Лиза Вишневецкая на новый лад

Наталья Ромодина
Фройляйн Штольц вышла замуж за кофейщика Григория Проскурина, но смогла просидеть в кофейне лишь неполный учебный год. Соскучилась по своим девочкам и вернулась в институт. В начале 1879/80 учебного года ей дали выпускной класс.

(Ну вот так вот рано она у меня вышла замуж, раньше, чем в ТИБД.)

Сейчас, вспоминая этот год, Эмма Оттовна содрогалась: поистине, этих птенцов возможно выкармливать только собственной кровью!

(Аллюзия на легенду о пеликанихе – символе педагогического труда.)

Вообще, непонятно откуда взялись в этом классе две девочки, которые более других вызывали беспокойство и требовали неустанного воспитательного воздействия: княжна Лиза Вишневецкая и дочь сотрудника российского посольства в Париже Эжени Меншикова.

Фройляйн Штольц до сих пор не могла прийти в себя, вспоминая их выдумки. Они вообразили себе романтических женихов! Вот до чего доводит беспорядочное девичье чтение и отсутствие круглосуточного контроля классной дамы!

Одна придумала себе убийцу-уголовника, коварного соблазнителя, который якобы заманил её венчаться и обманул, изменил, стрелял в неё. Другая – вообще дикого цыгана, оказавшегося потом прекрасным принцем. Выдумывать небывальщины, лазить по чердакам и подвалам, шантажировать педагогов голодовками им помогала третья подружка, подкидывающая всё новые идеи, – Полина Гарденина, любительница детективного чтива. Впрочем, сама Полина дисциплины не нарушала и не грубила старшим, в отличие от Лизы и Эжени. Те до чего дошли: чуть не сбежали в подземелье Неглинки в поисках тайн и их разгадок! Хорошо, их вовремя заметил сторож. Слава Богу, хоть иногда от сторожа есть какой-то толк!

Фройляйн Штольц знала, что её Софьюшка (она так и думала про неё: «моя Софьюшка») собирается вернуться со временем на педагогическую работу. И классной даме захотелось поделиться с будущей коллегой своими воспитательскими заботами. Пусть почувствует себя педагогом! И самой фройляйн Штольц было интересно узнать, что побуждает молодых девочек лазить по чужим пустым дворцам, по подвалам с канализацией. Её немецкая голова не могла дойти до таких мыслей самостоятельно. А Софья, как надеялась Штольц, сможет кое-что ей подсказать на эту тему.

Софья пришла поговорить с девочками, с каждой наедине. Как потом она поделилась с Эммой Оттовной, убедить их, чтобы прекратили голодовку, было делом лёгким. Девчонки приняли все слова Сони за чистую монету. Одной достаточно было намекнуть, что голодовка испортит цвет лица и красоту волос. Другой хватило слов о том, что её порцию отдадут нуждающимся, что она молодец, не даёт беднякам умереть с голоду.

«Ну, Софьюшка, у вас и талант!» – восхитилась классная дама. «Фройляйн Штольц! Вы преувеличиваете: вы бы и сами справились блестяще! Вы и не таких успокаивали!» – ответила Софья.

Соня объяснила, что воспитанницами руководили два мотива. Во-первых, непростительный – банальная лень! Куда как легче гулять по Москве или лежать в лазарете, чем учить уроки и отвечать в классе! Во-вторых, – вполне естественный мотив, – девичьи представления о романтическом. Как Софья это называла, – «девичьи глупости!»

В детстве Софья тоже о многом судила по книжкам и по неписаным девичьим историям. Поэтому она и решилась в своё время проникнуть из любопытства в заброшенный «замок» смежной с институтом усадьбы. Казалось бы, детская легенда о суженом подтвердилась, но дальнейшие невесёлые события заставили барышню быстро повзрослеть.

Фройляйн Штольц, между тем, прекрасно отдавала себе отчёт, что она сама не смогла оградить Софью от многих несчастий и неприятностей. Не то что не смогла – не осмелилась. Не набралась храбрости перечить Соколовой. И самым страшным грехом перед Софьей Эмма Оттовна считала то, что не дала умирающей Полине Горчаковой поговорить с дочерью. Семейная тайна, не открытая Софье, разорвала больное сердце матери. И в этом Эмма видела свою неотмолимую вину. Поэтому классная дама поклялась себе, как может, помогать и поддерживать Софью.

Заметим, хм, сейчас это было несравненно легче, так как бывшая бедная сиротка была графиней и счастливой женой. Чего уж там!

Если бы опытная классная дама знала, чем продолжится вмешательство юной воспитательницы в педагогический процесс, она бы прежде крепко подумала, приглашать Софью для консультации или нет.

Обнаружив, что их обвели вокруг пальца, маленькие авантюристки в своих детских проклятьях пророчили Софье самые страшные несчастья, какие только могли себе представить: нападение разбойников, захват заложников, пожар, потерю близких и любимых, вплоть до подмены мужа одним из самодовольных героев Полининых детективов! И другим доставалось от малолетних фантазёрок, в прелестных головках которых оживали мертвецы, погибали от рук коварных женщин национальные герои и т.п. Фройляйн Штольц они напугали довольно упитанной жабой, подсадив её в комнату классной дамы.

Ох, жаль, в женских дворянских учебных заведениях давно отменены физические наказания! Розги бы Лизе с Эжени не повредили!

Удивительно, но Елизавета и Евгения окончили институт с золотыми шифрами первых учениц. Куда катится мир?! Если сравнить знания Вишневецкой и Меншиковой с тем багажом, с которым были выпущены Горчакова и Черневская, плакать захочется!

После выпуска из института Эжени Меншикова уехала в Париж к родителям. Там ей, наверное, подберут подходящего жениха, выйдет замуж, остепенится…

А Лизе жениха сосватали Воронцовы. Капитан Родион Муромцев приехал из Туркестана, от Скобелева. Он прибыл «с докладом» и с поклоном к Воронцову. Капитан Муромцев оказался храбрым офицером, благородным человеком, – словом, близким им по духу. На любые неожиданности и неприятности он реагировал с полнейшей невозмутимостью. Единственное, в чём он изменил себе, – это была Лиза. Познакомившись с ней на балу в институте, Родион влюбился. А Лиза была сирота. В Москве у неё жил только дядюшка князь, имевший репутацию чудака. В институт к ней он приходил изредка, а Лиза не желала с ним разговаривать. Замужество с Муромцевым казалось ей подходящим путём избавления от родственной опеки. Поэтому она согласилась на предложение Родиона. Тот служил в Туркестане, поэтому довольно скоро после выпуска Лизы из института и их венчания отбыл с молодой женой в свой гарнизон.

О дальнейших приключениях Лизы фройляйн Штольц и Софья узнавали из писем из Туркестана. Так получилось, что в полку у Скобелева там служили два Родиона: Муромцев и Курышевский, за которого вышла Ольга Истомина. Ольга, несмотря на жару и угрозу постоянных военных действий, в которых участвовал её супруг, уже родила ребёночка и собиралась за вторым. О Лизе она писала как о вулкане, на котором приходится жить благородному и невозмутимому Муромцеву. Скандалы и эскапады, устраиваемые молодой мадам Муромцевой, трясли весь гарнизон. Ольге было обидно, что по Лизавете люди судят об институтках. А Лиза считала, что таким образом она восстанавливает нарушенную гармонию.

Дома мадам Муромцева завела собственный порядок. После утренних хозяйственных забот Лиза не желала послушно оставаться дома. Она надевала восточное платье и отправлялась в рискованные экспедиции по барханам. Зачем? Хотя бы затем, чтобы не было скучно. Может быть, для того, чтобы показать, кто в доме хозяин. Пока она там путешествовала, не предупредив никого, в гарнизоне все беспокоились о ней, устраивали поиски, рискуя нарваться на отряд противника.

А Лизавета возвращалась домой ночью, закутанная в заблаговременно взятое из дома, чтобы не замёрзнуть, ватное одеяло. Того, что её могут укусить ядовитые змеи, тарантулы, могут похитить кочевники, - это её не пугало. Однажды из такой экспедиции она притащила «языка» – азиата маленького роста, которого она сумела обезоружить и связать, а в рот вставить кляп из куска материи, который нашла у пленного же.

На все расспросы она загадочно улыбалась и отвечала только: «Восток – дело тонкое». Поскольку это было хотя и отвлечённое, но верное замечание, вскоре выражение Лизаветы стало крылатым в тех местах и даже распространилось шире. Родион Муромцев не знал, как угомонить чересчур самостоятельную жену. Однако, когда из штаба донесли слова пленного: «Шайтан-кызы» (чёрт-девка), он проникся даже некоторым уважением к боевой смелости супруги.

Но всё равно надо было что-то делать! Не могли же бесконечно повторяться эти военные вылазки Елизаветы!

Про себя гарнизонные кумушки и их мужья думали, конечно, что Муромцевой не мешало бы завести деточек, но Лиза и Родион всегда держали себя так, что подобные советы выглядели бы как бестактное вмешательство в их дела. Сами разберутся.