«Постоянство памяти» (исп. La persistencia de la memoria, 1931) — одна из самых известных картин художника Сальвадора Дали. Находится в Музее современного искусства в Нью-Йорке с 1934 года.
Известна также как «Мягкие часы», «Твердость памяти» или «Стойкость памяти».
Эта небольшая картина (24;33 см) — вероятно, самая известная работа Дали. Размягченность висящих и стекающих часов — образ, выражающий уход от линейного понимания времени. Здесь присутствует и сам Дали в виде спящей головы.
Вдохновение - эта картина
Память – интересное явление человеческой природы, да не только человеческой. Сама Вселенная имеет память. Она хранить в себе, как на тонкой матрице информацию о всем, что случалось ранее. О всех катаклизмах, о всех перипетиях истории, жизнях людей.
Потоки этой информации бесконечны. Они не имеют ни начала, ни конца. И что такое память о каком-нибудь микроскопическом событии в жизни одного человека? Для Вселенной – это мелочь, песчинка в ее глобальной задумке. А может быть, даже, случайность.
Но так ли это для этого самого человека?
Нет, совершенно нет! Маленькое неброское событие для Мироздания превращается в гигантских масштабов катастрофу для людской особи. И память всегда будет хранить этот эпизод. Память постоянна.
Каждое, пусть даже отдаленное напоминание будет снова и снова возвращать человека в тот день, в то место, в то время, когда он был безудержно счастлив или глубоко несчастен.
Моя память ужасна. Она хранить в себе каждую минуту, проведенную с тобой. Таймером обратного отсчета и погружения в воспоминания может стать любой пустяк. Запах, звук, предмет, вкус…и далее по списку бесконечных триггеров, работающих по системе уничтожения реального времени и пространства.
Я оставила свое счастье на Парк-Лейн, в туманном Лондоне. Я попрощалась с ним, испытывая на тот момент огромную тяжесть, которая сковывала мое тело и сознание титановыми цепями безверия в светлое будущее. Априори невозможное без тебя.
Реальность исчезает, когда я снова вдыхаю аромат твоих духов Kenzo by Kenzo. И Орлеан словно специально сошел с ума, на каждом шагу, встречая меня этими сладко-терпкими нотами, бархатом, укутывающие мое тело.
Память – постоянная штука. Мне не отключить ее от других чувственных ощущений. Она как сиамский близнец, плотно и неразделимо срослась нервными нейронами мозга с окружающей действительностью прошлого.
Туман окутывал все сегодня. Он стоял на станции Грэтны, куда я отправилась, чтобы переплыть на пароме, возвращаясь домой, в Новый Орлеан.
Это молочная, белесая субстанция была немного не такой, как в Лондоне. Все-таки там к нему примешивался жутковатый холод, предчувствие конца. Я все еще помню твои глаза, которые блестели безразличием и в них плескалась твердая уверенность правильности принятых решений. Только вот я их не принимала.
Я была поставлена перед фактом нос к носу. Сама загнала себя в тупик, а теперь и до сих пор в нем. И все попытки скорее походят на агонию, в которой срываешь короткие ногти, царапая монументальные каменные стены из прошлого. Дыхание похоже на предсмертный хрип больной ларингитом собаки. И за это «недосуществование» спасибо тоже памяти, каждый раз услужливо кидающей меня, как бейсбольный мяч в тачдаун.
Раздался гудок парома. Совсем как призывной гудок пароходов Темзе. И снова гадкая сука память кидает меня в прошлое. Но окончательным нокаутом становится дым и запах ментоловых сигарет какого-то мужчины, который стоит в ожидании переправы.
Ты курила их тогда, когда с холодной решимостью смотрела в мои испуганные глаза, а зрачок все расширился и расширялся от ужаса. Изящно откидывала густые темные волосы и зажимала мелкими зубками сигарету, а рот открывался, извергая острые стрелы с ядовитым наконечником, каждый удар метко в бьющееся сердце.
Я не слушала слов, их значение долетало до меня сквозь густой лондонский туман. Кафе на Парк-Лейне фешенебельное под стать твоей натуре, любящей все дорогое и роскошное. Но мне неловко среди всех этих толстосумов, подсознательно мой взгляд перебегает от одного к другому, в поисках твоего мужа.
- Не дергайся, его нет в городе, - звучит твой глубокий голос. – Ты же понимаешь, что это все, Сэм?
Меня хватает на легкий кивок головой, а мозг трудиться над невыполнимой задачей – не расплакаться. Ты никогда не любила мои слезы, называя их признаком моей слабости и неприспособленности к этой хардкоровой жизни.
- Все было более, чем красиво. Мы украшали досуг друг друга. Но ты вернешься в Орлеан, а я вернусь к респектабельной жизни здесь. В реальной жизни нам нет места друг для друга.
- Но как же… - все же выдавливаю я из себя.
- Не говори громких слов, девочка. Любовь – товар. На мою уже нашелся покупатель, а ты не в силах предложить достойную цену. Хотя, о чем я говорю? Ты вообще не в силах даже собственную жизнь нормально наладить.
- Любовь – не товар.
- Моя дорогая, миром правят отношения, основанные на рыночных законах и место романтики и прочим соплям находится только на страницах бульварных романов, которые ты читаешь.
- Мы познакомились благодаря такому роману, - робко вставляю я ручеек чистой воды в грязный поток твоего цинизма.
- Ты глупа, глупее, чем кажешься. Мне было скучно, а ты приятный досуг. Это как, когда устаешь от распития Хеннеси и хочется выпить дешевого эля. Бодрящая встряска, милая.
- Но…
- Прощай, мы вряд ли когда увидимся снова, - изящным жестом, полным притворства и фальши ты целуешь мой лоб и бросаешь несколько смятых фунтов на столик, за кофе, который ты так и не выпила.
Мне понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя и медленно побрести в свой отель, игнорируя начинающийся дождь и мерзкую дрожь всего тела.
Я навсегда оставила свою возможность на счастье на Парк-Лейн. Только постоянство памяти все еще терзает меня иглами самого опытного палача под именем любовь. Ты не права, любовь – не товар. Любовь, особенно безответная – это медленная смерть от ее проникающего в каждую клеточку, в каждый геном ДНК яда.
Паром нес нас в Новый Орлеан, впереди огромная череда, утопающих в безысходности дней. И одна коварная подруга со мной. Постоянство памяти и обтекаемое время страданий. Как на картине Дали.
И даже на смертном одре я буду помнить пять дней в сыром и мистическом Лондоне. Буду помнить. А потом наконец-то забуду…