Паутинка
Между тёмным ссохшимся кустом, который, наверное, помнил свои лучшие зелёные годы, и огромным валуном с оббитыми острыми краями была натянута небольшая, едва различимая, паутинка. Никто и никогда не видел, когда она появилась здесь. По общему впечатлению, он была тут испокон веку – то есть всегда. Однако сейчас, если приглядеться, то можно было заметить, что прямо посередине хитросплетения её тончайших нитей было огромное отверстие – зияющая рана с неровными рваными концами. Но вот что, пожалуй, было удивительным: отверстие постоянно, со всех сторон, уменьшалось в размерах. Причём по краям было видно какое-то светлое пламя. Прошло совсем немного времени, и нет его более - этого, такого большого, отверстия. А, может быть, его вообще и не было?
Красная гигантская скала устремилась ввысь острой пикой. Когда лучи восходящего солнца освещают вершину Улуру – святыню, являющуюся по местным верованиям воротами между миром людей и миром духов, огромный монолит действительно представляет собой захватывающее зрелище. Всегда голубое бескрайнее небо едва только озаряется солнечными лучами, как скала просто вспыхивает в буйстве красного и розового цветов, сменяющих друг друга с поразительной быстротой. Тени во впадинах исчезают, и вот уже вся скала залита дневным пустынным светом. Игра ярко-красных оттенков продолжается в течение всего дня. К вечеру пройден весь спектр: от золотистого и розово-красного к рубиновому, малиново-красному и бордово-пурпурному.
Два странного вида аборигена выскочили из-за скалы. С того самого места, откуда унеслись только что в голубую даль два тёмно-коричневых бумеранга. Люди отличались тёмной кожей, широким носом, толстыми губами, волнистыми волосами и их обильным ростом на лице и теле. Белые люди тоже жили на этом райском континенте, но не здесь, а далеко, в крупных городах-мегаполисах. Они ездили в современных автомобилях и с наслаждением пользовались другими благами современной Западной цивилизации…
Сокол-сапсан сумел ловко увернуться от пролетевших совсем рядом, острых, как лезвие бритвы, бумерангов. Их тихий ласковый шелест означал, что охотники промахнулись, проиграв охотнику-птице, главным козырем которой всегда являлось исключительно острое зрение. Его спасение на сей раз было осложнено тушкой убитого кролика, которую заботливый отец, распластав свои гигантские, украшенные цветастыми перьями крылья, нёс в родовое гнездо, свитое на самой вершине священной горы Улуру. Там вечно голодный сын и верная подруга с нетерпением ждали его возвращения, и на этот раз уже весьма давно. Причина в том, что был долгий нудный тропический дождь, а низвергающиеся струи воды существенно осложняли охоту, загоняя таких жирных и вкусных кроликов в глубокие, почти недоступные соколу норы. Птенец спал. Он уснул, разочарованно пропищав своей любимой матери, что уж очень хочется есть! “Поспи, мой маленький Скол, - успокоила его мать, приятно прижавшись тёплым мягким боком и прикрыв пушистую голову сына нежно согнутым крылом. - Уснёшь, и время проскочит незаметно, а там и отец прилетит с едой для тебя и меня”. Недавно оперившийся птенец Скол послушался свою мать. Сколько себя помнил, он всегда поступал именно так, то есть беспрекословно слушался её, и главное - это то, что во всех случаях это было оптимально, то есть попросту говоря - хорошо. Светлое небо за стенкой гнезда неожиданно стало абсолютно тёмным. Раздался громкий победный клёкот, и крупная голова сапсана-отца закрыла Сколу весь, пока ещё совершенно неведомый, мир. Огромный, грозно загнутый клюв пружинно разжался, и что-то такое вкусное, судя по исходящим тёплым запахам, с длинными задними лапами и ещё более длинными ушами, с чёрным полукруглым хвостиком, рухнуло в гнездо прямо на подстилку из такого нежного, с материнской любовью нащипанного из-под собственных перьев соколиного пуха…
“Крол, попей, детка, молока и спи! Хватит ворочаться. Ты перебудишь всех своих братиков и сестричек, а они ведь только что уснули!” Мама, такая большая, строгая и, вместе с тем, такая добрая, урча, подмяла под себя самого ушастого и самого любопытного ребёнка из всего нынешнего помёта. В полной темноте глубокой норы, вырытой в подножьи красной скалы, было безопасно и уютно. Три дочки и два сына росли на глазах, имея многоразовое и весьма калорийное питание. Их светло-серые при рождении шкурки уже потемнели, а объём тел так увеличился, что вскорости придётся выводить на свет божий и начинать учить. Учить, как говорил её муж Рваное Ухо, “Труду и обороне!” Первое заключалось в навыках по добыванию пищи, а второе в изучении предмета строительства норки по последнему слову науки и техники. Тут крольчатам надо было познать многое, начиная от тонкостей сопромата и кончая свойствами материалов. Самым понятливым был Крол. Просто настоящий талант! Гордый отец нарадоваться не мог на горячо любимого сына. Спасибо тебе, о великий Боже! Он уже в свои 3 месяца может даже за морковкой сходить в аборигенский огород, причём совершенно бесшумно и практически не оставляя за собой никаких следов. И даже усвоил, стервец, что по дороге необходимо собрать катушки высохших экскрементов диких собак Динго, а когда надо возвращаться след в след, то в каждую ямку своих следов, для того чтобы перебить собственный запах, необходимо вкладывать по два-три катушка. Это верное, надёжное решение для того, чтобы сбить со следа хозяйских собак. Крол ничего и никогда не забывал. Мелочей для этого любопытного создания матери-природы просто не существовало. А кроссы? А прыжки? Он всегда был с самыми лучшими результатами, частенько превосходящими аналогичные достижения собственного отца. А тот вообще-то долгие годы держал пальму первенства во всей стае, обитавшей у подножия красной скалы Улуру. Подобные способности впрямую служили продлению времени жизни гражданам крольчиного племени. Так как скрыться от зорких глаз парящих в вышине соколов-сапсанов, этих извечных, безжалостных террористов, было практически невозможно, а вот успеть добежать до ближайшей спасительной норки можно было всегда попытаться успеть. Кстати, именно поэтому недвижимость постоянно и с огромной скоростью увеличивалась в цене. Ведь норка – это, помимо жилья, ещё и спасение! “Каких-то 10 лун тому назад одна небольшая трёхкоридорная норка с раздельным санузлом стоила каких-то там 10 свежих морковок. – Рваное Ухо надул усатые щёки и с удовольствием улыбнулся приятным воспоминаниям. - Какие были времена… какие нравы! К любой крольчихе можно было заглянуть «на тёртую морковь, так сказать…» и причём, без каких-либо последствий для собственной шкурки. А что сейчас? Шкурку или в, крайнем случае, ухо порвут обязательно. А цены на недвижимость? Ужас! Гевалт! Взлетели до космических высот! Трёхкоридорную норку – причём СО ВТОРЫХ ЛАП - в нашем районе и за 50 морковок не сыскать – безнадёжноё дело. А всё почему? Да потому что эти террористы соколы-сапсаны просто озверели. Хватают всех и вся, и стар и млад, всё, что только движется, вопреки всем этим междуживотным всеавстралийским соглашениям. Просто не понять, куда там смотрит и чем занимается глава правительства, лидер нашей стаи «капут» – Хлюпи Шкурканиягу?! А ведь как пел перед выборами? Как пел! Прям не кроликом – Зыкиной Людмилой разливался, рассказывал мне о такой певунье мой дед по материнской линии, привезённый сюда для племени из России. Каждому обещал по отдельной, украшенной изображениями овощей и фруктов норке в любом конце наших территорий… Говорил, что мораторий на строительство норок только на девять месяцев и ни днём больше. И что вы думаете? Сказать противно! Куда мы только катимся, кто знает? Вон, на днях, что удумал-учудил, а?! Из-за океанского зоопарка прибыла по его приглашению в наши «Австралины» тамошний госсекретарь, то бишь министр иностранных дел. Так себе лиса, в годах уже, да в блондинную рыжину крашеная по нынешней ихней моде. И стали они совещаться. Под вспышки пеликанов-журналистов и ещё всяких там божьих тварей. Значить, эта самая лиса госсекретарь Киллари Хлинтон - председатель, от этих террористов сапсанов – ихний, старый такой, седой весь, лидер Ибу его Мазгин или Абвас, точно не помню, звать, прям, оно как-то и неприлично, прости господи мою душу грешную. Ну и наш барабнщик и трепач главный, Хлюпи Шкурканиягу. Ох, не к добру они, ети танцульки… Ох не к добру…” - Рваное Ухо поправил свисающую сбоку белую верёвочку, сладко потянулся, широко зевнул и, перевернувшись на другой бок, громко и успокоено засопел…
Солнце с регулярностью швейцарских часов вставало над горизонтом и в положенное время опускалось туда же, но уже с противоположной стороны. После дневных трудов ему, как и всему живому в этом мире, было совершенно необходимо поспать. Набраться сил на грядущий день для своих праведных трудов. И так изо дня в день, из месяца в месяц, с завидным терпением, упрямством и целеустремлённостью.
“Скол, взмах, короткий разбег, лапки под себя и за мной!”
Уверенно взмахивая огромными крыльями, заканчивающимися тёмно-коричневыми перьями, соколиха взмыла в утреннее, зовущее своей ранней свежестью небо. Она постоянно, на всякий случай, оглядывалась назад, где возмужавший птенец Скол, почти догнавший её по размерам, делал свои первые движения в воздушной среде. Той среде, которая теперь должна была стать ему вторым домом. У него получалось совсем неплохо, без каких-либо сбоев и неувязок. Только свист рассекаемого воздуха, только фантастическая скорость и волшебные картины внизу, сменявшие друг друга. Учительница-мать научила всему. Показала все навыки и приёмы. Весь свой опыт профессии небесного хищника-охотника она терпеливо и заботливо передавала единственному сыну. Вот уже скоро они собирались повернуть к вершине Улуру, к родному гнезду, которое успело стать таким маленьким и тесным, словно бы усохло в десять раз от прошедшего времени. Собирались повернуть, как вдруг Скол…
Крол, на сей раз без спроса у любимых родителей (ну в самом деле, надоело!.. Сколько можно?! Хочется уже и самому пожить...), - Крол выскочил из норки и, аккуратно отряхнувшись и пригладив пушистую шёрстку, огромными прыжками поскакал к обитому камню. Он проверил, не забыл ли сигареты, те самые, из морковного табака с пахучей капустной надбавкой. Всё было на месте. Крол дал стрекача. Он нёсся и улыбался, предвкушая встречу с подругой Кралей, которая, собственно, его туда впервые и пригласила потусоваться на пару. А чем могла завершиться такая тусовка, Крол не решался даже подумать… всё зависело от Кралиного настроения. Весь в своих мыслях и мечтах, он примчался к оббитому камню и, переведя дух, прилёг между ним и чёрным высохшим кустом. Совершенно позабыв проследить за тем, что происходило вокруг и, в особенности, в бескрайнем синем небе.
Скол, стремительно рассекая головой уплотнившийся от высокой скорости воздух, пикировал почти по отвесной траектории. Он уже забыл, как совсем недавно учила мама, что надо постоянно контролировать скорость, и если она станет больше максимально допустимой, то срочно сделать траекторию более пологой. Тогда он бы видел не только очертания цели. Он бы чётко видел всё, что приближалось, и в последний решающий миг натянутая паутина заставила бы юного охотника свернуть.
Крол заметил в самую последнюю секунду, боковым зрением, надвигающиеся тонкие ниточки паутины. Они больно стегнули по его нежным ушам и розовому носику… Он только успел прошептать: "О моя Краля, я… и… исчез!”
Между светлым ссохшимся кустом, который, наверное, помнил свои лучшие красные годы и огромным валуном с оббитыми острыми краями была натянута небольшая, едва различимая, паутинка. Никто и никогда не видел, когда она появилась здесь. По общему впечатлению, она была тут испокон веку – то есть всегда. Однако сейчас, если приглядеться, то можно было заметить, что прямо посередине хитросплетения её тончайших нитей было огромное отверстие – зияющая рана с неровными рваными концами. Но вот что, пожалуй, было удивительным – отверстие постоянно со всех сторон уменьшалось в размерах. Причём по краям было видно какое-то тёмное пламя. Прошло совсем немного времени, и вот - нет его более, этого, такого большого отверстия. А, может быть, его вообще и не было?
Синяя гигантская скала устремилась ввысь острой пикой. Когда лучи восходящего солнца освещают вершину Улуру – святыню, являющуюся по местным верованиям воротами между миром людей и миром духов, огромный монолит действительно представляет собой захватывающее зрелище. Всегда красное бескрайнее небо едва только озаряется солнечными лучами, как скала просто вспыхивает в буйстве синего и голубого цветов, сменяющих друг друга с поразительной быстротой. Тени во впадинах исчезают, и вот уже вся скала залита дневным пустынным светом. Игра цветовых ярко-синих оттенков продолжается в течение всего дня. К вечеру пройден весь спектр: от зеленоватого и голубовато-синего к фиолетовому, лазорево-фиалковому и иссиня-чёрному.
Два странного вида аборигена выскочили из-за скалы. С того самого места, откуда унеслись только что в красную даль два белоснежных бумеранга. Люди отличались светлой кожей, узким ровным носом, узкими алыми губами, светлыми пшеничного цвета волосами и их почти полным отсутствием на лице и теле. Смуглые в черноту люди тоже жили на этом райском континенте, но не здесь, а далеко, в крупных городах-мегаполисах. Они ездили в современных автомобилях и с наслаждением пользовались другими благами современной Восточной цивилизации…
Неподалёку от натянутой на куст и валун паутинки происходили странные, ну совершенно необъяснимые события… Скол разбегался несколькими огромными прыжками и, набрав нужную скорость и широко распластав передние лапки, начинал по инерции свой полёт. Но полёт этот продолжался совсем недолго, и наступало неизбежное, неумолимое столкновение с землёй. Которое, кроме фонтана песка и гальки, вызвало ещё два внутренних фонтана – фонтан боли в физиономии, так как столкновение с землёй мужественно принимала на себя нижняя челюсть... И, кроме того, был ещё фонтан изумления, почему взлёт – не состоялся? Скол отряхивался, дожидался, пока искры в глазах и тошнота исчезали и… повторял свою попытку взлететь ещё и ещё раз. С тем же самым результатом. А совсем рядом от него Крол, смертельно испуганный всем произошедшим, пытался дать стрекача, но… как-то не очень получалось у него на сей раз. Он в ужасе прижимал к своей голове огромные оперённые крылья, словно бы периодически пытаясь ими что-то услышать. А жёлтые, в кожистых чешуйках лапы с чёрными загнутыми когтями утопали в песке и не позволяли опереться и оттолкнуться…. Если в это время кто-то внимательно пригляделся бы к воздушной паутинке, то он точно увидел бы на ней промелькнувшую загадочную улыбку…
15.09.2010 Эдуард Меламедман