(Рассказ – размышление о смысле жизни)
Она сидела на своих шести сотках уже три недели.
- Опостылело, - жаловалась по телефону приятельнице. - Здесь никогда не кончается работа! Жалкий рабский труд, не приносящий удовлетворения. Скошенная трава – вырастает. Отремонтированный водопровод – ломается. Фундамент дома или кухни – растрескивается, и строения снова дают крен. Одно слово – болото! А ещё – эти ненавистные сорняки, вечно вылезающие среди цветов! И – комары, гусеницы, слизняки, тля!
Апофеозом дачного кошмара была грунтовая дорога длиной в пять километров. Не срыгнуть на ней было трудно. И рыгали все: коты, внучка, гости. Она – нет. И то: только потому, что материлась втихаря и, считая себя штурманом, благодаря своей зрительной памяти, предупреждала дочь о каждой колдобине и яме, залитой дождём. И это в сорока километрах от Москвы! Трам-та-ра-рам!
Она не особо любила свою работу, называя её «зарабатыванием экзистенцмиттель». Но, как это часто бывает, увлекалась своей деятельностью, забывая о времени, при этом весьма ядовито насмехаясь над собой. И за сей труд ей весьма сносно платили.
Дважды в год она могла себе позволить выехать из страны проживания в другие уголки планеты, полюбоваться их красотами, полазить по горам, поездить по городам, поплавать в морях. В океанах плавать не удавалось – слишком большая мощь волны. Так однажды в Португалии она еле вылезла на сушу, и с тех пор – «ни-ни!».
Да… любопытная была жизнь. Поскольку отложить средства впрок было невозможно (в стране всегда случались какие-нибудь реформы, непременно поглощающие всё, что накоплено тяжким трудом), она жила, что называется «одним днём», впрочем, как и многие.
В зависимости от количества средств, осчастлививших её, либо уезжала «мир посмотреть», либо ходила по концертам, выставкам и прочим мероприятиям. А ещё был любимый с детства храм, помощь родным и близким, которые в этих средствах нуждались ещё больше. Ну, и конечно – проклятие материального мира – ремонты. Куда же от них денешься? Ничто не вечно!
Да уж!.. Работа тоже когда-нибудь кончается, и вот ты – «пенсия». Пора и оглядеться: а что же у нас « в сухом остатке?». Хрен да маленько, как говаривал иногда отец. Тем более: свалившаяся нежданно болезнь смела все остатки тех самых экзистенцмиттель.
Значит, предстояло: на лето - дачное бытие, на зиму - непрочитанные книги, планы на которые всё росли. А ещё – внучка – хохотушка и непоседа, да тётя – недовольная всем на свете, но всегда поддерживающая действия любых наших правителей. Государственный телеканал вещал у неё « от горшка утреннего до горшка ночного».
Вот в этом-то котле и предстояло варить своё пенсионное зелье. «Либо оно тебя убьёт, либо придаст сил, и ты приспособишься и встретишь свой уход без душевных срывов».
А вот без срывов уже не получалось. Какие прекрасные картины мира всплывали в памяти! И каким убогим был этот её мирок в шесть соток! Правда, соседи цокали языками, нахваливая, но это потому, что у них было ещё хуже.
Она была неглупая баба, и понимала, что все проблемы возникают оттого, что она всё время пытается бороться с силами природы: сорняками, комарами, кротами, змеями, с болотистой почвой, гуляющей, как ей вздумается. А силы человеческие всё убывают. И сил этих не хватит на ведение бесполезного спора. Надо расслабиться и устроить тут кусочек соснового леса, в котором не растут сорные травы. Надо, надо, надо…
И ещё - сократить количество пионов и флоксов, заведённых когда-то мамой.
- О, Господи! На это тоже нужны силы, - разгибаясь, и держась за поясницу, простонала она.
Набрав большой букет пионов, поехала на кладбище к родителям.
Дача – кладбище – дом. Всё по одной дороге: удобно и символично.
Приехав на место, обнаружила людей по соседству, красящих ограду, и кучу свежевырванной травы возле могилы родителей. Больше никого в поле зрения не было.
Травища стояла в пояс. Так всегда бывает к середине июня. Кладбище расположено на бывшем поле. Поначалу тут вообще только сорняки росли. Теперь появились ромашки, злаковые травы, любимые с детства, а ещё - пижма и луговой василёк.
- Травку-то, уберите, пожалуйста, - попросила она соседей, надевая резиновые перчатки.
- А это – не мы! - задиристо заговорили одновременно две старушки.
Мужчина, красивший ограду, стыдливо опустил глаза.
Она строго посмотрела на них, и проговорив:
- Что ж. Пусть по слову вашему вам отзовётся!
Собрала огромную охапку этой травы и понесла в мусорный контейнер, который был в ста метрах. Думая про себя: «Серые мыши!..». Небо сотряс раскат грома. Задрожала под ногами земля. Облака собрались в сизую тучку, из которой, словно из душевой лейки до самой земли косо лил приближающийся дождь. Она поспешила.
Вернувшись к могилам родителей, взяла из сумки большущий пластиковый пакет для мусора, прорвав в нём дырку для лица, надела на себя, словно плащ-палатку. Мысленно сказав «спасибо» пионерскому детству.
Дождь был сильный, но короткий. В этом укрытии было сухо и любопытно, как в детстве. Быстро промчавшись, туча подарила кусочек радуги на прощанье.
Импровизированную палатку она переместила на талию и вот – это была уже юбка, защитившая джинсы от сырости.
После дождя трава легко вырывалась. Несколько ромашек и колокольчики решила оставить – это были любимые цветы родителей. На могилы легли их пионы: розовые, бордовые, белые. Вся убранная трава уместилась в другой пакет, перекочевавший в контейнер.
Обратной дорогой всё складывалось удачно. Сразу подошёл автобус, доставивший до станции. А там – не пришлось долго ждать электричку. Сев уютно в конце вагона, она погрузилась в свои мысли. А вот уже и родное Кусково! Но поезд промчался мимо. Пришлось выходить на следующей остановке со смешным названием: Чухлинка.
Ну, Чухлинка - так Чухлинка! С ней тоже связано детство: всё тот же знакомый мост через пути. Нет! Тот был деревянный.
Дорожка, на которой пляшут тени от старых тополей. Знакомый, еле уловимый запах потянул за собой воспоминания, которые никак не могли сформироваться. И так остро что-то вертелось в памяти, и так хотелось осознать это!
Ещё один переход – на станции Перово. И тут воспоминания хлынули на неё лавиной: то же летнее небо с облаками, тот же запах тополей и железной дороги, те же солнечные пятна на асфальте, а рука ощутила мамину руку.
И вот уже она – малышкой идёт, вернее - скачет и приплясывает в протёртых до дыр сандалиях, держа маму за руку. И мама – такая красивая, в развевающемся штапельном платье, спешит куда-то с ней. А солнце, ветерок, синее небо в облаках, качающиеся тополя и очень знакомый запах из детства – с ними. И всё это так реально, так осязаемо!
И она снова смотрит на мир теми, детскими глазами. Широко раздувает ноздри и вдыхает тот запах. И главное: абсолютная безопасность, чувство защищённости, когда рядом – мама. Всё срослось. Картина из той жизни сложилась, и она была в ней.
- Вам плохо? – спросил прохожий.
И этот голос вернул её в действительность.
- Нет, не знаю…
- Позвольте, я Вас провожу немного. Возьмите платок – у Вас всё лицо мокрое.
Она увидела давно забытый мужской платок в клеточку – ещё одно воспоминание.
Слёзы лились ручьём. Пока шли к автобусной остановке, платок промок.
Когда подошёл автобус, мужчина спросил:
- Вы уверены, что доедете одна?
- Жизнь быстротечна! Я знаю, что Вас уже ждут. И – спасибо.
Войдя домой, она умылась прохладной водой. Сил ни на что не было. Откинула покрывало на другую половину кровати и, надев махровый халат, свернулась клубочком.
Проваливаясь в сон, ещё слышала чьи-то голоса - спокойные, уверенные. Кажется, они говорили о ней.
В голове вертелось: «Какой удивительный день?! Как коротка жизнь?!
Кажется, что детство было только что – настолько сильны воспоминания. И вот уже пора завершать свои дела в этом мире. А для чего я пришла в него?»
И ещё голос, на грани засыпания: «Особую ценность имеет то, что не вечно». И картинка из дачного детства: солнечные блики тёплого августа, открытая дверь на террасу дома, построенного отцом, ворона на столе собирает крошки маминого пирога с яблоками…
Нина Степ, Москва, 2014 г.
Фото из интернета: худ. Лоран Парселье