- Леокадия!
Я резко просыпаюсь от громкого голоса Марии и тут же накрываю голову одеялом, стараясь уловить остатки сна. Вот только у меня ничего не получается - если один раз разбудили, то уснуть уже не получается. Поэтому пришлось встать и, завернувшись в одеяло, идти к двери.
С чего бы это именно Марии будить меня? Да и вообще, с каких это пор кто-то из этой семьи будит меня в выходной. Ох… сейчас будет столько недовольства по поводу того, что я с ней не говорю. Хорошо было в детдоме, там все знали, что я по утрам не разговариваю минимум минут тридцать, а то и того больше.
- Наконец-то, - холодно произносит Мария, как только я открываю дверь. – Я уже думала, что не достучусь к тебе.
Я плотнее прижимаю к себе одеяло и сдерживаюсь, чтобы не зевнуть. Я еще вяло соображаю, но все же отмечаю возбужденное состояние Марии и то, что девушка принарядилась. Хейз распустила волосы, которые недавно осветлила до белоснежного цвета, и надела лучший деловой костюм, который подчеркивал все прелести ее шикарной фигуры.
- Ты что, забыла? К тебе сегодня приехал твой преподаватель, а ты все еще спишь!
Только сейчас она соизволила обратить внимание, что я не только все еще сплю, но и совершенно не собираюсь спешить. В ее взгляде мелькает раздражение, но тут же исчезает за маской, которая излучает столько холода, что мне становится не по себе. А такое довольно редко происходит…
- Живо собирайся и сейчас же спускайся вниз, - спокойно произносит она. – Марк ждет тебя уже больше двадцати минут.
Марк?
Мария морщится, видя насмешку в моем взгляде. Видимо, редко кто позволяет вести себя в ее присутствии так, как это делаю я. Мне ведь абсолютно наплевать на то, что она обо мне подумает. Особенно в ситуациях, подобных этой, когда я просто игнорирую ее. В этой семье только родители отстали от меня со своим навязчивым вниманием. Единственный человек, с кем я иногда общаюсь и чувствую себя более-менее уютно, - это Александр Хейз.
- Марк… Марк Викторович, - тут же поправляет она себя и, видимо, пытаясь сгладить свой прокол, продолжает уже с легким наездом, - ждет тебя в гостиной. Чему вас только учили в детдоме? Ты знаешь такое слово, как пунктуальность?
Пунктуальность? Это мое второе я.
- Да что с тобой твориться? – не выдерживает она. – Ты что, разговаривать не умеешь? Отвечай, когда с тобой взрослые разговаривают!
Вот тут уже не выдерживаю я.
- Я прекрасно знаю, что такое пунктуальность, - холодно отвечаю я. – Если бы вы посмотрели на часы, то увидели бы, что сейчас только десять часов утра, а наша встреча должна была состояться в двенадцать. Почему Марк Викторович пришел на два с половиной часа раньше, я без понятия. Если бы меня предупредили заранее, я бы проснулась намного раньше и сама ждала его в гостиной. Так что прошу прощения, но не вижу оснований для вашего выговора, и хотела бы, чтобы вы покинули мою комнату. Возможно, без вашего надзора я смогу намного быстрее собраться. Вы так не считаете? – склоняю голову на бок и выжидающе смотрю на потрясенную Марию.
Что-то еще?
Внезапно она резко делает шаг в мою сторону, хватает край одеяла и притягивает меня к себе. Во мне тут же включается та часть, которая все еще будто живет в детдоме и готова в любой момент защитить себя в случае чего-то серьезного. Хотя у нас не было как такового физического насилия, но все же, изредка, мои одногодки позволяли себе отпускать мелкие шуточки в стиле «сделай-ей-подножку» или «давайте-разольем-зеленку-на-ее-одежду». Подобные детские выходки я всегда терпела молча, чтоб не нарваться на худшее. Поэтому все это продолжалось лишь два года, потом они переключились на младших, а я наконец-то могла спокойно вздохнуть.
И чем этот мир, за стенами детдома, отличается от того, в котором я прожила все шестнадцать лет? Все те же нападки, то же игнорирование и те же косые взгляды. Что такого я сделала в прошлой жизни, за что меня сейчас так наказывают?
Отступаю назад, одеяло остается в ее руках и, теперь я стою перед ней в одной футболке и коротких шортах. В другой ситуации мне бы стало неловко, но сейчас работает только инстинкт самосохранения.
- Слушай меня, девочка, - угрожающе произносит она. – Я не в восторге от того, что ты теперь живешь с нами, и совершенно не понимаю, зачем это родителям. Видимо, матушка решила снова привлечь внимание своих обожаемых подруг и знакомых. Вот только ни я, ни Кирилл не хотим, чтобы ты здесь жила. Это не нам решать, но мой тебе совет – веди себя так, словно тебя здесь и нет. Я ясно выразилась?
Яснее некуда.
- Однако, как вы уже выразились, Мария, не вам решать, жить здесь этой милой девушке или нет, - раздается спокойный голос у нее за спиной.
Мы обе вздрагиваем и тут же смотрим на мужчину, который прислонился к стене с абсолютно ничего не выражающим лицом. Вот только его взгляд… он пылал. Таких глаз, которые настолько ярко передают эмоции, я еще не встречала.
- Марк! – с улыбкой восклицает Мария. – Я думала, вы ждете нас внизу.
Хейз старается всем своим видом показать, что она не услышала слов преподавателя и, на удивление, у нее это отлично получается.
- Леокадия, я извиняюсь, что не сказал о переносе нашей встречи, - он слегка улыбается мне, но в глазах недовольство. – Тебе хватит двадцати минут на сборы?
Я медленно киваю и замечаю, что его взгляд быстро скользнул по моим обнаженным ногам. Мне становится жутко неуютно, но и одновременно появляется приятное чувство, несвойственное мне. Я быстро отгоняю его, закрываю дверь и бегу в ванную приводить себя в порядок. Из коридора все еще слышится недовольный голос Марии, наверняка жалующийся на мое поведение, и спокойный - учителя.
Вот только я даже не прислушиваюсь, все мое внимание сосредоточено на собственном отражении в зеркале. Растрепанные темно-русые волосы, румяные щеки, блестящие светло-серые с черным ободком вокруг радужки глаза и прикушенная губа. Давно я себя такой не видела, лет восемь точно. Тогда в детдом приехала очередная семья, которая хотела забрать к себе меня и еще одну девочку, с которой мы иногда играли, но, когда они увидели меня, передумали. Видимо их испугала моя молчаливость и пристальные взгляды, ведь до этого видели они меня только на фотографиях.
Наверно, это и был тот самый день, после которого я настолько замкнулась. В течение нескольких последующих лет многих детей из нашей группы забрали семьи, а меня директор редко когда показывала им. Хотя, с другой стороны, это наверно хорошо. Ведь не останься я в детдоме, не стала бы таким человеком. Единственный минус – одиночество.
Дочистив зубы, я хватаюсь за расческу, привожу в порядок волосы и делаю высокий хвост. Немного холодной воды для того чтобы окончательно проснуться и прийти в себя. Примерно через пять минут захожу в комнату и одеваю первое, что попалось под руку: валяющиеся на полу домашние штаны и легкий свитер. Как раз то, что надо. Возможно, слишком по-домашнему, но мне почему-то не хочется, чтобы Марк Викторович проводил лишние минуты с Марией, да и вообще с семьей Хейз, поэтому я не обращаю внимания на несколько зацепок на одежде.
Какой идиот придумал эти часы с преподавателем? Конечно, понятно, что за детьми из детдома нужен надзор, но за этим вроде следят соответствующие службы, а не классный руководитель. Да и зачем это Марку? Стоп. Марку?
Я замираю недалеко от входа в гостиную, пытаясь понять, с каких это пор Марк Викторович стал для меня просто Марком.
Скорей всего, перехватила у Марии, но с чего бы? Потому что он напоминает меня? Ред вроде как-то говорил, что если находишь человека, который, как кажется, похож на тебя, ты стараешься подсознательно быть ближе к нему. Ну просто шикарно…
- Леокадия?
Я вздрагиваю от голоса классного руководителя и медленно поворачиваю голову в его сторону. Мужчина стоит у небольшой колонны и держит в руке стакан сока. Его напряженная поза удивляет меня даже больше, чем раздражение во взгляде. Меня удивляет поведение этого человека, ведь он единственный за все то время что я живу здесь, кого напрягает атмосфера в этом доме и уж тем более - раздражает. Обычно люди, заходя в холл, сразу начинают восхищаться интерьером и тут же теряются в этой дорогой коробке.
- Ты готова идти? - спрашивает Марк Викторович, осторожно ставя стакан на небольшой стеклянный столик.
Конечно.
- Отлично, - расслабляется он. – Тогда давай быстрее обувайся и пошли, а то сейчас прибежит Мария и я уже не смогу отсюда вырваться.
Я лишь улыбаюсь на его замечание и иду в небольшой коридор за своими ботинками. Видимо, Хейз повелась на его притягивающую внешность и попыталась произвести наилучшее впечатление, поэтому и оделась так, слово идет по красной дорожке. Вот только мой учитель явно не оценил этой попытки. Точнее, поведение Марии явно произвело противоположный эффект от того, на который она надеялась.
- Марк? – голос Марии удивительно нежный. – Ох… вы уже уходите? – расстроено произносит она.
- Прошу меня простить за то, что покидаю вас, Мария, но я должен побеседовать со своей ученицей, - вежливо произносит учитель.
Я успеваю зашнуровать ботинок до того, как они подходят ко мне. В темных глазах Марка Викторовича мелькает облегчение, когда он видит, что я уже готова выходить, а вот взгляд Марии готов убить на месте.
Странно, и почему я тогда подумала, что она не проявляет эмоций?
Раньше я бы никогда специально не привлекла к себе внимание, но сейчас во мне взыграло предвкушение маленькой пакости за прерванный сон.
- Марк Викторович, - на моих губах появляется редкая для меня озорная улыбка, - вы готовы идти? Я бы хотела успеть вернуться к обеду.
На меня сразу обращают внимание, я еле сдерживаю смех из-за ситуации. Наверно так подействовал прерванный сон, раз с самого утра готова проявлять то свое Я, которое появляется довольно редко. И эта часть меня безумно довольна, когда чувствует на себе злой взгляд Марии и удивленный Марка Викторовича.
Я встречаюсь с ним взглядом и улыбаюсь еще шире.
Не смотрите на меня так, я сама от себя такого не ожидала. Подобное происходит со мной только тогда, когда я не высыпаюсь, да и то довольно редко.
- Мария, я думаю, Леокадия права, нам стоит поторопиться, - вежливо улыбается учитель.
Пока Хейз говорит что-то на прощание Марку Викторовичу, я позволяю себе понаблюдать за его эмоциями. Пока одна часть лица подчиняется человеку и выражает вежливость, вторая не желает этого делать. Левую сторону, как мне кажется, невозможно подчинить и это завораживает. Его шрам приподнял уголок губ так, будто насмехается над собеседницей и не желает надевать маску вежливости.
Внезапно в сознании всплывают глупые слова одноклассницы, которая выдала в первый день, что я «влюбилась в Френки», поэтому резко отвожу взгляд и поворачиваюсь спиной к этим двоим, направляясь к выходу. Не хватало еще, чтобы Мария подумала, что я действительно влюбилась в учителя.
С каких это пор меня волнует мнение других? Особенно Марии… Ах да, с тех самых, когда я решила быть более-менее нормальной и не привлекать к себе внимание.
Я открываю дверь и вдыхаю свежий запах сырости. Уже идет вторая неделя сентября, а осень только сейчас решила заявить свои права на природу. Немного пожелтевшие листья, свежий, прохладный ветерок и много влаги… Это конечно не то, что я люблю, но все же лучше, чем сидеть в доме, где настолько душно, что невозможно дышать нормально.
- Любишь осень? – тихо интересуется учитель, закрывая за собой дверь.
- Не особо, - честно отвечаю я. – Просто нравится этот непередаваемый запах, который появляется с приходом определенного времени года.
- Мне тоже, - в его голосе улыбка, и это заставляет меня посмотреть на мужчину.
Легкий ветерок слегка откинул волосы назад, и теперь, я смогла разглядеть настоящий цвет его глаз, в которых отражались солнечные блики, делая темно-коричневый цвет более мягким и светлым. Однако, к сожалению, я вижу его лишь в три четверти, а значит полностью только левую сторону лица...
- У вас гетерохрония радужной оболочки*? – неожиданно для нас обоих выдаю я.
Мужчина вздрагивает и опускает голову. Несколько прядей падают ему на лицо, пряча от меня глаза, но он тут же справляется с собой и медленно поворачивает голову ко мне. От его пристального взгляда мне становится не по себе, но я усилием воли перебарываю желание отвернуться. И лишь убеждаюсь в своей правоте, ведь теперь я более четко вижу контуры линзы в левом глазу.
Зачем это скрывать? Это ведь часть вас… Что вы за человек, Марк Викторович?
- Что ты за человек, Леокадия? – мрачно произносит он, отворачивается и направляется в сторону мини-парка, на ходу приглашающе кивая мне головой. Я шагаю за ним.
*Гетерохромия (от греч. ;;;;;; — «иной», «различный», ;;;;; — цвет) — различный цвет радужной оболочки правого и левого глаза или неодинаковая окраска различных участков радужной оболочки одного глаза