Банзай

Ирина Гарнис
Я скучаю по некоторым своим снам. Не то, чтобы были они так прекрасны, и события, происходившие в них, совсем не всегда были приятны. А иногда даже  и жутковаты.
Но часто мне хочется снова оказаться в этих странных местах.

                Сон первый

Я на холмистом пустыре, заросшем космами трав. И они сбились в пучки, клочки, стали кустами. Пустырь ли это? Всё там чужое, незнакомое. Но туда прибегает иногда мой пёс, умерший много лет назад. Это тяжёлый сон. Потому что в нём я ясно понимаю - мой пёс знает, что я оставила его. В реальном мире всё иначе: я знаю, что не оставляла его, просто…
Но вот во сне он знает, что на самом деле оставила. И во сне он прибегает на то место, куда сон приводит меня. И каждый раз мы не встречаемся. Потому что когда-то я посмела сдвинуть время,  и что-то не совпадает. И собак прибегает, кудлатый, весь в репьях, похудевший, но не видит меня. А я кричу ему: «Банзай!» Его так звали – Банзай. Но он убегает, потому что я не существую для него, недоступна. Он никого не видит. Никого нет.
В реальной жизни мы закопали его под кустом боярышника, всячески успокаивая себя тем, что ему, дескать, там хорошо, и всё такое.
А он просто умер. И мы умерли от этого. Те, кем мы были, растворились во времени и сдвинули его. Нас больше нет.
А Банзай регулярно прибегает на покрытый синими тенями пустырь, будто чтобы отметиться – жил для радости и любви. И вы, хозяева мои, были главным смыслом.
Главным смыслом радости и любви мы были!
Он прибегает и смотрит, а нас нет.
Нас нет.
Нас больше нет.