Троллейбус №4, маршрут которого проходил от Самарского Железнодорожного Вокзала до завода «Металлург», медленно двигался в пробке по кировскому шоссе. Шёл седьмой час пятничного зимнего утра, и большинство пассажиров ехало на работу. В глазах класса трудящихся была пустота. Те, кому посчастливилось усесться на жёсткие, узкие, изрисованные и исцарапанные сиденья, подрёмывали, смотрели в непрозрачные окна, подёрнутые инеем, зевали, разговаривали, эксплуатировали смартфоны; остальные же стояли плотной баррикадой, наваливаясь на сидящих и толкая друг друга. В салоне стояла мерзкая какофония из гула электродвигателя, шума чуть согревающих печей и монотонных голосов; пахло перегаром, жжёной резиной и несвежестью тел. Из хриплого динамика сверху раздался записанный на диктофон голос водителя:
- Остановка «Огонёк», следующая остановка «улица Черемшанская».
Двери троллейбуса раскрылись, и в салон зашло ещё несколько человек, одним из которых был сутуловатый старик в чёрном кашемировом пальто, без головного убора, с небольшим тёмно-коричневым кейсом в правой руке. Его длинные седые волосы были собраны в хвостик, на глазах сидели дорогие, слегка затемнённые оптические очки. В троллейбусе стало совсем тесно.
- Внимание, двери закрываются, - изрыгнул всё тот же хриплый динамик, и единица общественного транспорта тронулась, продолжая своё шествие с черепашьей скоростью.
Какой-то пассажир, балансируя пакетом с обедом в одной руке и телефоном, из которого ему в ухо вещал назойливый голос матери о том, чтобы он не забыл купить ей лекарства, в другой, не удержался на ногах в общей давке и, пытаясь не рухнуть на залитый растаявшей грязью пол, махнул рукой с пакетом, гулко расплющивая банку с супом о ручку сиденья. Разбитое стекло легко распороло тонкий пластиковый пакет, освобождая дорогу лапше и картошке прямо за шиворот сидящего там парня. Последний тут же вскочил, судорожно вытряхивая из-за воротника уже растёкшуюся до середины спины гадкую жирную массу, одновременно ища недобрым взглядом своего обидчика. Мужчина, проклиная в душе свою неуклюжесть и не вовремя позвонившую мать, предпринял тщетную попытку извиниться, но тот час же получил кулаком в глаз. В толпе стал нарастать шум.
Драка, привлёкшая всеобщее внимание, разгоралась, и никто не заметил, как длинноволосый старик, стоявший на ступеньках возле дверей, снял очки, приоткрыл свой кейс и достал из него перстень с крупным камнем, похожим на бриллиант. Затем он надел его на средний палец левой руки и, закрыв глаза, начал что-то бормотать себе под нос, поглаживая камень по часовой стрелке безымянным пальцем правой руки.
Парень с остатками лапши на плечах орал на грузную женщину-кондуктора, которая каким-то образом умудрилась пересечь половину забитого до отказа салона в считанные мгновенья и напористо требовала, чтобы зачинщик безпорядка сошёл с троллейбуса на следующей же остановке. Но молодой человек уже закипел, глаза его налились кровью, и он с силой толкнул женщину ладонью в грудь, и та, матерясь, рухнула на грязный пол, увлекая за собой стоявшую рядом старушку. К месту инцидента из толпы вырвался крепкого телосложения мужчина и нанёс несколько ударов разбушевавшемуся парню, тот завалился на сидевшую рядом мать с полугодовалым ребёнком на руках. Ребёнок, который до этого мирно спал, несмотря на громкие крики и потасовку в салоне, громко заныл.
Дорожная пробка, тем временем, усугубилась: на пересечении Мирной и проспекта Кирова врезались два легковых автомобиля, водители которых стояли на дороге, буквально, нос к носу и, размахивая руками, доказывали, что последний из них не прав. Владелец чёрной Toyota Corolla достал из кармана смартфон и начал кому-то звонить, другой в это время подбежал к своей Citroen C4, рывком открыл заднюю левую дверь и схватил с сиденья дюралевую бейсбольную биту. В следующую пару секунд средство мобильной связи и ухо звонившего кому-то мужчины стали единым целым и он без чувств брякнулся на колею.
А в салоне «четвёрки» шла уже не драка, а настоящая война: четверо мужчин бились не на жизнь, а на смерть, другие шестеро пытались их разнимать, но получив несколько раз по роже, незаметно для себя влились в «общее дело». Кто-то пробирался к выходу и орал водителю, чтобы он открыл двери, но двери почему-то не открывались. Те пассажиры, что находились в передней части салона, стали барабанить в водительскую дверь, но водитель сидел неподвижно, вцепившись в рулевое колесо, и глядел куда-то вдаль, не реагируя ни на что.
За окнами раздался вой сирен полицейских машин и скорой помощи. Из подъехавшей «пятнашки» с синими полосами и надписью «полиция» вышло трое молодых парней в форме с укороченными Калашниковыми наперевес. Копы стали медленно подходить к водителю Citroen, у которого в руках по-прежнему была бита. Один из полицейских, вдруг, сам того не желая, крикнул: «у него граната!», и вслед раздалась автоматная очередь. Карета скорой помощи застряла в дорожной пробке метрах в пятидесяти от места аварии, но медики не спешили выходить из машины, видимо, испугавшись выстрелов.
Тем временем, массовая драка в троллейбусе переросла в массовую панику. Люди уже не колотили друг друга, а пытались разжать двери либо разбить окна. Русская паника не похожа на панику, которую можно увидеть в американских блокбастерах, где все визжат и бросаются врассыпную, – русские паникуют молча и сообща. Но даже сплоченный общей, совершенно не понятной бедой пассажирский состав не мог ничего поделать с «консервной банкой», в которую превратился злосчастный троллейбус: двери не поддавались, окна не разбивались, а водитель так и не поменял своего положения, как будто превратившись в манекен, на котором обычно испытывают автомобили на прочность, впечатывая их в различные препятствия.
Всё это время старик в чёрном пальто «безучастно» стоял на ступеньках у передних дверей троллейбуса. Никто в этом месте наружу не рвался, выбивали лишь дверь в кабину водителя, а также пытались раскрыть створки в середине салона и в задней его части. Пошли было и к переднему выходу – у какого-то слесаря даже нашлась фомка – но, вдруг, передумали и стали искать выход в другом месте. Один парень всё-таки заметил ненормально спокойного сгорбленного пожилого человека, перегородившего проход к передним дверям и хотел сказать, чтобы тот отошёл в сторону и не мешал людям пробиваться наружу, но напоролся на острый, как итальянский стилет, взгляд старика, с иссиня черных зрачков которого сорвалась железобетонная глыба надменности и ударила по сознанию юноши так, что его тело бревном ухнулось навзничь.
Вдруг, погас свет.
- Пиз...ц, - чётко произнёс кто-то из толпы.
Но спустя пару секунд свет снова загорелся, однако, ярче обычного. В салоне запахло чем-то вроде протухшего мяса вперемешку с болотной сыростью. Там, где до этого момента стоял седовласый старик, появился молодой мужчина лет сорока с чёрными, как смоль, волосами собранными сзади в пучок, с тонким длинным, но не кривым носом, тонкими губами с едва заметной хищной улыбкой и пронзающим пространство взглядом из чёрных зрачков в окантовке белой, без единого капилляра, роговице. Он был одет в чёрное кашемировое пальто, на вороте которого был прикреплён какой-то золотой символ в форме треугольника с глазом внутри, белые атласные брюки и чёрные, с багровым отливом, высокие, как у ковбоев, туфли. На среднем пальце его левой руки был одет золотой перстень с драгоценным камнем, похожим на бриллиант. Камень излучал какое-то слабое, но вполне заметное, внутреннее свечение. Мужчина слегка поднял подбородок и обвёл взглядом каким-то чудом разом успокоившуюся толпу. И толпа «увидела» этот взгляд. Люди, вдруг, что-то поняли, но мысли их были спутаны и утекали из их голов, как вода из ведра без днища. Свет в салоне загорелся ещё ярче, затем заморгал, и стал гореть как обычно, тускло и непрерывно. Мужчина в чёрном пальто улыбнулся, оголив ярко белые, чуть длинноватые зубы, снял с руки перстень, положил его в кейс.
- Остановка «улица Черемшанская», - неожиданно захрипел динамик на потолке.
Двери за мужчиной в кашемировом пальто безшумно открылись, он одел свои дорогие, слегка затемнённые оптические очки и, как ни в чём не бывало, вышел на улицу.
В троллейбусе наступила гробовая тишина.
2014-01-24
Продолжение следует…