Она бродила по лесу, потерянная, дважды забытая. Слегка отравившись солью, она пыталась вызвать у себя рвоту, но одна лишь мысль о том, что ее может стошнить на эти ярко-красные, в жемчужную будто, белую крапинку мухоморы, останавливала ее всякий раз. Она пыталась плыть рыбой, скользя брюхом по вызывающе, откровенно зеленой траве, но постоянно натыкалась на сучок или пень, и ударялась об землю плашмя. Бритые совы надменно смотрели на нее сверху, угрожающе-демонстративно опуская свои младенчески голые лбы.
Рассмотрение фресок эпохи Возрождения всегда вызывало в нем недоуменный вопрос: как люди размышляют, приобретают умение ко внутреннему со самим собой разговору? Он пытался воспроизвести этот процесс. Он отворачивался от картинки, и ему представлялось, что это не он сам, а отворачивается человек, ведущий диалог в собственной высокой голове. Он брал в руку карандаш и пытался наполнить его смыслом. Другая рука в это время напряженно массировала затылок его головы, морща в большие складки толстую кожу шеи.
Её пытались осудить, а она не вполне понимала этого. Неудачи большого судилища казались ей прямо обратным, и она по тонким фарфоровым прутьям клети взбиралась под самый её верх, оглашая околицу истошным стенанием. Победы врагов своих она принимала за их поражения, и начинала, болезненно заламывая ветвистые руки, громко смеяться.
Родина дала ему звёзды, геройские медали - круглые, желтые, блестящие. Отказавшись от родины, он вытащил с ними коробку из шкапа, отнес ее на кухню и открыл там. Открыл, посмотрел на коробок, потом в окно, снова на коробок - и вытряхнул его содержимое на стол, резко опрокинув картонку. После этого он взял нож и стеклянную посудину и принялся резать медали в салат.
Этого семилетнего мальчика она купила за шесть с чем-то рублей на развале, в душном южном городе. Его продавали уже, наверное, долго - пот стекал с него, и веревка до крови натерла худую, безволосую ножку. Вокруг мальчишки лежало аккуратно множество книг; книги продавались также, и она купила в придачу к человечку еще большой фразеологический словарь в серой обложке.
На черной длинной улице стоявший фонарь накрыт зачем-то металлическим листом. Старичок присмотрелся к этому изогнувшемуся, вроде как навес над крыльцом или трубою. Обеспокоенный, он поднял камешек и заботливо бросил его над фонарем. Тот пролетел внутрь темноты вечернего воздуха. "Фух, почудилось". Навеса, черного на черном, не было. Фонарь свободен.
В бакалейном отделе сегодня тишина. Долго вешая вывеску, уронили на тротуар полуметровую "в", красно светящуюся по вечерам и ночами. По этому поводу все радостно ушли танцевать и пить в подсобку.
В научном помещении с черными дверьми, на которых белым было написано об аудиториях № 6, 7, мы стояли в очереди перед похожим на регистратуру окном с бумажками, и он меня спрашивал с общеканадским акцентом:
— А до скольки лет живут обычно в вашей стране?
— Лет до пятнадцати-шестнадцати, если повезет, — отвечал я.
Мой приятель всегда ходил очень странно, обижая прямоту тротуаров.
— Зачем ты выворачиваешь такие кульбиты? — спросил я у него.
— Я огибаю воображаемые деревья, которые вырастут здесь через сто лет.