В жанре как-бы-интервью
Для интервьюера умение к месту вставить «О!» ради успеха беседы значит, пожалуй, не меньше, чем вдохновлять интервьюируемого неожиданными или хитроумными вопросами. Особенно когда беседуешь с человеком, у которого собственного вдохновения всегда хватало для разнообразных научных увлечений, выходящих далеко за пределы его родимой – т.е. теоретической – физики. Вячеславу Митянку, окончившему университет в таком возрасте, когда все прочие только оканчивают школу, сейчас, к 40 годам, больше бы пристало иметь перед фамилией словечко «акад.» или «проф.»; он же пребывает, увы, в статусе «доц.», читая лекции по прикладной математике в Белорусском технологическом*).
– Вы, конечно, дарвинист? – спросил он первым.
– О! – ответил я, имея в виду: «Еще какой!»
– Сейчас я буду переделывать вас в анти-дарвиниста! – сказал он грозно. – Следите за моей логикой.
Я моргнул глазами и утвердительно кивнул головой, что означало: «Ничего не выйдет!».
– Животное царство еще до Дарвина известно было – позвоночные там, беспозвоночные. По классификации, среди первых есть рыбы, млекопитающие, пресмыкающиеся и земноводные. Каждый из классов делится на отряды, те, в свою очередь, на подотряды, и так до отдельных видов и пород. Что же предположил Дарвин?
– Кто здесь интервьюирует – вы или я? – попытался я перехватить инициативу.
– Мой вопрос риторический, я сам на него и отвечу. Дарвин предположил, что эта классификация «строилась» во времени, в процессе эволюции. Грубо говоря, что человек произошел от обезьяны, а овцы и волки имели общего предка. Идея кажется правдоподобной. Более того, есть факты, подтверждающие ее: новые формы жизни образуются и сейчас. Например, в результате селекционной работы появляются новые породы скота, собак, растений.
Я хотел было пожать руку доценту как единомышленнику, но он остановил меня словами:
– Взглянем на эти факты критически! Селекция ведется сознательно, природа же слепа. К примеру, если свести вместе собак всех пород и предоставить им возможность скрещиваться произвольно, то в результате получится не новая порода, а всем известная дворняга. И дарвинизм уже два раза пришлось спасать. Сам Дарвин считал, что изменения в видах происходят под влиянием окружающей среды и накапливаются постепенно. Удачные изменения закрепляются, неудачные отмирают. Однако простите, каким непрерывным изменениям из нелетающего существа может получиться летающее? Ведь если бы зачатки крыльев появились, то они сразу же должны были отмереть как ненужные – по Дарвину же.
Спасение пришло от генетики. Скачкообразные изменения стали объяснять мутациями. Им и приписывают всю заслугу в создании многообразного мира жизни.
– Приписывают? – уточнил я.
– Именно так, – сказал не-академик. – На самом деле у эволюции были другие, не менее заслуженные, причины. Притом одушевленные.
– О?! – заметил я.
-- Да. Но об этом после. Сейчас же я хочу показать, что и генетики не хватает для спасения дарвиновской теории. Начнем с первой живой молекулы, от которой будто бы и пошла вся жизнь на Земле.
Вот несколько вопросов, на которые ни вы, ни кто другой ответить не сможет.
Вопрос первый. Микробы – первожители Земли – легко переносят замораживание до температуры жидкого азота и космический вакуум. Не странно ли, что эти способности сохранились у них до настоящего времени? Ведь в Антарктиде-то микробов практически нет. Не странно ли само наличие таких способностей? Ведь жизнь-то зародилась не в вакууме и не при температуре жидкого азота.
Вопрос второй. Зачем попугаю или скворцу способность подражать человеческой речи? Это, кстати, свидетельствует о высоко развитом даре различения звуков речи. Для чего им это нужно? Ведь в конце концов появление человека даже по теории Дарвина не было неизбежностью. Представьте себе, что существует Земля, на ней живут все известные живые существа, кроме человека, живут попугаи и скворцы, могущие слышать и воспринимать человеческую речь, – а самого человека нет...
Вопрос третий. Почему вирусы не существуют в свободном состоянии? Ведь они обладают морозо-, жаро-, химической, радиационной и прочей устойчивостью и не имеют естественных врагов. Почему бы им не сохраниться в свободном состоянии, как сохранились, например, сине-зеленые водоросли?
– Сейчас я легко отвечу на ваши вопросы. Ответ будет дан в вопросительной форме. Считаете ли вы, что сказанное является достаточным основанием для перечеркивания теории Дарвина?
– Только этого, пожалуй, недостаточно.
– Спасибо, можете не продолжать.
– Но я ведь еще о многом не сказал. Например, о проблемах при подсчете вероятности зарождения жизни на Земле. Требуются триллионы лет только для зарождения первых живых молекул, а – лет явно столько не прошло. Пришлось дарвинистам выкручиваться. Например, так: «Реализация этой ничтожной вероятности – необходимое условие того, чтобы появился некто, способный задать вопрос о вероятности». На самом деле это более остроумно, чем умно. И многие ученые посчитали, что теорию Дарвина не спасти без предположения, что «семена жизни» попали на Землю из космоса.
Приняв эту гипотезу, мы легко поймем странные способности микробов и вирусов. С вероятностями проблема отпадает, поскольку первая «живая молекула» не на Земле строилась. Каким путем через бездны космоса добрались до нас одноклеточные организмы – тоже можно представить: вулканическая деятельность на других планетах, солнечный «ветер» и всякое такое.
Я кивнул и пожал плечами, что означало: само собой разумеется.
-- Но представьте себе, -- тут интервьюируемый обратил внимание на мое присутствие, -- представьте себе некоего инопланетянина, изучающего на Земле «техническую форму жизни», прежде всего то, что передвигается. Он обнаруживает, что жизнь бывает сухопутная, плавающая и летающая. Сухопутная делится на 2-колесную (велосипеды, мопеды, мотороллеры), 3-колесную (мотоциклы с коляской), 4-колесную (легковые машины), 6-колесные (грузовики). Он приходит к выводу, что все они произошли от одного устройства, это была эволюция форм. Его, инопланетного Дарвина, смущает, правда, что одни и те же новшества одновременно используются и в сухопутной, и в летающей разновидностях – например, аккумуляторы, карбюраторы, колеса, приводные устройства.
– Зря он смущается, – сказал я. – Ведь у нас и в живой природе так же: изобретение под названием «прямохождение» отрабатывалось не только на человеке, но и на птицах, «летание» -- не только на птицах, но и на насекомых, даже на каких-то млекопитающих (летучая мышь, например), «плавание» – не только на рыбах, но и на земноводных, но и, конечно, вообще на обитателях водной среды. И даже... Ой!
Я понял, что проговорился. Доцент, которому обстоятельства жизни не позволили эволюционировать в профессора, хитро улыбался:
– Вот вы и вышли из окопа. Сами причем. Мне остается только взять вас голыми руками. Потому что главное вы уже осознали: искусственность эволюции на Земле.
– Ну, положим, до полного осознания мне еще далеко...
– Ничего, потом додумаете. А я сейчас докончу свою мысль: у земной жизни был Создатель. Его целью был человек или, точнее, его мозг. И многие человеческие черты проходили «обкатку» на других животных. Так, на свинье отрабатывались внутренние органы человека. Хождение на двух конечностях – на птицах. Свободные передние конечности – на кенгуру. Освобождение конечностей для использования орудий труда – на хоботе слона. Внешний вид и общее строение – на обезьянах. Произношение и распознавание звуков – на попугаях. Расположение глаз, позволяющее видеть предметы объемно, – на хищниках. Жизнеобеспечение мозга большого объема – на дельфинах.
– Прямо уж таки одна обкатка? – съехидничал я. Надо ж хоть как-то держать оборону.
– Нет, конечно. В ограниченных пределах нашим создателям и эволюция понадобилась: ведь не могли же они учесть все нюансы взаимоотношений видов между собой и с окружающей средой. Так же поступаем и мы со своими техническими «созданиями». Например, стенки цилиндров автомобиля мы не шлифуем до микронной точности, а пригоняем поршень и цилиндр путем обкатки. Дарвин же эту «обкатку», существующую в природе, посчитал изменчивостью, и отсюда вывел всю теорию эволюции. Ну и…
– А вы, стало быть, указали ему на его ошибку? Ладно, допустим. Но как, в таком случае, происходила эволюция «по Митянку»?
– Когда создатели взялись за дело, Земля была, по-видимому, твердым, без воды, шаром, с плотной атмосферой, в основном из углекислого газа и водорода. У них были образцы жизнеспособных бактерий.
Методами генной инженерии из них были созданы бактерии, поглощающие углекислоту и водород и за счет энергии фотосинтеза превращавшие все это в воду, нефть и свободный кислород. После того, как планета была подготовлена, эти бактерии – а это были сине-зеленые водоросли – сошли со сцены; сейчас на Земле они почти не заметны.
– В самом деле, я их уж недели две не видел. Но вы продолжайте, пожалуйста. Какая-то логика у вас действительно проглядывает.
– А дальше создатели занялись собственной работой по сотворению новых форм жизни. Удачные решения повторялись в других формах. Какой смысл решать некую проблему заново, когда уже есть оправдавшее себя решение – прямохождение, летание, легочное дыхание и т.д.?
Одним из наиболее удачных решений было изобретение хлорофилла. Сами «авторы» признали его настолько удачным, что попробовали даже на крови для животных (вспомним медную кровь кальмаров). В дальнейшем медь была заменена на более подходящее железо, и получилась всем знакомая красная кровь.
– Ну, а люди, они что, по-вашему получается – постоянно «под колпаком»?
– А то! – хмыкнул анти-дарвинист. – Создатели время от времени наведываются посмотреть, как там у них главное их творение поживает – человек. Но в наши дела они особенно не вмешиваются: как-никак, мы уже и сами на многое способны. А вот регулировать некоторые процессы в природе – это, мне кажется, они делали уже не раз. Например, ставили предел размножения вирусов, понижали морозоустойчивость саранчи. Мало ли каких катастроф избежала жизнь на Земле – и сохранилась до сих пор.
– Последний вопрос: а для чего Они посеяли жизнь на Земле?
– Как для чего?! Чтобы собрать урожай, конечно!
– Что ж, – сказал я в заключение беседы, когда немного очухался от услышанного. -- Разрешите горячо поблагодарить вас, что вы не пожалели столь яркого сюжета, вполне пригодного для фантастического рассказа или даже повести.
Опубликовано в «Знамени юности», № от 20.01.1996.
P.S. в пояснение, почему вышеизложенное названо «как-бы-интервью». В 1995 г. В.Митянок, бывший мой товарищ по Лаборатории теоретической физики Института Физики АН БССР, передал мне, недавно ставшему журналистом, пухлую машинопись страниц в 40—50, и предложил «как угодно» ее использовать, поскольку опубликовать свой труд ему так и не удалось.
Моя публикация в «Знаменке» в виде как-бы интервью имела неожиданное последствие: главный редактор белорусскоязычной «Звязды» поручил обозревателю В.Хилькевичу привлечь меня к делам газеты. Так и получилось, что в течение нескольких лет я совмещал корреспондентскую и аналитическую работу в агентстве «БелаПАН» с формированием газетных материалов: проводил беседы с учеными и сам давал интервью, писал статьи, а с 1998 г., став членом-корреспондентом Международной академии геронтологии (Москва), сделал по своей инициативе 5—6 выпусков рубрики «Клуб маладых старых».
------------
*) Как он сам сообщил, с 2003 г. – в Пинском госуниверситете.