- Кому нужны твои тома? Нужен текст - шесть - семь авторских листов! – Родион Семёнович раздражённо стучал по столу шариковой ручкой. – Тебе сейчас что надо? Денег поднять, имя заработать! А потом пиши, что хочешь, и издавайся!.. - он ухмыльнулся: - Только не у меня.
Сергей посмотрел на Родиона Семёновича исподлобья, и на его широких скулах заходили желваки.
Когда Родион Семёнович разговаривал с ретивыми молодыми авторами, он был уверен в себе, но вот этот Сергей с его исканиями, был для него как изжога. Родион Семёнович и сейчас чувствовал это муторное жжение. Недовольно поднявшись из-за стола, он прошёлся по кабинету.
- Эти твои… «жизненные» повести... – Родион Семёнович саркастически произнес это «жизненные» и кивнул на кипу рукописей на столе: - Кто их читать будет? Ведь народ что читает? Что-нибудь незамысловатое, с юморком и хеппи-эндом! А эти твои… - он снова посмотрел на рукопись, сморщился, - ну, не годятся. - Я прочёл несколько страниц. Можешь ведь! Но не надо этой… провинциальной духовности. Кто-то из попсы, кажется, сказал: «Пипл хавает». И заметь, - Родион Семёнович уставился на Сергея, многозначительно вытянув указательный палец, - заметь: правильно сказал! – Он тут же отвёл глаза и с видом очень занятого человека стал перекладывать папки, которыми был завален его стол. - Вот и пиши то, что хавают. Не мудри. Ну, скажем, олигарх влюбляется в бедную, гордую девицу и добивается её, но она вдруг уходит от него к какому-нибудь голодранцу... уличному художнику. Или... Живёт себе молодая, богатая оторва, сорит деньгами, но что-то с ней случается, и она идёт работать... санитаркой в больницу. А в результате – новая мать Тереза! Хэппи-энд! Запомни, главное: денег поднять, имя заработать! - Родион Семёнович махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху, схватил трубку телефона и стал набирать номер, всем своим видом показывая, что разговор закончен.
Сергей сгрёб рукопись и вышел из кабинета.
- Не принял? - осторожно спросила его секретарша, женщина, тщательно скрывавшая свой возраст и всё ещё жившая надеждой.
Надежду выдавал её взгляд: в нём было томление, готовность, кажется, отдать всё ради минутного, пусть даже придуманного, счастья. Она оценивала каждого, кто появлялся в приёмной, к каждому примеривалась, но всё было не то. К Сергею же, этому бледному, тонкокожему очкарику с движениями неврастеника она питала странное чувство. Ей почему-то хотелось обнять его, и когда она думала об этом, её охватывало волнение.
- Что? - Сергей вздрогнул и, выронив папку, непонимающе посмотрел на неё.
Листы рукописи рассыпались по полу, секретарша бросилась их собирать. Сергей опустился на корточки, поднял несколько листов, но вдруг бессильно опустил руки, - он только теперь осознал, что его повесть не издадут.
Секретарша собрала с пола листы и осторожно коснулась его плеча.
- Не расстраивайтесь, Серёжа, у вас всё получится. Я, как только вас увидела, сразу поняла, что вы - талант!
Сергей упёрся взглядом в грудь секретарши, обрамлённую смелым декольте. Приблизившись к нему почти вплотную, секретарша заговорила глухо и от этого как-то особенно проникновенно:
- Знаете, я прочитала вашу повесть. Правдивые образы, а сюжет… я даже прослезилась.
Сергей чувствовал тяжелый запах, в котором преобладали приторная сладость дорогих духов и горечь уже немолодого женского тела. Секретарша тем временем продолжала:
- Сейчас ведь не пишут о жизни. Всё об олигархах, вампирах…
Он смотрел на эту грудь как под гипнозом. Перед ним покачивались тяжёлые янтарные бусы. Когда секретарша подалась чуть вперёд и грудь её оказалась совсем уж на непристойно близком расстоянии, Сергей увидел муху внутри янтарного кулона и вдруг ощутил, как сам утопает в капле вязкой древесной смолы, как пытается вырваться, но смола неумолимо превращается в камень. Когда эта муха была уже почти перед самым его носом, он побледнел, и секретарша, будто почувствовав что-то, тут же отпрянула от него и, кажется, пришла в себя.
- А у вас две макушки, - услышал Сергей её извиняющийся голос.
Он испуганно посмотрел на неё: в её лице было не то умиление, не то тоска по чему-то несбыточному. Она стояла перед ним, прижимая папку к своей груди.
- Спасибо, - едва слышно сказал Сергей, и, боясь снова встретиться с секретаршей глазами, потянул папку из её рук. Секретарша нехотя разжала пальцы, и Сергей выскочил из приёмной.
- До свидания, Серёжа, - крикнула она ему вдогонку.
Оказавшись на улице, Сергей ссутулился и зашлёпал по слякоти набухшими ботинками. Холодная злость нарастала в нём.
«Значит, пипл хавает с хэппи-эндом. Значит, денег поднять, имя заработать? Золушка из села едет покорять столицу... И покоряет её, став валютной проституткой! И вся покорённая Москва выстраивается к ней в очередь. Или... бывший зек приходит домой и застаёт жену со своим другом, убивает обоих и становится монахом! Хэппи-энд с юморком".
Он втиснулся в автобус. Людская масса тут же взяла его в клещи и, пронеся по салону, воткнула в двуспальную тетку, около ног которой стояла огромная клетчатая сумка. Тётка читала журнал, разложив его на коленях.
«Но ведь читают же!» - подумал Сергей.
Журнал был открыт на странице с фотографией актрисы, одетой по моде пятидесятых. Он узнал Одри Хепбёрн. Тётка буквально пожирала глазами эту изящную Хепбёрн с длинным мундштуком в тоненьких пальцах.
Автобус остановился, в салоне началось движение, и рядом с Сергеем оказалась девица. Как ни странно - она тоже читала. Но не журнал, а книгу. Девица шевелила губами, поправляла сползающую на глаза чёлку и явно старалась понять что-то для себя важное.
«Никак классику читает?» - усмехнулся он.
И тут девица, словно опомнившись, захлопнула книгу и стала пробираться к выходу. Сергей успел прочитать на обложке «Голубое сало».
«Вот тебе и классика!».
Он вышел из автобуса, и в ботинки вкрадчиво, как змея, снова просочилась влага, по телу пробежала дрожь. Подняв воротник и сунув руки в карманы, он направился к дому.
«Вот тебе и классика», - вертелось в его голове.
Едва вошёл в квартиру, Вика выбежала ему навстречу.
- Наконец-то! - радостно воскликнула она и хотела уже броситься ему на шею, но вдруг остановилась, всматриваясь в его лицо.
- Что случилось? - спросила она, уже зная, что случилось.
Сергей молча разулся, и, оставляя на паркете следы от промокших носков, прошёл в комнату. Рухнул в кресло. Посмотрев на влажные следы, Вика перевела недовольный взгляд на Сергея.
- Не принял, да? - в её голосе уже чувствовалась нервозность.
- Говорит, пипл не хавает. То, что пишу, пипл не хавает… - через силу усмехнулся Сергей.
- Так пиши то, что хавает!
- Вот и он о том же, - пробурчал Сергей, и вдруг взорвался: - Не могу я это писать! Не умею! И не буду! Поняла?
- Поняла! - Вика заметалась по комнате. – Тебе нравится ходить в дырявых ботинках! Мы с тобой уже три года, и все это время я жду, когда тебя, наконец, начнут издавать! Как дура, сижу с тобой за компьютером, потому что в любой момент тебе может понадобиться слушатель! Надоело!
Вынув из шкафа спортивную сумку, Вика швыряла в неё свои вещи.
Сергей подошёл сзади и крепко взял её за плечи.
- Не валяй дурака! - сказал он, едва сдерживая раздражение.
Вика попыталась вырваться, но Сергей только сильнее сжал пальцы.
- Отпусти! - процедила Вика. - Мы даже свадьбу не можем сыграть, потому что дорого! Всё! Ухожу к родителям…
Она заплакала, и Сергей снова сел в кресло, закинув ногу на ногу.
- Прибежишь ведь обратно, - он хотел изобразить спокойствие, но не смог, получилось как-то высокомерно.
Вика вдруг перестала плакать и с вызовом посмотрела на него.
- Меня, кстати, берут во французский ресторан. Буду там петь джаз. А ты здесь пиши никому не нужные повести и складывай их в стол! - Она надела куртку и бросила на тумбочку ключи. - Если больше ничего делать не умеешь.
Вика хлопнула входной дверью, и этот стук болью отдался в голове Сергея.
Открыв холодильник, он достал бутылку, в которой после недавнего застолья оставалось немного водки. Взял бутылку за горло и влил в себя эти остатки.
«Денег поднять… имя заработать…».
Зазвонил мобильный телефон.
- Здорово, Серёга! – голос бывшего сокурсника Боброва был полон оптимизма. – Как ты? – Не собираясь слушать ответ, Бобров продолжал, захлёбываясь: - Меня напечатали! «Грёзы обезьяны» - те самые, помнишь? О стриптизёрше. Тираж пока три тысячи… - И, помолчав, добавил: - Серёга, я буду рад, если ты приедешь. Посидим, выпьем…
Этот краснощёкий, уверенный в себе Стас Бобров, или Бобёр, был посредственным студентом, но, благодаря природному обаянию, без труда завоёвывал не только дружбу сокурсников, но и снисхождение преподавателей. Если на экзаменах неточности Боброва всегда воспринимались как случайные оговорки, то Сергею это не прощалось, и он получал заслуженный неуд. Ещё тогда Сергей не мог понять, как Бобру удаётся это непринуждённое общение, эта заразительная весёлость, словно магнитом притягивающая к нему людей. Он даже пробовал подражать Бобру, его улыбке, жестам, его непринуждённой манере о чем-то просить или в чем-то отказывать. Но, примеряя все это на себя, понимал, что выглядит смешным. Боброву же всё это было к лицу.
"Грёзы обезьяны" Бобёр начал писать ещё в институте. Сергей зачитывал куски из этого романа своим друзьям и хохотал как сумасшедший. Бобров оказался графоманом. Однако он не обижался на критику Сергея, даже напротив - во всём с ним соглашался, послушно кивал головой, и Сергею пришлось ночами сидеть над этим его творением, редактировать, а конце концов он полностью переписал роман, сохранив авторство Бобра.
Сергей не удивился, когда Боброву вручили красный диплом. Не удивился и потом, когда Бобёр весело и легко «полетел» по жизни. Пользуясь связями, Бобёр устроился в газету обозревателем и через пять лет уже занял пост заместителя главного редактора.
Однажды Бобров заявил в присутствии Вики, что ему ничего не стоит замолвить словцо своему «главному» и пристроить Сергея... ну, скажем, внештатным корреспондентом. Вика обрадовалась:
- Это было бы кстати! Правда, Серёжа? – и она незаметно толкнула Сергея локтем.
- Не надо, - сказал Сергей, нахмурившись.
Бобёр, улыбаясь, заявил, что дважды предлагать не станет, а когда он ушёл, Вика в гневе собирала вещи, чтобы переехать к родителям, и Сергею тогда удалось остановить ее лишь клятвенными заверениями в том, что скоро он допишет свою повесть, и её просто не смогут не издать…
Сергей позвонил в дверь, и почти сразу она открылась. На пороге стоял Бобров. Увидев Сергея, он раскинул свои объятия. Они не виделись чуть больше месяца, но за это время Бобёр преобразился: словно стал выше ростом, шире в плечах, и в его улыбке теперь сквозило самодовольство.
Но, кажется, Бобёр был всё же рад встрече. Они прошли в просторную гостиную, где за столом сидели двое: грузный мужчина с бульдожьим лицом и густыми седеющими бровями и яркая молодуха в открытом блестящем платье. Полумрак, остатки салата на тарелках и запах догорающих свечей говорили о том, что веселье давно закончено, гости разошлись, и остались лишь самые «стойкие». Мужчина, откинувшись на спинку дивана и сложив руки на большом животе, дремал, девица тянула вино из бокала с длинной витой ножкой и явно скучала.
- Господа! – торжественно произнёс Бобров. - Прошу любить и жаловать – мой старый друг – Сергей Звягин. - Потом он указал на пробудившегося пузана, - Владимир Петрович, главный редактор газеты «Наше время», мой руководитель.
- Шабанов, - Владимир Петрович поздоровался и снова сложил руки на животе.
- А это Элеонора, - сказал Бобров, указывая на девицу. - Кстати, она пишет стихи.
Элеонора протянула для поцелуя руку, унизанную перстнями. Сергей твёрдо пожал эту руку. Элеонора вскрикнула от боли и перевела изумлённый взгляд на Шабанова. Шабанов сидел, прикрыв веки.
Бобров усадил Сергея рядом с собой, и, скомандовав: «Штрафную опоздавшему!», стал говорить мучительно долгий и пошлый тост о мужской дружбе, то и дело похлопывая Сергея по плечу. Сергей ёрзал на стуле, стараясь спрятать под него ступни своих ног. В сырых носках он чувствовал себя неуютно среди этих людей. Однако после стакана водки ему уже стало интересно. Поставив локти на стол, он стал бесцеремонно рассматривать присутствующих.
Элеонора вполголоса что-то заговорила Шабанову, и Бобров, наклонившись к Сергею, зашептал:
- У меня к тебе дело... Зять Владимира Петровича - директор нашего телеканала. Им нужны сценаристы для сериала. Ну, вот... пригласили меня... -
И вдруг он горячо задышал Сергею в ухо: - Горю, Серёга! Мне без тебя никак... Поможешь?
Сергей уставился на него стекленеющим взглядом. А Бобёр вдруг улыбнулся, сощурив глаза, и кивнул ему, словно говоря: "Я знал, что могу на тебя рассчитывать". Сергей ухмыльнулся, и на его скулах снова обозначились желваки.
- Сережа, а вы чем занимаетесь? – обратилась к нему Элеонора.
- Да ничем, - язвительно ответил Сергей. - Пишу всякие никому не нужные повести.
Шабанов, который всё это время казался безучастным, с интересом посмотрел на Сергея.
- И вы тоже писатель? -спросила Элеонора.
- Да что вы! – захохотал Сергей. - Я идиот, который возомнил себя писателем! У которого нет ни таланта Достоевского, ни поместья Толстого, и которого просто тошнит от той хрени, которую пипл хавает! Но он должен эту хрень писать, потому что иначе ему не подняться!
Шабанов внимательно смотрел на Сергея, словно изучал его.
- Друзья, Сергей Звягин – писатель, - обняв Сергея, заговорил Бобров. Сергей зло усмехнулся и скинул руку Боброва со своего плеча. – Начинающий, как и я... - добавил Бобёр, отшатнувшись, но сделав над собой усилие, миролюбиво продолжил: - просто он пока не попал в струю.
- Значит, надо помочь начинающему писателю, - сказала Элеонора. - Шабанчик, ты ведь у нас всё можешь.
Шабанов усмехнулся и надвинул на глаза свои густые брови.
Сергей встал и налил водки в свой стакан.
- Думаете, не поднимусь?
Он выпил до дна и, грохнув стакан об пол, покачнулся.
Бобров, испуганно глядя на Шабанова, старался усадить Сергея, но тот упорно стоял, опершись кулаками о стол.
- Да, я никто! - пьяно орал Сергей. - А кому теперь нужны Толстой и Достоевский? Кто их читает? - тут он посмотрел на Боброва, потом перевёл взгляд на Элеонору и сказал: - Одни обезьяны!
- Заткнись! - Бобров позеленел и, схватив Сергея за рукав, потащил в прихожую. - Ты что, сдурел? – орал Бобёр, выставив Сергея за дверь. - Иди домой, проспись! Я позвоню тебе… - И он захлопнул дверь.
- Да пошёл ты…
Шабанов ходил по комнате, зажав зубами сигарету. Он и то и дело подходил к окну, выглядывал во двор. Элеонора пила вино. Бобров, смущённо посмеиваясь, вошёл в комнату и присел на край стула.
- Вот и приглашай старых друзей... Да он и не друг мне вовсе... а так...
Шабанов обернулся. Это был уже не тот вальяжный и ко всему безразличный Шабанов. Боброву даже показалось, что в его лице идёт какая-то напряжённая борьба, что сейчас, в этот момент, он изо всех сил не позволяет совершиться в себе чему-то привычному и потому отвратительному.
Бобров растерянно произнёс:
- Виноват... Может, музычку включим?
- Я – за! – оживилась Элеонора.
Шабанов потушил в пепельнице сигарету и тяжело вздохнул. Он, почему-то не испытывал ни отвращения, ни сочувствия к этому Сергею, но что-то давно умершее и, казалось, навсегда забытое, заворочалось в нём, поднимая со дна тёмные, удушливые волны. И, кажется, где-то там, глубоко, на самом дне, ему вдруг сверкнуло что-то.
Он распахнул окно, выглянул на улицу.
- Шабанчик, закрой окно, мы же простудимся!- обернулась Элеонора.
На улице было пусто. Ветер швырял в лицо Шабанову клочья мокрого снега.
- Действительно, - сказал Бобров, - давайте лучше выпьем.
Шабанов нехотя вернулся к столу, взял стопку и, покручивая её толстыми пальцами, сказал:
- Давайте-ка выпьем за этого парня. Может быть, ему хватит сил не писать то, что пипл хавает.
Он замолчал, надвинул на глаза свои брови и выпил.
Сергей вернулся домой под утро. Не раздеваясь, упал на кровать. Он заставлял себя спать, но мысли его цеплялись одна за другую и неслись так стремительно, что оставив попытки проследить их направленность, Сергей принялся разглядывать серый, с чешуйками лопнувшей штукатурки, потолок. И вдруг он совершенно ясно осознал, что давно уже не любит Вику, что Бобров никогда не был ему другом, и что Родион Семёнович прав… Сергей сморщился, как от зубной боли, а в голове снова завертелось это:
«Денег поднять, имя заработать…»
Он встал и, включив компьютер, взялся за работу.
- Ну, во-от! А я что говорил? - радовался Родион Семёнович. Он растягивал слова и улыбался, с удовольствием отмечая, что уже не чувствует того дискомфорта, той изжоги, которая изводила его всегда в присутствии Сергея.- Можешь ведь, когда захочешь! Я в тебе никогда не сомневался! Юморок, правда, какой-то… Ну, ничего, со временем научишься правильно смотреть на жизнь.
Родион Семёнович долго тряс ладонь Сергея. Потом стороны принялись обсуждать размер авторского гонорара.
Когда Сергей, раскрасневшийся, с блестящими глазами, вышел из кабинета, секретарша читала книгу. Сергей невольно посмотрел на её бусы, на муху, что всё ещё пыталась выбраться из застывшего янтаря.
- Вы, конечно, прочли мою новую повесть? - мстительно спросил он.
Секретарша пропустила это мимо ушей, и в свою очередь сухо спросила:
- Неужели принял?
Сергей самодовольно усмехнулся. Секретарша вспыхнула и снова уткнулась в книгу. Сергей направился к выходу. Но вдруг он вернулся, подошёл к секретарше, и, схватив лежавшую перед ней книгу, прочитал название. Это был "Идиот" Достоевского.
- Ого! - фальшиво воскликнул Сергей.
Секретарша вырвала книгу из его рук и отвернулась.
- Счастливо оставаться! - уходя, бросил Сергей.
Секретарша не ответила.
Выйдя на улицу, Сергей заставил себя улыбнуться. Но улыбка не получилась...