Первая победа. Глава 1

Алеся Ясногорцева
1
Борьба за завод радиоаппаратуры продолжалась уже 6 месяцев. Обстановка немного стабилизировалась. Последний месяц Сопыркин с компанией не предпринимали никаких действий.
В комитете борьбы за народное предприятие спорили по поводу увольнения двух рабочих, пришедших на работу в пьяном виде. Поднял вопрос Андрей Валнухин, заместитель председателя. Он крайне болезненно воспринимал любое отступление от принципов социализма – в заводских ли делах, в партийных ли.
- Знаю я, все вы думаете – не стоит поднимать дебаты по поводу пьяниц, туда им и дорога! Но поймите же – это принципиально! Нельзя нам уподобляться капиталистам, задействующим страх безработицы! Есть, в конце концов, другие методы воздействия! И вы учтите – не восстановите их на работе – скажу об этом Левшину! – заключил он, оглядывая зал и задерживая взгляд на Валентине Томилиной, свояченице Ярослава Левшина. Главный редактор «Пролетарской газеты», Левшин был известен тем, что, как и Валнухин, был сторонником немедленного введения на заводе социалистических принципов. «Народное предприятие должно быть свободно от рыночных отношений! – таков был лейтмотив всех его публикаций, посвящённых заводу.
Валентина поняла, что означает взгляд Валнухина. Не ответить неудобно – все видят его выжидательный взгляд, а вот ответить… Грыжиков давно уже стал её кумиром,  с тех пор, как она обратила внимание на прозорливость, с которой он предугадывал замыслы врага. Она быстро привыкла действовать только с оглядкой на его мнение. И теперь Валентина не решалась ответить прямо – а вдруг Кириллу Серафимовичу не понравится? Ответила уклончиво:
- Слава-то на производстве не работал, он, я уверена, фрезерный станок от токарного не отличит.
Валнухин всё понял и перевёл взгляд на Грыжикова. Тот сидел прямо, с отрешённым выражением лица. Делая вид,  что ему скучно, Грыжиков ждал, что скажет председатель, чтобы потом выступить ещё резче. Хоть и знал Кирилл Серафимович почти наверняка, что скажет Летаев, но знал он и то, что для того доводы Валнухина убедительны.
А Василий Арсеньевич слушал полемику и обдумывал ответ Валнухину. Он слышал, что Андрею Емельяновичу отвечают Иванов, Савельев, Венков, Васильева, Поленов, Кузнецов… Говорили о недопустимости пьянства на рабочем месте, о браке, который выходил из рук уволенных пьяниц. Несколько минут подбирал Летаев нужные слова для объяснения (не столько Валнухину, сколько самому себе) правильности решения цехового коллектива.
- Вы правы и в то же время не правы, - медленно, через силу заговорил он. Правы потому, что наш идеал – строй, при котором безработицы нет. А неправы – потому что не в тех мы условиях, чтобы осуществлять наш идеал. Ну вот, какие методы воздействия вы могли бы предложить? Стенгазеты, товарищеские суды? Всё это имеет какой-то смысл, если государственный строй социалистический. У нас же государство капиталистическое, и мы вынуждены работать по ихним правилам.
- А к каким последствиям может привести «работа по ихним правилам»? – оживлённо спросил Валнухин, чувствуя, что он может перетянуть председателя на свою сторону. – Сначала, значит, увольняем пьяниц и лентяев. Этим мы внушаем остальным страх перед безработицей. А там, где есть страх, страх чего бы то ни было, - есть и подозрительность, недоверие друг к другу. А где люди друг другу не доверяют – о каком народном предприятии можно говорить? Значит, следующая ступень вниз – какое-нибудь вульгарное АО, где всё решают деньги, а не труд. А акции какой-нибудь Сопыркин – Деревянкин – Шкодер скупит запросто!
Валнухин, говоря всё это, смотрел прямо в глаза председателю, чтоб случайно не встретиться глазами с Грыжиковым. Сильно подозревал его Андрей Емельянович в стремлении внести поправки в став предприятия, чтобы сделать из него АО. Знал он и то, что Василий Арсеньевич, который ничего от него не скрывал, тоже подозревает Грыжикова в этом.
А Летаеву, как всегда, было очень тяжело полемизировать с Валнухиным. Вот если бы это всё говорил Грыжиков… Ему бы Летаев возражал с удовольствием. Нет, слова были бы теми же самыми, но вот настроение было бы другим. Но Василий Арсеньевич глухо сказал:
- Не о том же речь идёт, чтобы был стимул к труду для других, а о том, чтобы очистить завод от таких вот людей. Мы ведь вынуждены бороться против мощной и организованной группировки, не забывайте об этом. А бракоделы нам мешают. Пока будем мы их перевоспитывать, завод уйдёт под Сопыркина.
- Я вообще не понимаю, почему проблему, которая в компетенции цеха, должен решать наш комитет? – возмутился Грыжиков. – Сегодня наш комитет будет решать, увольнять ли забулдыг, завтра – разбирать, из-за чего поссорились Иванов с Петровым, послезавтра – помогать Сидорову улаживать конфликты с тёщей…
Все ожидали такого заключения – кто осознанно, кто неосознанно. Поэтому слова Грыжикова были восприняты с одобрением:
- Правильно!
- Верно!
- Закроем тему!
А Летаев был удручён. Он никак не ожидал, что Грыжиков может встать на его сторону. Мучительно раздумывал он, где, в чём была его ошибка, почему агент врага  (а что Грыжиков агент, он не сомневался) принял его позицию, а не вредную, как ему казалось, позицию Валнухина.
«Может быть, Грыжиков тоже ошибается, как и Валнухин? Только там, где тот видит минус, этот видит плюс? Но Валнухин романтик, неисправимый романтик. Грыжикова же романтиком не назовёшь. Значит, тут что-то другое. Скорее всего, это я где-то ошибся».
Василий Арсеньевич вспоминал в деталях всю сегодняшнюю дискуссию. «В чём-то Валнухин, конечно, прав, - думал он. – Мы не должны использовать страх. Главным стимулом на народном предприятии должно быть чувство хозяина, уверенность, что никто не получит сверх своего труда… Но откуда оно у тех пьяниц? Нет его у них – пропито… Так что решение правильное. Но Грыжиков… Одно из двух – или он не агент врага, или у него далекоидущие планы».