История одного рода. Прутская конфузия

Эдуард Лощицкий
24 Прутская «конфузия».

       На Левобережье хан Девлет Гирей рассчиты-вал на помощь ногайцев с Кубани.  Русские войска, противостоящие крымчакам, состояли из 11 тысяч солдат генерал-майора Федора Шидловского в рай-оне Харькова, корпуса Петра Апраскина под Воро-нежем и 5 тысяч донских казаков. Столкнувшись с Белгородской и Изюмской крепостными оборони-тельными линиями, крымцы в середине марта по-вернули в Крым, оставив полуторатысячный гарни-зон под общим командованием запорожского пол-ковника Нестулея в захваченной ими без боя Ново-сергиевской крепости. Немного позднее Шидлов-ский захватил ее обратно.
       Не только Гетман войска запорожского был обескуражен поведением татарского хана Девлет Гирея: негативно отнесся к нарушению союзниче-ского договора и шведский король Карл XII. Свое мнение он высказал главному визирю Балтаджи-паше, который, в свою очередь, предъявил претен-зии Девлет Гирею и его визирю Мустафе паше. Ре-тивость и вероломство хана хорошо были известны Большому Дивану и самому султану Ахмеду. Пра-витель не принадлежал к числу людей, которые не держат слово: он был человек новой формации. Белтаджи-паша предупредил Девлет Гирея, что давши слово – его нужно выполнять. Более того, не-удачу за военные действия на Правобережной Украине, а именно так расценил султан результат похода – он полностью возложил на крымского хана и его вассалов Буджакскую, Ногайскую и Кубан-скую орду. У себя в шатре хан потрясал кулаками, но не перед визирем, которого тут же попытался переманить на свою сторону.
     – Хан поставил под угрозу победу Величайшего правителя в этой войне! Казаки и шведы нужны нам для победы над московитами.
     – Светлейший и мудрейший визир Балтаджи по-нимает, что моим подданным нужно было почув-ствовать себя опять воинами.
     – А правитель Крыма понимает, что договора существуют для того, чтобы их выполнять? Сейчас, Филипп Орлик уже имел бы сорокатысячное войско казаков. Московия откатилась бы на свою Волгу, а потугам царя Петра на Причерноморье – пришел конец.
       Визирь стал мерить шагами большую залу апартаментов в Яссах.
     – Нам не нужна такая сила казаков… – начал было Девлет Гирей.
     – Нам не нужны непокорные, своевольные слуги – вот что передал вам лично Наимудрейший султан Ахмед. Идите – вы мне не нужны!
     – Совсем идти?
     – Пока не позову! 
       Такая беседа, точнее выговор со стороны глав-ного визиря, не очень расстроила Девлет Гирея.
       Хан не чувствовал себя виновным. Не затем он рвался в поход на Украину, чтобы добывать свобо-ду казакам. Жизненной аксиомой Девлет Гирея бы-ло: делай все, что угодно, давай, какие угодно обе-щания, заключай любые договора, но… но, если в его интересах все это нужно нарушить – он без ко-лебания и угрызения совести шел на это. Хан чув-ствовал себя обиженным и затаил злобу на Гетмана Войска Запорожского. Не дал пограбить, как ему хотелось, не поддержал, когда войска Голицына до-гнали его отряды и «ясырь» под Богуславом и отбили 7000 пленных.


 

     – Вай-вай! Какая утрата!.. Он и есть предатель!!! – топнул хан ногой, выходя из покоев визиря. – Он ответит за свое предательство! Придет время! – По-следнюю мысль он завершил, уже садясь на коня.
       А у Филиппа Орлика, в результате предатель-ства Девлет Гирея, возникли свои проблемы. Набрав на Правобережье 5 полков, часть перешли на его сторону в полном составе, он их там и оста-вил. 
       Когда татары бросились жечь городки и брать полон, казаки ринулись защищать свои дома и села. В Бендеры гетман прибыл с 3 тысячным войском. Часть казаков потом подтянулись, но реальный шанс на освобождение Правобережной Украины, был утрачен по причине вероломства татар и поля-ков.
       Карл XII сделал серьезный выговор Иосифу По-тоцкому и по всей вероятности отказался от его услуг. Заносчивый, недальновидный магнат обидел-ся и больше в истории войны не упоминался, воз-можно уехал в Польшу.
       Московский царь, тем временем, в этом же ап-реле месяце, различными посулами склонил на союз Молдавского господаря Кантемира.
       В мае войска Бориса Шереметьева переходят в наступление.   
       После возвращения крымцев в Крым, а Филип-па Орлика в Бендеры, московские войска под нача-лом Бутурлина перешли в наступление. 30 мая 1711 года 7 пехотных и 1 драгунский полки (7178 чело-век), а также 20 тысяч казаков Скоропадского вы-шли в поход на Крым.
       Поход был непростым. Московские войска столкнулись с теми же трудностями, что в свое время шведы. Тех донимала стужа, голод и бездо-рожье, Ивана Бутурлина и его солдат – встретил зной и выжженные степи. Движение войска за-труднялось громоздким обозом, в котором везли припасы, необходимые в засушливых степях.
       Первоначально планировалось послать в Крым через Сиваш легкие казацкие отряды, но, как вы-яснилось, сделать этого было нельзя – татары уни-чтожили все легкие суда. В войсках начался голод, ели одну конину.
       Крымский хан Девлет II вывел часть конницы из полуострова и приступил к широкомасштабным партизанским действиям в тылу московских войск. Татары выжигали степь, разбивали мелкие москов-ские отряды, ежедневно захватывали фуражиров, угоняли волов и лошадей, отбивали возы с хлебом, дровами и питьевой водой. Несколько сотен телег отбили поляки полковника Кшиштофа Урбановича и запорожцы. Особенно доставалось войскам, пы-тавшимся блокировать Перекоп. Ни на минуту не оставляла в покое татарская конница и тыл основ-ной армии, двигавшейся с царем Петром на Дунай. Такая тактика ведения боя была присуща татарам с давних времен. Летучие отряды-невидимки наноси-ли сокрушительные удары и предугадать, с какой стороны и в какой момент они появится – не пред-ставлялось возможным.
       Татары ударили внезапно заполночь. Полки московского царя двигались в сторону Дуная и, ежечасно ожидая атаку, особенно ночью, приняли ее стойко.
       Преображенцы и Семеновцы, зевая на ходу и матерясь, выдвинулись за обоз, прикрывая его. Стремительный бросок татар не дал возможности сосредоточиться, а тени крымчаков носились, сея смерть. И все же командирам удалось построить каре и принять на себя удар. Это дало возможность подтянуть два казачьих полка полковника Скоро-падского, и битва закружилась на поле словно смерч.
       Хан был опытным полководцем и хорошо по-нимал: его войска выигрывают стремительностью и молниеносными бросками. Уже через непродолжи-тельное время, как по команде, беснующиеся тени исчезли, чтобы через пять-шесть минут, новая стремительная атака, чуть правее смяла почти две сотни компанейского полка.
       Еще вначале войны шведский король Карл, по-няв, что с московским царем справиться не так просто, неоднократно общался с Девлет Гиреем, в надежде получить от него помощь. Но тогда хан был скован договором Турции с Московией, сейчас же – ВОЙНА!!! ВОЙНА!!! И Девлет наслаждался ею, словно дитя наслаждается любимой игрушкой.
       Атака крымчаков для Петра не была неожи-данностью, но, была крайне опасна. Растянутость войск не позволяла сосредоточить силы способные эффективно противостоять татарам. Девлет нано-сил ощутимые удары и исчезал в степях, неулови-мый, словно ветер.
       Царь находился в шатре с фельдмаршалом Ше-реметевым, Петром Шафировым и гетманом Ива-ном Скоропадским.
       Услышав ржание лошадей и шум боя, он нахмурился:
     – Опять татары?
       Вбежал Меншиков.
     – Гер Питер, Девлет-собака! Напал словно пес степной!
     – Так чего ты здесь? – взъярился Петр. – Где ты должен быть?
      Александр Данилович только кивнул и исчез за пологом шатра.
     – Повелеваю тебе, гетман, чтоб ты раз и навсе-гда решил с татарами вопрос и отогнал орду за пре-делы Украины. После нашей войны с Турцией – мы должны забыть о них навсегда. Почему эти мерзкие степняки все время наносят нам опустошительные удары, не давая возможность войскам отдохнуть от перехода?
     – Мой государь, Девлет Гирей опытный полково-дец и амбициозен – его обуздать не так-то просто!
     – Ты, гетман! – нахмурился Петр. – Не делай так, чтобы я пожалел, что избрал тебя на этот пост. Мы поможем унять господина татар, султана Ахмеда – тебе завершить их уничтожение!
     – Уймем в ближайшее время!
       Скоропадский вспотел от такого разговора. Он прекрасно понимал, что силами казаков с Крымом не справится. Более того, это хорошо понимал и сам Петр, но у него не было настроения, точила хандра и донимали нападения татар.
     – Разреши, государь, я с полком завтра направ-люсь к Перекопу, и пойду вплавь через Сиваш. Вы-ступлю тот час!
     – То дело нехитрое! Кто у тебя с Бутурлиным?
     – Полковник Полуботок!
     – Славный атаман – сам справится! У тебя тут есть полковники – их пошли на подмогу: мне ты здесь нужен.
     – Не смею перечить вашему величеству, но с ха-ном следует не только воевать, его нужно убедить восстановить нейтралитет.
       Петр внимательно глянул на гетмана и слегка улыбнувшись, сказал:
     – Есть в тебе что-то от изменьщика Мазепы! Возможно, так же умен! Мне бы побольше таких как ты – всех бы к ногтю прижал.
       Кого московский царь хотел прижать к ногтю, Иван Скоропадский догадывался, и на такую оцен-ку своих достоинств, лишь слегка поклонился и произнес уважительно:
     – Твое окружение государь, вельми богато на умы, я лишь один из них, – он опять склонил голову. – Но эти умы направлять нужно и для этого Бог наделил ваше величество большими талантами.
     – И хитер, как он! – крякнул не то удовлетворен-но, не то с досадой царь.
       Петр никогда ни с кем не делился навязчивой мыслью: он скучал по Мазепе. Очень скучал. В за-стольях с попойками и блудом, он в пьяном угаре признавался себе и часто повторял вслух:
     – Мне не хватает Ивашки!
       Сидя за столом и уставившись стеклянным взглядом в стену, царь часами молчал, изредка произнося:
     – Где ты, мой учитель?
       Иногда неоднократное повторение этого вопро-са, после очередного кубка налитого «заботливой» рукой Алексашки, взрывалось яростным ругатель-ством в сторону «изменщика».
     – Меня! Меня предал! Меня, который так его лю-бил и доверял! – Глядя на окружение безумными глазами он вдруг требовал: – Подать мне его! По-дать! Я сам буду рвать его кусками, выкалывать глаза, резать нос и уши и буду наслаждаться его муками. – После таких истеричных криков, царь вдруг затихал и уже мирно произносил: – Как мне его не хватает – моего Ивашки, моего отца! – В эти минуты он мог общаться только с Екатериной (Мартой Скавронской), своей любимой женой, и она его понимала. Это второй, вернее третий человек (был еще Шафиров), который сожалел об Иване Ма-зепе, как и сам Петр.
       Тем временем, татары отхлынули так же мол-ниеносно, как и атаковали.
       Меншиков принес неутешительные новости: убитых – около 300 человек, раненных – втрое больше, уведены в плен порядка 50 семеновцев. Увели табун лошадей и угнали стадо овец. Разбиты многие груженные повозки из обоза.
       Царь был в ярости, но ничего сделать не мог, как и не смогли ничего сделать с крымским ханом Бутурлин и, прибывший к нему на помощь, Скоро-падский. Голод и атаки татар, заставили их отсту-пить от Крыма.
       Воспользовавшись договором с господарем Дмитрием Кантемиром, Борис Шереметев 26 мая переправил конницу через Днестр на территорию Молдавии и направился на Исакчу для захвата пе-реправ через Дунай. Нужно было спешить, чтобы переманить на свою сторону господаря Валахии Бранкована.
         
Аккерманская крепость. (Белгород-Днестровский)
       Хорошо ориентируясь в замыслах московского царя и пути продвижения его армии к Дунаю, Девлет Гирей направился с войском в сторону Ак-кермана. Делая усиленные переходы, он быстро пе-реправился через Днестр, и дойдя до берегов реки Прут, встретился с 38-тысячной московской арми-ей. Произошло это приблизительно в 75 километров к югу от румынского города Яссы.    
       В первом же бою хан буджакских татар Джавык-бей Ораков, атаковал центр московского войска, и, нанеся ему большой урон, отбил несколь-ко пушек. Одновременно хан Девлет Гирей отрезал русским пути доставки провианта и фуража.
       Отправляясь в поход, царь слабо представлял трудности жарких степей. Потери были велики: по-вторялась уже известная история, происшедшая не-сколько ранее, но со шведским королем Карлом XII.
       Уже за Днестром в Подолии царь Петр дал ука-зание бригадирам представить подробную опись о своих бригадах, определив состояние армии в пер-вый день вступления в Молдавию и то, в котором она находилась в момент отданного приказа. Воля царского величества была исполнена: по словам Моро-де-Бразе из 79 800 людей отправившихся в поход, состоявших налицо при вступлении в Мол-давию, в наличии оказалось 37 515. Правда, еще не присоединилась дивизия Ренне (5 тыс. на 12 июля), но результат был ужасен: половина войска было утрачено.
       Но невзирая на атаки, Петр отдал приказ про-должать двигаться в сторону Дуная. Он надеялся, что Шереметев успеет захватить переправы и спе-шил на помощь.
       Однако воевода опоздал: к Дунаю стали подхо-дить крупные силы Османского войска во главе с великим визирем Балтаджи-Мехмет паши.
      Шереметев вынужден был повернуть на Яссы, куда 25 июня подошли после сражения с буджак-скими татарами, главные воинские силы под ко-мандованием московского царя Петра.
       Османская армия великого визира Балтаджи-паши (около 120 тысяч человек, свыше 440 орудий) 18 июня беспрепятственно переправилась через Ду-най у Исакчи и соединилась на левом берегу Прута с 70-тысячной конницей крымского хана Девлет Ги-рея.
       Московский царь, направил 7-тысячный кон-ный отряд генерала Карла Ренне и Господаря Дмит-рия Кантемира с 6 тысячами плохо вооруженных валахов, овладеть Браиловым. Сам с главными си-лами 30 июня, при 114 (122) орудиях, двинулся по правому берегу Прута и 7 июля достиг Станилешти.
       Воспользовавшись нерешительностью генерала московского авангарда Януса фон Эберштеда, по-сланного разрушить мосты на переправе реки Прут, османские войска 8 июля переправили конницу, а 9-го – остальные войска. Конница татар форсиро-вала Прут вплавь тут же, у Фальчи и атаковали фо-на Эберштеда в районе Станилешти.
       Этим же днем, Южнее Станилешти московские войска отбили атаки турецко-татарской конницы и отступили в укрепленный лагерь у урочища Новые Станилешти. Османцы заняли Фальчу и предприня-ли ряд атак на московские войска. Это были разве-дывательные бои, пока янычары Мустафы-паши – 9 июля, а артиллерия султана – в ночь на 10-е июля не переправилась через Прут.
       В это же время татары успешными действиями против Бутурлина в Крыму, сумели отсечь от мос-ковской армии тыловые коммуникации в Молдавии и Причерноморье, и вместе с турками наглухо бло-кировали царя Петра при Станилешти.
       Атаки турецко-татарских войск 9 июля, подхо-дивших прямо с переправы в бой были успешно от-ражены. Но это был слабый успех.  Петровская ар-мия, так сложилось, заняла невыгодные позиции в низкой теснине, но и артиллерийский огонь турок, расположенных на противоположной стороне, осо-бого урона не приносил. Это был положительный момент начального эпизода боевых действий у Ста-нилешты. Султанская артиллерия из 440 орудий, мгновенно расстреляли б московское войско и битва закончилась бы – не начавшись.
       Еще в первый день, то есть 8 июля, части войск великого визиря Балтаджи удалось окружить московский лагерь, перекрыв все направления.
       Карл XII не смог привести шведский корпус из Померании, но военные специалисты с его предста-вителем генералом Спарре и доверенным лицом польского короля Станислава Лещинского – Стани-славом Понятовским, принимали участие в органи-зации атак на московские войска.
       Петровским войскам ценой больших потерь удалось 8 июля отбить атаки турецко-татарской конницы. Был убит генерал-майор Видман, 44 офи-цера,707 нижних чинов; без вести пропали или по-пало в плен: 3 офицера и 739 нижних чинов. Поте-ри турок составляли 7 тысяч человек… По другим данным: 3 и 8 тысяч. Понятно, что эти данные не могут быть правдивы, но понимая душевное состо-яние российских историков – я привожу их все. Не-много позднее мы сможем проанализировать реаль-ные потери обеих сторон.
       Крымская конница отрезала московскому царю путь к отступлению, а янычары вели непрерывный бой с двух противоположных сторон, не давая под-нять головы его солдатам. Когда султанская артил-лерия была переправлена между воюющими сторо-нами состоялась своеобразная артиллерийская ду-эль. Но как я уже говорил, орудия султана не могли нанести существенного урона, из-за неудобного расположения. В это же время отряд Ренне занял Мэксинени.
       Войска Петра, попав в окружение, уже через несколько дней ощутили нехватку фуража и продо-вольствия – было решено начать переговоры о ми-ре.
       Некоторая статистика даст нам понять, что другого выхода у царя Петра не было – вот она: по данным бригадира Моро-де-Бразе во время боев 8-11 июля московская армия потеряла убитыми гене-рал-майора Видмана (эта на 12 июля), 4800 чело-век. Около 100 солдат убитыми потерял Ренне при взятии Браилова. Дезертировали, попали в плен и погибли, главным образом от болезней и голода на начальном этапе похода, более 37 тысяч русских солдат, из них убито в боях около 5 тысяч. Мы по-нимаем: если исходить из утверждения российских историков, ни какими мерками нельзя сопоставить разницу в потерях турецко-крымских войск и мос-ковских. Первые в первый же день потеряли 7 ты-сяч, по другим источникам 8, и по более реальным, но тоже под большим сомнением – 3 тысячи чело-век. При этом, мы должны понимать, что в прови-анте, фураже и амуниции у них не было недостатка. Московская же армия за время ведения боев с 8-го по 11 июля, потеряла всего – около 5000 человек… это при голоде, что царил в войсках и, почти полной небоеспособности. То есть, не иронизируя, мы по-нимаем в блудливой истории Государства Россий-ского одну и туже на протяжение столетий фразу-призыв «Гром победы раздавайся!». Фальшивый призыв, так как уже сейчас 23 февраля 2014 года мы имеем российских солдат, которые прикрываясь живым щитом из женщин и детей из детских садов, захватывали в Крыму украинские воинские части! «Честь оружия?» «Честь офицера?», «Честь россий-ского солдата?» – это такая же ложь, как утвер-ждать, что Солнце – это Луна, а Тихий океан – пу-стыня Сахара. Возвращаясь к противостоянию, учтем: у турок была еще одна немаловажная деталь, точнее преимущество – их было около 200 000 че-ловек при 440 орудиях.
       Хочу обратить внимание читателя, что я вовсе не преследую цель очернить простых солдат, среди которых много безусловно было смелых, отважных, достойных людей, но которые, были лишь пушеч-ным мясом для царя Петра. Мы просто расставляем акценты на неверности и сплошной дезинформации сведения российских историков, которые никогда, ни при каких обстоятельствах не говорили и не бу-дут говорить правду.
       Перечитав массу исторических исследований на тему «Северная война», голова идет кругом от «гениальности» и «прозорливости» самодержца все-российского, а точнее всемосковского Петра Алек-сеевича. Позднее, я приведу примеры, как масти-тый историк, доктор исторических наук выгоражи-вает сего негодного правителя в том конфузном по-ложение, в котором тот оказался, из-за все той же «исключительной гениальности», но всему свое вре-мя. Сейчас же отмечу: данные сознательно искаже-ны, чтобы создать вокруг похода «страдальческий ореол» – мол, а что бы вы сделали в этой ситуации?.. Царь невиновен в бесславном походе на Прут. В этой связи, чуть ли не объективным фактором по-дается «страдание» армии в пути, «лишения солдат» и «жестокосердность татар», проводивших ту же политику «выжженной земли», которую сам Петр устроил Карлу XII, уничтожая все и вся в Белорус-сии и на Украине.
       Сочувствие к человеку, по понятным причи-нам, должно присутствовать, но не сочувствие к царю-завоевателю. На своей царственной «шкуре», московский правитель почувствовал истину: «Что такое хорошо?» и «Что такое плохо?». А почувство-вав, не сразу, но впал в один из своих приступов, которые известны медикам, как гипертиреоид-ность, гипертиреоидный вариант нормы. (Эфроим-сон, 1998: 109).
       О безвыходном положении армии царь Петр знал уже 6 июля. Слабая надежда на Януса фона Эберштеда, не могла обмануть ни Петра Шеремете-ва, ни царя, ни его окружение. Но канонада и по-сыльные, приносившие все новые и новые сообще-ния с передовой московского лагеря, рисовали са-мую мрачную картину. Царю Петру, его жене Ека-терине (Марте Скавронской), офицерам и их женам грозила капитуляция.
       Петр понял, что попал в безвыходную ситуа-цию. Супруга его, Екатерина, находилась все время при нем, а он все пытался найти выход из создав-шейся ситуации. Но вся его сметливость, опираю-щаяся на ум Петра Шафирова, Григория Головкина, соратника Александра Меншикова и гениального полководца Петра Шереметева – ничего не могла подсказать утешительного.
     – Меня, победителя такой баталии… и у кого у самого лучшего стратега Карла!.. Меня, как волка загнали в ловушку!
       В большом шатре находились Григорий Голов-кин, Петр Шафиров и Екатерина, то есть Марта Скавронская – жена царя.
     – Ваше величество, удача не раз отворачивалась от нас, но мы всегда с честью выходили из оной!
       Эти слова принадлежали Головкину. Екатерина сидела в кресле, царь ходил по просторному шатру, не находя места, а Шафиров перебирал, какие-то бумаги за столом.
     – Пиши! – сказал вдруг Петр. Эти слова адресо-вались Петру Павловичу.
     – Да, государь! Кому?
     – Сенату! Пиши! Я великий царь Малой, Белой и Великой Руси, находясь в сложном положении на реке Дунай, в окружении врагов из Оттоманской империи слуг султана Ахмеда и хана Девлет Гирея, превосходящих в силе меня многократно, не наде-ясь на надлежаще правильное разрешение, в кото-ром оказались мы, правитель Московского царства и наши ближние с моей женой Екатериной, повеле-ваю: буде со мной что случитца и царство останет-ся без государя, избрать на трон Московского цар-ства, достойного правителя из оных мудрых и пре-данных сенаторов, для продолжения мово начатого дела. Повелеваю царевича Алексея не назначать на трон Московии ни под какими предлогами или ухищрениями.
     – Спешишь ты Петруша! Чай наши солдатики еще сражаются и за тебя готовы полечь на поле брани! – ласково произнесла жена Петра Марта Скавронская, в дальнейшем, для удобства, называ-емая мною по принятой в российской интерпрета-ции, Екатерина. Она чувствовала, что у мужа вот-вот начнется один из тех страшных припадков, ко-торые приводили в трепет царское окружение.
     – Петруша? – вдруг выкатил на нее глаза Петр. – Петруша?
       Голова его задергалась. Царь растопырил длин-ные худые ноги, а щеточка усов на круглом лице встопорщилась, словно усы кота, увидевшего дав-него недруга – пса. Он забегал по шатру, а потом, выхватив палаш, выскочил наружу.
       Входивший в палатку Меншиков, был почти сбит с ног и еле успел отскочить, чтобы не попасть под удар клинка. И все же острие зацепило камзол мундира офицера Преображенского полка, и «свет-лейший» с сожалением заметил огромную дыру в фалде камзола.
       Не растерявшись, он мгновенно приказал двум караульным и трем гренадерам следовать за царем-батюшкой, куда ни понесет того нелегкая. Я пишу это не для красного словца: Петр в таком состоянии мог не только зарубить кого-нибудь из окружения, он пытался даже себе нанести увечья, а иногда очу-тившись, где-то (в другой зале, другом дворце, на улице и даже в лесу), долго не мог понять: каким образом он там очутился.
       А царь, богохульствуя и употребляя неподоба-ющие сану слова, крыл ругательствами султана, по-чившего в бозе Ивана Мазепу, короля Карла, а за-одно, и самого Меншикова. Тот следовал за ним на расстоянии, и подавал знаки встречавшимся ко-мандирам разбегаться в стороны. Те и разбега-лись… а что было делать? Все знали, что самоуве-ренность и безнаказанность делали его в эту минуту монстром.
     – За мной на антихриста! – завопил вдруг что есть мочи Петр и рванулся на передовой рубеж.
       Бой только стих. Дымились остатки лафетов от пушек, кругом лежали раненные солдаты и офице-ры. Кровавые останки разбросаны, как в лагере, так и за его пределами. Перевернутая вверх лафе-том пушка придавила бомбардира и тот отчаянно кричал, пытаясь выползти из под бронзового ство-ла. Эта сцена внезапно повлияло на царя, причем самым непонятным образом. Он поманил пальцем следовавших за ним по приказу «светлейшего» пя-терых солдат и, ни слова не говоря, взялся за лафет. Те поняли его с полуслова и тут же навалились на ствол орудия. Через несколько минут раненый был вытащен из-под злополучной пушки. Нога – сплош-ное кровавое месиво. При виде царя, он пытался не кричать, но это плохо получалось.
     – Лекаря ко мне! Срочно! – выкрикнул Петр и, увидев вдалеке Меншикова, кивнул ему подойти. – Отвечаешь за него! – указал он на бомбардира. – Тебя как кличут?
     – Гнатом Большим, – чуть заикаясь, сквозь боль простонал тот.
     – Отвечаешь мне за Большого, как за себя! По-нял?
       «Светлейший» кивнул:
     – Чего ж не понять!
     – Дай ему золотой!
       Александр Данилович порылся в кафтане и, вытащив золотой с изображением царя, втиснул раненому в руку. Подбежал царский лекарь и князь, ткнув пальцем в Гната Большого, только и сказал:
     – Отвечаешь головой! Вылечи!
       С царем Петром такое случалось, многие столь-ники говаривали: с ним, что в веселье, что в гневе – одинаково страшно. Я приводил уже пример, как при праздновании Полтавской виктории, царь Петр ни с того ни с сего накинулся на солдата несшего шведское знамя и изрубил его, словно зверя. К по-добным случаям мы еще вернемся, а сейчас, пред-ставим весь тот ужас, в котором оказалась армия, сам царь и его окружение. Не в пример «российским историкам», я злословить не собираюсь, потому что людское горе достойно сострадания и сочувствия.
     Царь Петр, выпустив пар, положение, понятное дело не улучшил.
       Мечась по лагерю, он словно искал смерти. Вид его был страшен, а проклятия сыпались на голову всех, кого он знал: всех – кроме жены Екатерины. Он любил ее, а она знала, как его успокоить. Уже через час общими усилиями, царя удалось напра-вить опять в шатер. Екатерина встретила его на пороге и увлекла внутрь. Она взглядом выпроводи-ла присутствовавших наружу. Отсутствовала ми-нут 30-40, а, затем, вышла к толпившимся за ша-тром командирам.
     – Давайте решать, как выйти из столь сложной ситуации. Государь еще не оправился от приступа – его беспокоить не будем.
     – Хотелось бы узнать его окончательную волю: предлагать османам капитуляцию или попытаемся еще что-то сделать?
       Головкин взглянул на царицу, ожидая, что та скажет.
       Она помолчала некоторое время, но, затем, ре-шительно сказала:
     – Предлагаем капитуляцию, иначе, нас всех по-просту истребят!
     – А государь!..  – начал было Шереметев, но Ека-терина прервала его:
     – Петр Борисович, вы лучший полководец наше-го царства: мы в состоянии воевать и победить?
       Шереметев на минуту потупился на столь от-кровенный вопрос, но затем, твердо ответил:
     – Конечно, не в состоянии!
     – Мы можем вести военные действия, пусть и с отважными и храбрыми, но такими малыми по ко-личеству, солдатами?
     – Нет!
     – Есть у нас шанс вырваться из западни и со-хранить свои жизни, сопротивляясь дальше?
     – Нет, безусловно! Это было бы неразумным.
     – Вот и считайте, что получили приказ предло-жить нашу капитуляцию визирю Балтаджи Мехмед-паше.
     – Это единственно правильное решение, ваше величество! – отреагировал стоявший рядом, но не вмешивающийся в разговор Петр Шафиров.
     – Вам, Петр Павлович, и начать переговоры. Пошлите вначале расторопного малого небольшого чину, чтобы не рисковать вашими головами – наслышана я об обычаях татар и османцев. Если пойдут на переговоры, я соберу совет в шатре госу-даря Петра Алексеевича!
       Александр Данилович не вмешивался в разго-вор, лишь внимательно слушал, не пропуская ни единой мелочи. Меншиков был чрезмерно хитер, чтобы в необычной, предельно сложной ситуации, лидировать советами и предложениями. Но «свет-лейший», конечно никогда не упустит возможности, при благоприятном решении вопроса, появиться в нужный момент для получения своих почестей.
       Впрочем, он уже через несколько минут пона-добился Марте Скавронской, которую, саблей в бою взял как трофей, но вынужден был переуступить своему господину Гер-Питеру. Екатерина помнила это, и «светлейший» всегда был в особенном непре-рекаемом фаворе.
       К османам с письмом послали унтер-офицера Шепелева и пока тот устно и письменно предлагал сам факт капитуляции, у царя Петра начался вто-рой приступ – хуже прежнего. Его трясло, глаза от природы навыкате, превратились в жуткие «коша-чьи», и испугали бы любого, если бы Екатерина до-пустила кого-либо к нему. Она обняла Петрушу и лаская, рассказывала что-то из своего детства, а, закончив, стала говорить о разных смешных и тро-гательных историях приключавшихся с придвор-ным окружением. Говоря, гладила его густые волосы и целовала в лицо, в губы, в темя на голове. Он слушал успокаиваясь, царю становилось легче. Ека-терина тревожилась – нужно ли его сейчас беспоко-ить переговорами о капитуляциями: приступ мог повториться в любой момент и последствия были известны одному Господу Богу.
       Услышав рыдания, какой-то женщины, она оставила на несколько минут засыпающего царя Петра и, найдя виновницу, отругала ту – это оказа-лась жена капитана Семеновского полка.
     – Не реветь, не причитать! Государю неможется! Тихо чтобы было!
       Через два часа вернулся унтер-офицер Шепе-лев, целый и невредимый – его даже накормили.
       Вести были малоутешительны, но лазейку для продолжения диалога хитрый Мехмед-паша оста-вил.
       Слушая Шепелева, визир вначале сидел словно изваяния, никак не реагируя на его слова. Затем, почти то же, но уже в послании, ему перевел тол-мач. После окончания чтения письма, он еще какое-то время продолжал сидеть не шелохнувшись. Ун-тер-офицер мысленно попрощался с родными и близкими, но услышал через толмача:
     – Ты не бойся, мы уважаем парламентеров – тебе ничего плохого не сделают.
      Шепелев вдруг вспомнил, как 6 лет назад в Ви-тебске царь Петр собственноручно изрубил монаха вышедшего к нему на переговоры с иконой. Он по-клонился и счел за необходимое ответить:
     – Московский царь наслышан о вашем благоче-стии, ваша наймудрейшесть!
       Визирь только улыбнулся и, кивнув, внезапно сказал:
     – Ладно! Повелитель Востока, светлейший и наимудрейший султан Ахмед ибн Мухаммед, не же-лает смерти своему брату царю Петру, и готов в моем лице продолжить переговоры с доверенным посланником царя Московии Петра. Иди и доложи, но вначале тебя накормят – ты голоден, мы это зна-ем!
       Унтер-офицер поклонился столь искренне, что трудно было определить, какое чувство сейчас им руководило: то ли, благодарность за жизнь, то ли, весть о том, что его накормят, то ли, потому, что впервые, несмотря на все те страхи, которые ему рассказывали бывалые товарищи о зверствах ту-рок, с ним обошлись по-настоящему, по человечески и уважительно. Скорее всего – это вместе взятое.
       Через час Шепелев доложил Шафирову и Голов-кину, а чуть позже, повторил все ее величеству гос-ударыне Екатерине и его светлости князю Алексан-дру Даниловичу Меншикову.


       На Левобережье хан Девлет Гирей рассчиты-вал на помощь ногайцев с Кубани.  Русские войска, противостоящие крымчакам, состояли из 11 тысяч солдат генерал-майора Федора Шидловского в рай-оне Харькова, корпуса Петра Апраскина под Воро-нежем и 5 тысяч донских казаков. Столкнувшись с Белгородской и Изюмской крепостными оборони-тельными линиями, крымцы в середине марта по-вернули в Крым, оставив полуторатысячный гарни-зон под общим командованием запорожского пол-ковника Нестулея в захваченной ими без боя Ново-сергиевской крепости. Немного позднее Шидлов-ский захватил ее обратно.
       Не только Гетман войска запорожского был обескуражен поведением татарского хана Девлет Гирея: негативно отнесся к нарушению союзниче-ского договора и шведский король Карл XII. Свое мнение он высказал главному визирю Балтаджи-паше, который, в свою очередь, предъявил претен-зии Девлет Гирею и его визирю Мустафе паше. Ре-тивость и вероломство хана хорошо были известны Большому Дивану и самому султану Ахмеду. Пра-витель не принадлежал к числу людей, которые не держат слово: он был человек новой формации. Белтаджи-паша предупредил Девлет Гирея, что давши слово – его нужно выполнять. Более того, не-удачу за военные действия на Правобережной Украине, а именно так расценил султан результат похода – он полностью возложил на крымского хана и его вассалов Буджакскую, Ногайскую и Кубан-скую орду. У себя в шатре хан потрясал кулаками, но не перед визирем, которого тут же попытался переманить на свою сторону.
     – Хан поставил под угрозу победу Величайшего правителя в этой войне! Казаки и шведы нужны нам для победы над московитами.
     – Светлейший и мудрейший визир Балтаджи по-нимает, что моим подданным нужно было почув-ствовать себя опять воинами.
     – А правитель Крыма понимает, что договора существуют для того, чтобы их выполнять? Сейчас, Филипп Орлик уже имел бы сорокатысячное войско казаков. Московия откатилась бы на свою Волгу, а потугам царя Петра на Причерноморье – пришел конец.
       Визирь стал мерить шагами большую залу апартаментов в Яссах.
     – Нам не нужна такая сила казаков… – начал было Девлет Гирей.
     – Нам не нужны непокорные, своевольные слуги – вот что передал вам лично Наимудрейший султан Ахмед. Идите – вы мне не нужны!
     – Совсем идти?
     – Пока не позову! 
       Такая беседа, точнее выговор со стороны глав-ного визиря, не очень расстроила Девлет Гирея.
       Хан не чувствовал себя виновным. Не затем он рвался в поход на Украину, чтобы добывать свобо-ду казакам. Жизненной аксиомой Девлет Гирея бы-ло: делай все, что угодно, давай, какие угодно обе-щания, заключай любые договора, но… но, если в его интересах все это нужно нарушить – он без ко-лебания и угрызения совести шел на это. Хан чув-ствовал себя обиженным и затаил злобу на Гетмана Войска Запорожского. Не дал пограбить, как ему хотелось, не поддержал, когда войска Голицына до-гнали его отряды и «ясырь» под Богуславом и отбили 7000 пленных.


 

     – Вай-вай! Какая утрата!.. Он и есть предатель!!! – топнул хан ногой, выходя из покоев визиря. – Он ответит за свое предательство! Придет время! – По-следнюю мысль он завершил, уже садясь на коня.
       А у Филиппа Орлика, в результате предатель-ства Девлет Гирея, возникли свои проблемы. Набрав на Правобережье 5 полков, часть перешли на его сторону в полном составе, он их там и оста-вил. 
       Когда татары бросились жечь городки и брать полон, казаки ринулись защищать свои дома и села. В Бендеры гетман прибыл с 3 тысячным войском. Часть казаков потом подтянулись, но реальный шанс на освобождение Правобережной Украины, был утрачен по причине вероломства татар и поля-ков.
       Карл XII сделал серьезный выговор Иосифу По-тоцкому и по всей вероятности отказался от его услуг. Заносчивый, недальновидный магнат обидел-ся и больше в истории войны не упоминался, воз-можно уехал в Польшу.
       Московский царь, тем временем, в этом же ап-реле месяце, различными посулами склонил на союз Молдавского господаря Кантемира.
       В мае войска Бориса Шереметьева переходят в наступление.   
       После возвращения крымцев в Крым, а Филип-па Орлика в Бендеры, московские войска под нача-лом Бутурлина перешли в наступление. 30 мая 1711 года 7 пехотных и 1 драгунский полки (7178 чело-век), а также 20 тысяч казаков Скоропадского вы-шли в поход на Крым.
       Поход был непростым. Московские войска столкнулись с теми же трудностями, что в свое время шведы. Тех донимала стужа, голод и бездо-рожье, Ивана Бутурлина и его солдат – встретил зной и выжженные степи. Движение войска за-труднялось громоздким обозом, в котором везли припасы, необходимые в засушливых степях.
       Первоначально планировалось послать в Крым через Сиваш легкие казацкие отряды, но, как вы-яснилось, сделать этого было нельзя – татары уни-чтожили все легкие суда. В войсках начался голод, ели одну конину.
       Крымский хан Девлет II вывел часть конницы из полуострова и приступил к широкомасштабным партизанским действиям в тылу московских войск. Татары выжигали степь, разбивали мелкие москов-ские отряды, ежедневно захватывали фуражиров, угоняли волов и лошадей, отбивали возы с хлебом, дровами и питьевой водой. Несколько сотен телег отбили поляки полковника Кшиштофа Урбановича и запорожцы. Особенно доставалось войскам, пы-тавшимся блокировать Перекоп. Ни на минуту не оставляла в покое татарская конница и тыл основ-ной армии, двигавшейся с царем Петром на Дунай. Такая тактика ведения боя была присуща татарам с давних времен. Летучие отряды-невидимки наноси-ли сокрушительные удары и предугадать, с какой стороны и в какой момент они появится – не пред-ставлялось возможным.
       Татары ударили внезапно заполночь. Полки московского царя двигались в сторону Дуная и, ежечасно ожидая атаку, особенно ночью, приняли ее стойко.
       Преображенцы и Семеновцы, зевая на ходу и матерясь, выдвинулись за обоз, прикрывая его. Стремительный бросок татар не дал возможности сосредоточиться, а тени крымчаков носились, сея смерть. И все же командирам удалось построить каре и принять на себя удар. Это дало возможность подтянуть два казачьих полка полковника Скоро-падского, и битва закружилась на поле словно смерч.
       Хан был опытным полководцем и хорошо по-нимал: его войска выигрывают стремительностью и молниеносными бросками. Уже через непродолжи-тельное время, как по команде, беснующиеся тени исчезли, чтобы через пять-шесть минут, новая стремительная атака, чуть правее смяла почти две сотни компанейского полка.
       Еще вначале войны шведский король Карл, по-няв, что с московским царем справиться не так просто, неоднократно общался с Девлет Гиреем, в надежде получить от него помощь. Но тогда хан был скован договором Турции с Московией, сейчас же – ВОЙНА!!! ВОЙНА!!! И Девлет наслаждался ею, словно дитя наслаждается любимой игрушкой.
       Атака крымчаков для Петра не была неожи-данностью, но, была крайне опасна. Растянутость войск не позволяла сосредоточить силы способные эффективно противостоять татарам. Девлет нано-сил ощутимые удары и исчезал в степях, неулови-мый, словно ветер.
       Царь находился в шатре с фельдмаршалом Ше-реметевым, Петром Шафировым и гетманом Ива-ном Скоропадским.
       Услышав ржание лошадей и шум боя, он нахмурился:
     – Опять татары?
       Вбежал Меншиков.
     – Гер Питер, Девлет-собака! Напал словно пес степной!
     – Так чего ты здесь? – взъярился Петр. – Где ты должен быть?
      Александр Данилович только кивнул и исчез за пологом шатра.
     – Повелеваю тебе, гетман, чтоб ты раз и навсе-гда решил с татарами вопрос и отогнал орду за пре-делы Украины. После нашей войны с Турцией – мы должны забыть о них навсегда. Почему эти мерзкие степняки все время наносят нам опустошительные удары, не давая возможность войскам отдохнуть от перехода?
     – Мой государь, Девлет Гирей опытный полково-дец и амбициозен – его обуздать не так-то просто!
     – Ты, гетман! – нахмурился Петр. – Не делай так, чтобы я пожалел, что избрал тебя на этот пост. Мы поможем унять господина татар, султана Ахмеда – тебе завершить их уничтожение!
     – Уймем в ближайшее время!
       Скоропадский вспотел от такого разговора. Он прекрасно понимал, что силами казаков с Крымом не справится. Более того, это хорошо понимал и сам Петр, но у него не было настроения, точила хандра и донимали нападения татар.
     – Разреши, государь, я с полком завтра направ-люсь к Перекопу, и пойду вплавь через Сиваш. Вы-ступлю тот час!
     – То дело нехитрое! Кто у тебя с Бутурлиным?
     – Полковник Полуботок!
     – Славный атаман – сам справится! У тебя тут есть полковники – их пошли на подмогу: мне ты здесь нужен.
     – Не смею перечить вашему величеству, но с ха-ном следует не только воевать, его нужно убедить восстановить нейтралитет.
       Петр внимательно глянул на гетмана и слегка улыбнувшись, сказал:
     – Есть в тебе что-то от изменьщика Мазепы! Возможно, так же умен! Мне бы побольше таких как ты – всех бы к ногтю прижал.
       Кого московский царь хотел прижать к ногтю, Иван Скоропадский догадывался, и на такую оцен-ку своих достоинств, лишь слегка поклонился и произнес уважительно:
     – Твое окружение государь, вельми богато на умы, я лишь один из них, – он опять склонил голову. – Но эти умы направлять нужно и для этого Бог наделил ваше величество большими талантами.
     – И хитер, как он! – крякнул не то удовлетворен-но, не то с досадой царь.
       Петр никогда ни с кем не делился навязчивой мыслью: он скучал по Мазепе. Очень скучал. В за-стольях с попойками и блудом, он в пьяном угаре признавался себе и часто повторял вслух:
     – Мне не хватает Ивашки!
       Сидя за столом и уставившись стеклянным взглядом в стену, царь часами молчал, изредка произнося:
     – Где ты, мой учитель?
       Иногда неоднократное повторение этого вопро-са, после очередного кубка налитого «заботливой» рукой Алексашки, взрывалось яростным ругатель-ством в сторону «изменщика».
     – Меня! Меня предал! Меня, который так его лю-бил и доверял! – Глядя на окружение безумными глазами он вдруг требовал: – Подать мне его! По-дать! Я сам буду рвать его кусками, выкалывать глаза, резать нос и уши и буду наслаждаться его муками. – После таких истеричных криков, царь вдруг затихал и уже мирно произносил: – Как мне его не хватает – моего Ивашки, моего отца! – В эти минуты он мог общаться только с Екатериной (Мартой Скавронской), своей любимой женой, и она его понимала. Это второй, вернее третий человек (был еще Шафиров), который сожалел об Иване Ма-зепе, как и сам Петр.
       Тем временем, татары отхлынули так же мол-ниеносно, как и атаковали.
       Меншиков принес неутешительные новости: убитых – около 300 человек, раненных – втрое больше, уведены в плен порядка 50 семеновцев. Увели табун лошадей и угнали стадо овец. Разбиты многие груженные повозки из обоза.
       Царь был в ярости, но ничего сделать не мог, как и не смогли ничего сделать с крымским ханом Бутурлин и, прибывший к нему на помощь, Скоро-падский. Голод и атаки татар, заставили их отсту-пить от Крыма.
       Воспользовавшись договором с господарем Дмитрием Кантемиром, Борис Шереметев 26 мая переправил конницу через Днестр на территорию Молдавии и направился на Исакчу для захвата пе-реправ через Дунай. Нужно было спешить, чтобы переманить на свою сторону господаря Валахии Бранкована.
         
Аккерманская крепость. (Белгород-Днестровский)
       Хорошо ориентируясь в замыслах московского царя и пути продвижения его армии к Дунаю, Девлет Гирей направился с войском в сторону Ак-кермана. Делая усиленные переходы, он быстро пе-реправился через Днестр, и дойдя до берегов реки Прут, встретился с 38-тысячной московской арми-ей. Произошло это приблизительно в 75 километров к югу от румынского города Яссы.    
       В первом же бою хан буджакских татар Джавык-бей Ораков, атаковал центр московского войска, и, нанеся ему большой урон, отбил несколь-ко пушек. Одновременно хан Девлет Гирей отрезал русским пути доставки провианта и фуража.
       Отправляясь в поход, царь слабо представлял трудности жарких степей. Потери были велики: по-вторялась уже известная история, происшедшая не-сколько ранее, но со шведским королем Карлом XII.
       Уже за Днестром в Подолии царь Петр дал ука-зание бригадирам представить подробную опись о своих бригадах, определив состояние армии в пер-вый день вступления в Молдавию и то, в котором она находилась в момент отданного приказа. Воля царского величества была исполнена: по словам Моро-де-Бразе из 79 800 людей отправившихся в поход, состоявших налицо при вступлении в Мол-давию, в наличии оказалось 37 515. Правда, еще не присоединилась дивизия Ренне (5 тыс. на 12 июля), но результат был ужасен: половина войска было утрачено.
       Но невзирая на атаки, Петр отдал приказ про-должать двигаться в сторону Дуная. Он надеялся, что Шереметев успеет захватить переправы и спе-шил на помощь.
       Однако воевода опоздал: к Дунаю стали подхо-дить крупные силы Османского войска во главе с великим визирем Балтаджи-Мехмет паши.
      Шереметев вынужден был повернуть на Яссы, куда 25 июня подошли после сражения с буджак-скими татарами, главные воинские силы под ко-мандованием московского царя Петра.
       Османская армия великого визира Балтаджи-паши (около 120 тысяч человек, свыше 440 орудий) 18 июня беспрепятственно переправилась через Ду-най у Исакчи и соединилась на левом берегу Прута с 70-тысячной конницей крымского хана Девлет Ги-рея.
       Московский царь, направил 7-тысячный кон-ный отряд генерала Карла Ренне и Господаря Дмит-рия Кантемира с 6 тысячами плохо вооруженных валахов, овладеть Браиловым. Сам с главными си-лами 30 июня, при 114 (122) орудиях, двинулся по правому берегу Прута и 7 июля достиг Станилешти.
       Воспользовавшись нерешительностью генерала московского авангарда Януса фон Эберштеда, по-сланного разрушить мосты на переправе реки Прут, османские войска 8 июля переправили конницу, а 9-го – остальные войска. Конница татар форсиро-вала Прут вплавь тут же, у Фальчи и атаковали фо-на Эберштеда в районе Станилешти.
       Этим же днем, Южнее Станилешти московские войска отбили атаки турецко-татарской конницы и отступили в укрепленный лагерь у урочища Новые Станилешти. Османцы заняли Фальчу и предприня-ли ряд атак на московские войска. Это были разве-дывательные бои, пока янычары Мустафы-паши – 9 июля, а артиллерия султана – в ночь на 10-е июля не переправилась через Прут.
       В это же время татары успешными действиями против Бутурлина в Крыму, сумели отсечь от мос-ковской армии тыловые коммуникации в Молдавии и Причерноморье, и вместе с турками наглухо бло-кировали царя Петра при Станилешти.
       Атаки турецко-татарских войск 9 июля, подхо-дивших прямо с переправы в бой были успешно от-ражены. Но это был слабый успех.  Петровская ар-мия, так сложилось, заняла невыгодные позиции в низкой теснине, но и артиллерийский огонь турок, расположенных на противоположной стороне, осо-бого урона не приносил. Это был положительный момент начального эпизода боевых действий у Ста-нилешты. Султанская артиллерия из 440 орудий, мгновенно расстреляли б московское войско и битва закончилась бы – не начавшись.
       Еще в первый день, то есть 8 июля, части войск великого визиря Балтаджи удалось окружить московский лагерь, перекрыв все направления.
       Карл XII не смог привести шведский корпус из Померании, но военные специалисты с его предста-вителем генералом Спарре и доверенным лицом польского короля Станислава Лещинского – Стани-славом Понятовским, принимали участие в органи-зации атак на московские войска.
       Петровским войскам ценой больших потерь удалось 8 июля отбить атаки турецко-татарской конницы. Был убит генерал-майор Видман, 44 офи-цера,707 нижних чинов; без вести пропали или по-пало в плен: 3 офицера и 739 нижних чинов. Поте-ри турок составляли 7 тысяч человек… По другим данным: 3 и 8 тысяч. Понятно, что эти данные не могут быть правдивы, но понимая душевное состо-яние российских историков – я привожу их все. Не-много позднее мы сможем проанализировать реаль-ные потери обеих сторон.
       Крымская конница отрезала московскому царю путь к отступлению, а янычары вели непрерывный бой с двух противоположных сторон, не давая под-нять головы его солдатам. Когда султанская артил-лерия была переправлена между воюющими сторо-нами состоялась своеобразная артиллерийская ду-эль. Но как я уже говорил, орудия султана не могли нанести существенного урона, из-за неудобного расположения. В это же время отряд Ренне занял Мэксинени.
       Войска Петра, попав в окружение, уже через несколько дней ощутили нехватку фуража и продо-вольствия – было решено начать переговоры о ми-ре.
       Некоторая статистика даст нам понять, что другого выхода у царя Петра не было – вот она: по данным бригадира Моро-де-Бразе во время боев 8-11 июля московская армия потеряла убитыми гене-рал-майора Видмана (эта на 12 июля), 4800 чело-век. Около 100 солдат убитыми потерял Ренне при взятии Браилова. Дезертировали, попали в плен и погибли, главным образом от болезней и голода на начальном этапе похода, более 37 тысяч русских солдат, из них убито в боях около 5 тысяч. Мы по-нимаем: если исходить из утверждения российских историков, ни какими мерками нельзя сопоставить разницу в потерях турецко-крымских войск и мос-ковских. Первые в первый же день потеряли 7 ты-сяч, по другим источникам 8, и по более реальным, но тоже под большим сомнением – 3 тысячи чело-век. При этом, мы должны понимать, что в прови-анте, фураже и амуниции у них не было недостатка. Московская же армия за время ведения боев с 8-го по 11 июля, потеряла всего – около 5000 человек… это при голоде, что царил в войсках и, почти полной небоеспособности. То есть, не иронизируя, мы по-нимаем в блудливой истории Государства Россий-ского одну и туже на протяжение столетий фразу-призыв «Гром победы раздавайся!». Фальшивый призыв, так как уже сейчас 23 февраля 2014 года мы имеем российских солдат, которые прикрываясь живым щитом из женщин и детей из детских садов, захватывали в Крыму украинские воинские части! «Честь оружия?» «Честь офицера?», «Честь россий-ского солдата?» – это такая же ложь, как утвер-ждать, что Солнце – это Луна, а Тихий океан – пу-стыня Сахара. Возвращаясь к противостоянию, учтем: у турок была еще одна немаловажная деталь, точнее преимущество – их было около 200 000 че-ловек при 440 орудиях.
       Хочу обратить внимание читателя, что я вовсе не преследую цель очернить простых солдат, среди которых много безусловно было смелых, отважных, достойных людей, но которые, были лишь пушеч-ным мясом для царя Петра. Мы просто расставляем акценты на неверности и сплошной дезинформации сведения российских историков, которые никогда, ни при каких обстоятельствах не говорили и не бу-дут говорить правду.
       Перечитав массу исторических исследований на тему «Северная война», голова идет кругом от «гениальности» и «прозорливости» самодержца все-российского, а точнее всемосковского Петра Алек-сеевича. Позднее, я приведу примеры, как масти-тый историк, доктор исторических наук выгоражи-вает сего негодного правителя в том конфузном по-ложение, в котором тот оказался, из-за все той же «исключительной гениальности», но всему свое вре-мя. Сейчас же отмечу: данные сознательно искаже-ны, чтобы создать вокруг похода «страдальческий ореол» – мол, а что бы вы сделали в этой ситуации?.. Царь невиновен в бесславном походе на Прут. В этой связи, чуть ли не объективным фактором по-дается «страдание» армии в пути, «лишения солдат» и «жестокосердность татар», проводивших ту же политику «выжженной земли», которую сам Петр устроил Карлу XII, уничтожая все и вся в Белорус-сии и на Украине.
       Сочувствие к человеку, по понятным причи-нам, должно присутствовать, но не сочувствие к царю-завоевателю. На своей царственной «шкуре», московский правитель почувствовал истину: «Что такое хорошо?» и «Что такое плохо?». А почувство-вав, не сразу, но впал в один из своих приступов, которые известны медикам, как гипертиреоид-ность, гипертиреоидный вариант нормы. (Эфроим-сон, 1998: 109).
       О безвыходном положении армии царь Петр знал уже 6 июля. Слабая надежда на Януса фона Эберштеда, не могла обмануть ни Петра Шеремете-ва, ни царя, ни его окружение. Но канонада и по-сыльные, приносившие все новые и новые сообще-ния с передовой московского лагеря, рисовали са-мую мрачную картину. Царю Петру, его жене Ека-терине (Марте Скавронской), офицерам и их женам грозила капитуляция.
       Петр понял, что попал в безвыходную ситуа-цию. Супруга его, Екатерина, находилась все время при нем, а он все пытался найти выход из создав-шейся ситуации. Но вся его сметливость, опираю-щаяся на ум Петра Шафирова, Григория Головкина, соратника Александра Меншикова и гениального полководца Петра Шереметева – ничего не могла подсказать утешительного.
     – Меня, победителя такой баталии… и у кого у самого лучшего стратега Карла!.. Меня, как волка загнали в ловушку!
       В большом шатре находились Григорий Голов-кин, Петр Шафиров и Екатерина, то есть Марта Скавронская – жена царя.
     – Ваше величество, удача не раз отворачивалась от нас, но мы всегда с честью выходили из оной!
       Эти слова принадлежали Головкину. Екатерина сидела в кресле, царь ходил по просторному шатру, не находя места, а Шафиров перебирал, какие-то бумаги за столом.
     – Пиши! – сказал вдруг Петр. Эти слова адресо-вались Петру Павловичу.
     – Да, государь! Кому?
     – Сенату! Пиши! Я великий царь Малой, Белой и Великой Руси, находясь в сложном положении на реке Дунай, в окружении врагов из Оттоманской империи слуг султана Ахмеда и хана Девлет Гирея, превосходящих в силе меня многократно, не наде-ясь на надлежаще правильное разрешение, в кото-ром оказались мы, правитель Московского царства и наши ближние с моей женой Екатериной, повеле-ваю: буде со мной что случитца и царство останет-ся без государя, избрать на трон Московского цар-ства, достойного правителя из оных мудрых и пре-данных сенаторов, для продолжения мово начатого дела. Повелеваю царевича Алексея не назначать на трон Московии ни под какими предлогами или ухищрениями.
     – Спешишь ты Петруша! Чай наши солдатики еще сражаются и за тебя готовы полечь на поле брани! – ласково произнесла жена Петра Марта Скавронская, в дальнейшем, для удобства, называ-емая мною по принятой в российской интерпрета-ции, Екатерина. Она чувствовала, что у мужа вот-вот начнется один из тех страшных припадков, ко-торые приводили в трепет царское окружение.
     – Петруша? – вдруг выкатил на нее глаза Петр. – Петруша?
       Голова его задергалась. Царь растопырил длин-ные худые ноги, а щеточка усов на круглом лице встопорщилась, словно усы кота, увидевшего дав-него недруга – пса. Он забегал по шатру, а потом, выхватив палаш, выскочил наружу.
       Входивший в палатку Меншиков, был почти сбит с ног и еле успел отскочить, чтобы не попасть под удар клинка. И все же острие зацепило камзол мундира офицера Преображенского полка, и «свет-лейший» с сожалением заметил огромную дыру в фалде камзола.
       Не растерявшись, он мгновенно приказал двум караульным и трем гренадерам следовать за царем-батюшкой, куда ни понесет того нелегкая. Я пишу это не для красного словца: Петр в таком состоянии мог не только зарубить кого-нибудь из окружения, он пытался даже себе нанести увечья, а иногда очу-тившись, где-то (в другой зале, другом дворце, на улице и даже в лесу), долго не мог понять: каким образом он там очутился.
       А царь, богохульствуя и употребляя неподоба-ющие сану слова, крыл ругательствами султана, по-чившего в бозе Ивана Мазепу, короля Карла, а за-одно, и самого Меншикова. Тот следовал за ним на расстоянии, и подавал знаки встречавшимся ко-мандирам разбегаться в стороны. Те и разбега-лись… а что было делать? Все знали, что самоуве-ренность и безнаказанность делали его в эту минуту монстром.
     – За мной на антихриста! – завопил вдруг что есть мочи Петр и рванулся на передовой рубеж.
       Бой только стих. Дымились остатки лафетов от пушек, кругом лежали раненные солдаты и офице-ры. Кровавые останки разбросаны, как в лагере, так и за его пределами. Перевернутая вверх лафе-том пушка придавила бомбардира и тот отчаянно кричал, пытаясь выползти из под бронзового ство-ла. Эта сцена внезапно повлияло на царя, причем самым непонятным образом. Он поманил пальцем следовавших за ним по приказу «светлейшего» пя-терых солдат и, ни слова не говоря, взялся за лафет. Те поняли его с полуслова и тут же навалились на ствол орудия. Через несколько минут раненый был вытащен из-под злополучной пушки. Нога – сплош-ное кровавое месиво. При виде царя, он пытался не кричать, но это плохо получалось.
     – Лекаря ко мне! Срочно! – выкрикнул Петр и, увидев вдалеке Меншикова, кивнул ему подойти. – Отвечаешь за него! – указал он на бомбардира. – Тебя как кличут?
     – Гнатом Большим, – чуть заикаясь, сквозь боль простонал тот.
     – Отвечаешь мне за Большого, как за себя! По-нял?
       «Светлейший» кивнул:
     – Чего ж не понять!
     – Дай ему золотой!
       Александр Данилович порылся в кафтане и, вытащив золотой с изображением царя, втиснул раненому в руку. Подбежал царский лекарь и князь, ткнув пальцем в Гната Большого, только и сказал:
     – Отвечаешь головой! Вылечи!
       С царем Петром такое случалось, многие столь-ники говаривали: с ним, что в веселье, что в гневе – одинаково страшно. Я приводил уже пример, как при праздновании Полтавской виктории, царь Петр ни с того ни с сего накинулся на солдата несшего шведское знамя и изрубил его, словно зверя. К по-добным случаям мы еще вернемся, а сейчас, пред-ставим весь тот ужас, в котором оказалась армия, сам царь и его окружение. Не в пример «российским историкам», я злословить не собираюсь, потому что людское горе достойно сострадания и сочувствия.
     Царь Петр, выпустив пар, положение, понятное дело не улучшил.
       Мечась по лагерю, он словно искал смерти. Вид его был страшен, а проклятия сыпались на голову всех, кого он знал: всех – кроме жены Екатерины. Он любил ее, а она знала, как его успокоить. Уже через час общими усилиями, царя удалось напра-вить опять в шатер. Екатерина встретила его на пороге и увлекла внутрь. Она взглядом выпроводи-ла присутствовавших наружу. Отсутствовала ми-нут 30-40, а, затем, вышла к толпившимся за ша-тром командирам.
     – Давайте решать, как выйти из столь сложной ситуации. Государь еще не оправился от приступа – его беспокоить не будем.
     – Хотелось бы узнать его окончательную волю: предлагать османам капитуляцию или попытаемся еще что-то сделать?
       Головкин взглянул на царицу, ожидая, что та скажет.
       Она помолчала некоторое время, но, затем, ре-шительно сказала:
     – Предлагаем капитуляцию, иначе, нас всех по-просту истребят!
     – А государь!..  – начал было Шереметев, но Ека-терина прервала его:
     – Петр Борисович, вы лучший полководец наше-го царства: мы в состоянии воевать и победить?
       Шереметев на минуту потупился на столь от-кровенный вопрос, но затем, твердо ответил:
     – Конечно, не в состоянии!
     – Мы можем вести военные действия, пусть и с отважными и храбрыми, но такими малыми по ко-личеству, солдатами?
     – Нет!
     – Есть у нас шанс вырваться из западни и со-хранить свои жизни, сопротивляясь дальше?
     – Нет, безусловно! Это было бы неразумным.
     – Вот и считайте, что получили приказ предло-жить нашу капитуляцию визирю Балтаджи Мехмед-паше.
     – Это единственно правильное решение, ваше величество! – отреагировал стоявший рядом, но не вмешивающийся в разговор Петр Шафиров.
     – Вам, Петр Павлович, и начать переговоры. Пошлите вначале расторопного малого небольшого чину, чтобы не рисковать вашими головами – наслышана я об обычаях татар и османцев. Если пойдут на переговоры, я соберу совет в шатре госу-даря Петра Алексеевича!
       Александр Данилович не вмешивался в разго-вор, лишь внимательно слушал, не пропуская ни единой мелочи. Меншиков был чрезмерно хитер, чтобы в необычной, предельно сложной ситуации, лидировать советами и предложениями. Но «свет-лейший», конечно никогда не упустит возможности, при благоприятном решении вопроса, появиться в нужный момент для получения своих почестей.
       Впрочем, он уже через несколько минут пона-добился Марте Скавронской, которую, саблей в бою взял как трофей, но вынужден был переуступить своему господину Гер-Питеру. Екатерина помнила это, и «светлейший» всегда был в особенном непре-рекаемом фаворе.
       К османам с письмом послали унтер-офицера Шепелева и пока тот устно и письменно предлагал сам факт капитуляции, у царя Петра начался вто-рой приступ – хуже прежнего. Его трясло, глаза от природы навыкате, превратились в жуткие «коша-чьи», и испугали бы любого, если бы Екатерина до-пустила кого-либо к нему. Она обняла Петрушу и лаская, рассказывала что-то из своего детства, а, закончив, стала говорить о разных смешных и тро-гательных историях приключавшихся с придвор-ным окружением. Говоря, гладила его густые волосы и целовала в лицо, в губы, в темя на голове. Он слушал успокаиваясь, царю становилось легче. Ека-терина тревожилась – нужно ли его сейчас беспоко-ить переговорами о капитуляциями: приступ мог повториться в любой момент и последствия были известны одному Господу Богу.
       Услышав рыдания, какой-то женщины, она оставила на несколько минут засыпающего царя Петра и, найдя виновницу, отругала ту – это оказа-лась жена капитана Семеновского полка.
     – Не реветь, не причитать! Государю неможется! Тихо чтобы было!
       Через два часа вернулся унтер-офицер Шепе-лев, целый и невредимый – его даже накормили.
       Вести были малоутешительны, но лазейку для продолжения диалога хитрый Мехмед-паша оста-вил.
       Слушая Шепелева, визир вначале сидел словно изваяния, никак не реагируя на его слова. Затем, почти то же, но уже в послании, ему перевел тол-мач. После окончания чтения письма, он еще какое-то время продолжал сидеть не шелохнувшись. Ун-тер-офицер мысленно попрощался с родными и близкими, но услышал через толмача:
     – Ты не бойся, мы уважаем парламентеров – тебе ничего плохого не сделают.
      Шепелев вдруг вспомнил, как 6 лет назад в Ви-тебске царь Петр собственноручно изрубил монаха вышедшего к нему на переговоры с иконой. Он по-клонился и счел за необходимое ответить:
     – Московский царь наслышан о вашем благоче-стии, ваша наймудрейшесть!
       Визирь только улыбнулся и, кивнув, внезапно сказал:
     – Ладно! Повелитель Востока, светлейший и наимудрейший султан Ахмед ибн Мухаммед, не же-лает смерти своему брату царю Петру, и готов в моем лице продолжить переговоры с доверенным посланником царя Московии Петра. Иди и доложи, но вначале тебя накормят – ты голоден, мы это зна-ем!
       Унтер-офицер поклонился столь искренне, что трудно было определить, какое чувство сейчас им руководило: то ли, благодарность за жизнь, то ли, весть о том, что его накормят, то ли, потому, что впервые, несмотря на все те страхи, которые ему рассказывали бывалые товарищи о зверствах ту-рок, с ним обошлись по-настоящему, по человечески и уважительно. Скорее всего – это вместе взятое.
       Через час Шепелев доложил Шафирову и Голов-кину, а чуть позже, повторил все ее величеству гос-ударыне Екатерине и его светлости князю Алексан-дру Даниловичу Меншикову.

продолжение следует.