Произведение опубликовано в региональном литературно-художественном журнале "Кокшетау" (№1 (17), 2012), в республиканском журнале "Простор" (№7, 2017), отдельным изданием "Сонеты к Шокану" (Алматы, 2017).
В конце даются некоторые примечания и пояснения к тексту.
1
Шокан, позволь начать с акростиха.
Осмелюсь говорить без экивоков,
Как на духу (не вижу в том порока),
А реверансы – этикетная труха.
Наш диалог – отнюдь не чепуха:
Узрев со мной «прекрасное далёко»,
Анахронизмов не ищи, перстом пророка
Листая цикл. Перо – моя соха.
И в чистом поле, верю, не случайно
Хомут накинула себе, влюбившись в тайну
Аблая отпрыска. Мы были тет-а-тет.
Но только здесь, на этой частной пашне,
Он – рыцарь мой, я – дама сердца в башне.
Венец соитья наших помыслов – сонет.
2
Непараллельные прямые в точке икс
скрестились, мой загадочный кумир,
и в прорубь головой с идеей фикс
бросаюсь. Обессиленный вампир
вот так же жаждет чьей-то крови красной.
Здесь место знаковое, и снаряда три
в одну воронку видно, не напрасно
послало провиденье. Фонари,
скамейки для сезона рандеву,
и колледж мой, а прежде дом был мамы,
ты рядом – не в кино, а наяву
застыл над всем под бесконечность гаммы.
С тобой одним смогу без перевода
о судьбах нашего грустить народа.
3
Я четверть века мыслью отмотала
туда, где был генсек с пятном во лбу,
где гласность по талонам в дар рабу
крошили у крутого перевала.
В тебя, как в куклы, я тогда играла,
с телеэкрана хрупкую судьбу
впитав по капле, шумную гурьбу
друзей дворовых молча отвергала.
Блеск эполет, еще живой Саги
красив как бог – и детские мозги
оторвались от будней без пейота.
Принц крови Мухаммед Ханафия
в мундире на известной фотографии –
в шкафу, за неимением киота.
4
Без панибратства и без брудершафта,
я просто старше – скоро третий мушель жас.
Мое «вчера» ты называешь словом «завтра»,
читай на тему Уэллса парафраз.
Пшеница, нефть, руда и космонавты –
в небытии возрадуйся за нас.
Да, трансформация знакомого ландшафта
потешит аруаха третий глаз.
Твой Кокчетав – давно уж не станица,
течет на экспорт минеральная водица,
в казну – наш аурум, песочные часы.
И если прилетишь в машине времени
сегодня в Кокшетау, к родному племени –
в ответ на «хал калай» скажу «жаксы».
5
«Не в ту эпоху, – говорили о тебе, –
пришел в наш мир ученый гениальный».
Не подпишусь: десницей виртуальной
не поменяла б ни аза в твоей судьбе.
Чуть позже пал бы жертвою в борьбе
за автономию фигурою опальной
потомок Аблай-хана, тривиально
бежал в Китай или вступил в ВКП(б),
укрывши мхом забвенья корневище.
А может быть, с запасом лет на тыщу
вперед? Но там забрезжил конец света.
Уж лучше к нам – военным атташе,
послом в ЮНЕСКО. На казахский Бомарше
переводить в часы досуга. Или Фета.
6
Где Шлагинтвейт лишился головы,
там ты, обрив свою, проник повсюду,
не ставши достоянием молвы,
пронзительней, чем иглы – куклу Вуду
когтящей чужеземцев. «Алимбай»
не вызвал подозрений у Кашгара:
ты, временной жене сказав «гуд бай»,
собрал досье о тайнах Алтышара.
Когда б открылось, что твой стеганый чапан
скрывал разведчика российского мундир,
рванул бы мести яростной пропан,
и точкой оборвался бы пунктир
полета дерзкого. И в члены РГО
уже б не приняли героя моего.
7
Как и положено джигиту, но иначе,
ты «восьмигранным» был (сегіз кырлы).
Кадеты омские и местные орлы
завидовали редкостной удаче.
Пригожий мальчик (не брутальный мачо)
украсил петербургские балы.
И недругов прилипчивей смолы
в упор не замечал, не давши сдачи
ни одному. Не пел, но рисовал.
Ораторствовал, словом наповал
разя противника. Поменьше бы талантов.
Ведь самородок – лакомый кусок,
бельмо в глазу. Тотально одинок:
пигмеям не с руки любить атлантов.
8
В делах амурных что-то не ахти –
значенье, в сумме близкое к зеро.
Врать обоюдоострое перо
мне не велит. И всё же – что в актив?
Брак с некой Айсары в конце пути,
сестрой Тезек-султана? Здесь хитро
игра дальнеприцельная в нутро
схоронена, секреты – взаперти.
Роман с женой простого туленгута
чуть раньше? В хвате щупальцами спрута
общественного мненья захирел.
Миф омичей – твоя любовь к Любови,
супруге Гасфорта? Неурожай в алькове –
цена таланта, избранных удел.
9
Истории податлив пластилин:
сегодня так, но завтра будет этак,
вот только что был черный бабуин,
а отвернешься – белка скачет с веток.
Не к месту правдолюб и атеист,
отступник, вольнодумец, русофил?
Что чище, чем бумаги свежий лист
и проще неразборчивых чернил?
Мне прежний вариант, увы, милей:
впитался в мозг и кровь, не соскребешь
иконы старый образ – крепок клей.
А мысль изреченная есть ложь.
Еще с полвека времени пройдет,
и не услышит уж никто фальшивых нот.
10
Шокан, мы вышли из одной шинели
и носим бережно добротное сукно,
ногой неверной за прорубленным окном
нащупывая почву. Менестрели,
которые не на своем запели,
но о своем. И грустно, и смешно.
(Тем, кто не в теме, в общем, всё равно).
Происхожденье соловьиной трели
из горла белого гуся – какой пассаж!
Да ты гяур иль всё-таки алаш?!
Мы рождены под знаком козлотура,
двуликий Янус – наше божество,
двоится непростое естество
асфальтного степного трубадура.
11
И как тут не потешить зуд корост,
бинты политкорректности тревожа!
С Абаем не сговариваясь, то же
Шокан пророчил: путь наш прям и прост –
связь с метрополией крепить, культурный мост
налаживая. Знали бы, что кожу
перелицуют степняку. И не поможет
теперь словарь родной, дабы свести нарост
ороговевший. Справедлив укор,
хоть много утекло воды с тех пор,
как расписали вы, что для народа лучше.
Но, кажется, порой терзался ты,
высматривая свет из темноты
в метаньях сердца и ума овцой заблудшей.
12
Как мяч и меч, как мачта и мечта
русификация и обрусенье рядом
лишь для стороннего пустого взгляда
они, что два штампованных болта.
Не уложить проблему в пол-листа,
не осушить в минуту водопада,
и виноград от жгучих льдинок града
перебродил, и проданы места
в земном театре, и пилить опилки,
как собирать в предбаннике обмылки –
бессмысленно. С архивами кассета
размотана и спутана уже,
тавро «шала» на нашем багаже,
и в кассу не вернуть назад билеты.
13
Тебя – насильственно? А может быть, ты сам
себе перековал не те подковы?
Не будоража горестной основы,
не проследишь анамнез по часам.
Нас приручили и взнуздали. В храм
иной культуры завели. Засовы
не скрипнули, мелодией медовой
обволокли, без лишних слез и драм.
Упал колосс на глиняных ногах,
развернутое русло в берегах
родных опять. Но дважды в эту реку
нам не шагнуть. И в старое пальто
не втиснуть плечи, тело уж не то.
И дискомфортно в нём, как в таборе Алеко.
14
Томленье ссылки. Дикая пустыня.
Всё чуждо: воздух, люди, кони, быт.
Метёт, пылит, морозит, моросит,
светило виснет перезрелой дыней.
И вдруг, когда не зришь ни зги окрест,
кайсак «премилый» с дружбой подъезжает,
писательским речам как сын внимает.
Беседуя о нравах здешних мест,
не раздражает старые мозоли,
в бутыль не лезет батьки поперёд,
в любви признанья письмами он шлёт
и новых встреч взыскует. Тут неволей
подружишься. Приязни механизмы
запущены твоей, Шокан, харизмой.
15
Майков, Полонский, Дуров, Достоевский…
И трети списка хватит, чтоб понять:
тебя вскормила степь-родная мать,
но одарил общеньем берег невский.
Отчетливей рисунка древней фрески
душевного созвучия печать.
Друзьям российским будучи под стать,
для соплеменников ты был орешек грецкий,
где ядрышко – твой мозг в миниатюре:
две половинки – в унисон натуре,
которой так мучителен раздрай.
И счастие быть понятым вполне
ты не обрел бы даже на Луне.
Всяк сам себе отчизна, ад и рай.
16
Есть новенький журнал о знаменитых,
там рассуждают, кто во что горазд.
Читая, пропускаю через сито
туманный «плюрализм». По клейке ласт
ты обгоняешь многих. Не открыта
загадка ранней смерти. Ум – балласт,
тебя гнетущий. Хвост, рога, копыта
вертлявой нечисти внесли свой вклад. И пласт
землицы приграничной принял молча
тридцатилетнего, какому б жить и жить.
И нам гадать – яд, пуля в спину, порча?
Иль все же в колесо сумел забить
Кох палочку свою? «Не стоит рыть», –
бубнят иные, губы кособоча.
17
Другие возмущенно голосят
о невозможности «болезни бедных»
у ханского потомка. Недогляд:
не в касте дело! Много думать вредно.
Труд непрерывный день и ночь подряд
помножим на пейзаж Пальмиры бледной
с премерзким климатом – российский стольный град
сводил на нет и тех, чья жизнь хлебна.
Опасные условья экспедиций
плюсуем тоже – станут бесполезны
бессчетные отцовы кобылицы.
Не в бровь, а в глаз, хотя слегка скабрезно:
«Ессентуками» тот не исцелится,
чьи обе почки отвалились в бездну.
18
Предполагают, у хребта Алтын-Эмеля
не ты лежишь. Была инсценировка
поспешных похорон. Мол, так неловко
тебе слепили власти, как сумели,
прикрытие для новой высшей цели
в шпионских играх. Вновь судьба-плутовка
шепнула эхом: «Рекогносцировка
нужна твоя». Теперь мели, Емеля,
витийствуй, что есть сил, верстая миф,
катя натужно в гору, как Сизиф –
свой камень, бесполезных версий ком.
«В Кашгаре умер позже… В легком рана –
Черняева отмщенье»… В общем, рано
и странно ты ушел от всех тайком.
19
Времена капризней ЖКТ:
каждому периоду диета
новая. «Долой компот с котлетой,
подавай соте с «Алиготе»! –
как стрип-бар на смену варьете.
Удобоваримость – свойство клеток
пищи для обедов без таблеток.
Несваренье крутит фуэте?
Значит, горек правды концентрат.
Вмиг съедобный выделят субстрат
из любой фактуры. Вкус приправы
сублимирует продукт. «Что ж, можно есть», –
повар принесет благую весть,
и кивнет метрдотель лукавый.
20
О-дин. О-дна. Какая безнадёга
льдом обреченности звенит в простых словах.
Симпатий позади осталось много,
но не друзья, увы, оплакали твой прах.
(Потанин, правда, позже приезжал
и горевал, товарищ юных лет).
Жизнь пронеслась. Удар камчи, кинжал,
рассекший вечность миг. Прощай, корнет,
штаб-ротмистр и адъютант. Прости,
коль струн больных коснулась на пути,
скользя по склонам с хлипким альпенштоком.
Кричу в бездонный времени каньон:
«Не порастёт тропа твоя быльём,
гори бессмертно в небесах Звездой Востока!»
Примечания к тексту
Пейот – кактус-галлюциноген.
Киот – ящик для икон.
Саги Ашимов (1961-1999)- популярный казахстанский киноартист,исполнитель главной роли в фильме "Шокан Уалиханов".
Мушель жас - возрастные вехи: первый - 13 лет, и далее каждый цикл по 12 (т.е. 25. 37, 49 и т.д.). Считается важным,пограничным жизненным этапом.
Шлагинтвейт Адольф – немецкий путешественник, географ, естествоиспытатель. Был публично казнен в Кашгаре в 1857 году.
Алимбай – имя, под которым Ш. Уалиханов в составе торгового каравана проник на территорию Кашгара.
РГО – Русское географическое общество.
Гасфорт – генерал-губернатор Западной Сибири, адъютантом которого был Ш.У.
Белый гусь – по утверждению Олжаса Сулейменова, в народной этимологии этноним «казак» распадается на «каз» и «ак» – «гусь белый».
Алаш – синоним слова «казах».
«ШалА» – «половинчатый». Шала-казахами называют обрусевших русскоязычных казахов.
Абай – основоположник казахской письменной литературы, великий поэт и мыслитель.
Черняев Михаил – генерал-губернатор Туркестана, в 1864 году возглавлявший военную экспедицию по колонизации Средней Азии и южных областей Казахстана.
Потанин Григорий – близкий друг, товарищ Шокана по кадетскому корпусу, исследователь Средней Азии, этнограф, географ и путешественник.