Бывший кладовщик Кирилл Дорофеевич овдовел и стал жить один. Но одиночества он не чувствовал. Сын и дочь со своими семьями часто навещали его, и всё время норовили переделать всю работу по дому, в огороде и крольчатнике. Из-за этого он порой притворно брюзжал: ну вот, я теперь у себя дома и не хозяин…
Больше всего он любил поесть тушёной крольчатины и почаёвничать, побеседовать неспешно с зятем, соседом или таким, же, как он, пенсионером с бывшей работы.
Как то, подметая площадку перед своими воротами, Кирилл Дорофеевич заметил двух женщин. Они посматривали на него и как будто хотели к нему обратиться, но как бы не решались. Дед собрал на совок кучку мусора и ссыпал её в уличную урну. И словно между делом поинтересовался, давно ли девчата стоят здесь, не хотят ли водички. Тётки встрепенулись и закивали: да-да, да-да…
Он пригласил их присесть на лавочку возле калитки и подождать: я, мигом, вынесу вам попить. И вернулся с кружечками и кувшинчиком, полным холодненького компота. Женщины угостились фруктово-ягодным взваром и поблагодарили и как бы невзначай спросили, строга ли его хозяйка.
А как же, сказал он, жива была, уж так жучила. Тётки оживились и предложили поговорить по душам о духовном. Дескать, одному плохо, надо идти к людям. Ближних надо любить, помогать бескорыстно. А всевышний всё видит, наградит вечным блаженством…
Поясняя старику свои положения, они вручили деду брошюрки и пару журналов. Старик увидел заголовки понял, что перед ним «агитаторы» из не смой гуманной секты. Не лишённый чувства юмора, он напустил на себя саамы жалостный вид и придал голосу сокрушённый тон.
«Вы абсолютно правы девчата. Вы так больше меня достойны вечного блаженства. Возлюбите меня, как ближнего (при этих словах тётки испугались). Помогите же мне бескорыстно – в доме полы помыть, постирать по мелочи…».
Женщины сразу же стали извиняться: мол, нам некогда, у нас дела. Может, как-нибудь да когда-нибудь. И так быстро ушли, словно их ветром сдуло. Одну из них, со злым лицом, он больше не видел. А вторая через неделю пришла и напросилась в дом.
Бывший кладовщик охотно провёл её в летнюю кухню, где гудел старый, но исправный примус. На его огне в кастрюле образца 1940-х годов тушилась крольчатина. Эта кастрюля поразила женщину. Кирилл Дорофеевич похвастался: это её отдали хозяева, лет 40 назад за то, что он вырыл им погреб. Лужёная посудина, потому и износа ей нет.
Гостья начала душеспасительную беседу и не заметила, как старик перевёл её в разговор по душам, подбрасывая женщине разные контраргументы в ответ на её цитаты. Женщина приходила снова и снова, и непонятно было, кто кого агитирует.
В отсутствие своей гостьи старик пересказывал беседы детям и внукам. Их это веселило: ай да папа-дедушка, так всех сектантов разгонит.