Письмо почтальонка принесла к вечеру.
"Павла,-обратилась она к маме,-не могу увидеть Сергея. Три дня письмо ношу. Отдай ему. Отдашь?" Мама стирала. Она вытерла фартуком руки, провела гребенкой по волосам и только тогда взяла письмо.
" Отдам, конечно. От кого это?-она с интересом взглянула на конверт. Обратного адреса нет. Она вгляделась в штемпель на марке,- из Латвии. Это интересно. Кто это у нас в Латвии? Наверное, какой-то фронтовой друг. Отец наш в Латвии воевал. Отдам, Маша, отдам."
"Смотри, не подруга ли,-пошутила с улыбкой тетя Маша,-не забудь, отдай" и, подхватив тяжелую от почты сумку , пошла разносить почту в следующую деревню. Мама долго смотрела на письмо. Шуре показалось, что она чем-то напугана, расстроилась. Она достирала белье, развесила, молча управлялась по хозяйству, Мама не разговаривала даже с детьми, думала о чем-то своем. Вечером папа пришел работы, и семья села ужинать. Папа интересовался, чем занимались дети днем, он шутил, у него было хорошее настроение. Он рассказал, что в колхозе ждут хороший урожай, а, значит, жить будет полегче. Заметил он и мамино состояние. Несколько раз вопросительно глянул на нее. Мама молчала. После ужина она отдала отцу письмо и отправила детей спать.
Шурка долго ворочалась в кровати. Спали дети кто где. Одни на сеновале, другие в сенях, где на лето ставили старые кровати. А меньшие в отдельной комнате в сенях, которую папа отгородил специально. В ней стояли две старые койки. На них и спали Шура, и ее брат Коля. Девочке очень хотелось послушать, о чем разговаривают родители, голоса которых доносились из-за закрытых дверей очень невнятно. Шуре показалось, что она слышит, как мама плачет, а отец что-то ей говорит, явно раздраженным голосом.
Утром папа ушел на работу без завтрака, чего не было никогда. Хоть и плохо жила семья, но мама исхитрялась на завтрак приготовить то жареную картошку, то кашу. У отца работа тяжелая. Он кузнец. Ему надо силу иметь. Мама была совсем расстроена и на работу ушла, не сделав ни одного наказа детям, что сделать за день. Они сами полили огород, разобрались с живностью. Все были удручены. Все понимали, что что-то случилось, но не понимали, что именно. Вечером за ужином царило молчание. Папа пытался заговорить с детьми, но мама его резко обрывала, и он виновато умолкал. Так потекли безрадостные дни. Раньше после ужина все играли в шашки, домино, карты. Приходили соседи. Смех и шутки до ночи носились в доме. Сейчас мама запирала дверь, никому не открывала. Однажды Шура слышала, как она просто обманула соседку, сказав, что отец устал и спит уже. А он не спал. Он зашивал детскую обувь. Такая жизнь тяготила детей. На вопросы мама не отвечала. С отцом наедине их не оставляла. В доме, явно, поселилась беда.
Не изменили обстановку даже поспевающие огурцы, вырученные за них деньги не принесли в дом обычной радости. Даже арбузы, привезенные отцом, съели без обычной радости. Шурке было даже страшновато, она ждала чего-то плохое. И оно пришло. Было воскресенье. Выходной был у обоих родителей. В доме повисла такая тяжесть, что, казалось, она раздавит всех. Дети сидели на лавках и молча переглядывались. Вот тут мама и вышла из кухни с пылающими щеками, но с решительным видом. Отец сидел и смотрел в окно. Он повернулся и вопросительно посмотрел на жену. Она подошла к шифоньеру, достала папины вещи, старый чемодан и начала складывать вещи в чемодан. Дети не понимали, что происходит.
"Мама, папа куда уезжает?"- не выдержала Шурка. Мать сложила вещи. Сняла с вешалок теплые папины пиджаки и положила на чемодан. Наконец, она выпрямилась.
" Дети, послушайте меня, и ты, Сергей, тоже. У нашего папы обнаружилась еще одна семья. Не семья, а другая жена. Помнишь, Шурка, письмо, что принесла тетя Маша. Я все гадала от кого оно. Оно от его жены, которая живет в Латвии. Он нашел ее, когда воевал. Они там долго стояли с войсками, и он ее приглядел, а она- его. Так бывает. А потом он уехал, но адрес ей оставил, где его родина. Она ждала, ждала и написала ему письмо, и они стали переписываться. Вот в последнем письме она зовет его приехать. Они там хорошо живут. Детей нет. Папе будет легко и приятно жить у этой женщины. Ей его жаль. Такое ярмо на его шее висит: семеро детей и нелюбимая жена. Это я, значит. Молчи,-прервала она попытавшегося сказать что-то отца,- ты все сказал мне. Вот я и решила сказать вам обо всем. Я решила отпустить отца к той женщине. Ведь и правда, тяжело ему в этой семье. Так, что с сегодняшнего дня у вас тоже батьки нет. Убило его на войне." Она замолчала и села на лавку.
Дети онемели. Шурка не могла понять, как это папу убило на войне. Вот же он живой и здоровый. Он с войны пришел. Его не убило. Какая еще жена в Латвии. Папа любит маму. Она это знает точно. И мама его любит. Девочка смотрела на отца, а он сидел, не поднимая глаз.
"Все, Сережа, забирай вещи, вот тебе деньги на дорогу. Бери, бери. Огурцы еще нарастут. Продадим. Собирайся и иди. Я тебя не держу. Я понимаю: рыба ищет..." Она не договорила. Голос оборвался. Шура смотрела на маму. Она не плакала. Она, вроде, даже успокоилась. Обняла детей, что рядом сидели и смотрела на отца.
"А как ты с ними жить собираешься? -Ведь не вытянешь их,-отец поднял голову.- Ты думаешь, что говоришь? "
" Все обдумала. Уезжай. Не мучай ни себя, ни меня. И их не мучай. Они не заслужили. А прожить без тебя сумеем. В войну с пятерыми не пропала, а теперь и тем более не пропадем. Мир, ведь. Да и подросли они. Проживем."
Отец встал, взял деньги, криво улыбнулся. Он хотел поцеловать детей, но мама резко поднялась с лавки.
" Не надо прощаний. Иди. Просто иди. Я тебя не держу. -Она гордо выпрямилась.- Забирай вещи и уходи."
Отец взял чемодан в руку, Пошел к двери. У двери остановился. Повернулся, посмотрел на детей.
" До свидания, ребята-как-то глухо проговорил он. Увидимся. Я приеду и помогать буду."
"Нет, -четко сказала мама, больше ты их не увидишь. Вот переступишь порог и все. Больше твоей ноги не будет в этом доме. И не приедешь , а приедешь, я тебя не пущу на порог. Иди. Теперь ты вольный человек. Устраивай свою жизнь. А детей- с этой нарожаете."
Но дети слетели с лавки бросились к отцу. Они повисли на шее, плечах, Шурка обхватила ноги. Они обещали все делать по дому сами, если ему так тяжело жить, только пусть не не уходит. Отец сначала стоял столбом, потом выпустил чемодан из рук, обнял детей. Так они стояли среди комнаты. Плакали все. Не плакала только мама. Она стояла и смотрела на эту плачущую группу.
"Что, и теперь не поменяешь решение?- спросил папа- ты железная что ли?"
Мама оглядела плачущих детей. Что-то дрогнуло в ее лице.
"Ладно, оставайся, если они простят. Как, дети, оставаться ему или пусть уходит?"
Дружный вопль радости, в котором громче всех звучал голос отца, был ей ответом. Отец отпустил детей, и они в мгновенье ока разложили вещи на места.
Больше о той женщине не говорили, писем, вроде, не было. Хотя, отец в тот вечер писал письмо, писал долго. Дал маме прочитать. Она сказала, что на месте той женщины его бы поняла. В семье воцарилось согласие. Но иногда Шурка ловила взгляд матери на отца, в котором была, вроде бы, жалость.
Когда Шура выросла, вышла замуж, заговорили они об этом случае. На вопрос дочери, неужели не жаль ей было отпускать отца , мать сказала, что жалела. Но и в неволе его держать не могла. Она его любила.
"Любила и простила все. Мама, ты уникум."
"Во-первых, Шура, война была. Четыре года мужик был без семьи. Во-вторых, потому и простила, что любила. Если любишь, доченька, и поймешь, и простишь. Я той женщине даже благодарна. Ведь хоть какое-то время батя наш ел досыта, спал в постели. Может это его и спасло в боях, что силы были"
Дочь в ответ поцеловала маму и беседа на эту тему прекратилась. _ (П