О чем говорят меж собой женщины — знакомые и незнакомые, оказавшиеся, в одночасье, в одной очереди на прием к врачу, или в ожидании транспорта, или… Да, мало ли где сведет их судьба? И совсем не имеет значения, давно ли собеседницы знают друг друга — ведь, иногда, именно с этого разговора и завязывается знакомство, а, порой, и дружба на долгие годы. Для женской беседы вполне достаточно двух человек. А если женщин собралось больше, и оказались они в одно время в купе или больничной палате?
Каких только поразительных жизненных историй не услышишь! Вот одна из них. Я услышала её, находясь в стационаре больницы - месте, где боль, страдание и надежда на помощь.
Only you… (Только ты…)
Тепло майского субботнего дня выманило заядлых дачников из квартир, создав нескончаемые очереди на автобусных остановках. Каждому хотелось поскорее попасть на свой кусочек земли и вложить свою энергию в будущий урожай. Валентина, врач детской поликлиники, стояла на остановке уже около получаса, ожидая заветный автобус. Очередь двигалась медленно, но женщина твердо решила, что должна попасть на дачу обязательно — не пропадать же свободной от дежурства субботе! Дел там накопилось много, да и душа давно просилась за город. В какой-то момент недалеко от остановки возник микроавтобус, и несколько дачников, догадавшись, что это «левак», ринулись к нему из середины очереди. Не растерялась и Валентина. Оказавшись в транспорте, она откинулась на спинку сиденья и расслабилась…
В салоне было душно, и даже ветерок, залетавший в окна маршрутки, не приносил облегчения. Из динамика неслось «Only you…»... «Только ты в мой дом весну принес…», — мысленно подпевала Валентина. Невольно ей вспомнились дни, когда их с мужем роман только-только начинался. Они были молоды и так влюблены друг в друга, что даже несколько часов врозь им казались вечностью. Как им было интересно вместе! Как Стас красиво за ней ухаживал — цветы, конфеты, походы в кино… Валентина была счастлива. Она сразу поверила, что эта встреча связала их раз и навсегда. А что еще нужно женщине для счастья? Конечно же, быть уверенной, что ее любимый — самый верный и надежный в мире человек!
А «Газель» увозила своих пассажиров все дальше от города. За окнами мелькали рощицы с кудрявыми березами, лужайки с желтыми и рыжими саранками, небольшие озерца. Время от времени маршрутка притормаживала, и очередная стайка пассажиров возбужденно и с облегчением покидала салон. Оставшиеся продолжали вести нескончаемые разговоры про семена, рассаду и прошлогодние урожаи. Аромат цветущей черемухи залетал в окно вместе с ветерком, навевая приятные воспоминания. «Все-таки, жаль, что Стас не смог сегодня со мной поехать», — подумалось Валентине. Она вспомнила, как муж искренне огорчился этому обстоятельству. «Валюша, — сказал он, обнимая и нежно прижимая ее к груди, — ты же сама знаешь, что машина требует постоянного ухода». Спорить не приходилось — техника всегда должна быть «на уровне». Валентина вспомнила их уютный внутри и аккуратный снаружи домик на участке, обсаженном по периметру кустами жимолости, клумбы, которые совсем уже скоро украсятся разноцветьем, и радостно вздохнула: как хорошо! В следующий раз они поедут с ночевкой, будут пить чай с кусочками шоколада возле разведенного в старом цинковом корыте костерка и строить планы на будущее. Или просто молчать, глядя на звезды.
Из приятной задумчивости Валентину вывел прозвучавший позади женский голос: «Я вас умоляю! Верных мужей не бывает! Один мужик уже три года к чужой бабе ходит, а жена ничего не знает. Вот тебе и «верный муж»! В ответ другой голос с сомнением тихо произнес: «Неужели»? «Вот, — подумалось Валентине, — у какой-то женщины уже три года, как семья развалилась, а она и не знает, бедная! Все-таки странные они — мужчины! Ну, разлюбил, нашел другую женщину… Где же твоя порядочность, чтобы признаться жене? Разве это честно — затаиться и ждать, куда «кривая» выведет»? На душе у Валентины сделалось как-то неуютно, тревожно, что ли?… Не то, чтобы чье-то женское горе глубоко ее затронуло — мало ли что происходит в жизни! Но такое славное настроение вдруг пропало.
Женщина, сидящая сзади, продолжала что-то увлеченно рассказывать. Под это невнятное бормотание Валентина задремала. Ей снилось, будто она со своим, тогда ещё шестилетним, Павликом стоит на берегу реки и держит в ладони землянику. Сын тянется к ее руке, а она, Валентина, кладет ему в рот ягодку за ягодкой, не позволяя испачкаться, и любуется его славной мордашкой. Она очнулась от резкого голоса все той же попутчицы. Настаивая и горячась, голос вещал: «Нашей детской участковой врачихи, Валентины Валерьевны, муж. Да ты же ее знаешь — внучка твоя у нее наблюдается»! И дальше: «Да! Представь себе! Подружки ее, что в общежитии живут, знают. А она — не знает»! Валентина обомлела. О, боже… это что же? Ведь это о ней! Её имя и отчество! И подружки в общежитии! Ей захотелось тут же умереть, исчезнуть! Ей казалось, что вокруг сделалось очень тихо, и каждый пассажир украдкой смотрит на нее. А в голове все звучала фраза незнакомой попутчицы: «Подружки — знают! Она — не знает! Подружки — знают! Она — не знает»!
Валентина и потом, через много лет, не могла вспомнить, как она оказалась со своей корзиной на совершенно незнакомой остановке. Она была в таком шоке, что даже не могла сообразить, как ей уехать домой. И, только увидев на другой стороне дороги «Газель», на которой сюда приехала, она очнулась. Пожилой шофер, глядя на Валентину, вопросительно дернул подбородком — мол, что случилось? Такой, наверное, был у нее растерянный вид. А она, придя в себя, подбежала к микроавтобусу, заскочила в пустой салон и рухнула на ближайшее сиденье.
Хлопнула дверца. Однако, прежде, чем запустить мотор, пожилой водитель обернулся к ней и спросил заботливо: «Что-то, красавица, быстро ты долг семье на даче отдала — я ведь приметил тебя! Выскочила, как пробка! Вот, думаю, как у женщины руки по земле истосковались! А назад еду — ты уже управилась». Валентина ответила помертвевшими губами: «Вспомнила, что утюг не выключила»! Кивнув в ответ — бывает, мол, и, успокоив, что теперь совсем другие, не опасные утюги — сами отключаются, заботливый дяденька нажал на газ.
Теперь, когда она смогла, наконец, немного успокоиться, к ней вернулась возможность размышлять. И, конечно же, первые мысли были о том, что все, услышанное ею — неправда! Ее Стас никогда бы не стал… Ну, то есть… Он на других женщин совсем не смотрит! Его и Валентина прекрасно устраивает — и как женщина, и как хозяйка! Хотя… как знать? Возможно, она, Валентина, просто ничего не замечает? Разве Стас не мог влюбиться в другую женщину? Разве он физиологически не так устроен, как любой другой мужчина? Кому, как не ей, врачу, этого не знать? Но, кроме этого, она знала и кое-что еще: Стас был патологически застенчив. И молчалив. Он даже на свадебной фотографии через силу улыбается. Как же он мог завести интрижку на стороне? Нет-нет! Это невозможно! Кто угодно, только не Стас! Мысли в голове Валентины стали путаться, и она одернула себя: «Стоп! Когда не знаешь, что думать — не думай ничего»!
В салоне снова зазвучало: «Only you…». Валентина горько вздохнула. Да… Та же мелодия, что меньше часа назад вызвала в ней такие нежные воспоминания… Та же, но… «Не тот корабль, не те матросы и не та волна», как любила говорить ее покойная бабушка. Всего несколько слов болтливой попутчицы, и вот растерянность и чувство горькой обиды терзают ее сердце… И что теперь делать? Что там эта тетка сказала? Подружки знают… «Вранье все это! — озарило вдруг Валентину, — мои девчонки сказали бы мне обязательно»! На душе стало легче.
Когда-то Валентина вместе со своими подругами Ниной и Леной поселилась в одной комнате заводского общежития. Все трое работали на заводе, в трудные минуты помогали друг другу, чем могли. Делили и горе, и радость, преодолевали трудности, и сдружились — крепко-накрепко. Пришло время, и все трое поступили учиться. Валентина мечтала стать детским врачом и поступила в медицинский институт, а Нина и Лена — в технический университет на заочное отделение. Почти одновременно девушки вышли замуж, всем трем молодым семьям выделили по комнате (Нине и Лене — как работницам завода, а у Валентины на заводе работал муж.) Потом появились дети, и молодые женщины по очереди нянчились с ними, водили в ясли, а потом в детский сад — да, мало ли? Так бывает: сведет жизнь совершенно чужих людей, и станут они ближе и дороже всякой родни.
А потом Стасу дали квартиру — от завода. Первое время подруги общались, как и прежде, часто, а потом, когда Валентина стала работать детским врачом — все реже. Времени не хватало, как не хватало и самих детских врачей. Но по телефону подруги созванивались. «Разве могли девчата знать об измене Стаса и ничего мне не сказать? — размышляла Валентина. — Ну, вот приеду я сейчас домой и что ему скажу? А вдруг все это — неправда? Зачем же обижать человека такими подозрениями»? Внезапно Валентина нашла выход: надо пойти к девчонкам и поговорить с ними. Микроавтобус как раз подъезжал к центру города, где стояло их «родное» общежитие. Сегодня, в субботний день, подружки, скорее всего, готовят на общей кухне обед. «Вот и хорошо, — подумала, успокаиваясь, Валентина, — обеих сразу и увижу».
— Валентиночка, каким ветром тебя к нам занесло? Давненько ты у нас не была! — дежурная Анна Петровна заулыбалась навстречу.
— Здравствуйте, Анна Петровна! Валентина обняла старушку и прижалась к ней щекой.
— Вот, пришла своих девчат проведать. Дома они?
— Дома, дома! Недавно из магазина пришли — как всегда, вместе ходили. А ты с дачи, наверное, едешь? Что-то не заработалось тебе нынче… Приболела, наверное? Что-то бледное личико у тебя… А ты оставь корзину-то здесь, на вахте.
Валентина, поднимаясь по знакомым ступеням на второй этаж, издалека услышала звонкий смех Лены.Только она могла так весело и заразительно смеяться! «Смеется Лена… Наверное, все-таки, про Стаса моего — все неправда. Хотя… Не буду пока об этом думать»! Валентина вошла в кухню и увидела обеих подружек возле окна. На плите что-то булькало и шипело, на столе лежали нарезанные овощи.
— О! Валюша! Лена радостно взвизгнула и бросилась обнимать Валентину. — Как раз на борщ успела — скоро будет готов. — А ты с дачи возвращаешься? Или, наоборот, на дачу?
Но Валентина ничего не отвечала — она смотрела на резко отвернувшуюся к окну Нину…
— Знаете что, девчонки? — Валентина охрипла от волнения, — Вы мне кто? Нет - никто и звать вас «никак»? Или вы мне самые близкие на земле люди?
Лена растерянно смотрела на вопрошающую Валентину, а Нина так и осталась стоять, отвернувшись к окну.
— Это какие железные нервы надо иметь, чтобы три! целых три года скрывать от меня… Не говорить мне… Ни по телефону, ни лично… Какие же вы подруги?! Ведь вы же врагини — самые настоящие!
Ах, как она надеялась, что вот, сейчас, они обе возмутятся, закричат, чтобы она не выдумывала всякой ерунды. Но подруги молчали. Гнетущая неловкая тишина давила на Валентину с такой силой, что она резко развернулась и быстро пошла к двери. Она хотела уйти, пока не разрыдалась.
— Валя, ты ведь пришла затем, чтобы все выяснить? — остановил ее тихий голос Нины. А та продолжала:
— Можешь не верить, но мы с Леной предполагали, что ты все знаешь.
Валентина возмущенно посмотрела на Нину.
— Ты, будто бы, не знала? — с сарказмом продолжала Нина.
— Не могла же ты не видеть, что твой Стас переменился? Ведь он всегда на людях был стеснительным и незаметным. И вдруг, в какой-то момент, изменился. Стал чаще улыбаться, шутить, отпускать комплименты… Да что там говорить? Он стал по - другому выглядеть — современнее, что ли? «Вот какая волшебница наша Валюша — такого «буку» в такого интересного мужчину превратила», — удивлялись мы с Ленкой.
Валентина почувствовала слабость в ногах и села на стул. Из глаз ее полились слезы. Видела ли она, как изменился Стас? А он что — изменился? Он…? Стал…? Улыбаться…?! Интересно, что должен был услышать ее Стас, чтобы заулыбаться «на людях»? Стас, которого для свадебного фото еле-еле уговорили улыбнуться! Пять раз пришлось щелкать фотоаппаратом, чтобы улыбка хоть немного выглядела естественной… И — что там еще? А! Научился отпускать… эти… (от расстройства Валентина не могла вспомнить слово). Ага —комплименты! Да он двух слов не мог связать! С первого дня их знакомства она его знала ТАКИМ и ТАКИМ полюбила. Другого Стаса ей и не надо было! А насчет более современного вида — вообще ерунда! Ну, появились у Стаса пара каких-то новых рубашек — так неужели это дает основание предполагать его неверность? Валентина внезапно успокоилась. Подошла к крану и умылась — слезы щипали глаза.
Прежде, чем Валентина открыла рот, чтобы разнести «в пух и прах» все доводы подруг, в разговор вступила Лена: « Валя, мы тоже не знали сначала. А потом стали замечать, что Стас твой частенько у нас в общежитие стал появляться. Зайдет, бывало, к нам. С нашими мужьями пообщается, с нами пошутит, да и уйдет. Но как-то раз я услышала его голос на третьем этаже у «холостых» девчат. Я думала, что ошиблась. Потом Нина видела его там же, когда к сотруднице ходила по делу. И вот мы решили спросить его при случае, к кому это он на третий этаж ходит?
— Ну и что? Спросили?
— Конечно! Только, так он и «признался»! Жди!
— А что он ответил? — Валентина заставила себя успокоиться.
— Ответил, что ему на заводе поручили передать оформленный больничный лист одной работнице.
— Ну хорошо, вот вы сначала не знали, а потом узнали… У Валентины опять навернулись на глаза слезы. — И почему-то опять промолчали…
— Мы не знали, как нам правильно поступить, Валя! Пойми же и ты нас! Влезешь в чужую семью, люди и разведутся. А так, думаем, побегает и перестанет. А он все чаще стал здесь появляться, и мы уже не знали что предпринять. Короче, мы боялись сделать хуже.
— А сейчас, по-вашему, получилось просто замечательно?
Валентина, наконец, поняла, что все сказанное той теткой в автобусе – правда, и надеяться ей больше не на что. Зачем она тогда «тянет резину» здесь, с подружками? Надо просто пойти и посмотреть на эту «красотку»! Валентина решительно встала со стула.
— Номер комнаты! — Голос Валентины звучал требовательно. Увидев нерешительные взгляды подруг, Валентина закричала: «Номер комнаты! Быстро! Устроили тут балаган»!
— Триста пятнадцатая, — обреченно прошептала Лена, а Нина посоветовала: «Ты никуда не ходи, Валя, эта «бомбейская коза» всегда в это время на кухню приходит — обед готовить на неделю».
— Стасу твоему, — «ляпнула» Лена, — он по будням всегда у нее обедает.
Валентина снова почувствовала слабость в ногах и опять уселась на тот же стул у самой двери. «Вот, значит до чего уже дошло… Он здесь все свободное от семьи время проводит… И в общежитии все к этому привыкли и принимают их, как семью. Как его и меня когда-то… И никто не осуждает ни его, ни ее… А я тогда кто ему? Отработанный материал, что ли»?
«А девчонки-то мои — тоже хороши! Боялись они сделать хуже! — продолжала размышлять Валентина. Но Стас-то, Стас! Как виртуозно притворяется — машину ему надо ремонтировать, а сам… Ну, вот сейчас эта «коза» войдет, и как себя повести? Устраивать скандалы Валентина не умела и всегда осуждала людей, которые не могли держать себя в руках… «Не знаешь, что делать, не делай ничего» — так, бывало, говорила ей бабушка».
Где-то вдали раздался, размноженный эхом гулких коридоров, частый и звонкий стук каблуков. Нина с Леной тревожно переглянулись, и Валентина поняла — вот она, идет — ее «соперница». Какая она? Женщина, отобравшая у нее мужа, разрушившая ее семью и убившая непоколебимую веру в «вечную любовь»?
Наверное, она высокая, стройная и красивая… И, конечно, умная… А она, Валентина, — «ворона»! Стук каблуков приближался… Сердце билось все чаще… В голове пульсировало: «Что делать? Что делать»?
Решение пришло именно в тот момент, когда на пороге возникло «нечто» худосочное, с большим накрашенным ртом и торчащими в разные стороны обесцвеченными волосами, на высоких каблуках и в халатике, коротком по «самое нЕкуда». От отчаяния ли, или от жалости к Стасу ( что же ему такая неказистая - то досталась?) Валентина схватила с полочки для специй оставленный кем-то пузырек с зеленкой, ногтем большого пальца отколупнула резиновую крышечку и вылила ядовитого цвета жидкость прямо на голову девице!
Она тут же ощутила в душе легкость и покой, словно вся боль, все переживания и сомнения этого дня вылились вместе с содержимым пузырька. Она молча и недоуменно посмотрела на визжавшую большеротую девицу, потом вышла из кухни и побрела по коридору к выходу. В голове снова возникла мелодия, которая когда-то — много лет назад стала путеводной звездой - ее и Стаса: « Only you…»
В больничной палате стояла тишина. Пять женщин молчали под впечатлением услышанной исповеди. О чем они думали? Наверное, каждая — о своем.
И тут среди звенящей тишины из дальнего угла раздался какой-то странный звук – тоненький, как комариный писк. «Ииииии, ииии, иииии», — неслось от кровати, на которой сидела бабуля преклонного возраста. Про нее все забыли, а она, оказывается, очень внимательно слушала печальный рассказ.
— Баб, тебе плохо? — резво подскочила к бабушке самая молодая из слушательниц.
— Ой, не могу, не могу, не могу! — махала рукой в изнеможении старушка, - сейчас умру со смеху! Деточки, скажите вы мне, Христа ради, как звали эту девку-то большеротую — из Индии которая?
— Бабуль, ты что — с луны свалилась? При чем тут Индия?
— Ну как же — Бомбей-то, поди, в Индии?
— Надо же — какие вещи ты еще помнишь!
— Это я хорошо помню, а вот как звали девку патлатую — не помню. Как представлю ее, всю зеленую — смех меня берет! А так и надо ей — рот свой огромный на чужих мужей не разевай!
— Бабуль, ты что — «козу бомбейскую» имеешь в виду?
Бабуля снова зашлась в смехе и закивала мелко-мелко. Теперь вместе с ней хохотала вся палата. А когда, наконец, отсмеялись, в тишине снова раздался голос дотошной бабуси:
— Вот все же мне интересно — как эта большеротая, которая в зеленке в Индию попала?
В ответ раздалось тихое дружное завывание. Смеяться ни у кого больше не было сил, к тому же все помнили, что они находятся в больнице.
продолжение следует:
http://proza.ru/2015/07/18/462