокойство заставило меня подняться с чурбачка и подойти вплотную к кромке воды. Все равно не разобрать, что там.
Я торчала столбом, наблюдая, как медленно оседает муть, и размышляла, стоит ли разуваться и лезть в воду. Зачем мне это нужно? Ну плавает там что-то, и что? Особым экологическим рвением я никогда не отличалась.
Рискуя потерять равновесие, я наклонилась вперед, прикрыла ладонью от лучей восходящего солнца глаза, вгляделась и тут же едва не свалилась в воду.
Потому что в темной глубине вдруг четко проступило бледное женское лицо - широко раскрытые глаза, приоткрытый рот, темные волосы, спутанные с прядями речной тины. И подернутые илом очертания тела угадывались.
Утопленница смотрела прямо на меня.
Я - на неё.
Сколько это продолжалось - не знаю, потому что дальше следует некий провал в памяти, а потом - я уже на полпути к тетушкиному дому, мчусь почему-то не по тропинке, а параллельно ей, продираясь через заросли бурьяна и крапивы. Едва не врезавшись в старое пугало, я свернула и дальше погалопировала уже хоженой дорогой.
Тетушка ещё спала без задних ног. Она не привыкла вставать раньше десяти, потому что вела преимущественно ночной образ жизни и ложилась поздно. Я заметалась по комнатам в поисках телефона. Потом плюнула и попыталась найти свой мобильник. Он оказался разряжен, и пришлось все-таки прокрасться в «будуар». Ну, конечно - и трубка от «панасоника» и Никин мобильник лежали рядышком на тумбочке а-ля Людовик какой-то там. Ухватив обе трубки, я шмыгнула за дверь. Тетушка так и не проснулась.
Вызвать полицию мне удалось только спустя полчаса - грубый сонный голос дежурного несколько раз переспрашивал, кто я такая, сколько мне лет, где живу, и точно ли видела утопленницу. Я озверела окончательно и пообещала позвонить дедушке, голос сварливо поинтересовался «И кто у нас дедушка?». Рявкнув  фамилию деда, я отключилась. Теперь приедут, как миленькие.
- Ты чего в такую рань вопишь, мон ами? - высунулась из-за двери заспанная физиономия тетушки.
- Ника, я утопленницу нашла, - только теперь я догадалась сделать пару шагов и опустилась в кресло. Сквозь разноцветные стекла лестничного окна лился веселый солнечный свет.
- В каком смысле нашла? - озадачилась тетушка. - Тоня, ты что купалась?
- Ещё не хватало! Я её с берега увидела.
- И кто это?
- Ну откуда мне знать, Никуша. - Мои колени тряслись, и я положила на них ладони, чтобы унять дрожь. - Я забросила удочку, муть постепенно осела, и я увидела её лицо. В воде.
- Кошмар! - Тетушка подавила зевок и нервно дернула плечом. - Полицию уже вызвала?
- А с чего я так орала, думаешь? Вызвала.
- Тогда пойду оденусь, все равно теперь поспать не дадут. Или, может, ещё часок можно, как думаешь?
- Да нет уж, - рассердилась я, - одевайся сейчас. И вообще, надо бы кофе сварить,  у тебя это лучше получается.
Спустя несколько минут, сменив ночную сорочку на джинсы и майку, тетушка появилась на кухне, где я  уже ждала её с закипевшей на плите туркой. Засыпав кофе, Ника водрузила на нос очки и приступила к процессу варки. Который был прерван в самый неподходящий момент диким воплем, раздавшимся где-то по соседству. Рука тетушки дрогнула и коричневая пена хлынула на конфорку.
- Что это? - спросили мы друг у друга.
Дело в том, что домик наш стоял весьма уединенно - слева к участку примыкали пустующие, наполовину сгнившие амбары, задняя сторона выходила на луговину, простиравшуюся до самой реки, а справа стоял дом Великого Математика.
Математик Иван Гаврилович Закревский был тих, как морская свинка, и столь же энергичен. Мне он за всю эту неделю вообще ни разу на глаза не попался, да и тетушка общалась с ним всего пару раз - один, когда он только переехал, и Ника решила нанести новому соседу визит вежливости. Нанесла. И вынесла из него убеждение, что сосед, возможно, и гений математики, но со здравым смыслом абсолютно не дружит. Иначе зачем бы ему приобретать дом в Мураведово и при этом не догадываться, что тут нужно и дрова самому заготавливать, и обед варить, и дыры в заборе латать, чтобы козы не лезли? Попытка разъяснительной работы не помогла - сосед продолжал витать в эмпиреях, питаясь китайской лапшой и колодезной водой, а козы толпами слонялись по его участку и догрызали последние насаждения.
- Наверное, кто-то ещё нашел утопленницу, - высказала я вполне логичное предположение.
- Орали где-то рядом, а не у реки, - резонно возразила Ника. - Не могли же её подкинуть Великому Математику.
- Значит, произошло ещё что-то…
Тетушка отставила турку, и мы наперегонки ринулись к забору. Пока мы бежали, крик повторился, но уже не такой отчаянный.
- Иван Гаврилович! - позвала Ника. - Что случилось?
- Сюда… - послышался громкий стон. - Скорее сюда…
У меня мороз пошел по коже. Я представила Великого Математика,  сверзившегося откуда-нибудь с лестницы и лежащего со сломанным позвоночником. Очевидно, Ника вообразила нечто схожее, потому что, презрев хорошие манеры, ужом юркнула в одну из козьих дыр и устремилась на призыв. Я последовала за ней.
Первая неожиданность подстерегала меня на веранде довольно просторной двухэтажной дачи. Закревский оказался не престарелым аскетом в непарных носках и тюбетейке, каким я его себе воображала, а вполне симпатичным лохматым верзилой лет тридцати пяти. Из одежды на нем были шорты цвета хаки и пластиковые шлепанцы. Так что вопрос о носках остался открытым.
Второй неожиданностью было то, что данный индивидуум выполнял довольно замысловатые па над стоящей прямо на дощатом полу детской кошелкой-переноской. Судя по тому, что из переноски то и дело появлялись крошечные ножки в пестрых ползунках и слышалось радостное «гы-ы…», в ней находился младенец.
- Это… ваш? - растерянно спросила Ника.
- Мой?! - Великий Математик, словно колодезный журавль, завис над переноской и на лице его отразился такой ужас, словно там лежал черт с рогами.
Мы с тетушкой переглянулись и плечом к плечу шагнули вперед.
В кошелке действительно лежал младенец - очаровательный розовощекий бутуз месяцев шести от роду. «Гы-ы…» приветствовал он нас и требовательно протянул руки.
- Ути-пуси… - немедленно заворковала Ника, делая ему козу. - А кто это у нас такой сероглазый? А кто это у нас такой хорошенький? И как же зовут такого зайчика?
Последний вопрос был явно адресован Великому Математику. Но тот в ответ лишь таращил глаза и беззвучно разевал рот.
- Иван Гаврилович! - подхватив малыша на руки, Ника легонько похлопала его пониже спины. - Ну не стойте вы истуканом. Где у вас памперсы? Нам срочно надо памперс сменить. Да, солнышко?
- Нам? Памперсы? - почему-то свистящим шепотом переспросил Великий Математик.
- А вы думали! Деткам памперсы нужно вовремя менять и попку мыть. У вас теплая вода есть?
- У меня?
- Ну не у меня же. - Ника продолжала улыбаться и тетешкать карапуза, но уже начинала терять терпение. - Это же ваш ребенок.
- Не мой! - пожарной сиреной взвыл Великий Математик. - Не мой!!!
- А чей же? - изумились мы с тетушкой.
- Понятия не имею! Я его сегодня впервые увидел! Просыпаюсь, а тут - ЭТО!
- Подкинули! - ахнула я.
- Да кто же такое очарование подкинет? - возмутилась Ника.
Тетушка, будучи матерью двоих ныне уже достаточно великовозрастных детей, один из которых собирался вскоре сделать её бабушкой, допустить такую кощунственную мысль просто не могла.
Я в ответ пожала плечами. Подкидывают, ещё как подкидывают. Правда, данный конкретный младенец выглядел веселым и ухоженным, но ведь не с неба же он прилетел.
- Скажите, Иван Гаврилович, - прищурилась я, - а не могла ли это дитя оставить одна из ваших м-м-м… пассий?
- Кто? - Великий Математик ещё больше вытаращил глаза, хотя казалось, сделать это было уже невозможно.
- Ну, ваших любовниц, - решила я излагать мысли открытым текстом. - Бывшая или настоящая. Надеюсь, вы знаете, откуда дети берутся?
- Знаю, конечно, - неожиданно обиделся Закревский. - Но уверяю вас, что в данном случае я совершенно ни при чем.
- Вы так в этом уверены?
- Стопудово.
Оскверненные этим жаргонизмом, уста Великого Математика обиженно сжались в куриную гузку. Он перестал пучить глаза, по-наполеновски сложил на груди руки и вскинул голову.
- Вопрос с памперсом стоит весьма остро, - напомнила тетушка. - В этом малыш, похоже, провел всю ночь.
- Погоди-ка…
Я огляделась и увидела около стены большой пластиковый пакет.
- Это ваше? - спросила я у Великого Математика.
Тот лишь оскорбленно помотал головой.
В пакете было все необходимое - пачка подгузников, бутылочки с сосками, банки с детской смесью и даже присыпка. Человек, подбросивший младенца, позаботился о том, чтобы нашедшие его хотя бы первые часы не испытывали особых проблем. Хотя - как сказать…
Я вытряхнула содержимое пакета на стол. Поверх упаковки памперсов с изображением улыбающегося во весь беззубый рот бутуза спланировал исписанный листок бумаги.
«Простите меня, простите! - прочитала я вслух, и голос невольно дрогнул. - Оставляю вам самое дорогое, что у меня есть - своего Степочку. Жить на белом свете не могу, расстаюсь с жизнью. Прошу одного - не отдавайте Степочку в приют. Анжелика».
- Кошмар какой, - ахнула Ника. - Как она могла!
- Значит, это её я видела в реке… Утопилась.
У меня подкосились ноги, и я опустилась на облезлую табуретку.
- Что делать, что же делать? - заломил руки Великий Математик. - Я не умею обращаться с маленькими детьми. Совсем! Я даже не знаю, с какой стороны к нему подступиться!
- Вот только коллективной истерики нам не хватало, - взяла себя в руки тетушка. - Иван Гаврилович, вы же мужчина, прекратите немедленно!  С какой, с какой! Младенец устроен просто - с одной стороны он ест, а с другой - пачкает памперсы. И ответьте, наконец, у вас есть теплая вода? Прежде всего, нужно позаботиться о малыше, а уже потом решать все остальное.
- У меня нет теплой воды, - скорбно ответил Закревский. - Я и зубы чищу холодной. А кипячу только для кофе и чая.
- Тогда, если вы не возражаете, мы отнесем Степана к нам, чтобы вымыть и покормить.
- Да забирайте его насовсем, - широким жестом предложил Великий Математик. В глазах его засияла нечеловеческая надежда на то, что младенец исчезнет из его жизни, как кошмарный сон.
- Ну, насовсем или нет, пока говорить рано, все же, его доверили именно вам. А вы, кстати, пока попытайтесь вспомнить, кто такая Анжелика, - сухо произнесла Ника. - И какие у вас были с ней отношения… судя по возрасту ребенка - прошлой весной.
- Я и так могу сказать! Никаких! Единственная Анжелика, которую я знаю - моя племянница, но ей всего семь лет.
- Ладно, Тоня, складывай все обратно в пакет и пошли, - тетушка поудобнее ухватила Степана, который норовил вырвать у неё из уха антикварную серьгу с турмалином. - Скоро полиция приедет.
- Полиция? - вздрогнул Иван Гаврилович. - Зачем полиция?
- Я обнаружила в реке утопленницу, - со вздохом сообщила я, запихивая в пакет коробки с детским кормом. - Пришлось вызывать.
- Ничего себя утро… - только и смог простонать Великий Математик, хватаясь за голову.
Записку Анжелики я сунула в карман джинсов и подхватила в одну руку пакет, в другую переноску.
Во взгляде, которым провожал нас Закревский, явственно читалось желание видеть нас последний раз в жизни.

Вернувшись  домой, мы принялись за дело. Пока Ника ловко управлялась с заменой памперса, я, следуя инструкции, приготовила бутылочку каши и охладила её до нужной температуры. Не успели мы покормить найденыша, как послышался гнусавый автомобильный сигнал, а через минуту по крыльцу затопали казенные ботинки. Прибыли стражи порядка - в количестве двух экземпляров. Первый был капитаном, удивительно похожим на раскормленного кролика, второй - сутулым и мрачным сержантом.
- Ну и где тут утонутие? - не здороваясь, спросил капитан.
- Уто… ах, утопленница. Это там, на реке, в омуте, - я сняла передник и вытерла им неожиданно взмокший лоб. - Я пошла ловить рыбу, а там…
- По дороге расскажете, - невежливо перебил меня капитан, устремляясь к двери.
- Ну, ты иди, - благословила меня Ника. - А я тут, с ребенком останусь.
Возвращаться к Зовутке мне совершенно не хотелось, но пришлось. Пока мы шли через луг, я судорожно размышляла, нужно ли сообщать прлицейским о найденной записке. Выходило, что надо, даже обязательно. Но не захотят ли они тогда отобрать не принадлежащего нам  младенца и сдать его в приют?
В принципе - должны. Но ведь неизвестная Анжелика перед смертью просила не допустить этого. И что делать? От мысли, что веселого щекастого Степочку отправят в казенный дом, мне стало дурно.
- И что за баба утопла? - сбил меня с мыслей вопрос сержанта. - Вы её знаете?
Я молча помотала головой.
- Приезжая?
- Наверное. Я её толком не разглядела - она там…  в глубине. Только увидела, и убежала.
К берегу мы дошли, изрядно вымокнув  в росе. Солнце уже взошло и слепило глаза. Я подобрала брошенную удочку и смотала леску. Червяка с крючка кто-то уже успел сожрать. В воду я упорно старалась не смотреть.
- Ну и где? - раздраженно поинтересовался капитан.
- Там, - я ткнула пальцем вперед. Они что, слепые?
- Сердюк, ты что-нибудь видишь?
- Собачку, - помедлив, отозвался сержант.
Мне стало совсем дурно. Ещё и собака там плавает…
- Какую собачку! - разозлился кроликообразный капитан. - Ты в реке труп видишь?
- Никак нет! - гаркнул сержант. - Наверное, течением унесло.
- Наверное, унесло, - с видимым облегчением произнес капитан. - Если он вообще был. Вы, гражданка, галлюцинациями не страдаете?
- Не страдаю, - огрызнулась я. - Не пью, не колюсь, клей «Момент» не нюхаю, на учете у психиатра не состою.
Произнеся эту тираду, я замерла. Как нет трупа? Я же сама его видела… Отшвырнув удочку, я подбежала к краю воды. Вот и мои недавние следы на влажном песке. Именно тут я и стояла. Но сейчас в воде ничего не было - ни светлого, ни темного. Только продолжала клубиться донная муть. Неужели мне действительно показалось? А собачка?
Я растерянно обернулась. Собачка была - возле валяющейся пестрой тряпки сидел лохматый деревенский бобик и с интересом нас разглядывал.
- А это чего такое? - капитан, подошел и поднял тряпку. Пес отбежал в сторону и принялся деловито чесаться.
- Вот те на… - протянул Сердюк.
Тряпка оказалась женской юбкой - широкой, собранной на резинку. Оранжевые маки по зеленому фону. Капитан встряхнул влажный от росы штапель и отложил в сторону. Под юбкой обнаружились изящные босоножки на невысокой шпильке и кофточка - коротенькая, из блестящего трикотажа. Над находкой задумчиво присел на корточки сержант.
- Это не ваше? - выдал он перл дедукции.
- Нет, не моё, - отрезала я.
- Тогда чье?
- Думаю, той дамы, которую я видела в омуте.
И тут мне в голову пришла совершенно гениальная, как мне в тот момент показалось, идея. Пользуясь тем, что оба стража порядка перебирали и разглядывали лежащие на траве шмотки, я незаметно достала из кармана смятую записку, повозила ею в траве и воскликнула:
- Ой, что это?
- Где? - обернулись полицейские.
- Вот, тут лежало. Бумажка.
- Ну-ка, дайте сюда! - капитан отобрал у меня «находку» и принялся читать, шевеля губами. Прочитал, подумал и принялся заново. Сержант в нетерпении пристроился за его плечом.
- И кто такой Степочка? - вопросил он, пробежав глазами записку.
Я пожала плечами и предположила:
- Собачка?
Полицейские в сомнении уставились на явно блохастого и покрытого репьями пса.
- А при чем тут приют?
- Это такие специальные приюты, для бездомных животных, - объяснила я.
- Отродясь у нас ничего такого в районе не было, - удивился капитан.
- Значит, эта Анжелика не местная, - развела я руками.
- Степа, Степа, - нерешительно поманил пса Сердюк. Кобелек замер, словно не веря своему счастью, и охотно подбежал, крутя хвостом.
- М-да… - протянул капитан. - Если этот кабыздох был у неё самым дорогим, тогда можно понять.
- Но трупа-то все равно нет, - вздохнул сержант и отвел глаза.
- Надо проверить, - сурово отрезал его начальник.
- Опять я? В воду лезть? А может, позвать кого-нибудь?
- Кого ты тут позовешь?
Мы огляделись по сторонам. Если мураведовские аборигены и заметили приезд полицейских, то предпочитали держаться от них подальше.
- Ну что же… Планида у меня такая, - философски пробормотал Сердюк и принялся раздеваться. - Во все дырки затычка. Как какая грязь и вонь, так непременно мне туда лезть. То труп в нужнике, то ворованный велосипед в силосной яме…
Оставшись в одних трусах, Сердюк осторожно вошел в воду и, сообщив, что она теплая, принялся нырять. Появляясь на поверхности и отфыркиваясь, он каждый раз отрицательно крутил головой. Затем деловито подтягивал трусы и, зажав нос, снова погружался в воду. Капитан же, наслаждаясь солнечным утром, снял фуражку и уселся на моем чурбачке, чтобы контролировать проведение оперативно-розыскных мероприятий.
Но продолжалась эта идиллия недолго - перебаламутив воду и распугав всех лягушек, Сердюк выбрался на  берег.
- Если и был труп, то уплыл, - развел он руками.
- И что теперь? - растерялась я.
- Ну, не знаю. Доложим начальству, пусть оно и решает. Если получится, водолазов пришлют, а я - не человек-амфибия.
И стражи порядка, прихватив одежду и записку, отбыли. Напоследок капитан почесал за ухом крутящегося около него пса и велел:
- Вы приглядывайте за ним. С собой мы его взять не можем, держать негде. Но он ещё может пригодиться.
- Зачем? - изумилась я.
- Ну мало ли… Для опознания, к примеру.
У меня на языке крутилось язвительное замечание, но, вспомнив, что моими стараниями следствие и так было введено в заблуждение, я его прикусила и только кивнула в ответ.

Моё возвращение в обществе двортерьера Ника восприняла стоически. Выслушав объяснения, только кивнула и согласилась, что другого выхода не было.
- Ладно, пусть под крыльцом поживет, если хозяева не объявятся.
Прежде чем идти завтракать, я на цыпочках вошла в комнату, где Ника уложила спать утомленного утренней суетой Степу.
- Слопал всю кашу и задрых, - сообщила тетушка.
Нет, мы обе не были идеалами человеколюбия, и по собственной инициативе приютить чужого младенца нам, скорее всего, и в голову бы не пришло. Но это какого-то абстрактного младенца, а не тихо посапывающего на тахте Степку. Глядя на него, я прикидывала, как нам быть дальше - мы ведь даже фамилии так безответственно утопившейся Анжелики не знали. А ведь у мальчугана должен быть ещё и отец. Что если он с ума сходит от беспокойства? А бабушки-дедушки, тети-дяди и прочие родственники? Как можно было вот так поступить с собственным ребенком?!
Придется самим искать семью подкидыша.
Ника кормила меня, а я рассказывала о поисках утопленницы.
- Странно это, - поджала тетушка губы. - Зовутка - река тихая, уж если что в омуте оказалось, дальше обычно не плывет.
- Тогда куда она могла деться?
- Ты у меня спрашиваешь?
Я допила вторую чашку кофе и потянулась. Да уж, утро выдалось, не приведи господи…
- Придется в город ехать, - сообщила Ника. - У мелкого никакой одежки нет, кроме той, что на нем, и её надо стирать… Не станем же мы держать ребенка в одном памперсе.
Я поняла, что она имела  виду. Магазин в Мураведово был, но специализировался большей частью на продуктах и выпивке. А из промтоваров в нем торговали только ситцевыми халатами колоссальных размеров, хозяйственным мылом и скобяными изделиями.
Ну что же, в город, так в город, кстати, и продуктов купить уже пора. Те запасы, которые я привезла, мы уже изрядно подъели. Степана мы решили взять с собой.
Тетушка вывела из гаража свою верную «девятку», меня с кошелкой, в которой радостно гыкал накормленный младенец, усадила на заднее сидение, и мы тронулись в путь. До города - минут сорок езды, потом обратно, да и на сам шоппинг ушла уйма времени. Зато мы под завязку забили багажник и часть салона - я даже представить не могла, что столь крошечному существу нужно так много всякого барахла. Но Ника вошла в раж и никак не могла остановиться. Похоже, она репетировала роль бабушки и когда я попыталась опротестовать покупку кроватки и коляски, даже слушать не стала:
- Степан в таком возрасте, когда начинают садиться и ползать, - отрезала она. - Ещё свалится с софы. Нет, дитя должно быть в безопасности!
- А коляска нам зачем? - слабо вякнула я. - Есть же переноска.
-Ты что не видишь, она ему уже мала! - возмутилась тетушка.
На мой взгляд, в кошелке места для ребенка было вполне достаточно, но, в конце концов, своих детей у меня пока нет, вдруг я чего-то не понимаю.
- Смотри, красота какая! - трясла Ника перед моим носом пластиковым горшком в виде божьей коровки с вытаращенными глазами. – Ух ты! Когда мои росли, таких не было! Берем! А теперь - кофточки и штанишки.
Я обреченно закатила глаза.

Знать бы тогда, от каких неприятностей убережет нас внезапно охвативший тетушку покупательский амок…

Первое, что мы услышали, въехав, наконец, во двор и открыв двери машины, был… Да-да, мученический крик, донесшийся со стороны дома Великого Математика.
- Неоригинально! - поморщилась Ника. - Утром вопил, днем вопит.
- Утром у него была веская причина, - пропыхтела я, вытаскивая переноску, в которой спал разморенный жарой Степка. - Очень даже веская, килограммов семь. 
- Покушать любит, - умилилась тетушка. - Тащи его в дом и пошли глянем, что там опять стряслось.
Ладно хоть тащить с собой ребенка ей не пришло в голову.
Памятуя о том, что младенец может внезапно научиться садиться и ползать, кошелку я оставила на полу веранды и поковыляла за Никой, уже пролезающей сквозь дыру в заборе. Следом за нами скакал выдрыхшийся под крыльцом блохастый кобель.
Закревский вновь обнаружился на веранде. Но на этот раз он лежал на домотканой дорожке, связанный по рукам и ногам, а сама веранда представляла печальное зрелище - повсюду валялись разбросанные вещи и сломанная мебель. Выглядело все так, словно тут порезвилась банда махновцев.
Увидев нас, Великий Математик принялся извиваться и умолять поскорее освободить его от пут. Ника бросилась развязывать узлы, а я - искать нож или ножницы. Спустя пару минут мы освободили пленника и попытались выяснить, что же произошло.
Из бессвязных реплик, прерываемых потрясанием воображаемым томагавком, складывалась неприглядная картина.
Утром, избавившись от подброшенного дитяти, Иван Гаврилович решил, что доказываемая им второй месяц теорема может подождать, так как ему надо вначале успокоить взвинченные нервы. А посему, Великий Математик отыскал в барахле, оставшемся от прежних хозяев, гамак и натянул его между обглоданными козами яблонями. Угнездившись в этом хлипком ложе, Закревский незаметно задремал.
Разбудили его, причем весьма неделикатно, какие-то мужики в камуфляже и черных масках. Судя по огромной шишке на затылке, они попросту дали ученому по башке и вытряхнули его из гамака. Когда он очнулся, ему продемонстрировали устрашающих размеров пистолет и потребовали сообщить, где деньги. «В тум-мбочке» - промычал Великий Математик, после чего налетчики пинками загнали его на веранду, связали и отправились на поиски тумбочки. Очевидно, результат их не слишком вдохновил, потому что, опустошив заначку хозяина, они продолжили методично обыскивать дом. Периодически кто-нибудь из бандитов подходил к связанному Ивану Гавриловичу и спрашивал, где деньги. На все эти вопросы очумевший от происходящего Закревский только повторял - «в тумбочке», после чего получал зуботычину и обыск продолжался.
Постепенно зуботычины становились все более болезненными, а вопросы изменились: теперь бандитов интересовало, куда делась Анжелика. Вспомнив содержание записки и нашего разговора, Великий Математик сообщил, что Анжелика утопилась.
От этого известия у налетчиков из-под масок отвисли челюсти.
- А деньги?! - заорали они хором.
- Деньги в тумбочке, - тупо повторил Иван Гаврилович.
И тут послышался рокот мотора, это приехали мы с Никой.
Очевидно, в планы бандитов не входили контакты с другими обитателями Мураведово, потому что, переглянувшись, они пообещали Закревскому ещё вернуться и мгновенно скрылись.
- Сколько их было? - обеспокоено спросила тетушка.
- Т-трое, кажется. Да, трое. Рожи не видел, так что не опознаю.
- А про ребенка вы им ничего не сказали? - ухватила я Закревского за рукав.
- Нет, - покачал он головой. - Они о нем не спрашивали. Но если бы спросили, я бы ни за что не сказал, что мальчик у вас. Даже если бы меня пытали.
Прозвучала последняя фраза патетично, но я едва не прослезилась от умиления. Иван Гаврилович, несмотря на следы побоев на лице, расхристанный вид и бытовую отрешенность, становился мне все более симпатичен.
- Ну и что делать? - вздохнула тетушка. - Опять полицию вызывать?
- Только не полицию! - подскочил Иван Гаврилович.
Мы уставились на него с некоторым подозрением. Слишком уж болезненно для ученого он реагирует на каждое упоминание об органах правопорядка.
- Почему? - после паузы поинтересовалась я.
- Ну... - протянул Великий Математик, - вдруг они решат, что эта Анжелика из-за меня утопилась.
- Это в каком смысле? – Изумилась Ника. – Вы же говорили…
- И продолжаю говорить – Анжелику не знаю! Но доказать этого не могу.
- Ага, - с пониманием кивнула я, - теорема не складывается.
Закревский странно глянул на меня и пожал плечами. Неужели я сморозила какую-то глупость?
- Ну ладно, - вздохнула тетушка. – Будем действовать своими силами.
Я поняла, что она имела в виду. Дед нас  в таких ситуациях не раз выручал.
Пока Ника отпаивала несчастного Ивана Гавриловича зеленым чаем с жасмином, я вернулась в дом, сопровождаемая все тем же кобелем. Очевидно, он решил, что раз уж выпало счастье обрести хозяев, нужно им всячески демонстрировать преданность. Кстати, надо бы ему имя придумать, не станем де мы звать его Степаном.
- Бобик, - позвала я, и пес радостно закрутил хвостом. – Шарик, Жучок, Тузик…
Тут я временно иссякла, потому что разом зазвонил телефон и загукал увидевший меня Степка. Подхватив младенца на руки, я сняла трубку.
- Что там у вас творится? – загудела она голосом деда. Удивительное у него свойство - за сто километров чувствовать, что мы влипли в очередную неприятность.
- Дед… - я прикинула, как бы помягче преподнести ситуацию, и зачастила: - мы тут с Никой в город ездили, за покупками. Столько всего приволокли!
- Ты мне зубы-то не заговаривай! – оборвал меня проницательный предок. – Ребята мне доложили. Это что там за выкрутасы с утопленницей?
- Думаешь, я знаю? Девица какая-то ненормальная, написала записку, что топится. Но тело не нашли, ты не думай!
- Я в курсе, - буркнула трубка. – И что-то тревожно мне. В этом вашем городе вчера банк грабанули. Со стрельбой, между прочим.
- Как грабанули? – удивилась я. – Правда что ли?
- Именно! – Дед посопел и неожиданно предложил: - Может вам мальчонку прислать?
Я задумалась. Если дед сам предлагает прислать мальчонку, значит, в городе действительно неспокойно. И не только в городе – он такие штуки сразу чует - спинным мозгом старого мента.
- Ладно, - вздохнула я. – Давай своего мальчонку, а то ведь не успокоишься.
- Ждите, - лаконично сообщил дед и отключился.
Вот и ладушки – сам предложил. И объяснять ничего не пришлось.
- Ну что? – Ника взяла у меня из рук Степку и уселась с ним в кресло качалку.
- Дед звонил. Обещал прислать кого-нибудь.
- Ты попросила?
- Сам предложил.
- Ага… Не нравится мне все это. – Ника кивнула на дом Закревского. – Младенцев подбрасывают, топятся, по башке бьют, деньги ищут...
- Думаешь, мне нравится? Дед сказал, что вчера банк ограбили.
Тут  я замолчала и уставилась на Нику.
- Хочешь сказать, что у нашего соседа те самые награбленные деньги искали? – тетушка насупилась и принялась усиленно думать.
- Нет, ну какой из этого тюфяка грабитель банков? – не слишком уверенно сформулировала я.
- Какой, какой… Грабитель, конечно, никакой. А вот мозговой центр – вполне, - не согласилась тетушка. – Профессор Мориарти тоже сам никого не грабил.
- Профессор? Мориарти?! – дернулась я. – А… э… Нет, ну теоретически – да, вполне. Торчит тут, как сыч и всякие хитрые планы выдумывает, паутины плетет. Но вот зачем его тогда по башке бить?
- Мало ли, - Нике явно все больше нравилась теория о живущем по соседству преступном гении. – Вдруг он плохой план выдумал, и им мало денег досталось?
- И грабители пришли за компенсацией? А заодно решили мозги ему вправить. Очень свежая мысль.
- Какая мысль? – с этим вопросом на нашу веранду вступил преступный гений Иван Гаврилович Закревский. Заметив, как мы дружно подскочили, он смутился, шаркнул пластиковым шлепанцем и пробормотал: - А я вам шляпку принес, вы у меня забыли.
Опасливо косясь на сосущего кулак Степку, он положил на стол Никину шляпку из синтетической соломки. Потом поправил на ней букетик таких же синтетических незабудок и покраснел.
- А не хотите ли отобедать? – предложила я. Черт с ним, пусть уж лучше на наших глазах побудет, чем новые козни строит.
- А это удобно? – ещё больше покраснел Великий Математик.
- Отчего же, вполне, - Ника сунула мне младенца и бутылочку с водой для него и величественно удалилась на кухню.
Пока она разогревала обед, я нашла применение Закревскому – под моим руководством он собрал кроватку для Степки и нацепил на нее вместо балдахина противомоскитную сетку. Уложив мальчишку, который так умаялся, что практически мгновенно уснул, мы сели за стол.
Неспешно водя ложкой в тарелке с окрошкой, я нахально рассматривала Великого Математика. Ну вот если бы его сводить в нормальную парикмахерскую и привести в порядок лохмы, если бы сводить в нормальную оптику и сменить эти пластмассовые очки на более современные, в тонкой оправе, то Иван Гаврилович был бы мужчина хоть куда. Хотя вот это странно-состредоточенное и одновременно отрешенное выражение глаз – с ним как быть?