Огромная благодарность Олларису за вдохновение и удовольствие писать вместе!
Глава 13 POV Вэл
Всё-таки Жека - настоящий друг. Каким-то макаром он чувствовал, что со мной происходит, хоть я и молчал как рыба об лёд. Он даже перестал шутить на тему моего отношения к Фиме, а с самим Либенфельдом резвился, как брат-близнец, я только изумлялся на такую игривость. Раньше за ним не замечал, чтобы он с парнями так весело время проводил. Хотя… с кем было так резвиться, не со мной же? Я и ревновал, что Фимка с Женькой так поладили, и в то же время понимал, что это хорошо. И что они оба ко мне замечательно относятся, так что ревновать вообще глупо! Фима усиленно устраивал мою личную жизнь при любой подвернувшейся возможности, а Жека шипел на меня, что я туплю, и Фиму можно было бы уже сотню раз «перекрасить».
- Надо быть слепым, чтобы не видеть, что ты ему нравишься! – возмущался Кот, пока мы ждали Либенфельда у входа в строительный супермаркет, куда Фима велел нам обоим явиться.
- Жека, человеческая симпатия и сексуальное влечение – разные вещи!
- Да что ты говоришь! – ёрничал Кот. - При человеческой симпатии не лапают при каждом удобном и неудобном случае!
- Да? И какого чёрта тогда ты его всё время лапаешь?! – довольно зло вырвалось у меня. Жека опешил, но тут же расхохотался.
- Вовка, я для твоих домогательств создаю защитный фон, врубаешься?! Нет, ты невозможный тормоз!
К счастью, появление нашего великолепного дизайнера прервало этот мучительный и бессмысленный диалог. Мы болтались по магазину, Фимка и Женька веселились как дети, а я подыхал от собственной неуклюжести и зажатости. В конце концов, я всё же позволил им засунуть себя в джакузи, хоть и чувствовал себя при этом полным идиотом. Примерно как папаша двух малолетних сынишек, которые в честь своего дня рождения радостно напяливают на главу семьи шутовской колпачок и красный нос на резинке, искренне полагая, что эти нехитрые атрибуты сами по себе любому способны доставить море радости.
Пока я возлежал в пафосном корыте, Фима углядел свою давнюю знакомую, эффектную молодую девушку, и тут же принялся меня ей презентовать. А её – мне. А Женька лез и смешивал все карты. И это был уже такой дурдом, что я едва не заржал в голос в какой-то момент. Бывает ужасно досадно, когда юмор ситуации полностью можешь оценить только ты – и поделиться не с кем. Хотя… я ведь тоже не всё вижу. Как должно быть Богу грустно смеяться над человеческой историей в одиночестве.
Новая знакомая со своей шебутной сестрицей отплыла куда-то в сторону, мы продолжили свой забег, и в какой-то момент мои размышления а-ля Гамлет были нагло перешиблены голой, можно даже сказать сексуальной прозой жизни. В смысле – внезапно я узрел, как довольно симпатичный светловолосый парень-продавец по просьбе Фимы присел, чтобы продемонстрировать нам ламинат, и его джинсы с супернизкой посадкой сползли так, что я изумлённо вытаращился. Хрена себе сервис! Я ухмыльнулся и вдруг наткнулся на взгляд Фимки.
- Всё, мы не будем класть ламинат! – скомандовал он и рванул на выход.
Меня внезапно задрало. И я ляпнул:
- А по моему – симпатичный. Мне вон тот светленький понравился.
Женька словил всё моментом, подмигнул мне и горячо поддержал:
- А чё, Фим, нормальные доски, и на замках, не намаемся его стелить. Может, возьмём? Мне тоже светлый кажется симпатичным.
Фимка аж подпрыгнул:
- Так вам светленькие нравятся?! Вот и живите с ним! А я - уезжаю! У меня дела ещё есть! И вообще у меня голова болит! И меня ждут! И я голодный, так что – чао!
После чего нам пришлось ловить Либенфельда, клясться в верности и полном подчинении его божественному чувству прекрасного, и, в конце концов, мы смогли отвлечь его внимание на мягкую мебель. За что поплатились покупкой ярко-красного велюрового мешка, который Фимка величал «бинбэг», а позже, уже дома, Либенфельд заявил, что такие пуфы очень удобны для всевозможных эротических фантазий. И сделал мне этим заявлением ночь – я долго не мог заснуть, представляя себе в подробностях возможности этого чудо-кресла, а когда всё-таки заснул, мне приснился неправдоподобно игривый Фимка. Проснулся я, задохнувшись от очень реального ощущения его рук на себе, но, к сожалению, это был всего лишь сон.
И это был не единственный облом такого рода. Даже вручную разрядиться я толком не мог – мне очень хотелось сделать это тогда, когда Фимка поблизости, и в то же время я слишком боялся, что он услышит. В результате чаще обламывался, чем разряжался. Словом, я маялся с каждым днем всё больше. Жека уже смотрел на меня как на законченного мазохиста, и я даже не спорил. А Либенфельд в один из вечеров объявил, что меня необходимо как следует выгулять на выходных, ибо я слишком гружусь на работе и не умею расслабляться. Порешили начать в пятницу вечером, походом в клуб. Только на этот раз Женька сказал, что придется нам гулять на пару – его на выходные арендовала матушка для каких-то хозяйственных нужд.
Я и боялся этого вечера, и ждал его с нетерпением. Боялся, что Фимке будет со мной неинтересно, что по сравнению с тем же Женечкой я нудный тормоз, но в то же время мне очень хотелось побыть с ним вдвоём. Впрочем, мои опасения быстро развеялись, стоило нам сесть за столик. Было как-то очень уютно и свободно, без невольного подспудного соревнования с Жекой, без необходимости вести себя более легкомысленно, чем мне это свойственно по характеру. Своя придурь - она как-то роднее.
Мы уже выпили по паре коктейлей, когда я почувствовал, что на меня смотрят. Парень у стойки бара просто не отводил взгляда. На незнакомых не пялятся с таким ожиданием в глазах. Я всмотрелся, постепенно в памяти всплыло – Сальма! Воспоминания продирались через события и впечатления последнего года с трудом. Я усмехнулся, больше себе – бозе-бозе, какая трагедия была… Нет, реально, очень больно было. К счастью, совсем недолго.
Своё настоящее, «паспортное» имя он игнорировал напрочь. Да его никто и не знал, зато фамилию все знали, известная в городе. Познакомился я с ним на мото-тусовке, года два назад. Он прикатил на настоящем Харлей-Дэвидсоне, так что вокруг него крутилась толпа интересующиеся.
Я спросил у кого-то:
- Что за фантик?
И мне ответили, словно о само собой разумеющемся:
- Ты что, не знаешь? Это же Сальма!
Он выглядел младше меня, едва на четвертак. Но в этом «это же Сальма» проскользнуло некое уважение, о просто фантиках так не говорят. Мне стало интересно, и я попёрся знакомиться.
- Здоров! Ты Сальма? – я к тому времени уже слегка принял, так что улыбался во все зубы.
Парень окинул меня оценивающе, с прищуром, но подтвердил:
- Сальма.
- Это от слова «сальмонеллёз»? – продолжал я скалиться. Мне захотелось пощупать его за яйца, в смысле – понять, насколько он крут. Хотя, в прямом смысле тоже захотелось – пацанчик был хорош. Ладный.
Байкер зыркнул на меня и вдруг ухмыльнулся:
- Это от «саламандра». А ты вообще кто?
- Я? Вэл, - и протянул ему руку.
- Ах, Вээээл! – многозначительно, после чего оперся о бак и хлопнул меня по ладони своей, захватив её в пожатии как при армреслинге. - Ну, будем.
- Дашь катнуться? – не выпуская руки, я кивнул на его агрегат.
- Да не вопрос, садись вторым номером.
Я рассмеялся, но Сальма хмыкнул:
- А чё ты ржёшь? Я серьёзно. Садись, прокатимся, - он всё ещё сжимал мою руку, в глазах плясали бесенята.
- Уверен? – хмыкнул я.
Вместо ответа Сальма отцепился от меня, взялся за руль и дёрнул кикстартёр.
- Ннну?
И я сел. Кинув свой байк на попечение приятелей.
Гонял Сальма действительно лихо. Но приз получил я – переспали мы в ту же ночь. Сальма был резким, как крепкая выпивка. От него захватывало дух, сносило башню, он пьянил – и точно так же оставлял наутро похмелье, головную боль и тупое недоумение: «Что это было?». Он всегда норовил быть сверху – во всём, кроме секса. Там он отдавался, и я брал реванш за наше вечное противостояние.
Я подсел на него как алкаш на виски. Не смотря на то, что он посмеивался над моими музыкальными пристрастиями (Queen для него была попса голимая), над моей работой (сам он по специальности не работал, был занят только делами мотоклуба и ремонтом байков), но мне казалось, что и он ко мне привязан, и однажды я предложил ему:
- Оставайся.
- У меня дела сегодня, - лениво отозвался он, лежа лохматой головой у меня на животе.
- Ты не понял. Вообще – оставайся. Насовсем.
- Нафига? – вылетело у него с лёгкостью. Я как-то разом занемел. Не то, чтобы я был влюблен в него по уши, но мне казалось (видимо, всего лишь казалось), что мы действительно стали близки за несколько месяцев.
Сальма посмотрел на меня и неожиданно мягко произнёс:
- Любить я не умею. Если хочешь так, то могу и остаться.
Я сгрузил его голову на матрас и сел:
- Спасибо, ТАК – не хочу.
Достал сигареты из джинсов, прикурил, стараясь справиться с неожиданным приступом сминающей изнутри боли. Он смотрел на меня с любопытством, приподнявшись на локте.
- У тебя сейчас совершенно безумные глаза…
Это был последний раз, когда мы были вместе, да и вообще - виделись. По мото-тусовкам я с тех пор не ездил. Привыкал к одиночеству. А потом умерла бабушка, а потом появился в соседях Кот, а в голове – Фимка Либенфельд…
Пока я на пятой скорости прокручивал воспоминания, Сальма поднялся и направился к нашему столику.
- Вэл? – уточнил, вглядываясь, - Узнаёшь?
- Да ты мало изменился, - я приподнялся и пожал ему руку.
Он задержал мою в своей и едва заметно улыбнулся, не отводя взгляда:
- Это только так кажется.
- Да? Ну, бывает, – пооткровенничать, что ли, решил? Что за приступ не к месту и не ко времени? Сальма наконец-то выпустил мою руку и поджал губы, на лице промелькнуло выражение то ли досады, то ли неловкости.
- А ты куда, вообще, пропал? Ни на одной тусовке тебя нет. Что за дела?
- Я завязал.
- С тусовкой? Или вообще с мотоциклами?
- С тусовкой.
- Умгм. Смотрю – друзья у тебя новые.
Либенфельд хмыкнул, окинул подошедшего взглядом и откинулся на спинку стула. Сальма его явно раздражал, взгляд был критичным, как на нечто несуразное.
- Фима, знакомься – это Саламандра, байкер. Ты кто, уже президент клуба или ещё зам?
Слегка склонив набок голову, Фима пробормотал: «Здрасссте». Потом взял соломинку из коктейля и начал гонять кубики льда, позвякивая ими о стенки фужера.
-А это – Ефим Львович, мы с ним работаем вместе, строим клубешник за городом, слыхал, небось?
- Так это ты его строишь?
- Ну, я проектировал. А Ефим Львович занимается дизайном внутренних помещений, - я улыбнулся Фиме. Он коротко, словно бы стеснительно, улыбнулся мне в ответ и снова упёрся взглядом в стол.
- Так вы тут по работе, - ехидство данного комментария очень напомнило мне прежнего Сальму.
- А вы именно так представляете себе работу на стройке? - Фима откинул трубочку на стол и залпом допил свой коктейль до ледышек. Потом облизал губы и лёгким жестом пригласил гостя за наш столик. - Прошу вас, присаживайтесь, мне будет очень интересно пообщаться с президентом, - наткнувшись на непонимающий взгляд Сальмы, Фима повертел рукой в воздухе, как бы размышляя, и добавил: - Ну, или его замом.
Сальма подчёркнуто внимательно окинул взглядом Фиму и многозначительно присвистнул, после чего развернул и оседлал ближайший стул.
- Не могу отказать... рабочему классу. А работу на стройке я так же представляю, как вы - субкультуру байкеров, так что при случае как-нибудь с удовольствием побеседовал бы, - ещё поизучав Фиму, Сальма вдруг посерьёзнел и повернулся ко мне: - Вэл, можно тебя буквально на пару слов? Извини, Ефим Львович. Пять минут – и верну обратно.
- Я сейчас, Фима.
Сальма направился к выходу, на ходу доставая сигареты из кармана косухи. Я последовал за ним, невольно повторив жест. На улице было свежо и неожиданно тихо. Мы оба прикурили, я выжидающе молчал, Сальма мялся.
- Знаешь, а я от Квинов протащился…
- Ты меня о музыке позвал поговорить?
- Вел, я дурак был. Прости.
- Давно простил, - я усмехнулся, удивленно глядя на него.
Он перестал изучать стены и окурки под ногами и снова прямо уставился мне в глаза:
- Вернёшься?
- В тусовку? – я слегка завис. - Нет, Сальма, я теперь – бывший байкер…
- Бывших байкеров не бывает, - на этот раз ухмылка у него была какой-то деревянной. До меня стало доходить.
- Бывших байкеров, возможно, и не бывает… - я невольно нажал интонацией на слово «байкеров». Помолчали.
- Быстро же ты всё забыл.
Теперь ты знаешь, что чувствуешь, когда у тебя совершенно безумные глаза, подумалось мне. Чёрт, я не собирался мстить!
- А разве было, что помнить? – жёстче, чем хотел, спросил я.
Он вскинулся на меня:
- Я – помню!
- Что именно?
- Вэл, теперь всё будет по-другому!
- Да, но не с тобой. Прости.
- А с кем? С ним? С Ефим Львовичем? – парень расхохотался, и вдруг подался ко мне с азартным блеском в тёмных зрачках. - Ты не против, если я скажу ему пару слов?
- Какого чёрта?! – я сжал зубы.
- Так он не из наших? Безответная любовь? Чистая и непорочная? Вэээл, ты та-а-акой рома-а-античный! – ломаясь пропел Сальма. - Знаешь что? Сильно припрёт – знаешь, где меня найти. Пожалуй, я подожду. С месяц. Сильно не затягивай! – он хлопнул меня по плечу и пошёл в сторону стоянки.
- Не жди напрасно, - огрызнулся я в след.
- Не зарекайся! – парировал он, не оборачиваясь.
Дотянув табачную горечь, я выкинул окурок и зашёл обратно в здание. Состояние было взбудораженное. Сальма меня удивил - я не ожидал, что он вообще меня помнит, а уж такого...
По пути я прихватил ещё коктейль для Фимы и джин-тоник для себя. Усевшись за столик, я удивленно окинул взглядом шеренгу из четырех стаканов с остатками льда, листочков мяты и долек лайма. Смешно, что Фима решил вдруг напиться Мохито, с таким же успехом он мог бы заливаться и молочным коктейлем.
- Ну что, поговорили по душам? - Фима изобразил гримасу радости, пытаясь быть обаятельным. Получилось фигово. - Как-то не вложились вы в обещанные пять минут. Что, президенту сложно отказать в аудиенции? - Фима взял у меня из рук принесённый коктейль и, сделав глоток, скривился. - Фу, какая гадость, - икнув, он добавил: - И это не только о коктейле.
Поначалу я слегка онемел. Ну, Сальма, конечно, не плюшевый мишка, но чтобы так…
- Фимка, тормозни! Ты опять накушаться решил? С какой радости? – я уселся рядом и приобнял его за плечи. - Тебя этот гад зацепил чем-то?
- Да нет, я просто пить хотел, - немного смутившись, ответил Фима, но было очевидно, что когда я рядом – ему спокойнее. - Хотя немножко скользкий типчик. И с тобой так разговаривал, как будто ты ему… - он замялся и, резко вскинув голову и заглянув в глаза, спросил: - Вов, а кто он тебе?
- Уже никто, - вылетело у меня. Чувствуя, что начинаю краснеть, я снял руку с его плеча, подумав, что если продолжит расспрашивать – скажу как есть. Надоели эти кошки-мышки до чёртиков!
Фима выжидающе смотрел, не шелохнувшись, не проронив ни слова. Он просто ждал. Мой ответ он явно не счёл исчерпывающим. Через полминуты, громко сглотнув, он приоткрыл губы и, помедлив, начал свой блиц-опрос.
- Вовик, прости, но я не совсем понимаю, - он подхватил принесённый ему коктейль, в несколько глотков ополовинил бокал и отставил его в сторону. - Уже никто? А был кто? Или кем? По-моему, так говорят о тех, кто был очень близким другом? Или я не прав? Скажи, что я не так всё понял? Или я понял? Или мне просто хватит пить?
Чёрт, как же бывает сложно сказать всего несколько слов! Вот так взять и рискнуть хорошими отношениями. Да и не только в риске дело. Даже просто – произнести это признание… А потом ещё повторить, потому что в 75% переспрашивают. А потом объяснять – как же это. И это в лучшем случае, если объяснять, а не выслушивать.
- Пить тебе по-любому хватит, - я махом заглотил свою порцию и ухмыльнулся – кто бы говорил. Помолчал ещё, покосился на Фиму. Чёрт, он ОЧЕНЬ не хочет понимать. И нафига я буду ломать ему мозг? - Мы были в одном клубе. Знаешь, это как братство. Но я ушёл, а он остался.
- Вы были так дружны? - Фима часто заморгал глазами и опустил голову, начав возиться со стаканом, усиленно стараясь подцепить трубочкой ломтик лайма со дна. - А почему же ты ушел? Я имею ввиду - не из клуба, тут понятно. Мы ведь часто меняем свои увлечения. Но от людей не уходят. По крайней мере, от близких. По крайней мере - просто так, - Фима снова поднял на меня глаза. - Он тебя обидел? Почему вы больше не общались?
- От близких не уходят, - согласился я, перекатывая ледышки по дну своего стакана. - Просто… он дал мне понять, что мы никогда не будем близки настолько, насколько мне бы хотелось, – выдав, я вдруг понял, КАК это прозвучало, и запоздало покрылся инеем резкой паники. Чёрт, чёрт! Начать оправдываться – глупо. Объясняться – ещё глупее. Остаётся только молчать и ждать, как среагирует Фимка.
Шумно выдохнув воздух, Фима резко расправил плечи и начал вертеть головой по залу, словно выискивая кого-то. Потом постучал кончиками пальцев по столешнице, словно играл гаммы на фортепиано, встал и довольно расслабленно произнес:
- Жарко тут, тебе не кажется? - он не смотрел на меня, а разглядывал посетителей. - Может, пойдём на свежий воздух? Что скажешь?
- Пойдём, - я вскочил с радостью. Хотелось двигаться, выброс адреналина делал бездействие просто невыносимым. До выхода добрались молча, на улице я прикурил, и мы пошагали рядом, я не особо задумывался – куда именно.
- Вов, а ты мне так и не ответил на мой вопрос, - Фима шагал тихонько, как будто крался, но я чувствовал время от времени его локоть, касающийся меня. Он не умчался прочь с воплями и не впал в ступор, ухватившись за моё горло. А это уже было неплохим знаком. - О чём ты мечтаешь?
Я улыбнулся от неожиданности. Странно, что именно сейчас он вспомнил тот наш разговор. Странно и очень приятно, что именно сейчас…
Помолчав, я пожал плечами:
- По большому счёту… Наверно, о том же, о чём и все. Любить. И быть любимым. Прости за пафос, - я усмехнулся, выкинул окурок и тут же закурил новую, особо даже не чувствуя. Просто надо было совершать какие-то ритуальные успокаивающие, размеренные действия. – Если разобраться – я очень просто устроен, – покосившись на Фиму.
- Странно, - Фима тоже улыбнулся. - Я тебе рассказывал о своих мечтах. Пусть они были из детства, но казались мне очень важными. На сегодня я даже не могу сформулировать то, о чём мог бы четко сказать: вот это моя мечта. А у тебя всё так легко и… - Фима остановился, я тоже. Он повернулся ко мне и обхватил свои плечи руками, словно замёрз. - У тебя всё так естественно, просто. Наверно, именно так и должна выглядеть настоящая мечта, - чуть помолчав, он еле слышно спросил: - Ты любил его?
На несколько секунд я видимо закрыл глаза. Меня словно ударило волной прибоя, только изнутри, и волна эта была обжигающая. Понял. И – принял…
Выдохнув, я уставился ему в лицо и улыбнулся нелогично широко и радостно:
- Ну, скорее был влюблён. Наверно, я мог бы полюбить его по-настоящему, но ему это было не нужно. Только секс и никаких обязательств.
- Ты жалеешь? Возможно, сейчас есть смысл попробовать? - Фима вдруг шумно выдохнул и отвернулся, пробубнив: - Что я мелю?
Он стоял спиной, с опущенной головой, и потирал руками виски – видимо, всё же пытался как-то понять или хотя бы сделать вид. Я потянулся было положить ему руку на плечо или просто погладить успокаивающим жестом – и не решился; что у него в голове – не понятно.
Через минуту он вдруг повернулся и стал извиняться:
- Я не должен к тебе лезть. Это твое дело, ты взрослый парень. И да, ещё, - Фима вымученно улыбнулся: - прости за Аллу, я ведь не знал, думал, так будет лучше.
Он развернулся и пошёл по дороге, не дожидаясь меня. Блин, вот зачем я брякнул про секс?! Я закурил очередную, и догнал Фимку в несколько широких шагов.
- Слушай… это ты прости, я не хотел тебя всем этим грузить, но… чёрт. Словом, спасибо тебе за всё, что ты для меня делал. И делаешь. И я не против, чтобы ты ко мне лез… в смысле, - я мысленно дал себе подзатыльник и попытался поправиться, - Я очень дорожу нашей дружбой, понимаешь?
- Да, конечно, - очень тихо проговорил Фима, и мы снова пошли бок о бок.
Какое-то время мы оба молчали, видно прокручивая весь сегодняшний разговор. Внезапно Фима остановился, и снова мне пришлось встать перед ним и смотреть в его глаза. Было немного неуютно. Но ещё неуютнее стало от его вопроса.
- Вов, ответь мне. Если можешь, конечно, - он замолчал. Помялся, переступая, снова потёр виски и, наконец, выдал: - А что тогда было там? На озере? Это… дружба?
На этот раз я покраснел просто катастрофически, и дыхание мне перешибло откровенно до неприличия.
- Это будет тем, чем ты захочешь, - хрипло отозвался я. Так отчаянно я, кажется, ещё никого никогда не хотел. Чёрт, кому я вру?! Разве я смогу выдерживать его холод? Я сглотнул и в свою очередь пошёл вперёд, давая ему возможность прийти в себя и принять решение.
Острое возбуждение спало, оставив мелкую нервную дрожь во всём теле. Шел я довольно таки долго, постоянно прислушиваясь к шагам позади. Остановиться? Оглянуться? И что дальше? А если он там стоять остался? А если… ушёл в другую сторону?
- Нет, так не пойдёт, - раздался голос позади. Я вздрогнул и остановился. – Я, может, и странный фрукт, но умею делать логические выводы, - Фима резко крутанул меня к себе. - Тебе не просто нравятся парни? Тебе нравлюсь…я, - еле выдушил он из себя, но потом собрался и уже более спокойно продолжил: - Мы не обсуждаем кто, кем и для кого будет. Я хочу знать простой ответ. Кто. Я. Для тебя. Это ты можешь сказать?
Я не выдержал третьего приступа, сгрёб его одной рукой за талию, другой за затылок и впился в губы. Господи, как же было сладко! И хоть убейте меня за это.... я оглаживал его губы снова и снова, тёрся своими о его, безответные, сжимал пряди его волос в кулаке, гладил его затылок, раскрывая ладонь, и не мог оторваться. Но, в конце концов, всё же пришлось это сделать. Хотя бы для того, чтобы пробормотать:
- Я люблю тебя...
Фима дёрнулся всем телом, словно от разряда тока. Потом обмяк. Снова напрягся, уперся ладонями в мои плечи, слегка оттолкнулся, потом вцепился пальцами до боли.
- Не-е-ет, не может… - он округлил глаза и начал медленно качать головой, словно отрицая. Потом начал кивать и прошелестел: - Ты шутишь? Да! Ты просто меня разыгрываешь, так не влюбляются, я ведь ничего такого не сделал, - он вдруг громко засмеялся, откинув голову назад, но, продолжая цепко сжимать мои плечи. Потом так же резко перестал смеяться и отпрянул от меня. - Мы ведь друзья. Ты для меня очень близкий друг, но я не… - он вдруг подлетел ко мне, схватил за ворот футболки, притянул к своему лицу, прошептал: «я, наверное, схожу сума», остро ужалил коротким поцелуем и кинулся бежать.
- Фима… – беззвучно прошептал я. На мгновение почувствовал, что сейчас рухну – тело свело, словно от мощного разряда тока. Но через несколько секунд отпустило, и я смог не свалиться, сделав шаг вперёд и восстановив равновесие. И даже крикнул в голос: - Фима! - ноги сами понесли следом. Догнать. Скажет уйти – уйду, но так вот просто дать ему унестись куда-то в темноту, непонятно с чем в голове…
Я догнал его в арке дома, ухватил за плечо и притиснул к стене:
- Подожди, Фимка… - больше и сказать-то мне было нечего, просто смотрел в его лицо, задыхаясь после безумного спринта.
- Я боюсь, - еле слышно прошептал он, и я увидел в огромных глазищах слёзы. Он весь дрожал, и даже губы мелко подрагивали. Пальцами Фима скоблил стенку, то поднимая руки вверх, то опуская вниз. - Вова, я не хочу. Так - не хочу. Я не могу, - его голос был сиплым, и временами прорывалась хрипотца. - Но и без тебя не хочу, - замолчав, он закусил губы, и лицо стало абсолютно белым. - Или… не могу… - он уткнулся лбом мне в грудь и затих.
- Тихо-тихо... - шептал я, обхватив его за плечи и прижав к себе. - Всё хорошо, всё в порядке. Мы сейчас пойдем домой, попьём чаю. Хочешь чаю? У нас печеньки вроде остались, Женькины... - я выдохнул, почувствовав, что меня откровенно начинает колотить. Блин, если меня так колбасит - представляю, как ему хреново. - Потом ты пойдешь под душ. А потом ляжешь спать. Один, - я не выдержал и нервно фыркнул: - Прости, Фим. - Коснулся губами его волос, типа извинился. - В общем, ты понял. Мы и так сегодня много сказали друг другу, да? А ты что... правда, без меня не хочешь? - до меня вдруг дошёл смысл, и я поплыл, стиснув Фимку уже не нежно.
- Я привык, - еле слышно сказал Фима и шморгнул носом. - С тобой очень здорово и я… - он замолчал теперь надолго. Я стоял и прижимал его к себе за чуть подрагивающие плечи, легонько касался губами его волос, а Фима всё молчал. Переспрашивать не решался, и мы стояли, как парочка влюбленных подростков, которые и сказать не знали что, и делать что-то боялись. Но всё же он зашевелился в моих объятиях, как хомячок, немного приподнял голову и упирался теперь не лбом, а губами, обжигая даже через рубашку мою грудь своим дыханием. Потом он приподнял лицо и посмотрел на меня. - А если нет… ты теперь не будешь моим другом? Мне нужно… уйти?
Я закусил губу и убрал с его лба упавшую прядь.
- Я буду тем, кем ты захочешь. Скажи… тебе не было… неприятно, когда я тебя целовал? И сейчас… я могу тебя касаться? – мне было чертовски важно услышать от него, что мои прикосновения ему не противны. Я почти замер в ожидании ответа, чувствуя лишь его обжигающее дыхание сквозь ткань рубашки и стук своего сердца, которое колотилось так, словно я всё ещё бежал.
- Ну, мне было… уютно, - Фима говорил очень тихо, и мне приходилось чуть наклоняться, чтобы расслышать. - Как-то необычно. Я не знаю. Это как… - он шумно вздохнул и замолчал. Его рука поднялась, пальцы обхватили пуговицу на моей рубахе, и он стал её теребить. Было видно, что он нервничает. Когда пуговица внезапно расстегнулась, он спешно поднял вторую руку, чтобы застегнуть её обратно, а я перехватил его пальцы, накрыв ладонью. Фима замер и только, когда я плотнее сжал его руку, ответил: - Мне просто хорошо, но я не хочу думать о том, во что это может перерасти.
Не удержавшись, я стиснул его на пару мгновений, поцеловав в душистую макушку, после чего отстранился, оставив на его плечах свою руку:
- Пойдем домой?
- Пить чай и кушать Женечкино печенье? - он улыбнулся и уставился на меня широко открытыми лучезарными глазами. - Скажу тебе по правде, Вовик, печенюшки - так себе. Я бы сейчас влупил тортик. И гори огнем мой режим! Я ведь давно уже не балетный мальчик!
Это был мой прежний Фимка – весёлый, неугомонный, доверчиво-самоуверенный (ни в ком раньше, кажется, не встречал такого сочетания) и уже давно родной.
- Что насчёт сметанника? Или лучше Наполеон? А может, возьмём оба? Вот Евгеша обрадуется!
Я расхохотался, тиснул его за плечи и поволок к выходу из-под арки:
- Оба! Пока Евгеши нет – гуляем и отрываемся по полной! Возражения есть? Возражений нет! А завтра – хочешь? – можем поехать с утра на озеро и захватить с собой шашлык.
- И будем есть некошерную свинину? - засмеялся Фима. - И запивать вредной колой? И даже не будем перед поездкой активированный уголь пить? - он веселился, как будто и не было сегодня ни знакомства с «бывшим», ни шокирующего открытия обо мне, ни его собственных сомнений. - Тогда я - за! Гулять так гулять! Только, чур, я за рулём. Хоть немножко!
Я хмыкнул, ярко припомнив, чем кончилось его прошлое сидение за рулём. Чёрт, если его это не останавливает, кто я такой, чтобы лишать Фимку удовольствия?!
- Мы будем творить всё, что захотим! – клятвенно пообещал я. - И рулить можешь, пока не надоест. И вообще... кстати. Фимка! - я улыбнулся, - Ты помнишь, что у тебя ещё одно желание в загашнике?
Фима очень красноречиво протянул «хмммм!», и глаза его зажглись недобрым огнём. Я знал этот взгляд: он явно что-то придумал! Причём что-то такое, что впору ужасаться. Фимка никогда не удовлетворялся посредственными мыслями, у него в голове всегда был карнавал, и это означало лишь одно: я попал!
Окинув меня взглядом и удовлетворённо кивнув себе, Либенфельд вынес приговор:
- Отлично! Вот завтра и воплотим в реальность мою придумку, - я, было, открыл рот, но Фима тут же прижал свой палец к моим губам и безапелляционно заявил: - И отказаться ты не имеешь права. Иначе я разжалую тебя из золотых рыбок в речного карася! И быть тебе зажаренным на медленном огне!
Я закатил глаза, изобразив ужас. Если уж совсем честно, то что бы там не придумал Фима, я был уверен – для меня сделать это будет не сложнее, чем ему очередной раз позволить мне поцеловать его. А уж ради этого я был готов на что угодно! Кроме одного - потерять его доверие и расположение ко мне. Так что разжалование и медленный огонь – это были вполне действенные угрозы…
Мы шагали по сумеречным летним улицам в обнимку, слегка пошатываясь – лично я больше от избытка счастья и надежды, чем от алкоголя, которого на этот раз мы употребили не так уж и много. Ночь была просто волшебной. Небо казалось распахнутым настежь, а город – романтичной декорацией, выстроенной милыми людьми для нас двоих, чтобы было, где погулять. Мы брели по аллее под развесистыми, живописными липами, и укрывающая нас тень казалась уютной и безопасной, совершенно лишенной какого-либо криминального намёка. Кто-то нас явно хранил – расцепились мы только перед ярко освещёнными витринами супермаркета, но даже по его длинным продуктовым проходам болтались плечо к плечу – и ни слова, ни смешка за спиной. Мне было плевать, как это выглядит со стороны. И я был счастлив, что и Фимке, похоже, плевать. Или он просто не сознаёт ещё…
Мы таки купили оба страшно вкусных и ужасно вредных тортика, полкило маринованного шашлыка в гранатовом соусе, ещё каких-то вредных вкусностей, после чего отправились домой с чувством всеобъемлющего удовлетворения, как малышня, погулявшая по самой глубокой луже во дворе. Женечке наверняка икалось от нашего нечестивого гурманского ликования.
Я ставил чайник на огонь, Фимка доставал чашки и ложки, и пока мы мельтешили мимо друг друга, я то и дело придерживал его за плечи, чтобы ловчее разминуться, брал за руки, отбирая страшно нужное мне полотенце, или просто убирал упавшие ему на лоб волосы, проводя по его лицу кончиками пальцев. И он каждый раз словно бы на пару секунд уходил в себя, прислушиваясь. А потом начинал валять дурака дальше, как ни в чём не бывало.
Мы схомячили по паре сладких кусков и запили всё это дело по кружке крепкого чая с лимоном, попутно обсудив, во сколько стоит завтра встать и что надо будет взять с собой для качественного отдыха, но вскоре приятная сытость дала о себе знать, и бурный ручей разговора обмелел.
Фима откинулся на спинку стула, потянулся:
- Пойду-ка я спать…
- Угу. Пошли, - я поднялся, а Фима обхватил себя за плечи и скрестил под столом ноги, продолжая сидеть. Я невольно усмехнулся, а он вдруг вспылил.
- В чём дело, Вовик?! Что тебя так развеселило, позволь узнать? Может, я кремом испачкался?
- Угу. Дай вытру, - я наклонился к нему и, придержав ладонью его затылок, второй раз за сегодня откровенно впился в его губы. Фимка возмущенно пискнул, упёрся ладонями мне в грудь, но его сопротивление быстро сошло на нет.
На этот раз, погладив его сжатые губы своими, я прошёлся по ним языком – и вдруг Фимка приоткрыл рот, и я оказался внутри. Резко выдохнув от неожиданности, я обвёл своим жадным жалом нежную гладкость изнанки и уткнулся в нечто вёрткое и беспокойное – его язычок. Возможно, я застонал. Во всяком случае, Фимка резко оттолкнул меня, обмякшего и дезориентированного, и пока я приходил в себя, смылся из кухни.
- Сладких снов, - пробормотал я вслед. После чего тоже уполз к себе, чувствуя себя аспидом, только соблазняющим не Еву, а Адама.