Башкирия, 1943 год. Усыновление.
В годы войны соцгородок быстро рос за счёт жителей окрестных деревень, а также за счёт беженцев, доброжелательно встречаемых коренными жителями Башкирии. Воюющая армия требовала всё больше и больше нефтепродуктов, и нефтяники Второго Баку, напрягая последние силы, добывали чёрное золото из недр Татарии и Башкирии. Растущая армия нефтяников соцгородка находилась в непрерывном и ежечасном движении от дома до нефтепромыслов и обратно.
Невзирая на пургу, заносы, дожди и жару усилия этой тыловой армии не ослабевали, а каждый день возрастали. Гужевой транспорт, особенно в начале войны, широко использовался в этом нескончаемом движении людей, материалов и техники. Однако, по мере затягивания военных действий, башкирские лошадки уже не справлялись с возросшими объёмами перевозок.
Поэтому ставка была сделана на автомобили. Старые разбитые отечественные «полуторки» неутомимо гоняли и по заснеженным, и по раскисшим просторам Татарии и Башкирии, но выглядели плачевно.
В годы войны по просьбе советского правительства американцы прислали в Советский Союз некоторое число грузовых автомашин марки «студебеккер», грузоподъёмностью 2,5 тонны. Пара таких новеньких красавцев оказалась и в соцгородке.
На новые автомобили посадили лучших водителей, одним из которых был Сергей Петрович Малмыгин.
Сергею Петровичу нелегко приходилось в эти тяжёлые годы. Большая семья из восьми человек заставляла его и Фёклу буквально выбиваться из сил, чтобы выжить. Поэтому свалившиеся на него и Фёклу племянники ложились огромным непомерным грузом.
В то же время они помнили обо всём, что сделал для них его младший брат Александр, и ни на секунду не забывали о своём долге.
Весть о том, что у Сергея Петровича скончалась невестка, оставив круглыми сиротами трёх маленьких детей, быстро распространилась по небольшому посёлку.
Екатерине Михайловне Леоновой эту печальную новость сообщила заведующая детсадом, где она работала. Екатерина Михайловна знала Сергея Петровича. Он иногда привозил на своей машине мебель, бельё и продукты для детского сада. Это был крупный спокойный мужчина, неизменно приветливый, никогда не отказывающий в помощи женщинам, разгружающим машину. Однако теперь Екатерина Михайловна встречала его редко, потому что после того, как его пересадили на новую машину, продукты питания стали привозить в детсад на телеге.
Она знала также, что семья у Сергея Петровича – большая, что старшему – Леониду было лет пятнадцать, а младшему – Шурке года три. Екатерина Михайловна всегда удивлялась, как Сергею Петровичу и Фёкле удаётся прокормить такую ораву. Конечно, даже в условиях военного времени существовала поддержка многодетных семей, но она была явно недостаточна для того, чтобы выжить.
Пустые койки в родильных домах и практически полное отсутствие женщин в «интересном положении» красноречивей всяких цифр говорило о бедственном положении людей.
Екатерина Михайловна поинтересовалась у заведующей, что Малмыгины намериваются предпринять в отношении своих племянников. Та обещала узнать; и наутро сообщила подробности. Оказалось, трое племянников были разного возраста. Володе, самому старшему исполнилось одиннадцать лет, Юре – восемь, а младшему – Жене – три года. Их мать – Варя, которая недавно умерла и была похоронена на кладбище соцгородка, родом из Ленинграда. Она была замужем за младшим братом Сергея Петровича, Александром, который ещё в прошлом году погиб в блокадном городе.
Варя с детьми до болезни жила в деревне Московка. Этой осенью она заболела, и Сергей Петрович привёз её в поселковую больницу соцгородка, где она и скончалась.
Оставшиеся полными сиротами дети в данный момент живут у Сергея Петровича и Фёклы. Их судьбу надо срочно решать, потому что Сергею Петровичу и Фёкле прокормить их будет невозможно. Поэтому старшего – Володю - они предполагают усыновить сами, среднего – Юру – отправить в Златоуст к старшему брату и к матери Сергея Петровича, а что делать с младшим они не знают. Скорее всего, его придётся отправить в детский дом. Однако когда они заикнулись об этом, Володя и Юра пустились в слёзы, и стали умолять их не делать этого. По сути дела это была критическая, неразрешимая ситуация. Взбудораженная сообщением, Екатерина Михайловна едва смогла дождаться окончания рабочего дня, и помчалась домой. Она весь вечер в ожидании мужа – Ивана Фёдоровича была как на иголках, строя различные планы.
45-летняя Екатерина Михайловна была уроженкой города Грозный, где прошли её детство и юность. Маленькой девочкой она переболела оспой, которая зверствовала на Кавказе в конце 19 – начале 20 века.
Она до сих пор помнила ту нестерпимую жгучую боль, которую причиняли маленькие язвочки, густо осыпавшие её лицо. На тех местах, где они были нечаянно сорваны, позже образовались небольшие кратеры, портившие поверхность кожи. Однако они не портили её совершенную красоту, которая вкупе с осанкой придавали ей необыкновенную привлекательность.
Она всегда с глубокой любовью вспоминала свой любимый город. Родимый дом, утопающий в тени фруктовых деревьев.
Православный храм, в котором возникло её христианское мировоззрение, окрепшее после излечения от страшной болезни.
Бассейн на окраине города, разделённый на мужскую и женскую половины. Бассейн непрерывно наполнялся потоком горячей мутной воды, шедшей из скважин нефтепромысла. Эта вода считалась лечебной, и девочки и бабы на своей половине, а мальчики и мужики – на другой, раздетые догола, с визгом и восторгом бесились в её потоках. Екатерина Михайловна помнит жадные взгляды мужиков и подростков, когда она, обнажённая, прыгала в бассейн, или вылезала из него.
Она с юности узнала о своей власти над мужчинами, и будущее казалось ей безоблачным.
Однако в 1914 году, когда ей исполнилось 16 лет, началась первая мировая война, которая как в трубу крематория всосала молодые мужские жизни, запылавшие в огне взаимной ненависти. Война против внешнего врага переросла в гражданскую, и граждане Российской империи, подстрекаемые фанатиками, стали без разбору убивать друг друга.
И, когда это безумие через несколько лет ненадолго прекратилось, молодые невесты обнаружили вокруг себя вакуум. На счастье Екатерины из Орловской деревни в Грозный неизвестно каким ветром занесло неграмотного Ивана Леонова, который к тому же был моложе её на два года. Екатерина и её младшие сёстры благодаря отцу и матери получили хорошее образование, и в лучшие времена Иван не стал бы даже рассматриваться в качестве жениха. Но большого выбора у девушек не было, и каждая из трёх сестёр думала, что именно из-за неё Иван каждый вечер молчит в их компании. Косноязычный Иван из страха перед отказом долго не мог признаться в своём чувстве к Екатерине, пока случай не помог ему. Иван оказался преданным и любящим мужем, который в силу понимания их неравенства всячески пытался дорасти до своей жены. Единственным понятным и доступным для него оказалось непрерывное совершенствование в своей профессии. Достижение им определённых высот в сварочном деле, получение наивысшего рабочего разряда, безотказность в работе, и, как следствие, высокие заработки, позволили ему самоутвердиться. За несколько лет совместной жизни в своём домике в Грозном Ивану Фёдоровичу удалось подняться в своих глазах, и глазах его жены. Однако, когда в СССР стали «закручивать гайки», а НКВД взял страну в «ежовые рукавицы», отец Екатерины благодаря другу из отдела кадров осознал, какую опасность для семьи представлял Иван с его деникинским прошлым. Его, хоть и принудительный, призыв в деникинские войска, мог обернуться не только для Ивана, но и для всей семьи, тюрьмой, ссылкой, а то и расстрелом. Поэтому, недолго поколебавшись, Екатерина Михайловна и Иван Фёдорович покинули Грозный.
Екатерина Михайловна вспомнила, с какими трудностями она с мужем добирались до нефтяных разработок в Башкирии.
Постель, одежда, образок господа-бога и даже свадебный подарок – бесценная швейная машинка «Зингерс» - всё перекочевало в один из бараков строящегося соцгородка. Их нечаянный союз оказался крепким и прочным. Только одно обстоятельство омрачало их существование – отсутствие детей. Восторженное отношение Екатерины Михайловны к беззащитным человеческим головастикам, вся её христианская мораль и представления о семье вошли в драматическое противоречие с действительностью.
Она работала кастеляншей в детском саду, то есть была «хозяйкой» всего имущества. Однако на практике она непрерывно вмешивалась в воспитательный процесс, ежедневно и ежеминутно помогая своими знаниями и недюжинным талантом воспитателям и нянечкам.
Заведующая детсадом считала её негласным заместителем, понимая, что до уровня Екатерины Михайловны с её дореволюционным образованием и воспитанием невозможно дорасти молоденьким девушкам из окрестных деревень.
Однако Екатерина Михайловна не могла даже и помыслить занять место заведующей путём интриг, или каким бы то ни было другим способом.
С началом войны необходимость добычи всё большего и большего количества нефти Второго Баку, а также поток беженцев из разорённых немцами мест, резко увеличили население соцгородка.
К тому времени Иван Фёдорович Леонов, как незаменимый газосварщик, приобрёл такой авторитет у начальства, что его по этой причине и ввиду возраста не стали призывать в Красную Армию и дали «бронь». Весь 41 и 42 год Екатерина Михайловна жадно слушала сводки Совинформбюро, волнуясь за судьбу города Грозный, который немцы могли взять со дня на день, и, конечно, за своих родных.
Вся её прошлая жизнь, бездетность, скорбь по ежедневно гибнущим на фронтах войны солдатам и христианская жалость к тысячам сирот привела Екатерину Михайловну к твёрдому убеждению в необходимости усыновления маленького незнакомого ленинградца.
Когда, наконец, муж пришёл с работы, она изложила ему все факты и предложила ему усыновить Женю. Иван Фёдорович, не колеблясь, согласился. Он с самого начала признавал лидирующую роль жены в семейных делах, и всегда соглашался с ней, даже в крутых, непростых решениях. Он ни на секунду не сомневался в целесообразности усыновления чужого ребёнка – раз жена так решила, значит так надо. Только одно её жёсткое условие усыновления вызвало его сомнение и беспокойство. Это было неуёмное, фанатическое желание Екатерины Михайловны, чтобы Женя ничего бы не знал об усыновлении и считал бы её родной матерью. Она чувствовала в себе силу материнства и отбросила даже заповедь своего любимого Господа «Не солги».
В то же время, будучи умной женщиной, она понимала, что сохранить в тайне такой очевидный факт в малюсеньком посёлке будет практически невозможно. Наилучшим способом оставить в неведении приёмного сына был бы отъезд из соцгородка, но в условиях военного времени это было неосуществимо.
Поэтому Иван Фёдорович поинтересовался у жены: «Кем в будущем будут для Жени его братья Володя и Юра. Какими ты представляешь отношения между ними?».
Екатерина Михайловна ответила: «Раз Малмыгины официально усыновляют Володю, то и он и Юра могут считаться его двоюродными братьями, как и остальные дети Фёклы и Сергея Петровича. Я надеюсь договориться с Фёклой, чтобы она уговорила Володю и Юру никогда не говорить Жене правды, дабы не отправлять своего брата в детдом».
Ивану Фёдоровичу ничего не оставалось, как полностью согласиться с любимой женой.
Наутро Екатерина Михайловна буквально залетела в кабинет заведующей детсадом и сообщила ей о своём решении усыновить Женю. Она попросила сообщить об этом Сергею Петровичу и Фёкле, а также попросила, чтобы Фёкла привела показать племянника его возможной будущей матери. На следующий день Фёкла и Екатерина Михайловна встретились, как бы случайно, на одной из улиц соцгородка.
Екатерина Михайловна буквально впилась глазами в будущего сына. Маленький трёхлетний ребёнок больше походил на двухлетнего.
Его истощённое личико было бледным. Глазки испугано перебегали от Фёклы к незнакомой тёте, а их выражение было затравленным, как у подбитого зверька. Екатерина Михайловна увидела, как его худенькая ручка сжала руку Фёклы, и её сердце сжалось от непереносимой жалости. Она наклонилась к ребёнку и ласково спросила: «Мальчик, как тебя зовут?». Ребёнок ещё сильнее прижался к Фёкле и ничего не ответил. Тогда Екатерина Михайловна спросила: «А почему ты ничего не отвечаешь? У тебя есть язычок?». Дитё, наконец, разлепило свои бескровные губы и прошелестело: «Да».
Екатерина Михайловна сообщила Фёкле, что она и муж согласны усыновить Женю при одном условии. Фёкла со странным выражением своего полурусского-полубашкирского лица выслушала условие усыновления и ответила, что она в принципе согласна, однако окончательное решение будет за мужем.
Беспокойным и нервным выдался вечер у Малмыгиных, всей семьёй обсуждавших дальнейшую судьбу Женьки. Они изредка бросали на него взгляды, от которых чувствительному малышу становилось плохо. Наконец, Володя и Юра согласились с условием усыновления, и все дети пообещали родителям, что никогда в будущем они не сообщат Женьке правду. Володя и Юра едва сдерживали слёзы. Однако они понимали, что другого выхода просто нет.
Как ни странно, но самой трудной задачей оказалось собраться всем четверым – Сергею Петровичу, Фёкле, Екатерине Михайловне и Ивану Фёдоровичу - в ЗАГСе. Однако начальство всех четверых посчитало причину их временного отсутствия на работе важной и не стало чинить им препятствий. Заведующая отделом встретила посетителей приветливо и внезапно, к удивлению Екатерины Михайловны и Ивана Фёдоровича, заговорила с Фёклой, перемежая башкирские и русские слова.
Фёкла сказала заведующей, что они пришли по делу усыновления двух племянников – Володи и Жени. Фёкла эмоционально объяснила всю трагичность ситуации, сказав, что три их племянника из-за войны оказались круглыми сиротами. Фёкла и Сергей Петрович Малмыгины приняли решение усыновить Володю, а посторонние люди – Леоновы -Женю.
Заметив удивление Леоновых, вызванное её разговором с заведующей, Фёкла пояснила, что она знакома с ней ещё с детства, поскольку та жила в той же деревне, что и дядька Фёклы.
Все предъявили заведующей свои паспорта, а Сергей Петрович достал ещё несколько бумаг. Оформление документов на усыновление Володи прошло по-военному быстро.
Однако в ходе усыновления Жени произошла заминка, едва не разрушившая все планы. Когда заведующая ЗАГСом попросила у Сергея Петровича метрику, выдаваемую при рождении ребёнка, выяснилось, что на Женю Малмыгина нет никаких документов.
Сергей Петрович объяснил, что семья его брата была эвакуирована из Ленинграда в спешке, и, вполне возможно, документы были потеряны.
Заведующая ЗАГСом посмотрела на Фёклу: «В деле об усыновлении должен быть документ, доказывающий, чей это ребёнок.
Некоторые беженцы действительно не имеют документов, потерянных при эвакуации. Взрослыми занимается НКВД, а вот что делать с детьми, я не знаю».
Сергей Петрович вытащил из кипы бумаг потёртое письмо и сказал: «Оно получено ещё в сороковом году от младшего брата Александра, жившего в Ленинграде, в котором тот сообщает о рождении третьего сына. У нас это - единственное документальное свидетельство».
Заведующая задумалась, затем подняла трубку телефона и стала с кем-то разговаривать. Спустя некоторое время она сказала: «Закон позволяет восстанавливать документы по свидетельским показателям. Число свидетелей должно быть не менее двух, причём муж и жена считаются одним свидетелем». Заметив умоляющий взгляд Фёклы, заведующая добавила: «Но я думаю, не в этом случае. Вы, Сергей Петрович и Фёкла – пишите свидетельские показания, а вы, Иван Фёдорович и Екатерина Михайловна, заявление на усыновление».
Внимательно прочитав написанные бумаги, и немного подправив их, заведующая сложила документы и письмо в дело об усыновлении. Затем она достала бланки на усыновление, и, оформив их, отдала акт на усыновление Малмыгина Евгения Александровича его новым родителям.
Фёкла от радости стала обнимать заведующую, а обрадованные Екатерина Михайловна и Иван Фёдорович благодарить её от всей души.
Оставалось только забрать вновь испечённого Евгения Ивановича Леонова, как стал называться малыш, из семьи Малмыгиных.
Екатерина Михайловна в горячечном состоянии отправилась в тот же вечер за приёмным сыном и попыталась увести его к себе домой. Однако измученный голодом, переездом из Московки в соцгородок и смертью матери ребёнок, оказавшийся на грани нервного срыва, отказался куда бы то ни было ехать. Он в панике залез под стол, стоявший посреди комнаты, и стал кричать, что не пойдёт с тётей. Фёкла и её старшая дочь попытались урезонить малыша, соблазняя конфетами и игрушками, которые ждут его у Екатерины Михайловны. Тот не хотел ничего слушать, повалился на спину и стал в истерике бить по полу ногами. Фёкла залезла под стол и стала доказывать Женьке, что Екатерина Михайловна – его мама. Тогда Женька стал тоненьким голоском кричать, что это неправда, что его маму дяди заколотили в деревянный ящик, который поставили на машину, увезли на кладбище и закопали в землю.
Все были в шоке. Огорчённая и донельзя расстроенная Екатерина Михайловна пришла домой, где её ждал Иван Фёдорович, и рассказала ему о своём полном фиаско.
На следующий день она пришла к Малмыгиным вместе с мужем. Заранее отрепетировали все роли. Поэтому, когда появился Иван Фёдорович, все хором стали восклицать: «Женя! Смотри, это из Ленинграда приехал твой папа!». Женька, увидев вновь Екатерину Михайловну, собрался было лезть под спасительный стол, но взволнованные возгласы остановили его. Он не видел отца уже два года и не помнил его.
Собственно, он и не мог помнить отца, так как его вывезли из Ленинграда в годовалом возрасте, на руках. Поэтому Женька подбежал к Ивану Фёдоровичу и начал карабкаться к нему на руки.
Иван Фёдорович подхватил маленькое доверчивое существо, и, накинув на него пальтишко, вынес его из комнаты под сумрачные взгляды Володи и Юры. Сергей Петрович и Фёкла переглянулись. В этом перегляде было и сожаление, и облегчение, и тревога.
Придя домой, Екатерина Михайловна спросила Женьку: «Женя, а как твоя фамилия?». Малыш сморщил своё маленькое худенькое личико, пытаясь что-то сказать, но ответ пропал где-то в недрах его неразвитого мозга. Тогда, даже обрадовавшись этому обстоятельству, Екатерина Михайловна сказала: «А я знаю, как тебя звать! Ты – Евгений Иванович Леонов! Сможешь повторить?». Мальчик, глядя на обретённого отца счастливыми глазами, как эхо повторил за женщиной: «Гениси Ваниси Лёнив». Иван Фёдорович и Екатерина Михайловна счастливо улыбнулись друг другу - их план, их мечта и надежда стали сбываться.
Конец
Октябрьский – Ленинград – Краснодар. 1990-2010 г.г.