Предисловие
К написанию этих заметок, из которых сложилась книга "На родословном древе имена", меня подтолкнула целая газетная полоса в Залегощенской районной газете под названием «Деревня Ивань: все мечты в прошлом» («Маяк», 2004, 24 ноября). Так грустно стало от этого утверждения, крупными буквами выведенного на газетной странице…Ведь это не просто прошлое – это целая жизнь большой некогда деревни, это жизнь моих родителей , и дедов, и прадедов…
Ивань – деревня детства, куда я не раз приезжала на летних каникулах…Наверное, треть, а может, и больше жителей деревни состояли между собой в родстве. Даже на моей памяти в пяти домах у нас жили родственники по маминой (Ивановы, Ерёмины) и по папиной (Истратовы, Гавриковы) линии. В детстве нам не прививали интерес к родословной, краеведению; многие не хотели допускать посторонних к семейным тайнам, скрывающимся порой за семью печатями…И только когда подросли наши дети, им стали задавать сочинения и творческие работы на тему родословной. Так моя мама своей рукой написала для внучки рассказ о трудном времени военного лихолетья. А чуть позже я успела записать под её диктовку фамилии всех ивановских жителей.
Летом 2012 года мы с сестрой прошлись по опустевшей улице, тишину которой изредка нарушали проезжавшие по окружной дороге машины местного ЗАО «Дубрава». В деревне осталось всего шесть домов, в трёх из которых, с целой крышей, ещё недавно жили люди, а три зияли пустыми глазницами оконных проёмов…
Так пусть оживёт деревня Ивань хотя бы на этих страницах, взывая к памяти обитающих в разных краях нашей необъятной страны внуков и правнуков своих односельчан. Каждый должен помнить, что без наших предков не было бы и нас. В наших жилах течёт их кровь, мы живём на земле, которую они возделывали и защищали…
Если Ваши корни отсюда -пишите!
(Книга вышла в свет в январе 2015 года)
Сестре Лидии
Глава первая. «Розовые мальвы около плетня…»
Розовые мальвы около плетня…
-Милая деревня, помнишь ли меня,
Сад наш, домик ветхий на краю села?
Девочкой с косою я тогда была…
Хмурится деревня: « Разве это ты?
С той поры у дома не растут цветы,
А под старой крышей песни не звенят…»
И с немым укором смотрит на меня.
-Милая деревня, ты меня прости,
Здесь мое начало и конец пути.
Только изменилось многое в судьбе –
Не могу сегодня я прийти к тебе...
Боль заросших пашен, как свою, приму
Колосок на память у земли возьму.
На пригорок выйду, тихо помолюсь
И родной деревне в пояс поклонюсь.
К деревне Ивань, по моему мнению, лучший путь - не по накатанной и отсыпанной арендаторами дороге от Грачёвки,а пешочком от п. Ломцы до Затишья. Спустившись наискосок через берёзовый лес, вы увидите с пригорка ромашковые луга и за ними - пунктирную полоску уцелевших домов, перед которыми петляет небольшая речушка Паниковец, приток Зуши. Лес, некогда большой, а сейчас с многочисленными просеками и самосевом выросшими берёзками вдоль опушки, тянется от п. Новый Луг( известного более как Картошник), до сбегающего с холма посёлка Услань. Раньше проезжая дорога вела к броду. Ныне того брода с переходом из отшлифованных водой камушков уже нет, речное русло зарастает травой, а подточенная бобрами упавшая ракита грустно полощет листья в журчащей воде…Можно проехать на Ивань и тем путём, о котором писали залегощенские журналисты:
«Грачёвские места самые живописные. Дорога за молочнотоварной фермой убегает вдаль, и нашему взору предстаёт неописуемая красота здешних мест. Вот уж поистине «очей очарованье»! Удивляемся, как в те далёкие годы простые люди, не имевшие образования, могли так грамотно планировать, где посадить лесополосу, где строить дома и колодцы, школы, магазины…Четыре километра отделяют глубинку от Грачёвки. Вроде бы и подъезд к ней всепогодный, только некому уже ходить по этим дорогам…».
Накатанная же дорога приводит как раз к овражку в середине деревни, разделяющему её на две части: Шелкановку ( со стороны Грачёвки) и Поповку. А самый «хвост», уходящий в сторону Измайлово, так и назывался - Конец.
Через овражек перекинут утрамбованный сверху щебнем бревенчатый настил, по которому в былые годы, наверное, ещё моя мама проходила. Была она в молодости, что называется, «кровь с молоком», и соседки подшучивали:
-Нюрка, мост-то под тобой не лопнет?
Но и сейчас через тот мостик вполне можно пройти, хотя брёвна частично прогнили и осели.
Заливные луга за речкой тоже имели свои названия. От брода вправо до самого леса тянулся луг Большой, а небольшой лужок напротив Дубровки назывался Кузнечик. Слева от брода вдоль речки - луг Дорогой. Лужок перед лесом напротив Поповки назывался Курган (может, и впрямь распаханный в древние времена?) Сам же лес или край его назывался Поваренный (на слух воспринимается как Поварено).
На распаханных лугах до войны и после размещались колхозные огороды, где выращивались неплохие урожаи капусты, помидоров, огурцов…
Есть у меня на Ивани любимое место: это высокий, поросший редкими дубами холм с западной стороны деревни, именуемый Дубровкой. Каких только цветов здесь нет! Весной вверх от подножия взбегают огоньки желтого адониса (горицвета), потом его сменяют фиолетовые опушенные цветы сон-травы, следом расцветают дикие ирисы – касатики, а на самом верху разлито голубое озеро незабудок. Во второй половине лета гора Дубровка покрывается белым пухом ковыля…Это всё - реликтовые остатки степной растительности, поэтому данное место занесено в Красную книгу Орловской области. За Дубровкой в сторону д. Евтехово тянулся овраг Крутой. А широкая дорога от брода до березового леса почему-то называлась Комарёво. На пересечении с ней средней дорожки, тянущейся от Картошника вдоль луга, всегда проходили Троицкие гулянья, на которые собиралась вся деревня!
Я словно сейчас вижу перед глазами простые деревенские избы с заплетёнными хворостом палисадниками под окнами, и в каждом – мальвы: малиновые, белые, розовые…И почти у каждого дома - лавочки или завалинки, и сидящие на них старушки зорко вглядываются в идущего по дороге человека, гадая, кто и к кому пожаловал. А гостей почти в каждый из тридцати домов приезжало немало! Многим городским внукам и племянникам очень полюбились сказочные ивановские места, где летние каникулы превращались в одно большое увлекательное путешествие. Здесь хватало места и походам за грибами и ягодами, и рыбалке, и вечерним посиделкам на сложенных у сарайчика столбах…
Своими детскими воспоминаниями о деревне делится моя сестра Лидия Леванович (Истратова), которая родилась на Ивани, а позже не раз проводила здесь лето:
«…Трудно поверить, но я себя помню на руках у мамы, в нашем доме на Ивани так: все взрослые сидят за столом, заходит тётя Настя с большим чугунком картошки, высыпает её в миску на столе… идет большой пар, вкусный запах…Так и помню яснее всего: пар, чугун с картошкой и себя на руках.
Переехали мы с Ивани в Чулково, когда мне было года три (так я думаю). Было уже начало весны, и мне очень четко запомнилось, как мы в Измайлово ехали в санях по льду через Зушу, а на льду уже выступила вода…Я смотрела на эту воду и мне было страшно, Может, это была и не весна, а просто оттепель, но обычно вода на льду выступает уже весной.
Из Чулково на Ивань мы или ходили пешком через Измайлово, или папа меня вез на велосипеде, только на горку шли рядом. На престольные праздники: Кузьму-Демьяна, Михайлов день в деревню обычно съезжались многие родственники, у нас там тогда ещё жила тетя Настя. Не знаю, как вмещались все, но мы и двоюродные братья Кулабины спали на полу, а пол был мазаный, земляной (глина с навозом). Уже когда я стала постарше и летом жила у тети Насти, то видела один раз, как она месила и мазала пол. На выгоне на праздники всегда играла гармошка, собирался народ, плясали; наша мама была плясуньей, я не очень охотно отпускала ее в круг, пыталась удержать за платье.
С Сашей и Вовой Кулабиными, помню, ходили ловить раков, по дороге на речку Вовка ( так уж мы его называли) все твердил стихи: «… только р-р-раки - забияки не боятся бою- др-р-р-раки….», он только что научился говорить «Р» и очень гордился этим. В тот день наловили мы их много и поставили ведро в пристроенный к дому сарайчик без окон. А тетя Настя зачем-то туда пошла и ведро это уронила, раки поползли, она испугалась, закричала… Нам было очень весело, только потом пришлось собирать свою добычу с пола в полутьме.
И ещё немного об этом увлекательном занятии - ловле раков.
Раков мы ловили и с друзьями детства: Валей Никеровой, а кто еще… все имена забыла. Обычно на речку нас собиралось человека три-четыре, это под Истратовыми и Никеровыми. Когда шли через выгон, как правило, босиком, иногда наступали на пчелу; вжикнет ( мы так и говорили, или жикнет), послюнявишь, землей помажешь и забудешь… Начинали ловить под камнями на переходе. Там речка текла быстро, и через нее лежали крупные камни от берега до берега. Поднимешь камень - а под ним рак; за спинку его и в какую - нибудь посудину. Поднимали камни и те, что полностью в воде; они, как правило, поменьше, но под ними тоже сидели раки. А вода нам, детям, была там до колена, иногда чуть глубже. Потом шли по течению к крутому берегу. Со стороны леса берег был обрывистый, глинистый, в верхней части этого обрыва жили ласточки-береговушки (В последнее посещение Ивани этот берег оказался совсем не таким, зарос деревьями и стал намного ниже, да и речка совсем уже не та…)
Так вот, под водой в этом глиняном берегу раки делали себе норки. Там было уже поглубже и вода не такая прозрачная. И вот наощупь, опустив руку под воду, находили норку и, забираясь туда рукой, вытаскивали рака, если он там сидел. Иногда норки попадались пустые. А частенько рак успевал уцепиться за палец клешнями и вытаскивали его с диким, но веселым криком, отцепляли или помогали друг другу отцепить его клешню.
Тут же вспомнилось, что у этого же брода на быстринке мы ловили и мальков (для интереса, а не для еды). Просто так не удавалось поймать, тогда мальчишки снимали штаны, завязывали штанины снизу и держали их в воде против течения. Глупые мальки заплывали, и надо было только успеть быстро их вытащить…»
Глава 2.
ИВАНЬ, ГДЕ ТВОЁ НАЧАЛО?
Иван да Марья,
Анна, Поля, Катя –
На родословном древе имена.
Всех перечислить –
Места здесь не хватит.
Но есть в роду
Фамилия одна,
Которой лет, наверное, немало:
Иванами была богата Русь.
Но Ивановы родом из Ивани –
Их имена я помню наизусть.
Не знаю, кто здесь первым дом поставил
В далекие седые времена.
И впрямь он уважать себя заставил,
Коль именем деревня названа.
Ивань с горы видна, как на ладони:
Речушка, да десятка два домов…
Ах, как играл когда-то на гармони
Мой предок – дядя Ваня Иванов!
Здесь мама босоногою девчонкой
В Паниковце ловила пескарей,
А бровь ее, очерченная тонко,
С ума сводила тамошних парней.
Ругала маму бабушка, наверно,
Мол, Нюрка, ты особо не балуй.
А мой отец – в деревне парень первый –
Ей подарил свой первый поцелуй…
Если спросить любого, какое мужское имя было самым популярным в России в XX веке, то ответ будет однозначным: конечно, Иван! От этого имени, как явствует из «Справочника административно-территориального деления Орловской области»(1976 г.) и произошли названия более двадцати населённых пунктов на Орловщине: Иван, Ивановка, Ивановское и др. В Малоархангельском районе есть д. Малая Ивань, а вот в Залегощенском – просто Ивань.
Кем и когда была основана деревня Ивань – точно сказать трудно. Скупые строчки документов, о которых я скажу ниже, подробностей не сообщают. Поскольку первоначально эти земли принадлежали помещику Н. Б. Голицыну, то, может, он и привёз сюда первых жителей…В списке селений Новосильского уезда за 1857 года название Ивань ещё не встречается, есть только с. Ломцы, где и размещалось княжеское имение. А вот в списке волостей того же уезда за 1867 год в составе Ломецко-Сетушинской волости уже значатся населённые пункты Ломцы, Грачёвка, Казинка, Марьино, Ивань. Все они относятся к владениям князя Голицына. Общее число его душ в них -334; крестьянские наделы составляют 1002 десятины.
С моста идёт дорога в гору,
А на горе – какая грусть-
Лежат развалины собора,
Как будто спит былая Русь…
(Николай Рубцов)
В книге «Приходы и церкви Тульской епархии» Ивань и вышеупомянутые деревни относятся к приходу Грачёвской церкви Михаила Архангела, здесь венчались, крестились все ивановские жители, здесь же, на Грачёвском кладбище, рядом с церковью, они находили свой вечный покой… И самым почитаемым праздником в окрестных деревеньках был Михайлов день – 21 ноября.
История этого храма во имя Михаила Архангела описана в книге В. Ромашова и В. Неделина «Архитектурные древности Орловщины»:
" Ц. Св. Михаила Архангела (1827-1828 гг.)
Поставлена на возвышенном открытом месте над речкой Паниковец. Древний деревянный храм во имя Св. Архангела Михаила в с. Ломцы Новосильского уезда сгорел в 1827г. во время грозы, вместе с ним погиб и церковный архив. В 1827—1828 гг. на средства князя Николая Борисовича Голицына и помещика Сухотина вместо сгоревшего возводится каменный храм в то же имя с приделом Св. бессребреников Космы и Дамиана. Строители использовали в качестве образца храм в усадьбе Тургеневых в с. Спасском-Лутовинове. В 1880 г. придел пострадал от пожара, но был восстановлен. По-видимому, вскоре после пожара кирпичные стены храма оштукатурили, а верхний ярус колокольни обшили железом и выкрасили белой масляной краской, отчего он сверкал на солнце «яко сыр». На месте древнего сгоревшего храма поставили деревянную часовню.
Село Ломцы являлось одним из родовых имений князей Голицыных. Неподалеку от церкви находился усадебный дом (не сохранился), а на местном кладбище были захоронены многие представители рода Голицыных: князь Борис Алексеевич — в 1811 г., князь Николай Борисович — в 1876 г., княгиня Марфа Дмитриевна (урожд. Дмитриева) — в 1825 г., княгиня Марья Осиповна (урожденная Флуки) — год захоронения неизвестен, княгиня Юлия Федоровна (урожд. Сомова)— в 1850 г.
Имение Голицыных посещал Л. Н. Толстой во время своего пребывания у Сухотиных в д. Кочеты. При церкви с 1885 г. существовала церковно-приходская школа, помещавшаяся в одном здании с церковной сторожкой. Храм закрыт в 30-е годы."
Сведения, приведенные выше, можно дополнить и уточнить благодаря «Метрическим книгам» Архангельской церкви за 1843-1859 годы. В них упоминаются «сельцо Кочеты помещика Михаила Федоровича Сухотина» и «село Ломец князя Николая Борисовича Голицына», оба села относились к приходу Архангельской церкви. В книге 1846 года засвидетельствовано, что в этом году у «гвардии подпоручика князя Николая Борисовича Голицына и его законной жены Ульяны Федоровны /оба православного исповедания/» родилась дочь Анна, которую крестили в Архангельской церкви. В книге отмечены «восприемники: московский князь Павел Борисович Голицын, госпожа Екатерина Борисовна Скуратова».
По сведениям местных жителей сравнительно недалеко от церкви ими найдены в земле остатки сводчатых помещений. Следует предположить, что ранее это были подвалы, над которыми возвышалось здание фамильного голицинского мавзолея. Что касается приходской Архангельской церкви, то в ней происходили крестины новорожденных и отпевание умерших князей Голицыных. На протяжении 19 века Голицыны посещали эту церковь вместе с другими прихожанами, крестьянами окрестных деревень и помещиками Сухотиными. Усадебный дом Голицыных в Ломцах был обращен непосредственно к фасаду церкви, по существу это был их усадебный храм.
В архиве Новосильского краеведческого музея нашлось несколько строк об этом храме за 1891-1892 годы. Священником церкви Михаила-Архангела в эти годы был Григорий Алексеевич Щепетев. Церковным старостой в те же годы или раньше был Гавриков Василий Никитович, мой прадед по отцовской линии, с прочно приставшим к нему после революции прозвищем «Бывший».
В списке помещиков Новосильского уезда на 1903 год я нахожу уже имя князя Бориса Николаевича Голицына, поручика, владеющего 1293 десятинами земли и имением в Ломцах. В «Памятной книжке Тульской губернии» за 1905 год имя князя Б.Н. Голицына также встречается. В одной из статей указывается, что князь имеет в Ломцах плодовые оранжереи и цветочные теплицы, заложенные, я думаю, ещё его отцом, у которого некоторое время был управляющим учёный - лесовод Франц Христианович Майер, позже приглашённый Шатиловым в своё имение - село Моховое.
Я училась в Ломецкой средней школе с 1966 по 1969 годы и помню, что в лесу за школой и в 60-х годах прошлого века встречались декоративные кустарники: калина бульденеж, венгерская сирень, а парк с сосновыми аллеями над зарастающим прудом носил название «английский»; там я впервые увидела одичавшие цветы водосбора…
На страницах всё той же «Памятной книжки…» в «Списке конским заводам Тульской губернии» по Новосильскому уезду числится 17 помещиков - конезаводчиков, и князь Голицын в их числе. Он разводит лошадей рысистой породы, сорт упряжной. Точно такую породу разводит и соседская помещица из с.Ржавец княгиня Голицына Вера Павловна. Я не случайно останавливаюсь на этих именах, потому что они оказались причастны к судьбе одной семьи деревни Ивань… Но об этом несколько позже...
Из дореволюционного статистического сборника «Материалы для оценки земель Тульской губернии. Т.1.Новосильский уезд. Вып.1. Крестьянское хозяйство. Подворная перепись 1910 года » можно узнать немало фактов о жизни сёл и деревень Новосильского уезда Тульской губернии, к которой до 1925 года относился и теперешний Залегощенский район. Перелистаем пожелтевшие страницы сборника, и сухие цифры заговорят…
Хотя крепостное право уже отменено, крестьяне д. Ивань указаны как бывшие барина Голицына.
Расположена д. Ивань, согласно данным таблиц, в семи верстах от волостного правления (с. Сетуха), в трёх верстах от школы и в 10 верстах от станции железной дороги Залегощь. Сетуха указана как главный рынок сбыта продукции Иваньковской сельской общины. Названы местные водоёмы: ручей Паниковец и один колодец.
В деревне насчитывалось 49 приписных хозяйств с населением 381 человек (195 м.п. и 186 ж.п.). Общине принадлежало 261, 44 десятин земли, а домохозяевам 280,11 десятин. Большая часть земли засевалась рожью (51, 57),овсом (21,78) и совсем немного отводилось под картофель(7,74), просо(7,50), гречиху(5, 58), чечевицу(3, 53).
В графе «Скотоводство» указывалось наличие лошадей: 46 рабочих и 7 жеребят, что, согласитесь, неплохо для 49 хозяйств, как и количество крупного рогатого скота -79 и овец -169.
Для обработки земли и уборки урожая у крестьян имелось 39 сох, 12 плугов, 15 деревянных борон, 33 деревянных с железными зубьями, 8 катков, 1 косилка, 4 молотилки, 6 веялок, 1 сортировка. В распоряжении было также 70 телег и более 40 саней.
Всё на том же месте у речушки Паниковец стояла 51 изба, по 38 амбаров и сараев, 15 риг. И хотя пчеловодство в уезде было развито слабо, на Ивани три хозяина разводили пчёл с общим количеством 35 ульев. Может, это их потомки: Никеровы, Корчёнковы, Никитины занимались пчелами и несколько десятилетий спустя…
Глава 3
К НОВОЙ ЖИЗНИ
Как и по всей стране, в начале тридцатых годов на залегощенской земле стали организовываться коллективные хозяйства. Людей в колхозы часто загоняли силой. Погоня за высокими темпами коллективизации привела к недопустимым методам работы на местах. Отказавшимся вступать в колхозы крестьянам грозили переселением на худшие земли, арестовывали, лишали избирательных прав.
На Ивани также был создан колхоз «Пламя революции». Первым его председателем стал Иван Семёнович Ерёмин, в просторечии «Семака». Затем его сменил Иван Егорович Иванов, дядя моей мамы. Он пользовался уважением односельчан, которые невольно оказали ему «медвежью услугу», выбрав с приходом фашистов своим старостой. Дядя Ваня по мере возможности старался предупредить земляков об опасности, уменьшал возраст, чтобы отсрочить отправку в Германию, помогал выписать пропуск при необходимости покинуть пределы деревни. Но это не спасло его от репрессий послевоенного времени. Обвинённый в пособничестве врагам, Иванов Иван Егорович, 1901 г.р., был в 1948 году осуждён на 10 лет исправительно-трудовых лагерей и 5 лет поражения в правах. К счастью, он вернулся, а сколько безвинно осуждённых так и сгинуло в ссылке!
Не все с охотой шли в колхоз. Началось раскулачивание зажиточных крестьян. Местные активисты, участвовавшие в раскулачивании жителей соседней деревушки Малиновец, были встречены в лесу и жестоко избиты. Вполне возможно, что и тайный поджог дома нашего деда Алексея Ерёмина был связан с активной пропагандой им колхозного строя…
В четырёх томах книги «Реквием» - книги памяти жертв политических репрессий на Орловщине, изданной в 1994-1998 годах в Орле, приводятся подлинные документы, фотографии, свидетельства очевидцев, сведения о сфальсифицированных «делах» и «процессах», а также пофамильные списки жителей Орловщины, ставших жертвами произвола и беззакония в 20-50-х годах.
Не обошли репрессии стороной и ивановских жителей. Их фамилии я нашла в вышеупомянутых книгах:
…Корчёнков Василий Матвеевич, 1873 г.р., уроженец и житель д. Ивань, крестьянин. Арестован в 1931 г. Осуждён на три года ссылки в Северный край. Вновь арестован в 1937 г. Осуждён на 8 лет ИТЛ.
Корчёнков Илья Иванович, 1889 г.р., колхозник. Осуждён на 10 лет ИТЛ.
Доманин Михаил Гордеевич, 1914 г.р. уроженец и житель д. Ивань, колхозник. Арестован в 1937 г., осуждён на 8 лет ИТЛ.
Так бы и остались в моих записях только фамилии, если б я не помнила, что одна из учительниц Ломецкой средней школы носила в девичестве фамилию Доманина. Встреча с Валентиной Александровной Колесниковой пролила свет на историю этой большой семьи.
Дом её деда, Гордея Александровича Доманина, большой и крепкий, стоял на самом краю Ивани. Гордей состоял управляющим ржавецкой княгини Веры Павловны Голицыной. Бабушка В.А. Доманиной Анастасия Бобылёва рассказывала, что, когда после пожара 1880 года стали восстанавливать грачёвскую церковь, для раствора требовалось много яиц, и Гордей Доманин подвозил их на высокой бричке с бортами. Муж Анастасии Филипп Бобылёв, бывший в то время ещё подростком, вместе со своими друзьями помогал переносить яйца к стройке, аккуратно накладывая их в шапку. В конце работы ребята получали за работу шапку яиц, и пекли их на костре.
Княгиня Голицына выдала замуж за управляющего Гордея Доманина падчерицу своей экономки Анну, бывшую намного моложе его. Родилось у них 11 детей: семь девочек: Татьяна, Мария, Агафья, Прасковья, Матрёна, Александра, Елена, и четыре мальчика. Сыновья – Семён и Василий - были самыми старшими, а Александр и Михаил замыкали список. Мать Валентины Александровны, Елизавета Филипповна, стала женой Александра. Все сыновья и снохи жили вместе в доме Гордея. Трудились, не покладая рук. Гордей сам изготовил для своего хозяйства крупорушку, мельницу. Но пришли другие времена…
По ранней весне 1932 года к дому подъехали двое саней. Увидев их, мудрая Ганна всё поняла. Она быстро достала из сундука недавно сшитый новый полушубок, нарядный платок и, надев все это на Лизу Доманину, выпроводила её с маленькой Валей на руках через сенцы в огород, откуда можно было уйти в соседнюю деревню Евтехово.
Четверо мужиков зашли в дом и начали растрясать сундуки, выбирая, что поновей и получше. Среди них по иронии судьбы был и Гринчик Корчёнков - зять и муж дочери Александры. Затем толпой направились в сарай, стали разбирать и грузить на сани крупорушку, сельхозинвентарь. Гордей, стиснув зубы, наблюдал за происходящим. Но вот пришельцы добрались до конюшни и стали выводить во двор лошадей Орлика и Зорьку. Это были любимицы хозяина, потомство тех самых лошадей, что перед отъездом подарила своему управляющему княгиня Голицына, владелица собственного конезавода. Тут Гордей упал и больше уже не поднялся…
Ганне Доманиной дальше самой пришлось вести хозяйство, но волна репрессий 1937 года довершила начатое… Младшего сына Доманиных, Михаила, 1914 г.р., в деревне прозвали «Наш Кольцов» Он был очень талантлив, с ходу мог сочинить стихотворение или частушку на любую тему. Однажды на вечеринке парень спел пару своих частушек про колхозную жизнь, и тут же нашлись «доброжелатели», сообщившие куда надо... Последовал арест, 8 лет ИТЛ и больше о Михаиле никто не слышал…
Александр Доманин окончил среднюю школу в Новосиле, получив одновременно специальность бухгалтера. Работал в Ливнах, и тоже по сфабрикованному делу загремел в лагерь. Вернулся в 1938-м, но простудился и умер за год до войны. Старший сын, Семён Гордеевич, 1897 г.р., погиб на фронте.
Так не стало на Ивани многочисленной и работящей семьи. И только Доманин колодец, глубокий и чистый, ещё долго поил жителей деревни чистой ключевой водой, и большой Доманин сад продолжал плодоносить; его тенистые уголки были излюбленным местом игр сельских ребятишек. В просторном доме Доманиных, как вспоминают старожилы, какое-то время находилось колхозное правление, затем клуб, а после войны - начальная школа.
Глава 4
ВОЙНА - ПЕЧАЛЬНЕЙ НЕТУ СЛОВА
Июньский вечер был красив и светел,
Беды не предвещала тишина.
Но вот набатом грозным на рассвете
В сердца людей ударило: ВОЙНА!
Пятнадцатилетней девчонкой встретила начало войны Анна Алексеевна Истратова, а в то время просто Нюра Ерёмина - моя мама. Тот тёплый летний вечер накануне 22 июня 1941 года навсегда врезался в её память. Девчата и парни, как обычно, сидели на дубах у сарая Голдиных, и Иван Жужин, играя на балалайке, напевал:
«Милая, в карие очи твои
Дай наглядеться мне вволю.
И позабуду страданья свои,
Тяжкую горькую долю…»
На следующий день мамина двоюродная сестра Татьяна Иванова с одной из подруг отправилась в район фотографироваться, а вернулись оттуда со страшной вестью: «Война!»…
Каждый день, приникнув к репродукторам, слушали сельчане неутешительные сводки с фронта…
Подошла осень 1941 года. В начале октября немцы взяли Орёл…
« Враг напролом лез к сердцу нашей Родины — Москве. Красная Армия отступала... 9 октября 1941 года гитлеровские захватчики оккупировали район. Около 21 месяца хозяйничали на залегощенской земле фашистские молодчики. «Новый порядок» насаждался зверствами и страхом. Разрушали жилые дома, грабили общественное и личное имущество. Фашисты расстреляли 230 местных жителей, 22 повесили. После истязаний и пыток умерли 67, погибли от бомбежек 74, в Германию угнали 1018 человек».
(с сайта «Память земли Орловской»).
Женщина и война — казалось бы, совсем не сочетаемые слова. Гораздо при;вычнее — женщина и любовь, женщина и жизнь. Но им, продолжательницам рода человеческого, выпало другое — пройти через все физические и нравст;венные испытания, которыми война их «щедро» оделила. Перед ними, тогдашними выпускницами школы, не стоял вопрос, какую до;рогу выбрать. Война за них распорядилась — фронтовую. Они ушли воевать, сменив школьную форму на солдатскую. Их было более 800 тысяч. Многим не исполнилось ещё и восемнадцати…Были среди них и ивановские девчонки Шура Ерёмина, Таня Иванова…
«Я, ИВАНОВА ТАНЯ, ДОШЛА ДО РЕЙХСТАГА...»
Сборы были недолги. Через неделю после освобождения Орла Татьяна уже была на призывном пункте. А через месяц с группой девушек - связисток отправлена на фронт.
Еще на призывном пункте Татьяну сразу запомнили по длинным черным косам. А вскоре с ними пришлось расстаться, строгий лейтенант был неумолим: «Стричь! Вы, красавицы, знали, куда шли. Оставляйте свои косы в вещмешках».
Вместе с отрезанными косами схоронили и слезы. Бойцам не полагалось плакать. И все же слезы были — в тот первый переход из Орла в Брянск, когда плечи еще не привыкли к тяжелой ноше, а девичьи ноги—к солдатским сапогам. Когда, казалось, уже не было сил двигаться дальше, Татьяна своим чистым, высоким голосом запевала песню, и шаг становился легче...
На фронте в часы затишья с художественной самодеятельностью дивизиона выступала она в медсанбатах перед ранеными бойцами. Однажды для тяжелораненого солдата ей пришлось петь песню на украинском, хотя языка и не знала. Военврач очень попросил: «Я тебе напишу слова, ты только спой». Так прошла она с песнями до самого Берлина. Там, стоя у колонн рейхстага, читала сотни надписей, оставленных нашими бойцами. Хотела написать свою, да не дотянулась, мала ростом. И вдруг за спиной: «Становись, сестричка!» Молодой сержант подставил свое колено, и она, взобравшись на него, вывела ровным, почти детским почерком: «Я, Иванова Таня, дошла до рейхстага...».
Этот рассказ Татьяны Ивановны записала корреспондент газеты «Орловский Комсомолец» на встрече со школьниками в киноконцертном зале «Юбилейный» накануне 50-летия Победы.
А вот мой отец Пётр Фёдорович Истратов (1923-1994) не дожил до славного пятидесятилетия Победы всего полгода.…Двумя годами раньше он поделился основными вехами фронтового пути с журналистами новосильской районки. Вот его рассказ:
« ...В тот день, когда до деревни дошла страшная весть о нападении фашистов на нашу страну, мы работали на тракторах, пахали пары. Когда вернулись домой, то узнали страшную новость. Шёл мне восемнадцатый год. Призывался я в Армию в тот период, когда был взят немцами Орёл. Вызвали нас в военкомат. На лошадке довезли до станции Залегощь, откуда вместе с другими призывниками пешком шли до станции Верховье, которую уже бомбили. Мы в тот момент находились недалеко. Здесь нас сформировали и снова в путь до Саратова. Время шло, одежда и ботинки поистрепались. Ведь в чём вышли из дома, в том и были…
Служба некоторое время проходила в городе Ртищеве, затем на Дальнем Востоке в пограничных войсках, где новобранцы пополнили кавалерийские части. Зимой 1943 года попал под Сталинград, занимался в учебной бригаде. Ещё находясь на учёбе, получил письмо из родной деревни, из которого узнал о Вяжевском сражении.
Прошёл фронтовыми дорогами от Сталинграда до Праги в рядах 205 Гвардейского стрелкового полка 88-й Гвардейской стрелковой дивизии. В звании сержанта командовал отделением, где были воины разных национальностей: узбеки, русские, украинцы. Жили дружно – объединяла одна цель: гнать врага с родной земли. И не важно, что мы не знали их языка, понимали друг друга без слов. В памяти надолго отложились дни жестоких бомбёжек Украины. Памятны и дни, когда шли бои в Запорожье. Довелось на своём военном пути преодолевать перевал в горах Карпаты. Трудный путь, шли в полном боевом снаряжении, в любую минуту от неосторожного движения можно было сорваться вниз…Известие о том, что немцы капитулировали, получили под Прагой. Незабываемы эти дни…»(из интервью газете «Новосильские вести»,-1992, 3 авг.)
Фронтовая специальность отца – «техник-строитель». В сложнейших фронтовых условиях он восстанавливал мосты, дважды был ранен, контужен, лечился в Днепропетровском госпитале, носил осколок металла в ноге всю оставшуюся жизнь. Демобилизовался осенью 1945 года, вернулся в родные края. Награждён Орденом Отечественной войны 1-й степени, медалями «За отвагу», «За освобождение Праги», «За победу над Германией».
Ещё на фронте папа начал писать стихи. Однажды я упросила продиктовать и под его диктовку записала несколько фронтовых стихотворений, позже опубликовав их в той же местной газете «Новосильские вести».
Я ВЕРНУСЬ
Далеко родная деревушка,
Где-то за оврагами Орла.
Там сгорела наша тихая избушка,
Там живёт родная мать-старушка,
Где-то там сестрёнка умерла.
Были дни, когда у самовара
Всей семьёй сидели за столом.
Но прошла пора военного угара,
И огонь свирепого пожара
Запылал над городом Орлом.
Мой отец солдатом с ними дрался,
Ротой брат командовал вдали.
Младшим командиром я мужался,
Каждый за отечество сражался,
Защищая пядь родной земли.
Мы в боях неравных не бежали,
Оставляя наши города.
Орды людоедов задержали,
Танки и солдат уничтожали,
Начали гнать фрицев мы тогда.
Враг изведал силу Сталинграда,
Победитель славу приобрёл.
Нам салют Москвы был первою наградой,
Славься, Волга – водная преграда,
Здравствуй, над руинами Орёл!
Мы прошли Отечество со славой,
Оглянись: Карпаты позади.
Ждёт нас бой, друзья, под Ясло и Остравой,
Видим мы: враги за Братиславой,
Золотая Прага впереди!
Скоро, скоро встретим мы Победу,
Поспешу вернуться я домой,
И начнём неспешную беседу…
Ждите, сёстры, скоро я приеду,
Осенью, а может быть, зимой…
Тихо спи, родная деревушка,
Спи спокойно, родина моя,
Я вернусь, и вырастет избушка,
Жди меня, родная мать-старушка,
Жди меня, родимая моя.
(1944 год)
ТОСТ
Ещё война гремела наступленьем,
Я уходил на бранные поля.
Грозили замки древним укрепленьем,
Я жажду мести кровью утолял.
Я шёл вперёд по вражеским просторам
И, День Победы празднуя в бою,
Я поднял тост за встречу с вашим взором,
За добрый путь на родину мою!
(май, 1945 год)
А в 1990-м он написал продолжение этого стихотворения, сам записав его для меня на листке тетрадки в клеточку. А значит, и не только для меня…Посвящены они медсестре фронтового госпиталя 280 Марии Ивановне У.
***
…Минуло сорок. Раны заболели.
И вот уже минуло сорок пять…
Порой мне снится девушка в шинели.
Мы вспоминаем прошлое опять.
Походы, переправы, контратаки…
В жестоком и кровавом том бою,
С отточенным клинком в кинжальной драке
Мы защищали Родину свою.
….Я написал стихи не для парадов,
Не видя Вас, послать имею честь:
Навечно Гвардии сержант Истратов,
Ваш раненый палаты номер шесть…
После войны папа выучился на бухгалтера, этой профессии был верен всю жизнь, и не взял за всю жизнь ни одной нечестной копейки. Это могут подтвердить все, с кем ему приходилось работать в новосильской ЗАГЛОС, в Моховском лесхозе, Ломецком лесничестве и Грачёвском сельском Совете….
***
Когда нашей дочери- школьнице в год 50-летия Победы дали задание подготовить сообщение на тему: «Война в судьбе моей семьи», она попросила бабушку поделиться воспоминаниями. Пересказывая нам все тяготы тех далёких лет, мама часто не могла сдержать слёз…
Из воспоминаний Анны Алексеевны Истратовой (Ереминой) (1925 -2008):
« … В октябре 1941 г. мужская половина деревни Ивань подходящего под призыв возраста получила повестки в военкомат. А в ноябре здесь появились немцы. Они заняли самые лучшие дома, заставив мирных жителей ютиться в двух маленьких избах, конюшне, сараях, подвалах. С приходом холодов немцы начали отбирать у населения теплую одежду, платки, валенки, заставляли работать на себя. Нас, молодых девчонок, матери старались пореже выпускать на улицу, мазали лицо сажей, одевали в отрепья. Но однажды немец все-таки схватил меня за руку и потащил в дом. Там, показывая на кучу окровавленного белья, изобразил жестами, что его надо перестирать, иначе: «пук», - и он приставил дуло винтовки к моему носу. Тут он вышел в другую комнату, а я убежала….
В январе 1942 всех жителей Ивани фашисты построили в колонну и погнали в сторону Орла, по пути распределяя по населенным пунктам. Меня с матерью и пятью младшими детьми поселили в доме старосты, в д. Кеньково Моховского района. Староста был рыжий злой мужик. На стене у него висел большой портрет Гитлера, украшенный полотенцами. Для пропитания он разрешил нам разбирать смерзшийся подплесневевший скирд прошлогодней ржи. Мы вручную обмолачивали снопы, зерно дробили на ручной мельнице и варили несоленую болтушку. В окрестных селах просили милостыню, так и прожили зиму. Весной стало легче. Собирали мерзлую картошку в огородах и пекли кавардашки, потом на лугу выросли щавель и лебеда. К весне и немцам стало голодно, дороги все развезло. Как только стаял снег, немцы стали посылать детей в поле - собирать для них щавель, листья одуванчика…
Летом 1942 г. стали набирать молодежь для отправки в Германию, в их число попала и я, но с одной из женщин мне удалось незаметно улизнуть. Мы прятались в соседней деревне, а когда я вернулась, то узнала, что староста выгнал нашу семью за то, что я сбежала. Нашла я своих в деревушке Кукуевка Орловского района, в пустой бревенчатой бане. Вначале хозяева подкармливали, потом приходилось побираться, а у кого что выпросишь, сами все голодали…
В июле 1943 г. немцы направили группу эвакуированных «на окопы»- углублять противотанковый ров в деревне Мелынь Мценского района. Ночью патруль привел нас с лопатами на объект, но работать не пришлось: небо осветили ракеты, непрерывно летали самолеты, шквал огня обрушился на землю. Утром всех жителей построили в большую колонну, а между людьми немцы втискивали свои орудия, раненых, многие были в нижнем белье. Так дошли до д. Извеково, где фащисты загнали нас в конюшню и закрыли. Все думали, что это конец.…Но через некоторое время ворота конюшни открыла какая-то женщина, сказав, что немцам было не до них, удирали без оглядки.
Сразу в родную деревню мы не вернулись, остались работать в колхозе, чтобы заработать немного зерна. Я была учетчицей, сестра Валя носила сводки в соседнее Плаутино. Осенью всех эвакуированных отправили по домам, и мы вернулись на Ивань. Стала я с мамой работать в своём колхозе «Пламя революции». Зимой она сильно заболела, и сестричка Валя через день бегала через речку на Картошник за четвертинкой коровьего молока. Но в январе 1944 г. мама всё-таки умерла, похоронили ее в одну могилу с двухлетней Люсей, умершей в декабре 1943 г. Копать мерзлую землю не было сил…
Осталась я за старшую. РОНО взял над семьей шефство, выдали хлебные карточки. Отоваривать их нужно было за четыре километра, на Грачёвке
( кило хлеба на 5 человек). Иногда хлеба не хватало, приходилось возвращаться ни с чем, тогда все впятером ревели.… Делать нечего, варила жиденький супчик из подмороженных овощей, что были поданы доброй рукой.
Вскоре Залегощенский РОНО в числе первых направил младших сестер Валю и Зою и пятилетнего Юру в детский дом, а братика Толю я не отдала. Осталась мы работать в колхозе. На каникулы забирала сестёр к себе. В конце марта 1944 года район послал брата на учёбу в ремесленную школу ФЗО, где он экстерном сдал экзамены за семилетку и поступил в Казанский индустриальный техникум, а потом закончил и летную школу в г. Вольске. Позже сестры тоже выучились, Валя получила специальность агронома, а Зоя, младшая, стала учительницей. Работала в Узбекистане, потом в Калининской, ныне Тверской области…».
Анатолий Алексеевич Ерёмин, брат мамы, вспоминая своё военное детство, рассказывает, как в начале оккупации все жители деревни старались сделать тайный запас продуктов. Когда пришли немцы, среди них нашёлся предатель, фашистский прихвостень, который показывал оккупантам обычные места таких схронов.… Запомнилось, что немцы не рубили дрова для печи, а топили целыми брёвнами, постепенно подпихивая их в топку. Для этого разбирали деревенские сараи. Однажды ранней весной загорелся один из домов с соломенной крышей, и немцы, опасаясь пожаров, велели раскрыть все соломенные крыши в деревне, а через два дня пошёл дождь.…Как своеобразный подвиг вспоминал дядюшка, как ему мальчишкой удалось стащить у немцев пистолет и спрятать в куче хвороста, и как рвануло, когда позже этот хворост кто-то поджёг!
Вспоминает своё военное детство Людмила Михайловна Горячева (Селиванова):
«…Когда началась война, мне было пять лет. В невыносимо тесных условиях приходилось ютиться, ведь дома заняли фашисты, и я заболела тифом. А вот выжила только благодаря участию немецкого повара, который тайком подкармливал: то шоколадку передаст, то тарелку супа…Повар был маленького роста, и между собой мы называли его Кузнечик. Однажды немцы привели пятерых пленных, и повар перебросил им три буханки хлеба. Больше мы Кузнечика не видели: его расстреляли свои же… ».
О том далёком, но памятном времени я расспросила тётю Валю, Валентину Алексеевну Крюкову(1929-2011) только в 2008 году, когда мы встретились на 80-летнем юбилее её брата, а нашего дядюшки Толи, и когда у меня уже зародилась мысль о книге. Воспоминания эти, прерываемые тяжкими вздохами , я тогда набросала в блокнот:
«… Весной 44-го из района набирали первые 12 человек – сирот для отправки в детские дома, и мы попали в их число. Детский дом был в посёлке Елионка Брянской области. Это была бывшая помещичья усадьба, два красивых здания с колоннами - отдельно для мальчиков и девочек. В бывшей конюшне размещалась столовая. До сих пор помню добрейшего человека, директора детдома Веру Поликарповну Мохненко. Воспитателем была её сестра, бывшая партизанка. В детдоме наш младший пятилетний братик Юра заболел менингитом. Стал жаловаться: «Няня, головка болит». Его отправили в госпиталь на ст. Воронка, где он и умер примерно 14 июля. Похоронили его в Елионке.
Ну, а мы жили, как и многие в то время. Я закончила семилетку, сама себе сшила платье к выпускному вечеру. При детдоме были свои мастерские, столярная и швейная, где мы получали первые трудовые навыки, которые потом очень пригодились. Хотели меня отдать в швейное училище, но потом позволили окончить десятилетку. Ещё у нас там был хороший помещичий сад, и я в свободное время с удовольствием помогала садовнику ухаживать за цветами. Он посоветовал мне учиться на агронома, что я и сделала: поступила в Мичуринский плодоовощной институт. Детский дом помог с одеждой, и ещё два года директриса присылала мне посылки.…А на каникулы, конечно, ехали к Нюре на Ивань. Она уже была замужем. Помню, как Пётр встречал нас на станции на лошадке…
После окончания института направили на работу в Аргунский плодопитомник, в восемнадцати километрах от Грозного…».
Ещё в Мичуринске тётя Валя познакомилась со своим будущим мужем – курсантом военного училища. Когда уехала в Аргун, дядя Юра чуть не потерял её, но узнал адрес через старшую сестру, нашу маму. В 1957 году они поженились, а в 2007 -отметили золотой юбилей. Жили супруги Крюковы, как в сказке, долго и счастливо, вырастили и выучили двух детей и двух внуков и умерли в один год…
Из воспоминаний моей тёти Валентины Фёдоровны Курасовой (Истратовой) (1931 -2013):
« …Первыми в деревню вошли каратели в чёрной форме, наводя ужас на мирных жителей, творя всяческий произвол… Следом наступали немецкие войска. Захватчики вольготно расположились по домам, выбирая лучшие. Мирные жители вынуждены были жить в сторожке за огородами, у фермы, да в маленьком домике Мельниковых… Воспоминания отрывочны, как листки календаря.… Самые страшные пережитые минуты: в наш дом вошёл немец и, наставив на маму пистолет, стал требовать, чтобы та сказала, где её «тохтер», дочери (в это время старшие – Настя, Мария и жена брата Ивана, Лиза, прятались в лесу).
Помню и такой случай: немецкий офицер, войдя в дом, увидел на оклеенном газетами потолке портрет Молотова, и несколько раз воскликнул: «О, Молотофф»! Он взял двухгодовалую дочку Насти Таичку на руки и, подкинув несколько раз, передал на руки перепуганной матери. Потом достал из кармана фотографию женщины с двумя детьми, показывая пальцем: «Майне киндер»!
В первые дни войны ушли на фронт многие мужчины, но пять из них, попав под бомбёжку, вернулись в деревню и прятались в подвалах. Вышли на свет - бородатые, обросшие, только когда пришли немцы. Стали им прислуживать, а после освобождения снова к нашим переметнулись. Теперь их уже в живых нет. Кто погиб, а кто потом и в ветеранах числился…
Отец наш, Фёдор Гаврилович, тоже был призван, но дошёл только до Ефремова, там комиссовали ( один палец на правой руке у него не разгибался после ранения в Первой мировой). Ещё с той поры немного знал немецкий язык. От него мы запомнили слово «бутерброд», выучили на немецком счёт до десяти… Поэтому отец понял требование немцев показать им короткий путь к Зуше. Повести - то он их повёл, но завёл в топкое место, в бучало, где тяжёлая техника начала вязнуть, а отец в суматохе сумел ускользнуть...
В эвакуации были в Моховском районе, в Кеньково, хозяйку звали тётя Сима. Помню, как пошла утром за водой и встретилась с разведчиком в белом халате.
-Немцы в деревне есть?- спросил он. Я сказала, что немцы за два километра в соседней деревне, потому что здесь нет воды, вот только по утрам и можно набрать.…На следующее утро в деревню вошли наши, и я опять увидела этого разведчика. И он меня тоже узнал, вышел из строя и, приобняв, сказал: «Спасибо, дочка, ты очень помогла своим».
Дети войны
Вот и дети войны,
завершая свой жизненный путь,
В мир уходят иной,
собираясь хоть там отдохнуть.
Им за семьдесят лет,
детям страшной, кровавой войны,
Но она до сих пор
будоражит их взрослые сны.
Холод, голод и страх,
и бомбежки, и гибель родных…
Крутит память кино,
у которого нет выходных.
Сладость мерзлой картошки,
да хлеб из мякины сырой…
Помнят дети войны
голос мамы: «Покушай, родной».
Помнят стог, что в пути
приютил и согрел всю семью.
И конечно, деревню,
родную деревню свою.
Сердце болью свело
и опять оборвался рассказ…
Вы простите меня,
что я сделала это за вас,
ДЕТИ ВОЙНЫ!
Глава 5
ОСВОБОЖДЕНИЕ.
Короткой строкой освобождение Залегощенского района описано в предисловии к «Книге Памяти» (Орёл, 1995.т.3):
« По 12 июля 1943 года включительно советские войска накапливали силы Брянского фронта, и в частности, 3-й Армии генерала Горбатова и 63-й Армии генерала Колпакчи…И вот наступило утро 12 июня. Грянуло наступление… В ходе боёв были освобождены деревни Ивань и Большой Малиновец, 13 июля –Евтехово, Грачёвка, Одинок, 14 июля –Кочеты, Суворово, 15-го-Сетуха»…
В «Хронике освобождения» указано, что деревню Ивань освобождали 308 стрелковая дивизия и 17-й гвардейский танковый корпус.
Семь десятилетий минуло с той поры, когда опалённая войной, пережившая немецкую оккупацию деревня стала возрождаться к мирной жизни. На братском захоронении Грачёвского сельского кладбища стоит памятник воину - освободителю и у 12-ти гранитных плит с фамилиями погибших в этих краях круглое лето цветут цветы… В боях за нашу землю пал смертью храбрых и получил звание Героя Советского Союза молодой лейтенант Николай Данилович Маринченко; его имя носит Ломецкая средняя школа…».
Я думаю, потомкам будет небезынтересно узнать, что совсем недалеко от здешних мест в июле 1943 года сражался командир БЗР-2(батальона звуковой разведки) Александр Исаевич Солженицын. Именно здесь за успешную и быструю подготовку личного состава, за умелое руководство по выявлению группировки артиллерии противника на участке Малиновец - Сетуха –Большой Малиновец командир БЗР-2 получил свой первый орден - Орден Отечественной войны II степени.
В Новосильском краеведческом музее собран большой материал обо всех дивизиях, освобождавших наш край, и я, конечно, просмотрела папки с воспоминаниями участников 308-й СД: вдруг найду какие-нибудь факты… И мне повезло.
Из воспоминаний ветерана 308 СД Виноградова В.Н.:
« 308-я стрелковая, награждённая орденом Красного Знамени за участие в Сталинградской битве, с боями прорывалась к Орлу. Ранним утром 12 июля река Зуша была форсирована нашими войсками. Оборона врага была прорвана, в первый же день мы отшвырнули немцев на несколько километров…К исходу дня, двигаясь широким фронтом, наша дивизия вышла на рубеж Евтехово – Ивань…».
Читая письмо в музей армейского разведчика А.Ф. Софронова, я вдруг в его описании местности узнала ивановские места:
«…До Орла ещё были десятки километров…Мой наблюдательный пункт размещался на возвышенном месте, на опушке смешанного леса. Позиции нашей пехоты были впереди внизу метров 400-500, где перед ними был какой-то и летом протекавший ручей, на западной стороне которого окопалась пехота противника…».
Лес, ручей Паниковец (другого ведь в округе не наблюдается), далее «чистое поле, что-то вроде паров…»- всё подходит под описание деревни Ивань!
И не тот ли немецкий офицер, показывавший снимок своих детей тёте Вале, встретился молодому бойцу этой дивизии Н. Сокольскому:
«…Меня заинтересовал немецкий блиндаж, и я свернул влево. Вдруг меня как будто кто толкнул. Я остановился, глядя в направлении неглубокого окопа. Скрючившись, в нём лежал человек в серо-зелёной шинели, не подавая признаков жизни. Я сделал шаг или два вперёд, держа палец на спусковом крючке автомата… В ту же минуту немец зашевелился (видимо, выдержка изменила ему), быстро встал на колени, заговорил на своём языке и, вытянув руки в мою сторону, суетливо пополз вперёд. Из его сумбурной речи я только и понял, что у немца «цвай киндер» и он просит не стрелять в него. Я показал пленному, куда он должен следовать, но у того или отшибло разум или он на самом деле ничего не понимал, заладил своё : «цвай киндер, «цвай киндер…Шисс никс, шисс никс» и показывает два пальца…».
Как оказалось, это был обер- лейтенант с важными документами и картой, который затем с помощью подоспевшего сержанта был отправлен в штаб.
В «Книгу Памяти» по Залегощенскому району внесены следующие уроженцы д. Ивань:
Иванов Василий Иванович, род. 1926,красноармеец 93 с.п., умер от ран 03.11.44 г.Захоронен Латв.ССР, Матавский у., м. Ламбас. Мать-Иванова Марина Константиновна (так я узнала о ещё одном Иванове - мамином двоюродном брате, прожившем всего 18 лет…)
Доманин Семён Гордеевич,1897, ….Родств: Доманина Анна Матвеевна.
Никеров Иван Алексеевич, род. 1895, красноармеец 1030 сп 260 д. Погиб 22.09.42,захоронен Житомир.обл, Емельчинский р-н, с. Караевка. Родств.-жена Никерова Евдокия Ф.
Овсянников Иван Дмитриевич, род. 1914, красноармеец, пропал б/в в дек.44 г.
Глава 6
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Вернувшись осенью сорок третьего из эвакуации, многие жители не застали своих домов. Некоторых не было совсем, от многих оставались только стены. Кругом зияли воронки, валялись гильзы от снарядов. Их складывали в штабели, как дрова, затем увозили на приёмный пункт. Стране нужен был металл. Надо было налаживать мирную жизнь…
На сайте администрации Залегощенского района приводятся такие данные о послевоенной жизни села:
«Огромные трудности приходилось преодолевать при восстановлении сельского хозяйства. Число колхозных дворов в районе по сравнению с 1940 годом сократилось на 23%, а население на 54%. На каждого трудоспособного колхозника приходилось около десяти гектаров пашни против пяти гектаров в 1940 году. Немногие тракторы и другие машины требовали капитального ремонта. Осенью 1943 года и весной 1944 года колхозники лопатами копали землю под посев зерновых культур, а в плуги запрягали уцелевших коров. Обработка земель была сопряжена с большой опасностью для жизни, так как значительные массивы их оказались заминированными. Поля Залегощенского района настолько были изрыты траншеями, дотами, дзотами и опутаны колючей проволокой, что использовать можно было не более 20-30 процентов их. Кроме того, два несчастья, одно за другим, обрушились на Орловщину: необычайно дождливая осень 1945 года и страшная засуха 1946 года. Большие потери были допущены при уборке урожая 1945 года: попрели сено и солома, плохо, с большим опозданием прошел сев озимых. На корм скоту в зиму I945—I946 годов была использована солома с крыш хозяйственных и жилых строений. Для этой же цели в лесах срезались молодые побеги деревьев и кустарников. От бескормицы начался падеж скота. Не хватало не только фуража, не хватало продовольствия для населения. Но люди стойко преодолевали послевоенные трудности, и постепенно жизнь улучшалась». ( Администрация посёлка Залегощь Залегощенского района Орловской области © 2013)
В 2013 году я побывала в Госархиве Залегощенского района, где меня ждало чудо… Просматривая дела с лицевыми счетами колхозников за 1945-1947 годы, я узнала знакомый почерк мамы, тогда ещё Ерёминой Анны Алексеевны. Именно она вела эти похозяйственные книги по учёту трудодней и причитающихся на них продуктов сельскохозяйственного производства. В 1945 году это были только пшеничная мука и шерсть, в 1946 году - только ржаная мука и капуста, в 1947-м к ним прибавились рожь, ржаная мука, яровая и озимая пшеница, просо, жмых, сено, в 1948 г-картофель…
Вот они, послевоенные труженики деревни Ивань, участники трудового фронта, члены 1-й полеводческой бригады:
Звено 1. 1946 г.
1.Овсянников Николай Дмитриевич
2.Овсянникова Мария Степановна
3.Гаврикова Екатерина Ивановна
4.Гаврикова Вера Григорьевна
5.Голдина Аксинья Никитична
6.Голдина Евдокия Матвеевна
7.Савенков Иван Матвеевич
8.Овсянников Алексей Матвеевич
9.Ерёмина Мария Спиридоновна
10.Ерёмин Спиридон Терентьевич
11.Ерёмина Анна Алексеевна
12.Овсянникова Мария Прокофьевна
13.Овсянников Павел Иванович
14.Голдин Александр Александрович
15.Голдина Матрёна Стефановна
16.Иванов Прокофий Харитонович
17.Иванова Мария Семёновна
18.Ерёмина Пелагея Александровна
19.Корчёнкова Аграфена Яковлевна
20.Никерова Евдокия Алексеевна
21.Истратова Аксинья Васильевна
22.Никитина Александра Яковлевна
23.Никитин Иван Иванович
24.Никитина Прасковья Дмитриевна
25.Корчёнкова Пелагея Никитична
26.Ивайкина Аграфена Степановна
27.Селиванов Алексей Иванович
28.Селиванова Татьяна Ивановна
29.Селиванов Михаил Константинович
30.Селиванова Пелагея Егоровна
31.Никерова Евдокия Фатеевна
32.Иванова Евдокия Алексеевна
33.Бобылёва Александра Фёдоровна
34.Гаврюшина Марфа Петровна
35.Иванова Анна Егоровна
36.Ерёмина Прасковья Ивановна
37.Иванова Александра Алексеевна
38.Гавриков Илья Михайлович
39.Гаврикова Аксинья
40.Селиванова Хавронья Алексеевна
41.Селиванов Терентий Александрович
42.Ульянова Екатерина Егоровна
43.Горшкова-Гаврикова Мария Михайловна
44.Иванова Марина Константиновна
45.Поляков Филипп Иванович( не член колхоза, письмоносец)
46.Бобылёв Никита Антонович
Звено 2. 1947 г.
Ивайкин Захар Фёдорович
Ячменёв Иван Федотович
Голдина Аксинья Никитична
Минаев Сергей Емельянович- бригадир тракторной бригады.
Федотова Екатерина Максимовна-учётчица тракторной бригады.
Горохов Михаил Николаевич –тракторист.
Абрамов Иван Иванович- дор. уполномоченный.
Печёнкин Тимофей Иванович-бригадир тракторной бригады (1950 г.)
Моя тётя, Курасова Валентина Фёдоровна, прочитала и тоже близко к сердцу восприняла ту статью в залегощенской газете «Маяк», где среди фотографий на газетной странице был помещён и снимок родного дома…
Её письмо ко мне с рассказом о строительстве этого дома я привожу почти полностью:
« … Много горестных воспоминаний навеял наш дом. У него очень длинная и горькая история. Началась она с 1943 года, когда мы вернулись на Ивань. На нашем огороде была землянка, на огороде у Грека, соседа, стояли немецкие пушки, а мы пришли на пепелище. Наш отец, Фёдор Гаврилович, начал разбирать накат с этой землянки, а под ним лежал убитый немец. Накат отец разобрал и все брёвна перетащил к месту, где должен быть дом. Всё делал один. Наш отец был богатырского сложения, хотя есть - то в те годы было нечего.
В колхозе начали строить скотный двор. Несколько человек, среди которых, точно помню, был Витя Иванов (1929г.р.), отправились в Германию за скотом. А на отца при строительстве скотного двора свалились стропила, и он упал без сознания. В сознание пришёл, но не встал уже. В ноябре 1943 года умер. И вот уже летом на корыте у нашего колодца собрался семейный совет: мама, Ваня, Настя, Мария, ну и я там же. Решали, строить дом или нет. Каждый из них маму брал к себе. Ну, а Валька? С Валькой мама никому не нужна...Я убежала в сад (меня никто и не хватился), легла в траву около разбитой машины и долго плакала, потом заснула. Разбудил меня Николай Бобылёв,сын старшей сестры Шуры...
Итак, начали строить дом. Строили деревенские мужички. Мама работала в колхозе. Её трудодни писали им и кормили их мы. Чем? Мария работала учительницей в Лесках, ей давали паёк (муку). Ваня каждый месяц присылал маме аттестат, по которому она получала 800 р. (это пуд хлеба). Вот на это и Мариину зарплату и кормили их. Мама взяла ссуду. Начали выращивать огурцы, помидоры, этим занималась Настя, а мама через плечо носила эти овощи в Залегощь продавать. Вырученные деньги сразу же относили в банк. Написали Ване, начал и он помогать выплачивать ссуду. Сразу скажу, что её потом «скостили» (как говорила мама). Может, потому, что у неё два сына были на фронте, может, ещё почему. Дом был оформлен на маму, а мы жили то в Селивановой хате, то у Грека, где и умер отец, потом у Грапочки …
Надо было конопатить дом. Мох Настя в Дубровке набрала, а как конопатить? Специалист запросил большую плату, пришлось Насте самой конопатить. Учителем её в этом деле был дед Свистун. Под Доманиным садом брали глину. Носили её Настя с Марией, иногда и я с ними. Потом месили её босыми ногами. Настя обмазывала, позже белила. За мелом ходила в Орловку (овраг такой). В 1946 году вернулся Пётр. Мы в это время жили у Грапочки: она с двумя детьми, Гавриковых четверо и нас четверо, Пётр пятый. Его раны и контузия давали о себе знать… Брат вскакивал по ночам, кричал: «В бой за Сталина, за Родину, за мной!..» Потом он уехал учиться на курсы шофёров, а когда вернулся, с кем-то договорился и нам привезли железа на крышу, да маловато; видно, у мамы не хватило денег. Огузок (как они говорили) покрыли соломой… Ещё много можно написать. Отпустить меня не хочет родина моя… Да, очень хочется ещё хоть раз ступить на ту землю, где родилась, прикоснуться к ней…».
В 1948 году Валентина Истратова уехала в Курск, к брату Ивану, закончила там торговый техникум, много лет проработала бухгалтером.
Таисия Ивановна Ерохина(1939 г.р.) вспоминает рассказ своей мамы (а нашей тети Анастасии Фёдоровны Гостевой) о том, что в Орловом овраге за деревней, напротив поворота на Евтехово, было много добротных немецких блиндажей. Брёвна на них немцы брали с недавно построенных сельских школ, и крепкую крышу редко пробивали снаряды. После войны ребята постарше бегали туда и приносили осколки зеркал на радость своим подружкам. В полуподвальных бункерах у немцев были склады, где после их отхода оставалось кофе в зёрнах. Со всей округи туда ходили, хотя у входа лежал убитый фриц…
А когда в годы войны у немцев пропали продукты, немцы расстреляли одного мальчишку, хотя он был не причём, а продукты взяли наши голодные пленные. Несколько дней его не разрешали хоронить. Фамилии не помнит, а мать мальчика звали тётя Катя…
Ещё в овраге можно было найти хорошую белую глину, которой местные жители белили хаты и земляные полы.
С добрым чувством вспоминают многие уроженцы Ивани коллективные праздники: 1 Мая, 7 Ноября, которые отмечали всей деревней. Ради этого резали колхозного барана; в огромных чугунах кипели наваристые щи, в русской печке упаривалась духмяная каша. Кашеварили обычно тётя Поля Ерёмина (старшая Семёниха) и наша баба Катя Ульянова. Днём кормили детей, а вечером за общий стол садились взрослые. Стол накрывали в приспособленном под колхозный клуб бывшем доме Доманиных. И какое же застолье без песен! Пели, как и везде, «Ой, мороз, мороз…», «При лужке…», «Окрасился месяц багрянцем…», «Коробочку» с припевом: «Цыганочка, ока-ока, цыганочка, черноока, цыганочка чёрная, погадай…».
Кстати, где-то в 60-х годах цыгане работали в колхозе, жили на краю деревни. Правда, работали только мужчины, управлялись с лошадьми, а цыганки ходили по окрестным деревням, гадали, прихватывая, что под руку попадётся: кур, поросят… Однажды унесли целый выводок гусят вместе с плетушкой, но милиция быстро их вычислила. Однако в своей деревне цыгане не безобразничали. Мы с сестрой помним одну девочку-цыганку Стешку, которая играла вместе с нами и пыталась научить нас цыганскому языку… Ещё она умела выворачивать наружу нижние веки, что выглядело очень устрашающе, а мы, глупые, пытались это повторить…
Родители уехали из Ивани, кажется, накануне моего рождения, в 1952-м. Но мама всегда вспоминала те годы как лучшие, наверное, в своей жизни…
И всю жизнь хранила, как самое дорогое, тонкую тетрадку со стихами и песнями, подаренную ей отцом в декабре 46-го. На предпоследней странице - надпись:
«Несколько песен для Нюры Ерёминой записал по памяти П. Истратов».
И дата: 5 декабря 1946 года. В тетрадке - любимые отцом песни: «Когда простым и нежным взором…», «Крутится, вертится шар голубой», «Шаланды, полные кефали…», «Тёмная ночь»… Теперь эта тетрадочка с почти истлевшей обложкой - наша семейная реликвия, как и старенький, но исправный комнатный термометр на деревянной основе с датой: 1948 год. Может, быть, это одна из первых семейных покупок наших родителей?
Были у папы трофейные карманные часы «Аристон», на красивой цепочке,
и мы с сестрой любили рассматривать отцовские медали и эти часы. А вот рассказывать о войне он не любил… Жили мы небогато, и, работая в лесхозе, многие необходимые в доме вещи папа сделал своими руками: две этажерки, кухонный стол, сундук, шкаф и полки для посуды. Некоторые из этих предметов служат нам и сейчас.
В нашем доме всегда были книги. Я с шести лет была записана в библиотеку, брала книги и для родителей. Папа всё свободное время проводил за чтением. По подписке мы многие годы получали «Роман-газету» и помню, как родители по очереди читали вслух роман Г.Николаевой «Битва в пути»… Самые старые книги, доставшиеся нам от родителей –
« Избранное» Бальзака 1949 года и томик Некрасова.
Глава 7
КАК УЧИЛИСЬ НАШИ ПРЕДКИ
До революции в округе существовала церковно-приходская школа, которая размещалась неподалёку от Грачёвской церкви. Из «Отчёта инспектора народных училищ С. Мачавариани за 1912 год» узнаем, что преподавание в ней вели один учитель и один законоучитель, которые получали из кассы соответственно по 360 и 30 рублей в год. На 1912 год обучалось 49 мальчиков и 10 девочек.
Позже средняя школа находилась в Ломцах, в бывшем барском доме Голицыных, с кирпичным низом и деревянным верхом. Внизу был актовый зал, наверху – три проходных класса и учительская; наверху, в боковой пристройке – библиотека (библиотекарь- Кудинова Мария Григорьевна), а под ней первый класс. За отдалённость тех, кто учился в пристройке, называли камчадалами. Мама вспоминала, что с собой в школу носили в мешочке миску и ложку для завтрака, а на завтрак обычно был пшённый кулеш да чай. Запомнила она и своё первое коричневое шерстяное платье, которое отец привёз из города к учебному году.
Директором послевоенной школы был Макаров Пётр Андреевич.
Учителями, как вспоминают их послевоенные ученики, были Макарова (Ларионова) Зоя Петровна, Заблоцкая Ольга Ивановна (начальные классы); Бобылёва Марфа Никитична, Бывшева Мария Васильевна. До войны работали в школе супруги Супрутские - Екатерина Евгеньевна и Николай Николаевич.
Ломецкая участковая больница тоже размещалась в старинном здании, построенном ещё Голицыными, недалеко от школы. (Старые стены прочной кладки стоят и сейчас). Врачи, которые лечили наших предков, менялись.…Одного из них, по воспоминаниям, звали Павел Петрович Самохин. Долго работали в этой больнице фельдшер Людмила Тихоновна Соколова, медсестры Елена Александровна Никерова, Евгения Александровна Аброськина, Мария Васильевна Клевина. Санитаркой трудилась двоюродная сестра мамы из Затишья Матрёна Филипповна Истомина. Некоторые из них есть на снимке неизвестного фотографа.
И снова - опосредованные воспоминания сестры Лиды о том, как родители ходили в школу:
«…Мама говорила, что зимой она на коньках по речке в школу до Грачёвки ездила, а там только на горку подняться.…А ещё вспоминала, как они все обычно шли из школы домой на Ивань и баловались, снежками кидались, толкались; один наш папа был всегда серьёзный и по дороге до дома успевал решить в уме все задачи, что задавали.
Уроки пения в школе вёл Егор Сидорович Истратов. Наверное, он был глуховат, и школьники, отвечая у доски ноты, вместо «До, ре, ми, фа, соль, ля, си, до…» передразнивая его, пели гамму так: «Е-гор Си-до-ро-вич- Се-дой…»
А ещё как-то давно перед Пасхой мама рассказывала, как она ходила перед войной на Грачёвку святить куличи, а пока несла их домой, корочку обгрызла. А дома за это отругали, ведь кулич был сверху обрызган святой водой, и все так ждали, чтобы разговеться…».
ЛЮДИ И СУДЬБЫ (начало новой главы во 2-м издании книги)
О жителях послевоенной деревни, их предках и потомках…
Ниже – перечень хозяев по порядку, как мне называла мама, и как о них рассказывалось в первом издании книги. Начиная от Грачёвки:
Багровы, Кондрашкины,Ивановы, Мельниковы, Гавриковы, Селивановы, Ерёмины, Ивановы, Бобылёвы, снова Ивановы, Иванова, Никеровы, Ивайкины, Селивановы (2 дома), Корчёнковы, Никитины(2 дома), Гавриковы - Истратовы), Никеровы, Корчёнковы…. Пройдя по шаткому мостика через овраг, попадём на Поповку. Здесь жили Ерёмины, Гавриковы, Голдины, Овсянниковы, Ерёмины(2 дома), Овсянниковы, Голдины(2дома), Ерёмины, Гаврикова, Голдины, Овсянниковы…. А не так давно ко мне попал ещё один перечень жителей д. Ивань, проживающих здесь до войны. В нём 45 домов и одна землянка. Пользуясь записями своего отца, его составила Нина Яковлевна Селиванова (вечная ей память!) Благодаря списку, я добавила в книгу новые имена, отчества…. Для удобства потомков ивановских жителей в переиздании все фамилии будут размещены по алфавиту.
Семье Доманиных посвящена отдельная глава.Спасибо всем потомкам за информацию! Второе издание книги вышло благодаря их рассказам и фотографиям!В книге теперь 174 страницы против прежних 90.Более выразительной стала обложка книги. Если кто-то из потомков указанных выше семей прочтёт эти строки -пусть напишет в личном сообщении свой адрес и я вышлю книгу.
Побыла вчера на Ивани я...
Та картина мне сердце ранила:
У пустых домов - лишь бурьян стеной,
Речка высохла, поросла травой,
Двери настежь все, перекошены,
Среди горницы вещи брошены...
Подняла с земли фотографию:
Вот она, твоя биография,
Наших предков земля родимая,
Нам, как воздух, необходимая.
Сколько видано, сколько пройдено...
Где вы все - Ивановы, Голдины,
Селивановы и Корчёнковы...?
Чтобы жизнь не была зачёркнутой,
Я о вас написала прозою.
Пережили вы годы грозные,
Возродили деревню заново,
А теперь она в Лету канула...