- Всё пройдёт, слышишь? Твоя красота увянет, мои крылья опадут, светлое лето жизни сменится тёмной зимой смерти. Отпущенное нам время сверкнёт молнией и уйдёт в землю, ничего не останется, ни тебя, ни меня, ни твоей красы, ни моей песни, и всё, что у нас есть – лишь единый миг на краю пропасти!
Когда Он говорил, Она вся обмирала. Его слова проникали Ей в самую душу, точно душевное вино, сладкое на вкус и горькое по сути, и пьянили Её. Она трепетала от страха исчезнуть и восхищалась Его прозорливостью. Его слова становились Её зрением, восприявшим невидимое вечное, что угадывалась за огненной чертой жизни, и потому Она тайно боготворила Его, открывшего Ей, прикованной к земле, чудо полёта.
- Любимый мой! Единственный! – тихо-тихо шептала она и крепче сжимала его в объятиях.
А он гудел и звенел – то как маленький рождественский колокольчик, то как призывный набат, возвещающий о грядущем бедствии.
- У нас нет времени – лишь единый миг, не имеющий протяженности, почти не существующий. И в этот миг мы должны вместить океан жизни, подобно тому, как молния пересекает всю воздушную бездну сразу, касаясь и неба, и земли. Мир полон красоты, но такой хрупкой, что через миг её уже не будет, она исчезнет без следа, ничего не останется от неё, как будто никогда и не было. Жизнь одной красоты короче нашей с тобой жизни, другой – длиннее, но на линии вечности и та, и другая – лишь точки – отрезки, начало которых совпадает с концом, то есть ничто. И мы с тобой тоже не существуем для вечности. Но в свой миг, мы с тобой сумели найти друг друга, и быть счастливыми!
- Да, да, любимый! – отвечала Она, стараясь стать ещё нежнее, ещё легче, чтобы воспарить вместе с Ним.
Что Она, обитательница земли, могла дать Ему, обитателю воздуха? Она торопилась открыть Ему свои шёлковые объятия, ласкала и нежила Его, окружала домашним уютом, плотно закрывая лепестки занавесок. В её спелом бутоне уместился маленький рай, невесомый остров блаженства, лишь тоненьким стебельком приколотый к земле и готовый в любой миг оторваться и упасть в небо – то капля вернулась бы в родной океан.
- Я так ждала тебя! – шептала она непрестанно. – Я так счастлива, что ты, наконец, со мной!
- А я искал тебя! – отвечал Он. – Велик луг жизни, долог был мой полёт над ним; я не знал, куда направится, не раз отклонялся от выбранного пути и даже возвращался вспять. Много красавиц встречалось мне, я залетал и в высший цвет общества, и спускался к земле, где стыдливо склоняют головы неприметные, но по-своему милые создания. Но нигде сердце моё не находило свою песню, всё звало и звало меня дальше, пока, наконец, я не нашёл тебя.
- Без тебя меня нельзя бы называть живой!
- Душа моя говорила мне, что когда я один, я – бессмыслица, я – небылица. И душа обещала мне, что где-то на этом бескрайнем цветущем лугу есть сокровище, что придаст мне смысл и быль. И я летел всё дальше, дальше, ища тебя, моё сокровище. И жив я тогда был только надеждой – этим невидимым лучом маяка, что исходил от тебя, моего будущего счастья, пронзая все преграды, расстояния и время.
Иногда Он уходил, не объясняя ей, зачем и куда.
Но Она и не просила объяснений. Она понимала, что Он не может жить без своих исканий и скитаний, Его нельзя приковать к одному месту, лишив крыльев. Его жизнь – движение и поиск, Её – ожидание и бережное хранение себя для Него. Она ждала и верила.
Иногда Он не возвращался долго (во всяком случае, ей так казалось). Тогда Её одолевала тоска. Она вспоминала те времена, когда не знала Его. Как горько и одиноко было Ей тогда! Каким огромным, пустым и чуждым казался мир вокруг. Ей не хотелось жить в этом мире. Во всяком случае, не хотелось жить одной. И что-то подсказывало Ей (что-то глубоко внутреннее, чему Она на могла не доверять), что Она и не должна быть одна, что рано или поздно к ней придёт Он, и всё изменится.
И Он пришёл. Придя однажды, возвращался снова и снова. И Она простила миру всю его жестокость, низменность, отчуждённость только за то, что мир подарил Ей Его.
Он примирил Её с миром.
- Мир полон красоты! Сколько света, сколько красок у этого мира, и нектарной сладости, и пьянящей свободы полёта, и упоения песней сердца! Когда успеть нам вместить всё это? Кажется, это неисчерпаемо, а у нас на всё – только единый миг. Всё пройдёт… Уже сейчас, вот-вот… Любимая! Как нам успеть насытится друг другом, нашей любовью и красотою вокруг, чтобы хватило на целую вечность?
Ещё теснее прижимались Они друг к другу, словно уже предчувствуя могильный хлад, проникающий внутрь и сковывающий душу, и пытаясь защитится от него, согреться теплом другого. Он пел Ей тихо, никому кроме Неё не слышно, но Ей казалось, что Она становится такой же прозрачной и невесомой, как Его крылатое слово. В ответ Она дарила Ему всю свою земную заботу и ласку, нежность прикосновений, сладость поцелуев. Им было хорошо вместе и казалось, что счастье будет длиться вечно.
Но тяжкое ледяное дыхание уже проникало в их маленький рай, развеяв бронь из шёлка и гобеленов и поселив в сердцах неясный страх
А потом Он воскликнул в нездешнем иступлённом отчаянии-восторге:
- Нет! Я не верю, что всё это вот так, ни за что, прекратится. Так не может быть! Так не правильно! Мы так любим друг друга, между нами столько счастья – неужели они исчезнут без следа, в никуда? Разве это разумно? Разве это справедливо? Нет, должен быть другой путь. Я верю: есть другой истинный мир, где вечность не пожирает мгновения, а объединяет их в одно блистающее ожерелье. Знаешь, таким как я и ты, порой даруется свыше ещё одно зрение – чудесное, прозорливое, проникающее в сущность вещей. И вот сейчас я вдруг прозрел зерном этого зрения. Я теперь ясно вижу то высшее, занебесное пространство, где обитают невесомые прекрасные создания, как я и ты. И тогда, когда наш миг здесь прекратится, мы не исчезнем бесследно, нет! Мы перенесёмся туда и присоединимся к их бесконечному празднику.
- Присоединимся к бесконечному празднику, - тихо и счастливо повторяла Она вслед за Ним.
И вот однажды это случилось.
Он сказал:
- Я вижу их, они уже приближаются к нам. Прекрасные белые существа спускаются к нам с неба. Они очень похожи на нас, на тебя и на меня, только ещё тоньше, ещё ярче, ещё легче. Они бледны, совершенно бледны эти существа, в них нет ни одной земной краски. И уже совсем скоро они достигнут нас. Они возьмут нас с собой, в свой истинный мир.
- Да, да, любимый, - шептала Она, и Ей было уже совсем не страшно…
* * *
Первый осенний мороз застал их уже окаменевшими.
Цветок и мотылёк.
В последний миг они так тесно прижались друг к другу, что никакая сила не могла уже их разъединить.
Над ними в прозрачном студёном воздухе плавали две снежинки, кувыркались и кружились в волнах ветра, никак не желая ложиться на землю, будто невесомые, не подвластные земному тяготению.
Два прекрасных бледных существа, не спустившихся с неба, а вознамерившихся взойти на него.
Снежинка-цветок и снежинка-мотылёк.
Словно их бессмертные души…