Том вытащил из-под окропленных вином старинных карт с дамами и кавалерами в ярких одеждах костяные узорчатые таблички, разложил их на столе и высыпал фишки. Уильям собирался немного поиграть из вежливости и при первой же возможности отправляться спать. Его беспокоили ставки, но Том сразу заметил, что "мы не станем облегчать наши, как я понимаю, не чрезмерно отягощенные богатством карманы и поиграем на вызов или желание, годится?" Уильям вспомнил нелегкие годы в школе для мальчиков. Все эти "вызовы - желания" порой заканчивались очень неприятно, а то и так, что и вспоминать не хотелось.
- Я предлагаю вот что: проигравший рассказывает о себе любую историю, какую пожелает.
- Хорошая идея, - улыбнулся Том, заметивший беспокойство шотландца.
Они бросили кости, неудачно для Тома и весьма неплохо для Уильяма, которого фортуна и дальше решила немного побаловать. Когда фишка Уильяма достигла противоположной стороны доски, преодолев волнообразную дорожку к победе, Том махнул рукой и, не дожидаясь окончательного поражения, начал рассказывать при свете луны и огонька, дрожавшего в плошке:
- Я не знаю, кто мои родители. Меня воспитывал один старый сквайр, живший одиноко в поместье, которое он едва содержал. Свои богатства он растратил, как я понимаю, еще в молодости, когда путешествовал по родному краю, да катался в Париж. Я как-то спросил его, не отец ли он мне, но тот только презрительно рассмеялся: "Ты не видишь, что я стар? Аааа, для вас сопляков все старики: и те, кому тридцать, и те, кому под семьдесят. Не могу я быть твоим отцом! Чей ты ублюдок я также не знаю, скажи спасибо, что тебя взял". Вот так мило мы поговорили когда-то, и у меня пропала всякая охота спрашивать еще раз. А потом старик умер. Оказалось, что все его имение после смерти достается аббатству, которое и без того оккупировало часть его земель еще при жизни. Ко мне это дело по-любому никак не относилось. Меня вышвырнули прочь, предложив, впрочем, из вежливости стать послушником, но я послал их к черту. Старик то ли от скуки, то ли потому что и в самом деле желал хотя бы чем-то меня обеспечить, обучил меня фехтовальному искусству, да сделал это на совесть. Шпага в ножнах, хороший камзол, который он извлек из сундука незадолго до кончины и который пришелся мне как раз впору, будто бы на меня был шит - вот и все мое наследство, но я не жаловался.
Том замолчал. Он не выглядел грустным, только задумчивым и уставшим. Уильяму стало жаль парня, чья редкая юношеская красота будто бы стала заметнее, проступив через его новый грубоватый облик - мужчины с не оформившимися, жесткими чертами.
- Так, может, этот старик все же твой родственник?
- Понятия не имею, - пожал Том плечами. - Мне от этого не холодно, не жарко. Я думаю, что он может быть моим дедом, но сам был не уверен. А камзол - его сына камзол. Но я и не планировал отправляться на поиски папеньки, потому что не верю в глупые девичьи сказки про принцев и принцесс и всякую прочую чушь. Мне нужно было как-то жить, а я ничего не умел, кроме как орудовать шпагой. Как это можно было применить, чтобы не угодить аккурат в каменный мешок? Я понятия не имел, но меня заприметил главарь одной шайки, и я стал там вожаком, когда проткнул главарю брюхо.
- За дело, я полагаю, - осторожно предположил Уильям. "И какого гоблина я предложил рассказывать истории? Хотя с желаниями тут еще бы чего вышло..." - подумал шотландец тоскливо.
- Он девиц насильничал, - пояснил Том без возмущения и вызова.
Это произвело на Уильяма хорошее впечатление. Итак, насилие было неприемлемо для этого верзилы, который через год-другой окончательно обретет внешность роскошного матерого волка, должно быть, весьма привлекательную для слабых дам.
- Одну из них, белую, как роза, Мэри, дочь шерифа я и выдернул из лап главаря. Я дал негодяю выбор - жениться на ней или умереть. Он предпочел смерть. То бишь не так, конечно. Он рассчитывал, что его приятели прирежут меня, но я справился с десятком, а оставшиеся ноги мне целовать были готовы. Девицу мы вернули отцу, заверив, что она цела и невинна. Насчет последнего не знаю. Видала она виды... Однако же шериф с тех пор только делал вид, что меня ищет, да поймать пытается. Я неплохо жил года два. Много не разбойничали, только чтобы прокормиться. Моя шайка не насильничала и никого не убивала, так как боялись они меня. Бунты были, но с теми разговор короткий. Все бунтовщики давно в преисподней милостью моего клинка. Только моего. Ни одна собака на мою защиту не вставала. Как бы там ни было, но сквайры от безделья начали на меня охоту. Да и мои им подсобляли, кто чем мог. Многим от меня избавиться хотелось.
- Но почему? Ты же никого не обижал?
- Ну как никого... Грабить то мы неплохо грабили, не зарываясь, впрочем. Да, бывало, заявимся на какой-нибудь праздник, да пьем, да гуляем и несколько дней живем в каком-нибудь богатом доме. А почему избавиться хотели? Да был я, должно быть, ни вашим, ни нашим. Своим не давал девок портить и грабить сквайров, как липок, под чистую. А сквайрам - бельмо в глазу. А то - какой-то разбойник шпагой лучше их машет. Я же с ними сражался. Ну в усадьбу пожалуем, а тут какой-нибудь джентльмен выбегает, думает раскидаю сейчас подлый люд этот по канавам. А в итоге стоит передо мной обезоруженный и хлопает глазами. Среди молодежи за мной началась охота. К нам еще красавчик Джо пожаловал. Не слыхал про такого?
Уильям отрицательно мотнул головой. Он с тревожным удивлением заметил, что глаза Тома как-то нехорошо блеснули.
- Странное дело... Хотя шпагой ты не ахти как владеешь, уж прости за откровенность. Не будь Ричард в стельку пьян, да желай он и впрямь с тобой расправиться, а не себя показать, выносить бы мне твое бездыханное тело темной ночкой и прятать в стог. Видал тут стог во дворе?
Уильям сказал, что видал. Том пугал его и казался все больше ростом. Джон бы устыдился такого брата, но ведь Джон его не видит. Да и что прикажешь делать с собеседником, которому ты так, зуб почесать? В школе Уильям отмалчивался, пока возможно было, а потом, кода это оказалось невозможным, убили Уолтера, а его честь спасал Джон... Том прав. Чего с ним спорить?
- Я вижу, ты не по делу не станешь залупаться, - хмыкнул Том. - А до дела дойдет? Тоже зенками моргать будешь?
- Я, пожалуй, пойду, - сказал Уильям.
Его голос не дрожал, прозвучав с прохладным достоинством. Голова молодого шотландца словно просветлела, а в висках звонко застучала кровь, нисколько не туманя мозг. Уильям поднялся, но Том схватил его за руку и усадил рядом с собой. Его глаза опять нехорошо заблестели. Он жадно уставился на скулы Уильяма, еще нетронутые бритвой, в нежном едва заметном рыжеватом пуху.
- Тебе история моя неинтересна?
- Мне интересна твоя история, - как мог спокойно ответил Уильям.
Под взглядом Тома его хладнокровие начало топиться, как масло под июльским солнцем. И ручища на его локте посылала рвотные судороги в желудок. Требовалась вся воля, чтобы сдерживать дыхание и не отводить глаза от жгучего взгляда светло-голубых глаз.
- Какая-то смелость в тебе есть. И то верно, парень, глупо в лапах кота дергаться, когда ты мышь.
Том отпустил его руку. Уильям судорожно вздохнул и спросил:
- Так что дальше было? Тебя красавчик Джо поймал?
- Нет. Коли бы поймал, так, думаю, не сидел бы я тут с тобой. Он рядом со мной, что я рядом с тобой. Хотя гибкий он и изящный, да собой хорош. Ему как и Ричи не надо париков, и свои кудри не хуже. Быстрый и гибкий. Не человек - пантера. Но поймал меня Ричи. У них с Джоном спор был... На меня.
Том криво усмехнулся. Его некогда дивная красота вновь словно проступила через мужественный облик, и Уильям почувствовал смущение и подобие сочувствия.
- Тебя ждала бы тюрьма? Или они хотели убить тебя? - предположил он.
- Думаю я, что убивать меня они не хотели. Это не было их целью. Поймать, обезоружить, взять в плен. Я не знаю, что бы делал со мной Джо, но Ричи, осуществив свой план, притащил меня раненого к себе домой и оставил у себя. Он хотел показать меня Джо, как трофей, но Джо пропал. А сейчас он в тюрьме. Этот парень тоже не промах. Месяца не прошло с тех событий, как он убил какого-то важного джентльмена.
- Погоди... Джо? Джон? Лоуренс?
- Да! - воскликнул неожиданно пробудившийся Ричард.
Он не выглядел пьяным, напротив - бодрым и свежим, будто провел последние часы в уютной постели, а не на убогом деревянном ложе. Том вопросительно уставился на Уильяма.
- Так ты знаешь его? - спросил Ричард, хватая шотландца за плечи.
- Да, - осторожно высвобождаясь, подтвердил Уильям. - Я его брат.
- О! Я так и думал! Тот удар, которым ты едва меня не ранил, это же приемчик красавчика Джо!
- Джон давал мне уроки. Точнее, один урок. Это было накануне его отъезда в Англию.
- Понимаю. Так ты здесь, чтобы вытащить из каталажки брата?
- Да. Но я не представляю, как. Пока его хотят повесить.
Ричард серьезно кивнул, встал и прошелся по комнате. Он хмурил высокий лоб, а его тонкие, женственные черты заострились от раздумий.
- Это непростое дело.... Уильям?
- Да, Уильям Лоуренс.
- Ричард Карр, граф Рочестер.
Уильям встал, поклонившись. Он и не рассчитывал на захудалом постоялом дворе найти столь знатную особу.
- Не надо церемоний, Уилли, - рассмеялся Ричард, подбегая к шотландцу и усаживая его обратно на кровать. - Я граф только вторую неделю, приехал сюда, чтобы обзавестись знакомствами, как, думаю, следует сделать и тебе. Я тебе помогу. А перво-наперво мы с тобой завтра отправляемся к графу Соммерсету.
- О... - пробормотал Уильям.
У него кружилась голова как у человека за короткое время преодолевшего несколько крутых поворотов на лихом коне.
- Что-то не так? - улыбнулся Ричард.
Он с симпатией смотрел на Уильяма и, казалось, прикидывал чем бы занять нового приятеля.
- Все так. Я... Да, история. Том не досказал мне свою историю, - объяснил Уильям не потому что он уж очень хотел дослушать, а потому что чувствовал неловкость от горячего внимания Ричарда, смущавшего юного шотландца еще больше Тома своей энергичностью и силой обаяния, свойственного светским людям и знатным особам. Ричард не был своим в светском общество, но излучал особую ауру.
- Историю Тома? - воскликнул Ричард. - Ах да, Я слышал эту душераздирающую песнь. Что ж... Я взял Тома себе. Он был ранен, и я едва не рыдал у его постели. Знаешь, он был похож на ангела. Я это понял, когда пронзил ему грудь, и на миг у меня мелькнула дикая мысль - я убил переодетую девицу, так он был красив.
- Ричи... - прошептал крайне смутившийся Том.
Он сделался пунцовым и, казалось, едва дышал. Ричард же расхохотался и как ни в чем ни бывало продолжал, вскочив и кружа по комнате со всей энергией, вернувшей к его молодому организму, счастливому уже тем, что его не травят вновь бочонком-другим вина:
- К счастью, Томми оклемался моими заботами и с тех пор мы не разлей вода. Лично я уверен, что он незаконнорожденный сын какого-нибудь герцога. Я не пойму пока какого. У них у всех такие мерзкие рожи, что я не готов пока признать права хотя бы одного из них на моего Томми.
- Очень смешно, - недовольно буркнул Том. Он насупился, став похожим молодого волка, решившего не связываться с несмышлеными волчатами. - Тебе не кажется, Ричи, что младшему Лоуренсу пора баинки? Ты выспался, а он нет. Завтра, если я чего-то понял, мы навещаем графа, и было бы неплохо, чтобы хотя бы один из нас производил впечатление добропорядочного джентльмена.
- Ты прав, - весело согласился Ричард. - Добрых снов, Уильям. Спи завтра как следует. Я загляну к тебе после обеда.