Глава 48
23 мая… Проснулся утром рано.
- Катя! – в ответ тишина.
Заглянул в процедурную – никого.
- Они так беспечно оставляют меня одного! Вероятно, вышли совсем ненадолго.
Я вышел в прихожую, выглянул на улицу, охранника не было. Погода была ясная, было еще прохладно, но день обещал быть жарким. Щебетали ранние пташки, я услышал, как заливается соловей.
- О птичках. Вот это песни! Господи, как красиво поет! На улице такая погода, хоть бы воздуха свежего глотнуть.
Осторожно я сел на крылечко, на ступеньку у двери.
- Закурить бы сейчас! – подумал я. – Сигарет нет… - подперев рукой подбородок, принял задумчивую позу.
Вокруг было много народу, мимо строем проходили солдаты, вероятно на завтрак. Недалеко стоял грузовой фургон, в который что-то грузили. Я за всем наблюдал.
Теперь я понял, почему меня оставили без охраны, уйти незамеченным было невозможно. Формы у меня не было, а в белой рубашке и в штанах, каких я был, далеко не убежишь.
На крыльцо зашел серый кот, с любопытством смотрел на меня.
- Кыс, кыс, кыс. Каце, каце! Ком! Ком! – кот сидел на месте.– Ты же по-немецки не понимаешь. Иди ко мне.
Я взял кота, погладил, принялся с ним играть.
- Тебя как зовут? Вася?
Мимо проходил один офицеров, который был в штабе.
- Вы что здесь делаете? Кто вам разрешил выходить?
- Я же никуда не ухожу, я только воздухом подышать хотел.
- Немедленно зайдите и вернитесь обратно!
Тут подошли доктор и Катя, которая принесла завтрак.
- Тебе кто разрешил выходить? Я же говорил, чтобы на улицу без спросу ни шагу! Бегом в санчасть! – обратился к офицеру, – Спасибо, я разберусь.
Мы зашли в помещение.
Вскоре пришел майор Савинов.
- Как он? Какого его состояние?
- Здоров уже, бегает как лось! Пара его выписывать.
- Вот и я о том же. Сколько можно его здесь держать?
Я успел лишь позавтракать. Позже зашел лейтенант вместе с солдатом.
- Пленного приказано забрать.
- Хорошо, – ответил Григорий Яковлевич.
Меня подняли…
- Собирайтесь, пойдем.
- Куда?
- Вас выписывают из санчасти, переводят в другое помещение. Скоро за вами приедут. Одевайтесь.
Я послушно оделся.
- Руки за спину, – скомандовал лейтенант. – Пошел!
Под конвоем меня увели. Оглянувшись, я еще успел посмотреть на Катю, наши глаза на мгновение встретились.
В санчасти я был двадцать один день, меня продержали там три недели, а потом перевели в другое место. Пока я там лежал, это было не самое худшее время, я хотя бы мог выспаться, меня лечили и сносно кормили, но все хорошее когда-то должно было закончиться. Даже несмотря, но то, что немецкие солдаты творили на советской земле, ко мне были очень даже гуманны и милосердны. Это очень меня удивляло, может, это было одной из черт русского характера.
Если у немцев есть такое понятие, как «частная собственность» и зайти без приглашения нельзя, то в русских избах даже двери не запирали, что касается небольших поселений. Ох уж, эта пресловутая немецкая пунктуальность! Если семью в Германии приглашают на ужин, то договариваются об этом заранее, хотя бы за день и в строго определенное время. Прийти раньше или позже - считается дурным тоном.
Исключением являются разве что самые близкие родственники(родители, брат, сестра…)
Русские мне показались более открытыми и более искренними в проявлении своих чувств и эмоций: Гнев – это гнев, радость – это радость, - что мне, несомненно, нравилось.
А уж с какой самоотверженностью и героизмом сражались за Родину! Стоит ли об этом говорить? Недаром немцы поговаривали: «Русского Ивана надо семь раз убить, а потом еще и толкнуть, чтобы он упал».
Меня поместили в каком-то сарае или стайке для скота, в котором соорудили подстилку из соломы, снаружи приставили охрану. Свет я мог видеть только через маленькое узенькое окошко, которое находилось вверху. Теперь я вынужден был сидеть часами один, без какого либо общения. Для меня не было ничего страшнее, чем камера одиночка, где я просидел в гестапо и этот сарай. Единственное различие, что в нем были деревянные стены.
Терпеть это было тяжело. Если бы меня заставили работать, это было бы лучше, я уже согласился бы на любую работу, лишь бы не сидеть взаперти без дела, общаться и быть среди людей. Я готов был общаться даже с врагами, лишь бы не быть в одиночестве, настолько я его не выносил! У меня был такой характер. Я был из тех, кого хоть в стан врагов, а он и там друзей найдет! Да и были ли русские для меня врагами? Злости и лютой ненависти я к ним не испытывал, скорей понимал, что не они войну эту начали, и мы к ним не в гости пришли. Если бы меня убили, то имели на это право.
На сердце была какая-то тоска, что-то меня тянуло, какое-то необъяснимое было чувство. Я чувствовал нечто родственное с этими людьми. Наверное, это был зов крови, русской крови, которая была во мне перемешена. Я любил свою бабушку, и долгое время она была самым близким для меня человеком, даже русский язык был для меня таким же родным, как немецкий и польский.
В штабе комдив разговаривал по телефону, и докладывал обстановку.
- Да, да, обстановка, пока стабильная, готовимся к обороне товарищ командующий армией. Наша дивизия уже получила, дополнительно часть боеприпасов и вооружения.
В дверь постучали, вошел капитан, заместитель командира полка по политической части. Комдив продолжал.
- Да я знаю, что противник, вероятно, готовится наносить удар в стыке между нашей и соседней 70-й армией… Хорошо, будем докладывать обстановку. Пока товарищ командующий, – положил трубку.
- Разрешите доложить, капитан Синицкий по-вашему приказанию прибыл…
- Проходите… - ответил комдив.
- Присаживайтесь, дело у меня к вам есть, - сказал полковник Джанджгава.
- Слушаю вас товарищ полковник. Какое?
- Знаете пленного, которого наши разведчики взяли?
- Это тот, который из немецкой разведки? Тогда наши разведчики уничтожили разведгруппу противника из шести человек. Одного взяли раненым?
- Да. Ему оказали помощь и оставили в нашей санчасти.
- Его не отправили в тыл?
- Нет, сначала решили вылечить, потом сказали что заберут. Сами приедут из НКВД.
- Хм?
- Сможете его обработать?
- Предложить перейти на нашу сторону?
- Именно. Мне кажется это, возможно, думаю, что вам удастся его уговорить.
- Нет вопросов.
- Дело в том, что этот парень не глупый, даже слишком умен. По образованию журналист, со знанием иностранных языков, хорошо владеет русским. Такое редко встретишь. Мне жаль просто так отдавать его в руки НКВД. Его можно было бы использовать как консультанта, дополнительного переводчика с немецкого, помощника, проводника…
- Понимаю. Как зовут его?
- Локе Ганс. Подожди… - он достал рисунки.
- Это его работа?
- Это я заставил рисовать его карикатуру на свое руководство.
- Не плохо. Вы сами с ним уже поработали товарищ комдив, провели беседу по политической части! Подождите, у меня идея! А что, если? -Политрук что-то начал нашептывать на ухо полковнику.
Зам комдива засмеялся.
- Интересно конечно. Вы что, позабавиться решили? Не знаю. Ладно… - Обратился к комдиву, - Хочет на занятие его пригласить, для беседы с бойцами…
Не выдерживая заточения, я постучал в запертую дверь.
- Эй!
- Чего надо? – спросил голос из-за двери.
- Слышишь? Тебя как зовут?
- Вася.
- Вася, курить хочу, дай сигарету.
- Не положено.
- Пожалуйста. Умру сейчас!
Курить после ранения я бросил, но поскольку приходилось постоянно нервничать, то мне снова захотелось.
- Ладно, – он открыл дверь, дал прикурить сигарету и снова закрыл.
Я затянулся махоркой, но не ожидал что она такая крепкая. Во рту почувствовал горечь, першение в горле, резко закашлялся, втянув дымок, откинулся, явно балдея, крышу немного снесло.
- Слышишь? Крепкий табак у вас большевиков, голова кружится, я уже пьяный. Спасибо! – лег на подстилку, подогнул под себя ноги, устроился поудобней и задремал.
Проспал на я, наверное, часа два. Проснувшись, снова постучался.
- Что надо? - ответил голос, уже другой.
- Я пить, есть хочу!
- Мало ли что тебе хочется, сиди!
- Меня что кормить не собираются? Я есть хочу!
- Заткнись! Сиди и жди, когда принесут.
- Пить дай! Воды! – закричал я истошно.
- Достал!
Солдат открыл дверь, дал мне фляжку. - На!
Я принялся жадно глотать, так что влага стекала у меня по губам, проливаясь мимо.
- Все, давай, – он отобрал у меня флягу и снова запер дверь.
Я опять стал стучаться.
- Сиди фашист!
- Я фашист? Я не фашист! Не фашист! Слышишь! Не смей называть меня так! – стал пинать в дверь ногами.
- А кто ты?
- Я солдат! Я простой немецкий солдат! – Ыы-х!! – пнул напоследок со всей злостью.
Меня почему-то обидело это слово, я словно чувствовал на себе клеймо, как будто вляпался в дерьмо или грязь, от которой хотелось отмыться.
Вскоре за дверь я услышал шаги и голос Кати.
- Впусти, я еду для пленного принесла, его тоже кормить надо.
- Не положено. Давай, я сам ему передам. Иди.
Дверь открылась, и охранник вручил мне сверток.
- На, жри! – дверь снова захлопнулась.
Я развернул сверток, заглянул в корзину. Там лежала банка с молоком, горбушка черного хлеба с салом, вареная картошка и яйцо. Явно проголодавшись, я накинулся на еду, уминая за обе щеки. Насытившись, я немного успокоился и какое-то время сидел молча, пока не приспичило в туалет. К счастью, солдат, карауливший меня, оказался понятливым и проблем не возникло. Как я понял, они менялись каждые два часа.
Поскольку у меня не было часов, я даже не знал, сколько времени, ориентировался по солнцу, которое заглядывало в окно, иногда спрашивал у солдата.
Глава 49
Ближе к вечеру ко мне зашел один из офицеров, в чине капитана, приятной внешности, лет тридцати, двадцати пяти, как оказалось заместитель командира по политической части.
- Здравствуйте. Меня зовут Александр Васильевич. Мне надо бы с вами побеседовать.
- О чем?
- Есть о чем. Я хотел бы сделать вам выгодное предложение.
- Какое?
- Если вы согласитесь, вас не отправят в лагерь для немецких военнопленных, поставят на довольствие, будут хорошо кормить, мы обеспечим вам приличные условия.
- Что вы от меня хотите?
- Согласится на наши условия.
- Условия? Какие?
- Вы должны перейти на нашу сторону, и всячески нам помогать, в меру своих возможностей, выполнять все наши просьбы, распоряжения и приказы, беспрекословно им подчинятся.
- Я и так уже сделал для вас, все что мог. Я сказал, все что знал.
- Я вам верю. Вы же умный человек. Неужели вы все еще верите в победу Германии и вашего фюрера?
- Нет, не верю.
- Я тоже так думаю. Разве можно верить Немецкому командованию, которое бросило на произвол судьбы 6-ю армию под Сталинградом? Сотни тысяч погибших и раненных, десятки тысяч попавших в плен. Им ничем не смогли помочь.
- Я знаю.
- Это была наша сокрушительная победа, и будет еще. Мы на этом не остановимся. За что погибают немецкие солдаты? Ваша война будет проиграна рано или поздно, все планы немецкого командования абсурдны и бессмысленны. Подумайте об этом. Я знаю, что в ваших жилах течет русская кровь, пусть даже смешанная. Ваша бабушка действительно была русской?
- Да, это правда. Она с моим дедом приехала в Польшу, в 18-м году, когда у вас была революция.
- Где вы родились?
- В Штеттене… Мой отец немец и я тоже имею немецкое гражданство.
- А где сейчас ваш отец?
- Он погиб.
- На фронте? Простите, если так.
- Нет. Его убили, давно уже. Я тогда еще маленький был, мне было четыре года. Мама вышла замуж другого. У меня с ним не лучшие отношения. Я с ним поссорился, он мать мою обижал. Я за нее вступился, а он сдал меня в гестапо.
- Вот даже как?
- Я его ненавижу, он служит в «СС». Меня в гестапо, сломали. Четыре дня держали без воды и без еды, а потом сказали, что расстреляют за большевистскую пропаганду, заберут мою дочь. Перед этим в тюрьму водили, там людей показывали, сказали, что со мной будет, если я не соглашусь, и что они делают с коммунистами и евреями. А у меня жена умерла! У моей дочери кроме меня почти никого нет.
- Я вам сочувствую. А где сейчас ваша дочь?
- У бабушки. Не знаю, я два года ее не видел. Меня отправили в разведшколу, а оттуда на фронт.
- Так вы окончили школу разведки?
- Да.
- Почему же вы сразу не сдались в плен? Не перешли на нашу сторону.
- Я боялся. Я не знал, что будет со мной в плену. После всего, что я видел! Я думал, меня расстреляют. Нам говорили, что русские пленных расстреливают или отсылают в лагерь, в Сибирь, где не кормят, содержат в ужасных условиях, заставляют работать, и люди умирают как мухи от голода и холода. Я готов был лучше умереть, чем сдаться в плен. Что мне делать?!
- Ну, я думаю, у вас есть выход. Он есть из любой ситуации, безвыходных положений не бывает. Насколько я знаю, по образованию и по профессии вы журналист?
- Да.
- Значит, судя по всему, вы грамотный и образованный человек. Сколькими иностранными языками вы владеете? Хотите закурить? – он предложил сигарету.
- Да, спасибо не откажусь, – я закашлялся. - Простите, я давно не курил, отвык. В совершенстве тремя, немецкий, польский и русский. Немного английский и французский, плохо.
- Вы меня поражаете! Конечно, понимаю, что досталось вам от нас, ну уж извините! Сами понимаете, война есть война, не мы ее развязали, не можем мы врагов своих жаловать. Так вы согласны сотрудничать с нами?
- Да, согласен.
- Что ж, хорошо! Считаю, что мы договорились. А карикатура на Гитлера ваша работа? – капитан улыбнулся.
- Да.
- Мне пора, но мы с вами еще встретимся.
Капитан вернулся в штаб дивизии, где докладывал зам комдива.
- Ну, как? Поговорили с пленным? – спросил Джанджгава.
- Так точно, поговорил. Побеседовали по душам. Сложная у него ситуация. Вообще, он много чего мне интересного рассказал.
- Вот как? Что именно?
- Родился в Штеттене, бабушка у него действительно русская, мать наполовину полячка, а отец немец. Отца у него убили, правда он тогда еще маленький был. Мать вышла замуж за его отчима, а тот конечно матерый нацист, подался в «СС». Со слов нашего Гансика, если ему верить, отношения у них не заладились, повздорили они, тот мать его обижал. Гансик наш за нее вступился, а тот сдал его в гестапо. Вообще там его… Вот так.
- Хм? Да… - полковник задумался. - Так он согласился с нами сотрудничать?
- Да.
- Хорошо. Только если приедут с НКВД, про то, что отчим в «СС» пока молчи.
- Хорошо, я понял.
Продолжение следует...
http://www.proza.ru/2014/06/17/773