В город снова зачем-то пришёл июнь,
сверху вниз и наискосок тёплой стеной вода.
В лёгком платье она спасается под козырёк:
подол, каблучок, поблёскивает плечо, чёлка мокрая, - а он идёт
вроде мимо, но, кажется, сознаёт,
что всё начнётся с этого козырька.
Голубь переходит дорогу на жёлтый свет,
важно переступая с чёрной на белую полосу.
Спицы потрескивают - на ручке кресла бьётся большой пакет,
в пакете булка, бутылка, зонт, в коляске парнишка-шкет -
манекен, пустой и ломкий человек-предмет.
Вдруг пытается улыбнуться и тычет пальцем в птицу замершему отцу.
Он идёт до такси, да что там, почти летит,
ещё немного - не посадят и в бизнес-класс,
на углу переулка колесо чемодана цепляется за кирпич,
взгляд - за раму окна, лицо сворачивается в калач:
там занавеска-тюль, в розочку, с бахромой -
заплетал такую узлами, когда не дожидался её домой.
Он хватается за телефон, бросает, упирается в мокрую раму лбом,
закрывает глаза руками и считает "раз".
После грозы капли ртутно наливаются под перилами над рекой.
Для кого-то с востока пришёл июнь, уйдёт на запад, придёт другой.
Это план, божий промысел: дождь, в пакете булка,
в том переулке -
тюлевые розочки на окне.
А полынь с лебедой просто так шелестят листвой.
Спасибо, господи, что не думаешь обо мне.