Хамелеон

Марья Из Наны
Она никогда не носила ни платья, ни туфель на высокой шпильке; она никогда не пользовалась дорогим французским парфюмом, считая это не своим.  Она была уже не так молода, но и до старости, с её некоторым беззаботством и безразличием к своей дальнейшей судьбе, ей было ещё довольно далеко. Её почти неприметная внешность никогда не приносила ей серьёзных ни побед, ни каких-либо поражений. Её лицо почти всегда было спокойным, иногда, бывало, оно ничего и не выражало, но это был обман. Ещё один обман, на который велись всё так же много людей. А её руки приносили ей радость только тогда, когда в них оказывалась тонкая игла и ткань, где она могла излить себя всю, без остатка, и подарить кому-нибудь из друзей.
Она сидела в тот пасмурный, совсем тёмный и неприветливый вечер у окна в своей комнате. Размышляя о своей прошлой жизни, она выводила странные знаки на запотевшем стекле. Английская буква «S», какие-то непонятные завитушки, больше похожие на чьи-то волосы, но она знала, что пишет. Она всегда знала это.
Здесь, сидя у окна, она непременно вспоминает свою любовь – того, кого никогда больше не увидит.  Она вспоминает про него недолго, пару минут, может даже и полчаса, но сразу же, как только дойдёт до того момента, как он исчезает из её жизни, перестает думать об этом. Слеза непроизвольно стекает вниз по её щеке. Утирая её с какой-то особенной злостью, скорей смахивающую на обиду то ли на саму себя, то ли всё-таки на него, она успокаивается и начинает думать о другом, ещё более для неё мучительном.
Её имя Мэри. Ей двадцать пять. Она уже давно окончила старшую школу и теперь уже стала дипломированным специалистом в области юриспруденции.  Она ушла из дома очутилась в этом маленьком городке, на побережье Мексиканского залива, вот уже семь лет назад. Вспоминая то, что с ней происходило, она почему-то улыбалась. 

Она всегда хорошо училась в школе. Все предметы давались ей одинаково легко. Она сама знала, что училась только в полсилы, и хотела чего-то большего.  Когда обучение в старшей школе закончилась, она молча собрала свои немногочисленные вещи и уехала в город, ища себе другой, более интересной жизни. В колледж с экономическим уклоном она поступила довольно легко. Её блестящий аттестат и обаяние сыграли свою роль.
Она была принята без всяких вступительных экзаменов. Было ясно, почему произошло именно так: один из главных в том колледже явно её заприметил и хотел заполучить её в свою коллекцию хорошеньких студенток.  Почему-то это могло показаться странным, но и работу в этом тихом и уютном городке она нашла быстро. Когда она обзвонила несколько ресторанов, где требовались уборщицы, посудомойки или официантки, её попросили пройти собеседование в каждом из них. Придя в первый милый французский ресторанчик, она, недолго поговорив с главным менеджером, была незамедлительно принята на службу официантки.
Немного поднакопив денег, она сняла эту комнату, в которой  сейчас и сидела, пребывая в своём прошлом.  После того, как она отказала тому, который при поступлении метил её в свою коллекцию, её чуть не выгнали из колледжа под глупым предлогом, якобы она плохо училась. Но всё обошлось. Она умела доказывать людям то, что они не правы, тем более, когда известно, чьих это рук дело. Профессора вскоре поняли, что такую ученицу терять не стоит и, извинившись за себя и за другого, того, профессора, оставили её учиться в колледже дальше.
Она получила сначала один, потом и другой диплом. После того, как она получила, наконец, своё долгожданное образование, она попыталась устроиться в одну из адвокатских кантор. После некоторых раздумий, её приняли, но, как это и принято в подобных маленьких, но очень гордых фирмах, с испытательным сроком и урезанным жалованием. Она нисколько на это не обижалась: продолжая работать официанткой в том же ресторане, ей вполне хватало средств на оплату не такой уж и дорогой комнаты.

Итак, ей было двадцать пять лет. Намеренно мы ничего не сказали об её отношениях с людьми, ведь для неё это было очень важным и самым больным  местом в её жизни. Конечно, такое везение можно и объяснить, если постараться: понаблюдать за жителями этого городка и поговорить с теми, кто с ней общался. Но делать мы этого, ко всему Вашему сожалению не будем.
Почему же она сидела в тот вечер у своего окна и вспоминала своё прошлое? Телефон в коридоре разрывался от волны звонков, но она намеренно не подходила. Сегодня она не пошла, ни на работу в кантору, ни в ресторан, а весь день просидела у этого окна, слепыми глазами глядя куда-то в даль.
Таких глубоких размышлений, как сегодня, у неё не было уже довольно давно. С тех пор, как она чуть не отравилась кучей таблеток, она старалась ни о чём не думать, но в этот день скрыться от мыслей никак не удавалось.
Сегодня было ровно семь лет с того дня, как она появилась в этом городе. Вспоминать всех повстречавшихся людей она не стала – попросту не было в этом никакого смысла. Она вовсе и не хотела ничего вспоминать, но что-то теребило её память.
Хамелеон! Вот кто она на самом деле! Сегодня утром её будто бы осенило: хамелеон, хамелеон, хамелеон… Это едкое слово пульсировало в голове вместе с кровью, угрожая взорваться как сверхновая, чтобы через несколько секунд стать белым карликом.
Хамелеон не давал ей покоя до тех пор, пока она, наконец, не спросила себя, в чём есть сходство её с этим животным. Немного поразмышляв над этим вопросом за чашечкой крепкого кофе, стоя у окна  и всматриваясь в залив, она пришла к ответу. Он очень сильно задел её суть. Сколько бы она не росла и не училась, она всегда оставалась той  маленькой девочкой, которую всегда легко ранить и убить.
Причём здесь Хамелеон? Всё на первый взгляд просто. Она была этим Хамелеоном. Как, объяснять, думаем, не стоит, но приведём ниже её размышления на этот счёт.

Странное оно, моё везение, всё-таки! Как-то очень быстро всё получилось и именно так, как я сама планировала. Только… Ннет, всё же это очень странно.
С кем я бы не поговорила, они все всегда принимают себя за свою. Здесь что-то не так. Я не могу быть своей везде абсолютно. Я могу пять минут поговорить с уборщицей, и мы станем лучшими подругами. Все парни, с которыми я когда-либо общалась, признавали меня своим другом. Я всегда понимала то, о чём они говорят, они никогда меня не стеснялись, когда обсуждали своих девушек и ночи, проведённые с каждый раз новой девушкой.  Заядлые байкеры и хулиганы и то видели во мне что-то своё…
Но почему всё так? Может, ответ кроется именно в том, что мне нужно мало времени, чтобы меня признали своей. Да! Точно, так и есть. Сколько себя помню, я отлично умела прочувствовать того или иного человека, заглянуть ему в душу, только посмотрев ему в глаза и услышав голос, всё понять.  И что, самое странное, в любом человеке я видела часть себя или вовсе всю! Это было похоже на то, как человек смотрит на себя в зеркало. Я видела отражение себя абсолютно в каждом человеке… Значит, прислушиваясь к себе и накладывая свои чувства на чужие, у меня получалось говорить с ними со всеми, кем бы они ни были. Кем бы ни был человек, стоящий передо мной, это была сама я.
Но причём же тут Хамелеон?..

Она отошла, наконец, от окна, присела на мягкий диван, цвета кофе с молоком - её любимый цвет в этой гамме. Она пристально вгляделась в фотографии неба на стене. Голубое, без единого облачка; совсем серое, с нагромождением кучевых туч; чёрное, бархатистое, ночное с россыпью маленьких звёзд и её любимое голубое небо с перистыми и кучевыми облаками… Посмотрев на него, она неожиданно для себя поняла, при чём тут был Хамелеон.
Так она очень глубоко ушла в свои детские и юношеские воспоминания и кое-что поняла. Когда он уезжала в этот город, она совершенно не знала, куда пойдёт, куда устроиться работать и где будет учиться. Свою профессию, теперь уже полученную и потихоньку применяемую, она выбрала почти наобум. А если говорить точнее, когда-то, чуть ранее, её родители, посоветовали ей именно профессию адвоката: язык у тебя хороший, так что многого добиться сможешь. Она и пошла именно туда. Не зная, что будет после получения этого образования, она поступила в колледж, выучилась на адвоката и теперь пыталась добиться этого совершенно мифического «многого».

Те люди, с которыми я общалась в какое-либо время, становились мной самой. Словно бы я была ненастоящей хозяйкой своего тела, я ненадолго «переселялась» в тело другого человека и, оставляя своё тело другому телу на некоторое время, возвращалась туда вновь.

Она всегда слишком хорошо чувствовала людей. Каждый, кто говорил с ней, называли её очень доброй и отзывчивой девушкой. Она понимала других так, как не понимал никто другой. Быть может, на земле ещё есть такие же люди, похожие своим существом на неё как две капли воды.
Она видела во всех своё отражение, но это была иллюзия. На самом деле её попросту не существовало. Общаясь с теми или иными людьми, мы непременно перенимаем от него что-либо: жесты, манеры, фразы или даже простые слова, повторяемые интонациями именно этого человека. Она же общалась очень много. Поэтому и язык её был сборником фраз сотен людей, с кем она говорила хоть раз.
Её душа, иногда вроде бы промелькивавшая в чужих глазах на самом деле тоже была иллюзия. Она искала себя среди других, даже не пытаясь подчас заглянуть в себя, чтобы понять хоть что-то, что могло бы помочь идти дальше.
Какую бы форму она себе не пыталась подобрать, она изменяла её всякий раз, когда был придуман или сооружен новый «сосуд». Она, как вода, растекалась внутри себя, отражая абсолютно всё происходящее вокруг неё. Будь то люди или даже небо, всё было в ней самой. Она могла принять любой цвет, подстроиться под любой характер, под любые мелочи.
Простой отражатель, ничего более. Хамелеон. Хищная тварь, умеющая прикинуться кем и чем угодно, лишь бы добиться того, чего хочет. Человека здесь нет, сколько не ищи.

Поняв всё это и наложив на обстоятельства, в которых она сейчас находилась, она поняла, что будущего у неё нет. Никакого. Быть простым отражателем чьей-то сути, искривляя и изменяя её в своих интересах, чтобы понравиться, втереться в доверие и добиться того, чего даже и не было спланировано достичь таким путём. Это было слишком жестоким пониманием для неё.
Творческий и очень чувствительный человек, всегда желающий добра всем, кого бы не встретила, она вдруг поняла, что на самом деле всегда была страшнейшей тварью на земле. Управлять людьми так, что они не могли даже успеть что-то почувствовать, и тихо уходить под различными предлогами…
Для неё это было слишком тяжело. Жить вот так, осознавая то, что она делала на самом деле, подлавливая себя на этом каждый день, каждый час, минуту, секунду…
Она встала со своего любимого диванчика, подошла к запотевшему окну, в последний раз написала своё тайное имя и открыла окно…

Врачи, немедленно приехавшие к месту ужасного самоубийства, констатировали  мгновенную смерть.
И только витавшая неподалёку душа, весело улыбалась тому, что вновь стала свободной, и ей не нужно было уже больше ничего отражать.