Мой служебный роман части 1-3
1
На призыв написать воспоминания о работе в санслужбе откликнулась не сразу. Ведь 35 лет жизни может вылиться в большой роман! Как тут вспомнить «на пару страниц»? И какие страницы служебного «романа» озвучить? С чего начать? Хотя начало – момент поступления на работу – моё собеседование с Александром Дмитриевичем Родионовым, на ту пору (август 1978 г.) - главным врачом Кировоградской областной санэпидстанции, помню хорошо, будто это было вчера. По-моему, Александр Дмитриевич попал под обаяние загадочной аббревиатуры: ВНИИФБиП. Так назывался подмосковный Всесоюзный научно-исследовательский институт физиологии, биохимии и питания сельскохозяйственных животных – моё предыдущее место работы. Но, если серьёзно, перевесило то, что у меня уже имелся 5-летний опыт работы на хроматографах, спектрофотометрах и прочих приборах высокой чувствительности, о которых в санэпидстанции, куда меня приняли, только начинали мечтать.
Конечно, как врач-лаборант по гигиене питания, я была tabula rasa – не знала даже азов ( ни терминов, ни методов исследования - ничего!). Всё это предстояло выучить, начиная с элементарного, вроде определения кислотности в пищевых продуктах или контроля качества термообработки кулинарных изделий. С самообучения и началась моя работа в гигиене питания. Поневоле засиживалась на работе дотемна, чем удивляла новых сотрудников. ( В свою очередь, и я была удивлена - в отличие от науки здесь никто не задерживался до утра на работе). Параллельно мною выполнялся план работы: в октябре я создала и утвердила свою первую методичку («Методические указания по определению примесей в молоке»), а в уже в октябре провела свой первый семинар по определению солей тяжёлых металлов. (О, эти ГОСТы 50-х гг.!).
К чести главврача, надо отметить, что в первые месяцы моей работы он пару раз заходил в пищевую лабораторию расспросить меня, как я осваиваюсь на новом месте, что выучила, какие у меня проблемы. ( Не каждый руководитель так поступает!). Через полгода Александра Дмитриевича перевели на работу в облздрав, и видели мы его не часто. Но последняя встреча с ним – почти через четверть века - запала мне в душу. По поручению профкома я пришла к нему в госпиталь в кардиологию поздравить с днём рождения. Принесла курагу, финики и шутливые стихи: по случаю его 83-летия:
Если сбросить Вам полста
Вы снова в возрасте Христа.
Вернуться в молодость неплохо!
У каждого своя Голгофа.
Через пару месяцев он был убит ворами-подростками, пытавшимися из квартиры одинокого человека вынести телевизор.
Но вернёмся в 1978 год. Я сразу же увлеклась новой работой, просто влюбилась в неё. Повседневной рутины не замечала – в моей работе ей просто не было места. Освоение и внедрение новой методики определения очередного показателя г и г и е н и ч е с к о й направленности придавало моей работе смысл, вес и знАчимость. (И не только в моих глазах!) Увлекли также бесконечные поездки-командировки, в которых работа по проверке сангиглабораторий районных СЭС (чаще – методическая помощь им) совмещалась со знакомством с географией родного края ( побывала и «там, де Ятрань круто в,ється») и встречами с коллегами, с годами ставшими мне друзями. Нравилась и работа по подготовке материалов на Санэпидсовет , а также на Лабораторный Совет при облСЄС, куда вызывались «на ковёр» также и лаборатории Облпотребсоюза и Пищепрома. Но всё же роль чиновника меня не привлекала.
Проверка ведомственных лабораторий многочисленных пищекомбинатов, молоко- и консервных заводов чаще всего осуществлялась совместно с оперативным звеном. Мне повезло: принцип «единого звена» образцово работал именно в отделении гигиены питания, возглавляемом настоящим гигиенистом Чумаченко Анатолием Никитовичем. В выездную бригаду(«звено», группа), руководимой им, неизменно входили: помощник санитарного врача Пономаренко Евгения Кирилловна, инженер-технолог Мельниченко Раиса Борисовна, Белега Раиса Тимофеевна, как бактериолог, и я, как врач-лаборант по гигиене питания. Действительно, проверка любого пищевого объекта такой слаженной бригадой обеспечивала её эффективность, превращаясь воистину в апофеоз саннадзора."Ведь коллектив наш был бесспорно - отважный боевой отряд", - напишет об этом наш заведующий 20 лет спустя.
Чумаченко Анатолий Никитович – легенда санэпидслужбы нашей области. Великолепный гигиенист, увлечённый своим разделом работы, образец профессиональной принципиальности. Так, случалось, думая о здоровье вверенного ему населения, он брал на себя ответственность, давая предписания об уничтожении больших партий недоброкачественной продукции. И отстаивал свою позицию! (Так, на моей памяти Анатолий Никитович добился уничтожения больших партий макарон, в другой раз - копченной рыбы с ботулизмом). А как интересно работалось с ним в пору массового отравления тортами, когда мною выявлялись не только недовложение сахара в водную фазу крема, но и фальсификация сливочного масла маргарином!). Отмечу, что Анатолий Никитович, в отличие от большинства санитарных врачей, хорошо знал лабораторное дело, мог критически смотреть и интерпретировать наши данные, уважал лабораторию.Вот он поздравляет меня с юбилеем (отрывок):
Среди важнейших категорий,
Что аксиомою для всех:
В надзоре роль лабораторий
Нам гарантирует успех...
Известен вывод, он логичен:
Без химии нельзя никак!
Надзор бы стал косноязычен,
не будь Татьяны Березняк.
Характеризуя Чумаченко А.Н., как личность, любой из нас вспомнит его, как человека высокой культуры и мягкой интеллигентности. Его гражданская принципиальность гармонично сочеталась с редкой деликатностью в отношениях с сослуживцами.Как пример закономерности случайностей - Анатолий Нититович родился в День Святого целителя Пантелеймона:
Так вышло, что мой день рожденья
Судьбой с коллегой совмещён.
Своё не скрою удивленье:
Им стал святой Пантелеймон.
Святой Пантелеймон целитель,
Прославленный специалист.
Не самоучка, не любитель -
Известный врач - гигиенист.
Широта интересов его поражала масштабностью. Он знал и любил литературу и театр, кино и живопись (в конце жизни передал свою живописную коллекцию городу). С нашим театром он дружил и даже сотрудничал (переводы текстов песен). Газеты для него были не только плацдармом для санпросветработы, он в них печатал свои стихи. Относясь к своему стихотворчеству критически, Анатолий Никитович писал:
Текст терпеливо вы прочтите,
Не идеальны стиль и слог:
«Домашний» я поэт... Простите…
Я лучше выдумать не мог…
Он мало писал о личном, его поэзия – социальна, затрагивающая такие темы, как нравственность («Справедливость»), культ Сталина («Пьедестал»), тяжёлое положение села, позорную «дедовщину» в армии и пр. (Есть даже «Психотерапевтические стихи»!). Но главная его тема - тема войны, которую он, с 18 лет - участник боевых действий, знал не понаслышке : «Годы войны, память дней легендарных, инеем виски наши не троньте».
Мне вспомнились войны раскаты,
Ночные марши до зари…
Девиз, что знали мы, солдаты:
Приказ исполни, хоть умри!
Многое в творчестве Анатолия Никитовича - конечно же, о работе («Репка» - сказка об эпидфоне) и о друзьях-коллегах:
В жизни случаются «провалы»,
Но есть удачи и прогресс.
Хоть было трудностей немало,
Я счастлив, что служил в облСЭС.
Служебных дней в своём разбеге –
Я знаю - позабыть нельзя.
Я благодарен вам, коллеги,
Точней скажу: мои друзья!
Мне посчастливилось работать с А.Н.Чумаченко всего 5 лет, но все 30 лет его жизни на пенсии до самого его ухода он оставался для меня старшим товарищем и другом. В кругу его семьи ( Анатолий Никитович воспитал двоих чудесных дочерей – Зою и Мирославу) можно было отдохнуть душой, читая стихи, обсуждая новости санслужбы, политики и культуры. Вечная ему память!
В 80-е гг. я из своих коллег – врачей –лаборантов я выделяла Карбаинову Эмилию Николаевну. Она была из всех нас профессионально самой сильной, единственным химиком по образованию – окончила Ивановский химико-технологический институт. В сомнительных случаях я всегда обращалась к ней. Неорганику она знала отлично!
Эмилия Николаевна была коммунальницей – вела сан-химический контроль воды. Оттого-то так много «воды» в моих стихах, посвящённых ей. Вот я пишу о курсах. В то время все мы часто проводили 2-месячные областные курсы для среднего звена, и это было напряжённое, но очень счастливое время. Передать свои знания, рассказать о трудностях и нюансах методик, научить другого – это дорогого стОит!
Бывали радости моменты,
Когда съезжались к нам студенты
На курсы или семинар.
Свет знаний освещал их души,
От шума их ломились уши –
Аж от воды струился пар!..
Да, к «моментам радости» должна отнести и конкурсы лаборантов. Соревнования «Лучший по профессии» проводились в каждом отделе, наши же - превращались в яркие шоу, вроде «А ну-ка, девушки!». По мне, так лучшим лаборантом среднего звена была, не участвующая в конкурсах, фельдшер-лаборант Самохвалова Людмила Ивановна. Умная и доброжелательная, образованная и быстрая, лабораторное дело она и знала, и любила, поэтому никогда не пасовала перед большими объёмами работы. Соблюдая стандарты, творчески подходила к работе, при сборке оборудования проявляла инженерную хватку. Была, так сказать, «палочкой-выручалочкой» для лаборатории. (Впрочем, рационализаторство в те годы было в моде и даже планировалось(!). Недавно мне попалось и моё удостоверение «Рационализатор СССР». М-да…). Помню проводы Эмилии Николаевны на пенсию и наше обещание:
Науку Вашу не забудем!..
С годами, может, меньше будет
Спецпоказателей улов.
Вода заблещет чистотою,
Санслужбы укрепив устои…
И будет счастлив сам Белов.
И Белов был счастлив.
Белов Анатолий Андреевич в 1980-е гг. был заведующим санитарным отделом облсанэпидстанции . Человек сильного темперамента, холерик, яркая личность. Харизма!.. Его профессиональная активность имела всесоюзный характер, чему мы, несомненно, радовались и гордились им. Так, Анатолия Андреевича включали во многие всесоюзные комиссии, проверяющие состояние работы санэпидслужб братских республик. Помню, при мне он проверял Таджикистан, затем - Татарстан. (Из Елабуги, в которую – на могилу Марины Цветаевой - их не забыли свозить, Белов привёз томик Цветаевой. Я, так и не побывавшая в Елабуге, - нет, не завидовала! - тихо страдала). Этот факт даже вошёл в юбилейный стиш, написанный мною к его 60-летию. Вот отрывок из него:
О, дело жизни -- саннадзор –
Твоя любовь, и страсть, и муза!
В пределах бывшего Союза
Являл душе большой простор.
Санслужба – твой огромный ринг.
И вспоминать я не устану,
Как посещал ты в Татарстане
Могилу лучшей из Марин.
Иной уклад теперь у нас,
Случилась смена декораций:
Стал нынче гегемоном наций
Капиталистов сытый класс.
Распался бывший наш Союз,
Исчез надзор вместе с Союзом.
Но разве обществу обузой
Твоих годов бесценный груз?..
Анатолий Андреевич нёс нам «бесценный груз» своих знаний и ярких идей, и не только профессиональных. Наш Белов - знаток не только медицины, но и литературы, политики, кино. Недаром он – родной брат (младший) известного киноактёра 50-60-х гг., искромётного комика, Юрия Белова (вспомните «Карнавальную ночь», «Весну на Заречной улице, «Девушку без адреса» или "Неподдающиеся"!).
2
В начале 1989 г. прошло объединение сангиглабораторий областной и городской санстанций, т.е. их централизация, к которой я вначале отнеслась скептически, цитируя пушкинское: «В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань». Но лично для меня ломка стереотипа пошла во благо - перейдя в токсикологическую лабораторию, я обрела второе дыхание. Токсикология химических веществ оказалась намного интересней, сложней и многообразней гигиены питания, хотя до централизации лаборатория облСЭС имела только 2 объекта контроля - пестициды и полимеры. С «троянского коня цивилизации» - полимеров – и началась моя любовь к токсикологии. Но вскоре в соответствии с новыми веяниями заведующий лаборатории Недяк Валентин Глебович перепрофилировал работу, направив её на определение ксенобиотиков (чужеродных веществ) пищевых продуктов: тяжёлые металлы (токсические элементы), микотоксины, нитраты). Всё это предстояло мне освоить и внедрить в повседневную работу лаборатории, конечно, не без помощи Киевского института усовершенствования врачей (позже - Академия последипломного обучения), на учебной кафедре которой при ВНИИГИНТОКСе (теперь - Институт экогигиены и токсикологии им.Л.И.Медведя) я бывала значительно чаще, чем раз в пятилетку, а именно: 1989, 1992, 1994, 1995 годы! На каких курсах (2-месячных) я только не побывала - и по полимерам, и по пестицидам, и на тематических, и на предаттестационных! (Кстати, первые мои курсы в сентябре – октябре 1983 года я проходила в Киевском филиале Всесоюзного института стандартизации и метрологии, 2 месяца проживая в общежитии №2 мединститута с видом на Владимирскую горку, как раз посредине между оперой и филармонией, между которыми вечером и разрывалась). Не менее бурная культурная жизнь была и в другие мои заезды в столицу, особенно в 1989 году, когда поток культурных новшеств, хлынувших на нас в годы «перестройки», переплёлся со стихией митингов, предшествующих независимости страны. И каждый день был полон до краёв. Например, сразу после курсов я мчала на Руставели в «Кинопанораму» на декаду французского кино, после – перебегала в «Дворец «Украина» (гастроли театра Эйфмана), оттуда – уже на такси - в ДК «Большевик» на ночные сеансы «Нового Иллюзиона» ( фильмы, которые советский человек до этого видеть не мог). В общежитие на Нивках я являлась во 2-м часу, а вставать надо было часов в 6-7. Такой бешеный темп жизни удавалось удерживать в течение 2 месяцев только из любви к искусству. К счастью - удавалось!
На кафедре тоже всё было интересно и ново (полимеры, пестициды). До этого незнакомые коллеги из других областей и чудесные преподаватели кафедры, из которых отмечу доцента Бабичеву Александру Фёдоровну. Блистательный химик. Учитель от Бога. Всеобщая любимица. Встреча с ней превращалась в праздник. Конечно, были и проблемы, страхи компьютерной аттестацией, бытовые трудности зимних курсов, которые перечислялись в моих стихах,завершавшихся такой кодой:
Курсовая подготовка --
(Нужно ль дальше рифмовать?) --
Дум и навыков шлифовка,
Кузня кадров, наша мать!
Наша вторая alma mater отвечала нам взаимностью.
Центральная ( прежде – Республиканская) СЭС тоже охватывала нас обучением, согревала чаем и планомерно направляла нашу жизнь в русло столичной культуры. Не хочу никого обидеть, но среди коллег, сердечно заботящихся о нас, справедливо выделить Бугрий Галину Евгеньевну, активно просвещавшую и развлекавшую нас киевскими вечерами. Кстати, именно она впервые сводила нас в «Сузір,я» (театр-модерн, мастерская театрального искусства) вскоре после его открытия. Это было в апреле 1992 года, что зафиксировано в моих «Апрельских тезисах», где описано и посещение нами цветочной фирмы «Роксалана» (в Союзе не было ничего подобного) и культпоход в этот театр на «Записки сумасшедшего» с Богданом Ступкой:
Нам день апрельский в радость дан:
Для нас в театре, у кенассы,
Где Ярославов вал иль насыпь,
Поприщина играл Богдан.
Даже полярограф, на котором работала Галина Евгеньевна, попал в стихи:
Как ласточки, взлетали пики
Поляро- и хроматограмм!..
Надо сказать, что все коллеги Центральной СЭС были мне не столько начальством, сколько друзьями. Поэтому, когда в мае 1999 г. я попала на концерт Хосе Карерраса, то это знАчимое для меня событие на следующий день отмечалось именно с ними.
Часто я наезжала и в Киевский институт гигиены питания (семинары), но дружба с московским (вернее – всесоюзным) Институтом питания - особая веха моей биографии. Летом 1989 г., зайдя в отпуске в Институт питания АМН СССР, что в московском Китай-городе, в гости к Эллеру Константину Исааковичу, руководителю лаборатории аналитических методов исследования пищевых продуктов, взяла почитать у него монографию В.А.Тутельяна «Микотоксины», которую умудрилась законспектировать, разъезжая по Золотому кольцу России. Как результат - доклад об этих опаснейших токсинах-канцерогенах, который я читала не только санитарным врачам и химикам, но и в других учреждениях, вызвав большой «бум» интереса к этой гигиенической проблеме.
В дальнейшем я ежегодно была откомандирована в Москву, куда проезжала, вваливаясь в Институт питания, по завязку гружённая овощами и прочими дарами Украины. Мои усилия по подъёму тяжестей были оценены - в ответ лаборатория Эллера бесплатно обучала меня методам определения и идентификации микотоксинов. «На дорожку» получала стандарты микотоксинов и другие реактивы, необходимые для этих анализов. Горжусь, что привозила из Москвы в Киев новые, только что разработанные и утверждённые методики определения микотоксинов (и гормонов), не дошедшие ещё до Украины. Центральная СЭС копировала их и рассылала по областям. Из Москвы вывозила не только химические реактивы и новые методики, но и новые впечатления о главных культурных событиях страны. Так, получение в подмосковном Раменском 60 (шестидесяти!) нитратомеров в феврале 1990 г. я совмещала со 100-летием Бориса Пастернака, а получение дефицитных реактивов для всей санслужбы области – с конференцией в честь 100-летия Марины Цветаевой(октябрь,1992г.), к юбилею которой я припасла остаток отпуска и неделю отгулов, в т.ч. за "дружину".(Для тех, кто не знает или уже не помнит: участие и дежурства в ДНД - Добровольной Народной Дружине, помощнице милиции - поощрялось).
Известно, что энтузиазм не столько поощряется, сколько наказывается. 20%-я надбавка к моей зарплате(цитирую приказ главврача: «за внедрение новых передовых методов исследования») так повлияла на умы моих коллег, что они тут же «догрузили» меня работой по гражданской обороне. Индикация боевых отравляющих и сильнодействующих ядовитых веществ (БОР и СДЯВ) стала новым разделом моей работы. А маленькая, но увлекательная монография В.Н. Александрова «Отравляющие вещества» надолго стала настольной книгой. Нашёлся и соратник по новому увлечению, он же руководитель работы по ГО – заместитель главврача Сидоренко Пётр Иванович. Сколько областных семинаров было проведено по индикации ОВ (даже психотомиметиков), сколько многострадальных лабораторий проверено по этому разделу ( даже знаменитый птицекомбинат «Ятрань»)!
Сдружившись с лабораторией Киевского военного округа и кафедрой военной токсикологии Киевского медицинского института им. Богомольца, расширила схему исследования (фактически)с 1 показателя (иприт) до 32. Сколько сил было отдано интересной, но бесполезной работе!
Интерес к микотоксинам и полимерам на практике вылился в многолетнюю «любовь» к двумерной тонкослойной хроматографии (ТХР), очень выручившей нас, когда грянула пора тотальной сертификации пищевых продуктов. Приборов для определению токсических элементов у нас тогда не имелось, пришлось несколько лет вести определение тяжёлых металлов методом ТСХ! Только в 1995 году, наконец-то, был установлен атомно-абсорбционный (пламенный) спектрофотометр ААС 115-М1, почти на 20 лет заменивший мне и Пегаса, и Росинанта… Обучал меня премудростям ААС-метрии инженер-наладчик из Сум Скрыпник Евгений Александрович, обслуживающий это детище родного завода «Selmi» на всей территории бывшего Союза – от Таллинна до Владивостока. О его работе слышала только восторженные отзывы. Жаль, позже он переключил свой инженерный талант на работу с электронными микроскопами. Хотя в последний раз удалось увидеть его на выездном семинаре по ААС (май, 2010) в Сумах, куда съехались «друзья по несчастью» - "атомщики" из других областей во главе с нашей вдохновительницей Бобровой Ириной Львовной (ЦСЭС).
Определение тяжёлых металлов и было основным занятием все последние годы моей работы, естественным результатом и пиком которой явился доклад «К вопросу содержания токсических элементов (тяжёлых металлов) в пищевых продуктах, употребляемых населением Кировоградской области», прочитанный мною в мае 2010г. на конференции в киевском Институте гигиены и медицинской экологии им. А. Н. Марзеева АМН Украины. Тезисы доклада были опубликованы в материалах майской конференции, а через год – в журнале «СЭС. Профилактическая медицина» - в полном объёме. Как и полагается, в соавторы были внесены коллеги,начиная с главврача, хотя настоящим соавтором мог быть только Недяк Валентин Глебович, 10-летию памяти которого я и посвятила доклад.
Но не слишком ли я увлеклась, вспоминая будни лаборатории «laborare» -- значит: «работать»), ведь обещала написать о культурно-массовой работе в учреждении? Нет, работа врача-лаборанта-гигиениста увлекает своей многогранностью, требует знаний не только химии и физики, биологии и медицины, стандартизации и метрологии, но и техники безопасности.В ней каждодневная рутина сочетается с творчеством, и даже с инженерным делом. Поэтому в конце пути я уже не удивляюсь, что я – гуманитарий по призванию, физик по убеждению, отдала лабораторному делу свыше 40 лет жизни. Рада, что нашла себя в профессии, состоялась, как специалист. Лабораторное дело: вредно, опасно, тяжело. Но как интересно! Особенно токсикология. Прав был Витезслав Незвал в «Эдисоне»:
Это авантюра, как в открытом море –
Подвиг ваш в стенах лабораторий.
Ведь другим за это браться неохота,
Здесь поэзия, а не работа!
3
Поэзия… Возьмём шире – культура!
В начале 1980-х гг. я 2 срока возглавляла культурно-массовую комиссию профкома. Остановлюсь только на нескольких моментах. Клуб поэзии. Открывая на новом месте работы очередной литературный клуб, читала балладу «Будрыс и сыновья» Адама Мицкевича в переводе Александра Пушкина, ведь в здании нашей санэпидемстанции в XIX веке располагалась конно - почтовая станция, где останавливался Пушкин по пути из Одессы в Михайловское (1924), через полгода – Мицкевич (по пути в Крым, кажется?). Об этом напоминает мемориальная доска.
Клуб любителей поэзии преследовал одну цель – литературное просветительство. Тематика – самая разнообразная, с учётом памятных дат и моего очередного увлечения, но прежде всего – Серебряный век русской поэзии. Разнообразны были и формы наших встреч – от лекций до больших поэтических вечеров, каким был вечер, посвящённый 100-летию Александра Блока (1980). Не вспомню иного случая такого поэтического энтузиазма, такой большой любви к Поэту, охватившую весь коллектив. Прочесть на вечере Блока хотели все – от главврача до младшего медицинского персонала. И читали! Рассказывая о поэте, я тоже много читала, не забыв и о самом любимом:
Приближается звук. И, покорна щемящему звуку,
Молодеет душа.
И во сне прижимаю к губам твою прежнюю руку,
Не дыша…
Был у нас и вечер Бальмонта и Северянина, которых елисаветградцы , в т.ч и юный Арсений Тарковский, имели счастье слушать летом 1913 г. Изысканные поэзы Северянина изучались нами в дни его 100-летия в апреле 1987 года, а летом я, сбежав на денёк из Ленинграда в Таллинн, «бросила» букет роз на могилу "Короля поэтов":
Как хороши, как свежи будут розы,
Моей страной мне брошенные в гроб!
(Кстати, очень быстро – меня ждало такси - удалось найти могилу Северянина на таллиннском Александро-Невском кладбище – просто я хорошо запомнила детальное описание её местоположения в журнале «Таллинн»).
Конечно, женской половине нашего клуба были ближе «Адресаты любовной лирики Анны Ахматовой» (цикл из 3-х лекций), которые и мне стали известны только по многочисленным публикациям в дни ахматовского юбилея (1989). Гениальные стихи великой Анны навеки сразили сердца моих сотрудниц. Знаменитый диптих Евгения Евтушенко «Памяти Ахматовой» был завершающим аккордом юбилейных вечеров:
Ахматова двувременна была.
О ней и плакать как-то не пристало.
Не верилось, когда она жила,
Не верилось, когда её не стало…
Недавно, в декабре 2013 г., в день рождения Фёдора Тютчева вспомнился его вечер, проведенный в нашем Клубе 30 лет тому, с упором на «денисьевский» цикл, под влиянием которого у меня уже в XXI веке родился “Бешеный апрель»:
Как поезд, искорёжив рельс,
Сорвавшись, всё крушит и душит,
В жилища наши, в наши души
Ворвётся бешеный апрель!
Так песней полнятся леса:
Упрямые, как голос крови,
Любви земной, что Богу вровень,
Не замолкают голоса!..
Тогда же, в ноябре 1983 г., я прославилась н о ч н ы м
посещением могилы Тютчева на Новодевичьем (питерском!) кладбище. Здесь не место для объяснения причин этого курьёза, мой устный рассказ о котором был очень популярен и давно просится на бумагу. Скоро напишу!
Но возвращаемся к нашему Клубу 1980-х годов, который постепенно расширил свои границы, став Клубом искусств. Так, мы отметили 150-летие И.Шишкина, родного с детства по «Утру в сосновом бору», а творчество Леонардо да Винчи и Пабло Пикассо рассматривали в отдельных сериях наших заседаний-встреч, вычленяя этапы жизни и творчества, детально останавливаясь на знаменитых картинах (история создания, композиция, колорит, судьба картины и пр.). Мне удалось слетать в Москву на юбилейную выставку Пикассо в ГМИИ им. Пушкина.
Пушкин… Я углубленно готовилась к 150-летию его памяти в феврале 1987 г., поэтому удивилась , когда меня вызвали на партбюро, где парторг Андриенко Раиса Васильевна строго спросила: «Как Вы планируете отмечать пушкинский юбилей? Этим уже интересовался Кировский райком» (?!!). Я отвечала, что готовлюсь. Итогом моих стараний была лекция, в 2 напряжённых часа вместившая все события и всю клинику 2-дневного умирания поэта, начиная с первых симптомов после ранения до галлюциноза и дыхания Чейна-Стокса - последнего вздоха. Всем запомнился плакат с траекторией пули в теле поэта - из журнала «Клиническая медицина». Поэта почтили минутой молчания. Многие, в т.ч. и я, плакали.
Нет, весь я не умру — душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит —
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.
А летом в Ленинграде на Мойке,12, я указала экскурсоводу на неточность в её рассказе (время прихода Даля), услышав в ответ раздражённое: «Все вы мните себя пушкиноведами», в конце нашего разговора всё же получила: «Спасибо!».
В начале 1990-х гг. после юбилеев Пастернака и Цветаевой, которые стали вехой в моей жизни, я, видимо, выдохлась, и наш клуб постепенно прекратил своё существование.
Киноклуб. Городской киноклуб, созданный в 1980 г. при областной библиотеке им.Д.Чижевского, вначале собирался вечерами по средам в кинотеатре им. Дзержинского, позже – в новом здании библиотеки. Просмотр фильма предварялся небольшой лекцией .И я как-то удостоилась чести выплеснуть на зрителей сумму своих знаний о Феллини. «Амаркорд» и «Репетиция оркестра», «Корабль плывёт» и «Джинджер и Фред» Федерико Феллини, «Семейный портрет в интерьере» Лукино Висконти и «Профессия-репортёр» Микеланджело Антониони… (Жаль, у нашего киноклуба не было возможностей московского «Иллюзиона», но всё же мы увидели много чудесных фильмов!). Моими стараниями киноклуб посещали и мои сослуживцы.С гордостью вспоминаю, как на фильме Висконти справа от меня сидел наш главный врач Лысенко Юрий Георгиевич с супругой, слева - парторг Белов с женой. «Вот это дисциплина! И пример для подражания», - радовалась я.
Из массы культурно-увеселительных мероприятий вспоминаются только новогодние «Огоньки» и утренники, наш хор и поездки на Днепр на День медработника, и – главное, - яркое театрализованное шоу по случаю 60-летия СССР (декабрь, 1982).). Не узнать было сотрудниц, которых национальные костюмы, взятые в районном Доме культуры, преобразили в красавиц всех 15 союзных республик. Я, тогда влюблённая в Литву, «забронировала» за собой роль литовки и на время выступления «девушкам из прибалтийских стран» раздала янтарные украшения, привезенные мной из Юрмалы и Паланги. Когда подошла моя очередь представлять Литву, рассказывая о Чюрлёнисе и Неринге, не забыла упомянуть, что любимая страна занимает 3-е место в мире по качеству молочных продуктов после Новой Зеландии и Голландии. Выступление завершила стихами Соломеи Нерис, народной поэтессы Литвы:
Янтарёк с лучами золотыми ,
Балтики прозрачную красу,
О,Литва, твоё родное имя
Солнцем крошечным в руках несу.
И протянула руку с янтарём на ладони... На мой взгляд, никогда больше в стенах облСЭС не было столь красочного культурного события. Но остались отличные цветные фото.
Эхом этого вечера будет моё стихотворение «Литве», за которое я получу благодарственное письмо посла Литвы в Украине. Но это будет уже в XXI веке, когда я под шум своего атомно-абсорбционного спетрофотометра начну снова, как в юности, писать стихи, а Танечка Орлова (теперь – Татьяна Викторовна, заведующая токсикологической лабораторией), сидя напротив за хроматографом, сделает макеты моих первых книг. Удивляюсь, как я, будучи автором исключительно любовно-пейзажных опусов, всё же умудрилась кое-что написать в стихах и о санслужбе. Ироничное и трескучее, но искреннее:
На постчернобыльких просторах,
В любой работе горячи,
Во власти предгоссаннадзора
Санфельдшера и санврачи.
Я никогда не позабуду
Тех дней совместного труда,
В которых – годы в горне будней! –
Переплавлялась, как руда!
За дружбу вашу, за науку –
Благодарю! И помня всех,
На счастье протяну вам руку,
Вам прогнозируя успех!