О КОМПОЗИЦИИ И ЦЕЛЬНОСТИ
Роман немецкого автора состоит из трёх частей. Это – удобная композиция. Разумеется, не тем, что частей три, а самим фактом деления книги на части. Тем более, что они очень чётко выделяются, одна относительно другой. Но помимо чёткости и ясности, существуют и подводные камни данного построения текста: «Чтец» теряет цельность. Впрочем, автор, видимо, догадываясь о данной слабой стороне своего произведения, всячески пытается удерживать цельность. Делает он это благодаря манере повествования рассказчика от первого лица. Текст выстроен, как воспоминания, а это позволяет быстро, и особо не напрягаясь, перемещаться во времени, а значит, и во всех трёх частях книги. Именно воспоминательность, как свойство повествования, становится одновременно и путеводной нитью, и некой ленточкой, скрепляющей, словно папирус, все части романа.
В каждой из них рассказывается об одном каком-то временном промежутке из жизни главных героев. Однако я бы поделил роман и назвал бы главы, исходя из важности тех событий, которые произошли с героями.
Итак, первую часть я бы назвал «15-летний Микаэль трахается с женщиной лет 30-ти, и от этого ощущает себя самым крутым пацаном в школе». Вторую я бы назвал «Студент юридического факультета Микаэль узнает, что женщина, с которой он трахался 10 лет назад, в прошлом была надзирательницей концлагеря, и из-за того, что она не умела читать, погибло около 200-т человек». Третью – «Осуждение неграмотной женщины, с последующим её самоубийством, а также муки совести Микаэля уже в возрасте 40-ка лет».
Я назвал части так, чтобы дать понять, о чём в них идёт речь, для тех, кто книги не читал. Из мною данных названий уже можно сделать вывод, что роман, грубо говоря, об отношениях между каким-то Микаэлем с какой-то женщиной, старше его на несколько лет.
О НАЗВАНИИ И ИДЕЕ
Напомню, книга немецкого автора называется «Чтец». Почему? Из-за едва ли не единственной сцены в романе, где действительно один персонаж – Микаэль – читает второму – женщине – книгу вслух.
Мне кажется, идея романа никак не согласуется с его названием. А вот какая это идея, я попытаюсь разобраться чуть ниже.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Напоминаю, первую часть я назвал «15-летний Микаэль трахается с женщиной лет 30, и от этого ощущает себя самым крутым пацаном в школе». В этой части рассказывается, как некий немецкий школьник по имени не то Михаэль, не то Микаэль случайно знакомится с женщиной намного старше его, лишается с ней девственности, на протяжении долгого времени с ней регулярно занимается плотской любовью, но потом женщина куда-то пропадает, уехав из города. Эта часть, как и последующие две, делится на главы. Достаточно короткие, что очень выгодно современному читателю, которому комфортно читать большой текстуальный кусок, разбитый на малые части.
Первые три главы повествуют о том, что Микаэль, заболев желтухой, блюёт на какой-то улице на стену какого-то дома. К нему подбегает какая-то женщина, помогает ему прийти в себя, потом с его помощью смывает блевотину и провожает его до дома. Придя домой, Микаэль рассказывает о случившемся родителям, те вызывают врача, которой сообщает о диагнозе «желтуха». Мальчик лежит в постели 3 месяца, затем выходит из дома, находит ту женщину и, придя к ней домой, говорит «Спасибо». Но я забежал вперед. Остановимся на желтухе и блевотине. Я так и не понял, почему автор решил, что мне интересны подробности, как блевотина проходила через стиснутые губы этого паренька?! Мне не интересно, что он блевал, не интересны подробности этого процесса. «Мой рот стал наполняться, я попытался сглотнуть, крепко сжал губы, приложил ко рту руку, но все вырвалось у меня изо рта и сквозь пальцы. Потом я прислонился к стене дома, глядел на рвотную массу у моих ног и давился светлой слизью.» Тут же читателю поясняют, что это – желчь. Прекрасно. Понятно, что эта сцена связывает паренька с женщиной, имя которой Ханна (имя по-русски уже странно звучит, словно «хана вам всем настанет»). Разумеется, это не сцена процесса рвоты, это сцена знакомства двух главных героев книги. Но почему блевотина? Для экспрессии! И – это нештатная ситуация. Иначе бы такие разные люди никогда бы не пересеклись и не завязались бы отношения. Возможно. Но всё же подробности описания процесса рвоты мне не интересны. Я и без писателя знаю, как это – блевать. Может, у них там, в Германии, граждане и не блюют вовсе, и поэтому автор был вынужден в подробностях описать процесс, но я в курсе, как это происходит!
Потом! На мальчика производит настолько сильное впечатление это происшествие, что он уже во сне видит дом, рядом с которым его приводила в чувства Ханна. Дом потом снится ему в другие годы, он даже, кажется, видит его наяву в каких-то других интерпретациях. Видит его даже не в том городе, где он находился изначально, а, скажем, в Риме или еще где-нибудь. И это для меня странно. Почему дом? Почему писатель отдаёт чуть ли не главу, а то и все две главы описанию этого бредового восприятия не то дома, не то его образа. Зачем? Если взять роман в целом, его идею, дом этот, его описания и бредовые интерпретации ну никак не вяжутся. Они выбиваются из общей канвы. Вообще создается впечатление, будто автор просто пытается показать свое знание архитектурных деталей в описании фасада дома и не более. Для меня это – пустые места в общей структуре текста. Будь я литературным редактором, я бы вычеркнул все эти фантазии о доме, ничего общего не имеющих с книгой в целом.
Вся первая часть посвящена любовным, точнее, постельным отношениям между Микаэлем и Ханной. И я, как наверняка любой другой читатель, воспринимает «Чтеца», как любовный роман. Понятно, это странные отношения. Ему 15, ей 30. Она учит его в постели, а он читает ей книги, большей частью классическую литературу. Со временем они создают некую систему: вначале он читает, потом они занимаются сексом. Все чётко, как у немцев. Понятно, парень переживает острее, проникновеннее потому что у него это в первый раз, ему даже кажется, что он любит. Это нормально: всякий восприимчивый юноша всегда неосознанно заменяет обычное желание взрослого человека заниматься сексом любовью. Микаэль мысленно обожествляет их половые отношения, они приобретают в его глазах ореол святости. Ханна же, вместо накручивающего Микаэля, просто удовлетворяет свои потребности, причем телесного и интеллектуального характеров, и даже психического, т.к. занимаясь любовью с мальчиком, она психологически отодвигает старость и замкнутость существования. Помимо постельно-ментарского мотива присутствует и момент постоянного подавления воли Микаэля Ханной, с вытекающим отсюда комплексом вины у мальчика. В силу неопытности Микаэля в вопросах пола, а также желания Ханны постоянно скрывать свою неграмотность, последняя ведёт себя часто слишком странно для Микаэля, из-за этого возникают конфликты, объективной виновницей которых является Ханна. Однако Микаэлю не удаётся добиться признания её вины – повторюсь, в силу неопытности – в результате чего Ханна подавляет его волю и остается победительницей.
Это все хорошо. Хорошо в том случае, если рассматривать «Чтеца», как любовный роман. Но в том-то вся и фишка, что «Чтец» не любовный роман. Или так: это – плохой любовный роман, если придерживаться чистоты жанра. Роман и не полностью любовный, и в тоже время не социальный. И вот тут начинается интересное: роман «Чтец» можно с легкостью разделить на три романа: 1) любовный, 2) социальный или социально-исторический, 3) экзистенциальный или психологический. А если так, то на протяжении чтения мне не давал покоя один вопрос: «А причем тут предыдущая часть?». Части, или романы, настолько разные! Как будто писатель вначале писал любовный роман, но не дотянул, бросил, и приступил ко второму – социально-историческому, его тоже не дотянул, бросил и приступил к третьему. Да, постельные сцены первой части хороши. Автор с такой страстью и трепетом их описывает! Однако у меня даже не встаёт. А если и встаёт, только в одной сцене, перед самым первым соитием партнеров. «Я не решался сделать ни единого движения. Она так близко подступила ко мне, что я чувствовал ее грудь на своей спине и ее живот на своих ягодицах. Она тоже была голой. Она обняла меня, положив мне одну руку на грудь, а другую на мою возбужденную плоть.» В том переводе, который читал я, «плоть» заменена «членом».
ВТОРАЯ ЧАСТЬ
Вторая часть называется «Студент юридического факультета Микаэль узнает, что женщина, с которой он трахался 10 лет назад, в прошлом надзирательница концлагеря, из-за отсутствия умения читать которой, погибло около 200 человек». В этот раз не буду даже вкратце рассказывать содержание этой части. Я лучше сразу задамся вопросом: «Господин Шлинк (это автор книги), неужели вы думаете, мне интересна тема послевоенной Германии, или даже тема детей бывших нацистов?». Конечно, как человеку, стремящемуся обладать широким кругозором, наверно, я должен интересоваться этой проблемой. Однако, на деле, этого нет. Я даже никогда не думал об этой проблеме. Хотя, немного подумав, наверно, стоило бы хоть раз в жизни задуматься на сей счёт. Но разве что один раз – и тут же забыть. Мне даже поговорить об этом не с кем. Я, человек, живущий на стыке русской и украинской культур, озабочен куда более важными исторически-социальными, политическими и экзистенциальными проблемами. Я не понимаю, как сугубо национальная проблема отдельного государства может особо интересовать рядового жителя другого государства. Ведь не удивительно, что в первый раз, когда роман появился на прилавках – ещё до голливудской экранизации – его вообще никто не заметил. Потому что русскоговорящие граждане озабочены иными проблемами послевоенного времени, и внутренние дела Германии того времени им не интересны. Это нормально. А интерес возник лишь благодаря голливудскому фильму. Это говорит о том, что метафизического спроса на книгу не произошло, он высосан из пальца, в первую очередь маркетолагами. Даже достаточно интересный экзистенциальный момент, когда Микаэль мучается выбором, вмешаться ему в жизнь Ханны или нет, все же вяло смотрится, если вспомнить те задачи, которые ставил перед собой Достоевский.
ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ. А Я ТАК НИЧЕГО И НЕ ПОНЯЛ
Ну а третья часть – вообще скукотища. Я так и не понял, зачем Ханна повесилась. А отсюда теряется смысл всей этой части, да и романа в целом.